Текст книги "Москва за океаном"
Автор книги: Игорь Свинаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Глава 13. Ярмарка
Ярмарка – это единственное заметное событие, которое может произойти в американской Москве. Ее ждут весь год и долго потом вспоминают.
Весь год буквально ничего общественно значимого не случается – и вдруг ярмарка. Сколько о ней разговоров! Начальник полиции Ральф Рогато мне ее заранее раз десять нахваливал, закатывая глаза:
– О, какая же это феерия!
И ярмарка таки точно важнейшее событие в его жизни. Ральфа часто издевательски спрашивают, для чего в двухтысячном населенном пункте (где в каждом доме к тому же в среднем держится 5 ружей и 3 пистолета) держать такую ораву – целых семь полицейских! Он криво улыбается и говорит:
– Да знаете ли вы, что к нам собирается на ярмарку аж пятьдесят тысяч человек! Там же всякое может случиться, глаз да глаз нужен!
Аргумент действует. Фактически московская полиция с этой ярмарки кормится.
Сделав серьезное лицо, начальник полиции предупреждал меня об опасности:
– Знай, что ты денег там потратишь немеренно.
– Да-а? – Я себе представил разгул с цыганами, тройками, девиц из Парижа выписанных, кругом ванны с шампанским искрятся…
– Там знаешь сколько вкусной еды будет! Причем на каждом шагу… Пицца, гамбургеры, курятина жареная, барбекю, сандвичи разнообразные…
Уж конечно, кому страдать, как не ему. Размер мундира у Ральфа будет XXXXL – (extra-extra-extra-extra-large), то есть 70-й по-нашему. А тут еще эта ярмарка!
Но начальник полиции все мне верно изобразил.
Так оно все и было. Огромная территория вокруг школы была огорожена, уставлена шатрами и навесами, среди которых ходила публика и непрестанно жевала и прихлебывала (совершенно, правда, безалкогольно) что-то купленное с лотков. Вся fast food в многочисленных ее проявлениях. Над толпой стоят запахи подгорелого мяса и приторных соусов. Самое страшное – нюхать это все, когда уже наелся. И вынужденно наблюдать тыщу жующих людей. Шум, толкотня, музыка с разных концов доносится.
И так четыре дня подряд.
А что ж торговля, ведь на ярмарке торговать положено?
И это точно кажется странным; к чему ж нужна особая какая-то ярмарка в Америке? Здесь и так половина населения и без того из кожи вон лезет, чтоб при жестокой конкуренции между продавцами умудриться продать хоть что-то другой половине страны! А товаром все кругом и так завалено, один дешевей другого, распродажа на распродаже, почтовые ящики полны рекламок с обещаниями чудесных скидок. Я там поначалу всю почту наивно тащил в дом, а после перестал. Лучше на месте пересортировать – и толстую кипу бумаги переадресовать в ближайший мусорный ящик.
Но вот придумали, чем таким необходимым для публики торговать: ненужными безделушками. В основном это продукция местных умельцев. Игрушки деревянные, занавески, ящички, куклы, стекляшки, тряпочные медведи, горшки для цветов, прочая ерунда. Особое место занимают – и это страшно странно – лоскутные одеяла! Миллионы домохозяек в Америке, оказывается, пошивают эти одеяла для души, хвастаются друг перед другом и шлют на особенные лоскутные выставки. Это называется american quilt. От русского он отличается меньшей практической пользой и вопиющей декоративностью, а также большим вниманием к узору, который изображает если не картинку из жизни, то уж по крайней мере стройную геометрическую фигуру.
Из множества торгующих на ярмарке москвичи – в беседах со мной – с горящими глазами дружно отмечали одного человека.
– Там! На ярмарке! Торгует настоящая русская!
(Иностранцы вообще любят думать, что русские за границей счастливы встречаться друг с другом.)
Доброжелатели меня прямо за руку подвели к молоденькой голубоглазой блондинке. И деликатно остановились в сторонке, с улыбками предвкушая взаимные восторги встретившихся на чужбине земляков. Но земляками мы оказались очень условными и натянутыми, поскольку неожиданно обнаружился увлекательный сюжет:
"Алина Суворов, еврейка из Омска, "косит" в Америке от призыва в израильскую армию".
"Косить" самое время: ей как раз восемнадцать.
Конечно, в России ее фамилия была – Суворова. Но тут порядки другие, не заспоришь: папа Суворов, так и дочка тоже Суворов, и никак иначе.
А из Омска Суворовы уехали пять лет назад. На историческую родину, в Израиль. Уже оттуда Алина приехала в Америку по программе обмена школьниками. Ее взяла к себе жить американская семья, у которой свой бизнес: они продают бутылки от пепси-колы, засыпав туда предварительно разноцветного песка. Бизнес идет: покупают! Особенно на ярмарках – таких, как московская. Они и приехали сюда, и Алину взяли, она тоже за прилавком.
Так вот, в Израиле Алина начала забывать русский. А теперь в Америке вслед за русским, который у нее уже с тяжелым акцентом, начал забываться, в свою очередь, и иврит.
– Так кто же ты, Алина, теперь такая есть?
– Наверно, русская, – говорит она. – У меня так записано в… как это называется… сертификате о рождении.
"Косит" от армии девушка цивилизованным способом – вот поступила в колледж, будет учиться на бизнес-менеджера. Как это, спрашивает, будет по-русски? Это, дитя мое, не переводится…
– Что же ты, Суворов, от армии-то косишь? (Я, правда, сам-то не служил. Прим. авт.) Тем более с такой героической военной фамилией? Да, видно, слабовато у евреев с военно-патриотическим воспитанием.
– Да неохота что-то в армию. Тем более там, знаете ли, война все время… – признается наша голубоглазая блондинка.
– А подружки твои израильские – у них как с этим делом?
– Да так же! Пытаются справки какие-нибудь достать…
Ну, а бойфренд у Алины Суворов – американец. "Уже нашла", – радостно сообщает она мне.
И это правильно; ведь, как гласит американская народная мудрость: make love, not war!
Кроме торговли и еды, на ярмарке были отмечены и другие важные явления, немалое внимание уделено воспитанию подрастающего поколения.
Вот особый шатер, посвященный детским достижениям. К примеру, стрелковый клуб отчитывается о своей деятельности. Тут дети выставляют лично простреленные мишени и трогательные детские картинки в жанре плаката о технике безопасности на стрельбище.
"Будь осторожен! Научись обращаться со своим ружьем так, чтоб не ранить ни себя, ни кого другого!"
"Никогда не оставляй ружье заряженным!"
Школьники младших классов понарисовали множество корявых человечков, которые стоят в уставных позах и правильно держат ружье. Есть, правда, и такие, что неправильно, и это оговорено подписью детским почерком. Эта детская простодушность напомнила мне про то, что американский народ за всю свою историю никогда не был безоружным! И равными людей там сделал не какой-нибудь смешной парламент, который даже по телевизору стыдно показывать, но талантливый изобретатель полковник Кольт.
А вот отчет другого клуба – по изучению генеалогических древ. Соответственно тут изображения деревьев с дядями и прабабушками. Далее показаны достижения детских курсов нянек. Тут другие картинки: как младенцев пеленать и кормить. И инструкции с афоризмами:
"Дети – детям не игрушка! Хотя и можно с ними играть".
"Помните: вы продаете свой труд, ухаживая за детьми! Родители этих детей рассчитывают на вас".
"Спрашивайте разрешения включать радио, ТВ, магнитофон".
"Будьте вежливыми, веселыми, предупредительными".
"Убирайте за собой, когда готовите, кормите детей или играете с ними. Уходя, оставьте дом в таком же состоянии, в каком его нашли".
"Не нанимайтесь без ведома родителей! Будьте уверены в том, что ваша работа не помешает вам выполнять поручения родителей".
"Если кто хочет поговорить с вашим работодателем, отвечайте, что она занята, и предложите оставить сообщение. Скрывайте тот факт, что вы одни дома с ребенком без взрослых".
"Если даже пришел полисмен, спросите телефон офиса, куда вы можете позвонить для подтверждения. Не верьте никаким удостоверениям!"
"Чего делать нельзя:
приступать к работе, если вы больны или если ребенок болен;
опаздывать;
наниматься на работу к незнакомым людям;
забывать выполнять поручения родителей;
рассказывать истории, которые вам самим неинтересны;
читать ребенку книжки, заранее не прочитанные вами".
"Помните: истории, которые вы читаете детям, – развлечение, а не урок. Комментируя историю, показывая картинки и морализируя, вы можете запутать ребенка и отвлечь его от содержания истории".
Продолжение темы трудового воспитания – стенд детского сельского хозяйства. Восьмилетний мальчик Джон Фицджеральд выполнял программу "Помидоры". Можно полистать специальный журнал с его отчетом: "Я выращивал 38 помидоров. Они ничем не болели, но были маленькие. Им не хватало воды. Я старался их поливать чаще, но днем было очень жарко. Я узнал много о болезнях помидоров и их проблемах. Мне нравится этот проект, и я люблю выращивать".
В особом разделе отчета учитель сообщает, что Джон набрал 50 очков из 50 возможных.
И тут же лежит ма-аленький помидорчик. Сантиметров пять в диаметре. Завернутый в салфетку, он покоится на дне корзинки. И никто его не ест! Но все читают гордую надпись: "Это – помидор, выращенный Джоном Фицджеральдом".
Теперь попробуйте себе представить американское широкомасштабное празднество без автомобилей; не получается – и это правильно. Потому что, конечно, тут была огромная выставка антикварных машин. Ими было заставлено целое поле. Представьте себе все автомобильные марки, которые за последние лет семьдесят выпускались в Америке, – и весь этот ряд, с незначительными пропусками, был представлен влюбленными автовладельцами. Они сидят на раскладных стульчиках возле своих игрушек, пьют пепси-колу из холодильных ящиков и с достоинством, с сознанием своих заслуг перед страной неторопливо рассказывают желающим, как купили ржавую колымагу на помойке за 300 долларов, а потом два года неустанно приводили ее в порядок, и красили, и вылизывали, и выискивали родные детали, и вот награда – сверкающий, с иголочки, восхитительный автомобиль, хоть сейчас на аукцион!
Долго, долго ходил я по этому полю чудес. И нашел, кому адресовать свою высшую похвалу: это был автолюбитель из Подмосковья Джон Томасович, по происхождению словак. Самая замечательная машина была у него. Ford Fairlane 1957 года, retractible. Что же такое означает колючее слово retractible? Представьте себе нечто наподобие нашего черного советского "членовоза", большой удобной солидной машины. И вот вы открываете огромный багажник, а после нажимаете специальную кнопочку на панели. И девять электромоторов, включаясь поочередно, один за другим, поднимают с вашего "форда" крышу и плавными движениями укладывают ее в багажник… И перед вами – роскошный прогулочный автомобиль, на котором очень удобно ездить по Москве в дни, когда над ней по приказу Лужкова разгоняют дорогие облака…
Томасович по моей просьбе не раз гонял крышу туда-сюда, счастливо улыбаясь, и я с восторгом наблюдал за метаморфозами. Однако мне самому кнопку нажать он не доверил…
Не забыли ли мы чего из американских ценностей? Гамбургеры, револьверы, машины, трудовое и иное воспитание детей, зарабатывание денег, джаз и кантри (их там было, разумеется, полно) – вроде вся палитра на ярмарке была представлена.
ЧАСТЬ III. Простые москвичи
Глава 14. Черный медведь в жизни мужчины
Добыча медведя – редчайшее событие. Оно выпадает на долю далеко не всякого охотника даже в Москве, которая полна всевозможной дичи и славится почти непрестанной стрельбой метких москвичей и гостей Москвы, особенно в выходные дни. И вот такое счастье выпало Генри Какареке – местному охотнику.
Конечно, интересно поговорить со счастливчиком.
– Генри! Пожалуйста, коротко расскажи о себе.
– Сам я коренной москвич. Мне тридцать шесть лет. Работаю каменщиком.
– Давно охотишься?
– Да уж почти двадцать пять лет. Мне тогда как раз исполнилось двенадцать. На день рождения мать подарила мне "Винчестер-308" (она его выиграла в лотерею), я с ним до сих пор и охочусь.
– А раньше приходилось добывать медведя?
– Нет, это первый раз.
– Кто тебя научил охотиться?
– Мой отец, Генри Какарека-старший. Ему сейчас шестьдесят семь, он на пенсии. Тридцать лет назад он отличился тем, что застрелил медведя весом пятьсот фунтов (редакция его не взвешивала и потому ответственности за эту информацию нести не может. – Прим. авт.). Что редко даже для наших мест, где почти все мужчины – охотники. Я имею в виду коренных москвичей; из приезжих, конечно, какие охотники…
– А когда можно посмотреть на трофей?
– Через полгода, не раньше. Я отдал чучельнику, а там очередь, у нас же все охотники… Жаль, сезон охоты на медведей короткий – три дня всего.
– А была мысль подстрелить медведя тайком, не в сезон?
– Нет, потому что вне сезона ни азарта, ни смысла (it's not a challenge that way).
– А знаешь людей, которые охотились браконьерски?
– Нет, никого не знаю. Показывать потом трофей и хвастаться можно ведь только в случае легальной добычи медведя!
– А наказание?
– Две тыщи штрафа и на пять лет забирают охотничью лицензию. Читал в газете про одного такого парня…
– Генри! Что для тебя важнее – работа или охота?
– Будь на то моя воля, я б только и делал, что охотился. Уж как-нибудь бы прокормился. Но ведь надо счета оплачивать, вот и приходится на работу ходить…
Охота – точно главная вещь в его жизни. С первой женой Генри развелся из-за нее, из-за охоты. Жене не нравилось, что все выходные он пропадал в лесу. Она даже из принципа не ела добытой им дичи.
В общем, не сложилось.
Жена его потом вышла замуж. Новый ее муж Тим, что интересно, не охотник. Потому что он не местный, не москвич, а приезжий. Семья у них крепкая, дружная – на почве нелюбви к охоте…
А первого в своей жизни медведя Генри добыл так. Сезон всего три дня в году. И вот купил он лицензию в оружейном отделе скобяной лавки, выпросил отгул на два дня – и вперед.
Поехал он с друзьями Томом, Ником, Ларри и Дейвом в городок Гулдзборо, что в трех милях от Москвы. Там у них хижина. Она маленькая, но настоящая охотничья, экзотическая: нет ни электричества, ни воды, ни сортира. Женщин туда, кстати, не пускают, по крайней мере в сезон. И вот они с вечера засели за подготовку к охоте: до ночи играли в покер и пили пиво (каждый притащил по ящику баночного). А закусывали оленем, которого Генри накануне подстрелил из лука. Что касается покера, так Генри везет, особенно после развода, и он выиграл 25 долларов.
Вздремнули, а в пять утра встали и разошлись по лесу, каждый на присмотренное заранее место. Генри сел в засаду возле медвежьих какашек, которые высмотрел накануне. С собой он никого не взял: даже близкие друзья не делятся медвежьим дерьмом. Что нашел – то только твое, без обид. В 10.30 он вдруг увидел в 60 ярдах перед собой медведя… Страшно не было: никто про такое не слышал, чтоб в Пенсильвании медведь напал на человека.
Через пять секунд после того, как Какарека увидел медведя, он поднял винчестер и начал стрелять.
– Я говорил себе: не промахнись, только не промахнись, слишком долго ты ждал этого шанса – двадцать пять лет! – вспоминал он.
В медведя попали три пули, а стрелял Генри шесть раз. Но не было такого чувства, что он мазила: все-таки расстояние, и медведь ведь не стоял, а бежал по лесу. В такой ситуации не стыдно попадать только через раз.
– При шести дырках медвежье чучело мне дороже обошлось бы – разоришься на этих заплатах и штопке. По мне, так лучше б я один раз попал.
После он еще подошел к лежавшему на снегу окровавленному медведю и для верности сделал контрольный выстрел в затылок.
– Я был очень счастливым человеком в тот момент, чуть не плакал. Я кричал что-то вроде: "Йаху! Йаху!". Наконец я его заполучил!
Да, Генри чувствовал себя виноватым, его мучила совесть, когда убивал медведя, – это ведь прекрасное животное! Но иначе он не мог, потому что "у каждого охотника есть мечта – убить хоть одного черного медведя. Это – мечта. Оленей все настреляли – не счесть. А медведь – это отдельная, особенная вещь".
Два с половиной часа Генри тащил своего медведя весом в сто тридцать пять фунтов (больше пятидесяти килограммов) до дороги, где стояла машина. Путь был неблизкий – мили полторы, то есть два километра с лишним.
Потом он приехал в охотничий домик. Не сумев справиться с волнением, тут же сел выпивать, один.
После обеда подошли дружки. Они, конечно, поздравляли, но физиономии у них – это Генри отметил острым охотничьим глазом – были кислые… Многие друзья Генри рассказывали ему про одну и ту же мечту: подстрелить медведя и постелить на полу его шкуру. А на этой шкуре заниматься сексом. И при этом каждой девушке говорить: дорогая, ты первая, кого я имею на этой шкуре.
– И ты тоже, Генри?
– Нет, не в моих правилах девушек обманывать (тем более вся Москва знает, что я решил никогда больше не жениться). Я чучело велел сделать…
Вечером вся эта Москва была у Генри, в его маленьком домике – поздравляла с выдающимся достижением, пила пиво. Пришел и Генри Какарека-старший. Он был немногословен и только сказал: "Хорошая работа" (good job).
А подруга Генри, ее зовут Мелисса (по профессии секретарша), медведя не видела. Она была в тот вечер у родителей и ограничилась телефонным поздравлением. К охоте она относится абсолютно хладнокровно: ни за, ни против. Еще она сказала, что медвежье чучело, когда будет готово, украсит его интерьер. Холостяцкий…
А потом, на следующий день, Генри опять пошел на медвежью охоту с отцом, но уже без ружья. По закону, нельзя брать больше одного медведя в сезон. Медведь – это праздник, ему не положено бывать чаще раза в год…
Глава 15. Рекорд миллионера
Новость всколыхнула Москву: местный миллионер Пол Демут заработал за день 25 тысяч долларов. Всего за один день! Большие деньги для глухой провинции, каковой, безусловно, является Москва (до такой степени, что в местных барах даже разрешается курить, причем полно любителей этого дела!) Многие здесь за год столько получают. И вполне собой довольны.
– Демут – коренной москвич! Уважаемый человек и выдающийся бизнесмен нашей эпохи, нашего города. – Так отзываются о замечательном земляке москвичи. Они его с достаточным на то основанием считают местной достопримечательностью. Можно сказать, что он тут знатный капиталист, как бывали в СССР знатные, например, доярки. За те почти тридцать лет, что Демут занимался строительным бизнесом, он построил и перестроил заново почти всю Москву, не считая ближнего и дальнего Подмосковья.
– Вот эти дома я строил, и вот эти, и те, и почту, и банк, и эти магазины, и дорогу, – подобно маркизу Карабасу, рассказывает он, когда мы проезжаем с ним по московской Мейн-стрит. – Вряд ли в городе найдется человек, кто со мной не имел бы дела. Всякий у меня или работал, или покупал что-то, или я ему чего-нибудь продал…
Кстати, строительный бизнес в американской Москве несколько иной, чем в русской. У нас, насколько я себе представляю, пришли строители на чужую территорию, построили, взяли деньги и ушли. Здесь же так: прежде чем строить, строитель покупает землю, а построив, построенное (магазины, кинотеатры, жилые дома и т. д.) сдает в аренду – для чего, собственно, все и затевалось.
Именно так жил и работал Пол Демут, пока в прошлом году этот свой строительный бизнес не продал (отношения с партнером стали слишком сложными). А на вырученные деньги он принялся играть на фондовой бирже, где, собственно, и заработал в один прекрасный день те самые 25 тысяч.
– Так расскажи же, Пол, как дело было! Может, и мы сумеем?
– Это очень просто: берешь, звонишь своему маклеру и велишь продать три тыщи акций пейджинговой компании.
– А-а! Понял. Но как все-таки выглядел процесс принятия решения?
– Еду я, значит, в Балтимор на машине. И вдруг мне захотелось пописать.
– Так, так… Я конспектирую…
– Съезжаю с трассы на пункт отдыха. А поскольку я все равно остановился и телефон был под рукой, позвонил.
– А почему именно эти акции?
– Это акции пейджинговой компании. Я их когда-то начал покупать, потому что мой старший сын тратит много денег на плату за пейджер. И вот я решил как-то возместить расходы игрой на этих акциях, а после велел ему от пейджера избавиться. Ну и акции теперь, все, что накопились, за ненадобностью продал.
А копились они так. Сначала я их покупал по 16 долларов за одну, продавал по 19, покупал снова по 16,5, продавал по 18… И вот все, что собралось, продал по 17,7 доллара.
– Очень хорошо. Только я не понял насчет остановки и телефона, который оказался под рукой. А что, по сотовому из машины нельзя было позвонить?
– Нет у меня сотового. Не люблю я этого…
– При чем тут любовь! Мы же про деньги разговариваем.
– Аварии из-за них бывают. Да, денег больше бы заработал, но нельзя ж ситуацию с деланием денег доводить до идиотизма! И потом, все тебе звонить начнут, что хорошего? Да и дорого это! Нет, не нужны мне ваши мобильные.
Интересно!.. Но вообще во всей Москве мне не встретилось человека, который бы сказал, что Демут – это неинтересно. Он человек заметный, причем издали: ростом чуть меньше двух метров, размер куртки у него, как и у его земляка шефа полиции Ральфа, приблизительно 70-й. Приятно стоять рядом с ним и чувствовать себя изящным, худощавым, элегантным и считать свой пиджак 60-го русского размера совершенно средним и ничем не выдающимся. Демут – этнический немец, его прадедушка когда-то приплыл сюда из Германии. Сорок девять лет, четверо детей. Его жена Дженет – этническая украинка – скуластая, пышная, добродушная. Помню, как она приглашала меня на Рождество:
– Вся родня моя украинская будет, и зять у нас украинец, им приятно ж будет земляка повидать! Я вареников налеплю, приходите, не пожалеете!
Вареники тогда, кстати, удались. Я не пожалел, что пришел. К слову, чтоб вы при случае не попали впросак: вареники по-американски называются "пир?оги", ударение на втором слоге.
В основном Демут славится, конечно, своим сказочным богатством, от которого москвичи прямо млеют. У него, говорят, один дом миллион стоит!
Что ж такое этот дом?
Построен он крестом. Сложен из дикого камня, а площадью – 18 тысяч квадратных футов. Конечно, это непонятно сколько. А будет понятней, если перевести в метры и получить 2000? Для наглядности проще считать гектарами это будет 20 соток. Вообще, если эту огромную площадь раскинуть на три этажа, получится грубо соток по шесть на этаж, не очень-то и много – простая подмосковная дачка (московскую газету "6 соток" сюда можно бы заносить по экземпляру на этаж).
Или, иными словами, по площади получится хрущевская пятиэтажка в три подъезда…
Я расхаживал по дому и пытался понять свои ощущения: все-таки очень нужен человеку такой запредельный дом или не очень?
Первый этаж – полуподвал. Он бескрайний да с окнами. Заваленный разным хламом и остатками стройматериалов. (В свое время одна опалубка обошлась в 16 тысяч.)
Второй этаж. Середина креста, перекрестье – бескрайняя гостиная с камином. Одно крыло – четыре спальни для детей, ну, метров по двадцать максимум. Другое – кухня, телевизионная комната и гараж машин этак на восемь – десять.
Самое короткое крыло – большая хозяйская спальня.
Еще одно крыло – там джакузи и какие-то запущенные подсобки.
Третий этаж. в перекрестье – Холл. Далее огромный зал для больших званых обедов. Там тридцать столов, правда, занять их полностью гостями еще не удавалось.
Другое крыло – бильярдная. Третье крыло – этакий спортзал, хотя и с тренажерами, но в основном с хламом.
Пол справедливо заметил на пороге этого пространства:
– У большинства людей весь дом величиной с этот мой чулан!
Метров двести там, наверное, таки было.
Еще крыло – просто пустые комнаты.
Великоват все же дом… К примеру, на моих глазах случилась тут поучительная история. Играли дети в доме в прятки и нашли в заброшенной, забытой комнате восемь ящиков красного. Я посмотрел – оказалось, это кьянти урожая 1981-го года. Никто не мог вспомнить, откуда оно взялось, и понять, кому могло прийти в голову запасаться итальянским вином? Разве его, с американской точки зрения, пить можно? Это ж не кока-кола и даже не пиво, а то и вовсе не виски… Мораль здесь даже не в удивительных американских вкусовых пристрастиях, а в том, что в таком доме, если что где положишь, потом только лет через десять-пятнадцать случайно найдешь, а оно уже, может, давно прокисло…
И само собой разумеется, мы подробно на этом и не будем останавливаться, что в доме этом миллионном входная дверь – со стеклянным витражиком, ни сигнализации тут, ни забора, ни охраны, – здесь же не кинозвезды живут, в самом деле.
Чтоб вы немного утешились, скажу, что и самому хозяину от такого большого дома проку мало (хотя и сам он немаленький, 70-го размера). Во-первых, двое старших детей уже выросли и отделились (старшая дочка вышла замуж, а старший сын уехал учиться на историка), а еще двое в ближайшей пятилетке разъедутся по колледжам. Во-вторых, хозяин домой заезжает только переночевать. Кроме игры на бирже он руководит собственным игорным заведением "Бинго", то есть лото. А в свободное от всех этих игр время по старой памяти продолжает покупать землю, что-то на ней строить…
Он, кстати, этот дом построил из ничего. Взял подряд на снос старого дома, заработал на самом сносе и еще на вывозе мусора. Мусор – дикие камни – он свез на купленный участок. После подрядился сносить еще один приглянувшийся дом из дубового бруса… Стройматериалы обычно достаются ему даром.
Дом, однако, еще недостроен. В подвале хозяин показал промежуток между перекрытиями. Зачем это?
– Сюда как раз поместится, без проблем, лифт. Это на тот случай, если вдруг я когда-нибудь стану инвалидом и буду ездить на коляске…
Вот он, настоящий капиталист, ловкий бизнесмен, который считает на много ходов вперед и предупреждает последствия возможных ударов судьбы! Все предвидит, никакой удар не застанет его врасплох.
Демут, как и почти все американские миллионеры, отличается беспредельной скромностью в быту.
Приходилось мне с Полом встречаться за деловым ленчем в скромном подмосковном ресторанчике, где он с аппетитом употреблял в пищу чизбургер с кетчупом и жареной картошечкой, выпивая под это дело стакана этак три кока-колы. Втроем, с его приятелем, мы наедали чуть ли не на 30 долларов! Едали мы с ним и сандвичи в баре с дешевым местным американским кислым пивом (дорогого импортного "Хейнекена" он не пьет). И дома у него я, бывало, ужинал пиццей из ближайшей пиццерии.
Скромность эта, может быть, и неизбежная.
Москвичи, как и все американцы, любят богатых. И это ведь логично. Так в России любят красивых, приятных, умных, образованных, здоровых людей (но при этом желательно, чтоб они с такими достоинствами прозябали в возвышенной нищете!). Так в песне любили Костю-моряка. Особенно в тот момент, помните, "когда в пивную он входил". То же самое происходит в аналогичном случае и с Полом Демутом. Бывало, при мне входил он в бар (за иностранным словом скрывается, не будем себя обманывать, та же пивная, просто в ней моют полы и дают съедобную еду) и тут же, шумно наздоровавшись и наобнимавшись с завсегдатаями, приказывал всем налить за его счет. Это же подкупает! А если он в баре задерживался на какое-то время, несмотря на свою пресловутую занятость, то людям приходилось напиваться.
Скромность! Чем, вы думаете, занимается жена первого американского московского миллионера? Выезжает в свет хвастаться новыми шубами? Покупает галерею? Устраивает модный салон? Отнюдь! Так мог думать только человек, с московской жизнью незнакомый. На самом деле она готовит обеды, следит за домом, руководит приходящими домработницами, а вечером едет в "Бинго" и там вкалывает до ночи, разбирается с финансами. Шофера в семье нет ни одного, и Дженет сама водит свой подержанный "кадиллак".
Скромный, подвижнический образ жизни миллионерской жены напомнил мне разве что жизнь гарнизонных офицерских безропотных жен: кухня да дети, личной жизни никакой – так, при муже состоять…
Как всякий нормальный американец, Демут – патриот. Он сильно переживает за американскую экономику, ему кажется, что над ней нависла страшная угроза (мне так не показалось, но что я, дилетант, могу в том понять?..).
– Экономика США не в порядке! – беспокоится он. – Дорожает бензин, а вслед за ним и все. В четыре раза подорожал за двадцать лет! Страшно себе представить… Но самое страшное, что мы почти ничего не производим! Все импортное! Так мы долго не продержимся…
– Да ты на себя посмотри! Много ты произвел на бирже? А вроде жив-здоров…
– Ну, я – это еще не вся американская экономика…
Демута уважают за то, что он не просто миллионер, а, выражаясь модным русским словом, selfmade man. Про него в Москве любят рассказывать истории в жанре "Вот посмотрите, как сбывается американская мечта, а вы не верили!".
При первой же встрече я спросил Демута:
– А правда, что в школе ты торговал хот-догами, в результате чего составил миллионное состояние?
– Ха-ха-ха! Но приблизительно так оно и было.
Да, торговал. И еще ребят нанимал, брал сосиски оптовой партией, а они дальше гнали в розницу. Провести маркетинговые исследования в этом секторе бизнеса было несложно: в то время, лет тридцать пять назад, горячей еды в школах не было. И конкуренцию с холодными сандвичами, принесенными из дома, можно было осилить.
Вообще же зарабатывать Пол начал с двенадцати лет. Не только на сосисках. Еще он нанимался стирать людям белье в лондромате. Летом косил траву на лужайках перед домами. Зимой чистил снег на участках. Делать деньги! Деньги делают деньги… Он мне пытался этими афоризмами объяснить, почему жизнь его удалась.
– Это понятно, что – деньги! Но деньги-то зачем? Должна ж быть цель…
– Так деньги делают большие деньги! Которые могут многое, это я еще ребенком понял…
– Еще раз спрашиваю: деньги ты зарабатывал – зачем? На развлечения, на женщин? Чтоб собрать коллекцию живописи?
– Деньги делают деньги. Ты не понимаешь, а мне этого достаточно.
– Может, на образование копил? То есть, с твоей точки зрения, с хорошим образованием можно денег больше сделать…
– Нет… Какое у меня образование? Двенадцать классов закончил, потом еще год в технической школе (типа ПТУ. – Прим. авт.) на плотника поучился – и все.
– Почему на плотника?
– Потому что я интересовался строительным бизнесом. Вот и вся учеба.
Хотя отец, выпускник одного из лучших вузов страны – Вортонской школы бизнеса при Пенсильванском университете (которую позже, после истории с "Урожаем-90" и отъезда из Советского Союза, закончил Артем Тарасов. – Прим. авт.), хотел отправить сына в колледж.
Сын не пошел.
– Что ты ему отвечал? Правду? Что его пример, скромного банковского клерка, тебя не вдохновляет?
