Текст книги "Полное собрание стихотворений"

Автор книги: Игорь Северянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 64 страниц)

ПОЭЗА РАЗДРАЖЕНИЯ

Не успокоиться и не поправиться

Мне в этой местности, всегда чужой:

Мне все недужится, мне все не нравится,

Мне все мечтается пейзаж иной…

Здесь сад на улицу, здесь многодачие,

Здесь домик к домику рабом прижат.

Соседка мучает меня Боккачио,-

О, вальс Боккачио сто раз подряд!..

Лес в отдалении весьма значительном,

И море милое мое вдали…

Я весь в тоскующем, я весь в мучительном,

Весь в полонении иной земли…

Хотел бы-выскочить утрами юными

Из душной комнаты, упасть в траву

И, в упоении, бряцая струнами

Души восторженной, кричать: “Живу!”

Читать без умолку стихи свободные -

Мое дыхание! моя душа!-

Лобзать без устали лицо природное -

Букеты ландышей, вовсю дыша!

Но разве мыслимо в осуществление

Желанья пламенные привести,

Раз любопытные у “дачи гения”

Снуют, и некуда от них уйти?!

1915. Июнь

Эст-Тойла

ПОЭЗА УДИВЛЕНИЯ

Ты хочешь немногого,

По-моему – лишнего;

Какого-то общества,

Каких-то людей…

И в кинематографе

Смотреть на Венецию,

И в поле с прислугою

Цветы собирать.

В гамак в палисаднике

Ложиться с романами,

На почту за письмами

Ходить по утрам.

Меня ты уверила

В классической верности

И в высокомерии

К убогой земле.

Я верю восторженно

В порядочность редкую,

Но ты понимаешь ли,

Что ты говоришь?!

Поймешь ли ты, странная,

Свои оскорбления,

Которые, попросту,

Наносишь ты мне!..

Ведь это ж пощечина -

Желанье обидное,

Хотя бы мгновение

Прожить не со мной!..

Придет ли мне в голову

Упиться разлукою,

Когда вся вселенная -

В тебе лишь одной?!

1915. Июль

Эст-Тойла

ПЛЕННИЦА ЛИЛИИ АЛОЙ…

Лилиевое тело

В прожилках голубых

Искристо запотело

В сонах полубольных…

Лепестки лилии алой

Ты затаила в платке…

Разве же этого мало,

Чтоб сжалось сердце в тоске?

1915. Июнь

Эст-Тойла

ПОЭЗА ОТКАЗА

Она мне прислала письмо голубое,

Письмо голубое прислала она.

И веют жасмины, и реют гобои,

И реют гобои, и льется луна.

О чем она пишет? что в сердце колышет?

Что в сердце колышет усталом моем?

К себе призывает! – а больше не пишет,

А больше не пишет она ни о чем…

Но я не поеду ни завтра, ни в среду,

Ни завтра, ни в среду ответ не пошлю.

Я ей не отвечу, я к ней не поеду,-

Она опоздала: другую люблю!

1915. Июнь

Эст-Тойла

ИЗБЕГНУВШИЕ ПЕТРОГРАДА

Я с каждым днем к тебе все чутче,

В моей душе властнеет Тютчев,

Любовь углубней с каждым днем,

Все слаже – слаже быть вдвоем.

Мне тягостно себе представить,

Как мог бы я тебя оставить,-

Хотя на день, хотя на час,

Из деревушки отлучась…

Прощай, in расе Петрограда:

Тебя избегли мы. Отрада

Да внидет к нам с крестом в руке

В уездном старом городке.

Засентябреет желтополье,-

Прости, эстляндское приволье,

Покинем мы тебя на год,

Нас в Нарве снегом занесет…

Чем больше тиши, больше снега,

Тем выразительнее Эго;

Тем упоительнее дни,

Чем дольше будем мы одни…

В дубовом синем кабинете

Я буду петь о новом лете,

Я буду новых ждать побед,

Твоим присутствием согрет…

И ты, как рыцарица духа,

Благодаря кому разруха

Дотебной жизни – где-то там,

Прижмешь свои к моим устам…

1915. Июнь

Эст-Тойла

ТРИ ТРИОЛЕТА1

Страданья старого урода -

Никчемней шутки Красоты.

Согласен ли со мною ты,

Ты, защищающий урода?

Со мною – Бог, со мной – природа,

Мои понятия чисты.

Жизнь отнимаю от урода

Из-за каприза Красоты.

2

Она казалась мне прекрасной,

Всегда уродливою быв.

Пусть миг, но был я с ней счастлив!

Пусть миг, была она прекрасной!

Прозрел. И с жаждой ежечасной

Искал тебя, мечтою жив.

И ты, прекрасная, прекрасной

Пришла, уродливой не быв.

3

Она всегда была мне верной

И быть не верной не могла:

Суха, неинтересна, зла,

Была она, конечно, верной…

Тебе, любимая, примерной

Труднее быть: ты так мила!

Но если б ты была неверной,

Ты быть собою не могла!..

1915. Июнь

Эст– Тойяа

ПОЭЗА “НЕВТЕРПЕЖ”

Терзаю ли тебя иль веселю,

Влюбленности ли час иль час презренья, —

Я через все, сквозь все, – тебя люблю.

3. Гиппиус

Чем дальше – все хуже, хуже,

Все тягостнее, все больней,

И к счастью тропинка уже,

И ужас уже на ней…

И завтрашнее безнадежней,

Сегодняшнее невтерпеж:

Увы, я мечтатель прежний,

За правду принявший ложь.

Ты мне про любовь молчала,

Чужого меня не любя.

Надеялся я сначала,

Что трону потом тебя.

Но в месяцы дни стекались,

Как в реки текут ручьи,

И чуждыми мы остались,-

Не ведал твоей любви…

То в нежности, то в исступленьи,

Желая любовь вкусить,

Решался на преступленье,

Готовый тебя умертвить…

Мы пламенно отдавались,

Единым огнем горя,

Но чуждыми оставались,

Друг другу в глаза смотря.

И в месяцы дни стекались,

Как реки текут в моря.

1915. Июль

Леса Эст-Тойлы

ПОЭЗА ЛЕСНОЙ ОПУШКИ

Ты бродила на опушке леса,-

Девушка без крови и без веса,-

В синей с белым воротом матроске,

С персиковым шарфом вкруг прически.

Накорзинив рыжики и грузди,

С тихим смехом, в чуть веселой грусти,

Кушала лиловую чернику,

Брал тебя туман в свою тунику.

Так, от полдня вплоть до повечерья,

Ты со взором, чуждым суеверья,

На опушке леса проблуждала

И меня глазами колдовала…

1915. Июль

Эст-Тойла

ПОЭЗА О ТЩЕТЕ

В ее руке платочек-слезовик,

В ее душе – о дальнем боль…

О, как ненужен подберезовик!

О, как несладок гоноболь!

И лес, не давший исцеления,

Она меняет на экспресс,

На мимолетность и движение

Она меняет тихий лес.

Как раздражают эти станции!

Олюденные поезда!

Как в город хочется Констанции!

Как ей наскучила езда!

Навстречу яркому и резкому

И скорбному наперекор,

Она по блещущему Невскому

Пускает пламенный мотор.

То в опере Консерватории,

То в блеске званых вечеров,

То в промельке пустой истории

Старается расслышать зов…

Все тщетно. Явно обесцелено.

Ни в чем забвенья не найти.

Страдать до смерти кем-то велено,

И к смерти все ведут пути!..

23 авг. 1915

Ст. Иеве

НАКАНУНЕ

Как на казнь, я иду в лазарет!

Ах, пойми! – я тебя не увижу…

Ах, пойми! – я тебя не приближу

К сердцу, павшему в огненный бред!..

Ты сказала, что будешь верна

И меня непременно дождешься…

Что ж ты, сердце, так бешено бьешься?

Предбольничная ночь так черна…

Я пылаю! Я в скорби! И бред

Безрассудит рассудок… А завтра

Будет брошена жуткая карта,

Именуемая: Лазарет.

1915. Ноябрь

Петроград

ПОЭЗА О ТОМ, ЧЕГО, МОЖЕТ БЫТЬ, НЕ БЫЛО

С каждым днем, пятый месяц, ты все тоньше и тоньше,

Все нежней эта бледность, все острей этот взор…

Каждый день, пятый месяц, туалет свой не кончив,

Ты, ложась, изучаешь оттоманки узор…

И на нежные речи, и на нежные взгляды

Я не знаю иного отвечанья, как тишь -

Тишь цветущей запруды, тишь весенней прохлады,

Тишь, в которой ты столько уязвленья таишь…

А еще так недавно, в дни цветенья сирени,

В дни фиолевых флеров и лиловых сирен,

Ты, как белка пушиста, в золотом озареньи,

Мотыльчила по парку, напевая “Кармен”!..

Говорила так пылко, целовалась так славно,

Хохотала так звонко и смотрела светло!

Ты теперь еле дышишь… А еще так недавно

Было то, что, пожалуй, вовсе быть не могло!..

16 дек. 1915

Москва

ПОЭЗА ИЗДАЛЕКА

Ты ледовитыми глазами

Полгода цепенишь меня…

За синелистными лесами

Живет меня добавный я…

Он полон тем, чем я пустею…

Во мне, чем он опустошен…

Он ждет тебя, как лесофею,

Ты ждешь его, как лесосон…

Весна сменяется весною,

И осень – осенью. А я

И ты, живущая со мною,

Все чтим добавного меня…

25 сент. 1915

Петроград

III. САГИ, БАЛТИКОЙ РАССКАЗАННЫЕ

СКАЗАНИЕ О ИНГРИД1

На юго-восток от Норвегии, в Ботническом шхерном

заливе,

Был остров с особенным климатом: на севере юга

клочок.

На нем – королевство Миррэлия, всех царств и

республик счастливей,

С красавицею-королевою, любившей народ горячо.

2

У Ингрид Стэрлинг лицо бескровно. Она – шатенка.

Стройна. Изящна. Глаза лиловы. И скорбен рот.

Таится в Ингрид под лесофеей демимондэнка.

Играет Ингрид. Она поэзит. Она поет.

3

Она прославлена, как поэтесса. Она прославлена, как

композитор.

Она прославлена, как королева. Она прославлена

всеславьем слав.

Наследник маленький, Олег Полярный – и дочь

прелестная Эклерезита,

И принцем-регентом суровый викинг, но сердце

любящее – Грозоправ.

4

Эрик Светлоокий, Севера король, любит Ингрид

нежно,

Любит Ингрид тайно, любит Ингрид вечно.

Эрик Светлоокий, Севера король, хочет к ней мятежно.

Ищет с ней случайной встречи и сердечно

Пишет: “Королева! выслушать изволь: ждет с тобой

свиданья Севера король”.

5

Ингрид прочла посланье, Ингрид смеялась нервно,

Ингрид кусала губы: Ингрид любила его!

Но Грозоправ был мужем! Но Грозоправ был первым,

Первым, невинность взявшим; кроме нее – ничего!..

6

И отвечает Ингрид Эрику, и отвечает Ингрид

дальнему,

Такому дальнему и милому страны полярной королю:

“Привет влюбленному, – любимому! Привет, как я

сама, печальному!

Привет тому, о ком тоскую я! Привет тому, кого

люблю!”

7

И больше ни слова. Пойми, как желаешь.

Пойми, как умеешь. Пойми, как поймешь.

8

Плывет эскадрилья в столицу Сияиж.

О Эрик! в Миррэлию ты ли плывешь?

9

Его корабль с штандартом короля

В восходный час

Приплыл.

И свита дев, страну ее хваля,

Поет: “Для нас

Край мил”.

10

Выходит Ингрид на южный берег,

При Грозоправе идет к нему:

– Тебя встречаю, пресветлый Эрик,

Ты осветляешь земную тьму.

11

Но край мой, не правда ли, светел? но край мой, не

правда ли, ясен?

И светлого гостя встречает не менее светлый народ.

Я знаю, что Эрик отважен! Я знаю, что Эрик

прекрасен!

Я знаю, что любит он Ингрид и смело к себе призовет!

12

Ты прости, Грозоправ: я тебя не хочу.

Светлоокому Эрику рада…

13

Потянулась рука Грозоправа к мечу

И свершила мгновенно, что надо.

14

Грозоправа хоронили, Грозоправа провожали,

Грозоправа называли: “Справедливый Грозоправ”.

В замке Ингрид начертали в спальне новые скрижали:

“На несчастии другого каждый счастье строить прав”.

15

Это было в счастливой Миррэлии,

В синей тени лазоревых слив.

Златолира же оменестрелила

Сердцу Игоря сладостный миф.

СЛЕПАЯ ЗИГРИД

Слепая Зигрид девушкой была.

Слепая Зигрид с матерью жила.

Их дом стоял над речкою в лесу.

Их сад впивал заристую росу.

До старого села недалеко.

Им Диза приносила молоко,

Хорошенькая шведка из села.

Слепая Зигрид девушкой была.

Она была добра и молода,

Но так уродлива и так худа,

Что ни один прохожий селянин

Не звал ее в траву своих долин.

Коротко ль, долго ль – только жизнь текла.

Слепая Зигрид девушкой жила.

Слепая Зигрид жаждала любить:

Ах, кто придет любовью упоить?

Никто не шел, но шел за годом год.

Слепая Зигрид верить устает,

Слепая Зигрид столько знает слез,

Что весь от них растрескался утес…

И старый дом, и затаенный сад,

Уже, дрожа, обрушиться грозят.

И безобразный лик ее слепой

Все безобразней с каждою весной.

И час настал: в закатный час один

Пришел ее мечтанный властелин…

Седой скопец… и, увидав ее,

Вскричал: “Отдайте прошлое мое!”

Но он заглох, его безумный крик:

Холодный труп к груди его приник.

Слепая Зигрид девою жила,-

Слепая Зигрид девой умерла.

1915. Май

Эст-Тойла

“ПРИВИДЕНИЕ ФИНСКОГО ЗАЛИВА”

“Привиденье Финского залива”,

Океанский пароход-экспресс,

Пятый день в Бостон плывет кичливо,

Всем другим судам наперерез.

Чудо современного комфорта -

Тысячи вмещающий людей -

Он таит от швабры до офорта

Все в себе, как некий чародей.

Ресторан, читальня и бассейны;

На стеклянных палубах сады,

Где электроветры цветовейны

Знойною прохладой резеды.

За кувертом строгого брэкфэста

Оживленно важен табль-д-от.

Едет Эльгра, юная невеста,

К лейтенанту Гаррису во флот.

А по вечерам в концертозале

Тонкий симфонический оркестр,

Что бы вы ему ни заказали,

Вносит в номеров своих реестр.

И еще вчера, кипя как гейзер,

Меломанов в море чаровал

Скорбью упояющий “Тангейзер”,

Пламенно наращивая вал.

И еще вчера из “Нибелунгов”

Вылетал валькирий хоровод,

И случайно мимо шедший юнга

Каменел, готовый на полет…

А сегодня важную персону -

Дрезденского мэра – студят льдом,

И оркестр играет “Брабансону”,

Вставши с мест и чувствуя подъем.

Побледнела девушка-норвежка

И за Джэка Гарриса дрожит,

А на палубе и шум, и спешка:

Их германский крейсер сторожит!

Но среди сумятицы и гама,

Голосов взволнованных среди,

Слышит Эльгра крик: “Иокагама

Показалась близко впереди!..”

Точно так: под солнценосным флагом

Шел дредноут прямо на врага,

Уходящего архипелагом,-

Несомненно, немец убегал.

Но теряя ценную добычу -

Английский громадный пароход -

Немец вспомнил подлый свой обычай:

Беззащитный умерщвлять народ.

К пароходу встав вполоборота,

За снарядом выпускал снаряд,

А корабль японский отчего-то

Промахнулся много раз подряд…

Вдруг снаряд двенадцатидюймовый

В пароходный грохнулся котел,

И взревел гигант, взлететь готовый,

Как смертельно раненный орел.

Умирали, гибли, погибали

Матери, и дети, и мужья,

Взвизгивали, выли и стонали

В ненасытной жажде бытия…

Падали, кусали ближним горла

И родных отталкивали в грудь:

Ведь на них смотрели пушек жерла!

Ведь, поймите, страшно им тонуть!

Только б жить! в болезнях, в нищете ли,

Без руки, без глаза – только б жить!

“Только б жить!” – несчастные хрипели:

“Только б как-нибудь еще побыть…”

Был из них один самоотвержен;

Но, бросая в шлюпку двух детей,

И толпою женщин ниц повержен,

Озверел и стал душить людей.

Женщины, лишенные рассудка,

Умоляли взять их пред концом,

А мужчины вздрагивали жутко,

Били их по лицам кулаком…

Что – комфорт! искусства! все изыски

Кушаний, науки и идей!-

Если люди в постоянном риске,

Если вещь бессмертнее людей?!

1915. Июнь

Эст-Тойла

ВЕРАНДА НАД МОРЕМ

Роланд

Полгода не видясь с тобою,

Полгода с Эльвиной живя,

Грушу и болею душою,

Отрады не ведаю я.

Любимая мною когда-то

И брошенная для другой!

Как грубо душа твоя смята!

Как шумно нарушен покой!

Оставил тебя для Эльвины,

Бессмертно ее полюбя.

Но в зелени нашей долины

Могу ль позабыть я тебя?

Тебя я сердечно жалею

И сам пред собою не лгу:

Тебя позабыть не умею,

Вернуться к тебе не могу.

И ныне, в безумстве страданий,

Теряясь смятенной душой,

К тебе прихожу для признаний,

Как некто не вовсе чужой…

Найдем же какой-нибудь выход

Из тягостного тупика.

Рассудим ужасное тихо:

Довольно мучений пока.

Милена

Полгода не видясь с тобою,

Полгода кроваво скорбя,

Работала я над собою,

Смирялась, любила тебя.

Когда-то тобою любима,

Оставленная для другой,

Как мать, как крыло серафима,

Я мысленно вечно с тобой.

Но в сердце нет злобы к Эльвине:

Ты любишь ее и любим.

Ко мне же приходишь ты ныне,

Как ходят к умершим своим.

Роланд! я приемлю спокойно

Назначенный свыше удел.

Да буду тебя я достойна,

Раз видеть меня захотел.

Ничем вас, друзья, не обижу:

Вы – милые гости мои.

Я знаю, я слышу, я вижу

Великую тайну любви!

Эльвина

Полгода живя с нелюбимым,

Полгода живя – не живя,

Завидую тающим дымам,

Туманам завидую я.

Рассеиться и испариться -

Лелеемая мной мечта.

Во мне он увидел царицу -

Тринадцатую у креста.

И только во имя чувства,

Во имя величья его

И связанного с ним искусства

Я не говорю ничего.

Но если б он мог вернуться,

Тоскующая, к тебе,

Сумела бы я очнуться

Наперекор судьбе.

Но, впрочем, не все равно ли

С кем тусклую жизнь прожить?-

Ведь в сердце черно от боли,

Ведь некого здесь любить!

Милена

Я плачу о радостных веснах,

С тобой проведенных вдвоем,

Я плачу о кленах и соснах,

О счастьи плачу своем,

Я плачу о бедном ребенке,

О нашем ребенке больном,

О забытой тобой иконке,

Мной данной тебе в былом.

Я плачу о мертвой маме,

О мертвой маме своей,

О твоей Прекрасной Даме -

Бессердечной Эльвине твоей.

Но плачу всего больнее

Не о ребенке, не о себе,

Я плачу, вся цепенея,

Исключительно о тебе.

Я плачу, что ты ее любишь,

Но ею ты не любим,

Я плачу, что ты погубишь

Свой гений сердцем своим.

Я плачу, что нет спасенья,

Возврата, исходов нет.

Я плачу, что ты – в смятеньи,

Я плачу, что ты – поэт!

Роланд

Я жить предлагаю всем вместе,-

О, если бы жить нам втроем!..

Милена не чувствует мести

К сопернице в сердце своем.

Эльвина же, чуждая вечно,

Не станет меня ревновать.

Эльвина

Ты слышишь?

Милена

Я слышу, конечно.

Эльвина

И что же?

Милена

Не смею понять.

Эльвина

Я тоже.

Милена

Ты тоже? Что значит

Твоя солидарность со мной?

Эльвина

Он плачет, Милена, он плачет.

Утешь его: мне он… чужой…

Роланд

Милена! Эльвина! Милена!

Эльвина! Что делать? Как быть?

Есть выход из вашего плена:

Обеих вас надо забыть.

Жить с чуждой Эльвиной – страданье,

Вернуться к Милене – кошмар.

Прощайте! пускаюсь в скитанья:

Мой путь – за ударом удар.

1915. Июль

Эст-Тойла

IV. ШАЛОСТИ КУЗИНЫ

ШАЛИТ…

Упруга, как резина,

(Уж лучше не задень!..)

Шалит твоя кузина

Сегодня целый день.

Шалит, сама не зная,

Чего она шалит…

Должно быть, воздух мая

Кузину веселит…

Такая уж девчонка

(Ну что поделать с ней?)

Кудрява, как болонка,

Нежна, как цвет лилей…

За миной строит мину,

В лицо швыряет зов…

Схвачу твою кузину,

В уста! – и был таков!..

1915. Май

Эст-Тойла

АЖУР ВЕСЕННИЙ

Мне сладостно-грустно сегодня…

Ах, это весна-ежегодня

Навеяла милую грусть!

Мне хочется странных хотений,

И лик офиолили тени,

Подчеркивая алоусть…

Ты смотришь изнеженно-томно,

Вздыхаешь глубоко-укромно,

Увлажнив фиолью зрачки.

Меня ты томишь и томишься,

С садовой фиалкой кумишься,

Горошку грызешь язычки…

Весенься весенняя весень!

Простарься щемящая тесень!

Озвенься, звеня, алозвонь!

Все влажно! душисто! фиольно!

Всего и всегда не довольно!..

Целуй! прикасайся! затронь!

1915. Май

Эст-Тойла

ТВОЕ УТРО

С постели

Встала.

На голом теле

Дымится ало

И стынет сон.

Улыбки дрожко

Стрекозят крылья.

В глазах – умилье…

Еще немножко,-

И под уклон!

1915. Май

Эст-Тойла

БИРЮЗОВАЯ ПОЭЗА

Как солнце восходит раз в сутки,

Восходит в крови моей страсть…

И счастья минуту украсть

Спешу у Тоски-Беспробудки,

Сидящей собакою в будке,

Оскалив зубастую пасть.

Вся уличка в маевой тюльке

Качается, чуть бирюзясь.

Окрепла подснежная грязь.

Эстонка проносит копчульки.

И в птичьем восторженном бульке

Есть с бульком крови моей связь…

Я молод! Отдайся мне, солнце!

Отдайся, вся зелень! вся синь!

Отдайся отдачей святынь

Пчелиной душе аполлонца!

Сквози голубая коронца

Над ликом любимой! Аминь.

1915. Май

Эст-Тойла

“ПОКЛОННИЦА”

Приехала из Петрограда

Поклонница и – вот досада!-

Блуждает целый день вдоль сада,

Неинтересна и суха.

Мне пишет пламенные письма.

Пойди, Барбос, старушку высмей,

Полай, кусни!.. Встречался ты с ней?

А я – подальше от греха:

Боюсь, не удержусь и резко

Наговорю ей, не без блеска,

Что в море, право, больше плеска,

Чем в письмах, пошлых и тупых…

Что эти письма и букеты

Мешают мне писать сонеты,

И что лишь для того и лето,

Чтоб летом отдохнуть от них…

Избрала б цензора иль гуся

И поклонялась им, не труся,

А у меня – моя Маруся,

И я давно ее жених.

1915. Май

Эст-Тойла

ЦАРСТВО ЗДРАВОГО СМЫСЛА

Царство Здравого Смысла -

Твоя страна.

Чуждо над нею нависла

Моя луна.

Все в образцовом порядке

В стране твоей;

Улицы блестки и гладки,

Полны людей.

Люди живут, проходят

Туда-сюда,

Все, что им нужно, находят,

И без труда.

Учатся, и на спектакли

Ходят подчас.

Только поэты иссякли

Что-то у вас…

Да! Но никто не скучает:

Меньше грехов,

Благо, страна процветает

И без стихов…

1915. Июнь

Эст-Тойла

ЭТО СТРАШНО

Это страшно! – все одно и то же:

Разговоры, колкости, обеды,

Зеленщик, прогулка, море, сон,

Граммофон, тоска, соседей рожи,

Почта, телеграммы про победы

И в саду все тот же самый клен…

Из окна коричневая пашня

Грандиозной плиткой шоколада

На зеленой скатерти травы.

Где сегодняшний и где вчерашний

Дни? Кому была от них услада?

Я не знаю! Знаете ли вы?

Лето 1915

Эст-Тойла

ЛЕТНЯЯ ПОЭЗА

Белеет черемуха над сонной гусынею,

И море прохладою подернулось синею…

А в поле так воздушно! а в парке так сосново!

О, радости праздного! восторг безвопросного!

Где желтые лютики златеют на солнышке,

Забегали клевера веселые волнышки,

И белые бабочки, и белые курочки

Доверчиво ластятся к резвящейся Мурочке…

Блаженство бессмысленно, и в летней лилейности -

Прекрасен и сладостен триумф безыдейности…

Лишь думой о подвиге вся сладость окислена,

И как-то вздыхается невольно двусмысленно…

1915. Июнь

Эст-Тойла

ШУТЛИВАЯ РОНДЕЛЬ

Тебе в альбом электростишу

Свою шутливую рондель,

Возьми же эту самодель,

Чтоб спрятать в башенку под крышу.

Ты что-то говоришь, я слышу?

Что? лучше скрыть ее в постель?

Как хочешь! – я электростишу

Тебе в альбом свою рондель.

А может быть, ты спрячешь в нишу

Своей души, под сердца хмель?

Там ненадежно? неужель?

Своей тревоги не утишу,

Но все-таки электростишу.

1915. Июнь

Эст-Тойла

ТРИОЛЕТ О КЛЕНЕ

О, если б клен, в саду растущий,

Расправив ветви, улетел!..

О, если бы летать хотел

Безмозглый клен, в саду растущий!..

Он с каждым днем все гуще-гуще,

И вот уж сплошь он полиствел.

Что толку! – лучше бы: растущий,

Взмахнув ветвями, улетел!

1915. Июнь

Эст-Тойла

V. БЕССМЕРТНИКА ЗОЛОТОЦВЕТ

ПОЭМА БЕСПОЭМИЯ

А если я себе позволю,

Дав ямбу пламенному волю,

Тряхнуть прекрасной стариной

И, вдохновляемый весной,

Спою поэму на отличье,

В которой будет пенье птичье,

Призывотрели соловьев

И воды рек, и сень лесов,

И голубые лимузины,

И эксцентричные кузины,

И остро-пряный ассонанс,

И элегантный Гюисманс,

И современные-грезэрки,

Заполнившие этажерки

Томами сладостных поэз,

Блестящими, как полонез,

И просто девственные дамы,

Себе построившие храмы

В сердцах совсем чужих мужей,

Забывшие своих детей,

Своих супругов – из-за скуки;

И тут же Скрябинские звуки,-

Поэма, полная огня,-

И жалопчелье златодня,

И сумасшествие Берлина,

И мудрость английского сплина,

И соком блещущий гранат,

Эолпиано Боронат

И с ней снегурочность Липковской,

И Брюсов, “президент московский”,

И ядовитый Сологуб

С томящим нервы соло губ,

Воспевших жуткую Ортруду,

И графоманы, отовсюду

В журналы шлющие стихи,

В которых злющие грехи,

И некий гувернер недетский

Адам Акмеич Городецкий,

Известный апломбист “Речи”,

Бездарь во всем, что ни строчи,

И тут же публикой облапен,

Великий “грубиян” Шаляпин

И конкурент всех соловьев

И Собинова – сам Смирнов,

И парень этакий-таковский

Смышленый малый Маяковский,

Сумевший кофтой (цвет танго!)

Наделать бум из ничего.

И лев журналов, шик для Пензы,

Работник честный Митя Цензор,

Кумир модисток и портних,

Блудливый взор, блудливый стих…

…

…

…

…

И свита баб Иллиодора,

Сплошной нелепицы и вздора,

И, наконец, само Танго -

“Бери ее! бери ero!..”

____________________

Мой пылкий ямб достиг галопа

И скачет, точно антилопа,

Но я боюсь его загнать:

Вдруг пригодится мне, как знать!

Уж лучше я его взнуздаю

И дам погарцовать по маю:

Иди, пленяй собой луга…

А там – ударим на врага!

1915. Май

Эст-Тойла