Текст книги "КРАСНЫЙ АНГЕЛ СМЕРТИ"

Автор книги: Игорь Шолохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Елена сидела, ошеломлённая высказанными Кравцовым предположениями. С одной стороны она была поражена той логике, с которой разведчик выстроил разрозненные факты в одну цепочку. Но главным было не это. А масштаб предательства. Третий человек в КГБ – агент американцев. Майор могла принять, что за ними охотится собственная разведка. Но что в этой самой разведке сидит предатель, некогда спасший Советский Союз от развала – это было через чур.

«Меня на эту мысль навели многие факты, – продолжал Кравцов. – Уж слишком много в этом всём непонятного. Везде, где отдаются приказы, идёт оперативная работа – появляется Пеньков. Как будто он занимается исключительно этим делом. Да и потом – отсутствие письменных распоряжений. Конечно, никому и в голову не придёт оспаривать даже устные приказы КГБ. Но отсутствие документального подтверждения приказов для смежных ведомств – это одно из самых серьёзных нарушений. Помимо этого, в моей гипотезе меня убедили те приказы ЦРУ. Отдел внешней контрразведки занимается перебежчиками. И всё было настолько секретно, что даже агентам, находящимся в Кефлавике, не поручили передать приказ. Боялись утечки информации. Ну и последнее – слишком поспешно они действовали и слишком малыми силами. Взять хотя бы этот «Аякс». Пеньков желал уничтожить вас как можно скорее. На мой взгляд, именно поэтому постоянно привлекались малочисленные отряды. Только их Пеньков успевал перебрасывать против нас так, что бы не привлекать внимания. Но мы уже наделали много шуму. Поэтому стали слишком опасными».

«Мне не верится, что такой человек, фактически, национальный герой, мог предать наше общее дело».

«Я понимаю, что это нелегко осознать. До сих пор непонятно – почему. Но в этой истории вообще много белых пятен. Хотя размах их действий поражает. Хотя бы водитель Томина – они то ли подкупили, то ли внедрили своего человека в окружение адмирала. Понимаешь, насколько это было важно для них?»

«Да.»

«Ну вот. Не исключено, что рядом с другими командующими тоже находятся их люди. А может и нет. Кроме того, я пока не пойму ряд вещей. Во-первых, каким образом они вышли на меня? Единственный вариант – перебирали все твои контакты. Но это огромная работа. Во-вторых – почему те истребители, сопровождавшие самолёт Томина, действовали так жестоко, расстреливая посёлок, на который упали оба транспортных самолёта? Лично я объясняю это тем, что диспетчер, или тот, кто командовал этой эскадрильей с земли, тоже является американским агентом. В-третьих, непонятно, каким образом они нашли именно ту деревню и тот дом, где вы ночевали на Таймыре? В-четвёртых, как КГБ вычислило ваше местонахождение в Саратове? Гораздо проще было уничтожить вашу машину где-то за городом. В-пятых, я не совсем понимаю, каким образом они вышли на моего агента в США и почему не уничтожили его раньше, если уж знали о его намерениях? И, наконец, я пока не могу ответить на главный вопрос – с какой целью затевалась вся эта операция? Чем именно ваша группа так не угодила ЦРУ? Месть и перевербовка отпадают сразу. Иных вариантов пока нет. Конечно, частично всё делалось, что бы нанести урон СССР – подставить под удар лодку, потратить огромное количество горючего на переброску минисубмарин в Североморск и так далее. Но всё это можно сделать гораздо проще, располагая таким агентом. Это всё, что я могу пока сказать. Вопросы?»

Елена посмотрела на Лисенко и напечатала:

«Знаешь, мы обе немного выведены всем этим из равновесия. Я даже не представляю, что нам сейчас делать».

«Понимаю, что ты и Вика сейчас чувствуете. В данный момент предпринимать ничего не нужно – ждите меня. Когда я прибуду – тогда и решим».

«А когда ты прилетишь?»

«Сейчас у меня рейс до Берна, он в 20:30 по вашему времени. Лететь семь с половиной часов. То есть в четыре часа ночи по Москве, я уже буду в Швейцарии. Мне, собственно, повезло трижды. В первый раз, что есть вообще такой рейс, а во второй – что из Берна летит наш, советский самолёт в Кишинёв. Третье везение – что промежуток между прилётом и отлётом всего сорок минут. Так что в СССР я буду примерно в восемь часов утра по московскому времени. И ещё пара-тройка часов, что бы добраться до вас. Так что ждите ориентировочно в 10–11 часов.»

«Тебя встретить в аэропорту?»

«Нет, ни в коему случае. И вообще из дома не выходи. Тоже касается и Вики.»

«Сове, Шмелю и Лугу сюда можно придти?»

«Нельзя. Особенно на твоём «Комбате», он уже примелькался по всей Москве. Да и их самих наверняка ищут. Они где вообще находятся?»

«В Подмосковье, в условленном месте».

«Ну и пусть там остаются. Они же на машине – спать есть где. Вот и пусть отдохнут. Природа – это их стихия. В городе хозяйничает КГБ, и они будут уязвимы».

Кравцов на секунду прекратил печатать, но потом продолжил:

«Ладно, я что-то заболтался. Мне пора, скоро рейс объявят. Жди. Приеду – расскажешь обо всём подробно».

«Да. До связи».

«До связи».

Елена откинулась на спинку стула и посмотрела на Лисенко. С удивлением майор обнаружила, что на глазах пленной слезы.

– Можешь… оставить меня? – задавливая всхлипы, попросила девушка. – Я не убегу… Если не веришь, одень на… меня наручники.

– Лучше я их сниму.

Снайпер достала ключи и расстегнула браслеты. Поднявшись, она направилась к выходу из комнаты. Перед тем, как закрыть за собой дверь, Елена увидела, как Лисенко бросилась на диван и уткнулась лицом в подушку. Всё её тело содрогалось от рыданий.

Майор понимала, что её недавняя противница сломлена. Ведь она считала Пенькова живым воплощением патриотизма и всех идеальных качеств разведчика. И тут генерал предал всё, во что верил. Пожалуй, боль, которую испытала Лисенко, можно было сравнить только с болью, которая появляется, когда умирает любовь.

Елена зашла в ванную и умылась горячей водой. Возвращаться в зал пока было рано, надо было дать время Лисенко побыть наедине с собой и своей болью. Поэтому девушка вышла в спальню и прилегла на кровать. Она была упругой, но, в тоже время, удивительно мягкой. В последний раз майор спала на нормальной кровати в доме Кравцова, перед тем, как отправиться в Москву, что бы забрать своих бойцов. Из-за этого мягкость кровати сразу создала впечатление уюта и спокойствия. Веки потяжелели. Хотелось расслабиться и отдаться сладкой дремоте. Но пока этого делать было нельзя. Теперь, когда у них появилась новая, совсем неожиданная союзница, предстояло ещё несколько дел.

Пролежав пару минут, пытаясь не заснуть, Елена наконец встала и направилась в другую комнату. Она увидела, что Лисенко, полностью обнажённая, по прежнему лежала на животе, уткнувшись в подушку. Халат валялся на полу. Девушка всё ещё плакала.

Майор села на край дивана.

– Ну успокойся. Я понимаю, что ты чувствуешь. Узнать, что человек, которого ты давно знаешь – предатель, нелегко…

– Нет, не понимаешь! – Лисенко повернулась к ней. Глаза были красными. – Он ведь и меня предал… Ведь окажись мы на «Пираньях», то сейчас были бы мертвы. Он знал это, посылая меня с вами! А я, как дура, настаивала, что бы мы плыли на подлодках. Ты ведь спасла нас всех.

Девушка села на диване и обняла Елену. Майор чувствовала, что её недавняя пленница уже почти успокоилась. Дыхание стало прерывистым.

– Ну всё, всё, – снайпер тоже прижала к себе Лисенко и провела пальцами по её спине, вдоль позвоночника. – Мы отомстим.

– Отомстим, – она отпустила Елену и вновь легла. – Жестоко отомстим.

– Хочу узнать одну вещь. Сейчас это уже не важно, но всё таки. Тогда, на Шпицбергене, зачем ты убила пленную американскую пловчиху?

– Я же говорила – она пыталась убежать.

– Честно?

– Зачем мне врать тебе? Честно. А что?

– Да просто мы думали, что этот отряд, что напал на нас – это бойцы КГБ. Мы как раз собирались допросить пленную, а тут ты её убила. Мы подумали, что это для того, что бы она ничего не рассказала нам.

– Нет. Она действительно пыталась бежать.

Майор передвинулась и поглубже села на диван, опёршись спиной на стену. Лисенко повернулась и положила голову ей на колени.

– Знаешь, удивительно, – усмехнулась Елена, глядя в глаза той, которую полчаса назад считала своим врагом. – Я узнала о тебе меньше недели назад. За это время ты успела побыть моей подчинённой, моей союзницей, моим врагом. Мы дрались, стреляли друг в друга. А сейчас вот так безмятежно разговариваем.

– Да, жизнь – сложная штука, – Лисенко устало улыбнулась. – Надеюсь, она больше не поставит нас по разные стороны баррикад.

– Я тоже на это надеюсь.

Девушка встала, подняла с пола халат и накинула его на плечи. Подойдя к комоду, она взяла гитару, а потом вернулась на диван.

– Знаешь, я люблю вот эту песню. Послушай.

Лисенко начала играть, и Елена поняла, что это что-то знакомое. Когда девушка запела, майор узнала эту песню. И ей она тоже нравилась:

«…Как ни странно, в дни войны,

Есть минуты тишины.

Когда бой умолкает устало,

И разрывы почти не слышны.

И стоим мы в дни войны,

Тишиной оглушены.

Так бывает в дни войны -

Нам на фронте снятся сны,

Снятся нам довоенные села,

Где в окошках огни зажжены.

И в землянках в дни воины

Дышат миром наши сны.

Как предвидеть наперед

Трудный путь стрелковых рот,

Кто до ближней дойдёт переправы,

Кто до самой победы дойдет?

Как предвидеть наперед,

Что тебя на свете ждет?…»

Рыжеволосая разведчица всё пела, а Елена вслушивалась в её мелодичный, сильный голос и глубокие слова песни. Через некоторое время, когда отзвучала последняя струна, она продолжала всё так же сидеть, слушая эту самую тишину.

– Ну ладно, надо что-то делать, – наконец сказала Лисенко. – Мы не можем так сидеть двенадцать часов. Как насчёт ужина?

– С удовольствием, – улыбнулась Елена, вспомнив, что не ела с самого утра.

– Ну и отлично, – Лисенко отложила гитару. – Пойдём.

Обе девушки пошли в кухню.

– Я себя не балую, так что изысков нет. В общем, будет гречневая каша и котлета по-киевски. Если хочешь – можешь взять фрукты в холодильнике.

– А где у тебя чайник? Хочу хоть водички попить.

– Возьми минералку, тоже в холодильнике.

Елена достала пол-литровую бутылку «Боржоми», а Лисенко уже начала готовить ужин. Снайпер тем временем осматривала кухню. Она была небольшой, но обставленной по последнему слову техники.

– Слушай, расскажи, как у вас обстояло дело после моего бегства из Москвы восьмого числа.

– Только если ты потом расскажешь, как ты действовала со своими бойцами всё это время.

– Идёт.

– Восьмого, примерно через полтора часа после похорон, меня и Митьку Пеньков послал к тебе на квартиру…

– Митьку?

– Городцева.

– Ясно. Продолжай.

– Мы обыскали твою квартиру, нашли следы спешного побега. Обратили внимание, что практически все предметы, которые могут пригодиться во время бегства, отсутствуют в квартире. Мы доложили это всё Пенькову, он был в ярости. Вернулись в штаб-квартиру, через некоторое время приехал Озеров и сообщил, что ты разгромила заслон и скрылась. Снова поехали к тебе, уже все вместе – Пеньков, Митька, Озеров и я. Ещё раз всё перерыли. Проанализировав всё, мы пришли к выводу, что ты попытаешься помочь своим бойцам, и, в первую очередь, раненому лейтенанту Вартову. Ну дальше ты сама знаешь, наши выводы оказались верными. Однако, ты и твои бойцы вновь ускользнули, не понеся потерь и при этом нанеся огромный урон нам. Я, кстати, попала на несколько часов в больницу. Только десятого утром вышла на службу. Мне сообщили, что известно о том, что Игорь тебе помогает. Так же сказали, что к его дому была направлена ударная группа, но связь с ними прервалась. Часов в десять, меня и Озерова, с отрядом бойцов, отправили на вертолёте на Дон, узнать, что произошло с группой и, если возможно, захватить вас. Но мы обнаружили только уничтоженные бронетранспортёры, убитых солдат и покинутый дом. Я, конечно, знала, что Игорь коллекционирует самолёты, но не могла предположить, что на них ещё можно воевать. Ведь БТРы вы уничтожили с воздуха?

– Да.

– Но ещё больше меня удивило, что ударная группа была такой маленькой. Да и на форме погибших бойцов не было никаких знаков различия. Как мне объяснил Озеров, это был спецназ КГБ, спешно переброшенный сюда. Озеров и бойцы остались у дома, а я вернулась в Москву. В штаб-квартире была примерно в шестнадцать тридцать. Меня вызвал к себе Пеньков и сообщил, что на адмирала Томина было совершено, как он сказал, очень странное нападение. Адмирал остался жив. По причине, тогда мне непонятной, Пеньков сказал, что это, вероятно, ваша работа. Поэтому меня и Митьку отправили в Донецк, что бы взять расспросить Томина обо всём. Мы знали, что он сам должен вернуться в Москву, поэтому мне было непонятно, зачем мы летим туда. Нам объяснили, что это нужно, чтобы не привлекать внимания здесь вызовом адмирала в штаб-квартиру КГБ. Но мы опоздали. Ещё на подлёте нам сообщили, что оба самолёта были захвачены противником, и истребители сопровождения их уничтожили. Наш вертолёт приземлился недалеко от того посёлка, на который эти самолёты упали. Там всё было сожжено, от самолётов только обломки остались. Ни одного гражданского не выжило. Тела морских пехотинцев почти полностью сгорели. Расспросив людей на аэродроме, мы выяснили, что в один из самолётов сели, кроме Томина и его охраны, ты, Игорь и лейтенант Конев. Так что вас объявили погибшими. В Москву я вернулась только в час ночи. В шесть часов утра меня вызвал в КГБ Пеньков. Там уже были Митька и Озеров. Нам было сказано, что с базы под Киевом был угнан А-60, с лазерным оружием на борту. Потом он прорвался через зенитную оборону и ушёл в сторону Скандинавии. Пеньков был практически уверен, что это ваша работа. Мы уже поняли, что вы стараетесь без необходимости не убивать советских солдат. А захват самолёта, да и воздушный бой против истребителей, именно так и был совершён. Начали решать, что делать. Мы понимали, что если вы решили улететь на Запад, то сделать уже ничего нельзя. Но днём того же дня А-60 засекли в воздушном пространстве Союза. Учитывая всю специфику дела, руководил операцией Пеньков. Он приказал не перехватывать самолёт и не вести никаких переговоров. Примерно через полчаса наблюдений стало ясно, что самолёт летит в какое-то конкретное место, не сворачивая с курса. Мне и Озерову было приказано лететь в Красноярский край. На аэродроме к взлёту был готов только один Ан-12, так что пришлось отправиться на нём. Разумеется, постоянно поддерживалась связь с Пеньковым. Часа через два он сообщил, что А-60 снизился над Таймыром и изменил курс. Минут через двадцать он снова развернулся и полетел на юго-запад. Потом через полчаса ещё одна корректировка курса, на этот раз самолёт летел точно на Норильск. Пилоты вышли на связь и сообщили, что были захвачены группой американских диверсантов, принудительно совершили посадку в Исландии, однако потом отбили самолёт и сбежали. Система навигации вышла из строя, и только сейчас её удалось наладить. Сказали, что топлива очень мало, и до аэродрома не дотянут. Через двадцать минут А-60 сел на плато Путорана, примерно в двухстах пятидесяти километрах от Норильска. Когда мы приземлились, с момента их посадки прошло уже почти три часа, так что весь экипаж был в местном управлении КГБ. Нам дали с ними пообщаться, но они ничего не рассказали нового. Потом на вертолёте мы с Озеровым полетели к месту посадки самолёта. Он был серьёзно повреждён. Мы там обшарили всё вдоль и поперёк. Единственное, что удалось обнаружить – отсутствие семи спасательных парашютов. Кроме того, с остальных были сорваны упаковочные бирки, которые цепляются при переукладке. Мы поняли, что вы где-то покинули самолёт. Вопрос был – где. Передали всё это в Москву, нам приказали возвращаться. Вернулись мы только в два часа ночи. Поспать пришлось всего пару часов, да и то на кушетке, в штаб-квартире. За это время аналитический отдел проделал, мягко говоря, огромную работу. Они определили все населённые пункты, которые располагались по курсу вашего самолёта с момента вхождения в воздушное пространство Союза. Начали проверять данные всех жителей этих пунктов, что бы определить, с кем кто-то из вас мог когда-либо контактировать. Часть сотрудников занималась тем, что определяла все контакты бойцов твоей группы, твои, лейтенанта Арсеньева и Игоря. И всё это они сделали за два часа. Сведя данные, аналитики вышли на родителей Анатолия Денисова.

– Они погибли, знаешь?

– Знаю. Я видела их тела. Но давай по порядку. Когда мы это поняли, было решено действовать быстро, так как вы, понятное дело, не собирались оставаться там долго. Пеньков приказал использовать программу «Штык». Это опытная разработка КГБ, включающая комплекс самого современного вооружения и оборудования. Создавалась для того, что бы можно было перебросить небольшой хорошо вооружённый и экипированный отряд в любую точку мира максимум за два часа с использованием гиперзвукового самолёта «Аякс». Имеется в виду время от отдачи приказа до посадки в необходимом месте. И два часа это при самом максимальном расстоянии. Обычно времени требуется ещё меньше. Но это когда уже всё будет проработано. А пока программа только развивается. Дислоцируется отряд в Казахстане, на озере Арыс. Митька и Озеров полетели туда, что бы организовать вылет группы. Хотя вероятность уничтожения отряда совсем не рассматривалась, было решено перестраховаться. В «Аяксе»  разместили датчик, позволяющий обнаружить его в случае захвата. Признаю, когда в восемь утра пришло сообщение, что группа разгромлена, это был шок для всех. Пеньков направил меня, с группой бойцов, на Таймыр, Митька и Озеров полетели туда прямо с Арыса. Почти сразу после вылета мне сообщили, что «Аякс»  приземлился на Дону, его атаковали и уничтожили два Ка-50. Потом сами вертолёты были сбиты. Тогда Митьку и Озерова перенаправили на Дон, мне приказано было прилететь туда после осмотра места разгрома «Штыка». Что б время не терять, мы полетели прямо к той деревне, где был бой. Вместе с тремя спецназовцами, я выпрыгнула на парашюте, а Ил-76, на котором мы летели, вернулся в Норильск. Через пол часа за нами прилетели вертолёты. За это время мы осмотрели дом, тела бойцов и Денисовых, окружающую местность. Я до сих пор удивляюсь, что вы выжили там. И не просто выжили, а победили. Потрясающе, на самом деле.

– Три моих бойца там погибли.

– Я знаю. На вертолётах мы вернулись в Норильск, туда же были перевезены тела погибших. Денисовых похоронили в деревне. Мы уже собирались лететь в Ростов, а оттуда на вертолёте – к месту крушения «Аякса», но мне пришёл приказ возвращаться в Москву. В девятнадцать часов я уже была здесь. На совещании у Пенькова Митька сообщил, что в обломках самолёта найдены четыре тела, практически не поддающиеся идентификации. Личность удалось определить только по анализу ДНК, сделанному с помощью передвижной медико-криминалистической лаборатории из Ростова. Ну вот, собственно, и всё.

– А Пеньков не рассказал про бой в Саратове?

– Какой бой? – Лисенко повернулась и удивлённо посмотрела на Елену.

– Понятно. Не рассказал. Ладно, слушай всё по порядку. Может, сможешь ответить на некоторые мои вопросы.

20:48 12 июня 2013 года.

– Да, я теперь не удивляюсь, почему мы не могли вас поймать.

Девушки уже заканчивали свой ужин. Елена чувствовала приятную слабость от выпитой на пару с Лисенко бутылки водки. Как оказалось, разведчица тоже любила спиртное.

– А я удивляюсь, почему мы ещё живы.

– Мне кажется, что я могу ответить на часть вопросов, которые остались для Игоря загадкой.

– Ну давай, – Елена взяла со стола яблоко и начала его грызть.

– Теперь ты знаешь, как мы определили, в какой деревне вы скрылись. Просто перебором с использованием компьютеров и анализа результатов людьми. Возможно, Пеньков аналогичным образом вычислил, что ты скрываешься у Игоря. Теперь насчёт Саратова. Дело в том, что вы взломали базу данных КГБ. Такие преступления караются очень жестоко и оперативно. Вероятно, взлом был засечён и отсюда, из Москвы, в местное отделение Комитета, поступил приказ на уничтожение. И к дому, где вы находились, была направлена ударная группа.

– То есть Пеньков мог не знать об этом?

– Конечно. И, судя по всему, не знал. Охраной компьютерных баз данных занимается отдел И, и Пенькову докладывают только при взломе стратегически важных баз.

– Но почему тогда группа захвата была такой большой и хорошо вооружённой?

– По иному и быть не могло. Всё сделано так, что бы преступник не скрылся. Это правило.

– Понятно. Ну что ж, кое что проясняется. Остаётся только пара главных вопросов. Скажи, а кто ещё может быть предателем?

– Кроме меня и Пенькова решать что-то значительное в операции могут только Митька и Озеров. Митьку я знаю три года, познакомилась с ним почти сразу после окончания Академии.

– Не забывай, что Пенькова ты знаешь ещё дольше.

– Да, ты права. Тогда ни ему, ни Озерову доверять нельзя. Тем более, что Озеров пришёл к нам всего полтора месяца назад.

– Значит, будем считать их заведомо врагами.

– Ну ладно, – Лисенко оглядела стол, а потом посмотрела на часы. – У нас обеих был сложный день. Завтра будет ещё сложнее. Так что предлагаю хорошенько выспаться. Ты, если хочешь принять душ, то давай сейчас. Я пока уберу тут всё, а купаться пойду после тебя.

– Хорошо.

Елена вышла из кухни в коридор, прошла через обе комнаты и оказалась в ванной. Девушка включила воду, сняла одежду и встала под душ. Организм уже начал отходить после адреналина, впрыснутого в кровь за целый день. Начинала побаливать нога, по прежнему перетянутая повязкой, наложенной ещё на Таймыре, чесался порез на ладони, который тоже ещё был перебинтован. Да и в общем мышцы наливались усталостью. Свою роль сыграло и выпитое спиртное.

Майор сняла повязки с руки и ноги. Ей вспомнился момент, когда она с нераскрывшимся парашютом упала на лёд, и её потянуло вниз. Несмотря на тёплую воду, текущую по коже, Елена как будто вновь ощутила холод, окутавший тело, и содрогнулась. Ведь если бы тогда не подоспели Неделин и Конев, то она была бы уже мертва.

Мысли девушки переключились на погибших бойцов. Можно ли было спасти их? Наверное, нет. Конев, Арсеньев и Семёнова погибли в бою, в котором должна была полечь вся группа. Так что ценой своих жизней, они спасли остальных. А Неделин? Мог он остаться в живых? Тоже вряд ли. Если бы они попытались подлететь к лагерю вплотную, то «Акулы»  настигли бы их там, и тогда погибли бы все, кто находился на борту. Датчик слежения тоже наверняка обнаружить было невозможно.

Через некоторое время Елена вышла из под душа, вытерлась и, не одеваясь, прошла в комнату. Постель уже была разобрана. Девушка забралась на чистые холодные простыни и накрылась одеялом. Через несколько минут вошла Лисенко.

– О, уже запрыгнула! – улыбнулась разведчица. – Я для тебя что ли кровать разбирала? Ну тогда вместе будем спать, не на диван же тебя выгонять.

– Ну спасибо, подруга, – в тон ей ответила майор.

– Ладно, я пойду выкупаюсь.

Лисенко скрылась в ванной. Елена некоторое время просто лежала, глядя в потолок. Потом она перевернулась на бок и дотянулась до телевизионного пульта, лежавшего на тумбочке. С удивлением девушка увидела, что там же находились все три пары наручников, пистолет ПСС и удостоверение работника КГБ.

Майор включила телевизор. Он был настроен на первый канал. На экране появилось изображение боя, шедшего где-то в городском квартале. Медленно ползли вперёд Т-99, за ними продвигались БМП-3 и БМПТ – боевые машины поддержки танков. Позади бронетехники сновали пехотинцы. Местность уже погрузилась в сумерки, поэтому трассы пуль, разрывы снарядов и гранат, вспышки ракет казались ослепительно яркими. Кричали солдаты, стучали автоматы и пулемёты, грохотали гусеницами и ревели двигателями танки. Где-то за кадром заговорил диктор:

– Напоминаем, что наши корреспонденты находятся в непосредственной близости от места боя и продвигаются вперёд вместе с бойцами 2-й Гвардейской танковой дивизии. Полком, который находится на острие атаки, командует капитан Ладо Джапаридзе. Подразделение прорвало первую линию обороны противника вокруг Штутгарта и движется на соединение с десантниками, выброшенными над городом несколько часов назад.

Бой продолжался. Оператор сменил позицию и теперь засел в полуразрушенном доме, из которого вели огонь несколько бойцов. На другой стороне улицы стояли строения, в которых закрепились американцы. Из окна верхнего этажа стрелял пулемёт. Туда метнулась молния реактивной гранаты, и оружие замолчало. Через дорогу, под прикрытием двигающейся вперёд БМП, рванулось несколько бойцов. Неожиданно по броневику из здания ударило два гранатомёта. Машина загорелась, из неё начали выскакивать танкисты.

Бойцы, двигавшиеся к дому, достигли двери и вбежали внутрь. Два медика оказались около горящей БМП и начали вытаскивать оттуда раненых. Оператор выскочил из укрытия и побежал вперёд. Всего на несколько секунд задержавшись у подбитого броневика, он рванулся к зданию, где скрылся отряд бойцов. Неожиданно совсем рядом грохотнул разрыв гранаты. Камера дрогнула и начала падать. Ударившись о землю, она отскочила, но не разбилась. Теперь во всполохах пламени от горящего броневика можно было увидеть молодую девушку, убитую осколками. На её левом рукаве была синяя повязка фронтового корреспондента. Видимо, это именно она снимала бой.

– Приносим свои извинения. У нас временные технические трудности.

На экране появилась настроечная таблица, которую включали каждый раз, когда случались какие-то неполадки на телевидении. Елена выключила телевизор и положила пульт обратно на тумбочку.

Вскоре в спальню вошла Лисенко. Она была полностью обнажена.

– Ты тоже спишь голой?

– Да. Мне нравится быстрота и нагота.

Елена улыбнулась. Она узнала эту немного не точно переданную фразу из «Мастера и Маргариты».

– И ты тоже любишь эту книгу?

– Да, – разведчица подошла к кровати.

– Мы с тобой похожи в некоторых вещах.

Лисенко нырнула под одеяло, в первые мгновения сжавшись, потому что та часть, куда она легла, ещё была холодной. Елена подвинулась к девушке, обняла и прижалась к ней.

– Три дня назад я стреляла в тебя, – сказала разведчица. – А сейчас ты греешь меня своим теплом.

– Ну тогда и я в тебя стреляла. А полчаса назад ты меня накормила.

Девушки засмеялись. Вдруг Елена почувствовала у себя между ног её руку и инстинктивно дёрнулась.

– Расслабься, – прошептала рыжеволосая, – мы станем друг другу не только подругами.

Она нежно взяла Елену за подбородок и поцеловала…

13:11 13 июня 2013 года.

Ещё находясь на границе сна и реальности, Елена почувствовала в груди какую-то смутную тревогу. Что-то было не так, как должно было быть. И вот сейчас, окончательно проснувшись, она лежала, пытаясь определить, что её так беспокоило. Но ничего не приходило на ум. Девушка открыла глаза и посмотрела в потолок, восстанавливая в памяти вчерашние события. Через несколько секунд она, откинув одеяло, села на кровати и огляделась. В комнате никого кроме неё не было. На тумбочке по прежнему лежал трофейный ПСС с кобурой.

Елена усмехнулась, вспомнив, что засыпали они не накрывшись. Значит, Лисенко заботливо укрыла свою новую подругу ночью или утром. Но ещё больше майор удивилась, увидев на стуле свою выстиранную и поглаженную одежду, которую она вечером оставила в ванной. Получалось, что разведчица была вовсе не такой холодной и бесчувственной, какой Елена представляла её, слушая рассказ Кравцова.

– Стоп!

Девушка поняла, что её беспокоило. Настенные часы показывали уже 13:15, а он обещал быть максимум в 11 часов.

Майор начала быстро одеваться, прекрасно понимая, что что-то уже пошло не так. Причины задержки могли быть банальны, особенно учитывая военное время. Но такое опоздание наверняка вносило непредвиденные корректировки в планы Кравцова, а, значит, и в их собственные.

Одев кобуру, Елена вложила в неё пистолет и вышла из спальни. В другой комнате за компьютером сидела Лисенко. На разведчице был лёгкий короткий халат. Заметив Елену, она развернулась.

– Привет. Как выспалась?

– Отлично. Какова ситуация? Где Игорь?

– Не знаю. Он на связь не выходил. Надо ждать.

– Я нервничаю, – Елена села на диван. – Рейс, по идее, мог задержаться?

– Вполне. Война всё таки. В принципе, и на сутки иногда задерживали.

– Тогда нормально, – майор немного успокоилась. – А что с Пеньковым?

– Всё нормально. Позвонила ему в восемь часов, сказала, что самочувствие очень плохое. Он разрешил не приезжать, но приказал быть на связи. Мне показалось, что он сильно нервничает.

– Ну ещё бы! Время-то идёт. Вряд ли он предполагает, что мы догадаемся обо всём. Но, учитывая масштабность боевых действий, Пеньков явно боится, что это привлечёт внимание.

– Это верно. Один тот посёлок чего стоит.

– Да. Ну ладно, надо поесть, что ли.

– Пойдём. Остыло, правда, уже всё, – девушки направились на кухню. – Я погляжу, ты уже полностью экипировалась.

– Ну ты ж мне одежду и оружие положила. Кстати, спасибо, что мне всё постирала.

– Не за что, – улыбнулась Лисенко. – Вот, ешь.

Девушка поставила на стол маленькую, накрытую крышкой кастрюлю. Внутри было полдюжины гренок с сыром и чесноком.

– Я, кстати, на крышу ходила, тросы забрала, на которых ты спускалась. А то торчали из окна.

– И куда дела?

– У тебя в сумке лежат.

Неожиданно загудел дверной звонок.

– Надеюсь, это Игорь, – сказала Лисенко, взяв лежащий у клавиатуры пистолет. – Пойдём, подстрахуешь меня.

Елена вытащила ПСС, и обе девушки тихо вышли в коридор. Разведчица подошла к пульту, укрепленному около двери, и нажала на кнопку. На небольшом экране, вмонтированном в стену, появилось изображение с камеры, которая располагалась над входом со стороны лестничной площадки.

У двери стоял Кравцов. Его одежда была запылена, на левом рукаве виднелся разрыв.

– Наконец-то, – Лисенко открыла дверь. – Я рада тебя видеть, Игорь.

– Я тоже очень рад вас видеть, – разведчик вошёл в квартиру и обнял девушек. – Вика, я полагаю, ты поняла, кто друг, а кто – враг.

– Да, – кивнула она.

– Отлично. Ну давайте я расскажу, почему так задержался и будем думать, что делать дальше.

Лисенко закрыла дверь, и все трое прошли в комнату. Девушки расположились на диване, а Кравцов встал около окна.

– Вы, наверное, не знаете, что творится в Молдове? – как бы между прочим спросил он.

– Нет, – покачала головой Елена. – А что там?

– Значит, по телевизору об этом пока ничего? – удивился разведчик.

– Нет, я несколько минут назад «Вести»  смотрела, – Лисенко взглянула на него. – Ничего про Молдову.

– Понятно. Значит, это пока в тайне держат, – Кравцов отошёл от окна. – Ладно. Давайте по порядку. В общем, до Кишинёва я добрался вовремя, примерно в 7:30. Когда самолёт заходил на посадку, по нам открыли огонь. Кто это – мы тогда не поняли. Один из двигателей загорелся, крыло было обломано. Машина рухнула на полосу метров с двадцати. Многие погибли. Я сидел в хвосте, со мной там находилась группа морских пехотинцев. Их было около двадцати человек, осталось только одиннадцать. Кроме меня, они – единственные, кто выжил в самолёте. Нам удалось добраться до здания аэропорта и там уничтожить группу из пяти солдат. Одного взяли в плен и допросили. Выяснилось, что молдавские националисты подняли мятеж, надеясь на помощь НАТО. Наш самолёт приняли за военно-транспортный и дали залп двумя «Иглами». У пленного узнали, что части нашей армии обороняются в районе Тирасполя, но там уже в пригородах тоже бой идёт. Решили пробиваться туда. Но оружия у нас мало получилось – четыре АЕК, один «Печенег»  и один РПГ-16. Ну плюс гранаты и ножи. Это на двенадцать человек. Стали прорываться к стоянке, где находились какие-то машины, но попали под миномётный обстрел. То ли по нам били, то ли просто в этот момент решили пристрелять район. В итоге пять бойцов погибло, два раненых оказались. Отбили мы УАЗ. Один из раненых умер, пока ехали. Ну минут за сорок добрались, за это время дважды едва не врезались в их кордоны на дорогах и один раз под танковый обстрел попали. В Тирасполе с трудом удалось найти штаб, который был в обычный неподготовленный БТР перенесён. Командовал обороной капитан инженерной службы, потому что все остальные офицеры убиты или пропали без вести. Стабильной связи с подразделениями нет. Бардак, в общем. Я сказал этому капитану, что являюсь работником КГБ. Он сразу помочь попросил, так как опытных бойцов в его распоряжении мало было. В общем, какой-то самодеятель в Киеве направил им на помощь десантный батальон. Четыре с половиной сотни человек на двух Ил-76 безо всякого сопровождения. Причём летели они в Кишинёв, не зная, что он захвачен. При этом, к самолётам на пилоны ещё по четыре пятисоткилограммовые бомбы прицепили. А на аэродром мятежники пару «Тунгусок»  пригнали. Разумеется, транспортникам досталось, когда они на посадку стали заходить. Первый попытался сесть, но бомбы рванули, а потом и топливо. Второй подбили, но он бомбы сбросить успел, причём так удачно, что накрыл обе «Тунгуски», они рядом друг с другом стояли. После этого транспортник с трудом сел, несколько человек погибло. Десантников сразу атаковал приблизительно батальон мятежников. Через некоторое время на аэродром сели три американских C-130 с пехотой на борту. Десантники подсчитали, что всего было доставлено около четырёх сотен человек. Это всё нам сообщил капитан, который держал связь с десантниками по рации. Он попросил меня, вместе с оставшимися морпехами, прорваться к аэропорту и помочь окружённым выбраться. Дал БТР-90, БМП-3, три «Урала»  и десять человек. Когда к Кишинёву обратно прорвались, шесть из них и два морпеха погибли, на бронетранспортёре башня была снесена, и два «Урала»  потеряли. К десантникам кое как пробились, их там оставалось сотни полторы. Американцы и мятежники зажали бойцов около самолёта. Командир десантников, лейтенант, рассказал, что на аэродром потом начали ещё американские самолёты приземляться. Сначала – тройка C-141, они перебросили шесть БМП «Брэдли». Десантники, правда, четыре из них в ходе боя сожгли. Потом – ещё одна тройка, уже C-17, каждый доставил по «Абрамсу». Сразу после этого – три C-5. На одном была батарея «Пэтриотов»  – три пусковых установки, радиолокационная станция и командный пункт. На втором – пара РСЗО MLRS и две шестиорудийных батареи гаубиц. На последнем – две с половиной сотни пехотинцев. Лейтенант послал к зданию аэропорта одну роту. Бойцы уничтожили обе установки РСЗО, захватили пять гаубиц и батарею «Пэтриотов». Они тут же уничтожили остальные орудия и два C-5, которые пытались взлететь. Оставшиеся две БМП и три танка атаковали позиции десантников. Те вели огонь, пока не закончились снаряды, уничтожили обе «Брэдли», один «Абрамс»  и около сотни пехотинцев. Из захваченной зенитной батареи они сбили ещё два транспортных С-17. Когда закончились боеприпасы, десантники взорвали «Пэтриоты»  и гаубицы, потом отступили к самолёту. Правда от сорока человек на тот момент осталось только шесть. В общем, когда мы подошли, против нас было два танка, около трёхсот американских пехотинцев и примерно столько же мятежников. Десантников, как я сказал, было всего полторы сотни, при этом две трети бойцов имели ранения. Из тяжёлого оружия, не считая нашей БМП, была только спаренная 23-мм пушка в хвосте транспортника, но к ней почти кончились боеприпасы. Начали думать, как выбраться. Там на полосе стоял один С-130, который не смог взлететь, так как был повреждён один из двигателей. Решили воспользоваться им. Пока на БТРе и «Урале»  перебрасывали бойцов, наша БМП атаковала американцев. Удалось поджечь ракетами оба танка, уничтожить около полусотни противников, но потом машину подбили. Из экипажа всего двое выжили. В общем, самолёт оказался слегка перегружен, а пилотировать его должен был штурман Ил-76 – единственный, кто выжил из экипажа. Прикрывать взлёт остались лейтенант, командовавший десантниками, последний уцелевший морпех, двое оставшихся в живых бойцов из Тирасполя и я. Вот мы впятером сдерживали американцев, пока самолёт не взлетел и не набрал высоту. А то ведь они могли «Стингером»  его подбить. После этого на БТРе прорвались через их позиции и вернулись в Тирасполь. Оттуда, вместе с несколькими офицерами разведки, мне, наконец, удалось в Москву вылететь. Ну вот я и здесь.