Текст книги "Детектив для попаданки (СИ)"

Автор книги: Илана Васина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 27

– Мишенька, – произношу одними губами. Во все глаза смотрю на брата, не доверяя покачнувшейся реальности. Он сказал: «Карина»? Невозможно! Немыслимо! Неужели он меня чувствует? Или просто своим по-звериному чутким слухом уловил мое имя, прозвучавшее пять минут назад в разговоре?

Но брату мало моего потрясения. Расшатав как следует окружающий мир, он окончательным, мощным пинком посылает его кувырком по Вселенной, приближаясь ко мне и доверчиво вкладывая свои холодные пальцы в мою ладонь. Совсем как раньше, в прошлой жизни, его глаза при этом сверлят мои ключицы.

Затаив дыхание, замираю. По щеке ползет теплая влага. Боюсь стереть ее, боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть эту хрупкую, внезапную близость. Он меня узнал, узнал мой мальчик! Вопреки всему, каким-то своим особым чутьем разглядел во мне сестру за незнакомой, пугающе новой оболочкой. От этого еще сильнее хочется рыдать. Еле держусь, чтобы не зареветь во весь голос! Слезы текут по щекам одна за другой в полной тишине.

Это волшебное, невероятное мгновение нарушает ровный, чуть монотонный говор Людмилы:

– Ну, пойдемте что ли в гостиную? Вам кофе или чай? – она вопросительно смотрит на меня и Акима. При звуках ее голоса Мишины пальцы отрываются от моей ладони. Брат упирается взглядом в пол, а потом стремительным шагом подходит к столу и, ровно усевшись за стул, принимается за латание водопада. Это его терапия, способ прийти в себя, погрузившись в привычное после диковинной встречи с сестрой.

Направляемся в гостиную. Здесь ничего не изменилось со дня моей смерти. Все тот же раздвижной кожаный диван, на котором ночевали подруги, кресло по соседству с торшером – в нем я увлеченно читала Акунина и Глуховского, шкаф, забитый под завязку любимыми книгами, фотографии в рамочках на стене. Одну из них, нашу совместную семейную фотку с Мишей и родителями, сейчас как раз рассматривает Аким. Склонив голову и скрестив на груди руки, он внимательно вглядывается в изображение. В моей голове мелькает фееричная надежда: а вдруг он меня узнает сейчас также, как Миша?

– Это твоя подруга? – спрашивает он, указывая на мой предыдущий облик.

Подхожу поближе к фотографии и сразу оказываюсь в плену его рук, спиной прижатой к его груди. Мы вместе рассматриваем счастливые лица, запечатленные в этой самой комнате. Как давно это было! Я киваю.

– Это Карина. В тот день ей исполнилось восемнадцать. Они всей семьей отметили день рождения, а на следующий день ее родители погибли.

Аким мрачно кивает. Печальная история.

– Она была красивой. Твоя подруга.

– В твоем вкусе? – вдруг интересуюсь я. – Если бы ты встретил ее на улице до нашей встречи, был бы не прочь познакомиться?

Он еще раз, оценивающе оглядывает воздушный, почти прозрачный силуэт, светло-пепельные волосы до пояса, аккуратно уложенные волнами, и изящное, тонко вырезанное лицо фарфоровой куколки, на этой фотке довольно улыбающееся.

– Вопрос, конечно, необычный, но... да, я бы определенно обратил внимание на такую девушку, не знай я тогда тебя.

Его ответ бальзамом проливается мне душу. Почему-то мне важно, чтобы мою изначальную оболочку он посчитал привлекательной также, как мой внутренний мир.

В этот момент в комнату, осторожно ступая, заходит Людмила, удерживая на подносе три чашки кофе и те сладости, которые мы с собой притащили. Выкладывает все на кофейный столик и предлагает присоединиться к бесчайному чаепитию. Усаживаемся с Акимом на диван, Людмила же предпочитает кресло. Подносит чашку ко рту, пригубив кофе, прищелкивает языком от удовольствия и вдруг заявляет:

– Вы, конечно, и понятия не имеете, что именно случилось пять минут назад. Наш ведь Миша аутист, никому себя трогать не позволяет и сам никого не трогает. Единственный, с кем он шел на тактильный контакт – это его покойные родители да сестра, царствие им небесное! – крестится мимоходом, –  А теперь вот еще и вы. Это до того поразительно, что я бы не поверила, если бы своими глазами не видела! Вы расскажите мне теперь, как часто видели Мишу, как часто к Карине в гости приезжали? Откуда он вас так хорошо знает?

Вот и посыпались вопросы, которых я так боялась. Я не слишком-то умею врать. А точнее почти совсем не умею. Сделав вид, что рассасываю кусочек шоколада, размышляю. Аким женат на Кате примерно два года. Значит, последние два с половиной года Катя с Кариной пересечься никак не могли. Теоретически они могли встречаться раньше. Например, в университете. Заявляю:

– Мы вместе учились, в одной группе на педагогическом.

Аким бросает на меня удивленный взгляд. Ой, точно! Катя вряд ли училась в университете! Муж говорил, что все ее образование – это курсы по спорту и питанию. Поэтому продолжаю импровизировать:

– Это длилось недолго, потому что я не справилась с программой и меня исключили. И все же мы успели сдружиться. Потом я уехала домой, с Кариной постоянно созванивалась и переписывалась. Карина рассказывала, что у нее был молодой человек Андрей. Вы что-нибудь про него знаете?

– Да, в первый и последний раз видела его на кладбище. Кариночка-то домой никого не водила из мужчин. Берегла брата – он ведь, как малое дитя уязвимый. Она всегда о других больше заботилась, чем о себе, – тяжелый вздох, – Пусть земля ей будет пухом, бедной девочке! Так о чем мы говорили? Про Андрея ее я  больше ничего не знаю! Вы у Анны спросите, если с ней увидитесь – уж она-то должна знать, раз у них с Кариночкой один круг общения был.

– А вы что-нибудь про Лену знаете? Каринину подругу?

– Знаю. А то как же! – Людмила снова отпивает кофе, метким, отработанным движением закидывает себе в рот пралине и размеренно работает челюстями. –. Зашла она один раз, сразу на следующей день после того, как Карина умерла. Вся из себя деловая колбаса, – фыркает она возмущенно. – Костюмчик. Макияжик. Маникюрчик. Причитала: как же так? Кто ее? За что ее? А, стоило мне уйти на кухню за кофейком, как она бросилась в Каринину спальню и принялась у нее по секретеру шебуршать! Вбегаю туда, а она поспешно так дверцу прикрывает.  Я ее, конечно, обыскивать не стала, скандалить тоже, но дала ей ясно понять, что отныне ей здесь не рады, – женщина поджала губы и насупилась. – Во дает! У этой прошмандовки подруга умерла, а она по шкафчикам роется, в которых у Кариночки документы хранились. И еще приличного человека из себя изображает! Ладно, Бог ей судья, конечно! – всем своим видом показывая, что, может, Бог и судья, но уж она, Людмила, свое нелестное мнение о Лене составила тогда окончательно и бесповоротно!

– Вы не спросили у нее, что она искала?

– Нет уж, еще чего! Отправила ее восвояси. Но только, что бы Елена ни искала, она этого не нашла. Когда уходила, глазки у нее забегали и она так заискивающе  мне предложила: может забудем о том, что вы видели? Она, мол, тут оставила кое-что свое у Карины. Не буду же я против, если она свои вещи заберет?

Вспоминаю, как Ленка протягивает мне на подпись договор аренды подвальной части сада. Упорно настаивает: все расписано так, как я хотела. Я тогда слишком спешила, поэтому сразу читать и подписывать договор не стала. Решила взять домой и там как следует все изучить.

Потом запихнула эту пачку бумаг в секретер. Мне потребовался рабочий договор с нашим АБА специалистом, который я долго и безуспешно искала в своей папке с вкладышами. Потом кто-то позвонил, отвлек, и я, наверно, по ошибке засунула контракт об аренде в файлы с рабочими договорами. Может, этот самый контракт и искала Лена? Зачем? Боже, что она творила за моей спиной?

Вот бы сейчас пройтись по своим документам, найти тот злополучный контракт, но как? Что я скажу Людмиле? Позвольте мне разыскать тут среди вещей Карины кое-что свое?

Внезапно слышу незнакомый рингтон со стороны прихожей. Людмила торопливо топает в прихожую и вступает в разговор с невидимым собеседником:

– Добрый вечер! Я не одна... Каринина подруга с мужем. Да, которая уже раньше звонила... Ага, сейчас передам!

Женщина приближается ко мне и протягивает телефон, смущенно признаваясь:

– С вами тут Анна поговорить хочет. Мишина опекунша. Я ведь ей обязана все рассказывать... Вот, возьмите!

Прижимаю к уху телефон. Перед глазами неожиданно мелькают губы ведьмы Индиры, отчетливо проговаривающие страшные слова. На «А» ее имя начинается! Очень она тебе завидовала. У нее мысли в голове такие были: «Голый, больной придурок!»

Внутренне сгруппировавшись, бесстрастно произношу:

– Здравствуйте, Аня!

– Здравствуйте! Я слышала, что вы приехали навестить Мишу. Не желаете составить мне сегодня кампанию в ресторане? Хотелось бы наедине, если вы не против. Между нами девочками. Посидим, повспоминаем Карину. Согласны?

– Да, – произношу твердо. – Где и во сколько?

Глава 28

Место, которое выбрала Аня, – самый банальный фаст фуд. Пищевой конвейер. Удивительно. Почему из тысяч Питерских заведений общепита она предпочла отужинать именно здесь? Прохожу сквозь ряд пластиковых столов и красных стульев-скамеек и вижу подругу. Или все-таки убийцу?

Кем бы Аня теперь ни была, выглядит она замечательно! Чуть раскосые голубые глаза на совершенном овале лица. Высокий лоб, маленький аккуратный носик и полные губы.  Красивая укладка платиновых волос – сама такую дома не сделаешь! Дорого, стильно одета. Даже не скажешь по ней, что всего пару лет назад единственную одежду, которая она могла себе позволить – это купленную по скидкам в комиссионках. Если бы она пригласила меня сюда два года назад, я бы не удивилась. Но ужинать здесь сейчас, когда, судя по всему, у нее водятся деньги?

Присаживаюсь за белый столик. Стараюсь стереть из глаз настороженное выражение. Я тебе, конечно, не доверяю, милая, но тебе необязательно об этом знать. Улыбаюсь и после первых приветствий интересуюсь:

– Что сегодня хорошего в меню?

– Картошка фри в сочетании с карамельным мороженым – просто чудо, как хороша! – произносит она умильно сморщив носик и экспрессивно по-итальянски взмахнув рукой.

Я смеюсь. В памяти сразу всплывают наши с Аней походы в макдак во времена студенчества. Картошка в соусе-мороженом была одним из наших любимых блюд. Покупаю себе греческий салат, как и Аня. Внезапно начинаю понимать, что сейчас происходит.

Она втирается ко мне в доверие! Одно дело – позвать Катерину в навороченный ресторан категории Мишлен, кичливо продемонстрировать свой уровень жизни и провести по-светски любезную беседу. И совсем другое – когда эта изысканная, элегантная девушка спускается с Олимпа к простым людям в обычную забегаловку и обсуждает вкуснейшую картошку фри. Хитрый ход!

– Где ты познакомилась с Кариной? – любопытствует она.

– В универе.

– Что-то я тебя не помню. Интересно. Мне казалось, что у моей подруги довольно прозрачная жизнь. А теперь вдруг выясняется, что у Карины была дружба, о которой я понятия не имела. Может, скоро обнаружится, что у нее и тайный ребенок был? И муж-миллионер? И вообще она была северо-корейской шпионкой под прикрытием? – умехается холодно, цинично. Ей неприятно, что у вроде бы простушки Карины были от нее тайны.

– Может оно и так, – отвечаю, без особого аппетита ковыряясь в салате. – Невозможно о человеке все знать, верно? Иногда бывает: доверяешь кому-то безгранично, а тот тебя травит. Как Карину. Ее ведь кто-то из ближнего круга отравил. Так я слышала.

– От кого слышала? – стрельнув в меня глазами, уточняет Аня.

– Уже не помню. Да и не важно, наверно. Но мне очень интересно, кто мог желать ей смерти? Кому она мешала, добрая душа?

– Доброта – не оберег от людского зла. Находятся завистники все равно! Вот, например, Ленка, наша общая подружка, всегда чуть ли ни открытым текстом говорила, что Карине завидует.

– А что с ней, с Леной сейчас? Я слышала, она была правой рукой Карины в саду?

– Была правой рукой, а стала головой. Оказалось, что прямо перед смертью Карина оформила на нее свое дело. Прикинь? Уже одно это должно навести следаков на истинный след! Очень подозрительно все это! С какой стати Карина подарила бы дело всей своей жизни подруге?

Что? Не оформляла я никакой дарственной! Как она это провернула? В памяти вдруг всплывает Ленкина  обмолвка о знакомстве с нотариусом – возрастным мужиком. Староват, конечно, и в постели не очень, но зато юрист. Так что если мне теперь потребуется законным или не очень способом отжать какой-нибудь лакомый кусочек, то она мне по знакомству сможет это устроить. Я тогда посмеялась, пожурила ее на всякий случай, для профилактики, но ничего не заподозрила. Так вот, значит, как она оттяпала мое дело?

Наверно, и по секретеру она лазила в поисках документов-исходников, необходимых для оформления дарственной. И подпись мою подделала, и подарочек себе оформила задним числом. Вместо того, чтобы скорбеть по утраченной подруге, Ленка бегала, как заводной, механический робот, проворачивала свои замыслы. Как она могла? Как? Ужасно невовремя зачесалась мочка уха и я потерла ее, привычным жестом зажав между пальцами.

Наверно, что-то отразилось на моем лице, потому что Аня сразу прокомментировала:

– Ты хочешь найти и посадить того, кто ее убил.

– Любая хорошая подруга этого хотела бы, не так ли? – акцент делаю на слове «хорошая». Аня согласно кивает и обещает:

– Я тебе помогу. Я ведь тоже с тех пор,  как Карина умерла, спать нормально не могу. Есть не могу. Все ее вспоминаю. Столько нас связывало!

Она вдруг закрывает лицо руками. Ее идеальный маникюр со стразами совершенно не наводит на мысли об утрате интереса к жизни! То ли переигрывает, то ли правда растрогалась и всплакнула? Скорее, первое.

– Знаешь, почему следаки до сих пор Ленку не посадили? – почему-то шепчет она, так что я ее едва слышу. Мне приходится сильно податься вперед, войти в ее личное пространство, чтобы расслышать.

– Почему?

– Потому что они вообще не нашли ни отравленной еды, ни питья. А ведь Ленка могла запросто подбросить яд в еду, раз они вместе с Кариной работали!

– А что за яд-то был?

– Это пока тайна следствия. Никто мне не говорит.

– А не мог ее Андрей грохнуть? Ну, этот ее парень? Она ведь с ним перед смертью в ресторане была! Он мог разозлиться, что она ему отказала в женитьбе и отравить от переизбытка гневных чувств. Типа, не досталась мне – значит, не доставайся никому! Что по этому поводу твои знакомые следаки говорят?

Она как-то странно на меня смотрит.

– Андрей ничего не выигрывает от ее смерти– раз. Травить на глазах у десятков людей свою девушку – это, как минимум, глупо – два. Записи с камер наблюдения этот вариант полностью опровергают – три. А четыре – откуда ты знаешь, что Андрей ей предложение сделал и она отказала? Карина ведь тебе точно не могла этого рассказать. Если только...

Она замолкает. Черт! Так глупо подставилась! Анька меня еще шпионкой обозвала! Да какая из меня шпионка? Что в голове, то и на языке! Поспешно исправляюсь:

– Потрясающе! Опять угадала! У меня вообще-то с детства хорошая интуиция! Иногда оказывается, что я знаю наперед вещи, которые еще не случились! Или вижу прошлое. Меня даже на битву экстрасенсов приглашали, но я не пошла. А то у меня этот дар такой ненадежный, никакому контролю не поддается. То включается сам по себе, то выключается. Иначе я бы уже давно убийцу Карины вычислила!

Аня с интересом пялится на меня, недоверчиво улыбаясь. Я бы и сама на себя так смотрела, услышь такое! Думаешь, что ужинаешь с нормальным человеком, а потом оказывается, что перед тобой фрик с шестым чувством.

– Ты больше не будешь салат? – спрашивает Аня, с жадностью поглядывая на мою тарелку.

– Нет, – растерянно отодвигаю от себя пластик.

– Я тогда доем? – и тянет салат к себе.

– По-прежнему спасаешь еду от мусорки? – смеюсь, не удержавшись.

Это ее привычка из босого, голодного детства доедать и допивать за другими так никуда и не делась. Но одно дело – доесть за подружкой и совсем другое – за человеком, которого видишь сегодня впервые. Похоже, девочка вышла на новый уровень! Раньше мне эта ее повадка казалась ужасно милой и трогательной. Может, это тоже ее фирменный способ втереться в доверие?

– Ненавижу, когда еда пропадает, – бормочет Аня, с аппетитом наворачивает остатки салатных листьев из моей пластиковой миски. Пододвигаю к ней чай. Его я тоже допивать не собираюсь. Анюта, благодарно хмыкнув, притягивает к себе и стаканчик.

Вдруг девушка достает из сумочки гудящий смартфон и морщится.

– Эта сестрица Аленушка меня уже достала! Все время уламывает встретиться! Не хочу я с тобой встречаться, отстань! – сердито тыкает в смартфон и засовывает его обратно в сумочку.

Сестрица Аленушка? Это же Ленкино прозвище! Так мы ее за глаза называли, когда она нас злила. Как там Индира говорила про мою убийцу? На «А» ее имя начинается! Вот черт!

– Как ты думаешь, зачем тебе Лена названивает? Вы ведь раньше почти не общались.

Опять удивленный, задумчивый  взгляд. Да что я такого сказала-то? Может, Карина мне все-привсе рассказывала! В том числе и про своих подруг!

Глава 29

Дальнейший наш разговор идет и ни о чем, и в никуда. Мы с Аней – как два сапера из вражеских лагерей, встретившихся на минном поле. Каждая из нас пытается обойти чужие вопросы и получить ответы на свои. И каждая безуспешна. Ощутила ли Аня тоже самое? Возможно. Хоть ее голубые глазки и горели до конца нашей встречи искренностью и желанием помочь, однако ничего полезного она мне больше не сказала.

Вскоре мы с ней расстаемся, и я отправляюсь на оперативно приехавшем такси в гостиницу. Поднимаюсь в нашу с Акимом комнату, но его здесь нет. Быстрый взгляд на часы. Пол двенадцатого – поздно-то как! Неужели он отправился любоваться белыми ночами? Без меня? Проверяю свой телефон и нахожу от него сообщение:

– Я в тренажерку на втором этаже. Открыто круглосуточно, когда закончу – не знаю. Люблю.

Набираю ответ:

– Я уже пришла. Не трать там все силы, ладно?

Вскоре с улыбкой читаю:

– Об этом точно можешь не волноваться!

Валюсь изможденная на кровать. Какой долгий был день! Переезд, встреча с братом, Людмилой, Аней. Я бесконечно устала. Спина ноет от долгих сидений в машине и не менее долгих чаепитий. Голова гудит от роящихся в ней мыслей. Столько информации за один день... Как все это переварить? Как понять, кто же меня убил, кто?

У меня слипаются глаза от усталости, но я хочу дождаться Акима, поэтому сползаю с кровати и тащусь в душевую. Принимаю контрастный душ. Выхожу посвежевшая, но надолго ли меня хватит? В номере я по-прежнему одна. Замечаю на столе ноутбук Акима. Он почему-то открыт. Странно – ведь Аким никогда никуда не уходит, не закрыв свой ноут.

Я так привыкла видеть его в руках мужа, что в моем восприятии этот ноут – такая же часть Акима, как часы на его руке. Провожу пальцами по гладкому периметру крышки, вспоминая сколько вечеров я сидела за книгой рядом с мужем, пока тот работал. Корпел над клавиатурой не в кабинете, а в спальне – просто, чтобы быть поближе ко мне. От этих воспоминаний теплеет на душе.

Вдруг замираю. От моего прикосновения экран неожиданно загорается, демонстрируя печатный текст. Мало того, что ноут открыт, он еще и не заблокирован! Стою потрясенная. Распароленный ноутбук может значить только одно. Аким специально зашел в настройки, чтобы отключить блокировку и открыть мне доступ, но доступ к чему?

Сажусь за стол, пытаюсь понять, что происходит. Внезапно рядом со мной появляется Катя. При виде ее вздрагиваю всем телом – ведь я о ней почти забыла. Нервы ни к черту! Она, как всегда, безо всяких предисловий, рубит с плеча:

– Короч, слушай, подруга. Аким тут тебе письмецо накатал, пока тебя не было. Не совсем даже письмецо. Ну в общем, прочитаешь – поймешь. Только там, где про меня написано, дели надвое. Ок?

– Но... Как... Аким? Письмо? – лепечу растерянно.

– Слушай, ну, я могу тебе его, конечно, и сама прочитать, но у меня дела. Читай, не стесняйся. Ну все, пока!

Чувствую себя почти мошенницей. Залезть к мужу в его гаджет, прочитать его личные документы? Это непорядочно, неправильно... Но в то же время распахнутый, разблокированный ноут – это как официальное приглашение от Акима, чуть ли не открытым текстом написанное, соблазнительное и манящее к себе. Я не удерживаюсь. Захожу в начало документа. Меня бросает в жар, краснею от стыда, но читаю. Первые же строки цепляют к себе крюками-магнитами, и больше мне из этой исповеди не вырваться. Никак.

«Не знаю, нафига я сюда пишу. Сижу один в номере. Впервые за много месяцев нет никаких дел. Ни объемных заказов, ни дедлайнов. Людей вокруг ни души. Только я в тишине. Наедине со своими шумными мыслями, которые никак не сойдутся в единую, цельную картину, грызут изнутри, бьются друг с другом и не дают покоя. Столько всякой херни происходит, что в башку уже просто не влезает. Мозги кипят и глючат – вот-вот зависнут! Кажется, еще один финт от судьбы и я взорвусь!

Поговорить бы с бывалым человеком, черпнуть взаймы чужого опыта, но ведь нет больше ТАКИХ людей с ТАКИМ опытом! Я один, и должен сам прорубить себе путь в темноте, в самой гуще гребаных джунглей.

Все началось с аварии. Забавно. Думал тогда, что на той аварии у нас все закончится, а вышло наоборот. У нас с ней все началось, с моей Катей. Или не моей. Или не с Катей.

К моменту аварии я свою жену знал, как облупленную. Все ее гнилое нутро изучил за годы брака. Но, как наивный дурак, как полный идиот надеялся, что, если вложусь в нее, если проявлю терпение, то она изменится. Перерастет свой эгоизм, поверхностность, малодушие. Как там говорят... Нагуляется, наиграется, остепенится. Но нифига не остепенилась. Катюня нашла себе другой кошелек потолще, поподатливее, и решила в него вцепиться, наплевав, как водится, что это МОЙ брательник, МОЯ кровь. А может спецом его выбрала, чтоб мне больнее, чтобы непременно рубануть ниже пояса!

А потом авария. Первый сюрприз. Это ее смущение, когда я впервые зашел в палату и она была раздета. Прежняя Катя к наготе прибегала при любой возможности, как к отравленной, ядовитой приманке, чтобы пользоваться мной по полной. Стоило ей налажать, как она скидывала с себя одежду и приводила весомые аргументы, чтобы заполучить себе прощение.

После аварии хотел доказать и ей, и себе, что она больше надо мной не властна. Закончилась ее чертова магия, все, баста! Пусть отсвечивает голой грудью, мне плевать на нее с высокой колокольни. Только доказать ей ни хрена не получилось! Новая Катя напрочь забыла про свой козырь, даже и не пыталась с него ходить. Выгнала из палаты за дверь, как прыщавого подростка, решившего подсмотреть за тетками в женской бане.

А потом закрутилось-завертелось, и я перестал вообще что-либо понимать. Она забыла про бабки на карточке. А когда напомнил, вдруг перестала сорить деньгами направо-налево. Стала готовить. Стала кормить меня нормальной, домашней едой, своими нежными ручками приготовленной! Заявила, что найдет себе работу. И нашла ведь, без базара! Причем не абы какую, а самую для нее нетипичную: с детьми, и справилась с ней на ура!

Это не Катя, не она! Катя бы ни в жизнь такого не сделала! Но ведь сделала же! И как это понимать?!

То, о чем я мечтал все эти долбанные два года, воплотилось после аварии в моей жене, как по волшебству. Я себя ощутил, наконец, счастливым с ней рядом! Полноценно, до ноющей боли в груди, счастливым! И больше уже ее отпустить от себя не смог. И не смогу. Хоть и звучали в ушах эти ее стоны и ахи, когда она с братом...

Но это ведь не она была тогда, с братом-то! Новая Катя – тихая, скромная девочка, как нежный бутончик, еще нераскрывшийся! Стеснялась меня, стеснялась себя, когда ее ко мне потянуло, а ее ведь ко мне тянуло, по глазам было видно! Прежней Кате смотришь в глаза – и как будто в бесовском мареве тонешь, сам себя теряешь! А сейчас – я себя в ней нахожу, в ее чистых, огромных глазах-океанах. Нет больше в ней отравы, нет! Была, да сплыла! Куда она вся делась? Куда?

Когда мать пригласила на юбилей, думал, что этот Рубикон мне не по плечу! Так боялся ее потерять, мою ласковую девочку, только что из пепла найденную! Ведь своими прошаренными мозгами понимал, что всегда есть вероятность обмана. Что своей записью, своим шантажом я держу Катю за горло, а зажатая в угол женщина способна на многое. Ей переплюнуть актрису, выигравшую Оскар, – легко!

Я боялся, что на нашей семейной сходке все это выяснится. Двойная игра или фиг знает, что она там могла творить. Плюс еще брат мерзавец. Не хотел с ним встречаться, с гадом и брехуном. Но рана гноилась. Ее вскрыть надо было, пока гангрена не началась.

А потом, когда ее зажатую братом к стене увидел, ее взгляд отчаянный, безумный, молящий о помощи, понял, что ни хрена это не игра! Такое, блин, не сыграешь! Чуть лапы этому уроду не оторвал! Только мысль о родителях остановила, да Катины ручки, вцепившиеся в меня и ее писк отчаянный.

Предложил ей стереть запись, компромат на нее, но она даже не обрадовалась. Наоборот, на лице усталость появилась. Будто это чужая история, не ее. Она мимо этой грязи прошла, а я нет. И это ее тяготит.

Щекотная зона на шее у Кати – больше не щекотная. Новые жесты. Новое поведение. Сон-кошмар, в котором она убеждала кого-то, что она Карина, не Катя. Сообщение, в котором к ней обратились, как к Карине, и которое она поспешно, слишком поспешно стерла. Миша, брат подруги погибшей, который вдруг назвал ее Кариной и за руку взял, как сестру... Ее слезы при этом градом из глаз...

Если бы не мой чертов рационализм, я бы мог подумать, что в моей жене живет чужая душа, ставшая мне за последние недели роднее всех и дороже себя самого. Я уже близок к тому, чтобы поверить в немыслимое. Стою на грани своих прежних убеждений, готов от них отступиться, плюнуть на всегдашний свой скептицизм, вечное неверие в чудо. Шагнуть в неизведанное или нет? Вдруг это все бред собачий? И причина реальная в том, что люди меняются, плюс нечаянное нагромождение случайностей? Я не знаю. Впервые не знаю, что думать. Что мне думать, Катя? Или Карина? Подскажи!»

Вздрагиваю от звука неожиданно открываемой за спиной двери. Оборачиваюсь испуганно и, пойманная врасплох, прячу в пол глаза. Это Аким.