Текст книги "Оружейник Империи (СИ)"

Автор книги: Илья Городчиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Ладно, дружище. Значит, выбираться будем вместе.

Глава 21

Мало когда в своей жизни я радовался несовершенству государственного механизма, который должен действовать как отлаженные часы. Обычно всякого рода ошибки несли с собой лишь проблемы и дополнительные трудности, но иногда для обычного человека проблемы государства были хорошей помощью. Обычно я пользовался неточностями, стараясь хоть немного снизить налоговое обложение, но сейчас хорошей помощью для меня выступили серьёзные ошибки в полиции, а точнее отсутствие у них связи между отделами.

Уходить было решено просёлочными дорогами. Метель тогда началась внезапно, как это часто бывает в холодные декабрьские ночи. Я поднял воротник дорожного тулупа, но колючие иглы ледяных снежинок всё равно как-то находили дорогу к шее. Впереди, едва различимый в снежной белой стене, шагал казак. Не видно было ни зги, а потому только его спина в серой солдатской шинели выступала единственным возможным ориентиром. Сзади, посапывая от напряжения, шагали близнецы-революционеры, вызвавшиеся проводить меня до нужного места самолично.

Три дня мы уже двигались по просёлочным дорогам, избегая больших трактов и известных дорог. Не хотелось, будучи на своих двоих, встретиться с людьми, понимая, что сбежать так просто не получится. Хотелось добраться как можно спокойнее, без частых встреч. Теперь же, когда до границы было рукой подать, обойти пост было просто невозможно. Всё же, это был небольшой единственный мост через не успевшую достаточно замёрзнуть речку Серебрянку, на которой переправа практически всегда контролировалась небольшим постом полицейских.

Перед постом мы расположились на небольшой отдых. Хотелось перевести силы перед финальным рывком перед покиданием границ губернии, которую сейчас чуть ли не носом рыскали «государевы псы». Пока что нам удавалось перемещаться достаточно спокойно и скрытно, чтобы не попадаться на их взор, но сейчас придётся встретиться с ними так или иначе.

Разводить костёр мы не спешили, опасаясь обнаружения, отчего сидели смирно, дожидаясь, пока один из близнецов не вернётся с разведки. Сомнительно, что у него был боевой опыт, но понаблюдать за полицейским постом, сотрудников которого разъедает скука – дело не столь сложное и не требующее особенных навыков.

Вернулся он меньше чем через час, и когда я заприметил его на подходе, то сначала подумал, что к лагерю идёт никто иной, как настоящий снежный человек – настолько был покрыт снегом этот здоровяк. Даже длинная курчавая борода от снега превратилась в сплошную бурую льдину. Много слов он не сказал, лишь приказав подниматься и спокойно идти по дороге, особенно никого не опасаясь.

Примерно в версте от поста нас ждали запряжённые парой коней сани с сидящим на козлах мужиком, который спокойно, постепенно покрываясь слоем снега, курил трубку. Это был Яшка Птицелов – ещё один из сети помощников, созданной синдикалистами по всей губернии. Его узкие глаза издали уже блестели хитрецой, а когда мы подошли близко, чтобы можно было осмотреть людей в метели, то сразу было понятно, что лисиной хитрости ему было не занимать.

– Значится, вот ещё парочка моих мешков с мукой? – извозчик хитро прищурился и ощерился.

– Чего? – с угрожающей интонацией спросил Семён, многозначительно засовывая ладонь в карман шинели.

– Не кипятись, казачок, – Яшка затряс ладонями. – Ничего сверх меры – простая скрытность. Обоз с мукой идёт к утру на ту сторону. Возчики – это наши товарищи. Вас в мешки засунем, а поверх кули положим.

– А если что-то не так пойдёт? – я усомнился и почесал успевшую растрепаться бороду. – Нас же прямо там и примут. Тогда и нас в тюрьму, и тебя упрячут в казематы.

Яшка согласно кивнул, после чего задумчиво посмотрел куда-то сквозь меня. Раздумывал он несколько секунд, после чего ткнул в сторону Семёна: – Казачок, а ты как с ружьём ладишь?

– Ты серьёзно? – Семён нахмурился и всё же сунул ладонь в карман, и послышался хруст взводимого револьвера. – Сам-то понимаешь, что вообще мелишь?

– Тогда держи. Пусть лучше у тебя будет, а я револьвером обойдусь.

Мужчина расстегнул полушубок и вытянул из пришитой внутри петли обрез курковой горизонтальной двустволки. Оружие было сделано правильно и даже профессионально: стволы обрезаны под правильным углом, приклад укорочен, сделана хоть сколько-то ухватистая рукоять, а деревянные детали обработаны лаком. Семён быстро перенял оружие, в одно движение переломил обрез и вынул изнутри два патрона.

– Ты на перепёлку мне предлагаешь охотиться? – скептически спросил казак, возвращая латунные столбики обратно в стволы. – Мелкая дробь – с такой только птицу бить.

– Нормально. Если руки из прямого места, то с пары метров и этого тебе хватит. Дробь даже из обреза на таком расстоянии не разлетается, так что единым кулаком ворога ударит. Так что прячь его под шинель давай и будем вопросы решать. – Яшка ссыпал горсть патронов казаку в протянутую ладонь и сразу же продолжил говорить: – Давай сделаем так, казачок: будешь моим пьяным братом. – Извозчик поднял одеяло на козлах и передал моему телохранителю бутылку из толстого стекла, с мутной жидкостью внутри. – Рот прополощи и можешь глотнуть немного для согрева. Не боись – сивуха нормальная. – Дождавшись, пока Семён прополощет рот самогоном, Яшка хлопнул в ладони и показал нам на сани: – Давайте загружаться. Ждать нам не с руки.

Мы запрыгнули в сани, разместившись на подложке из соломы. Сверху на меня положили несколько холщовых мешков с весьма увесистым содержимым. Наверху было несколько десятков или даже сотен килограммов. Благо, вес был распределён по всему телу, и можно было лежать с относительным комфортом.

Рассвет застал нас у последнего поворота перед мостом. В щели можно было увидеть первые лучи. Я лежал, стараясь не двигаться, да и больших возможностей к этому не было. Всё же, давило на меня очень и очень прилично, и только с большим трудом можно было двинуть конечностями. Тело ныло от неудобной позы, но больше всего пугала неизвестность. Раньше я мог хоть сколько-то участвовать в собственной судьбе, а теперь приходилось полностью полагаться на других людей. Единственное, что мне было позволено, так это слышать скрип тяжёлых полозьев, ругань возчиков и отдалённый лай собак.

Обоз остановился неожиданно. Раздались тяжёлые шаги, отдающиеся скрипом снежного покрытия на земле – это полицейский обходил сани, тыкая шомполом в мешки. Ходил он долго, проверяя каждый мешок сверху, но, видимо, не собирался напрягаться для того, чтобы доставать мешки снизу.

– Что везёшь? – раздался приглушённый мешками грубый голос.

– Муку в уезд, ваше благородие! – голос Яшки был слащаво-угодливым. – С просроченной печатью, но исправник наш разрешил…

Шомпол нашёл щель и ударил в мешок всего в сантиметре от моего глаза, ткнувшись в стандартный мешок.

– А это что? – шаги приблизились к саням, где сидел Семён, обнявший бутыль.

– Брат мой двоюродный, ваше благородие… – голос Яшки дрогнул и стал жалостливым настолько, что его захотелось заткнуть. – С похмелья он – сильно перебрал вчера. На водовозке сегодня ночевал.

Раздался звук оплеухи. Семён сначала заскрежетал зубами, после чего застонал специально громко, немного расплескав из бутылки ещё одну сивуху, из-за чего резкий запах домашнего самогона разлился по воздуху. После этого послышалась грубая ругань полицейского, шаги которого отдалились, и послышался скрип тяжёлого шлагбаума.

– Чтобы к вечеру был в участке! – рявкнул жандарм. – А то в холодную упрячу самолично!

Шлагбаум скрипнул, кони фыркнули, и сани дёрнулись вперёд. Князь почувствовал, как они въезжают на мост – под полозьями запел намёрзший лёд. Только через версту, когда последний пост остался позади, Яшка вместе с телохранителем принялись разгружать мешки. Я вывалился в снег, отряхиваясь от зерновой трухи.

– Проехали, князь, – просто сказал Яшка-птицелов, доставая из-под мешков два наших ружья и забирая собственный обрез из рук казака. – Теперь до границы три часа ходу во-о-он в ту сторону. – Извозчик показал в сторону леса, где едва угадывалась тонкая тропа, чтобы пробраться по которой придётся постараться. – Лучше уже сейчас выдвигайтесь. Версты полторы пройдёте и ручей будет – там проводника и ждите. Он вас сам найдёт.

Яшка махнул нам рукой, тронул лошадей. Сани двинулись вперёд, оставляя на снегу двойные следы – от саней и четырёх пар ног. Мы же, ещё немного простояв, шагнули в сторону леса и стали продираться внутрь, высматривая при этом едва заметную тропу.

Замёрзший ручей встретил нас через полчаса. Он петлял между елями, напоминая ледяную змею. Я присел на корточки, проверяя следы – наши ноги оставили серьёзные отпечатки на свежем снегу. Семён, опираясь на винтовку, напряжённо всматривался в лесную чащу. Если верить синдикалистам, то уже сейчас должен ждать проводник. Нужно было, чтобы он прибыл как можно скорее, ведь для плутания по незнакомому лесу у нас не было ни припасов, ни тепла.

Первая пуля ударила в ствол сосны над моей головой, рассыпав снежную шапку. Резкий звук выстрела прокатился по лесу эхом, заставив меня вскрикнуть и сразу же припасть на колено.

– Засада! – Семён рванул меня за полушубок, стаскивая в небольшую лощину.

Снег вздыбился в месте, где мы только что были, градом пуль. Полиция шла по лесу широкой цепью, используя деревья как укрытия. Серые шинели сливались с зимним лесом, а шашки блестели в ножнах в утреннем свете.

Я выхватил револьвер из кобуры, ощущая, как холодный металл прилипает к голой ладони. Патронов сейчас у меня было в достатке, но стрелять нужно было метко. Всё же, если против нас пустили полицию, то есть ещё шансы. Боевого духа у них куда меньше, чем у солдат и, тем более, у опричников.

Семён скрытно прыгнул за поваленное дерево. Его ружьё коротко шарахнуло – картечный кулак ударил в полицейского. Фигура дёрнулась и упала в сугроб. Послышались быстрые и яркие ругательства.

– Не меньше восьми их, – сквозь зубы процедил Семён, перезаряжая ружьё.

Я поднялся из-за своего укрытия и прицелился в одну из фигур, которая перебегала от укрытия к укрытию. Первый выстрел – промах. Второй выстрел – полицейский схватился за плечо и скрылся за деревом. Он обронил винтовку, которая теперь лежала в снегу. Сразу же забахали выстрелы, заставившие меня прижаться к земле. Слишком часто и быстро засвистели пули, будоража нервы.

Полицейские начали манёвр – трое остались для прикрытия, тогда как остальные двинулись в обход, стараясь обхватить нас с флангов. Винтовки хлопали часто и быстро, принуждая не стрелять и ещё сильнее прижиматься к земле, скрываясь от жужжащих пуль.

Револьвер вернулся в кобуру, я на мгновение высунулся из-за укрытия, выпаливая из двух стволов одновременно. Один из маневрирующих упал лицом в снег, но остальные залегли, прекращая свой стремительный манёвр.

– Патронов мало, – проворчал Семён, ощупывая подсумок. – Дюжина всего осталась. Отходить надо.

От выстрелов из снега вырвался какой-то зверёк. Он рванулся чёрной тенью по снегу, и сразу из нескольких винтовок в горячке боя по нему выстрелили. Воспользовавшись замешательством, я вновь шарахнул дуплетом по врагу, прижимая его к земле, и побежал в сторону. Нужно было бежать как можно быстрее, пока полиция застопорилась в своём нападении. Пули срезали ветки над нашими головами, отчего мы шли, едва ли не постоянно спотыкаясь на каждом шагу. Противника всё равно было больше, и плотность стрельбы стала значительно выше.

Незнакомый лес заставлял о себе знать, и вскоре мы кубарем покатились по пригорку, попутно собирая при этом вообще всю растительность, которая росла на склоне. Снег забивался во все щели, за шиворотом образовался целый сугроб, а лицо изрезали многочисленные ветки, оставляя за собой неглубокие, но саднящие и кровоточащие раны. Уж не знаю, сколько кувырков мы сделали к тому моменту, как оказались внизу, но болела каждая частичка моего многострадального тела.

– Поднимайся, Семён!

Я подхватил лежащего рядом в сугробе казака за шиворот и поволок его дальше в лес. Похоже, что он успел удариться головой о что-то во время полёта, а потому приходил в сознание с большим затруднением, что-то бормоча и очень вяло шевеля ногами. Тащить такого здоровяка было тяжело, а потому я обливался потом так, словно проводил многочасовую тренировку кардио. Всё же, снега к этому времени навалило прилично, а потому и ноги нужно было поднимать высоко, чтобы ещё и не выполнять задачу ледокола.

Что-то резко рвануло меня в левую руку. Боль почувствовалась не сразу, но я успел развернуться, отпустить воротник шинели Семёна, после чего рухнул на колено, перекидывая двустволку с плеча. На вершине того склона, с которого мы кубарем летели несколько минут назад, выстроилась целая цепочка из оставшихся в живых полицейских. Они старательно палили в нашу сторону, и только лишь густые древесные ветви позволяли нам не превратиться в полные дырок дуршлаги.

Я прижал ружьё к плечу и два раза нажал на спуск, направляя воронённые стволы в сторону противника. Крупная картечь на таком расстоянии не сохраняла своей убойной силы, но двух громоподобных выстрелов хватило для того, чтобы хоть немного отогнать врага от склона.

Я вновь схватил Семёна и попытался бежать. Снег помогал перетаскивать этого немаленького телохранителя, хотя именно его работой была защита меня, но никак не наоборот. Вот только бросать его было неправильно, тем более что казак понемногу стал восстанавливаться и уже понемногу помогал мне, хоть как-то работая ногами.

– Револьвер дай, княже…

Семён очнулся и просьбу произнёс слабым голосом, но раненой рукой я вытянул оружие из кобуры и протянул его казаку не глядя. Он оружие принял и начал почти не прицельно палить в сторону противника, пытающегося догнать нас и потому аккуратно спускающегося по обледенелому склону.

Когда мы вышли из леса на небольшую полянку, то начала подниматься метель. Ветер был мощным порывистым, увлекающим за собой. Я успел набрать весу и укрепить мышцы с момента моего провала, но даже так страшный ветер сбивал в сторону, заставляя ещё больше тратить сил для того, чтобы утянуть за собой напарника.

В моменте боец остановил меня и поднялся на ноги, используя меня же в качестве упора. Наконец, ему удалось подняться, и боец обхватил меня за шею, постепенно шагая в сторону противоположного конца поляны.

Вьюга завывала, снег рвал кожу ледяными кончиками игл, а мы вдвоём шагали по снегу. Идти быстро не получалось, Семён тяжело дышал, пыхтел как паровоз, шагал тяжело и почти всегда норовил рухнуть в снежное покрывало, но всё равно скорость смогла возрасти.

Не знаю, сколько вообще прошло времени к тому моменту, как обессиленные мы рухнули в плотном укрытии деревьев. Я успел нарубить ножом лапника. Получилось не быстро, но даже во вьюге худо-бедно построили шалаш. Он спасал от ветра не так хорошо, как мне бы этого хотелось, но даже так была малейшая возможность не помереть от холода, да и рана на руке давала о себе знать.

– Прорвёмся, княже, прорвёмся, – прошептал уставший Семён. – Сейчас метель закончится и будем выбираться.

– Да сиди ты, Сёма, – я похлопал здоровой рукой по плечу всадника. – В себя приходи давай.

Пришлось снять полушубок, срезать целый рукав рубахи и перетянуть им рану. Хотелось бы развести костёр, но шумящий вокруг ветер не позволял сделать этого, хотя холод понемногу начинал промораживать.

Глава 22

Лес стоял плотной чёрной стеной. Ночь сгустилась между стволами, обволакивая нас холодным, липким мраком. Я шагал, стиснув зубы, чувствуя, как горячая кровь всё равно проникает сквозь сжатые пальцы и натянутые бинты. Каждый вдох обжигал лёгкие, боль как река растекалась по телу, а каждый шаг давался с трудом, будто под ногами был не снег, а вязкая трясина, которая готова поглотить меня целиком. Рука, лежавшая на плече, дрожала, но не от холода, а от тяжёлой потери крови. Семён, хоть и сам побитый, уставший, вспотевший, теперь сам помогал мне двигаться, упрямо пробиваясь сквозь заснеженные заросли.

– Ещё немного, княже… Потерпи, дойдём скоро.

Слова казака я слышал плохо, они пробивались через каменную вату, набившуюся в уши. Сознание стремительно плыло, мешаясь с тенями, что ползли из-под век. Перед глазами плыли воспоминания: перестрелка у ручья, крики, стрельба, пороховой дым, мёртвые глаза убитых полицейских, ругань.

Ветер завывал между стволами, будто насмехался над нашей беспомощностью и страшной болью. Снег наконец перестал валить сплошной белой стеной, закрывая обзор и морозя, но даже от этого не становилось легче. Хотелось просто лечь и уснуть, отправиться в небытие, но казак продолжал переть дальше несгибаемой стеной, крепко поддерживая меня за плечо рукой. Даже оружие моё он забрал себе, как и простейший вещевой мешок, который нам выдал давешний лесник. Вес был не столь большой, но Семён даже так пожелал облегчить моё существование.

Казак воскликнул что-то непонятное, и я попытался сконцентрировать остатки сил, чтобы увидеть удивившее казака. Это была избушка, стоящая в глубине леса вдалеке от дорог, звериных троп и охотничьих направлений. Здание полуразвалившееся, с покосившейся крышей, заваленной снегом. В ней угадывалась охотничья времянка, которых по губернии и всей стране строили бесчисленное множество, чтобы переждать непогоду, отдохнуть и провести простейшие манипуляции со снаряжением и добычей. Стены здесь были сложены из грубых брёвен, почерневших от времени, стыки заложены мхом, но дверь, хоть и скрипела на ржавых петлях, продолжала держаться.

Семён толкнул дверь плечом, и та с пронзительным скрипом поддалась. Внутри пахло сыростью, прелью и пеплом – кто-то разводил здесь огонь не так давно. В углу стоял старый грубый топчан, застланный неизвестного происхождения полотном, рядом – печь-буржуйка с выведенной в потолок трубой, покрытой пятнами ржавчины. На полу валялись обрывки верёвок, пустые ружейные гильзы, оставленные каким-то неизвестным охотником, да смятая жестяная консервная банка.

Семён осторожно опустил меня на лежанку, затем, стиснув зубы от боли в голове, запер дверь на засов. После этого он принялся обыскивать избу на предмет полезного. Прошло несколько минут, после чего он наконец победно поднял в руке холщовый мешок, но узнать, что внутри, мне не удалось – сон окончательно забрал меня.

Пробудила меня жгучая боль. Кто-то лил на рану нечто обжигающее – спирт, самогон, а может быть, и простой кипяток. Я вскрикнул от боли, попытавшись отстраниться, но руки держали меня. Было такое ощущение, что раненную руку держали в адской печи, зажаривая, чтобы подать на стол чертям.

Темнота за окнами была густой, почти осязаемой, разгоняемой лишь огнём. Ветер выл в щелях между брёвнами, заставляя пламя в печи вздрагивать и извиваться, напоминая живое существо, которое старательно пытается сбежать из железных оков буржуйки. Тепло едва растекалось по избе.

Я приподнялся на локте целой руки, и мир сразу поплыл перед глазами. Голова гудела, будто в неё вбили гвоздь-двухсотку, а в руке огнём пылал разрез, который успели кое-как зашить. Рукав же был разорван, а под остатками виднелась тугая повязка из обрывков ткани, пропитанная чем-то резко пахнущим.

Казак сидел на полу, прислонившись к стене, и чистил мой револьвер. К моему удивлению, его лицо было как обычно открытым и грубым. Голова была перемотана, следов большого кровотечения не наблюдалось. Не было видно усталости – лишь сосредоточенность.

– Сколько прошло? – спросил я и потянулся к небольшой эмалированной кружке, стоявшей рядом с моей тахтой, после чего сделал несколько быстрых глотков, утоляя сильную жажду после кровотечения. Стало значительно лучше, даже зрение перестало плыть, а картинка успела хоть сколько-то устояться. Захотелось поесть, но бушевавшая внутри тошнота явно указывала, что лучше сейчас этого не стоит. К тому же еды у нас было весьма немного, и стоило экономить, пока не получится отыскать выход из леса.

– Ночь прошла. Скоро уже рассвет будет.

Семён поднялся, зашагал к печи и подбросил щепок в её горящие внутренности. Огонь на мгновение вспыхнул ярче, осветив лицо казака – запавшие глаза, резкие тени под скулами. Хотя, несмотря на недоедание, по лицу телохранителя было видно, что живётся ему несладко. Возможно, лежал я уже не первую ночь, а сотрясение головы явно не помогало Семёну в быту.

Ночь тянулась мучительно долго. Я ощутил, как у меня стало значительно больше сил, несмотря на то что ели давно и не то чтобы очень много. Сразу становилось понятно, что нужно охотиться. В голове появились воспоминания той охоты, убитого кабана. От этих воспоминаний во рту появилось аномально много слюны. Сейчас бы затащить его сюда, разделать ножами, да бросить вариться в найденной здесь же помятой кастрюльке. На голодный желудок даже подобная еда подходила просто отлично, без всякой соли и дополнительных специй.

– Надо на охоту идти, – заявил я, присаживаясь на кушетке и проверяя оставшиеся в патронташе патроны, которых сейчас было всего с десяток, половина из которых дробью начинены, а другие пулями. – Непонятно, сколько сидеть здесь придётся, а без еды мы очень быстро ноги двинем.

– Как ты себе это представляешь, княже? – казак ухмыльнулся, отщёлкнул барабан и несколько раз ударил по нему ладонью, проверяя на смазанность. – У меня голова болит так, что по твоему колоколу ударили, а у тебя рука подстрелена. На нас двоих даже одного нормального охотника не выйдет.

– А какие ещё варианты могут быть? – я переломил двустволку и посмотрел сквозь стволы на огонь, проверяя на лишний нагар. – Без жратвы мы всё равно долго прожить не сможем. Мне кровь потерянную надо восстанавливать, да и просто зубы придётся иначе на полку положить. Если мы уж от полиции уйти смогли, то помирать от голода уж совсем не с руки как-то. Патроны на ружья имеются, горсть на револьвер тоже найдётся, так что надобно бы дичь какую подстрелить.

– И сколько, княже, ты тут планируешь сидеть? До второго прихода Христа?

– Спросил бы чего попроще, – я выдохнул и упёр приклад дробовика в пол, сложив ладони на стволы ружья, после чего поверх положил голову. – Пока не восстановимся, а лучше вообще до лета бы здесь досидеть. – я перехватил озадаченный взгляд казака, после чего, вздохнув, принялся за разъяснения. – Перестрелка в лесу была? Была, и несколько погибших полицейских осталось. Плохо, что погубили мы нескольких, но ещё хуже, что остальные в живых остались. Не по-христиански это, Семён, но сейчас они знают, что мы в лесу прячемся, а значит либо рыскать будут, либо подумают, что мы сгинули в лесу и закончат свои поиски.

– А если сюда выйдут? – спросил казак, слегка повернув голову набок.

– Могут и выйти. Есть в этом разумное зерно, но без еды мы долго не выдержим. Если же снегов долго не будет, то наши следы очень быстро обнаружат, и тогда совсем конец будет. С собаками искать будут – и капец нам, дружище.

– Хорошо, княже, ты здесь главный, так что будем по-твоему поступать.

На охоту мы вышли через пару часов. Тишина в лесу была звенящей, почти невыносимой. Каждый шаг по рыхлому снегу отдавался в висках тихим глухим стуком, и я ловил себя на том, что задерживаю дыхание, будто боясь спугнуть саму зиму. Рука ныла, воздух обжигал лёгкие, острый, как лезвия ножей.

Мы шли уже пару часов, выслеживая добычу. Семён заметил следы быстро – чёткие отпечатки копыт, уходящие в чащу. Это была косуля. Если повезёт, то она даст нам мясо, может быть тёплую шкуру, а главное – силы, чтобы продержаться ещё несколько суток. Правда, чтобы получить добычу – придётся потратить очень много сил. Выследить мало – необходимо сделать один точный выстрел, чтобы животное не сбежало. Если попасть не в важный орган, то животное вполне может пробежать без особенных усилий ещё несколько километров и только там испустить дух, а нам труп косули ещё придётся тащить несколько километров, что совсем нелегко даже в условиях зимней охоты, когда труп можно волочить по снегу.

– Близко, – прошептал казак, едва шевеля губами.

Я, стоя в двух шагах от телохранителя, кивнул и потянул из-за спины ружьё. Движения, несмотря на ранение, холод и голод, были точными. Даже от тяжести двустволки не было столь много проблем.

Парнокопытное появилось внезапно. Она стояла на опушке, в лучах бледного зимнего солнца – изящная, с тонкими ногами и большими тёмными глазами, в которых отражалось небо. Шерсть, серо-рыжая, сливалась с лесом, но она смогла уловить наше движение, повернув голову в сторону, услышав шорохи сапог.

Семён замер, я уже прицелился. Мир сузился до мушки на стволе, до этого хрупкого создания, которое сейчас и решало, нужно бежать или остаться.

Раздался выстрел. Громкий, резкий, разрывающий тишину. Пуля вылетела из ствола и, срезав по пути одну из веточек, влетела в животное. Косуля дёрнулась, сделала неуверенный шаг вперёд – и рухнула в снег с немалой дырой в туловище. Какое-то время она ещё дёргалась, сучила ногами и кричала. Хотелось сделать первый выстрел, чтобы закончить агонию этого животного, но нельзя – патроны было жизненно важно экономить.

Кровь растекалась из раны алым веером, ярким, почти нереальным на фоне общей лесной белизны. Я подошёл первым, опустился на колени рядом с ещё тёплым телом. Глаза животного оставались открытыми, в них застыл немой вопрос. Пуля попала точно в область сердца – косуле не осталось и шанса на выживание. Снаряд на входе вошёл очень аккуратно, а вот на другой стороне тела животного зияла сложная рана с рваными краями и ужасающим диаметром.

– Чистый выстрел, – сказал Семён, огладив по шее мёртвое животное и закидывая при моей помощи тело на носилки. – Взялись?

– Взялись.

Место стрельбы мы покинули практически сразу и двинулись к избе. Не к самому дому – чуть поодаль, чтобы не привлекать запахом крови лесных хищников. Уже там, нисколько не отдохнув, я с силой вонзил нож под грудную клетку косули, ощущая, как лезвие скользит между сухожилиями и рёбрами. Тёплый пар поднимался от вспоротого брюха, смешиваясь с морозным воздухом. Семён, стоя на коленях в снегу, ловко подхватил выпадающие внутренности – печень, лёгкие, тёмно-багровые петли кишок – и аккуратно сложил их на расстеленный на снегу кусок брезента, найденного в заимке.

– Шкуру потом снимем. Сейчас бы с мясом разобраться, – сказал казак, перематывая окровавленные кишки.

Мы работали молча, привычными движениями разделывая тушу на удобные для переноски куски. Мясо, ещё дымящееся от внутренней теплоты, укладывалось на импровизированные носилки. Когда последний окорок был отрублен, Семён вдруг резко поднял голову, перекинул ружьё обратно, а потом напрягся как собака, уловив что-то недоступное обычному слуху.

– Кто-то идёт, – прошептал казак, медленно ведя стволом из стороны в сторону.

Я замер, прислушиваясь. Сначала ухо ничего не улавливало, а потом выхватил отдалённый скрип снега, приглушённые голоса, лязг металла. Не охотники. Охотники столько железа на себе не носят – ни к чему им это.

Мы бросили взгляд сначала на разложенные куски мяса, потом друг на друга. Бросить добычу? Нельзя, но и не тащить же её навстречу неизвестности.

– Обходим сзади, – тихо сказал я.

Когда изба оказалась между деревьями, у меня похолодело в груди. Из трубы валил густой дым, а у входа стояли трое вооружённых людей в серых утеплённых шинелях без опознавательных знаков. Один курил, двое других о чём-то спорили, тыча пальцами в карту. У стены дома стояли прислонённые к брёвнам винтовки без штыков.

Мы обошли дом с двух сторон и сразу же взяли пришлых на прицелы ружей. Наш подход они не заметили, стоя спинами к нашему выходу. Оружие они своё упустили, а потому оказались пусть и в большинстве, но стратегически уже проиграли. Не пришлось даже кричать – все они сразу подняли вверх руки и с немотой на устах смотрели в нашу сторону. Мы же подходили на расстояние уверенного выстрела, но ближе не приближались.

– Кто такие будете? – спросил я, пока Семён прошмыгнул внутрь дома.

– Охо…

– А вот врать нет необходимости, – сразу же оборвал слова незнакомцев я. – Раз сразу на враньё перешли, то давайте мордами в снег. – Для уверенности я потянул из кармана револьвер, демонстрируя его стальную рукоять. – Вот будете вести себя хорошо – и тогда потолкуем нормально, а сейчас вы мне что-то уж сильно не нравитесь. Может, мне вам бошки просто прострелить и дело с концом? Чтобы не возиться и время не терять.

– Не надо, ваша светлость! – вдруг крикнул один из незнакомцев, вставая на колени, а затем медленно ложась на холодный снег. – Мы не враги вам, не из полиции и не опричники. Мы ребята нормальные.

Говорящий был высок и жилист. Лицо было яйцевидной формы, с жидкой бородёнкой и не самыми плотными усами. Глаза у него были испуганными и говорили, что моего пришествия он никак не ожидал, а на стрельбу вряд ли способен будет.

– Они тебя знают, княже, – хмыкнул вышедший из дома Семён, наводя на пленников своё ружьё. – Раз они сюда вышли, то уж точно не просто так. Валить их надо. Оружие заберём, патроны тоже по карманам распихаем, еду приготовим и валить будем отсюда.

– А теперь давайте по порядку. Патронов у меня вас перебить хватит, так что если почувствую, что врёте мне, то буду одного за другим на тот свет отправлять. Рука у меня не дрогнет – не в первый раз мне людей стрелять приходится. Кто вы такие?

– Меня Дмитрием звать. Мы партизаны из отряда «Красный Сокол», – проговорил партизан с жидкими усами, прижимая щёку к снегу. – Прибыли к вам на выручку, князь. Вы должны были несколько дней назад ещё прибыть, а вас всё нет и нет. Узнали, что перестрелка в лесу у вас была, вот и решили в лесу поискать. Нашли, видимо.

– Так я сразу и поверил. Больно сильно вы похожи на солдат. Я вашего брата достаточно повидал, чтобы на такое враньё бессовестное быстро купиться. Так что давай мне лучше правду рассказывай, а то терпение у меня совсем не железное.

– Да правду я вам говорю, товарищ князь, – мужчина залепетал быстро, едва не сбиваясь в своей речи. – Наш разведчик должен был встретить вас ещё три дня назад, но сам пропал, и его обнаружить не удалось. Мы на место перестрелки наткнулись, вот и решили до ближайшей заимки добраться. Тут уже следы обнаружили и решили вас дожидаться. Вот зачем, товарищ, думаете, мы оружие в сторону отложили? Не просто же так себя без защиты оставили. Захотели бы мы вас поймать – не стали бы разжигать печь, дым-то наш и слепой заметит, так что давайте, ваша светлость, мирно всё решим. Оружие себе забирайте, но лучше уж поговорить, а то крики наши уж больно по лесу сильно расходятся.