Текст книги "Детектив для попаданки (СИ)"

Автор книги: Илана Васина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4

Пока заполняем документы на белом, просторном столе администратора, передо мной то и дело мелькает Катина фигурка. Она описывает круги вокруг стола и сыплет ругательствами. Ее гнев направлен на меня, и я чувствую его на своей коже противными, холодными покалываниями. Мне кажется, я сошла с ума.

Стараюсь не поднимать глаз, пока заполняю бумаги. Еле держусь, чтобы не зажать уши и не застонать от отчаяния. Мне тяжело фокусироваться, и на каждом шагу я спрашиваю Акима, что писать. Но вдруг прямо на бумагу опускается Катина рука, закрывая все нужные графы, и раздается ее хрипловатый приказ:

– Верни мне тело, змеюка!

Я бессильно опускаю ручку на бумагу и прошу Акима:

– Что-то голова кружится. Заполни, пожалуйста, за меня, а я подпишу.

Он мрачно кивает, забирает ручку и склоняется над столом, не удержавшись от шпильки:

– Документы на развод по той же схеме прогоним?

Пожимаю плечами и закрываю глаза. Когда я не вижу, от кого сейчас исходят ругательства в мой адрес, я не кажусь себе настолько чокнутой.

Покончив с документами, выходим из больницы. Аким держит меня под локоть и на месте его крепкой хватки ноет рука. То ли он боится, что потеряю равновесие и шмякнусь об асфальт, то ли специально не церемонится, чтобы показать свое ко мне дрянное отношение. Осторожно освобождаюсь от его захвата. Лучше уж я как-нибудь сама потихонечку!

Пока идем к машине, пытаюсь хотя бы примерно разобраться, где я? Оглядываюсь на здание – белое, кое-где покоцанное, так что из-под облупившейся штукатурки торчат кирпичи. Какая-то заботливая душа посадила на клумбе перед входом яркие ноготки. Вспоминаю, как мама сушила календулу, выращенную на даче, и сама делала из нее настойку. Неуклюже приседаю, отрываю крохотный оранжевый бутончик и глубоко вдыхаю его терпкий аромат, уносящий меня в беззаботное детство. Тут же ловлю на себе мрачный, осуждающий взгляд Акима:

– За мелкое хулиганство дают до пятнадцати суток. Хочешь на нарах отлежаться?

Ядовито-токсичный ты мой! Посылаю ему кривую улыбку. Пошатываясь поднимаюсь и продолжаю движение к парковке. Чуть-чуть левее больничного здания замечаю какие-то постройки, напоминающие то ли магазины, то ли складские помещения. С другой стороны больнички  раскнулось поле, по изумрудной зелени которого сейчас мирно гуляет небольшое стадо коров. Похоже, я в глубокой провинции.

Доходим до машины. Это огромный черный джип. Внутри душно и опаляюще жарко, но включенный кондиционер за считанные минуты охлаждает салон. Пока Аким садится за руль, я устраиваюсь полулежа на сильно откинутом кожаном сидении. Здесь приятный запах, который доносится от сосновой пахучки, висящей на зеркале заднего вида. Стараюсь фокусироваться на свежем аромате – ведь это единственное, что мне сейчас нравится в моем окружении.

Снова закрываю глаза и сама не замечаю, в какой момент Катин голос исчезает. Трогаемся. Кажется, Аким старается ехать осторожно, медленно, но дорога неровная, меня то и дело потряхивает и пульсация в затылке отбивает свой ритм все сильнее и отчетливее. Чтобы отвлечься от этого мерного тиканья в собственной голове,  начинаю разговор:

– Ничего почти не помню. У меня есть свои деньги? Своя квартира? Хоть что-то свое?

Он ухмыляется и качает головой.

– Ничего у тебя своего нет. Ты бедна, как церковная крыса.

– Мышь, а не крыса.

– Крыса в твоем случае будет точнее.

– Подскажи, как называется крысиный муж? Хоть буду знать, как к тебе обращаться!

Слышу, как тяжелеет от гнева его дыхание. А потом он, почти уверена, нарочно наезжает на ухаб, и я пребольно шмякаюсь головой об сидение. Нет, так не пойдет! Если уж страдать рядом с ним, то хотя бы за дело. Продолжаю по крохам собирать информацию:

– Я работаю?

– Нет, дорогая. Ты паразитка. Всю жизнь живешь за счет других. Сначала за счет родителей, а потом я имел глупость их заменить, польстившись на твою шикарную обложку.

– Чем же я занимаюсь с утра до вечера?

– Твой день зиждется на трех китах: шоппинг, фитнес и инстаграм.

– А образование у меня есть?

Он с неприязнью усмехается, снова наезжая на ухаб. Голова взрывается фейерверками боли.

– А то! Куча курсов по фитнесу и питанию. Ты просто кладезь знаний, ни разу не умеющая готовить. Зато ты отлично наловчилась заказывать на дом органически-экологическую еду.

Становится не по себе. С телом мне повезло, конечно, но зато моя новая биография – это чистый, дистиллированный эгоизм, со всеми вытекающими. Понятно, почему он меня не выносит. Но мне кажется, это далеко не все. Ленивая, праздная жена – не причина для столь откровенной ненависти!

– Почему ты меня ненавидишь?

Он плотно сжимает рот. Вижу, как ходят от злости желваки на лице. Глухо говорит:

– Когда я вспоминаю об этом, то хочу тебя убить. Не будем об этом!

Искры безумия мелькают в его глазах и мне становится по-настоящему страшно. Если эта гора мышц всерьез на меня разозлится, боюсь, в своем новом теле я надолго не задержусь. С ветерком полечу по белому туннелю на яркий огонек. Как это называется в уголовном кодексе? Убийство в состоянии аффекта?

Но самое ужасное, что у эгоистки Кати, похоже, нет ни подруги, ни единого близкого человека, готового ей помочь в трудной ситуации. Поэтому, как ни крути, я обречена на проживание с ее мужем, в открытую истекающим на меня неприязнью. Весь остаток пути благоразумно молчу.

Мы съезжаем с шоссе и метров двести едем по гравийной дорожке. Подъезжаем к большому, двухэтажному дому с красной, почти картинной черепичной крышей и темно-бежевым сайдингом. Здание выглядит новым и окружено высоким, бардовым забором, из-за которого сейчас раздается счастливое, собачье повизгивание. Аким нажимает на кнопку пульта, ворота открываются и мы медленно тащимся к дому. Снова нажатие пульта – и ворота отъезжают обратно. А затем перед нами поднимаются ворота гаража и мы заезжаем внутрь и выходим из машины. Замечаю, что если в больнице муж хотя бы пытался мне помочь в передвижении, то сейчас он меня откровенно игнорирует. Похоже, наш разговор в дороге только подогрел его бешенство. Ноги подкашиваются, и я уже в который раз за день подпираю ближайшую стенку. Мне бы добраться до постели и аккуратно туда спланировать! Вот только ходить по всему дому в поисках  кровати я сейчас не смогу – силенок не хватит. Интересуюсь у мужа:

– Где я сплю?

– Вопрос неверный.

– Ну так поправь меня.

– Где мы спим! Пока ты моя жена, ты спишь рядом со мной! И это не обсуждается!

На этих словах ужасно хочется его пнуть. Да побольнее. Желательно в то самое место, которым он сейчас думает. Но моей напрочь опустевшей батарейки хватает лишь на то, чтобы вяло поинтересоваться:

– Ты некрофил?

– Пока тебя не отпели, ты живее всех живых.

Все свое возмущение посылаю ему во взгляде. Но на этом мои силы кончаются, стены начинают шататься, как и пол подо мной. Оглядываюсь по сторонам в поисках стула, но не успеваю его разглядеть. Перед глазами все плывет, пытаюсь за что-то схватиться, чтобы удержать равновесие, но руки скользят по пустоте и я начинаю падать.

Просыпаюсь в огромной кровати под женское пение на высоких тонах. Уши режет какофония нестройных, резких звуков. Но, как только открываю глаза, все стихает.

В комнате выключен свет, но сквозь незашторенные окна поступает тусклый отблеск луны. Мне ужасно жарко, и я пытаюсь скинуть с себя горячее одеяло. Одеяло вдруг оживает и недовольно мычит во сне, прижимая меня к себе покрепче. В ужасе изогнувшись, вижу за своей спиной  своего бородатого не-мужа. Он нормальный? Днем со всей силы ненавидит, а ночью спит со мной в обнимку?

– Воровка! – раздается прямо под моим ухом Катин голос.

Испуганно вздрагиваю всем телом. Горячая рука Акима, наконец, сползает с меня, и он переворачивается на другой бок.

Я выскальзываю из-под настоящего одеяла и обнаруживаю себя раздетой до спортивного белья. Приятная прохлада потихоньку окутывает кожу после ночной жары. Ищу свои вещи, но нигде их не вижу. Хочу уже выйти за дверь в чем есть, но Катин силуэт вдруг привстает с кресла и спрашивает:

– Ты не мои вещи искала?

Вижу, что на кресле, прямо там, где только что сидела девушка, лежат джинсы и футболка. Кидаюсь туда, но Катя шустро падает обратно, и вещи снова пропадают из вида. Во мне просыпается злость. Шутить со мной вздумала? Наклоняюсь к ней так, что мое лицо оказывается в пяти сантиметрах от ее злющих глаз, шарю рукой прямо внутри ее, как раз по месту ее бестелесной задницы. Пальцы, пройдясь по кожаной обивке, нащупывают одежду. Хватаю ее и выхожу из комнаты, тихонько затворив дверь.

Спускаюсь по лестнице и разглядываю дом изнутри. Замираю на миг, впечатлившись от увиденного. Я и сама в ипостаси Карины жила в просторной трехкомнатной квартире с евроремонтом, что по меркам мегаполиса почти шикарно. Но этот дом сказочно огромен! Столько свободного пространства, столько мягких, светлых тонов в интерьере! Здесь чувствуется рука хорошего дизайнера. Слышу сердитый голос:

– Что, нравится мой домик? Поэтому решила его у меня отжать?

Включаю свет и иду на кухню. Ступни ласково холодит гладкий, дубовый паркет. Даже запах здесь вкусный, приятный, напоминающий свежеспиленное дерево. Подхожу к холодильнику и с предвкушением открываю. Мне кажется, я не ела лет сто, а то и больше! К своей радости, нахожу в нем початые упаковки яиц, сыра, сливочного масла и пол буханки хлеба. Вытащив продукты на кухонный стол, ищу теперь сковороду. Едва нахожу ее в дальнем шкафчике, под самым потолком. Похоже, ею пользовались нечасто. Хочу сделать себе горячие бутерброды.

– Так. Быстро хлеб и масло на место поставила! – слышу я истеричные нотки. – Тело мое, и я не позволю тебе его гробить!

– Послушай, – тихо обращаясь к Кате, чувствую себя последней шизофреничкой, – Хочешь свое тело назад – забирай! Мне чужого не надо.

Встаю, приподняв руки ладонями вверх в позе «сдаюсь». Жду так минуту, другую.

Катя сначала недоверчиво на меня поглядывает. Затем радостно покусывает губки, словно предвкушая, как она сейчас вернется в родные пенаты. Пытается даже в меня войти. Но она лишь проскальзывает мимо легким дуновением ветерка. Пробует снова и снова, но раз за разом ничего не выходит. Тогда она нетерпеливо закатывает глаза, взметает в воздух сжатые кулачки и рычит:

– Каааак мне попасть назад?

Пожимаю плечами и шепчу еле слышно:

– Откуда мне знать? Не имею ни малейшего понятия, как меня сюда занесло! И уж тем более не знаю, как отсюда выбраться!

А затем спокойно приступаю к готовке.

Глава 5

После съеденного завтрака настроение улучшается. В животе растекается приятное тепло, неторопливая барабанная дробь в затылке почти стихает, а самое главное, после неудачных попыток вернуться в свое тело Катя куда-то пропадает. Вместе с ней исчезают и ее претензии. Остаться одной в долгожданной тишине – нереальный кайф! Но долго он, к несчастью, не длится.

Как раз допиваю кофе за огромным столом, когда слышу по лестнице шлепание ног и вижу Акима. Он одет лишь в светлые спортивные штаны и на каждом шагу, при малейшем движении его мышцы бугрятся мощными, живыми холмами, и я беззвучно ахаю от восхищения. Темные волосы взлохмачены. Все еще сонные глаза, которые он сейчас трет пятерней, лишены обычной злинки, и больше меня не пугают. Он подходит к столу, хватает горячий бутерброд, правда, уже сильно остывший, и с хрустом отгрызает кусок. Со смаком мычит и бросает на меня удивленный взгляд. Красавчик на мою голову! Ни тебе «спасибо за завтрак», ни «доброе утро!»  Наливает себе в чашку кофе, принимая как должное, что он уже готово, заварен во френч прессе, и садится напротив. Интересуется:

– Как самочувствие?

– Почти нормально. А твое?

Он наливает себе кофе и мрачно зыркает мне в лицо:

– Мое самочувствие – не твоего ума дело!

От хлестких слов сжимаюсь, как от пощечины. Может, Катя и не слишком хорошая жена, но и Аким в рейтинге мужей предпоследний снизу! Найти бы поскорей работу, развестись с этим хамом и больше никогда не видеть! Мне ведь позарез нужны деньги, чтобы попытаться вернуться к Мише и разобраться в своей собственной смерти. Без денег я теперь обездвижена, связана по рукам и ногам где-то у черта на куличках. Справляюсь невзначай:

– Где мы живем?

Он аж давится от моего вопроса. Прокашлявшись, обводит рукой окружающее пространство и ерничает:

– В доме. Как бы.

– Нет, я про город. В каком городе мы живем?

– Колпино.

– Наверно, совсем крошечный городок! Много здесь народу живет?

– Тыщ сорок, а что?

– А какую работу здесь можно найти?

– Мне послышалось, ты спросила про работу – значит, пора проверять слух.

Еле сдерживаюсь, чтобы не вылить остатки кофе в его ехидную рожу! Не хочу больше с этим гадом общаться! И разве можно назвать общением сплошной поток издевок из его рта? Может, зря я к нему пристаю? Все эти вещи я могу узнать в интернете. Только как до него добраться? Об этом опять придется спрашивать своего не-мужа и от этой мысли сразу хочется плакать. Бросаю неуверенный взгляд на Акима. Всего один вопрос. Маааленькая просьбочка. Может, он поможет? Обезоруживающе улыбаюсь и сознаюсь:

– Слушай, я так и не вспомнила пароль от смартфона. Мне теперь нужна новая симка. Одолжишь денег на ее покупку? Как заработаю –  все верну.

Он задумчиво вертит в руках свою чашку. Потом громко, со стуком ставит ее на стол, хмурится и мрачно заявляет:

– Я раскусил твою тактику. Ты сейчас притворяешься сирой и убогой, чтобы не разводиться. Или чтобы в суде выбить себе условия получше. А, может, стараешься ради того, чтобы суд отложили до тех пор, пока твоя память не восстановится. А то ведь сложно развести супругов, если судья спросит жену: «почему хочешь развестись?», а она ответит: «Не помню, забыла!»

В ужасе на него смотрю. Да разве так можно с людьми? Он видит во мне вселенское зло, каждый мой вопрос, каждое слово ставит под сомнение. Рассматривает под лупой до тех пор, пока не находит изъян с червоточинкой. А если не находит, то придумывает.

Молча встаю и иду мыть посуду. Аким почти сразу уходит, позволяя выдохнуть и немного расслабиться. Вся эта возня с водой и пеной хорошо отвлекает. Натянув желтые перчатки, ловко и с удовольствием орудую губкой. Мне приятен процесс превращения чашек-грязнуль и тарелок-замарашек в блестящих от чистоты красавиц.

Как только на кухне воцаряется идеальная чистота, отправляюсь бродить по дому, открываю все двери и шкафчики. Знакомлюсь с пространством, исследую содержимое закутков. К своей неописуемой радости, обнаруживаю душ. Вскоре нахожу и шкаф, в котором хранятся Катины вещи. К вящему своему неудовольствию, ненароком сталкиваюсь и с Акимом, сидящем в кабинете за компом. Прежде, чем выйти, случайно читаю надпись на экране: «Амнезия. Симуляция.» Ага, конечно! Все хожу и симулирую. Принимаю душ и направляюсь на улицу. Мне всегда лучше думается на свежем воздухе.

Выйдя за дверь дома, не успеваю даже вдохнуть полной грудью легкий, бодрящий воздух, как ко мне с грозным рыком подскакивает немецкая овчарка. Зубки обнажила, красавица моя, и грозно скалится. Невольно любуюсь ее экстерьером. Породистая злодейка! Спинка прямая, без прогибов, живот поджарый, прикус отличный! У меня и раньше были дома псы: Боксер Барон и терьер Бостон. Их выгул, дрессура и конкурсы всегда лежали на мне. Ох, и немало мы медалек с ними выиграли!

Ласково воркуя, улыбаюсь собачке. Ты моя хорошая, зайка масипусенькая. Кисонька сладенькая. Жалко, не знаю ее имени! Впрочем, слова с собаками не важны, главное интонации. Никакого страха, только дружелюбие и уверенность в себе. Неторопливо протягиваю овчарке руку ладонью вниз. Даю себя обнюхать. Зверюга, все еще скалясь и не спуская с меня глаз, подозрительно втягивает мой запах. Успокаивается немного, но признавать за свою не торопится. Наверно, чует, что Кати здесь больше нет, есть только чужачка в теле хозяйки. Тем не менее, после близкого знакомства со мной хвост ее начинает подмахивать чуть расслабленнее и вскоре она от меня отбегает.

Повернувшись к дому, вижу через окно, как задумчиво наблюдает за мной Аким. Думает, наверно, что я и с собакой сейчас общаюсь, чтобы с ним не разводиться. Параноик несчастный!

– Доброе утро, ранняя пташка! – слышу вдруг звонкий голос за спиной. В растерянности оборачиваюсь и с удивлением, разглядываю улыбчивую, хрупкую женщину лет сорока пяти. Короткая стрижка, светлые волосы, макияж с утра пораньше. Бежевый кардиган поверх белой блузки и брюк. Э, кто вы, собственно, будете? Смущенно признаюсь:

–  Видите ли, я попала в аварию и у меня теперь с памятью беда. Не напомните свое имя?

– Алена Григорьевна, мама Акима. А что, и правда все так плохо?

Киваю и печально развожу руками:

– Вообще ничего не помню. Перед вами чистый лист.

– Бедняжечка ты моя! И что же врачи говорят?

– Предложили пока отлежаться. Если память не восстановится, обещают исследовать.

– Как типично. «Соблюдайте постельный режим! Избегайте стресса!  И, возможно, проблема сама рассосется!» – дама передразнивая какого-то эскулапа, важно качает указательным пальцем.

– В дом я, конечно, не напрашиваюсь, – вдруг лукаво говорит она. – Но у меня с собой малокалорийные, белковые пирожные, и удобнее было бы их оприходовать на кухне.

Хлопнув себя по лбу – где моя вежливость? – приглашаю гостью зайти внутрь. На пороге мы сталкиваемся с Акимом. Он одет в деловом стиле: рубашка и брюки. Интересно, какой он без бороды? И еще интересно, куда он спешит? Он обменивается с матерью торопливыми поцелуями в щеку и со словами «Созвонимся, мам!» быстро направляется к джипу. Мы же проходим на кухню.

– Где работает ваш сын?

– Который? – смеется она, выкладывая на тарелку украшенные клубникой пирожные, очень напоминающие Павлову. – У меня их трое.

– Тот, который Аким.

– Как необычно звучит этот вопрос после двух лет замужества! Прости за откровенность, но я бы на твоем месте уже сейчас настаивала на исследовании, – она с тревогой косится на меня и продолжает, – У Акима своя кампания по продажам софта, который его же сотрудники и разрабатывают. Только посмотри, какие умные слова мне пришлось выучить с сыновьями! Я даже немного, правда, не совсем до конца понимаю, что только что сказала!

– Вы, наверно, гуманитарий?

– Ты совершенно права, Гуманитарий – это же второе имя художницы, – она заразительно улыбается. – Как приятно с тобой общаться!  Я ведь могу тебе заново рассказывать все о себе и о своих детях, абсолютно не волнуясь, что надоем или повторюсь! Ох, прости меня ради Бога! У тебя неприятности, а я вместо того, чтобы посочувствовать и поддержать, болтаю что попало! – видит, как я машу рукой, мол, пустое, и успокаивается, – С чего бы начать? Может, у тебя есть вопросы, на которые ты больше всего ждешь ответа?

Отпиваю уже янтарно заварившийся чай из прозрачной чашки. Я совсем не голодна, но из благодарности к добросердечию свекрови мужественно надкусываю пирожное. По вкусу точь-в-точь Павлова! Спрашиваю:

– Вы не слышали о каких-нибудь вакансиях? Может, в детском садике есть свободные места?

Она вдруг серьезнеет, почти бледнеет, отставляет в сторону чашку. Я даже успеваю испугаться. Что я такого сказала?

– Катюша, девочка моя, как же я рада твоему вопросу! Я обязательно поспрашиваю знакомых. Но скажи мне, дорогая, ты и правда согласна работать нянечкой или уборщицей? Ты же представляешь, насколько это неблагодарный и тяжелый труд?

Только сейчас до меня доходит, что педагогический диплом, заработанный кропотливым трудом и бессонными ночами, потерялся в прошлой жизни Карины Тарелкиной. А теперешней Кате светит лишь роль нянечки или уборщицы! Окончательно погрустнев, отправляю в рот очередной кусочек Павловой. Впрочем, особого выбора у меня нет. Без диплома на что еще я могу претендовать?

– Да, пожалуйста, разузнайте! Я буду вам очень признательна!

Алена Григорьевна вдруг, совершенно расчувствовавшись, с глазами на мокром месте вскакивает со стула и бросается ко мне, обдавая еле заметным флером изысканных духов. Обнимает меня тоненькими, но сильными ручками, гладит по спине. Бормочет, как она мною гордиться и как повезло Акиму! Да что я такого сказала?! С работой попросила помочь – это для нее подвиг?

Вдруг она отстраняется от меня и садится за стол, изящно вытирая платочком глаза.

– Прости меня, дорогая, что не сразу догадалась спросить. Даже неловко как-то об этом говорить. Ведь я знаю, что у Акима с деньгами порядок. Ты уж не суди меня, ради Бога, если лезу в чужое... Но я просто обязана спросить! Не сложились ли у тебя затрудненные финансовые обстоятельства?

– Сложились, – честно признаюсь свекрови. – Поэтому буду очень счастлива, если найду работу!

– Но... Видишь ли... Мой сын много раз мне говорил, что настоящий мужчина должен достойно обеспечивать как свою жену, так и детей. Поэтому я пребываю в совершенной растерянности. Он тебе не дает достаточной суммы?

– Я не помню, что было раньше. Но, похоже, перед аварией мы с ним поссорились. Так что сейчас он хочет развестись, а своих денег у меня нет.

Алена очень серьезно на меня смотрит и заявляет:

– Дорогая моя девочка, это очень неприятная новость, конечно! И тяжелый груз для твоих хрупких плечиков! Но я точно знаю, что мой сын тебя любит. Иначе он не просил бы меня о тебе позаботиться, пока он на работе. Сказал: вдруг Катю нужно будет в город отвезти или подсказать ей что-нибудь! Что бы он ни говорил, попробуй не слушать слова. Они порой выражают только текущие эмоции, ничуть не отражая истинного положения вещей. Прислушайся лучше к его поступкам. Я верю, что у вас еще все наладиться!

Она поближе пододвигает свой стул и гладит меня по голове. Ее голубые глаза ласково окутывают теплом, но принять ею сказанное, с ней согласиться никак не получается. Слова порой ранят похлеще поступков, а от некоторых слов Акима до сих пор еще ранки не затянулись.

Мне сейчас до ужаса любопытно, что между нами случилось? Как зовут непутевую кошку, пробежавшую между нами? Вот бы поймать ее за хвост и выпытать всю подноготную! Тяжело вздыхаю и отправляю в рот очередной кусочек безе.