Текст книги "Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]"

Автор книги: Игорь Тихорский

Соавторы: Константин Тихорский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Часть вторая

Глава 1

Только в государственной службе познаешь истину.

Козьма Прутков

По-прежнему стремительно летят дни, ползут вечера и ночи, а зима в Питере сплошь состоит из ночей.

Начальство скрипит зубами, не то от злости, не то от озноба.

На улицах пробки. Транспорт забит до умопомрачения. «Скорые» – тоже.

А я получил выговор. Именно тот самый, строгий. Впрочем, строгача получил весь отдел. За что? Хотел бы я знать.

На минувшей неделе на Каменноостровском были расстреляны семь работников фирмы «Геракл». Все кавказцы. После этого убийства у кого-то из генералов повысилась лохматость. И возбудимость тоже.

Шум поднялся страшный. Причины столь солидного количества покойников назывались разные. От бандитских разборок и до мести вернувшихся из Чечни омоновцев за своих товарищей. Благо, стрелявших было двое, как утверждали баллистики, ведь и пистолетов тоже два: ТТ и ПМ. Изобретатель последней версии, увы, немало огорчился, когда убитые оказались азербайджанцами. Пресса робко вякнула что-то типа «предвыборные выкрутасы коммунистов» и успокоилась.

Родное министерство успокоилось не столь быстро. Из Москвы дали команды «начать и ухлубить», раздраженно потребовали раскрыть в кратчайшие сроки, и для большего сокращения сроков решились подкинуть парочку генералов. Но местные генералы тоже не лыком шиты, а потом на защиту своих сотрудников встали голой грудью, объяснив, что генералов завались и здесь. Тогда сверху падучей звездой упало указание создать таинственную бригаду для дальнейшего расследования. Какую именно бригаду, уточнить запамятовали, а может, постеснялись, и вскоре действительно РУОП задержал бригаду вымогателей, сотрудников ФСБ, которых «слил» дружок, обидевшийся на низкий заработок.

А в принципе в ФСБ приличные ребята.

Кстати, понятие «кратчайшие сроки» слишком уж растяжимое. Это понимали и мы, и РУОП, и все остальные.

Дальше совсем чудеса пошли. Помимо выговоров невесть за что всем парням, портящим свое здоровье в отделе, именуемом по-человечески «убойный», влетело лично двоим: мне за бездеятельность и Непринцеву за неумение отловить психа. Новых мокрух, правда, тоже не случилось.

Теняков же отбрехался полностью. Стрельба по живой мишени признана обоснованной, мишень в виде афганца отволокли в морг, а его друга Володю – в «Кресты».

Жутко довольный Сергей курит одну сигарету за другой и мечтает пострелять еще.

Непринцев жует «стиморол» пачками и ждет. Про психа он уже забыл и теперь ждет вдохновения.

Зачем? Придумать очередную пакость? И без него умельцы есть. Мастера на все руки.

А азеров захавал РУОП. И презрительно рассмеялся в ответ на указание сверху объединить усилия. В гробу он видел указания. РУОП вообще никому не подчиняется. И опять же: зачем им семь лишних трупов? У нас бы и по приказу их никто не взял. Странные парни в Региональном управлении по борьбе с организованной преступностью.

А на подоконнике лежит Паша. Читает. Но уже не «Скандалы», а «Калейдоскоп». Он всегда читает фигню.

– «Тяжесть истории». Это заглавие. «Удивительную новость сообщили нам ученики одной из школ Калининского района». Какую же? «В подвале школы складировались сотни тысяч различных предметов. Принадлежат они самому обыкновенному преподавателю истории Дмитрию Ивановичу. Дмитрий Иванович вот уже в течение десяти лет собирает всевозможные вещи, и общий вес собранного составил…»

– Ну, это уже перебор даже для тебя, – возмущаюсь я, отчаянно зевая, – маразм крепчает.

Непринцев с готовностью откладывает газету в сторону и поворачивает ко мне ясноликую, солнцеподобную физиономию. Моргает и спрашивает:

– Знаешь, как нас величают местные опера?

– Догадываюсь, во всяком случае, – киваю я. – Но если тебе очень хочется оскорбить мой слух…

– Интересно почему. Как верно замечал Смоктуновский: «Вместе делаем общее дело».

– Стремишься казаться интеллектуалом? Валяй.

– Просто обидно. По-человечески обидно. Среди них есть сволочи? До хрена. А среди здешних? Вполне. Что, у Сережи рожа интеллигентнее, чем у оперов пятьдесят первого отделения? Сомневаюсь. Главная движущая людьми сила – это зависть, – мрачно заключил Паша.

– А-а-у-у-у…

– То есть?

– Скучно, господа.

– Верно. Вот ты когда-нибудь снимал бабки?

– С кого? – Я зеваю еще раз.

– Ты понял.

Здесь не принято отвечать вопросом на вопрос. Все равно что разводить кроликов или верить в скорое торжество справедливости. Но я спросил.

– А ты?

– Мне цены нет.

– Угу. Ты дешевка. Ими торгуют мелким оптом.

Непринцев не обиделся. Он вообще редко обижается.

– Отвечай поскорей.

– Ладно, отвечу. Никогда. И вряд ли собираюсь. Я знаю, кто из наших берет. И отчасти понимаю. Если все кругом замазаны, что остается? Дошло до того, что генерал, тяжелой рукой грохнувший по секретеру и объявивший войну мафии, тут же снимает трубку и предупреждает о начале операции. Народ боится, что его заставят работать. Ментов представляют самыми большими подонками. Горожане уверены, что мы на корню куплены, и трясутся от страха от одного упоминания о милиции. К мерзавцам уже привыкли, а ментов сторонятся. Вдруг наедут? Мало ли… Честный мент – это из области сказок и анекдотов. Теперь главные положительные герои – честные каталы или шлюхи. Порядочные журналисты – полный бред, по-моему. С бандитами договариваются. А что здесь такого? Обычные молодые дебилы. Но менты… Ой-ой! Авторитетов именуют спасителями нации. Слава Крипич и Володя Пудель – звезды телеэкрана. Хорошо, пусть мы – скоты и сволочи, а они – надежда и оплот. Но я желаю стать исключением. Тем самым, из анекдотов. Жить на зарплату и не замазаться. Получать деньги за дело, а не наоборот. Пытаться сделать что-нибудь, зная, что это бесполезно. Не изображать крутого, громя притоны с мелочевкой, которая завтра же окажется на свободе и плюнет мне в лицо, а стараться словить этих самых знаменитостей. И для этого я тут и сижу. Глупо? Согласен. Но смейся сколько угодно, я отсюда добровольно не уйду, кем бы меня ни величали. Вспомни эти слова, когда меня уволят по собственному. А сейчас отвали, я сплю.

Однако поспать не удалось. Раздался грохот и передо мной блеснул очами мокрый Теняков с еще более мокрым «Винстоном» в уголке рта. Сергей тяжело проковылял в угол, шмякнулся на свое место, подобно мешку с гнилой картошкой, дернул из ящика картонную папку фиолетового цвета и, отказываясь снять куртку, погрузился в чтение. Я постарался заснуть вновь, но помешал Паша.

– Сергий! Ваше святейшество!

– Ну, чудила, – хмуро отозвался Теняков. – Щас, разберусь. Мадонна нашлась. Урою, гнида.

– Кто? – ошалело пробормотал я, тщетно пытаясь разлепить веки.

– Мадонна.

– X… Х-К…К конкретизируй, блин.

– Да что тут конкретизировать. Голубого задержали. На пятнадцать суток, за хулиганку. Имя, говорят, фамилия. Он не соврал. Прокачали по селектору, отзвонились мне: «Держите красавца. Вы его в розыск давали». А я уж считал, он на кладбище давно, в могилке сырой, землицей присыпан.

– Стой, не гони. Какого голубого? Гомика?

– Да при чем тут гомик? – возмутился Сергей. Натурального голубого. В смысле крашеного. Помнишь, склад, улица Солдата… Корзуна? Где Владика, охранника тамошнего, вздернули?

– Конечно. Там двое свидетелей. Мы его сразу в розыск определили, а он скрылся.

– Ну вот. Он, когда через дрова от топки прыгал, в краску упал. Эти двое еще ухмылялись, смешно им. Краска ведь не смывается. Этот чмошник ее чуть не мазутом оттирал. Голубой, голубой, не хотим играть с тобой…

– Так радуйся.

– Радуйся… Он удавочку-то оставил, а ножик уволок. И закопал. Кретин. Ну, псих, чего взять?! На Пулковском шоссе, по дороге в аэропорт. Ты прикинь, как мы сейчас там горбатимся, снежок разгребаем. Почему его самого друзья Владика не закопали?..

Здесь Непринцев расхохотался так, что пена полетела изо рта. Сергей жевал сигаретный фильтр и медленно краснел. Даже я улыбнулся.

– А при чем Мадонна?

– Видение ему явилось во сне. Голубого, кстати, цвета. Мадонна с младенцем. «Висит, мол, в воздухе, плавно так раскачивается и кивает мне. И смотрит нежно-нежно».

Паша поперхнулся и закашлялся. Теняков довольно долго молчал, затем встал и сказал:

– То-то. Ладно, салют. Поеду.

– Постой. А чего мокрый, словно пингвин на льдине?

– Упал в коридоре. А тут ведро.

И тихо прикрыл за собой дверь.

Сразу зазвенел телефон. Упорство этого аппарата поражает. Он трещит в любое время дня и ночи. Он соединяет вас с нужным человеком или не соединяет. Он звенит, когда вы отдыхаете, но никогда не подаст голоса, если вы ждете звонка. Он бессердечен. Глух и нем к мольбам о пощаде и зову о помощи. Телефон – монстр современного мира. Лучше всего отключить его, пока он не готов сделать то же самое с вами.

– Да… Пардон, алло.

– Никита Валентинович?

– Сложно ответить однозначно. Принимая во внимание факторы окружающей среды и так далее… – нет. У трубки Павел Александрович. На три сантиметра ниже Никиты Валентиновича и на восемнадцать килограммов легче. Глаза желто-зеленые. Нос прямой. Губы тонкие. Группа крови – 0. Хобби – шахматы, футбол, выпивка. Слушаю и повинуюсь.

– Слышь, куда я попала, а? Мент… Милиция?

– Ага. Отдел по ловле психопатов. Чикатило у аппарата. Да здравствует свобода.

– Хорош, придурок. Чернышева кликни.

– Айн, цвай… Мусью, симпатичная женщина. Или девушка. Короче, тебя.

Я сплюнул и прохрипел:

– Але.

– Никита Валентинович?

Действительно, приятный женский голос.

– Угу.

– Я от Миши… Кроткова. Он согласен встретиться. Он вам полностью доверяет.

Именно то, чего я длительное время дожидался. Спасибо, родная страна. Дождался-таки.

– Я готов.

– Тогда секундочку. Через двадцать минут я встречу вас у входа в здание, которое вы занимаете в данный момент.

– Я один вряд ли займу целое здание.

– Еду.

Короткие гудки. И правильно. Стоит собираться. Ведь как поет Паша: «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…»

Глава 2

Поедем, красотка, кататься,

Давно я тебя поджидал.

Пьяный таксист у Финляндского вокзала

Того, кто меня встретил, стоит описать особо. Длительно описывать и вдумчиво. Увы, именно этого я не умею. Ограничимся немногим.

Женщина, росточком чуть ниже меня. Фигуру разглядеть было крайне сложно, мешала длиннющая норковая шуба. Удивительно, как ей удавалось водить машину в эдакой хламиде. Голова не покрыта. Жесткие черные волосы разметались по плечам. Слишком длинные, как у Непринцева, ресницы. Широко распахнутые карие глаза. Пухлые губы со следами серебристой помады. Совершенно потрясающей формы, немного вздернутый, но вместе с тем идеально правильный нос. На ногах теплые зимние сапожки. Весьма дорогие, стоит заметить. В руке, обтянутой коричневой шерстяной перчаткой, кроваво-красный тюльпан. В глазах изредка мелькает проблеск того, что я, будучи менее щепетильным, назвал бы мыслями.

Женщина оглядела меня, задержала взгляд на потрепанных сапогах и шагнула навстречу.

– Здравствуйте. Вы – Чернышев? Йес?

– Он самый.

– Держите. – Она протянула мне тюльпан. – Это лично вам.

Я удивился. И растерялся.

– За что?

– Просто. Подарок. Обожаю делать подарки. Простите, мы с вами встречаемся в первый раз?

– Если память не изменяет, да.

– Тем более. Это из оранжереи Миши. Залезайте в салон. Ну и ветер сегодня, правда?

И машина тоже симпатичная. Красная «тойота». Мило Кротков устроился. За какие заслуги ему такое счастье?

Я сел на переднее сиденье, и мы отправились в путь.

– Куда?

– За город. В Комарово. Между прочим, там жила Ахматова. «Раскинулось море широко» написала или нечто в этом духе.

– Господи! Чего так далеко?

Она едва заметно дернула уголком рта.

– Мишины штучки. Насмотрелся боевиков. Боится, придут его ликвидировать. Только вам и доверился, йес. По части безопасности он, кстати, полный профан.

Я малость прикинул ситуацию.

– Еще бы. Безопасность – это тема Чернова.

– Именно.

– А почему он доверился вам?

Она кинула беглый взор в мою сторону и легко ответила, доставая из бардачка «Пэлл Мэлл»:

– Хи из мой муж. Это нынче немодно, однако терпим.

– Ясно.

Что здесь скажешь?

– Кстати, коль скоро мы уже познакомились. У вас имя имеется?

– Екатерина. Или Катя. Ай привыкла, не обижаюсь. Сигарету?

– Нет, спасибо, Екатерина, – я уставился на дорогу, пытаясь различить что-либо сквозь черноту за стеклом. Мы молчали. Я не выдержал первым.

– Лучше расскажите о Кроткове.

– Профессиональный инстинкт?

– Забавно. Любопытный человек. Уезжает из города и считает, что его невозможно отыскать. И приглашает к себе едва знакомого мента. Небось и охраны не держит.

Екатерина вновь глянула в мою сторону и вновь поспешно отвернулась.

– Дурак, – лаконично пояснила она, и я не стал уточнять, в чей адрес сие прозвучало.

– Обратно-то подкинете?

– Ну, обратно, может, и везти некого будет, олл райт? – задорно подмигнула Екатерина, но я не рассмеялся, а продолжал безучастно всматриваться в шоссе.

– Теперь я поспрашиваю. Позволите? О’кей?

– Валяйте. Содержательный выходит диалог.

– Терпеть не могу хмурых мужчин. Меня от них тошнит. Пытаюсь вас растормошить.

– Какая жалость. Я плохо тормошусь. Я несгибаем. Вроде носков подростка или жевательной подушечки «орбит».

– Плевать. Одно из главных моих развлечений – болтовня. Ай обожаю болтать. По правде, это мое единственное развлечение, оф кос. Никогда не выходите замуж за бизнесмена, бэйби. Скучнейшее времяпрепровождение. Хи то сутками пропадает, то забивается в угол и шипит и вздрагивает от малейшего шороха. Думаете, ай балуюсь на стороне? Черта с два. Любой приятель готов заложить вас за пачку баксов. Ай носу не смею высунуть. Зато люблю потрепаться.

– Интересная вы женщина. Ну а я при чем?

Вопрос, казалось, озадачил ее. Потом супруга Кроткова с облегчением вздохнула.

– A-а. В смысле, почему я привязалась к незнакомому человеку? Очень легко. Миша твердит: «Приедет Чернышев – во всем разберемся». Молится на вас, как на икону. Кстати, Миша верующий, ужас! Заставлял меня в церковь ходить. А там свечи, алтарь, иконостас. Ни во что не врубаюсь, хожу как дура… А я считала, вы эдакий супермен. Как Брюс Уиллис в «Крепком орешке».

– Сомневаюсь, что вы так считали.

– Честно. А вы нормальный. И ж-жутко таинственный. Вы наверняка что-то знаете и тщательно скрываете. И пусть. Понравился цветок?

– Безмерно.

– Я рада. А кого вы ловите?

– С удовольствием посадил бы Мишу Кроткова. Только вряд ли получится.

– И не надейтесь. Это сложно. Практически невозможно. А жаль, – с искренней грустью заметила Екатерина. Впрочем, она моментально встрепенулась. – Вон ресторан. Там чечены. Они хитрые, сволочи. Сколько они имеют с этого ресторана, вы представить не можете.

А здесь еще автосервис. Думаете, они чьи тачки ремонтируют? Да угнанные! А подвальчик рядом, во, проехали, раньше в нем Иваренского держали, помните, выкуп требовали? Ах, вы не в курсе, тогда огласки не было. Чечены, гады, оттяпали кусок трассы и кормятся. Вообще, черные в основном похищениями промышляют, но чего увидят, вцепятся, не отпустят.

– Откуда такие сведения?

Екатерина швырнула окурок в окно и потянулась за новой сигаретой.

– Дима часто просвещал. Йес.

– Чернов?

– Угу. Он считал, в жизни полезно многому учиться в любом возрасте. Хи вообще порол часто полную чушь.

– Тебе его жаль?

– Ого! – Екатерина непритворно восхитилась. – Столь стремительно перейти на ты! Жалко… Черт знает, не особенно. Знакомыми мы были не слишком близкими, пусть он и друг мужа. И уж в постели не развлекались, если ты на это намекаешь.

– Конечно, там вы занимались серьезными проблемами. Мне, честно говоря, плевать, с кем ты спишь. Лишь бы не со мной. Готова поверить?

– Сложновато. Давай лучше поболтаем ни о чем. А то Миша достал. Исключительно о своих мелких заботах трезвонит. Аж с лица похудел.

Я предложил:

– Желаешь выслушать поучительную историю?

– Желаю.

История в самом деле поучительная.

В начале восьмидесятых годов в одном из сел Сестрорецкого района, мимо которого мы проезжаем, с легкой руки переименованного администрацией Собчака в Курортный (любопытно, зачем?), стоял домик. Милый маленький домик, построенный аж в конце прошлого века. Домик, деревянный естественно, по праву принадлежал супружеской чете. Чета сия обвенчалась и отправилась отдыхать в этот домик. Муж работал механиком и взял отпуск, о профессии жены история тактично умалчивает.

Беда молодоженов заключалась лишь в некоторой наивности, проявлявшейся в основном в твердом убеждении, что каждый в нашей великой стране имеет право жить, где ему угодно, имелись бы соответствующие бумаги, то бишь справки.

Однако более умудренный опытом откормленный партийный деятель областного масштаба так не считал.

Деятелю безумно приглянулся домик, а точнее, участок, который домик этот занимал. Участок, и правда, прекрасный.

И вот деятель, назовем его X, благородно решив договориться с рабочим классом, предложил съехать подобру-поздорову и оставить участок ему, деятелю.

Глупые супруги благородных порывов не осознали и послали миротворца довольно далеко. Современный Толстой обиделся и легко доказал, что власть в стране принадлежит не рабочим и крестьянам, а тем, кто о них заботится и беспокоится. Короче, придрался к какой-то формальности и через суд выгнал обоих конкурентов с участка. После чего оккупировал его и приступил к строительству дачи.

Конкуренты с поистине английским стоицизмом дождались, пока строительство завершится, после чего, как часто случается в подобных ситуациях, дача сгорела дотла. Милиция, впрочем, доказала, что свой хлеб ест не зря, да и сложностей особых не было, в результате поджигатели предстали перед самым справедливым и гуманным судом. Судья проникся симпатией к механику и влепил ему шесть лет. Красота жены произвела должное впечатление: она получила два года. Условно. Мужа она бросила, и дальнейшие ее перспективы представляются весьма туманными. Механик же, честно отмотав срок от звонка до звонка, освободился и с чистой совестью вернулся домой. Увидев на месте дома заново отстроенную дачу партийного работника, огорчился механик неописуемо, и дом запылал во второй раз. Каким-то абсолютно диким и загадочным образом Герострат доказал доблестным правоохранительным органам свою полную непричастность и умотал в Москву, где устроился в частное предприятие «Сютгейт».

Через год, разбогатев, бывший механик вернулся в родные пенаты. И здесь его ждал сюрприз. На «его» участке стояла дача, точь-в-точь как и две предыдущие. Царствие ей небесное.

Жил здесь, однако, уже вовсе не X. Тот давно загорал на лежаке у собственного бассейна в Палм Бич. Госдепартамент, проявив излишнее милосердие и доверчивость, позволил жертве коммунистического режима поселиться в Штатах, чем страдающая ожирением жертва не преминула воспользоваться. А участок страдалец продал одному коммерсанту, который, дабы не перегружать серые клеточки, отстроил точную копию двух творений узника социалистического лагеря, по старым чертежам.

Веселый участковый, посетив сгоревшие останки копии, задорно пояснил коммерсанту: «За семь лет третий раз горит». Коммерсант схватился за голову и мгновенно продал землю первому, кто предложил ее купить. Механику. Тот мечтал возродить к жизни дореволюционную постройку. И возродил. И ходил гулять, и купался в заливе, и все прочее в свое удовольствие. Но тут на мизансцене появилось новое лицо. Пока бездействующее.

Бандитский авторитет Поляроид имел прекрасный вкус. А потому по-дружески посоветовал механику продать дом.

Механик, конечно, помнил, что семь лет назад уже получал подобный совет. Помнил и то, что случилось следом. Но, решив, что времена изменились, продавать категорически отказался.

Времена и в самом деле изменились. Поляроид пожал плечами, а пригнанный из города кран огромной чугунной гирей разнес вдребезги убежище поджигателя. Поляроид отгрохал особняк, выставил охрану и улетел в Сибирь, на подписание контракта. Контракт подписывал друг авторитета, который и попросил поприсутствовать.

Охрана однажды поймала странного типа, обливающего забор особняка бензином из огромной канистры.

Поступок такой идиотский, что типа даже не стали убивать, а только избили и отвезли в больницу.

Вскоре он был пойман вновь. Потом еще. В четвертый раз нашего героя отловил собственноручно Поляроид. Задумчиво почесал за ухом и позвонил в ментуру. В результате группа быстрого реагирования застала мстителя на месте преступления, с которого тот, при всем желании, уползти не сумел.

Здесь приключения этого достойного представителя общества завершились.

Отсюда мораль: вот что случается, когда человек функционирует в отрыве от окружающей среды.

История закончилась. И как раз вовремя. Мы подъехали к воротам укрытия бизнесмена Миши Кроткова.