Текст книги "Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]"

Автор книги: Игорь Тихорский

Соавторы: Константин Тихорский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

В салоне «БМВ» было теплее, чем в парадной. Островок лета. Африка. Субтропики в условиях русской зимы.

– Как это случилось?

– Вы же видели. Подошли сзади, со стороны лифта. Стреляли почти в упор. Два раза.

– Вы знаете, кто это сделал?

– Лично я? Думаю, что знаю.

– Кто? Скажите мне.

– Перестаньте дурить. С кем вы не поделили рынок?

– Это нарушение – всех норм. Рынок наш. Есть договор даже. И никто не имеет права работать там без нашего разрешения. Договор подписали все.

– Горцы не подписали.

– Горцы – отщепенцы. Они вообще не имеют никаких прав. Их территория даже не граничит с нашей. Существует межгородской список территорий. Переделывать его никто не имеет права. А уж тем более – убивать.

– Я стараюсь понять, что вы мне хотите сказать?

– Я хочу доказать всем, что это убийство идет в противоречие со всеми законами.

– Что ж, здесь я согласен. Вы примете ответные меры?

– Безусловно. – Кротков утвердительно махнул рукой. – Ответные меры будут приняты в ближайшее время. Самое ближайшее. И я хочу объяснить, что это всего лишь ответный ход. За них никто не заступится.

– Никто не заступится и за вас.

– Почему?

– Вы же бизнесмен. А лезете к чужой кормушке. Война с горцами – последнее дело. Лучше уж присоединитесь к кому-нибудь. Хоть к Гене Петрову, хоть к Саше Александрову.

– Вы не понимаете. Здесь затронута наша честь…

– Я прекрасно понимаю. Но вылавливать ваш, Михаил Олегович, труп из Невы не хочу. Мне вас не жалко. Мне жалко напрасно потраченных сил милиционеров. Из-за такого дерьма… Не люблю стрельбы. Даже если воюют бандиты, подобные вам и южанам. Особенно когда страдают люди, понятия даже не имеющие о ваших разборках. «Крыша», «стрелка», «белка»!

Слова-то какие придумали! Дегенераты. И ведь все подхватили. Все. Кругом. Уже становится обыденным явлением, когда на улицах на двух нормальных людей приходится один «бультерьер». Когда в городе происходит по три умышленных убийства в день! Двери и стекла домов вылетают от взрывов, в мусорных баках ежемесячно находят расчлененные трупы, в стране почти не существует действительно «чистых» фирм, а вы кричите на каждом углу, что действуете по закону! По мне, так лучше бы вы перерезали друг другу глотки, но я мент, и не позволю устраивать у себя в городе Чечню. И позвал я вас, чтобы предупредить. Никаких разборок. Подобные идеи – плод чьего-то больного воображения. А если будут трупы – вы сядете. Быть может, не сразу. Через неделю, месяц, год. Но – сядете. Даю слово.

– Никита Валентинович, извините, вы не так поняли… И потом, мне кажется, что наше появление обусловлено прежде всего политикой властей.

– Не мелите чепухи. К тому же сильно сомневаюсь, что с вашим приходом к власти политика изменится к лучшему. Уж не обессудьте.

– Это понятно. И все-таки…

– Я предупредил.

– Хорошо. Я принял к сведению. Но нас просто перестанут уважать. Потерять уважение и не отомстить за убийство шефа – вы бы на такое пошли? Просто как человек?

– На такой вопрос я вам не отвечу, чтобы вы ни делали. А Чернов разве без охраны ходил?

– Всегда. Он охраны даже боялся. И водителя никогда при себе не держал.

– Стоп, стоп. Водитель. Машина. Тачка черновская где?!

– Ну, вы уж совсем… Откуда мне знать. Я сейчас только приехал. У него «мерседес» трехсотый. Черный, как катафалк.

– В вашем авто тоже красненького маловато.

– Это метафора.

– Что ж, смотрите. Как бы метафора не превратилась в реальность. Всего доброго, Михаил Олегович, удачи в начинаниях. Приятно было пообщаться. Надеюсь на дальнейшие встречи.

– До свидания.

Я вылез из «БМВ», позвал Сонбаева и посоветовал поискать черный «мерседес». Нашли его, впрочем, довольно быстро. Рядом с домом. Новых сведений от него не получили, как ни старались расколоть падлу. Дщерь полка, то бишь Елена, пнула импортную конструкцию изящной ножкой в хромовом сапоге и шерстяных колготках и матерно выругалась.

– А, обиделась. Неча. И вооще, столь вульгарно изъясняться можно, только будучи Шерон Стоун. Или Мерилин Монро.

– А я, выходит, хуже? Да? Ах ты…

– Э-э, поосторожней. Не разглядел еще просто. Я изучал лишь твои деловые качества. Каюсь. Могу на колени упасть. Знаешь, с твоими ногами тяжело в ментуре работать. Как говорится, устают быстро. Особенно правая.

– Живи, щенок.

– Мерси боку.

– И нечего скалиться. Зубы выбью. Я еще думала с ним на «Криминальное чтиво» идти.

– Ну ладно, ладно. Что испугалась? Насиловать настроения нет. Устал нонче. Правда, прочел давеча брошюрку «Как уберечься от разъяренной жертвы изнасилования».

– Волосы на руку наматывать, не давать себя убалтывать, и чтоб никаких предметов с собой не было.

– Ты что, меня будешь учить, как ловчее насиловать?!

Сонбаев с товарищами поглядывал на нас с заметным опасением.

– Короче, господа, заболтался я тут с вами. Пойду. Ибо, как говаривал товарищ Непринцев, «С тобой кайфово, а дома лучше». Хелен, коли хочешь идти, жду.

– Угу. Муженьку отзвонюсь – и готова.

– Договорились. Пока, Мехмед. Должен заметить, этот день был для меня познавательным во всех отношениях. Елена, прощальный поцелуй.

– Размечтался, старый.

– Видать, судьбина моя горькая. Счастливо!

Глава 5

А мы все не верим,

что мы позабыты:

Стучимся мы в двери,

а двери надежно закрыты.

«Машина времени»

– Собачка, ну, давай споем! Собака Да-аня-а… Ну, подпевай. Что же ты? Соба-ака Да-аня-а! Эх, а вот другие собаки поют.

– Какие собаки поют?

– Нет, честно, я видела по телевизору. Красиво поют, в такт.

– Подумаешь. Некоторые собаки наркотики ищут. А эта ищет только дерьмо. Зато железно. Своего не упустит. Через границу лишнего не провезешь.

«Писатель с женой опять способности своей псины обсуждают. Жужжат, жужжат! Голова пухнет. И ведь за стенкой беседуют, в соседней квартире, а так слышно это ихнее жужжание! Впрочем, башка у меня пухнет, скорее, после вчерашнего. Надо завязывать с пьянкой. Свихнуться недолго! „Собака Да-аня!“ Ё-моё, вот привязались! Вылезаем… Ого! Утро совсем! Девятый час. Между прочим, у меня нонеча отгул! И пущай какая зараза только попробует… В дверь звонят. Похоже, бомж Сантиметриков прикандехал. Он же Аршинников, он же Дюймовочкин. Так. Я, выходит, одет? Когда успел?.. Дети, как мне хреново!»

Непринцев зевнул и пошел открывать. На пороге стоял вовсе не Аршинников, знакомый поэт и бомж, а соседка Людмила Карповна с тарелкой говяжьих костей в руках.

– Доброе утро, Павел Александрович.

– Доброе утро, Спартакиада Олимпиадовна. – Непринцев почему-то никак не мог запомнить имя-отчество соседки и называл ее замысловато и непонятно ни для нее, ни для него самого. Впрочем, Людмила Карповна привыкла.

Паша красными, воспаленными глазами тупо смотрел на тарелку, ожидая продолжения.

– Вы извините, что я так рано…

– Ничего страшного.

– Вы ночью шума на лестничной площадке не слышали?

– Нет.

– Понимаете, у Химика неприятности. К нему рэкетиры должны зайти. Вы уж, если шум услышите, звоните прямо в 51-е отделение милиции. Номер знаете?

– Угу. А что с ним?

– Да он пьяный на двоих парней в иностранной машине налетел. Вы же знаете, он пьяный постоянно. Те, мерзавцы, ключи от дома отобрали и обещали прийти, если он им две тысячи долларов не заплатит. А Химик замок поменял. Так что звоните в милицию сразу.

– Хорошо. А зачем вам кости, Спартакиада Олимпиадовна?

– Собачке. У Писателя живет. Хорошая собачка. Ой, да вы знаете, Профессор умер с седьмого этажа?

– Сердце, конечно?

– Да. Сына к тетке в Могилев отправляют. Больше ведь родни у него нет. А дочь Химика – наркоманка, в больницу угодила. Та, что в лифте все разными LSD расписывает.

(Лифт формулами наркотических веществ расписывал сам Непринцев. Хотя дочь Химика наркоманкой была, конечно.)

– Ну, всего доброго, Спартакиада Олимпиадовна.

– Всего доброго, Павел Александрович.

Непринцев закрыл дверь и шумно вздохнул.

«Бывают же люди. О близких заботятся, чужой собаке лакомства носят. Совсем ухайдокался с местными киллерами. Даже о человеколюбии забыл. О бескорыстной любви ко всему миру. О гуманизме. Или как его? Слово забавное очень. А если общаться только с операми и уголовниками – одичаешь. В общем, надо что-то делать. Нельзя просто так дома сидеть. Труд, как утверждал Фридрих Энгельс, создал человека. Труд его и погубит. „И бурная жажда деятельности обуяла его“. Что бы это значило? Вон кот голодный на шкафу расселся. Знаю, что тебе оттуда удобнее на макушку прыгать. И нечего меня взглядом испепелять. Захочешь – уйдешь. Два раза уже вниз прыгал. Пятый этаж „сталинского“ дома. Ишь, Юрий Гагарин. Идем, покормлю. А мог ведь и бритвочкой по глазам. К вопросу о гуманизме. Шутки пьяного мишутки. И что огорчает… Телефон я забыл отключить…»

– Але?

– Непринцев?

– Чей там бодрый голосочек. Или, говоря проще, кто это там гавкает?

– С тобой, свинья, не гавкает, а говорит полковник Лалетин. Слыхал, может? – Начальник одного из отделов Главка был не в духе. Очевидно, для этого имелись веские основания.

– Слушаю, слушаю.

– Слушай, Паша, внимательно. Здесь мокруха утром случилась. В твоем районе. В смысле, рядом с тобой совсем. На Авиационной.

– Далее.

– Школу знаешь на углу Гагарина?

– Что, в самой школе?

– Почти… Рядом. В общем, увидишь. Подкатывай туда. Мы ждем. На месте сориентируешься.

– Щас! Размечтались, товарищ полковник. У меня отгул. И отдел ваш надо мной не властен. Начальство вам обязательно шею намылит за такую вашу работу. Обязательно намылит. Так что нет у вас методов против Котьки Сапр… Тьфу, против Паши Непринцева.

– Брось выдрючиваться. Ты переведен к нам. Временно, конечно. Одолжен. Как знаток человеческой психологии. Комментарии излишни. Через десять минут будь на месте.

– Сучара ты бацильная, Лалетин. Жди.

Непринцев бросил трубку и мрачно глянул на кота.

– Накушался, Мотрий? Что расселся с минтаем в зубах? Знаю, что вкусно. А «китикэта» не получишь. Теперь сиди один. Пойду имидж разрабатывать. Гнида Лалетин. Ствол я, естественно, на Литейном оставил. Вот ведь как… «Что сын их больше-е не вернется-а и не приедет погостить». Видишь ли, Мотя… В описании Петербурга Федором Михайловичем Достоевским преобладает желтый цвет. Или, коли желаешь проще, Петербург – город психов.

Школа на Авиационной была построена в начале шестидесятых годов. Мрачное серое здание утопало в тени выстроившихся возле дороги деревьев, преимущественно тополей. Попадались здесь и липы, и даже лиственницы, но скорее как исключение. Со всех сторон дом окружали отвратительные блочные постройки ярко-желтого цвета, и осенью, в сочетании с опавшими листьями, усеявшими тротуар, это давало на редкость пугающий эффект. Зимой впечатление отчужденности двора от всего мира уходило, чтобы вернуться через год, и школа вновь становилась просто мерзким строением, к которому, однако, лучше все же не подходить слишком близко. Строго напротив, через дорогу, расположился морг местной больницы. Учеников такое положение вещей вполне устраивало, но Писатель, хозяин собаки Дани – любимицы Людмилы Карповны, на полном серьезе уверял, что школа заселена исключительно призраками, а дети в ней давно уже не учатся. Непринцев склонен был с ним согласиться.

Случившееся сегодня оправдало самые гадкие Пашины ожидания.

Подобной иллюминации Авиационная не наблюдала со дня своего поименования. Красные, оранжевые, синие, зеленые цвета десяти служебных автомобилей метались взад-вперед, иногда ревели сирены, отпугивая любопытных, в окнах отсвечивали разноцветные блики, маячили заспанные физиономии, кричало несколько голосов одновременно – в общем, бардак стоял жуткий, верный признак наличия руководящего состава ГУВД в количестве трех персон. Лалетин на общем фоне смотрелся бледно.

Оцепление ребята из ОМОНа поставили крутое, и Непринцеву пришлось звать на помощь. Омоновцы расступились, и начавшийся конфликт быстро уладили.

Лалетин бурно радоваться постеснялся, пожал руку и потащил вновь прибывшего к одному из жилых домов.

– Шевелись, а то медики бесятся.

– Пардон?

– Труп мы не трогали. Можешь полюбоваться. Карло видел? Значит, пойдут требовать скорейшего раскрытия, ну и в том же духе. Сам понимаешь, не маленький.

– Я зачем вам нужен?

– Ну, ты ведь психолог по специальности. И довольно талантливый.

– По специальности я – шахматист. А талантливый… Сильно сказано.

– Это уж вопрос второй. Тебя вспомнил Федин. Приказано подключить к работе.

– Увидим.

В пахнущем мочой подъезде с облезлыми стенами Иван Федорович остановился и указал пальцем:

– Вон, смотри.

Паша взглянул и злобно оскалился.

– Благодарствую. Век не забуду. Припомнится доброта и ласка ваша.

– Шестнадцать лет девчонке. На третьем этаже здесь жила. В семь пятьдесят пошла на уроки. И сразу крики. Эти суки все по квартирам попрятались, никто и носу не высунул. А когда ее стали… В общем, соседушка решил – к нему в дверь ломятся, испугался и давай звонить в отделение. Они сразу сюда, а тут… Найду, глотку перегрызу. Ублюдок.

Девочка была прибита гвоздями к двери. Лицо искажено. Пустота ушла из ее глаз. На горле чернела громадная рваная рана. Желтоватые длинные волосы, испачканные кровью спадали на грудь. Ноги были согнуты в коленях, и создавалось впечатление, что девочка парит в воздухе. Рядом, в шаге от пола, одиноко примостилась толстая темно-зеленая сумка. При жизни девочка была красива, насколько можно судить в такой обстановке. Даже сейчас в остекленевших глазах читалось что-то неуловимое, вызывавшее глубокую скорбь и жалость даже у Непринцева, не отличающегося особой чувствительностью.

Эксперты уже закончили свою часть программы, теперь дело было за санитарами. На дворе робко топтались два здоровенных амбала. Полковник махнул рукой и брезгливо отвернулся.

– Звать-то ее как?

– Доронина Анна. Десятый класс местной школы.

– Родители?

– Мать в больнице, отец в истерике. Его в квартире держат. Бред какой-то.

– Пойдем проветримся. Занятия отменили?

– Отменили, конечно.

– Жаль. Очень жаль. Что еще скажешь хорошего, Мазепа?

– А что ты хочешь услышать?

– Стоит ли тебя учить?

– Никто его не видел. Ни в доме, ни на улице. Вообще ничего. Глухо, как в танке. Молоточек забрал с собой. Насиловать не стал, тоже существенно.

– Молоточек, допустим, может где-нибудь в канализации валяться.

– Это факт или предположение?

– Предположение, дорогой, предположение. Кстати, почему «его»? Может, вовсе не «его», а «ее».

– Думаешь?

– Я редко думаю. Просто пришло в голову, и все. О девчонке известно что-нибудь? В смысле знакомства, характер, привычки…

Лалетин безнадежно покачал головой:

– Да и зачем. Видно же, маньяк. Выбрал первую попавшуюся. Ну, возможно, понаблюдал чуток.

– Не скажи. «Пять старушек – рупь». Все может быть. Подведем итоги. Где ошибусь, поправишь. Анна Доронина, шестнадцать лет, десятый класс. Потом знакомых разыщешь, узнаешь, какой характер: открытый, скрытный, общительный. Взаимоотношения с родителями – тоже важно. Далее… Вышла из дому в семь часов пятьдесят минут… Ты извини, просто вслух легче мыслится. Кстати, школа совсем рядом, а уроки начинаются в восемь тридцать. Запишем в загадки…

Об убийце сведений от добропорядочных граждан не поступало. Способ убийства странный – можно зацепиться. Орудие убийства искать. Реакция жильцов отсутствует. Забавно. Действовала эта скотина в перчатках. Специалисты нужны.

– Характер вычислять?

– Разумеется. Да, почти забыл, вероятность знакомства преступника с жертвой – процентов девяносто.

– Почему так думаешь?

– Интуиция. Чувствую. Я всегда чувствую. Иначе зачем она так рано в школу поперлась.

– Действительно, маловато будет.

– Тут уж… – Непринцев закашлялся, и приятели остановились. – Да брось сигарету, задолбал. Один Теняков чего стоит. «В темно-синем лесу…» Да, сосед затраханный чего говорит?

– А ничего.

– Правильно. Молчит. Теперь вот еще, я понимаю, что у тебя времени мало, но прикинь: отец с матерью дома сидели?

– Угу.

– А что, на третьем этаже криков не слышно? У нас, если алкаш орет, вся парадная сбегается.

И Непринцев, исподтишка бросая косые взгляды на генералитет, двинулся по снегу дальше.

Лалетин бросил окурок, выгнал сержанта местного отделения с территории, охраняемой ОМОНом и отправился на розыски психолога-практика. Объект розыска обнаружился в учительской закрытого учебного заведения копающимся в классных журналах.

– Какого хрена?..

– Здорово. О, десятый класс. Понимаешь, старый стал, ленивый. Думал вспомнить адрес – никак. Зрительная память подводит. На слух удачно воспринимаю, а увижу и напрочь забуду. Издевательство, честное слово. А давеча вообще крутой маразм. Трубку телефонную снимаю, а оттуда: «Это Павел Александрович?» – «Нет, – говорю, – ошиблись номером». – «Это телефон 293…?» – «Да, но никакой Павел Александрович здесь не живет». Только потом дошло: это ж я! А ты говоришь, «Танакан»! Не спасет.

– Что ты здесь делаешь? – раздельно, по слогам спросил полковник.

– А ты?

– Ищу.

– Значит, полагал, что я здесь? Зачем же удивляешься?

– Я везде искал.

– Угу, и в запертом доме. Некогда с тобой лясы точить. Тут серьезное дело. А адрес забыл, хоть убей.

– Во-во.

– Да успокойся. Клянусь здоровьем Марка Наумыча, все в порядке. Адрес я переписал, спокойно удаляемся.

– Чей адрес?

– Секретного агента.

– Сдурел, несовершеннолетних стучать заставляешь?

– Во-первых, он сам вызвался, во-вторых, он агент. Фильм про Джеймса Бонда видел? Только он гораздо умнее. Моментально ответит на все вопросы. «Кто сидит, на сколько лет и даст ли потрогать пистолет». И знаешь, какой будет мой первый вопрос? Только что видел зверски убитого человека и почти ничего не почувствовал. А люди, жившие с убитой девушкой много лет, и даже ее родители, слыша, как ее убивают, заперлись в квартирах. Отчего такое происходит?

– Хочешь, с тобой пойду?

– Нет, он вообще людей боится. А чужих – тем более. Ты потом документы по этому делу мне покажи.

– Условились.

– Счастливо.

– Да, зачем надо было на коленях ползать?

– Руководство смущенно отводит взоры. А больше никак не избавиться от его пристального внимания.

Глава 6

Если предположить, что все мы сумасшедшие, многое станет ясным.

Марк Твен

– Конечно, не надо было этого мудака трогать. Но я уже взбесилась. Он, козел, Маргариту Ивановну избил, завхоза нашего, и завуча. Я только его увидела, а они с Дашкой сцепились. Он мать хотел ударить, Дашка ему в волосы вцепилась, он ее ногами, а я сзади этого урода трясти стала…

– Кто такая Дашка?

– Да сестра его. Вы знаете, как Фиму изнасиловали с Любкой? Они возле «Крестов» с троллейбуса слезли, там пивнуха такая, знаете? Рядом Чиж выступал, они в принципе на концерт шли. Фима в жизни ни на одном концерте не была, дискачей боялась, блин. А тут им навстречу человек десять, уже обкуренных, и пивко-водочка с собой. Окружили их, Любка орет: «Чего надо?» – а эти ржут. Потом стали за юбки дергать. Фима ногтями им в рожу. Да разве за всеми усмотришь? А народ мимо идет, время раннее – всем до лампочки… Ира, как не стыдно, у тебя же Яковлев есть.

– Яковлев… Он так, для души. А Димочка для сердца. Правда, май лав?

– Ну.

– Яковлеву скажу, что ты ему изменяешь.

– Отвали от нее. Дима – это временно. Он ее не удовлетворяет.

– Скорее уж наоборот. Глянь, прилипла. Ирка, ты не Яковлеву, ты мне изменяешь, предательница.

– Ой, Женя, тебе парней мало?

– А кто рискнет запретить. В ваши дела не лезу, прошу взаимности.

– Подробнее, если можно.

– Хочешь большой, но чистой любви?

– Нет уж. Наслушалась. Их самих учить приходится. А правда, Евгения, тебе мужчин мало? Или ты такая ненасытная?

– Где уж нам уж. Вообще, у меня пять мужей, один любовник и один мужезаменитель. Короче, не хватает.

– То есть ты живешь с пятью, а еще один уже к тебе ходит. При таких условиях на хрена тебе еще кто-то?

– Приходится менять обстановку. А из мужей один по магазинам мотыляется, один стирает, один шьет, один дрыхнет, один ящик смотрит. А любовник шляется черт знает где.

– У тебя просто «Кавказская пленница».

– Хуже. Но мужезаменителя могу одолжить.

– Предпочитаю натуральные вещи. Так сказать, натурпродукт. Ваше здоровье и долголетие.

– Вот подхватишь от своего натурпродукта триппер…

– Мы – никогда! Правда, Димочка?

– Ну.

– Во! Ух, какие у нас щечки… Поцелуй девочку. Свободен. Пошел вон.

– Ира, увлекаешься.

– Тебя забыла спросить. А в принципе чем Димусик плох?

– Ну.

– Туповат малость… Молчи уж, глупый.

– Не советую заводить себе тупых. Их бросать тяжело. Им трудно поверить, что больше не нужны.

– Этот тупой свой, родненький. Костенька, чего приуныл? Радоваться пора. Улыбнись.

А Костик глядел на Женю. Его мало что интересовало. Иначе дело обстояло лишь с серой милицейской фуражкой, украшающей каштановые волосы Жени. Фуражка, мало интересная сама по себе, вызывала странные ассоциации в голове Костика Андреева. Аналитиком он не был, но считал, что достаточно вспомнить, в чем дело, а дальше будет проще. И вспомнил.

Около недели назад произошел случай, вызвавший дикое раздражение у сотрудников Московского РУВД.

Один участковый, каких много в славной северной столице, получил зарплату. Весьма среднюю, надо сказать. Участковый подучетный контингент знал прекрасно, так как служил уже очень и очень давно, но и этот самый контингент, в свою очередь, прекрасно знал участкового. В этом еще нет ничего плохого. Но контингент знал также, когда именно участковый получает зарплату. А это уже плохо. Впрочем, кто мог предположить, что контингент оборзеет до ужаса? Через час после выдачи зарплаты участковый был жестоко избит в подъезде собственного дома неизвестными, забравшими его зарплату, пистолет и форму. Последнее особенно взбесило самого начальника УГРО РУВД Кириллова, который долго витиевато матерился и пришел к выводу, что преступник – лопух и скоро засветится.

Прошла неделя, преступник не засветился. Участковый лежал в больнице, без денег и без формы, а на Кириллова повесили разбойное нападение на квартиру главы администрации Московского района. Повесили не в смысле «задержали», а в смысле «велели раскрыть».

Костик, всегда к стукачам относившийся с уважением, быстро вспомнил и одного из дружков Евгении, того, что мирно сосуществовал в одном доме с потерпевшим. Доносить в РУВД слишком просто. Аккуратно переписав с голубого экрана телевизора телефон доверия РУОП, Андреев позвонил именно туда, в результате познакомившись со случайно оказавшимся у телефона Непринцевым. Паша передал информацию в РУВД, а сам решил поболтать со звонившим, для чего спросил у того номер дома и незамедлительно явился. Визит сей произвел на бывшего РУОПовца настолько тяжелое впечатление, что за все время разговора не прозвучало ни одной цитаты.

Любителя чужих зарплат раскололи мгновенно, благо в комнате у него нашли и ПМ, и форму, за исключением фуражки. Отсутствию фуражки, кстати, поразился сам несовершеннолетний придурок, уронив глубокомысленное: «Сперла, сука». Кого он имел в виду, оперативники не знали и, поинтересовавшись, кого мальчик так грубо обозвал, наведались затем к Евгении и фуражку изъяли, саму Женю оставив в покое.

Прошел год. Костик сдал экзамены в десятый класс. Его примеру последовала Анна Доронина. Гибель последней и заставила Непринцева зайти в гости к любителю стукачей, хотя спрашивать Андреева о чем-либо безумно трудно.

Костик чистил картошку. Гостя он встретил по высшему разряду, то есть восторженно крикнул:

– А, Пал Александрович! Садись, выпей с нами!

Оперативник обреченно вздохнул:

– Пожрать-то дашь?

– А на здоровье.

– Тогда я раздеваюсь.

– Пожалуйста. Гляньте, градусник там висит, сколько на нем?

– …Лучше куртку сниму, а остальное пущай… Мать работает?

– Да.

– А ты дома сидишь.

– Уж вы знали, когда шли. Приятное известие, с учебой придется подождать. Знаете, как раздражает? Встаешь в семь утра, в школу торопишься, бежишь по морозу, а тебе говорят: домой.

– А из-за чего домой отпустили, знаешь?

– Слухами земля полнится.

– Поведай.

– Молвят, Анечке Дорониной улыбку под горлом нарисовали. Ментов сколько – кошмар.

– Да, много. Анечку жалко?

– Вряд ли. Чувств я к ней особых испытывать не мог, хотя и учились вместе десять лет. Так что ж – на все воля Божья.

– Ты вроде атеист.

– Просто в церковь ходить противно. Спешу заметить, к сектам тоже отношусь крайне отрицательно.

– Веселый ты парень.

– Стараюсь. Статус-кво обязывает. С нашими совками-подростками без смеха загнешься. Ни души, ни сердца.

– Да и в тебе чего-то добросердия маловато. На Сергея Ковалева пока не тянешь.

– Спасибо за комплимент. А по поводу Ани… Чего зря переживать?

– То есть если это затронет свои интересы…

– Демагогия, как говаривал Штирлиц. Картошка нравится?

– Здорово.

– Я не бесчувственен. Спросите любого из современных подростков, что важнее: человеческая жизнь или пропуск уроков, что он ответит? Я уже спрашивал. Может, вам больше повезет?

– Нельзя судить по словам.

– Их слова свидетельствуют об их намерениях. Конечно, они не пойдут убивать, но останутся равнодушны. Думаю, вы в этом убедились. Это самое страшное.

– Костик, спорить с тобой я не стану. Расскажи об Ане.

– Жалко. Редко встретишь умного человека. Надеялся отвести душу. А об Анке… Глупое существо.

– Дружки у нее были?

– У кого их нет? Разве только у меня… Ха-ха!

– Могли они ее…

– Гвоздями к двери? Чушь.

– И об этом знаешь?

– Можно подумать, секретная информация. Вон Нина Васильевна уже заходила: «Ой, Костя, какое у вас там убийство случилось!» Дружки мадам Анюты слабы в коленках. А почему вы не допускаете мысли, что это маньяк?

– Может, и маньяк. Но опять же, знакомый маньяк.

– Интуиция? Или – аргументы и факты?

– Пес его знает.

– Я считаю, все без исключения убийства совершают люди с низким интеллектом и фантазией.

– Почему?

– А человек не в силах представить себе, что он делает. Иначе ни за что бы не решился.

– Где-то ты прав. Хотя умных убийц полно. И фантазии у них предостаточно. Но что-то в этом есть.

– Иногда полезно задумываться над такими вещами. Вот Анюта думала с трудом. И то о мужиках. Где она теперь?

– Есть гарантия, что с тобой этого не случится?

– Обязательно. В противном случае давно плавал бы в ванной со вскрытыми венами.

– Какие ваши доказательства?

– Слишком сложно. И грустно.

– Вернемся к Анне.

– Угу.

– Твое к ней отношение?

– Никакого.

– А в классе?

– Нормально. У нас девушки (или женщины) делятся на три группы, по интересам. Ха! На группу Евгении и Любаши она не тянула, а на группу Дарьи – запросто.

– Что это значит?

– Обыкновенная девчонка, без комплексов.

– А с парнями как?

– Из наших? Никак. Они все уже заняты. Дележка давно случилась.

– Ты к кому отошел?

– Я – бросовый продукт. Даже третья группа, самая забитая, меня сторонится. Они лишь часами сидят у телефонов и делятся впечатлениями, кто на кого как посмотрел. Со мной двумя словами перекинуться – западло.

– А ты гордишься.

– Еще бы. Это меня выделяет из толпы. И ставит выше всех прочих.

– Выше ли?

– Безусловно. Не стоит устраивать дискуссию на тему: хорошо секс или плохо. Мне противно.

– Слушай, а может, ты старушку, тьфу, Аню зарезал?

– Вряд ли. Давайте тарелку. Резать горло. Какая скука. Хотя все относительно.

– Вот, для примера, послушайте. У одного из наших парней, Андрея, не было денег на единую карточку, ученическую. А занять не у кого. Я предложил у историка занять. Андрей струсил безумно. А я пошел и занял. На следующий день вернул. И каждому ученику доложил, как я деньги у историка занимал. Андрей обиделся: «Ну и гордись до пенсии». Главное, для него занимал. Или еще: проехался я с учителем геометрии в автобусе (геометрик – сволочь ужасная!), потом полдня всем рассказывал. А они не врубаются. Потому что у них чрезвычайно бурная жизнь. Они гуляют, трахаются с девочками, напиваются, лазают звонить в «Колокол Мира», прыгают с четырнадцатого этажа. А я сижу дома. Проехал в автобусе с геометриком – эмоциональный шок. Величайшее потрясение.

– Я понял.

– Но неизвестно, что лучше. Вон Андрей. Отлично знает, где лучшая водка, где дешевле анаша, где торговцы спокойнее. Но не знает, кто такой гебист.

– Тяжелый случай.

– Норма. Но давайте прервемся ненадолго. Устал. Скажите сами что-нибудь, могущее вызвать мое любопытство.

– Ты вульгарен.

– Это не любопытно. Пример: идут двое, парень и девчонка. Обоим лет по четырнадцать. Парень: «На этой дискотеке опять будет „снежок“. Это значит, ты опять будешь под кайфом трахаться с кем попало, а так ты только со мной». – «Да не хочу я сегодня ни с кем трахаться». – «Знаю я тебя. Первый раз, что ли?»

– У тебя хобби – видеть только плохое. Я мог бы сказать: это потому, что к хорошему ты привык и оно мало заметно.

– Вот когда я сидел в психушке, профессор отмечал за мной такую странность: я во всем видел только хорошее.

– Решил переквалифицироваться?

– He-а. Разные люди, разные мысли.

– Я навеваю отрицательные эмоции?

– С вами можно поговорить обо всем, а с профессором нельзя.

– В психушке, говоришь?

– Четыре года назад. Мне тогда едва двенадцать исполнилось.

– А за что?

– А ни за что!

– И все-таки?

– Нервные тики. Педиатрический институт. Шикарное время было. Палата на десять человек, проходная. Медсестры вечно убегают куда-то. А соседняя палата – девчоночья. Они к нам приходили телевизор смотреть, а мы к ним – в «бутылочку» играть. Если поймать момент, удавалось из сестринской домой позвонить. Я там был самый крутой, честное слово.

– Верю. Интересно излагаешь. А почему в Бога веришь?

– Элементарно. Вон гляньте. Что вы видите? Ящик с экраном, как сказал бы один кретин, вы его не знаете. В тысяче километров от вас творится какой-нибудь маразм, а вы его видите, сидя в комнате. Или сотовый телефон. Нажимаешь кнопки и разговариваешь с человеком, находящимся у черта на рогах. Магнитофон. Я уж молчу о такой штуке, как факс. Все названные мною предметы сотворил человек, сами они появиться не могли. Однако упорно утверждается, что люди появились сами по себе, без чьего-либо вмешательства. А люди совершеннее часов.

– Готов поспорить.

– Да?

– Почему люди совершеннее часов?

– Они боль чувствуют.

– Это, по-твоему, совершенство?

– Это признак более высокого уровня развития.

– Вот смотри. Аргументов в пользу твоей теории множество, а выбран довольно сомнительный.

– И что?

– Ничего. Подумай. Просто подумай.

– Шутить изволите. Я идеально вписываюсь в окружающий мир. Знаете, какое на самом деле у меня хобби? Записывать глупости, сказанные с экрана. Уже на два блокнота накопилось. Классификацией скоро займусь.

– О’кей. Хватит. Дай лучше классификацию каждому из своих одноклассников. Подчеркни тех, кто способен на убийство. Пара фраз, не больше.

– Запросто. Оскольский Володя. Наркоман, потому сразу с негодованием отметаю. Цветков Витя. С первого года вместе учимся. Парень как парень. Припадочный малость, девочек любит и водочку. Лариска Нечаева. Третья категория. Помните еще, да? В комментариях не нуждается. Марина Шведова. Тоже вместе учились…