Текст книги "Закон тридцатого. Люська"

Автор книги: Илья Туричин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Деньги легкими не бывают, – сказал тот паренек, который готов был найти им местечко. – Разве что краденые.

– Да и краденые не легкие, – откликнулся другой. – От одного страху напотеешься.

И снова все засмеялись.

– Краденые… – пробормотала Люська. – А может, они и есть краденые…

– Ребята, – обратился Кротов к своим дружкам. – Отстаньте на полшага.

Ребята отстали.

– Давай познакомимся, – нарушив неловкое молчание, начал он. – Меня Мишей зовут. Кротов Михаил.

– Телегина Людмила, – автоматически ответила Люська.

– Это я знаю. Ты не думай, что мы к тебе пристаем. В общем-то мы – дружинники. Дежурим тут. А я тебя еще в райкоме приметил. Крепко ты меня тогда одернула. И справедливо в общем-то. – Он улыбнулся. – Так почему же ты решила деньги выбросить?

– Чужие они, – сказала Люська. – Ладонь жгут. Не заработанные они, понимаешь? Торговала яблоками, подсчитала выручку – оказались лишние.

– Как же они лишними оказались? Анализировала?

– Второй сорт первым продавала.

– М-м-да-а… Забавно… Вот уж, Телегина, никогда бы не подумал, что ты можешь трудящихся обманывать.

– А сейчас подумал? – Люська остановилась.

– И сейчас не думаю. Не похоже на тебя…

Они прошли мимо трамвайной остановки. Люська не заметила. Она рассказала, как направили ее на работу в магазин. Как принял ее Разгуляй. Как первые дни торговала с Галей. А потом, когда стала самостоятельно работать, случилась недостача. А вот сейчас – лишние деньги. Директор взял на покрытие недостачи и на вино пятерку. И вот ей – десятку. Сунул в руку – и прогнал. Она даже сообразить толком не успела.

– Да… дела… – задумчиво протянул Кротов. – Ты вот что, деньги не бросай. Если уж бросать, то твоему Разгуляю в мор… в физиономию… И при стечении народа. На собрании где-нибудь. А впрочем, он от них откажется.

– Как так откажется?

– А очень просто. Скажет, что ни о каких лишних деньгах и слыхом не слыхивал.

– Да он же у меня их взял лично!

– А кто видел?

– Я сама…

– А он скажет, что ты на него наговариваешь. Нет, Телегина. Таких жуликов надо с поличным ловить. Ты вот что, деньги спрячь. И делай вид, что ничего не произошло. Я тебя завтра с одним человеком познакомлю. Он даст совет, как поступать. Понятно?

– Понятно…

– И ничего не бойся! Честных людей на земле куда больше, чем жуликов. Ты где живешь? Тебе на трамвай. Ну, будь здорова, Людмила. – Он взял Люськину руку, осторожно пожал, чуть задержал в своей.

– До свидания, Телегина Людмила, – хором сказали подошедшие парни.

Люська засмеялась, вскочила в трамвай. Трамвай тронулся. Под фонарем стояли парни и махали вслед.

– Знакомьтесь, – сказал Кротов. – Это тот самый человек, о котором я тебе говорил. Он тебе посоветует.

На скамейке сидел мужчина в темном плаще. В руках держал шляпу с тоненьким шнурком вместо ленты. Он поднялся, подал Люське руку.

– Валерий Сергеевич. Садитесь, пожалуйста.

У него были удивительно светлые волосы, почти белые под светом фонаря. А лицо загорелое, темное.

«Спортсмен, наверное», – подумала Люська.

– Ну, рассказывайте, – сказал Валерий Сергеевич.

Люська в нерешительности посмотрела на Мишу. Тот кивнул. Тогда она достала из кармана пальто десятирублевку, положила ее на колени.

– Вот. Украла у трудящихся…

Валерий Сергеевич усмехнулся.

– А вы не стесняйтесь, расскажите все, как было, подробнее.

И Люська рассказала Валерию Сергеевичу всю свою «торговую историю». Он слушал ее не перебивая, снимал невидимые пылинки со шляпы.

Когда Люська окончила рассказ, стало слышно, как шуршит ветерок сухими листьями.

– Уяснили, Валерий Сергеевич? – спросил Миша.

– Это для нас не открытие. Мы догадываемся, что Разгуляй человек нечистый.

– Что ж мне с деньгами этими делать? – спросила Люська.

– Пока ничего. Пусть полежат.

Люська нахмурилась, недоверчиво посмотрела на Валерия Сергеевича. Тот понимал ее состояние.

– Да вы не думайте, что я вас прикарманивать учу. Просто не спешите… С Разгуляем надо осторожно.

– Но почему? Скажите, почему? Ведь он же явный жулик. Явный!..

Валерий Сергеевич нахмурился.

– Я понимаю вашу горячность. Она у вас, ну, от чистоты, что ли… Но только обозвать человека жуликом этого мало. Надо доказать. И действовать надо наверняка. Не в вашей десятке только дело, понимаете? И не в одном Разгуляе… Вы знаете такую игру: «Замри-отомри»? Играли, наверное, в школе? Так вот, Телегина, пока, как говорится, замрите.

Люська молча свернула бумажку и сунула в карман.

– Замрите, Телегина, ненадолго, – повторил Валерий Сергеевич. – Не спешите. Посмотрим, как дело повернется дальше. А если дадут вам товар без накладной или еще что, сообщите. Вот через товарища Кротова.

– Хорошо.

– Дай девушке свой телефон, – обратился он к Кротову. – А вы, – он похлопал Люську по руке, – не бес покойтесь, мы вас в обиду не дадим!

Валерий Сергеевич встал, попрощался и ушел.

– Посидим маленько? – не то спросил, не то предложил Миша.

Люська, тоже поднявшись было, снова опустилась на скамью.

– Замечательный человек, – сказал Миша, глядя вслед ушедшему Валерию Сергеевичу. – Медалью награжден и часы именные имеет.

– А он откуда?

Миша посмотрел на Люську удивленно.

– То есть как откуда? Старший лейтенант милиции.

Ветерок шуршал листьями. Люська зябко поежилась.

– Мне пора, Миша.

– Я провожу тебя.

Они поднялись и медленно пошли по аллее к выходу.

От решетки сада метнулась большая тень.

Они не заметили ее.

– Василь Василич!..

– Ну что… Кто это? – спросили в трубке недовольно.

– Василь Василич, это вы?

– Ну, я… я… Кто говорит?

– Это я, Нина Львовна…

– Что случилось?

– Она нас всех… Эта новенькая… Телегина… – Да объясните толком, что случилось?

– По телефону неудобно. – Вы откуда звоните?

– С автомата.

– А люди есть?

– Никого.

– Тогда давайте коротко.

– Я вышла из магазина… Вижу: этот ее опять ждет…

– Кто этот?

– Этот… Из дружинников… Парень ее…

– Ну?..

– И они пошли…

– Ну и что? Любовь – не картошка.

– Василь Василич!.. – голос сорвался. – Они в садик пошли.

Трубка хрипло засмеялась.

– Я за ними пошла…

– Ай-яй-яй! – весело и укоризненно откликнулись в трубке.

– Там они с этим встретились. Из ОБХСС.

– С ке-ем-м?.. – длинно, будто ударили в колокол, раздалось в трубке.

– Вот именно… Со старшим лейтенантом милиции… Я его своими глазами видела.

– А вы не ошиблись?

– Что вы, Василь Василич. Я его с закрытыми глазами узнаю… Он меня…

Трубка молчала…

– Они поговорили. Потом старший лейтенант ушел. Эти посидели немного и тоже ушли.

– Вас видели?

– Нет.

В трубке молчали…

– Так что делать, Василь Василич?

– Спать. Ложитесь спать. Спасибо за информацию.

В трубке щелкнуло. Раздались короткие гудки. Нина Львовна послушала еще немного, потом медленно повесила трубку.

– Пройдите, Телегина, к директору. Он приказал не допускать вас к работе.

– Почему?..

– Это, милая, вам виднее. – Нина Львовна жеманно поджала губы.

Люська направилась к Разгуляю.

– Здравствуйте.

Разгуляй небрежно кивнул, шурша бумажками на столе.

– Почему меня не допускают к работе?

– Видите ли, товарищ Телегина, нехорошо у нас с вами получилось. Вот, ознакомьтесь. – И он протянул ей бумажку.

Люська быстро пробежала глазами. Это был акт об ошибочной передаче из кладовой продавщице Телегиной товару на сумму в сорок семь рублей.

– Как же так, Телегина?

– Я все точно получала… По накладной.

– Значит, отрицаете возможность ошибки?

– Н-нет… – неуверенно пробормотала Люська.

– Значит, не отрицаете? – Разгуляй покачал головой с сожалением. – Вот видите? А вы говорите: лишние деньги. А тут, выходит, опять недостача. Десять рублей. Не считая тех, что вы себе взяли.

– Вы ж сами мне их…

– А вы бы не брали! – жестко отрезал Разгуляй. – Честного человека взять не заставишь. – Он открыл ящик стола и достал оттуда пятирублевую купюру. – Вот она, пятирублевка. Та самая. Видите, и пятнышко на ней чернильное. – Люська не помнила, было ли на той пятирублевке чернильное пятнышко. Да и в нем ли дело? – А где те десять рублей, что вы взяли?

– Дома…

– Ага. Понятно. – Разгуляй вздохнул. – Нехорошо, Телегина. Комсомолка все-таки… Я бы, Телегина, на вашем месте подал заявление об уходе.

Люська до боли прикусила нижнюю губу. Ах, как ненавистен ей сейчас был Разгуляй! Она даже отвернулась.

А Разгуляй смотрел на нее с откровенной усмешкой. С кем вздумала тягаться!

– Вот так, Телегина. – Он положил на край стола чистый листок бумаги. – Садитесь и пишите, пока я не передумал.

Люська не двинулась с места. Разгуляй терпеливо барабанил розовыми пухлыми пальцами по столу. Напишет. Деваться некуда.

Но Люська вдруг круто повернулась и резко толкнула дверь.

– Куда?! А заявление? – крикнул Разгуляй.

Люська задержалась в дверях, поглядела на него через плечо.

– Не напишу! Меня сюда комсомол послал, комсомол и отзовет, если я в чем виновата!

– Ах, так!.. Я не допускаю вас к работе!

Люська ушла. Собственно, она не знала, что будет делать дальше, как поступит. Но заявления она не напишет. Это точно! И из магазина не уйдет!

– Что с тобой? – спросила Галя Люську, увидев ее расстроенное лицо.

– Ничего. – Люська вздохнула. – Лишние деньги были. А теперь, оказывается, опять недостача. Акт есть, будто передали мне товару из кладовой. В конце концов это даже лучше, что недостача, а то выходило, что я покупателей обманывала. Верно?

Галя вдруг съежилась.

– Ты не радуйся очень-то. Все это может быть… – Она хотела сказать «липой», но замолкла: «Чего ляпаю, чего ляпаю! Разгуляй узнает…»

– Что может быть? – настороженно спросила Люська.

– Ну-у… – Галя замялась. – Что он тебе сказал?

– Пишите, говорит, заявление об уходе.

– Пиши, пиши. Я бы хоть сейчас ушла… – жарко зашептала Галя. – Пиши, Люся. И уходи отсюда без оглядки. Найдешь работу. Найдешь!.. – Она вдруг задрожала. Губы побелели.

Люська обняла ее за плечи:

– Ты чего. Галка? Не расстраивайся из-за меня.

– Галя, получи треску! – крикнула из кладовой Нина Львовна.

– Сейчас! – Галя наклонилась к самому уху Люськи, вновь торопливо зашептала: – Уходи отсюда. Уходи. Все равно замарают… – Вспыхнула и убежала в кладовую.

Люська осталась одна. Несколько минут стояла в раздумье. Вот и Галя говорит, чтоб уходила. И Разгуляй. И Нина Львовна как-то странно смотрит…

Продавцы готовились к открытию магазина. Несли из холодильников колбасы, катили на тележках бутылки с молоком, кефиром. Мясники, коротко придыхая при каждом ударе, разделывали замороженные туши. В кондитерском отделе поправляли витрину. В бакалейном переругивались из-за фасовки.

Люська вдруг почувствовала себя чужой в этом длинном торговом зале. И такой одинокой. Никому дела нет до ее переживаний. И уйдет – не вспомнит никто, что была вот такая продавщица Телегина Людмила. Была, да проторговалась. Да сбежала. Другая придет работать на ее место.

– Чего стоишь? Помогла бы. – Оня тащила ящик с бутылками.

Люська подхватила ящик с другой стороны. Помогла донести.

В зал вошла Нина Львовна. Увидев Люську, она сделала вид, будто случайно встретила ее.

– А, вы здесь? Идите распишитесь в приказе.

Разгуляй даже не взглянул на Люську, когда она вошла. Потрепанная книга приказов лежала на столе. Он молча раскрыл ее и подал Люське. «За недопустимую халатность и попытку к присвоению денег, – читала Люська, – продавщице Телегиной объявить строгий выговор с предупреждением об увольнении и перевести в подсобные рабочие».

– Распишитесь.

– В чем?

– Что читали.

– Но ведь это ж… неправда, – Люська вспомнила разговор с Галей и ее жаркий шепот: «Уходи… Все равно замарают…»

– Я попросил бы, товарищ Телегина, более уважительно относиться к приказам по учреждению, в котором вы работаете. Хоть и без году неделя. Я предложил вам уйти тихо и спокойно, по собственному желанию. Вы не захотели. Пеняйте на себя…

– Но ведь я не пыталась присвоить, как здесь написано.

– Если вы не согласны с формулировкой, повторяю: можете подать заявление об уходе. Еще не поздно.

От злости и беспомощности лицо у Люськи стало пунцовым.

«Почему он так хочет, чтобы я ушла? Ладно. Поживем – увидим!» Она взяла со стола ручку, макнула в чернила и вывела под приказом прямым ученическим почерком: «Читала, но не присваивала. Л. Телегина».

Разгуляй поперхнулся дымом сигареты.

– Ну и характер у вас, Телегина! Туго придется вашему мужу…

Люська посмотрела на него дерзко, повернулась и вышла.

Стоило ли учиться десять лет, чтобы работать подсобницей в продовольственном магазине! В обеденный перерыв Люська побежала в будку автомата, позвонила Мише.

– Меня перевели подсобницей.

– Почему?

– За попытку к присвоению денег.

– Чего, чего?..

– Так в приказе написано. Предложили подать заявление об уходе.

– А ты?

– Не стала подавать.

– Слушай, иди к нам в цех. Завод – настоящее дело! Иди, Людмила! Это тебе не помидорчики. Машины делаем уникальные!.. Ну, чего молчишь? Сейчас же и приходи. Встречу в проходной. И пропуск закажу… Людмила! Ты меня слышишь?

– Слышу…

– Так чего ж молчишь? Наплюй на эту лавочку!.. Ты меня слышишь?

– Да слышу же! Не кричи так.

– Так я иду к начальству.

– Не надо…

– Но почему? Почему, скажи мне?

– Меня райком в магазин послал, а не на завод. И я из магазина не уйду. Да что вы меня все уговариваете: «Уйди, уйди». Не уйду – и все!

– Так чего ж ты звонишь?

– По ошибке, – сказала Люська и повесила трубку.

К вечеру налетел ливень. Короткий, но сильный, он пробарабанил по крышам, покрутил мусор у люков и кончился так же внезапно, как начался. Только оставил следы-лужицы в щербинках асфальта, а возле входа в магазин – большую мутную лужу. Нина Львовна послала Люську смести ее. Люська взяла большую метлу и вышла на улицу. После душных кладовых, после мешочной пыли уличный воздух казался удивительно чистым, и Люська с удовольствием втянула его в себя ноздрями и задержала в груди, чтобы насладиться его влажной прелестью. И тут увидела Макара. Он стоял возле палатки. Люська замерла от страха. Вот он сейчас повернет голову и увидит ее в этом дурацком халате не по росту, с метлой в руках. Проклятая метла! Люська шарахнулась к двери, чуть не сбив с ног какую-то женщину, убежала в подсобное помещение и забилась в угол за ящики, будто Макар мог погнаться за ней, настигнуть, увидеть… Сердце прыгало неудержимо.

– Телегина! Где вы, Телегина? – крикнула неподалеку Нина Львовна.

Люська не отозвалась.

Как же так случилось, что она за все это время ни разу не вспомнила о Макаре?

А Макар пришел к Люське. Он мог бы пойти прямо к ней домой, но постеснялся. Здесь, у ларька, можно было встретиться как бы случайно. Но работала не Люська. Может, она через день?

Макар сбоку подошел к прилавку.

– Девушка, вы не скажете, где Телегина?

– Какая Телегина? – не сразу поняла Галя.

– Людмила. Людмила Телегина. Она недавно здесь работала.

– Лю-уся, – протянула Галя и посмотрела на Макара с любопытством. – Приходите к концу дня. Она будет.

…В конце концов Люська вылезла из-за ящиков, не век же сидеть там. Даже рискнула выглянуть в торговый зал. Макара не было. Тогда она прошла черным ходом во двор, прокралась через подворотню и выглянула на улицу.

И на улице Макара не было. Люська облегченно вздохнула и начала сметать лужу.

Макар пришел в конце дня. Встал напротив у заводской стены.

Продавщица закрывала палатку. Люськи не было. Макар подошел.

– Не приходила Телегина?

– Да она никуда и не уходила. Она теперь в магазине работает. Вы подождите. Она выйдет.

Макар снова встал у стены. Подождать так подождать. Как появится Люська, побежать к трамвайной остановке. Там и встретиться. «Случайно». А то еще подумает, что бегаю за ней.

Наконец из ворот вышла Люська. Макар улыбнулся, представив себе, как удивится и обрадуется она, увидев его на трамвайной остановке, и побежал вдоль забора.

Люськи долго не было. Макар стоял у афишной тумбы и ждал. Из-за поворота вынырнула пара, молодые люди шли медленно… И чего ее нет так долго?.. Пара поравнялась с тумбой.

– Ты меня не уговаривай, Миша, – услышал Макар Люськин голос.

Макар вздрогнул от неожиданности и спрятался за афишную тумбу. Люська с незнакомым парнем!

Они остановились. Парень взял Люську за руки.

– Да ты погляди, какие у тебя руки исцарапанные! У нас, у металлистов, и то такие руки не бывают. Ты все-таки подумай хорошенько, Людмила. Я жду твоего звонка.

«А на что, собственно, он рассчитывал? В училище уехал, не попрощавшись. Приехал – не зашел. Сколько времени прошло. Но они ж тогда на вечеринке…»

– Ну, что это ты на мои руки загляделся! – засмеялась Люська.

«То было детство. А теперь мы взрослые… Черт!.. Пыли, что ли, набилось в нос?..»

– Да ты пойми, Люся. Вместе будем работать!

«Вместе работать!.. Вместе работать!.. Вместе!..»

– Я из магазина – никуда!

– Но почему ты так ухватилась за свой магазин? Пройдемся немного.

Люська кивнула. Парень осторожно взял ее под руку. И они стали удаляться. Медленно-медленно…

Макар вскочил в подошедший трамвай. Прижался лбом к холодному стеклу. «Все!..»

Он пришел домой поздно. Дверь открыла мать. Спросила строго:

– Ты что так поздно? К тебе тут приходили.

– Кто?

– Люся приходила.

– Кто?

– Говорю тебе – Люся Телегина.

– А-а-а… – протянул он возможно равнодушнее и повел в свой угол, за ширму.

– Ужинать будешь?

– Нет.

«Заходила… – Он быстро разделся и лег в постель. – Можешь больше не заходить, Люська! Прощай. Все!.. Ну и пыли ж набилось в нос!.. – Он тихонько пошмыгал носом, чтобы мать не обратила внимания. А то начнутся расспросы. Что ответишь? – Прощай, Люська! Все! Кончилось детство. Скорей бы в армию!.. Чертова пыль!..»

Две недели Люська работает подсобницей. Руки ее покрылись царапинами, ссадинами, синяками. Она успела перезнакомиться со всеми.

Вот мясник Алексей Павлович. Он не молод уже. Через год на пенсию, худощав. По прежним детским представлениям Люськи мясники – здоровенные мужики, все время едят сырое мясо. А Алексей Павлович мясо не только что сырое – вареное не ест. Только молочную пищу.

И второй мясник, Семен, к мясу относится равнодушно. Вот конфеты любит. Весь день сосет карамельки. Семен ближе к детским представлениям Люськи о мясниках. Но тоже далек от «идеала»: ростом невелик.

А у старшей продавщицы гастрономического отдела странное имя: Еликанида. Еликанида Федоровна. Маленькая. Седые волосы гладко зачесаны за уши. Глаза светлые-светлые, совсем молодые, и щеки гладкие, розовые. Просто удивительно, такое молодое лицо – и седина.

В бакалейном отделе – молодежь. Две Иры, Саша и Маруся. С ними Люська не сталкивалась по работе. Но девушки, видимо, симпатичные, веселые. Приходят на работу раньше других. Люська заметила, что и одеваются они как-то одинаково, будто сговариваются заранее.

Но близко в магазине Люська ни с кем не сходится. То ли ее сторонятся, то ли она сторонится. Да нет, вроде бы готова поближе познакомиться. Но как-то не получается все…

– Две недели прошло, – сказал Разгуляй и недовольно повел плечами. – Уж вы не ошиблись ли, Нина Львовна?

– Вы про что? – недоуменно спросила Нина Львовна.

– Про Телегину и ОБХСС.

– Своими глазами!..

– А Козьма Прутков сказал: «Не верь глазам своим».

– Василь Василич…

– Товар получаем, – веско сказал Разгуляй, – торговать некому.

– Я сама лучше встану.

– Вам и тут дел хватит. Только поворачивайся. Иван обещал подкинуть… – Разгуляй повертел ручку, стал чистить перышко. – Поставим Телегину.

– Василь Василич…

– Ничего, поставим. Пусть работает. Не одна, с Галей. Товар Галя получит. На нее и накладные выпишем. У нее и деньги снимем. А Телегина пусть торгует. Даже спокойней, и на глазах все время.

Люська снова расписалась в книге приказов.

«Ввиду окончания срока наказания подсобную рабочую Телегину перевести на должность младшего продавца рыбо-овощного отдела».

– Что это за наказание, которое окончилось? – спросила Люська Разгуляя.

– А вы что ж думаете, я вас просто так переводил из продавщиц в подсобные?

Так и вышло, что Люська все-таки в чем-то оказалась виновата, раз понесла наказание – две недели проходила в подсобницах.

Люська уже не удивлялась, когда по вечерам встречала ожидавшего ее Мишу. Скорее удивилась, если бы Миши не оказалось на его обычном месте, под фонарем. Он провожал ее до трамвайной остановки, а иногда они шли пешком до самого Люськиного дома. Миша оказался веселым парнем. Он с увлечением рассказывал о заводских делах. Иногда, стесняясь, очень осторожно брал Люську под руку. Люське нравилась эта Мишина робость. Она чуть краснела, чутьем угадывая, что, отними она локоть, Миша больше не попытается взять ее под руку, может быть, никогда.

– Ну, как здоровье мешков и ящиков? – пошутил Миша, шагнув навстречу Люське.

– Столб еще не падает? – в свою очередь, съязвила Люська.

И они рассмеялись. Медленно пошли рядом, почти касаясь друг друга плечами. Дул ветер. Мелкая водяная пыль носилась в воздухе, под ногами в рябых лужах тряслись огни фонарей.

– Меня обратно в продавщицы перевели.

– Что вдруг?

– Наказание кончилось.

Миша потянул ее в сторону сада.

– Зайдем.

– В такую погоду, – Люська зябко повела плечами.

– Нас ждут.

– Ждут?

– Идем-идем.

В саду было безлюдно. Пахло сыростью. Ветер раскачивал фонарь, бросал в полумрак вздрагивающие испуганные клочки тусклого света. На скамейке, устланной желтыми листьями, сидел, сгорбившись и подняв воротник плаща, мужчина. Люська узнала Валерия Сергеевича.

– Как ваша «подсобная» жизнь?

Люська удивилась, что Валерий Сергеевич все про нее знает. Хотела было спросить, откуда? Да только краем глаза посмотрела на Мишу.

– Сегодня в новом приказе расписалась. Поздравьте, опять продавщица.

– Так-та-а-к… 3-забавно! Бедный Разгуляй! Завал товару, а торговать некому… – Валерий Сергеевич помолчал, обдумывая что-то. – Вот что, ребята! От вас скрывать не буду. Есть сведения: на базе получили помидоры и яблоки – левый товар. В ближайшие дни они должны его быстренько и без лишнего шума реализовать. Вот почему Разгуляй вас опять в продавщицы перевел. Ему продавцы сейчас позарез нужны, а подсобником он сам готов стать, тем более что так ему удобно лишний товар принять и продавцам переправить. Вот тут-то мы его и должны, как говорится, схватить за руку…

Миша потер ладонь о ладонь. Люська заметила, как у него заблестели глаза.

– Только без шерлокхолмсщины, – сказал Валерий Сергеевич. – Поймать за руку жулика – это ювелирная работа. Тут все должно быть тонко продумано и точно выполнено, тем более что у нас сложилось впечатление, что кто-то вашего Разгуляй пугнул. Уж не вы ли, Телегина?

Люська удивилась. Чем она могла испугать Разгуляя? Тем, что заявление об уходе не стала писать? Чепуха!

– Что мы должны делать? – нетерпеливо спросил Миша.

– Тебе придется ребят собрать. Оперативную группу. Кого надо освободить от работы – освободят. Домино найдется?

– Вопрос!

– С утра устройтесь здесь, в садике, и организуйте игру в домино.

– Ясно!

– Ваша задача: вон видишь на той стороне лоток-тележку? Будете наблюдать за лотком. Необходимо зафиксировать, сколько подвезут ящиков за день. Сколько помидоров, сколько яблок.

– Есть!

– Только, чтобы все внимательно и точно. Потом составим официальный акт. И посмотрим, сойдутся ли наши цифры с теми, что будут в накладных.

– Ясно.

– За вашей палаткой, Телегина, тоже установим наблюдение. Наш человек будет стену заводского забора оштукатуривать. – Он повернулся к Мише. – Дашь ему в напарники паренька посмышленей из дружинников.

– Есть! – весело отозвался Миша.

– А вы, Телегина, в оба глаза следите за деньгами. Деньги они будут снимать по ходу торговли, а товар подбрасывать так, чтобы в случае внезапной ревизии в палатке не оказалось ни одного лишнего помидора и ни одной лишней копейки. Чтобы все у них, в случае чего, было в ажуре.

– Тонко работают! – понимающе воскликнул Миша.

– А ты думал так просто украсть, шаляй-валяй? Нет, они кражу возвели на высокую ступень. У них оперативность такая, что иной наш хозяйственник позавидует. Ну да и мы не лыком шиты, тем более что жуликов раз-два – и обчелся, а нас – во, против одного Разгуляя целый Механический да еще и Телегина в придачу. – Валерий Сергеевич улыбнулся. – Ты вот что, Кротов, ребят собери в штабе через часок. Только самых надежных.

– У нас других нет, – обиделся Миша.

– Ну-ну! Я пошел. Значит, через час в штабе… Валерий Сергеевич быстро пересек садик и скрылся за углом.

– И мы пойдем, – сказал Миша. – Ты извини, Люся, я не могу тебя проводить. На завод надо, в штаб. Ребят собирать.

Люська согласно кивнула.

Люськины родители разошлись, когда ей было семь лет. Первые два года Люська жила с матерью. Это была беспокойная, но удивительно интересная жизнь на колесах, в лесу, в степи. Люська и по сей день помнит синие горы, огромные деревья, подпирающие вершинами ослепительное небо, кипящую воду узкой, стиснутой крутыми берегами реки, такую холодную, что при одном воспоминании о глотке воды начинает ломить зубы.

Люська училась то в школе горного селения, прилепившегося к скалам, то в деревушке, затерянной в степных просторах, а то и просто в палатке геологов, складывая буквы в слова, слова – в коротенькие фразы: «Горы большие. Лес зеленый. Я пойду гулять». Мать Люськи была геологом, и Люська всюду ездила с нею, пока не случилось несчастье: мать попала в горный обвал… Ее откопали только на третьи сутки…

С тех пор Люська живет с отцом. Люська так и не знает, почему они разошлись, папа и мама. Дворничиха однажды рассказывала, что отец полюбил другую женщину и мать уехала от него. Почему же отец не женился на той, другой? Вот уже сколько лет живут они с Люськой вдвоем. Отец ласков, вечерами сидит дома, работает. Иногда он задумывается, отрывается от своих бумаг, смотрит на мамину фотографию, что стоит у него на столе. Глаза его будто заволакиваются туманом, а лицо становится и грустным, и скорбным, и виноватым.

Люське до слез жаль его в такие минуты, и она уходит на кухню, чтобы не разреветься. Садится там на белую табуретку, кладет руки на колени, бессознательно повторяя движение матери, когда та присаживалась отдохнуть. Вспоминает мать. Она не видела ее мертвой. Ее не пустили. Как она тогда плакала, билась в руках геологов, хотела бежать к мамочке!.. Теперь втайне она благодарна этим суровым и добрым людям, пощадившим ее ребячью память. Мать осталась для нее живой, теплорукой, веселой, будто и не ушла она из Люськиной жизни. А только далеко и надолго уехала в экспедицию, оставив Люську с отцом.

Почему же они все-таки разошлись? Люська часто думала об этом, особенно последние два года, когда рядом с образом матери и отцом встал еще один образ – неуклюжий Люськин одноклассник. Было в нем что-то беспомощное, беззащитное, и сердце Люськино сладко щемило от этой его беспомощности. А может быть, только Люська видела его таким?

Люська никогда не заговаривала с отцом об их размолвке с матерью, неловко было. Может быть, отец сам когда-нибудь расскажет.

– Что-то ты осунулась, Люсёна, побледнела? – Отец смотрит ласково и тревожно. Совсем взрослая дочка.

– Устала, папа. Я ведь эти две недели ящики и мешки таскала.

– Как так?

– Прогнать хотели из магазина за недостачу.

– Почему ж ты мне ничего не рассказывала? Может быть, тебе деньги нужны?

– Нет, папа. Спасибо.

Отец смотрит настороженно.

Конечно, надо было сразу рассказать. Да тревожить не хотелось. Что изменится от того, что отец будет все знать? Теперь можно, когда снова перевели в продавщицы.

– Как же так получилось, Люсёна?

– Что, папа?

– Ну, вот недостача эта самая…

– А-а-а… По неопытности, папа. Ведь если неумеючи спички чиркать, можно обжечься. Верно? Даже в глаз отлететь может.

Отец присел на диван.

– Не нравится мне все это, Люсёна.

– Что, папа? – Люська поставила на стол чашки. Шипел чайник.

– Вот все это… Работа твоя…

– Почему?

– Ну, совестная какая-то работа. Спрашивают: «Чем ваша дочь занимается?» Неловко ответить: «Помидорами торгует».

Люська посмотрела на отца внимательно, будто в подробностях хотела разглядеть и глубокие складки у носа и губ, и морщины меж бровей, и крохотные паутинки у глаз – когда они появились? Вроде бы отец все время был молодым. И вдруг… Устает, верно… Все пишет и пишет… Вытащить бы его в театр, что ли, или в кино…

– Неловко?.. – Она вдруг вспомнила секретаря райкома комсомола Брызгалова, взяла в руки хлебницу. – А ты думаешь, хлеб или вот помидоры к тебе на стол сами приходят? Люди их растят, люди доставляют. Чего ж тут неловкого?

– Я понимаю… Мама, верно, огорчилась бы, – вдруг тихо сказал отец.

– Мама…

Звякнула чайная ложечка.

– Мама мечтала, чтобы ты… – голос отца осекся.

Никогда они не говорили о матери… Никогда!.. Будто был между ними молчаливый уговор.

– Мама мечтала… – тихо подсказала Люська.

Отец вздохнул прерывисто и глубоко.

– Мама мечтала видеть тебя… счастливой… Она могла бы и не возить тебя с собой, но возила… Чтобы ты могла соприкасаться с природой, с прекрасным, с чистым… Чтобы ты видела примеры мужества и силы. Она очень… очень ценила своих товарищей и хотела, чтобы ты выросла похожей на них. – Отец говорил с трудом, будто слова застревали у него в горле и он вынужден был с силой выталкивать их.

Люська затаила дыхание. Никогда, никогда они не говорили о маме.

– Знаешь, почему она погибла, Люсёна?.. Надо было кому-то идти в это проклятое ущелье. И все знали, что опасно. Но надо было. А мать была старшей в поисковой партии. И она пошла сама. Надо очень любить людей, любить свое дело, чтобы так вот пойти в ущелье… Пойти в ущелье…

Отец замолчал, скорбные складки у рта стали еще глубже.

– Папа, – нерешительно начала Люська, едва шевельнув губами. – Почему вы… почему ты и мама… – Она не могла выговорить это роковое слово вслух. Она произнесла его про себя. Но отец понял.

– Что ж… Ты вправе спросить… И вправе знать… Я очень виноват и перед мамой и перед тобой… Я совершил сшибку. И солгал. Обманул… Малодушно… А мама узнала случайно… И спросила прямо… А я снова смалодушничал. И тогда она ушла. Она не выносила неправды. А у меня не хватило мужества… Не хватило… Не смог… И мама ушла… Я потом, немного погодя, написал ей… Но, видимо, было поздно. Наверно, поздно…

Вот он сидит, старый человек, плечи опущены, взгляд потухший.

– Может быть, она не получила письма? – тихо проговорила Люська, чтобы хоть как-то утешить отца.

– Может быть… может быть… – Но отец уже где-то далеко-далеко. Это с ним стало часто случаться в последнее время.

– Давай чай пить, папа?

– Что? – Он возвращается. – Чай?.. Да-да, конечно.

Они молча пьют чай. Тоненько позвякивают ложечки. Шипит чайник.

Удивительно чувствовала себя Люська в тот день. Работы было невпроворот. В палатке поставили двое весов. Касса была общая. То и дело со двора вкатывали тележку с помидорами, яблоками, грушами. Особым спросом пользовались груши. Яблоки и помидоры брали как обычно.