Текст книги "Выстрелы в Сараево (Кто начал большую войну?)"

Автор книги: Игорь Макаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Вывод поспешный: как мы знаем, виновность Артамонова в этом деле Крлежа даже не ставил под сомнение.

Но тут выясняется новое щекотливое обстоятельство. Посланник Н. Г. Гартвиг, оказывается, подозревал нашего военного агента в обладании некими секретами, которые тот не доверял даже ему! И как понимать его слова, что, мол, вот беда, наш военный атташе «вчера отбыл в Петроград, да-да, завершил свои дела и уехал домой навсегда»? Ведь, получается, Гартвиг заведомо обманывал глубоко его чтившего престолонаследника, прекрасно зная, что Артамонов просто уехал в отпуск.

С другой стороны, Крлежа, со слов Ченгича, утверждает, что регент прибежал к Гартвигу за советом, как только узнал о переходе группы Г. Принципа в Боснию – получается, что это произошло 7/20 июня (ибо Артамонов выехал на отдых шестого). Заговорщики же, как известно, отбыли из Белграда утром 28 мая (пароходом в Шабац) и через день прибыли в Лозницу. Здесь Чабринович[74]74
  Чабринович Неделько (1895-20.01.1916) – типографский служащий, один из главных участников Сараевского покушения; при этом его отец был австрийский тайный агент (См.: Политика, 28.06.1933. С. 2). Утром 28 июня 1914 года метнул бомбу в кортеж Франца Фердинанда.
  «В 10:17 колонна проходит мимо террасы ресторана «Мостар», неподалеку от здания семинарии, где стоит Чабринович. Он выхватывает из-за пояса кубическую осколочную гранату, отвинчивает предохранительный колпачок, ударяет капсюлем-воспламенителем в столбик на трамвайных путях и немедленно с размаху кидает ее, прицелившись в зеленые перья на шляпе эрцгерцога. Но неопытный молодой человек забыл, что время замедления гранаты было целых 12 секунд!
  Шофер Леопольд Лойка (1885–1926) замечает краем глаза летящий предмет и непроизвольно прибавляет газ. Граната падает на свернутую крышу автомобиля, но не взрывается, и эрцгерцог успевает отшвырнуть ее на улицу. Через несколько секунд граната взрывается под левым задним колесом следующего автомобиля. В результате взрыва образовалась воронка глубиной 16 см и радиусом 31 см, а «Мерседес бенц» подполковника Александра Босс-Вальдека был серьезно поврежден. Несколько железных осколков ранили в голову подполковника фон Мерицци, подполковника Босс-Вальдека и около двадцати зевак. Чабринович спрыгнул в речку Миляцку с шестиметровой высоты и попробовал принять цианид калия, но ампула раскрылась раньше времени, и смертоносный порошок рассыпался. Полицейские бросились в погоню и схватили заговорщика». (Бранко Богданович. Первые выстрелы Первой мировой И Оружие. 2012, № 12. С. 66). Осужденный к 20 годам строгого режима умер в тюрьме Терезиенштадта.


[Закрыть], поссорившись с Принципом и Грабежем[75]75
  Грабеж Трифун (Трифко) (1895-21.10.1916) – участник Сараевского покушения, из семьи священника. Вооруженный бомбой и револьвером ожидал кортеж Франца Фердинанда, но пропустил его, не совершив никаких действий. Осужденный к 20 годам строгого режима умер от туберкулеза в тюрьме Терезиенштадта.


[Закрыть], отделился от них и 30 мая в сопровождении учителя Яковлевича на лодке переплыл Дрину у боснийского Зворника; два его друга перешли в Боснию вечером 31 мая. Следовательно, с того момента прошла неделя – и эта деталь достаточно интересна.

Приводя столь пикантную историю, Крлежа ссылается на свои доверительные разговоры с русским послом в Турции фон Грисом. Но Крлежа, замечает А. Арсеньев, явно перепутал фамилию своего приятеля: его звали не Грис, как он утверждает, а Гирс. Российских дипломатов под фамилией Гирс было трое: Михаил Николаевич (1856–1932) служил в Китае, Бухаресте, Константинополе (1911-14), Риме, Париже, где и умер. Александр Александрович (1850–1923) служил в Цетинье (Черногория). Николай Николаевич (1853–1924) – посланник в Вене. Конечно, Крлежа имеет в виду Михаила Гирса, но дважды ошибается: искажает его фамилию и путает его с другим российским дипломатом, которого встретил в Дубровнике.

Казалось бы, Крлежа просто подзабыл фамилию Гирса. Но не так все просто: похоже, М. Н. Гирса ничто не связывало с Дубровником. Почитаем А. Арсеньева дальше:

Просмотрев два разнящихся по тексту издания – Излет у Pycujy (Загреб, 1926 и Сараево, 974), – я установил, что Мирослав Крлежа в Дубровнике у престарелого «графа Г.» (вероятно, драматурга Иво Войновича) встретил Павла Артемьевича Лобачева (1874, Вильно– 1921, Дубровник), служившего консулом и вице-консулом в нескольких русских миссиях на территории Турции. Лобачев со своей больной женой и тремя сыновьями прибыл в Дубровник в 1918 году. Там он скоропостижно скончался (от астмы). Его жена Зинаида Владимировна (1879–1922), переехав с детьми в Нови-Сад, перевезла туда же останки мужа. Она тоже вскоре скончалась; оба похоронены в Нови-Саде, могилы и памятники сохранились. Я ухаживаю за ними… Крлежа в своей книге этого российского дипломата именует «бароном фон Икс», преувеличивая его значение («известный европейский посол», «Его превосходительство царский русский посол в Цариграде, врангелевский эмигрант»).

Между тем в нью-йоркском «Новом журнале» сам же А. Арсеньев приводит воспоминания сына Лобачева, Юрия Павловича, где говорится, что их семья в Дубровнике жила в отдельном доме и ни о какой мансарде под крышей графского палаццо («с мышами, крысами и голубями», как это живописует М. Крлежа) речи не идет:

...Мы остановились в гостинице «Лапад», которая и ныне существует. Вскоре отец нанял довольно большой дом с садом, на холме, в начале района Лапад[76]76
  См.: Арсеньев А. Б. Русская эмиграция в Дубровнике // Европа. Международный альманах. Вып. 10. Тюмень, 2011. С. 75–140. Арсеньев А. Б. Русская эмиграция в Дубровнике. 1918–1921 годы. // Новый журнал. Нью-Йорк. 2010, № 260.


[Закрыть].

Вторая нестыковка состоит в том, что Косовская Митровица и Македония – все-таки не собственно Турция, а тогдашние захудалые турецкие вилайеты. И никаким Черным морем и Дарданеллами там и не пахнет. Нет, совсем не похоже, что «Грис» и Лобачев – одно и то же лицо. Впрочем, мой корреспондент, словно предчувствуя возражения, делает красноречивую оговорку: «Писатель Крлежа также мог спутать имя дипломата Гирса с русским эмигрантом в Дубровнике бароном Фирксом; такой там жил в 1921 году». Но и тут берет сомнение: какое отношение имел барон Фиркс к русской дипломатии?.. А кроме того, в том же арсеньевском очерке есть указание, что барон по прибытии в Дубровник разместился в крепости Ревелин.

Примечательно, что и черногорский Гире, Александр Александрович, по своим взглядам, похоже, чем-то неуловимо напоминает загадочного приятеля Крлежи. Вот как рассуждал А. А. Гирс:

Сербы королевства прониклись в последнее время уверенностью, что в их борьбе с Австрией, в какую бы форму эта борьба ни вылилась, они найдут в России и в русском правительстве и сочувствие, и поддержку. Попытки вовлечь нас в свои расчеты с Австриею были ими сделаны в эпоху Боснийского кризиса… нет оснований для уверенности, что они не возобновят их и теперь, когда Австрия, по-видимому, решила вступить в систематическую борьбу с «великосербством»… Если бы в защите домогательств сербов балканских мы дошли до резкого обострения наших отношений к Австро-Венгрии, сербские народы этого государства разбились бы еще более… [77]77
  Гирc А. А. Австро-Венгрия, Балканы и Турция. Задачи войны и мира (письма и заметки). Петроград, 1917. С. 23.


[Закрыть]

А. А. Гирс даже признается, что испытывает «священный ужас при мысли, что домогательства и судьба балканских сербов могли бы вынудить Россию на кровавую расправу с Австриею и ее союзницею».

Австрофильский образ мыслей А. А. Гирса, как и интеллектуальная манера его рассуждений, вполне могли очаровать взыскательного хорватского писателя. Перефразируя Пушкина, можно сказать: ай да Крлежа, ай да сукин сын, задал ты нам загадки!.. Безусловно, в разговоре с Ченгичем он что-то напутал, но эта та путаница, которую не назовешь старческими завихрениями; она очень плодотворна и поможет в распутывании других узелков. А вот личность пресловутого «Гриса» так и остается туманной. Если уж один из лучших знатоков Русского Зарубежья, досконально изучивший русскую эмиграцию в Дубровнике, споткнулся на том, значит, расколоть сей орешек действительно, нелегко.

Глава вторая
АПИС, АРТАМОНОВ И САРАЕВСКИЕ ВЫСТРЕЛЫ

Имена и поступки людей, замешанных в покушении в Сараево, мне стали известны лишь позднее из прессы и литературы…

В. А. Артамонов

I. КТО ЗНАЛ БОЛЬШЕ

29 июня / 9 июля 1914 года идеолог русского анархизма П. А. Кропоткин писал Н. И. Гольдсмит из Брайтона:

Война, большая, общеевропейская, которой приближение только незнание и близорукость радикалов могли отрицать, разгорится через несколько дней. Германия, уже 10 дней тому назад решила бесповоротно ее начать. Был бы я моложе – был бы с вами в Париже, который опять приходится защищать от немецких Гуннов, Париж и послереволюционную цивилизацию Франции[78]78
  Государственный Архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 1129. Оп. 2. Д. 45. Л. 30. Характерный факт: в письме приятелю, посланном из Шида 1 июня 1911 года, сараевский террорист Неделько Чабринович жаловался, что ему не хватает книг. Среди упоминаемых в письме авторов на первом месте стоит Кропоткин.


[Закрыть].

Биограф Кропоткина отмечал, что еще в 1912 году Петр Алексеевич говорил о надвигающейся европейской войне, которая «должна вспыхнуть летом 1914 года, когда Германия закончит работы по прорытию Кильского канала и когда во Франции и в России снимут жатву»[79]79
  Лебедев Н. К. П. А. Кропоткин. М., 1925. С. 70.


[Закрыть].

Эти кропоткинские предвидения, безусловно, можно отнести к разряду блестящих исторических пророчеств. Но вряд ли можно утверждать, что мир был на волоске от войны перед выстрелами в Сараево. Хотя, может быть, и сам Кропоткин не догадывался, что для соскальзывания в катастрофу требуется лишить жизни всего одного человека – Франца Фердинанда. А вот Аписа, похоже, такие предчувствия посещали. Милан Протич приводит такой эпизод:

Один из умеренных «чернорукцев», позднее профессор юридического факультета, в одном из разговоров как бы между делом– думаю, это было в 1942/43 году, – хвалебно рассказывая о личности Аписа, заметил, что однажды, перед 1914 годом, поднимаясь по лестнице Главного сербского генералштаба, Апис остановил Милована Гр. Миловановича (одного из основателей «Черной руки», члена Верховной центральной управы. – И. М.), который шел вниз, и спросил его, что бы случилось, если бы убили Франца Фердинанда, австрийского престолонаследника? Милован Гр. Милованович посмотрел на него с большим удивлением и с недовольством покачал головой, как бы говоря: «Бог с тобой». Никогда больше о том Апис ему не проронил ни слова, хотя они были очень близкими приятелями и соратниками[80]80
  Милан Ст. Протић. Југославија против Србије. Београд, 2009. С. 113.


[Закрыть].

Поговаривают, что точно такой же вопрос накануне рокового дня задал своему румынскому коллеге глава русской дипломатии С. Д. Сазонов[81]81
  Сазонов Сергей Дмитриевич (1860–1927, Ницца) – министр иностранных дел Российской империи (1910-16). На принадлежность С. Д. Сазонова к масонству указывал известный русский генерал и писатель А. Д. Нечволодов в своей книге «Николай II и евреи. Очерк о русской революции и ее связях со всемирной деятельностью современного иудаизма» (Париж, 1924; на франц. яз.; со ссылкой: La Franc – Maconnierue Demasquee, 10 и 25.12.1919).


[Закрыть].

Из воспоминаний бывшего директора департамента министерства иностранных дел В. Б. Лопухина:

Сазонову, ссылаясь, правда, не на документы, а на слухи, «исходившие из дипломатических кругов», приписывается такой вопрос, заданный румынскому премьер-министру Братиану (дело происходило в Констанце, куда приехал царь в сопровождении Сазонова на свидание с румынским королем Карлом – за 13 дней до убийства Франца Фердинанда): «Какую позицию займет Румыния в случае вооруженного столкновения между Россиею и Австро-Венгриею, такого, при котором начать военные действия была бы вынуждена Россия?».

Братиану будто отвечал на вопрос вопросом: «Неужели Сазонов ожидает в ближайшее время возникновение войны?». И на это Сазонов будто бы поставил еще вопрос: «А что произойдет, если будет убит австрийский эрцгерцог?»[82]82
  Лопухин В. Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. СПб., 2008. С. 221.


[Закрыть]

Бывают ли так такие совпадения?.. Или опять «масоны сговорились»? Ведь и Аписа, и Сазонова не без оснований причисляют к «вольным каменщикам».

И только В. А. Артамонову– если верить его очерку – дыхание близкой войны не казалось обжигающим. Русский военный агент словно витает в мире своих иллюзий: убили эрцгерцога – глазом не повел; Гартвиг скоропостижно умер – и это его едва растревожило; сербам предъявили ультиматум – он все еще на морском курорте, и не где-нибудь, а в Австро-Венгрии, которая уже ощетинилась штыками.

Возникает ощущение, что Артамонов, к несчастью, был далеко не самым осведомленным человеком в Белграде. Вот какой разговор произошел на похоронах Н. Г. Гартвига (1/14 июля) между двумя участниками траурной церемонии. Свидетельствует мемуарист Душан Лончаревич:

На Князь-Михайловой улице я случайно столкнулся с владельцем и редактором «Политики». Мое положение в Белграде было исключительно трудным и деликатным. Я был журналистом, австрийским подданным и должностным лицом и вместе с тем национально мыслящим сербом. То, что мне становилось известно как австрийскому должностному лицу и официальному корреспонденту, я по долгу службы передавал в Телеграфное агентство. Но нередко ко мне поступали сообщения от ответственных сербских политиков, которые были предназначены не для общественности, а лишь для доверительного информирования австр. – венг. политиков и дипломатов – их я добросовестно пересылал адресатам. Ко мне, как сербу с национальной душой, приходили многие сообщения от интимных знакомых и приятелей; в таких случаях я считал долгом чести беречь такого рода информацию, как личную тайну. Благодаря педантичному соблюдению этого принципа за многие годы я узнал о разных конфиденциальных вещах. Но случившийся всемирно-исторический переворот заставил меня переступить через некоторые запреты, и я решил рассказать о некоторых происшествиях, которые до войны имели строго конфиденциальный характер, но теперь их огласка принесет пользу для изучения истории. Наверное, к таковым относится и разговор, который я случайно завел в момент упомянутой встречи с владельцем и издателем «Политики» Владой Рибникаром [83]83
  Рибникар Владислав (1871-1.09.1914) сербский журналист, основатель и первый редактор ежедневной газеты «Политика» (1904). Погиб на фронте.


[Закрыть] . В то время как мимо нас медленным, размеренным шагом продвигалась бесконечная траурная процессия, Рибникар отвел меня немного в сторону и прошептал на ухо под большим секретом:

«О покушении на Франца Фердинанда я теперь очень хорошо информирован. Дело оказалось очень сложным, потому что в нем замешаны многие персоны, которые были на вторых ролях, и успех предприятия зависел от того, не выдаст ли кто-нибудь из этих второстепенных лиц все задуманное. В период подготовки это вызывало тем большие опасения, что в заговор оказались поневоле втянутыми и некоторые должностные лица, и постоянно существовала вероятность того, что либо тот, либо другой злоупотребит доверием и донесет. Танкосич действительно сыграл важную роль, но его Австрия живым не получит, и он сейчас также ничего не выдаст. Из Сараева сообщают – и это верно, – что покушавшиеся были в обход закона переправлены через границу. Это было самое опасное, поскольку покушавшимся грозила опасность быть пойманными не только в Боснии, но и в Сербии. Можете себе представить, как бы себя повел Стоян (Протич, бывший министр внутренних дел, который совсем недавно победоносно завершил борьбу за подчинение военных властей гражданским)[84]84
  Протич Стоян (1857–1923) – сербский историк и политик. Министр внутренних дел (1903-05; 1906-07; 1912 – ноябрь 1914), министр финансов (1909-12; 1917-18); председатель правительства Королевства СХС (1918-19; 1920). Написал текст ответа на австро-венгерский ультиматум 1914 года. По словам Л. Троцкого, олицетворял «железную руку» на страже порядка (Киевская мысль, 5.10.1912).


[Закрыть]. Но ненависть к Австрии всем затворила уста. Так…».

В этот момент открытый катафалк, задрапированный в белое (в русский траурный цвет), достиг того места, где мы находились, и непроизвольно Рибникар прервал разговор; воцарилась тишина, и люди обнажили головы[85]85
  Duлъan Lonnarevin. Jugoslaviens Entstehung. Wien. 1929. S. 584–586.


[Закрыть].

Книга Д. Лончаревича ныне практически забыта. Правда, историк Васа Казимирович в своем двухтомнике о Н. Пашиче цитирует В. Рибникара, но с сильными купюрами; возникает подозрение, что Казимирович сделал эти сокращения неспроста. Очень жаль, конечно, что разговор оборвался на полуслове в самый интригующий момент; удивляет и то, что Лончаревич не попытался вернуться к нему чуть позже.

Но еще больше удивляет, что австрийский корреспондент (при желании его можно было считать агентом вражеского государства, хотя это не так) имеет в Белграде гораздо больше каналов получения информации, чем опытный русский военный разведчик. Полковник Артамонов узнает важнейшую информацию из газет, а Лончаревич получает ее из первых рук, свободную от цензурных рогаток. И грустно, и смешно…

План покушения не был тайной в Сербии, – констатирует историк Б. Старков. – Об этом часто и охотно говорили в кафе боснийские эмигранты, а сербский посланник в Вене даже предупредил австрийского министра Билинского, в ведении которого находились территории Боснии и Герцеговины. Однако это предостережение было оставлено без внимания. Разведывательное бюро австрийского Генерального штаба было также информировано о подготовке покушения на Франца Фердинанда. Об этом знали начальник Генерального штаба Конрад фон Гетцендорф и сам император Франц-Иосиф.

Сербское правительство знало о заговоре и не одобряло его… 3 июня 1914 года (т. е. за три дня до своего отпуска. – И. М.) русский военный агент в Сербии полковник В. А. Артамонов докладывал в Главное управление Генерального штаба: «После трех кампаний Сербия истощена материально и в финансовом отношении, поэтому всякого рода осложнения, и тем более военные действия, для нее крайне нежелательны…»[86]86
  Старков Б. А. Охотники на шпионов. Контрразведка Российской империи 1903–1914. М… 2006. С. 225–226.


[Закрыть].

Да, но где же тут «горяченькое»?.. Где упреждающая информация о готовящемся покушении, если, как пишет Б. Старков, «сербское правительство знало о заговоре»?

Советский историк Ю. Писарев в своей поздней работе также отмечает слабую профессиональную подготовку нашего военного агента, хотя при этом и сам не блещет научной эрудицией.

Артамонов, как показал военный историк К. К. Звонарев, не имел собственной разведывательной сети и пользовался данными, собранными сербской контрразведкой. На это он и тратил финансовые средства.

По словам генерал-квартирмейстера одно время ведавшего делами контрразведки, Артамонов был плохим разведчиком. Он, писал генерал, предпочитал мазурку на балах, устраивавшихся в королевском дворце, работе со шпионами, был слишком интеллигентен, чтобы заниматься «грязным делом», и все поручения выполнял с крайней неохотой. В конце концов Артамонова пришлось заменить. В 1914 году, т. е. во время сараевского заговора, разведкой на Балканах ведал военный агент в Болгарии полковник Татаринов, но и он не был в то время в Сербии[87]87
  См.: Писарев Ю. А. Российская контрразведка и тайная сербская организация «Черная рука»//Новая и новейшая история, 1993, № 1. С. 31. Данная цитата, возможно, аутентична, но ее источник Ю. Писарев указал неверно. В книге Ю. Н. Данилова «Россия в мировой войне 1914–1918» (Берлин, 1924), на которую академик в научном журнале ссылается без указания страницы, имя Артамонова вообще не упоминается. Ссылка на работу Звонарева (Агентурная разведка. М., 1929. Т. 1. С. 142–144) также ошибочна.


[Закрыть].

Приходится по ходу дела исправлять и ляпы почтенного академика: В. А. Артамонов был пятым по счету и последним военным агентом России в Белграде; А. А. Татаринов никогда его не подменял. Предшественники Артамонова в этой должности: Леонтович Евгений Александрович (1899–1902); Сысоев Иван Николаевич (1902–1907); Агапеев Владимир Петрович (1907–1909)[88]88
  См.: Сергеев Ю. С., Улунян А. А. Не подлежит оглашению. Военные агенты Российской империи в Европе и на Балканах, 1900–1914 годы. М., 2003. С. 439–440.


[Закрыть]. Все же факт остается фактом: в решающий момент Виктор Алексеевич со своей задачей не справился.

II. СТРАННОЕ ДОНЕСЕНИЕ АРТАМОНОВА

Но, может быть, – чем черт не шутит! – Артамонов вовсе не такой простак, как может показаться? Трудно вот так сразу взять и поверить, что он был слабым разведчиком. Такие сомнения могут возникнуть, например, при чтении недавней статьи в «Независимой газете». Ее белградский автор Илья Вукелич (поиск по интернету показал, что это довольно удалой журналист) ничтоже сумняшеся полагает, что в Петербурге знали, что, как и утверждалось в ультиматуме, покушение было организовано Димитриевичем-Аписом.

Знали же потому, что у Аписа не было тайн от русского военного агента (атташе) в Белграде полковника Артамонова. Знали в Петербурге и больше того: что за Артамоновым, а значит, и за Аписом стояла влиятельная группа во главе с великим князем Николаем Николаевичем[89]89
  Илья Вукелич. Босфорский мираж и косовский вопрос // Независимая газета, 5.03.2013.


[Закрыть].

В австрийском ультиматуме, однако, имя Аписа вообще не упоминается; такие ошибки явно не прибавляют доверия к автору статьи. И последующие выводы приходится отнести на счет его фантазии.

Странное впечатление возникает и по прочтении письма бывшего члена «Черной руки» Александра (Ацо) Благойевича. В свое время Воислав Богичевич[90]90
  Богичевич Воислав (1896–1981) – сербский историк. Гимназистом был активным членом «Млады Босны». После Второй мировой войны долгое время возглавлял архив Боснии и Герцеговины; автор работ по истории Сараевского покушения.


[Закрыть], будучи директором сараевского архива, провел письменный опрос друзей Аписа, добиваясь ответа на главный вопрос: кто стоял за спиной атентаторов? И вот что ему показал Благойевич:

Дорогой г. Богичевич!

По тому вопросу, который мне поставили, могу сказать вот что.

В апреле 1914 года я приехал в отпуск в Белград. Был я комендантом албанской границы со штабом в Дебаре. Я и майор Вулович (расстрелянный вместе с Аписом в Салониках в 1917 году) встретились с пок. Аписом на Теразии (улица в Белграде. – И. М.). После обычных приветствий и расспросов мы Коларчевой и Васиной улицами пошли в Главный генерал– штаб, который тогда был в Верхнем городе. В Генералштабе он нас позвал в свою канцелярию и, порывшись в бумагах, обратился к нам со словами: «Э сейчас я вижу, комиты, чего вы стоите! То, что мы до сих пор сделали, вышло хорошо и прекрасно, но что сейчас делать с Австрией? Она страшно готовится против нас. Опасность огромна. Хочет нас уничтожить. У нас есть донесения, что их престолонаследник Фердинанд опасно готовится. Вот тут донесение русского военного агента Артамонова, который нас предупреждает о решениях военных кругов Австрии и Германии – решениях нас оккупировать; из Министерства иностранных дел нам также доставлен акт посланника Гартвига, который говорит о тех же вещах и советует нам быть сильно настороже в нашей работе с Австрией, поскольку Россия все еще не готова воевать. Апис помянул нам и донесение какого-то священника из Панчева или окрестностей, сообщавшего об отдельных приказах австрийских военных властей, о которых точно знал. И напоследок вспомнил Малобабича[91]91
  Малобабич Раде (1881-14.06.1917, близ Салоник) родился в семье торговца в Кордуне. Получив место в венгерском страховом обществе, часто переезжал с места на место и искал новые контакты. На процессе по делу о государственной измене в Загребе (1909) осужден на пять лет каторги; освобожден в 1910 году. Российский автор пишет, что его завербовал Апис совместно с Артамоновым. (См.: Болтунов М. Е. Дипломаты в погонах. М., 2011. С. 76). Согласно более осведомленному источнику в 1911 году это сделал майор Димитрий Павлович, подчиненный Аписа. (Српски биографски речник. Нови Сад. Т. 5, 2011. С. 810). По приговору сербского военного суда в Салониках расстрелян вместе с Аписом и майором Вуловичем.


[Закрыть], который сумел сделать так, что его приняли оберкельнером в Офицерский дом в Загребе. О Малобабиче сказал, что тот прислал донесение о вечеринке офицеров загребского гарнизона, на которой возгласил здравицу престолонаследник Фердинанд, а завершилась она возгласами: «До свидания в Белграде» и «Долой Сербию».

Тогда я сказал: «Если дошло до того, что судьба нашего народа зависит от воли одного человека или группы людей, то долой их. Будем достойными сыновьями своего народа и потрудимся сразить того змея, который хочет проглотить Сербию. Разве перед одним человеком может трепетать целый народ? Это было бы страшно». Апис тогда спросил: «Как?». Я ответил: «Если больше некому, то пусть один из нас поедет… и разобьет планы того змея». На это Апис сказал: «Нужно серьезно о том подумать». Я ему тогда ответил, что у покойного Богдана (Жераича) [92]92
  Жераич Богдан (1886-15.06.1910) – младобосниец, серб из Герцеговины; совершил неудачное покушение на губернатора Боснии (1909-11) Марьяна Варешанина, после чего тут же застрелился. Это было не только объявление войны австрийским правителям, но и призыв к молодежи перейти к индивидуальному террору, красноречиво замечает сербский историк. (Драго Любибратић. Гаврило Принцип. Београд, 1959. С. 125).


[Закрыть] еще есть последователи, и Шилья (Войя Танкосич) их хорошо знает; раз он тут, в Белграде, пусть возьмет на себя это дело». Апис, кивая головой, ответил: «Поговорю с Шильей».

Относительно напоминания, что Вы не будете публиковать мои письма, из чего я заключаю, что Вы думаете: я боюсь, отвечаю Вам: все, что я говорю и пишу, готов подтвердить своей жизнью.

Извините, что пишу карандашом, мне 75 лет и мне легче им писать.

Тепло Вас приветствую и желаю всего хорошего.

Ваш друг Ацо Благойевич, офицер на пенсии – инвалид.

Белград, 24. VI.1956[93]93
  См.: Sarajevski atentat. 28.06.1914. Pisma i saopљtenja. Priredio Vojislav Воgiжеviж. Sarajevo, 1965. S. 140–142.


[Закрыть].

Малобабич приврал: если этот случай и мог произойти, то лишь с участием другого эрцгерцога, Леопольда-Сальватора[94]94
  Леопольд-Сальватор (1863–1931) – австрийский эрцгерцог, генерал-инспектор артиллерии (1907), генерал-полковник (1916). Кавалер сербского ордена Белого орла 1-й степени.


[Закрыть], который долгое время служил в Загребе. Набожный католик, австрийский престолонаследник не позволял себе пьяные застолья в шумном обществе. Скорее всего, Малобабич просто поднауськивал Аписа на Франца Фердинанда. К Сербии тот не питал никакой симпатии – это верно; но столь же верно и то, что он совершенно отчетливо осознавал: агрессивные действия против Сербии неминуемо вызовут конфликт с Петербургом. А это Франц Фердинанд, самый проницательный из венских политиков, считал гибельным для дальнейшего существования Австро-Венгрии.

В стремлении оградить свою страну от балканского конфликта весной 1913 года он доверительно писал эрцгерцогу Евгению[95]95
  Евгений-Фердинанд (1863–1954), австрийский эрцгерцог, фельдмаршал (1916). В декабре 1914 года после снятия О. Потиорека принял командование вооруженными силами на Балканах (Южный фронт).


[Закрыть], развивая его мысль о полезности для Австрии междоусобицы балканских государств:

Ты бьешь не в бровь, а в глаз; такова же и моя точка зрения. Возьмем даже тот случай, когда никто другой нам не помешает и мы совершенно спокойно расквитаемся с Сербией. Что мы от этого будем иметь? Только толпу мошенников, убийц и негодяев да пару сливовых деревьев. Таким образом, еще больше сброда, потеря многих солдат и пара миллиардов на военные расходы. Но такой благодатный случай, что нам никто не помешает, более чем невероятен...[96]96
  См.: Rupert Stumer. Erzherzog Eugen von Osterreich. 1863–1954. Salzburg. 2009. S. 53. В оригинале: Du triffst den Nagel auf den den Kopf; das wflre auch ganz melne Ansicht. Nehmen wlr sogar den Fall an, dass keln anderer uns stort und wir In aller Ruhe mit Serblen abrecnen konnen. Was hetten wir davon? Nur einen Haufen Diebe und Morder und Halunken mehr, und ein paar Zwetschkenbeume. Also noch mehr Gesindel, ein Verlust von so und so viel Soldaten und ein paar Milliarden Kriegskosten. Der ganstige Fall aber, dass uns niemand hindert, ist mehr als unwahrscheinlich…


[Закрыть]

Пусть эти примитивные балканцы режут друг друга, сколько хотят, но мы должны остерегаться от втягивания в конфликт – так рассуждает Франц Фердинанд в этом глубоко личном письме, которое является аутентичным доказательством отсутствия у него воинственных планов.

Из рассказа А. Благойевича мы узнаем, что Артамонов еще в апреле (или даже раньше) сообщал Апису о решении Австрии и Германии оккупировать Сербию, хотя это была чистая выдумка. Американский историк Д. Маккензи пишет, что, вероятно, во время этого разговора Апис и Танкосич и разработали все детали покушения[97]97
  См.: Дејвид Мекензи. Апис. Београд. 1996. С. 140. При этом автор именно Францу Фердинанду неуместно приписывает воинственную нетрезвую риторику в отношении Сербии.


[Закрыть]. Маккензи, не слишком верящий в вину Артамонова, даже не замечает, что такое, по существу, спекулятивное умозаключение является достаточным основанием для обвинения русского полковника в том, что именно он подтолкнул Аписа к роковому шагу.

III. ПОЛКОВНИК И ЕГО КОШЕЛЕК

Русские военные агенты самостоятельно подбирали себе осведомителей из местных жителей и иностранцев, исходя из положенной на эти цели суммы. Историк Е. Добычина пишет, что, организуя тайную разведку, военные агенты часто были стеснены в денежных средствах (нередко расходовали для этого дела личные деньги), что часто становилось главной причиной отказа от выгодного сотрудничества[98]98
  См.: Добычина Е. Российские военные агенты на Дальнем Востоке о реорганизации разведслужбы в регионе в 1901–1903 годах. И Военно-исторический журнал, 2010. № 8.


[Закрыть]. Однако Виктору Артамонову грех было жаловаться на нехватку денег.

В 1914 году «на ведение разведки и приобретение мелких секретных документов» военному агенту в Сербии полагалось 5000 руб. (годом ранее – 3000 руб.). Однако фактически им было израсходовано 32 500 руб., т. е. в шесть с половиной раз больше! Спрашивается, на что же тогда тратил казенные деньги Артамонов, если наиважнейшую информацию получал постфактум из прессы и литературы?..

Общая же сумма расходов на военную разведку в 1914 году составила 1 947 850 руб., что означало 40-кратный рост государственных расходов по этим статьям по сравнению с началом столетия. Учитывая официальный предвоенный курс рейхсмарки к рублю (1 марка – 0,40 руб.), можно говорить о внушительной по тому времени сумме, в 10 раз превышавшей ассигнования на секретные цели в Германии. Видимо, это дало основание руководителю германской военной разведки Вальтеру Николаи заявить, что «самой разветвленной и наиболее богатой денежными средствами разведкой была русская». Разведке потому и платили, чтобы она не «прошляпила» грозных событий, а, по возможности, предупредила их. Однако Артамонов утверждает: ведать не ведал и слыхом не слыхивал. Получается, не в коня корм?

Заглянем теперь в личный кошелек Артамонова. Военные агенты в государствах, отнесенных к IV разряду, в том числе Сербии и Греции, жалования получали по 1628 руб., столовых– по 2171 руб., квартирных– по 1200 руб., на служебные расходы – по 400 руб., разъездных – по 300 руб. в год. Все эти суммы исчислялись золотом, считая один рубль равным 1/10 полуимпериала, или 4 франкам. Таким образом, Артамонов в 1913 году по совокупности получил 5699 руб. (для сравнения: военному агенту в стране I разряда полагалось 7270 руб.)[99]99
  Сергеев Е. Ю., Улунян А. А. Указ соч. С. 30–31; Николаи В. Германская разведка и контрразведка в мировой войне // Военно-исторический журнал, 1996, № 1. С. 67.


[Закрыть].

Раз Виктор Алексеевич мог позволить себе длительные заграничные путешествия вместе с семьей, значит, этого ему вполне хватало.

IV. АПИС И РУССКАЯ РАЗВЕДКА

В своем очерке Артамонов утверждает, что ему, «как русскому военному представителю, было бы некорректно поддерживать с Д. Димитриевичем-Аписом иные отношения, кроме официальных».

Но ясно, что это лукавство.

Особенно в свете секретных инструкций руководителя Особого делопроизводства (разведки и контрразведки) Генштаба полковника О. К. Энкеля[100]100
  Энкель Оскар Карлович (1878–1960) – русский разведчик– лютеранин. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1903); участник Русско-японской войны. Помощник делопроизводителя Главного Управления Генерального Штаба (1907), делопроизводитель ГУГШ (с апреля 1913); полковник (1912). Руководил Особым делопроизводством (разведки и контрразведки). Русский военный агент в Италии (1914-17), после революции вступил в армию Финляндии, начальник финского Генштаба (1919-24). Начал строительство укреплений на Карельском перешейке, которые впоследствии получили название Линии Маннергейма. В 1924 вышел в отставку. Во время советско-финской Зимней войны и войны 1941-44– специальный представитель главнокомандующего Маннергейма в Париже и Лондоне. В 1944 был одним из финских представителей при заключении перемирия с СССР.


[Закрыть], где отмечалось, что важность стоящих задач не допускает возможности ограничиться лишь пассивным использованием благоприятных случайностей для насаждения агентурной сети, а требует «широкого применения в этом направлении активного начала».

«Я давно озабочен, – писал Энкель, – приисканием за границей таких осведомителей, которые могли бы в военное время, с отъездом военных агентов, служить «нашими глазами и ушами на местах», а в мирное время следить за жизнью войск и проведением в жизнь на местах различных военных мероприятий и этим пополнять «нашу и вашу ориентировку», особенно в настоящее время»[101]101
  Звонарев К. К. Русская агентурная разведка до и во время войны 1914–1918 годов. Кн. 1. М., 2003.


[Закрыть].

В этой связи интересен такой эпизод. 6 сентября 1912 года О. К. Энкель сообщал военному агенту в Австро-Венгрии полковнику М. И. Занкевичу[102]102
  Занкевич Михаил Ипполитович (1872–1945, Франция). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1899). Помощник военного агента в Вене (с 1903); военный агент в Румынии (с 1905) и Австро-Венгрии (1910– июль 1913). Участник мировой войны; генерал-майор (1915). Начальник военной охраны Петрограда (февраль-апрель 1917), генерал-квартирмейстер Генштаба (до апреля 1917). Представитель Ставки и Временного правительства во Франции (июль 1917 – декабрь 1918); начальник штаба Ставки адмирала Колчака (1919-20).


[Закрыть], что лейтенант австрийской службы Э. Навратиль, вынужденно покинувший военную службу, поехал в Белград и предложил сербам свои услуги в качестве осведомителя. Этот чех, отмечает К. Звонарев, знал австрийские мобилизационные распоряжения на случай войны против Италии и Сербии. Но кандидат в шпионы чем-то не подошел Апису (или кому-то из его молодцов), и те отправили чеха к Артамонову.

Навратиль не имел совершенно денег. Сербы выдали ему на дорогу один франк… и посоветовали обедать в бесплатной столовой общества Красного Креста. Он пошел и на это унижение. При разговоре с Артамоновым Навратиль наивно по этому поводу заявил, что «в Австрии всегда дают на обратный проезд тем, которые являются с предложением подобных услуг, но почему-либо бывают не приняты». Артамонов выдал ему 50 франков (двенадцать с половиной рублей. – И. М.) и отправил в Вену[103]103
  Звонарев К. К. Указ. соч.


[Закрыть].

По Звонареву, Навратиль ходил к Артамонову за подаянием. И тот дал ему приличную сумму: езжай, мол, с Богом. Между тем Энкель, ознакомившись с полученным донесением, пожелал лично встретиться с этим субъектом и даже вызвал того в Петербург! Вряд ли бы он решился на такое, если бы доверял Артамонову. Чех предстал перед Энкелем и произвел на него очень выгодное впечатление. Дальнейшая судьба агента покрыта мраком; может быть, это был в самом деле прохвост.

Однако и из этой ситуации мы видим, что Апис тесно сотрудничал с Артамоновым.

Вот какую биографию Аписа на своем официальном сайте дает Военно-разведывательное агентство Сербии (почему– то не называя его настоящего имени – Драгутин Димитриевич):

Родился 18 августа 1876 года, полковник Сербского войска. Был главным организатором заговора офицеров, которые произвели Майский переворот (11 июня 1903 года по новому календарю), когда был убит король Александр Обренович со своей супругой Драгой Машин и приведен на престол король Петр I Карагеоргиевич.

Начиная с 1904 года был членом Главного комитета четнических акций. Был личным провожатым и телохранителем принца престолонаследника Джорджа, относительно которого вынес заключение, что тот не может быть хорошим правителем. По его инициативе и настоянию король Петр I изменил правовые нормы, а равно и свое решение о том, что принц Джордж унаследует престол, в пользу своего второго сына Александра. В то время принц Александр был кадетом в пажеском корпусе русского царя (принят осенью 1905 года. – И. М.), и король Петр I дал Апису задание, используя контакты с Охраной, русской царской службой, заботиться о безопасности принца.

В начале 1911 года вступил в тайную заговорщицкую организацию «Уединенье или Смрт», а потом стал членом ее Верховной центральной управы. В I мировую войну был руководителем разведывательной службы Главного генералштаба, начальником штаба Ужицкой армии, Тимочской армии и на Салоникском фронте – помощником начальника штаба 3-й армии.

Вследствие разногласий с решениями принца Александра якобы заявил, что как он его возвысил, так и свалит, а на престол возведет следующего Карагеоргиевича. Этого было достаточно, чтобы начать тайное следствие о деятельности полковника Аписа; в итоге он с целой группой членов организации «Уединенье или Смрт» предстал перед судом. Арестован 28 декабря 1916 года и на инсценированном Салоникском процессе еще с десятком своих единомышленников за организацию мнимого покушения на регента Александра был осужден на смерть и расстрелян 26 июня 1917 года.

В 1953 году по инициативе Александра Ранковича в Белграде была начата процедура пересмотра процесса, перепроверены все представленные доказательства, допрошены еще живые свидетели и вынесено решение о реабилитации Аписа и всей группы осужденных вместе с ним сербских офицеров – разведчиков и патриотов[104]104
  http://www.voa.mod.gov.rs/sr/istorijat/znacajne-licnosti-vos/dimitrijevic-dragutin-apis#.Unt1aieHOho


[Закрыть].

Таким образом, имя Аписа, хотим мы того или нет, принадлежит истории не только сербской, но и русской разведки, ибо сотрудничество последнего с ней могло быть самым разнообразным. И начаться еще в период низвержения династии Обреновичей, к чему, по некоторым данным, приложил руку и Петербург.

Известно, что русские имели две разведывательные службы: «Охрану» и чисто военную разведывательную службу. Можно предположить с достаточной вероятностью, что Димитриевич-Апис был на связи с последней и что, может быть, в известном смысле ей даже и принадлежал, особенно если это касалось ее активности в Австро-Венгрии…[105]105
  Милан Ст. Протић. Пашић и Протић пре 1914 И Историјски гласник. Београд. 1971. № 1. С. 109.


[Закрыть]

На туже тему высказался и патриарх сербской историографии Милорад Екмечич:

Россия сформировала свою разведывательную службу на Балканах в начале века. Ее штаб-квартира поначалу была в Бухаресте, и историки упоминают ее под названием «Русская балканская полиция»… Известно, что король Александр /Обренович/ просил, чтобы именно эта полиция защитила его от заговоров, и ему пошли навстречу. Ее шеф вследствие того был перемещен в Белград, но быстро покинул свое место, оставив преемника. И люди из правительства, и сербская полиция негодовали насчет того, что шефу русской полиции выплачивались большие суммы. Есть вероятность, что следы ведут в Петербург, но не только туда… [106]106
  Милорад Екмечић. Дуго кретање између клања и орања. Исmopuja Срба у новом веку (1492–1992). Београд. 2011. С. 321.


[Закрыть]