Текст книги "Москва за океаном"
Автор книги: Игорь Свинаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Глава 3. В ожидании платных дураков
Бесплатные дороги – это как бесплатная медицина; все равно заплатишь, когда прижмет. Колесом ли в яму попадешь, мост ли разобьешь, в кювет ли тебя нелегкая выкинет… Да и еще проще бывает: указателя нет, спросить не у кого, знай себе петляй и психуй. С удовольствием бы дал денег за ясность, прямоту и быстроту! Особенно если сумма копеечная, центовая…
Помню свою озадаченность (вплоть до тревоги), когда движение по всем шести полосам хайвэя стало вдруг замедляться до скорости ползания. Ограничения-то скорости не было! А были малопонятные знаки с текстами: Toll ahead и Last exit before toll.
Может, думал я, выйти в этот exit, пока не поздно? Но все едут: авось пронесет. Небось и мы прорвемся.
Toll – сбор; tollbar, toll-gate – пикет, где взимается этот самый сбор.
Первая в Америке платная дорога была сдана в эксплуатацию 1 октября 1940 года. Это была Pennsylvania Turnpike (дословно – "повернуть шлагбаум"), которая соединила Харрисберг, столицу штата, с Питтсбургом. Полосу асфальта в 160 миль проходили за два с половиной часа – против пяти часов по параллельной старой и бесплатной дороге Lincoln Highway. Плата была по тем меркам большая $1.50. А затеяно все было с единственной целью – занять накопившихся за Великую депрессию безработных.
Наконец мы с потоком въехали как бы в дельту, где полос стало побольше, уже десятка полтора, а в конце каждой – шлагбаум с будочкой. Кое-где горел красный свет, но зеленого было больше. Над каждой полосой висел знак либо с изображением некой незнакомой мне карточки, либо с предельно доходчивой строкой: "$1.00". Я выбрал полосу попроще, позеленее – и сигналом светофора, и долларовой бумажкой – и подъехал к будочке. Там стоял негр и тянул свою черную руку в грязной от денег перчатке, явно стремясь замарать ее еще сильнее о мой скупой доллар. Я через опущенное стекло (разумеется, не выходя из машины) отдал мятую бумажку и с облегчением поехал дальше. Жалко было негра: до чего ж собачья у него работа! (Мне, правда, потом пояснили, что им платят замечательно и что перекуры у них по два часа после каждых двух часов работы.)
Вот она, значит, какая, платная дорога! Совсем вроде и не страшная.
Конечно, самый любопытный вопрос возникает такой: а насколько эти платные дороги разорительны? Может, дешевле дома сидеть? А то сколько заработаешь, столько же и потратишь? (От страха может даже показаться, что на такси дешевле ездить. Однако в полном соответствии с вывешенной в кебе инструкцией таксист берет на оплату этой самой toll с седока, причем заранее. При этом, как гласит та же инструкция, путь к вашей точке назначения он волен выбирать сам.)
Впрочем, оказалось, что платных дорог в Америке не так уже много. И почти все они разместились вокруг и внутри мегаполисов типа Нью-Йорка. А если разъезжать по Канзасу, Техасу или, пуще того, по пустынной, полудикой Оклахоме, то платной дороги и не найдешь, так что катаешься на халяву. К тому же часто можно ехать в объезд по дороге бесплатной и экономить деньги, тратя не дензнаки, но время.
Самая большая плата, какая мне там на дорогах выпала – за проезд по мосту Вераззано, – 7 долларов США! С материка, из Бруклина, пролетаешь через весь Манхэттен-остров насквозь без пробок – и ты в штате Нью-Джерси. Минут за 35 40. Но за 7 долларов. Огромная сумма для Америки, где редко встретишь человека более чем с 20 долларами наличными в кармане! Ну так можно ж было сэкономить! Чем терять такие бешеные деньги, проще ведь заехать по знаменитому и бесплатному Бруклинскому мосту совершенно даром на тот же Манхэттен и пробираться сквозь каменные джунгли не только поперек (это на другом берегу), но и вдоль (с низу острова до 178-й улицы, до бесплатного моста имени Дж. Вашингтона). А хорошо стоять в пробке где-нибудь на 42-й улице, слушать музыку частных, полицейских и медицинских сирен и еще джаз по 109,1 FM, прохлаждаясь кондиционером… Через какие-нибудь час-полтора, ну через два ты уже на том берегу, и кошмар автомобильного протыривания по узкому и тесному, не будем здесь уточнять, как что, острову позади… Я, кстати, пробовал и так и этак. И скажу, что ночью ехать по Манхэттену – одно удовольствие. А в остальное время суток так лучше отдать 7 баксов.
Кстати сказать, проезд по упомянутому мосту имени Дж. Вашингтона бесплатный только в одну сторону. Если по нему въезжаешь на Манхэттен с материка, с территории штата Нью-Джерси, с тебя возьмут 4 доллара. Теоретически, конечно, можно и тут сэкономить, если долго и путано объезжать через Бронкс и Квинс, – может, в три часа и уложитесь; не знаю, я не пробовал.
А самый скромный toll, который мне попался, был 25 центов. Столько взяли на Garden State Parkway, по которому я из Нью-Йорка ехал на юг этого самого Garden State (официальное название Нью-Джерси).
В общем, грубо говоря, все платные дороги ведут в Нью-Йорк. Так им, ньюйоркцам, и надо, злорадно считает вся прочая провинциальная Америка. Ей Нью-Йорк кажется притоном для извращенцев, маньяков и иных изгоев. И еще очень дорогим местом, где на провинциальный доход не прожить. Ну и выходит как бы справедливость, что по доходу и расход. Хорошо, а задумает провинциал сам в Нью-Йорк съездить? На автобус сядет, потому что за рулем заехать в бедлам (движение приблизительно, как в Москве) он заробеет. А один мой пенсильванский знакомый ехал на машине, но на подъезде к страшному городу заезжал к шурину и сажал того за руль.
Самый далекий от Нью-Йорка (но все еще чем-то ему обязанный) toll мне попался при въезде в штат Пенсильвания, перед речкой Делавар. Там берут 1 доллар; выезд же из штата бесплатный. Это все тоже сделано, видимо, не без влияния ньюйоркцев, которые, если они русские, часто имеют дачи в районе Поконо и едут туда именно этой дорогой.
В общем, самое главное, отправляясь в путь, запастись и долларовыми бумажками, и мелочью, потому что бывают автоматические шлагбаумы, перед которыми доллар следует кидать в особую автоматическую корзиночку. На бумажный доллар она не реагирует – шлагбаум не поднимается. Надо непременно мелочью… О чем знак, конечно, предупреждал. Равно как и о приближении последнего перед толлом поворота на бесплатные дороги пару раз предупредят знаки. Помню, как-то, подъезжая к toll-gate, я обнаружил отсутствие мелких денег. Хорошо, движение было вялое: развернулся и поехал менять на заправку. Иногда деньги берут сдельно, за километраж – на выезде с дороги; а на въезде дают талончик, который вы бережете и не выбрасываете и по требованию предъявляете.
Любопытно, на что они тратят собранные деньги? Разницы-то между платными и бесплатными дорогами я не замечал… Наверно, и они не замечают. Тратят не разбирая, что за дорога, какой ее статус, – это мудро и не по-жлобски! Дороги в Америке, к примеру, ремонтируют. Это навязчиво бросается в глаза, сколько ж мне этих ремонтов попадалось! Там сразу устраивается объезд или половину перегораживают, а по свободной едут в обе стороны. Что интересно, и на ремонте наваривают: на этих участках все штрафы берут в двойном размере, о чем честно и заблаговременно предупреждают знаки. По обочинам подвергаемых ремонту дорог обыкновенно припаркованы пикапы-внедорожники: это рабочие подъезжают на смену, а в кузовах у них спецовки и инструмент. Вспоминаются шабашки моей молодости, какой-нибудь мост под Серпуховом: добираешься до участка на перекладных, ночуешь там в вагончике… Плевать на быт, но мобильность-то какая у этих ремонтных бригад! Раз – приехали, два – сделали, три – перекинулись на новый участок. И телефон у каждого дорожного пролетария тоже непременно мобильный… (И не только у него, а и вовсе у кого ни попадя; то есть усилия по устройству на дороге частых телефонных будок пропадают зря.) И вот я когда смотрел на этих раскиданных по Америке ремонтников, то чувствовал легкое, но отчетливое удовольствие оттого, что работают мои доллары! На меня работают. Не зря я их отдал, и не в прорву, и не водку на них пьет гаишный майор до посинения, чтоб завтра еще на пиво слупить…
Справедливости ради надо сказать, что, проездив по Америке почти год, я однажды попал на такую дорогу, на которой меня сильно подкинуло, такая там была огромная неровность. И вообще дорога та была, не поверите, почти грунтовая, так мало осталось на ней асфальта… А по обочинам наблюдались даже такие небывалые вещи, как лужи. Наблюдал я это редчайшее явление в фермерской глуши штата Оклахома, где чуть ли не каждый час можно было встретить на дороге машину…
Из спортивного интереса можно перевести американский толл на русские траты и условия. Берем эти максимальные 7 долларов и сравниваем их с минимальной почасовой зарплатой, разрешенной законом, – 5 долларов. Выйдет 1 час 24 минуты. Русская минимальная зарплата, кажется, 83 рубля (1997 г. – Прим. ред.). 1 час 24 минуты ее будет, если я правильно посчитал, стоить 70 копеек.
Считай, даром.
А вы боялись – дорого, дорого.
Хотя нет, у нас все будет по-другому. Я уже вижу как.
Платить свой русский толл нас точно погонят в сберкассу, где, разумеется, будет очередь таких же хитрых ребят, которые тоже решили сэкономить время. В сберкассу надо будет идти, конечно, пешком. А машину заставят на это время ставить на стоянку. Стоянка, легко догадаться, будет платная. А кто просрочил (ну, задержался в очереди в сберкассе), того машину эвакуируют. Кстати, убытки от ликвидации последствий эвакуации в Нью-Йорке приблизительно такие же, как в Москве, – в районе 200 долларов. Только не по использованной нами методике сравнения с минимальной зарплатой (тогда б вышло 40 часов, т. е. 50 часовых копеек помножим на 40, выйдет 20 рублей, т. е. 3 доллара (1997 г. – Прим. ред.), а в абсолютном исчислении…
В общем, не знаю, чего мы больше сэкономим на платных дорогах – денег или времени…
Вы помните, у России две беды: дороги и дураки.
С платными дорогами у нас уже вроде решено; видно, законопроект о платных дураках ждать себя не заставит.
Глава 4. Нам их не догнать: у них 22 Москвы
Весь этот мой автопробег, как известно, имел такую цель: побывать во всех американских городках с названием Moscow.
Сколько ж их? Сначала мне, со слов Ильфа и Петрова, была известна одна – в штате Огайо. Потом еще одна нашлась: в Айдахо, там в перестройку на стажировке был Егор Яковлев. Американцы, которые у нас работают в Библиотеке иностранной литературы, вспомнили про еще одну – в Пенсильвании.
Ну вот я и решил их объехать все без исключения, раз их всего-то три.
Пока я ездил, Москв обнаруживалось все больше и больше… К тому моменту, когда я приехал в Москву-8, я знал уже про 12. Когда я собрался в 9-ю Москву, то узнал, что их 22… На этом я сломался и бросил это занятие коллекционирование американских Москв… Хватит!
Так что отчет мой будет не про все Москвы, а только про избранные. В том порядке, в каком они мне доставались.
1. Мэн
От Нью-Йорка до Москвы, штат Мэн, будет 450 миль, то есть почти 800 километров. Это часов семь неторопливой, по правилам, езды на автомобиле.
Странное, удивительнное, радостное чувство посещает русского путешественника, когда он впервые в жизни останавливается у дорожного указателя со словом Moscow. Могучее, совершенно поэтическое, безумное совпадение! Москва и Москвичи. Дорогие мои Москвичи. Опять-таки – АЗЛК. Красная Москва – и последнее не зря, не случайно: штат Мэн часто называют Lobster State, а вареный лобстер, он ведь с красным знаменем цвета одного. А знак Moscow city limits – разве не ностальгическое напоминание о наших московских лимитчиках?..
Смешно представлять себе Москву, в которой нет ни Кремля, ни метро, ни действующей модели мавзолея, ни посольства США, ни жутких зверей Церетели, ни хищных корыстолюбивых гаишников…
Но все-таки несколько неожиданным оказался бодрый приветственный мне как участнику этого маленького скромного автопробега плакат:
Welcome to Moscow!
Плакат также доводил до моего сведения, что Москва была "incorporated 1816", а ее населения составляло 608 человек.
Это не густо даже при том, что, как известно, Москва не сразу строилась…
При продвижении в глубь Москвы путнику делается еще более одиноко. Маленькие скромные серенькие деревянные домики, мрачное северное небо, и ни одного прохожего на улицах… Ни ресторана, ни гостиницы, ни заправки ничего, никого… И только за школой – Moscow elemetary school – бегали маленькие московские первоклассники. При них были две учительницы, которые иногороднему гостю удивились, однако порассказать ему о своем городе со столь экзотическим названием не смогли. И отправили его к коренному москвичу, школьному учителю по фамилии Бин: если он чего не знает, то того не знает никто.
– Вы тут давно живете?
– Всю жизнь…
– Отчего ж, мистер Бин, так назван ваш город?
– Первые поселенцы в здешних местах очень переживали из-за того, что русская Москва сгорела в тысяча восемьсот двенадцатом году. И они решили построить новую Москву! И вот, построили…
Спасибо, конечно. Дорог не подарок, а внимание. Но заморские, заокеанские американские москвичи – при всей их доброте – несколько поторопились тогда с похоронами русской Москвы.
Однако даже Бин не смог рассказать большего. Ну, живут тут люди. Кроме учителей встречаются лесорубы. Валят сосну и тащат ее на лесопилку. По выходным ходят рыбачить на речку Каннабек, удят форель и лосося. Дышат свежим воздухом. Ведут также личную жизнь. А после помирают и упокаиваются на московском кладбище – тихом, чистом, просторном. Оттуда открывается панорама гор, поросших сосной…
Там старинные темные камни надгробий. Считываешь даты: люди жили тут подолгу, 90 лет для них был не возраст. Да почему бы и нет, здесь холмы, поросшие сосновыми лесами, прозрачный воздух самой первой свежести, неторопливость всего того немногого, что там движется. На самом старом надгробии, которое я разыскал, можно было разобрать: "30 ноября 1825-го, Бетси – жена Аарона Бина". Тут и там – красный гранит маленьких мавзолеев, семейных склепов.
Чужие по Москве не ходят. Их и не ждут: здесь точно нет ни гостиницы, ни ресторана: порядочные люди дома ночуют и закусывают. Учитель Бин рассказал про несколько хижин в паре миль от Москвы – кажется, их можно арендовать. Но только – зачем?..
2. Вермонт
Во второй раз указатель Moscow на американской дороге уже не шокирует и не вызывает ностальгической слезы – только забавляет. А езды от Нью-Йорка до здешней вермонтской Москвы чуть больше 300 миль. Ехать по Подмосковью хорошо: горы, пригорки, холмы, на склонах сосны и елки – зеленые, синие, сиреневые.
Поворот на Москву, въезжаешь – и пролетаешь мигом эти пару десятков домиков… Ну и где ж она, Москва?.. Пролетел! Разворачиваешься – и обратно.
Вот магазинчик, этакое сельпо за все про все: выпивка, закуска, майки, кошачьи консервы и скворечники, ржавая старинная мясорубка… И обыкновенные свечки под названием "аварийные". Название у заведения гордое – Moscow general store. Тут же в уголке и почта. Где почта, там и призывы идти в армию: дядя Сэм с картинки тычет в тебя пальцем и зовет на службу. Портреты беглых каторжников и тех, что в розыске, – здесь же. Например, полиция пытается поймать некоего человека по имени Кристофер Филип Фортхэм, который занимался перевозкой марихуаны. А с виду вроде приличный человек!
Обычный, как потом выяснилось, американский магазинчик, таких полно в глуши.
Хозяйкой тут Сара Левель. От руководства процессом торговли ее то и дело отвлекают охотники: она выходит и фотографирует их "Поляроидом" на фоне сложенных в пикапы трофеев – застреленных оленей. Карточку потом пришпиливает на стенд в углу своего сельпо: каждый второй житель – охотник, всем же интересно.
Сара рассказывает:
– Москв разных, знаю, много. Из некоторых мне иногда присылают открытки. Даже из русской Москвы! Но наша Москва – самая лучшая (the best)!
– Из настоящей Москвы кто-нибудь приезжал к вам?
– А как же! В прошлом году на Рождество сестра меня навещала.
– Она из Москвы какой, какого штата?
– Не знаю, как у вас штаты называются; это в России. Ее зовут Келли Лейченко, а работает в журнале "Космополитен". Я, кстати, знаю немного по-русски: мушка – это cow.
Сара еще сообщила мне, что по старинной традиции хозяин магазина – лидер здешнего сообщества. Так что она с полным на то правом официально рассказывала мне про Москву. Основали ее в 1840-х годах на месте лесозаготовок. Здесь было много русских лесорубов, им нравилось, что тут все похоже на Россию – и климат, и пейзажи. Вот эти дровосеки, видимо, и придумали название… Говорят, они созывали городские собрания ударом молота по рельсу и этот странный звук напоминал-де звук Царь-колокола, ну, того, который, треснутый, в Кремле стоит. А Москвой-то нет, не сразу назвали населенный пункт. Сначала некто Смит дал ему имя – Смитвилл, в честь себя. Но после другие жители обиделись и проголосовали за новое название. Справедливость восторжествовала!
Сейчас тут живет человек сто. Кроме магазинчика в Москве есть церковь, лесопилка, своя маленькая ГЭС и гончарная мастерская.
Замечательный курортный городок эта Москва. Тут кругом горы, горные трассы и лыжи и потому дороговизна: двухкомнатная квартирка станет в 600 долларов за месяц, это в глуши-то! За столько-то можно и в Бруклине поселиться.
Вообще же эта Москва – не сама по себе. Это как бы район города Стоу, до центра которого от Москвы пару миль.
Важнейшая московская достопримечательность – мастерская чучельника. Здесь выделывают великолепные чучела, которые успешно хранятся по многу лет и привлекают туристов. (Но, конечно, с нашим Лениным в Мавзолее никакого сравнения.)
Хозяин мастерской – Майк Адамс, проживающий на одноименной Адамс-роуд, названной так его предками. Здесь у отца чучельника была лесопилка, а у деда магазин. Адамс коренной москвич в третьем поколении.
– Скажите, в Москве что-нибудь происходит?
– Что я могу сказать? Ничего не происходит…
– Ну самое важное событие за всю вашу жизнь (ему около пятидесяти. – Прим. авт.) какое было?
– Это когда мне с Аляски привезли огромного медведя. Ростом он был вдвое вышепотолка!
Поскольку потолки в Америке низкие, их почти всегда достаешь, не становясь на цыпочки, выходит, что медведь был высотой метров пять.
Смотрите, и правда великий сюжет: "Путешествие крупнейшего в мире медведя с бывшей русской земли Аляска в Москву". Трагическое заблуждение этого медведя, фактически нашего земляка, состояло в том, что путешествовал он в виде шкуры, а Москва оказалась ненастоящая, вермонтская, – ну да что с того?
3. Пенсильвания
Про Москву, что в штате Пенсильвания, коротко не скажешь, поскольку про нее почти вся оставшаяся книжка. Так что см. ниже!
4. Теннесси
Здешняя Москва милях в 60 от Мемфиса, это час езды. Мемфис живописен: в нем есть облезлость, леность, некоторое поэтическое запустение. Местность хорошо описана в "Хижине дяди Тома". Хижин тех самых бедных полно, течет могучая Миссисипи-река, расстилаются вдоль дороги хлопковые и рисовые поля.
И тем не менее здесь вполне можно встретить белых людей – их чуть ли не 40 процентов!
Москва раскинулась на берегу речки Вулф (Волк): мутной, глинистой, метров десять шириной. По ту сторону Волка, то есть в Заволкоречье, я без труда отыскал центральную точку, вокруг которой вращается вся московская жизнь: ресторан "Льюис" (по фамилии хозяина). Тут все выпивают, закусывают на уровне самообслуживания, тусуются, приобретают кока-колу, бейсбольные кепки и курево. Здесь отдыхают фермеры и пролетарии с местного завода по производству велосипедных седел. Льюиса вообще знает каждая собака и каждый из трехсот жителей.
– А у нас настоящая мэрия есть! – хвастается кто-то из местных передо мной, русским гостем.
Забавно: триста человек, а у них не сельсовет, а мэрия.
Размещается она в скромном бараке с вывеской City hall. На самом видном месте в кабинете нынешнего мэра висит самый героический документ из всех, которые тут были изданы со дня основания – с 1829 года (не считая тех, что сгорели в страшных пожарах, дважды уничтожавших Москву).
Документ был такой:
"Президенту Джимми Картеру, Белый дом, Капитолийские холмы, округ Колумбия.
Знайте, что население Москвы поддерживает ваш бойкот Олимпиады в России.
Сообщаем, что у нас будут проведены альтернативные спортивные соревнования. Надеемся, что вы почтите нас своим присутствием, официальное приглашение пошлем позже".
Далее идет подпись тогдашнего мэра Бренсона и еще подписей на целую страницу – кажется, все взрослые москвичи туда попали.
Теперешний мэр Калвин Оливер тоже серьезный человек. На работу он в тот день пришел после обеда – с утра был на охоте. Представьте себе, в свои 68 лет он выследил, застрелил и привез домой оленя весом больше 32 кило! В Теннесси, в четвертой по счету Москве, я понял, что главное развлечение американских москвичей – охота на оленей. И не встретил ни до, ни после ни одной Москвы, где бы народ массово не предавался этой забаве.
Старик Оливер получает за свое мэрство зарплату – 100 долларов в месяц; это скорее общественная деятельность. Он ею стал заниматься, уйдя на покой (а был управляющим в мелкой фирме). Зачем это ему?
– Кто-то должен делать эту работу, – с достоинством отвечает дедушка. Он знает, что есть на свете и другие Москвы, в том числе и в Штатах. Он так же знает главное отличие его южной Москвы от северных тезок: тут нет проблемы с подготовкой к зиме и с самой зимой! – Зато, – мэр смеется, – у нас с листьями проблема! Столько наваливается…
Мэр мне выдал основную версию происхождения названия города. На одном из индейских языков это означает – поселение между двух рек. А реки таковы: уже известный Вульф и еще Норфолк. Старожилы рассказывают, было здесь племя с названием "моссак".
Познакомился я там с начальником московской полиции Ронни Грейвзом. Он не смог рассказать мне ни одной увлекательной истории о своей работе: известно же, что в их Москвах ничего не происходит…
Кроме забегаловки Льюиса в Москве есть и престижное заведение Tea for two. Мне там дали на десерт местное блюдо – сладкий пирог из картошки, с мороженым.
5. Арканзас
Москва в штате Арканзас – город контрастов. Тут черные пролетарии работают на белого капиталиста, в процессе эксплуатации собирая урожай хлопка. Вся здешняя Москва представляет собой домик-офис хлопковой фермы, цех по очистке собранного хлопка и семь домов, где живут хозяева и работники.
Лучший дом, разумеется, занимает хозяин этого, скажем так, агропромышленного комплекса Джон Бондс с семьей. Я, говорит он, в самом центре Москвы живу, фактически на Красной площади…
С 1875-го тут же, в офисе фермы, размещается Post office, то есть ящички для писем с ключами. А название "Москва" завезли ребята из Пенсильвании.
А что хлопковые поля вокруг? Если вам обидно считать их Москвой, так считайте Подмосковьем.
По полям как раз ездили комбайны. Одним из них убирает, если вы помните эти термины, "белое золото" передовой комбайнер Дэвид Оуэнс. Слово "негр", как вы знаете, там не в ходу, это все равно что "жид", только хуже. Оуэнс афроамериканец. Еще точнее, черный афроамериканец.
Собранный хлопок чистят в специальном цеху (для любознательных – он называется gin) от семян и грязи. Чищеная дикая вата засыпается из телеги под пресс и там утрамбовывается, то есть пук (размером 1??1,5 м) уплотняется вдвое. Такая порция хлопка (1 м??70 см) называется bail. Эти бейлы грузят здесь же в железнодорожные вагоны и везут в закрома американской родины. Отсортированные семена идут на маслобойню, где делают хлопковое масло, а жмых скармливают коровам.
Вот, собственно, и все, чем живет и дышит Москва в будни. В свободное же от работы время она вся садится в пикапы и едет, как легко догадаться, стрелять оленей.
6. Канзас
"Давно не бывал я в Канзасе", – насвистывал я переиначенную одесситом Георгием Голубенко под нужды американской сборной КВН старую советскую песню.
Приходили на память и другие поэтические строчки: "Канзас подо мною. Один…" Про одиночество я не случайно. В этом автопробеге был участок, когда за десять дней я не встретил ни одного русскоязычного собеседника. Это очень особенное переживание…
За вычетом кратких бесед с официантками, это полное одиночество; такая роскошь редко кому достается.
На перекрестке 51-го и 56-го шоссе, среди кукурузных полей, привольно раскинулась Москва. Элеватор, зерно перед ним высыпано кучей. Железнодорожная грузовая станция, тут грузят кукурузу и везут ее в "закрома родины".
Есть еще автосервис, обещающий всем скидку, и сарай с вывеской: "Салон красоты Curly top". Отсюда до городка Сатанта – 15 миль. Там отель… 300 миль до ближайшего аэропорта, что в Оклахоме.
Канзасская Москва отличается от арканзасской принципиально. Там негры, тут индейцы. Там хлопок, тут кукурузные поля и элеваторы. Последние создают как бы совершенно советский агропромышленный пейзаж из старой коммунистической газеты.
В этой Москве, при кукурузных элеваторах, живет человек триста. Почта, пара магазинов, бар. Деревянные одно– и двухэтажные домики. Единственное кирпичное приличное здание – школа; все лучшее – детям!
Зашел я в бар… Бедный, скромный, он являет собой картину запустения. Бар помещается в сарайчике. Бочки, на них столешницы – это столы. Железные стулья с пластмассовыми спинками – типичные советские общепитовские.
– Что будете пить?
– Чай.
– Чай?! Нету.
Завязал беседу с выпивающими гражданами. Они рассказали о своей любви к пиву и виски, о спокойствии здешних мест… Больше им было нечего сказать.
В Канзасе, как известно, развивалось действие книжки про Волшебника страны Оз. Однако Николь, десятилетняя дочка официантки, про такого не слыхала…
Сжалившись надо мной, официантка Кэти дала мне телефон старика Генри старожила здешних мест, старьевщика и краеведа. Я зазвал дедушку в бар.
Он рассказал, что сначала город назывался Mosco (буква w на конце прибавилась позже, сама собою). В честь человека по фамилии Москосо, который, по версии дедушки Генри, в качестве конкистадора появился в этих краях в XVI (!) веке и до сих пор не забыт.
В беседе также выяснилось, что важные события случаются в Москве регулярно, а именно почти каждые сто лет. Первое было в 1888 году (через год после учреждения города) и заключалось в том, что бандит Робинсон застрелил шерифа Кросса (и еще двоих людей последнего). Второе событие – это победа местной футбольной команды на чемпионате штата в 1978 году. Надо сказать, что в команде было восемь человек – больше здесь не нашлось.
Учитывая частоту происшествий в Москве, я запланировал заехать сюда снова через сто лет – может, что-то произойдет…
Вернемся к шерифу. Тут, в Москве, был тогда тот самый Дикий Запад (точнее, Дикий Средний Запад). Это была буквально ничейная земля (no men's land), которая никому не подчинялась и не принадлежала, и это нам немного знакомо. Стреляли кто хотел и в кого хотел; ну это по-московски. Но концовка у истории про шерифа не совсем московская: Робинсона с дружками поймали и после суда повесили. Причем вешали бандитов из Москвы (Канзас) в Париже (Техас). Почему? Потому что там принято судить человека в том штате, в котором он совершил преступление. И тут возник такой юридический казус. Когда бандит совершал свои убийства, Канзас имел статус территории, а к моменту суда территория был официально признана штатом. (Такой высокий статус давался после того, как земля переставала быть дикой, то есть когда государство обеспечивало там соблюдение своих законов, от посадки бандитов до сбора налогов. А то ведь если дикой земле дать статус административной единицы, она начнет всякую сволочь в парламент слать.) Ситуация была вроде безвыходная: судить положено в штате, а шерифа Робинсон убил не в штате, а на "территории", которой уже нет! Так что ж, вовсе не судить? Выход нашли: повезли в Техас, который был тогда территорией.
Да… Помните, поэт сказал как будто специально про бандита Робинсона: "Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва"?
– Здесь хорошо: тихо, спокойно. А больших городов я не люблю, рассказывала мне в баре одна местная жительница.
– Вы в каких больших городах бывали?
– Так известно, какие бывают большие города: Топека и Уичита.
Тоска! А ведь писала же здешняя газета The Moscow Review в 1888 году: "Нет другого города, который имел бы столь блестящее будущее и столь завидные перспективы для инвестиций, чем Москва!" Но уже нет ни газеты, ни инвестиций, ни перспективы. Как говорил один старый еврей, все проходит…
"Мой муж – "гранд-чероки""
Забавно, что во времена того бума столетней давности в Москве, штат Канзас, была двухэтажная гостиница. А сегодня там нет даже дешевого мотеля! Пришлось мне ехать на ночлег в ближнее Подмосковье – город под названием Хуготон в 13 милях. Пока селился в мотель, вел беседы с хозяйкой, миссис Хэгмен. Офис мотеля представляет собой закуток в гостиной дома, где и живет семья. Я живо вообразил, как сюда среди ночи вламываются дикие клиенты… (это под впечатлением истории убийства шерифа Кросса).
– А что, не страшно вам тут? Ружье хоть есть?
– Да вы что! У меня тут под прилавком бита бейсбольная есть, сейчас… Не, не могу найти. Куда-то задевалась.
Рассматривая на стенке картинки из индейской жизни, я спорил:
– Вот и индейцы могут напасть, верно?
– Не, не нападут.
– А почему вы так в этом уверены?
– Так у меня муж – индеец, чероки он.
– Гранд или простой?
– Чего?
Я ей пояснил, что веду речь про модные в нашей Москве автомобили.
– А-а… Который из них дороже? Гранд? Ну, значит, мой муж "гранд-чероки".
Не могу не удержаться от цитирования инструкции по проживанию в мотеле Хэгмен. Она прилеплена скотчем к зеркалу:
"Keep guns off beds. Gun oil can not be removed.
Don't clean birds in rooms".
("Пистолеты под подушкой не держать. Ружейное масло не отстирывается.
Птиц в комнатах не чистить".)
Ни одного пункта инструкции, будучи законопослушным гражданином, я не нарушил.
7. Техас
Едешь в техасскую Москву… Значит, сначала надо добраться до Далласа, а там уж прямиком на Хьюстон. Не доезжая Хьюстона, причем сильно не доезжая, берете налево. А там дальше не заблудитесь, всякий покажет. Тут главное – не промахнуться, а то можно нечаянно заехать в близлежащую Мексику, в ее пограничные штаты с романтическими названиями Чихуахуа и Коахуила.
Почтовое отделение в Москве, штат Техас. Там на стене некое подобие наших былых соцобязательств: "Наш долг – доставлять вам почту не позднее 8.30 утра!"
Московский сельмаг. Как всегда в сельмаге, пахнет стиральным порошком, столярным лаком и черствыми пряниками. Тут продают лук, пепси-колу, крысиный яд, средство от диких пауков, кетчуп в огромных банках, инсект-киллер, кошачьи и собачьи консервы, огромные пластмассовые стаканы под пепси-колу.
