Текст книги "Король-поэт (ЛП)"

Автор книги: Илана Мьер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Он важен для тебя.

– Это моя семья, – сказала Намир. – И я поклялась.

– А твоя настоящая семья? – Алейра укуталась плотнее в халат и склонилась.

– Мертва.

Желтые глаза глядели на нее.

– Это не все.

– Их убили. Рейд, – Намир покачала головой. То ли от запаха, то ли от позднего часа, ей хотелось продолжать. – Нет, «убили» неправильное слово. Звучит как случайность. Но их убили намеренно, – она покачала головой. – Почему я это рассказываю тебе?

– И твоя фамилия Хазан, – сказала тихо Алейра. – Фамилия почти погасла в этой части мира. Намир… не это имя тебе дали. Ты взяла имя горного кота, когда стала воином. Да?

Намир не видела причины отрицать это.

– Ты можешь такое увидеть?

Лицо Алейры смягчилось.

– Я вижу, что мы с тобой… могли быть соседями. В другой жизни. Может, наши братья играли бы вместе. Наши родители молились в одном храме. Кто знает?

Намир пару мгновений словно видела танец перед глазами. Она поняла слова женщины.

– Ты – галицийка?

Глаза Алейры сверкнули. Мягкость пропала.

– Нельзя доверять никому из рода Эвраяд, – сказала она. – Ты ничего не знаешь о нашей истории? Не знаешь, что они сделали?

– Отец, – Намир пришла в себя. – Юсуф вел то кровопролитие. Не сыновья. И время было иное. Мансур знает, кто я. Думаю, знает и Элдакар. Им все равно.

– Это сейчас, пока кто-то из нас не стал слишком сильным. Или, может, это сделают не они, но их потомки. Помяни мои слова, милая, в Кахиши будет еще резня. И так всегда, пока живут галицийцы, с потопа на нашей земле. Может, пока мы не пропадем, станем лишь словом, пугающим детей. Наши книги сожгли, храмы растаяли, – Алейра легла на бок. Она смотрела на стену за Намир. – Я сделала, что могла, в этом неуверенном мире, – сказала она. – Меня укрыли люди. Король Сикаро принял меня, когда я чуть не умерла. Он защищал меня. Никто не мучил меня в его крепости, хотя я была юной и считалась красивой. Я не забуду. Я пойду туда, куда скажет Мирина. Что бы я ни думала о ее муже.

Намир полагала, что это было близко к признанию в верности. Она могла пока лишь смотреть и ждать. Маг могла им пригодиться.

Могла пригодиться с дружба с королем Сикаро. Элдакар встречался с королем Танцующих с огнем. Сикаро не был рад видеть мужа своей дочери. Элдакар вел себя вежливо с мужчиной, пославшим его дочь шпионить за ним. Они договорились о перемирии, которое было выгодно Элдакару – избавило его от войн на многих фронтах. Но если Алейра Сюзен могла убедить Сикаро помочь Элдакару в войне…

«Она предала нас обоих, – сказал Сикаро Элдакару долгой летней ночью, выпивая у палаток Танцующих с огнем. Он проявил только эти эмоции. – Мой яркий огонек свечи. Она должна была шпионить за принцем Кахиши, а не выходить за него замуж!».

Элдакара потрясло это. А потом оба короля рассмеялись.

– Ты снова отвлеклась мыслями, – Алейра звучала заинтересованно, а не раздраженно. – У тебя много ответственностей, командир Хазан.

– Можешь звать меня Намир, – утомленно сказала она. – И… ты все еще красива, – она встала.

Маг смотрела на нее.

– Ты одинока, да?

Намир раскинула руки, не скрываясь.

– Я люблю лордов и служу им жизнью, – сказала она. – Порой я не знаю, какой из них мне нравится больше. Но для них я лишь солдат. У них есть свои жизни.

Лицо Алейры не изменилось, она вытянулась во весь рост на боку.

– Я могу составить компанию. На время, – она улыбнулась, уголки ее глаз приподнялись. – Временно отвлечь от мыслей.

Намир склонила голову. Она была словно во сне.

– Ты добрая, – сказала она. – У меня… нет в этом опыта. И, миледи, боюсь, это все усложнит.

Алейра рассмеялась.

– Ты права… больше, чем знаешь. Так бывает, – она встала и прошла к входу в палатку. Она толкнула ткань. Сигнал был понятен, но в ее глазах не было злости, может, даже была нежность. – Ты, Намир Хазан, хороший солдат.

Намир вышла из палатки. Воздух снаружи был чистым и прохладным. Трава под луной была мягкой под ее сапогами. Она впервые заметила это. Она не знала, что именно чувствовала, но там было облегчение.

Намир поднималась по холму, миновала палатку короля. Стражи стояли, как она любила. Она прошла дальше, заметила полоску света в палатке короля. Лампа горела, он смотрел карты. Границы, реки и мосты могли дать ответ. Как-то все изменить.

ГЛАВА 10

Джулиен Имара сто раз представляла возвращение. Сто вариантов, зависимо от ее настроения. Порой она представляла, как входит в Академию, высоко подняв голову, свет луны падает на ее метку Пророка, и все ее видят. Тогда она позволяла себе забыть, что заслужила метку не годами обучения и подготовки. Она сказала бы, что это был приз за работу, за помощь Придворной поэтессе Эйвара. И все, кто игнорировал ее, прогонял и считал жалкой рядом с Сендарой Диар… кхм.

Даже в такой версии событий – торжественной – была плохая сторона. Она знала, что, когда Сендара увидела бы ее и метку… было бы презрение. Сендара назвала бы ее ничтожеством или показала бы это взглядом.

Джулиен пыталась не думать об этом. Сендара все равно знала бы, что не остановила зло, что это Джулиен выступила против зла.

Но когда Джулиен Имара переживала, что ничего не знала о чарах, что ей все навязали, а она приняла их невольно, ее представление событий сходилось к презрению Сендары. Тогда Джулиен заставляла себя готовиться к такой возможности, привыкать, пока они с Дорном не прибыли на Остров, к тому, что придется терпеть презрение.

Она почти не думала, как Дорн вернется в место, где его чуть не убили. Она знала, что это было важно, но думала, что они разберутся на Острове. Дорн Аррин был старше, знал, как справляться с проблемами. Между шестнадцатью и двадцатью лежал мир знаний. Хоть в глазах Валанира Окуна она чему-то научилась, этого было мало.

Она думала при этом о пещере на северной стороне Острова, куда перенесла их. Позже, когда они добрались до Академии и обнаружили, что случилось, ей стало стыдно. Конечно, события тут проходили важнее, чем она. Она переживала за себя и свою гордость, а королевство рушилось.

Ее роль была ясной. Особенно, когда Дорн Аррин рассказал ей о сне с Придворным поэтом. У нее была метка Валанира Окуна, у них была библиотека Академии. И никто не мог им помешать. Ни враждебные архимастера, как Лиан или Кервин. Ни ученики. Ни Сендара Диар, теперь принцесса (ясное дело!). Джулиен использует новые силы, как нужно. С помощью библиотеки она поймет, что нужно делать.

* * *

В первую ночь на Острове начались сны. Она мчалась на лошади вниз по горе. Это было бы вряд ли возможным в реальном мире – Джулиен не любила кататься. Но в мире сна это было естественно. У основания горы она оглянулась и увидела другого всадника. Его волосы были белыми, сияли на солнце. Его конь тоже был белым.

Джулиен невольно засмеялась, радуясь от движения по зеленой горе.

Мужчина поравнялся с ней. Его глаза были голубыми, как небо, и он нес лиру. Золотую, конечно, с золотыми струнами. Его плащ был синим.

– Мы будем там к закату, если поспешим, – сказал он. – Сможешь, маленькая?

– Я смогу куда больше, – сказала Джулиен Имара. – Сейчас я могу и полететь.

Он рассмеялся.

– Не все сразу.

Джулиен поняла, что сама была с лирой. Золотой, но похожей на бронзу, как ее лошадь. Она чуть не заплакала.

– Вперед, – мужчина направил лошадь галопом. Она ехала рядом, но ее не трясло. Она будто летела на лошади рядом с этим мужчиной, они разделяли миссию.

В одном сне, они остановились и развели костер. Луна взошла, и стало видно метку Пророка на его лбу. И в темноте он рассказывал ей истории. Герои, короли и королевы озаряли воображение Джулиен яркими красками, трепетали, как огонь. Она видела строение историей, ощущала их ритм как знакомую музыку. И ей казалось даже, что эти знания всю жизнь влияли на ее жизнь, и то, что она ощущала, было не новым, а тем, что она вспоминала.

* * *

Она принесла сияние сна с собой за стол за завтраком. Прошлой ночью она и ее спутник прибыли к узкому выступу в скале. С одной стороны была стена камня, с другой – вид на водопады, зелень, поднимался туман. Они молчали, но казалось, что они все равно общались.

Каждый раз, просыпаясь, она слышала музыку из того мира, громче, тише, и она пропадала.

Тем утром на кухне были только она и Дорн, делили буханку. Оба были так голодны, что рвали хлеб руками. Но ножами хотя бы намазывали варенье.

– Ты чего такая радостная? – сказал Дорн, жуя. Она улыбнулась, и он закатил глаза. Он, наверное, считал ее глупой.

Четвертый день с их возвращения. Они нашли странную плиту в Зале лир и решили свой курс. Они часами искали в библиотеки среди манускриптов и свитков. Там всегда было тихо и почти пусто – многие ученики не интересовались книгами – и это место ощущалось как прежняя Академия. Можно было легко представить, как архимастер Хендин появляется из-за полок, чтобы проверить их.

Джулиен и раньше много времени проводила тут. Сбегала сюда. Оказалось, и Дорн Аррин тоже. Он был старше в учебе, его пускали сюда ночью. Он говорил, что ночью тут было хорошо. Тихо.

Джулиен не озвучила то, что думала. Он был одиноким. Как она.

Что сложилось бы иначе, если бы они встретились в библиотеке? У них завязалась бы дружба до Манайи?

Нет, Джулиен была как призрак для других учеников. Девочка, беззвучная, невзрачная. И Дорн думал о другом.

Она не говорила об Этерелле Лире. Она знала, что нельзя. Не из-за страха, что Дорн разозлится, хотя и этого капля была. Но она помнила, как он звучал в их разговоре, который она подслушала. Дорн Аррин не заслуживал такой боли.

Глупая девчонка.

Сегодня они решили поискать о поэтах-королях. Ей хотелось, чтобы архимастер Хендин помогал им тут. Его присутствие в библиотеке, мягкое и почти незаметное, было важнее, чем она думала. Она поняла это, когда они попытались справиться одни.

– Говорят, – сказал Дорн, убирая волосы с глаз, – что Дариен Элдемур и Придворный поэт использовали эту библиотеку. То, что они нашли, помогло им на Пути.

Он рассказал ей о сне с Лин Амаристот. Как она предупредила, чтобы они скрылись. Он не смог сказать во сне, что они не могли уйти. Сегодня волны были такими высокими и с пеной, что стали стеной из воды. Весь день шел дождь, порой выглядывало солнце. Вода с неба падала на волны, а ветер мог легко сбить.

– Их тогда вел Валанир Окун, – сказала Джулиен. Она знала историю лучше, получив метку Валанира Окуна. Она видела ее в голове – ту коробку в корнях дуба, словно она сама ее там спрятала.

Они сидели напротив друг друга в одной из кабинок для учебы. Перед ними были старые выцветшие свитки. Пока они нашли лишь одно упоминание настоящего короля-поэта, а не из мифа. Так казалось. Упоминание было вскользь, и это было так давно, что малое было известно о тех временах.

– Нам бы манускрипт Элиссана Диара, – сказала Джулиен. Она помнила, как он и Сендара сияли, склоняясь над той страницей. Она отогнала мысль, почти ощущая тот свет.

– Я искал в его комнате, – сказал Дорн. – Там так чисто, словно его там и не было.

– И у Сендары?

Ей показалось, что он с интересом взглянул на нее, а потом сказал:

– Да. Там ничего.

* * *

Их свечи стали огарками. Слова, слова и слова, в них потерялся смысл. Дорн опустил голову на луки и громко зевнул, вызвав у нее смех.

Они прошли на кухню, там были холодные сэндвичи с мясом и сыром. Овейн был там, собирался проверить неводы, раз ветер утих. Дорн вызвался пойти с ним.

– Будь осторожен, – тревожно сказала ему Джулиен.

Он мог испепелять взглядом.

Она понимала. Они хорошо жили из-за работы пожилой пары. Они могли хоть помочь.

– Может, возьмешь нож? – сказала она.

– Да, – сказал Овейн. – Я дам ему один из своих.

Она смотрела им вслед с двери кухни. Дорн был прав, но она ненавидела это. После всех историй. И зачем им свежая рыба? Тут было достаточно копченой рыбы, муки и варенья, чтобы прожить какое-то время. И в саду были овощи и травы.

Но Овейн не мог оставить добычу гнить в неводе, так что они ушли. Джулиен сидела у камина на кухне, подперев руками подбородок.

Она подумала о сне дорна, как Придворная поэтесса пришла к нему. Предупредить их. Но они явно поступали правильно. Что ей делать дома? Ждать брака? Хотя она скучала по сестре. Но ничего простого тут не было.

Огонь гипнотизировал, и какое-то время она смотрела, почти не думая.

Огонь.

Джулиен сидела на корточках у костра в лесу ночью. Она не понимала, откуда знала, где была, и почему не боялась. Она знала, что это был сон.

Напротив нее сидел мужчина. Не тот, что ехал с ней до этого, хотя она видела свою лошадь, привязанную к дереву. Золотую и ждущую ее. Этот мужчина тоже был золотым – в волосах и глазах, даже оттенок кожи был таким. Может, возраста Дорна Аррина или чуть старше. Она смутилась и не могла толком на него смотреть.

Но ее лира была у огня. Эта лира была только в ее снах, золотая. Она говорила с ней и землей:

– Я тебя не ждала.

Только это она смогла сказать. Она не знала, кто сопровождал ее до этого в пути по ночам.

Голос мужчины беспокоил как и его облик. Он был как шелест углей.

– Мне сказали, у тебя были вопросы, – сказал он. – Мы решили перейти к этой фазе. Можешь спросить что угодно.

Этой фазе.

Она покачала головой.

– Как вы меня нашли?

– Не такой вопрос, – она слышала улыбку в его голосе. – Но, может, ты должна спросить и это. Метка Пророка вызывает проводников к тебе во сны. Как еще тебе закончить обучение? Твой первый проводник – всегда первый, у всех. Он помогает получить то, что ты потеряла. То, что у нас есть в начале. Пока сложность жизни не уведет нас от чар.

Она осмелилась поднять голову.

– Тогда почему вы здесь? – а ей нравился старик, который завел ее сюда. Он напоминал немного ее дедушку. Если бы ее дедушка был счастливым. Ее облик не был важен, как и то, что она была девушкой. Она ощущала себя в безопасности.

Мужчина сказал:

– Ты ищешь ответы. О большом конфликте в мире. Да?

– Конфликт в Эйваре, – сказала она. – Король-поэт хочет навредить нам.

– Нет, – сухо сказал он. – Это часть истории. Но я вижу, ты не знаешь больше, – он встал. Его тень упала в круге света огня на камни и почти до деревьев. – Скажи, юный Пророк. Зачем вообще возвращать наши чары? Почему это Давид Прядильщик сна считал грехом?

В свете огня, падающем на его подбородок и ниже глаз, мужчина выглядел старше, стал строже. Она сказала ему:

– Миру нужны чары.

– Зачем?

Она опустила взгляд.

– Не знаю.

Его строгий голос смягчился:

– Потому что работает то, что мы не видим, – сказал он. – Чарами мы когда-то отгоняли опасности Иного мира. Мир полагался на нас в этом, но как много человек знало? Может, некоторые маги на других землях. В этом задании мы поклонялись Киаре, мы молились, чтобы Белая королева приняла наши песни и пощадила нас.

– Киара – одна из Троицы.

– Не для поэтов, – мужчина хитро улыбнулся.

* * *

Она проснулась, что-то двигалось в поле зрения. Ее голова лежала на руках на столе. Дорн стоял у стола с довольным видом.

– Мы вернулись, – сказал он.

Джулиен моргнула. Увидела черный панцирь существа, которое он поставил на стол. Это было из ведра, которую Овейн отнес Ларанте. Она вытащила кастрюлю. Они напевали мелодию, пока работали. Музыка была обычной, из дней, что собирались как бусины на нити. Это была их любовь, тихая, привычная и сильная.

Дорн похлопал Джулиен по плечу.

– Идем, лежебока. Сегодня будет крабовое рагу.

* * *

Вечера были ее любимым временем. После ужина Дорна попросили развлечь их, пока они убирали. Он взял скрипку Овейна и играл глупую песню о фермере и зверях, и важнее всего был ритм песни, от него уборка со стола или натирание кастрюли ощущались как танец. А потом Овейн запел о служанке, которую любили все мужчины в деревне, такой красивой она была. Пока пел, он шагал за Ларантой по кухне, а она краснела и отгоняла его.

А потом двое мужчин закурили трубки, Джулиен попросила попробовать. Ей не понравился едкий дым табака, она скривилась. Мужчины рассмеялись. Она и Ларанта играли в карты у огня, это не мешало им участвовать в разговоре. Овейн рассказывал об архимастерах, которые позорились, например, застревали в клее, который он разлил, и стояли всю ночь, пока Ларанта не обнаруживала их у кладовой утром.

– Стоял как статуя, – сказала она, – если статуя могла выглядеть так злобно.

– И вы не угадаете, кто это был, – Овейн улыбнулся.

Ларанта повернулась к нему.

– Не смей!

– Скажем так, – сказал Овейн, – не тот, у кого есть чувство юмора.

– Но это почти все они, – сказала Джулиен, и им пришлось согласиться.

Потом Ларанта заговорила о поэтах, которых помнила. Дариен Элдемур был любимым за его веселье. Она знала, что он льстил ей, чтобы получить больше еды, но он делал это так, что все ощущалось правильно.

– Он мог нарушить все правила, но так, что ему хотелось помочь, – сказала она, качая головой.

– Марлен Хамбрелэй был другим делом, – сказал Овейн. – Мы знали, что он был плохим.

– Не говори так, – возмутилась его жена. – Он был из моих мальчиков. Я знала его сердце. Он был плохим с теми, кто плохо поступал с ним.

В такие моменты Дорн и Джулиен переглядывались. Они поражались, что говорили так просто о людях, ставших легендами их времени. Дариен Элдемур, Марлен Хамбрелэй и остальные ели на этой кухне, как они теперь.

* * *

Той ночью она поднялась в свою комнату теплой и довольной. А потом вспомнила сон на кухне. Его странность.

Она надела ночную рубашку – ее любимую из тех, которые сделала Алисса, с перламутровыми пуговицами. Она заметила ночное небо, подошла посмотреть на звезды. Тучи отступили. Джулиен знала, что не могла уснуть. Она не подумала, а уже обулась и спустилась. На первом этаже она подумывала пойти в Зал лир. Но знала, что ее цель была ниже. Она спустилась к библиотеке. Она зажгла свечу на входе, а потом и лампу.

Может, то, что им нужно было, не было скрыто. Может, оно было на виду.

Часы спустя ее нашел Дорн Аррин. Он выглядел бледно, может, переживал, увидев ее в белом платье, будто призрака.

– Что ты тут делаешь? – осведомился он. – Ты вообще спала?

Она упиралась локтями в стол.

– Иди сюда.

Он пошел и сел. Порой она могла так командовать.

Она провела ладонью по одной из книг перед ней. Она нашла нужную страницу и придвинула ее к нему.

– Прочти это.

– «История Академии», четвертый том, – он посмотрел на переплет. – Я не ждал такое, ведь ты еще не спишь.

Она улыбнулась, но отреагировала только так. Она смотрела, как он читал. Она еще не устала, но знала, что скоро будет. Пока что ей нравилось смотреть, как он склонился к странице, она хорошо знала углы его лица. Когда он поднял голову, он хмурился в смятении.

– Хорошо. Тут говорится, что Академию создали, чтобы… защищать от сил из Иного мира.

– То время уже не помнят, – сказала она. – Но посмотри, что еще там говорится.

– Я смотрел. Что граница Иного мира тут, в море за Островом. Потому Академия и тут, полагаю.

Джулиен указала ниже на странице.

– Смотри, – сказала она. – Тут о битве в Ином мире. Ей нет конца. Между Белой королевой и Теневым королем.

– Этот король… думаешь, это Элиссан Диар?

– Не знаю, – сказала она. – Но посмотри на это, – на следующей странице был узор, две спирали сплетались, формируя круг.

– Это узор из плиты в Зале лир, – они посмотрели друг на друга. Дорн покачал головой. – Понимать все от этого я не стал.

– Битва… я нашла больше в этой книге, – Джулиен подняла «Истории острова Академии». – Она повторяется в разных формах с начала времен и навеки. Первые поэты старались удерживать битву в Ином мире, иначе мир смертных мог такое не выдержать. Это погубило бы всех нас.

– Тогда как это остановить?

– Что-то про их истинные имена, – сказала Джулиен. – Короля и королевы. Но не ясно. Мы не найдем всего в этих книгах, – она думала сказать ему о своих снах на острове, о Пророках, направлявших ее. Слова застряли в ее горле. Она ощущала, что, если расскажет тайну, все разобьется. Она хотела уберечь это.

* * *

– Сегодня мы с Овейном проверим неводы на западном берегу, – сказал Дорн за завтраком. – Хочешь пойти? Если улов хороший, нам понадобятся еще руки.

Джулиен пробубнила, ее подбородок был почти в варенье на ее тарелке.

Дорн рассмеялся.

– Видимо, нет. Ты проспишь весь день и повторишь глупость ночью. Пора звать тебя Совой.

Она надулась. Вряд ли он придумал бы ей изящное прозвище. Но она слишком устала для возмущений. Когда Джулиен забралась в кровать, она думала, что проспит год.

* * *

Шепчущие голоса. Джулиен словно пыталась проснуться, и что-то требовало ее внимания, но сон придавил ее.

«Что такое? – пробормотала она. – Чего вам надо?».

Она, казалось, заметила огонь ранее. Слышала чувственный голос золотого мужчины. Но она не могла проснуться. Не могла разобрать слова, хотя его тон был срочным.

«Опасность», – услышала она его, ощутила страх. И вину. Она была виновата. Только она могла остановить опасность, если та была. Ей дали такие силы. Но она бесполезно спала.

Огонь стало видно. Как и мужчину, стоящего над ней.

– Мальчишка, – прошипел он. – Почему ты мне не сказала? Она захочет его обратно.

– Она?

– Он принадлежит ей, – нотка печали среди гнева. – Ритуал Манайи не обратить.

Она скрипнула зубами.

– Разбуди меня, – сказала она. – Помоги мне.

* * *

Она стояла в своей комнате, уже одетая. Было как в Манайю, она хорошо это помнила.

«Западный берег. Он принадлежит ей».

В этот раз она не могла перенести себя так, как сделала той ночью. Может, потому что не могла успокоиться и дышать. Может, по другим причинам. Она не знала, и было не время. Она спустилась бегом, вылетела за дверь раньше, чем Ларанта увидела ее. Она не хотела беспокоить добрую женщину.

Овейн и Дорн были вместе. Овейн тоже был в опасности.

Джулиен выбежала из дверей замка. Она побежала в лес и к западному берегу. Отчаяние было льдом в ее спине. Она тянулась мысленно к золотому мужчине. И к старшему, ее проводнику.

«Помоги мне, – дыхание царапало легкие как тупой нож. – Помогите. Мне».

Теперь она слышала звук вдали. Вой. Их крики?

Нет. Она бежала на звук. Его издавал не человек.

Слезы мешали видеть. Она молила о помощи. Если старый Пророк мог ее слышать, он сжалится. Она была уверена. Она надеялась только на это.

Она увидела воду за деревьями. Синюю, искрящуюся под солнцем.

Потом белое пятно – два лица. Дорн и Овейн стояли спина к спине. Их ножи были подняты. Их окружали белые силуэты. Они подняли головы и завыли. Белые волки будто отвечали зову. Они кружили. Джулиен увидела, как Дорн что-то сказал Овейну. Он не знал, что был мишенью.

Джулиен завизжала. Волки медленно повернули головы к ней.

Она широко раскинула руки, и ей казалось, что кто-то двигался за нее. Ее рот открылся, хотя она не знала, что сказать. Слова, что зазвучали, были незнакомым голосом, и язык она не знала. Что-то говорило через нее. Она слышала себя, и ее голос словно присоединился к другим голосам: старому Пророку, золотому Пророку и больше. Все больше и больше. Все дальше по времени.

О том времени помнили мало.

А потом она рухнула на землю, голова ударилась об корень дерева. Она задыхалась. Закрыла глаза.

Когда она открыла их, Дорн был на коленях рядом с ней.

– Снова, – сказал он с болью. – Ты снова меня спасла.

– Ушли, – сказал Овейн за ним. – То, что ты сделала, девочка… нам повезло.

Она обмякла. Теперь голоса уже не говорили за нее, а ее голос пропал. Дорн взял ее за руку.

– Прости, – сказал он и посмотрел на Овейна. – Я должен был сказать. Они, кем бы они ни были, пришли за мной. Я подверг вас всех опасности.

– Тише, – сказала она и поняла, что могла говорить. – Мне все равно. Я не дам ничему случиться с тобой.

Она еще не видела его глаза такими печальными.

Овейн сказал:

– Нам пора возвращаться, – он старался быть крепким. – Ларанта будет переживать.

– Я скажу, – начал Дорн, – вам обоим – я не могу вас отблагодарить в полной мере. И я не жду прощения.

– Хватит, – сказал Овейн. – Ты хороший парень. Не говори так. Никто не оправился от Манайи. А как иначе? Пророки, которые могли помочь больше нас… убежали, – он звучал подавленно, может, смирился. – Но ты – Пророк, Джулиен Имара. Это твое. Это было сегодня в неводе.

Он вытащил что-то из плаща. Вспышка золота. Он протянул предмет ей в ладонях, сложенных чашей. Обруч, какой носили веками назад на шее. Она взяла его, увидела, что он был из золота, две спирали переплетались. Черно-зеленые водоросли прилипли к нему. Пахло океаном.

Она осторожно взяла обруч. Он был холодным весом в ее руках.

– Я не могу это принять, – она протянула руки. – Ваш невод – ваш улов. Продайте его за участок земли далеко отсюда, начните жить в безопасности.

Птица запела в неестественной тишине леса. Овейн сказал:

– Ты добрая девочка. Но нет, – его глаза были задумчивыми. – Море годами приносило нам дары. Но не такие. Я верю… это не для нас.

* * *

Той ночью старый Пророк, ее первый проводник, пришел к ней. Он был серьезен, и ее сердце сжималось. До этого только с ним ей было спокойно. Печали мира догнали их и тут.

Они были на склоне горы, на пути, который вели во всех снах. Те путешествия были под солнцем, но в этот раз была ночь. Деревья были черными под звездным небом.

– Ты знаешь, что мне нужно сделать, – сказала она. – Мы не можем оставаться на острове.

Он кивнул.

– Твой подарок сегодня должен что-то нам рассказать, – сказал он. – Дай посмотреть.

Обруч был в руках Джулиен. Она отдала его. Даже в ночи золото вспыхнуло.

Через миг он сказал.

– Как я и думал. Это с запада, – он был подавлен. – Туда тебе нужно.

– Море, откуда никто не возвращается, – вспомнила она из книг. – Это… глупо.

– Ты в опасности, – сказал он. – Мне жаль. Я надеялся, что успею научить тебя, – свет луны сиял на его метке Пророка. – Ты знаешь, почему Академию построили на острове. Это место – граница. На западе… за границей скрытые острова. Я их не видел. Обруч…

– Ты думаешь, это знак, – сказала она.

Он склонился, чтобы поймать ее взгляд.

– Осторожнее, дитя. Если ты будешь с мальчиком в лодке одна, тебя убьют.

Она посмотрела на него с вопросом, надеясь на еще совет. Он сказал:

– У тебя есть все, что нужно, Джулиен Имара. Нет лишь мудрости лет, и никто не может тебе это дать. Для этого нужно долго прожить. Надеюсь, у тебя получится.

Джулиен Имара проснулась с обручем в руках, хотя он был в сундуке у кровати, когда она легла спать.

ГЛАВА 11

Рианна сияла. Она смотрела на результат приготовлений в зеркало, служанка завязывала ее платье сзади. Она слышала шум снаружи. Кареты с гостями стали прибывать в сумерках. Она могла представить: лорды и леди, может, торговцы прибывали в лучшей одежде, в мехах из-за холода. Красно-желтые листья опали на улицах. Наступила зима.

Не было времени шить платье для зимнего бала, но остался гардероб прошлой королевы. Под руководством Рианны портниха изменила платье из серебряного жаккарда, вышитого, будто прожилками в графите. Платье сочеталось с украшением, которое дал ей Элиссан Диар: бриллиантовое ожерелье в три уровня. Это было самое ценное украшение королевы. Чтобы его было видно ночью, Рианна приказала служанкам завить ее волосы на макушке. Серьги с бриллиантами были как капли дождя, этот подарок последовал за ожерельем, и это тоже нужно было показать.

Королева носила платье и бриллианты. И королева будет носить их снова. Элиссан собирался сообщить этой ночью об их помолвке.

– Оставь меня, – сказала она служанке с величавым кивком, словно тренируясь. Править пора было начинать.

Оставшись одна, она продолжила разглядывать себя в зеркало. Она сияла как серебро и лед, а волосы были золотом. Подойдет.

Ее зеркало теперь было длинным, с серебром сзади и позолотой на раме. Комната уже не была коморкой, где она жила как фрейлина Сендары. Эта комната была большой, с красными бархатными шторами и кроватью с зеленым пологом. Потолок был позолочен, украшен рисунком. В такой роскошной комнате она еще не спала.

На ее левой щеке было пятно, но она могла скрыть его пудрой с мазью. Ее коробочка с коробочками для макияжа были близко, и на ее лице уже были слои пудры, чтобы она была без изъянов.

Она смешала мазь и пудру палочкой, вспомнила ночь, когда они вернулись в замок после охоты. Обратный путь был жутким и долгим, Марлен был без сознания, привязан к спине лошади. Кровавая голова оленя висела в мешке рядом с ним. Все это время – часы пути – Рианна не смела пускать эмоции на лицо, Сендара могла заметить. Принцесса была в лучшем настроении со смерти оленя, словно это привело ее в чувство. Ее судьба была связана с ее отцом, а ему было суждено величие.

Они вернулись в Тамриллин, и Элиссан Диар пришел в комнатку Рианны, она еще даже не успела разобрать вещи. Она попятилась от него. Она помнила, как он выглядел в тот миг, дрожащий, почти бледный как Избранные.

– Я совершил ужасное, – сказал он. – Ты можешь меня простить?

Она могла рассмеяться – он мог говорить о многом. Но, конечно, для него пытки и плен Марлена Хамбрелэя не были ужасными – это было наказание для убийцы. Как и казнь лордов, которых он считал предателями. И он считал, что должен был захватить ее город.

Нет, он говорил о чем-то еще. Ей нужно было убедиться.

Она стояла там, обвив себя руками.

– Я не знаю, о чем ты.

– Думаю, знаешь, – он не пытался коснуться ее или подойти. – Той ночью… я словно терял себя. Будто чары во мне подавили человека. Я обратился к тебе, чтобы снова ощутить себя правильно, когда должен был оставить тебя. Я мог думать лишь, что нуждался в тебе.

Он стоял на коленях на полу, холодном полу ее комнаты. Ей нужно было шагнуть вперед и обнять его голову. Он плакал.

– Это не повторится, – сказал он.

– Знаю, – сказала она. – Знаю.

– Выходи за меня, – сказал он.

Когда он вскоре после этого покинул ее комнату, она была с бриллиантовым ожерельем на шее. Все было решено.

Храм Троицы в Тамриллине – Старейший собор – мог расторгать браки. Брак Рианны с предателем можно было стереть из ее жизни и души, словно этого не было.

Обычно такое вызывало возмущение, и это было дорого. Для короля правила были иными.

Рианна отвернулась от зеркала. Ее отражение было лишь заметной частью ее дней подготовки Фасадом.

Стук. Рианна поспешила к двери. Это была одна из служанок, Карилла. Дверь закрылась за ней, и служанка сказала:

– Миледи, есть вести.

– Да? Скорее говори.

Карилла была очень юной, но умной.

– Вести плохие, – сказала она. – Его нет в подземелье. Возможно, держат где-то еще, но Эрек не знает, где.

Рианна прищурилась.

– Если сможешь уговорить его выяснить, я повышу твое жалование. Пара сапфировых сережек под браслет, – они услышали шаги в коридоре. Карилла тут же опустилась у ног Рианны и стала поправлять юбки платья. Она посмотрела на Рианну – ее голубые глаза были не хуже сапфиров – и сказала: