Текст книги "Полное собрание стихотворений"

Автор книги: Игорь Северянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 64 страниц)

ЯМБУРГ

Всегда-то грязный и циничный,

Солдатский, пьяный, площадной,

С культурным краем пограничный,

Ты мрешь над лужскою волной.

И не грустя о шелке луга,

Услады плуга не познав,

Ты, для кого зеркалит Луга,

Глядишься в мутный блеск канав.

Десяток стоп живого ямба,

Ругательных и злых хотя б,

Великодушно брошу, Ямбург,

Тебе, растяпа из растяп!

Тебя, кто завтра по этапу

Меня в Эстляндию пошлет,

Бью по плечу, трясу за лапу…

Ползучий! ты мне дал полет!

Ямбург. 9.III

ПО ЭТАПУ

Мы шли по Нарве под конвоем,

Два дня под арестом пробыв.

Неслась Нарова с диким воем,

Бег ото льда освободив.

В вагоне запертом товарном,-

Чрез Везенберг и через Тапс,-

В каком-то забытьи кошмарном,

Все время слушали про “шнапс”.

Мы коченели. Мерзли ноги.

Нас было до ста человек.

Что за ужасные дороги

В не менее ужасный век!

Прощайте, русские уловки:

Въезжаем в чуждую страну…

Бежать нельзя: вокруг винтовки.

Мир заключен, но мы в плену.

Ревель. 14.III

В ХВОЙНОЙ ОБИТЕЛИ

И снова в хвойную обитель

Я возвращаюсь из Москвы,

Где вы меня не оскорбите

И не измучаете вы.

Вы, кто завистлив и бездарен,

Кто подло-льстив и мелко-зол.

Да, гений мудр и светозарен,

Среди бескрылых – он орел.

Как сердцу нестерпимо грустно

Сознаться в еловой тени,

Что мало любящих искусство,

Но тем ценней зато они.

Среди бездушных и убогих,

Непосвященных в Красоту,

Отрадно встретить их, немногих,

Кого признательно я чту.

Вы, изнуренные в тяжелых

Условьях жизни городской,

Ко мне придите: край мой ёлов,

В нем – Красота, а в ней – покой.

Тойла. 23.III

РЕСКРИПТ КОРОЛЯ

Отныне плащ мой фиолетов,

Берета бархат в серебре:

Я избран королем поэтов

На зависть нудной мошкаре.

Меня не любят корифеи -

Им неудобен мой талант:

Им изменили лесофеи

И больше не плетут гирлянд.

Лишь мне восторг и поклоненье

И славы пряный фимиам,

Моим – любовь и песнопенья!-

Недосягаемым стихам.

Я так велик и так уверен

В себе, настолько убежден,

Что всех прощу и каждой вере

Отдам почтительный поклон.

В душе – порывистых приветов

Неисчислимое число.

Я избран королем поэтов -

Да будет подданным светло!

ДВУСМЫСЛЕННАЯ СЛАВА

Моя двусмысленная слава

Двусмысленна не потому,

Что я превознесен неправо,-

Не по таланту своему,-

А потому, что явный вызов

Условностям – в моих стихах

И ряд изысканных сюрпризов

В капризничающих словах.

Во мне выискивали пошлость,

Из виду упустив одно:

Ведь кто живописует площадь,

Тот пишет кистью площадной.

Бранили за смешенье стилей,

Хотя в смешенье-то и стиль!

Чем, чем меня не угостили!

Каких мне не дали “pastilles[19]19
  Пилюли (фр.).


[Закрыть]”!

Неразрешимые дилеммы

Я разрешал, презрев молву.

Мои двусмысленные темы -

Двусмысленны по существу.

Пускай критический каноник

Меня не тянет в свой закон,-

Ведь я лирической ироник:

Ирония – вот мой канон.

ЛЮБИТЕЛИ “ГЕЛИОТРОПА”

“Приказчик или парикмахер,

Еще вернее: mв itre d'hotel”-

Так в кретиническом размахе

Рычала критика досель.

За что? – за тонкое гурманство?

За страсть к утонченным духам?

За строф нарядное убранство?

Из зависти к моим стихам?

Но кто ж они, все эти судьи -

Холопы или мудрецы?

Искусством бились ли их груди?

Впускали ль их в, себя дворцы?

И знают ли они, что значит

Лиловый crм me des violettes?

Постигнут ли, как обозначит

Свои рефрэны триолет?

Поймут ли, что гелиотропа

Острей “Crigoria” Риго,

Что, кроме Тулы, есть Европа

И, кроме “русской”, есть Танго?…

ВСЕПРИЕМЛЕМОСТЬ

Одно – сказать: “Все люди правы”.

Иное – оправдать разбой.

Одно – искать позорной славы.

Иное – славы голубой.

Холопом называть профана

Не значит: брата – “мужиком”.

Я, слившийся с природой рано,

С таким наречьем незнаком…

Любя культурные изыски

Не меньше истых горожан,

Люблю все шорохи, все писки

Весенних лесовых полян.

Любя эксцессные ликеры

И разбираясь в них легко,

Люблю зеленые просторы,

Дающие мне молоко.

Я выпью жизнь из полной чаши,

Пока не скажет смерть: “пора!”

Сегодня – гречневая каша,

А завтра – свежая икра!..

ЭПИЗОД

На “Сказках Гофмана”, зимою,

Я был невольно потрясен

И больно уязвлен толпою,

Нарушившей чаруйный сон:

Когда в конце второго акта

Злодей Олимпию разбил,

Олимпию, – как символ такта,-

Чью душу Гофман полюбил,

И Гофман закричал от муки

(Ведь он мечту свою терял!)-

Нежданные метнулись звуки:

Вульгарно зал захохотал!..

Я побледнел. Мне больно стало

И стыдно, стыдно за толпу:

Она над драмой хохотала,

Как над каким-то “ки-ка-пу”…

И я не знал, куда мне деться

От острой боли и стыда,

И погрузился в интермеццо

Пред пятым актом – навсегда.

“КАРМЕН”

Кармен! какая в ней бравада!

Вулкан оркестра! Луч во тьме!

О, Гвадиана! О, Гренада!

О, Жорж Бизэ! О, Меримэ!

Кокетливая хабанера,

И пламя пляски на столе,

Навахи, тальмы и сомбреро,

И Аликант в цветном стекле!..

Застенчивая Микаэла

И бесшабашный Дон-Хозэ…

О ты, певучая новелла!

О Меримэ! О, Жорж Бизэ!

И он, бравурный Эскамильо,

Восторженный торреадор;

И ты, гитанная Севилья,

И контрабанда в сердце гор…

Кармен! И вот – Медея Фигнер,

И Зигрид Арнольдсон, и Гай…

Пускай навеки май их сгинул,-

Но он ведь был, их звучный май!

Пусть время тленно, и сквозь сито

Его просеяны лета,-

Она бессмертна, Карменсита,

И несказанно золота!

ДЮМА И ВЕРДИ

Дюма и Верди воедино

Слились, как два родных ручья.

Блистает солнце. Тает льдина.

Чья драма? музыка к ней чья?

Она дороже амулета

И для души, и для ума.

О,Маргарита – Виолетта,

В тебе и Верди, и Дюма!

Душа элегией объята,

В ней музыкальное саше:

То вкрадчивая Травиата,

Прильнувшая к моей душе.

Элементарна? Устарела?

Сладка? опошлена? бледна?

Но раз душа на ней горела,

Она душе моей родна!

Наивны сморщенные книги

Прадедушек, но аромат,

Как бы ни спорил Каратыгин,

Неподражаемый хранят.

Он, кстати, как-то в разговоре,

Пусть – полном едкого ума,

Поверг меня в большое горе,

Назвав “водицею”… Тома!

АМБРУАЗ ТОМА

Тома, который… Что иное

Сказать о нем, как не – Тома!..

Кто онебесил все земное

И кто – поэзия сама!

Тома – “водица”!.. Как хотите,

Подсуден даже модернист,

Сказавший, – вы меня простите,-

Что композитор… “водянист”!..

Тома, озвучивший Миньону,

Созданье Гетевской мечты,

Кому весь мир воздал корону

За звуки чистой красоты!

Каким жемчужно быть чурбаном,

Бездушным, черствым и сухим,

И непробивным барабаном,

И просто гадким и плохим,

Чтобы назвать “Миньону” “нотным

Кваском”, ее не ощутив

И не поняв, о чем поет нам

За лейтмотивом лейтмотив!

О ЧЕМ ПОЕТ?

О чем поет? поет о боли

Больного старика-отца,

Поет о яркой жажде воли,

О солнце юного лица.

О чем поет? о крае смутном,

Утерянном в былые дни,

О сне прекрасном и минутном,

О апельсиновой тени…

О чем поет? о вероломстве

Филины, хрупкой как газель,

О нежном с Мейстером знакомстве,

О хмеле сладостном недель…

О чем поет мотив крылатый,

Огнем бегущий по крови?

О страстной ревности Сператы,

О торжестве ее любви!

О чем поет? о многом, многом,

Нам близком, нужном и родном,

О легкомысленном и строгом,

Но вечно юном и живом!

ОБЗОР

В тебя, о тема роковая,

Душа поэта влюблена:

Уже глава сороковая

Любовно мной закруглена.

Я, перечитывая главы,

Невольно ими изумлен:

Они стрекозны и лукавы,

И шолковисты, точно лен.

Какая легкость и ажурность,

И соловейность, и краса!

И то – помпезная бравурность!

И то – невинная роса!

Чего в них нет! в них пульс культуры

И ассонансовый эксцесс,

И стилевой колоратуры

Страна безразумных чудес…

В них взгляд на ценности земные,

Омонумеченный момент,

В них волны моря голубые -

Балтийский аккомпанемент.

СОН В ДЕРЕВНЕ

Грассирующая кокетка,

Гарцующая на коне.

Стеклярусовая эгретка -

На пляже mй diterrannй e.

Навстречу даме гарцовальщик,

Слегка седеющий виконт,

Спортсмэн, флёртэр и фехтовальщик,

С ума сводящий весь beau-monde…

Она, в горжетке горностая,

В щекочущий вступает флёрт,

И чаек снеговая стая

Презреньем обдает курорт.

Ее зовет король рапирный

Пить с мандаринами крюшон,

И спецный хохоток грассирный

Горжеткой мягко придушён…

ТРАКТОВКА СНА

Фелиссе Крут

Зачем приснилась мне гарцунья

И он, неведомый гарцун?…

Уж это не весна ль – чарунья

Испытывает верность струн?…

Не смутные ли это зовы

Воспрянувшей от сна весны?…

Недаром дали бирюзовы,

Недаром небеса ясны…

Недаром в царстве беззаконий,

В повиновении весне,

Не только пламенные кони,-

Гарцуют всадники – во сне…

Недаром взор настроен зорко,

И возникают в сини гор

Она, неведная гарцорка,

И он, неведомый гарцор…

РЕЧОНКА

Меж Тойлою и Пюхаеги -

Ложбина средь отвесных гор.

Спускаясь круто к ней в телеге,

Невольно поднимаешь взор.

В ложбине маленькая речка,-

В июле вроде ручейка,-

(…О речка, речка – быстротечка!)

Течет… для рачного сачка?!

Уж так мала, уж так никчемна,

Что – для чего и создана?

Но и в нее глядит надземно

Небрезгающая луна…

По ней двухлетняя девчонка

Пройдет, “не замочивши ног”…

Но эта самая речонка

Весной – бушующий поток!

Она внушительна в разливе,

Она слышна за три версты,

Она большой реки бурливей

И рушит крепкие мосты.

Тогда люблю стоять над нею

На сером каменном мосту:

Она бурлит, – я пламенею,

В ней славословя Красоту!

ВАЛЕРИЮ БРЮСОВУ

Нежны bегсеusе'ные рессоры -

Путь к дорогому “кабаку”,

В нем наша встреча, – после ссоры,-

Меж наших вечеров в Баку.

Я пил с армянским мильонером

Токай, венгерское вино.

В дыму сигар лилово-сером

Сойтись нам было суждено.

Походкой быстрой и скользящей,

Мне улыбаясь, в кабинет

Вошли Вы тот же все блестящий

Стилист, философ и поэт.

И вдохноьенно Вам навстречу

Я встал, взволнованный, и вот -

Мы обнялись: для новой речи,

Для новых красок, новых нот!

О, Вы меня не осудили

За дерзкие мои слова,-

И вновь певцу лесных идиллий

Жизнь драгоценна и нова!

Я извиняюсь перед Вами,

Собрат, за вспыльчивость свою

И мне подвластными стихами

Я Вас по-прежнему пою!

ТЕ, КОГО ТАК МНОГО

От неимения абсента,

От созерцания кобур -

Я раздраженней дез'Эссента

У Гюисманса в “А rebours”.

И глаз чужих прикосновенье

На улице или в лесу,-

Без бешенства, без раздраженья,

Без боли – как перенесу?!..

А от “мурлыканья” и “свиста”

Меня бросает в пот и дрожь:

В них ты, ирония, сквозисто

Произрастаешь и цветешь!

Но нет непереносней боли -

Идти дорогой меж домов,

Где на скамейках в матиоле

Немало “дочек” и “сынков”…

Скамейки ставят у калиток,

И дачники садятся в ряд;

Сидят, и с мудростью улиток

О чем-то пошлом говорят.

И “похохатывают” плоско,-

Сам чорт не разберет над чем:

Над тем ли, что скрипит повозка,

Иль над величием поэм!..

ОБОЗЛЕННАЯ ПОЭЗА

В любви не знающий фиаско

(За исключеньем двух-трех раз…)

Я, жизнь кого – сплошная сказка,

От дев не прихожу в экстаз:

Я слишком хорошо их знаю,

Чтоб новых с ними встреч желать,

И больше не провозглашаю

Им юношески: “Исполать”!

Все девы издали прелестны

И поэтичны, и милы,-

Вблизи скучны, неинтересны

И меркантильны, и пошлы.

Одна гоняется за славой,

Какой бы слава ни была;

Другая мнит простой забавой

Все воскрыления орла;

Мечтает третья поудобней

Пристроиться и самкой быть;

Но та всех женщин бесподобней,

Кто хочет явно изменить!

При том не с кем-нибудь достойным,

А просто с первым наглецом -

С “красивеньким”, богатым, “знойным”,

С таким картиночным лицом!

МАЛЕНЬКИЕ ПОЯСНЕНИЯ

То не пальнула митральеза,

Не лопнул купол из стекла,-

То “Обозленная поэза”

Такой эффект произвела!

Еще бы! надо ль поясненье?

Поэт “девический”– и что ж?-

Такое вдруг “разуверерье”,

Над девой занесенный “нож”…

Нет, кроме шуток, – “Отчего бы,-

Мне скажут, – странный этот взгляд

С оттенком плохо скрытой злобы?”

И – объясняться повелят.

Охотно, милые синьоры,

Охотно, милые mesdames,

Рассею я все ваши споры,

Вам объяснения я дам!

Мой взгляд на женщин есть не личность,

А всеми обобщенный факт:

Не только “этих дам публичность”,

Но и “не этих дамный такт”…

Есть непонятные влеченья,-

Живой по-своему ведь жив…

Бывают всюду исключенья,

Но в массе – вывод мой не лжив.

О ЮГЕ

Тебя все манит Калабрия,

Меня – Норвегии фиорд.

О, дай мне взять, моя Мария,

Последний северный аккорд!

Дай утонуть в Балтийском море

Иль на эстляндском берегу,

Уснуть, лаская взором зори,

Что вечно в сердце берегу…

Тебя влечет Александрия,

Тебе все грезится Каир,

Как мне Миррэлия, Мария,

Как Сологубу – сон-Маир!

Ты мной всегда боготворима,

И за тобою я пойду

За них – меридианы Рима -

Прославить южную звезду.

Тебе угрозна малярия,

Но если хочешь, – верный друг,

Я для тебя, моя Мария,

Уеду с севера на юг!

МАРТ

Март – точно май: весь снег растаял;

Дороги высохли; поля

Весенний луч теплом измаял,-

И зеленеет вновь земля.

И море в день обезольдилось,

Опять на нем синеет штиль;

Все к созиданью возродилось,

И вновь зашевелилась пыль.

На солнце дров ольховых стопик

Блестит, как позлащенный мел,

И соловей, – эстонский: ц ц pik,-

Запеть желанье возымел…

Опять звенит и королеет

Мой стих, хоть он – почти старик!..

В закатный час опять алеет

Улыбка грустной Эмарик.

И ночь – Ночь Белая – неслышной

К нам приближается стопой

В сиреневой накидке пышной

И в шляпе бледно-голубой…

MADIS

Ежевечерно из “Quo vadis”

Играл чахоточный цитрист.

Ему внимал грустящий Madis,

Рыбак и местный колонист.

“Как в сеть весной пойдет салака,

И как-то будет дорога?”

Блестит луна на глянце лака

Шикарящего сапога…

“И крапчатая лососина

Поймается ли весом в пуд?”

Белеет шляпы парусина,

Дрожит клочок паучьих пут…

“А вдруг среди костлявых сирко

Пошлет мне небо осетра?!”

И поощряет грезы кирка,

В луне сафирно-серебра…

НОРВЕЖСКИЕ ФИОРДЫ

Я – северянин, и фиорды

Норвежские – моя мечта,

Где мудро, просто, но и гордо

Живет Царица Красота.

Лилово-стальные заливы

В подковах озерносных гор;

В них зорь полярных переливы,

Меж сосен белой розы взор.

И синеглазые газели,

Чьи игры созерцает лось,

Устраивают карусели,

Где с серым синее слилось…

Там тишина невозмутима,

И только гордый орлий клич

Ласкает ухо пилигрима,

Способного его постичь…

ЛЬВУ НИКУЛИНУ

Когда, воюя, мир лукавил

Позерством социальных проб,

Несчастный император Павел

Свой покидал столетний гроб…

В крестах, отбрасывавших тени,

На склоне золотого дня,

Приял великий неврастеник

Поэта облик, трон кляня…

Приял для самооправданья,

Для выявленья существа

Своей души, в часы страданья

Струившей чары волшебства…

Что ж, вверьтесь странному капризу,

Поэт и царь, и, сев верхом,

Направьте шаг коня на мызу

Ивановку, в свой бредный дом.

Въезжайте в ветхие ворота,

Где перед урной, над рекой,

Вас ждет скончавшаяся рота

И я, поклонник Ваш живой…

СТИХИ И.ЭРЕНБУРГА

В дни пред паденьем Петербурга,-

В дни пред всемирною войной,-

Случайно книжка Эренбурга

Купилась где-то как-то мной.

И культом ли католицизма,

Жеманным ли слегка стихом

С налетом хрупкого лиризма,

Изящным ли своим грехом,-

Но только книга та пленила

Меня на несколько недель:

Не шрифт, казалось, не чернила,

А – тонко-тонная пастэль.

Прошли лета. Кумиры ниже

Склонились, я – достиг вершин:

Мне автор книгу из Парижа

Прислал в обложке сгм ре de chine.

Она была, должно быть, третьим

Его трудом, но в ней, увы,

Не удалось того мне встретить,

Что важно в небе – синевы.

И нет в ней сладостного ига,

Померкла росная краса…

Мне скажут: “Небеса не книга”,-

Пусть так: но книга – небеса!..

СИНЕЕ

Сегодня ветер, беспокоясь,

Взрывается, как динамит,

И море, как товарный поезд,

Идущий тяжело, шумит.

Такое синее, как небо

На юге юга, как сафир.

Синее цвета и не требуй:

Синей его не знает мир.

Такое синее, густое,

Как ночь при звездах в декабре.

Такое синее, такое,

Как глаз газели на заре.

“Синее нет”,– так на осине

Щебечут чуткие листы:

“Как василек, ты, море, сине!

Как небеса, бездонно ты!”

БАНАЛЬНОСТЬ

Когда твердят, что солнце – красно,

Что море – сине, что весна

Всегда зеленая, – мне ясно,

Что пошлая звучит струна…

Мне ясно, что назвавший солнце

Не йначе, как красным, туп;

Что рифму истолчет: “оконце”,

Взяв пестик трафаретных ступ…

Мне ясно, что такие краски

Банальны, как стереотип,

И ясно мне, какой окраски

Употребляющий их “тип”…

И тем ясней, что солнце – сине,

Что море – красно, что весна -

Почти коричнева!.. – так ныне

Я убеждаюсь у окна…

Но тут же слышу голос бесий:

“Я вам скажу, как некий страж,

Что это ложный миг импрессий

И дальтонический мираж”…

РЫБНАЯ ЛОВЛЯ

Вновь ловля рыбная в разгаре:

Вновь над рекою поплавки,

И в рыбном, у кустов, угаре

Азартящие рыбаки.

Форель всегда клюет с разбегу

На каменистой быстрине.

Лещ апатичный любит негу:

Клюет лениво в полусне.

И любящий ракитный локон,

Глубокий теневой затон,

Отчаянно рвет леску окунь,

И всех сильнее бьется он.

Рыб всех глупей и слабовольней,

Пассивно держится плотва,

А стерлядь, наподобье молний

Скользнув, песком ползет едва.

У каждой рыбы свой характер,

Свои привычки и устав…

…Не оттого ли я о яхте

Мечтаю, от земли устав?…

В ПАРКЕ

А ночи с каждым днем белее

И с каждым днем все ярче дни!

Идем мы парком по аллее.

Налево море. Мы – одни.

Зеленый полдень. В вешней неге,

Среди отвесных берегов,

Река святая, – Pь hajц gi -

Стремится, слыша моря зов.

На круче гор белеет вилла

В кольце из кедров и елей,

Где по ночам поет Сивилла,

Мечтая в бархате аллей.

Круглеет колющий кротекус,

И земляничны тополя,

Смотрящиеся прямо в реку,

Собою сосны веселя.

О принц Июнь, приди скорее,

В сирень коттеджи разодень!

Ночь ежедневно серебрее,

И еженочно звонче день!

РАССКАЗ КНЯГИНИ

Св. кн. о. Ф. Им – ской

То было в Гатчине, лет десять

Тому назад, но до сих пор

Отрадно мне тем летом грезить

И вспоминать наш разговор.

И вот, я помню: мы, княгиня,

Сидим в столовой. Ночь близка.

Вы говорите мне о сыне,

И в Вашем голосе – тоска:

О, если юность возвратить бы!

И быть счастливою, как он!..

Его любовь… его женитьба…

И жизнь на озере – как сон…

Он в честь своей Прекрасной Дамы,-

Полу-поэт, полу-toquй,-

Под Витебском построил замок

На озеровом островке…

“Он создал царство в сердце леса!”

Восторженно твердите Вы.

Поддакивает Вам профессор

Наклоном легким головы.

Я пью вино и вижу: в тине

Озерной – косы, много кос…

Устала старая княгиня

От юных, – невозможных, – грез…

БЭБЭ

Баронессе М. А. Д – и

Что было сказочно лет в девять,

То в двадцать девять было б как?

Могли б Вы так же королевить

Теперь, вступив со мною в брак?

Вы оправдали бы те слезы,

Что Вами пролиты, теперь?

Вы испытали бы те грезы?

Почувствовали б ряд потерь?

Где Вы теперь? все так же ль новы

Для Вас мечтанья и слова?

Быть может, замужем давно Вы,

Но, впрочем, может быть, вдова?…

Меня Вы помните ль? бывали

Вы у меня на вечерах?

На Вашего лица овале

Текла ль слеза о детских снах?

Прочтете ли поэзы эти?

Найдете ль строки о себе?

А, может быть, Вас нет на свете,

Моя наивная Бэбэ?…

Иль Вашей зрелости одевить

Уже не в силах жизни мрак?…

Что было интересно в девять,

То в двадцать девять было б как?!

КН. Б. А. ТЕНИШЕВУ

Князь! милый князь! ау! Вы живы?

Перебирая писем ряд,

Нашел я Ваше, и, счастливый

Воспоминаньем, как я рад!

Мне сразу вспомнилась и школа,

И детство, и с природой связь,

И Вы, мой добрый, мой веселый,

Мой остроумный милый князь!

В Череповце, от скуки мглистом,

И тривиальном, и пустом,

Вас называли модернистом

За Сологуба первый том…

Провинциальные кокетки

От князя были без ума,

И казначейша (лик конфетки!)

Была в Вас влюблена сама,

Ведь штраусовская “Электра”-

Не новгородская тоска!..

О, Вы – единственный директор,

Похожий на ученика!

И вот, когда Вы, поседелый,

Но тот же юный и живой,

Пришли на вечер мой, я целый

Мирок восставил пред собой.

И поздравленья принимая

От Вас, и нежно Вас обняв,

Я вспомнил дни иного мая

И шорохи иных дубрав…

СТИХИ АХМАТОВОЙ

Стихи Ахматовой считают

Хорошим тоном (comme il faut…)

Позевывая, их читают,

Из них не помня ничего!..

“Не в них ли сердце современной

Запросной женщины?” – твердят

И с миной скуки сокровенной

Приводят несколько цитат.

Я не согласен, – я обижен

За современность: неужель

Настолько женский дух унижен,

Что в нудном плаче – самоцель?

Ведь это ж Надсона повадка,

И не ему ль она близка?

Что за скрипучая “кроватка”!

Что за ползучая тоска!

Когда ж читает на эстраде

Она стихи, я сам не свой:

Как стилен в мертвом Петрограде

Ее высокопарный вой!..

И так же тягостен для слуха

Поэт (как он зовется там?!)

Ах, вспомнил: “мраморная муха[20]20
  Честь этого обозначенйя принадлежит кубо-футуристам.


[Закрыть]”

И он же – Осип Мандельштам.

И если в Лохвицкой – “отсталость”,

“Цыганщина” есть “что-то”, то

В Ахматовой ее “усталость”

Есть абсолютное ничто.

ЛИРА ЛОХВИЦКОЙ

Порыв натуры героичной,

Полет в бездонье голубом,

Меж строчек голос мелодичный -

Вот пафос этой лиры в чем!

Ее слеза слезой зовется

И выглядит она слезой,

И полным сердцем сердце бьется,

Гроза трепещет в нем грозой.

Изысканные полутоны

Есть полутоны, а не ноль.

Мучительны Агнессы стоны

И настоящая в них боль.

Виденье принца Вандэлина

Есть не слова, а – Вандэлин,

Возникновения причина

Кого – в рядах мирских причин.

И ведьма у нее есть ведьма,

А не “нарочно”, “для детей”.

При том стихи бряцают медью

И веют запахом полей.