Текст книги "Выстрелы в Сараево (Кто начал большую войну?)"

Автор книги: Игорь Макаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Автор: – Поздравляю с блестящим решением исторической загадки! Никакого сомнения – этот Луи на самом деле Людвиг Казимирович. Между тем я для вас приготовил разгадку и первой части его фамилии. Тривдар– это обозначение польского фамильного герба, родовой знак. Каждый польский род имел свой боевой клич (такой как Долэнг, Домброва, Пилява, вероятно, и Тривдар), и «родовой символ стал узнаваться и называться по нему… Род мог быть любого размера и мог насчитывать сотни отдельных семей»[424]424
  Слейтер С. Геральдика. Иллюстрированная энциклопедия. М., 2008. С. 230.


[Закрыть]. Я основательно обследовал польские геральдические сайты и кое-что нашел по поводу этого Тривдара[425]425
  Привожу текст на языке оригинала: 3 lutego 1834 roku Jyzef i Karolina z Moraczewskich liyccy, herbu Boccza odkupili dobra Biaiopola od rz№du Krylestwa Polskiego. Hrabia Witold Poletyiio herbu Trywdar nabyi je od ITyckich 12 czerwca 1856 r.
  Описание родового знака Тривдар: Trzy krzyie przydiuisze w jeden sik angui we њrodku tarczy schodz№, tak, ie dwa w gyrze, jeden od prawego, drugi od lewego id№ na ukos, trzeci zањ prosto na dyi, przecdiei tylko na poiowk krzyia od lewej strony; gwiazdy trzy, jeden prosto mikdzy dwiema kr.
  А вот каким родам он принадлежит: Burzycski, Jedwabicski, Moczarski, Rakowski, Wyszycski, a takie: Poletyl.


[Закрыть].

Буржински/й/ был родовитый шляхтич и этим гордился. Поэтому он и присовокупил к своей фамилии эту приставку.

Помните, Суворов звался Суворов-Задунайский, вот и здесь мы имеем дело с усложнением фамилии ради придания ей большей значимости. Ибо Буржинских в Польше хватает, но лишь немногие, как я полагаю, имеют право на такой родовой знак.

Мой друг, сербский писатель Никола Живкович, сделал широкий жест: подарил мне книгу «Сумерки одной автократии», правда, такую ветхую, что она рассыпалась при малейшем прикосновении, но сейчас, благодаря стараниям проф. Райко Буквича, нашедшего в Белграде талантливого реставратора, книгу даже приятно взять в руки.

Ю. Сербский: – Сомнения мои до конца не развеяны. Польские паны всегда плохо относились к православной России, и не подложил ли, часом, «свинью» этот шляхтич? Воспоминания его (спасибо вам за копию)[426]426
  Означенную копию я вручил Ю. Сербскому на его даче, близ Гатчины, 28 июня 2013 года, в 99-ю годовщину покушения (это был и день нашего очного знакомства). Подъезжая к месту встречи, я получил от него следующую инструкцию: «Пароль – Белград, отзыв – «Черная рука».


[Закрыть] – это в основном рассуждения об отношениях русских к католикам, об истории России, о панславизме, о виновности министров Извольского и Сазонова. У меня сложилось впечатление, что он был ярый католик, следовательно, враг православия. Кстати, в двадцатые годы в Европе объявился некий монсеньор Буржинский, тоже ярый католик, о чем есть печатные свидетельства. Может быть, это «наш»?..

Автор: – Действительно, большинство Буржинских происходили из польской шляхты. Но, с другой стороны, по крайней мере двое из них оставили в русской истории добрый след. В словаре «Брокгауза и Ефрона» упоминается Павел Васильевич Буржинский (1858–1926), выпускник Царскосельской гимназии, с 1911 года– профессор фармакологии в Психоневрологическом институте в Петербурге. В Первой мировой войне отличился Иван Васильевич Буржинский, подполковник, Георгиевский кавалер.

Между прочим, в некоторых случаях носитель этой фамилии являлся потомком древнего русского княжеского или боярского рода. В заслуживающих внимание очень старых документах Буржинские упоминаются как знатные выходцы из русского владимирского духовенства XVI–XVII веков, имевшие существенную государеву привилегию. Первые корни фамилии можно найти в реестре переписи населения Древней Руси в период правления Ивана Грозного. В ряде случаев эта фамилия перешла от предка-священнослужителя, а тот ее получил по выпуску из семинарии, по воле духовного руководства.

IV АНГЛИЙСКИЙ СЛЕД БАРОНА ТАУБЕ

Мы начали эту главу с неоднозначных рассуждений барона Таубе. А что мы знаем о нем самом?

Барон Таубе Михаил Александрович (1869–1961, Париж) принадлежал к старинному роду, известному с XIII века. Согласно семейному преданию, в 1221 году из епископства дерборн (Вестфалия) в Лифляндию пришли братья Дитрих и Иоганн, ставшие родоначальниками рода Таубе в Прибалтике. Род разделился на множество ветвей.

С 1892 по 1917 год М. Таубе был причислен к Министерству иностранных дел; работал в юрисконсультской части. Товарищ министра народного просвещения (с 1911); несколько месяцев временно управлял министерством. Впоследствии– сенатор, тайный советник, член Государственного Совета по назначению. Являлся почетным членом Московского археологического института (1912) и Псковского археологического общества (1916), а также действительным членом Императорского Исторического общества. Автор научных работ, посвященных происхождению русского государства и крещению Руси, взаимоотношениям Руси и католической церкви. С 1917 года в эмиграции.

Однако у его трудов была и закулисная сторона. В Нижегородском архиве я нашел документ, удостоверяющий, что признанный германофил барон М. А. Таубе исподтишка служил английским интересам. Как явствует из следственного дела бывшего белогвардейца К. С. Якубовского, в 1927 году барон, живя в Германии, вел секретные переговоры с гетманом Скоропадским по заданию англичан. Не исключено, он был завербован задолго до описываемого события. Соответствующие сведения содержатся в трофейных документах, вывезенных после войны из Германии в Москву.

Чекисты прицепились к словам Якубовского, что по возвращении в СССР из белой эмиграции ему было поручено встретиться в Одессе с бароном Таубе. Встреча не состоялась, но слово не воробей, Якубовскому все равно поставили барона в вину и расстреляли в тридцать восьмом. Подозревали его и в том, что в Крыму он был личным шофером Врангеля.

В 1955 году, когда дело пересматривали, горьковские чекисты обратились в Москву за справкой о Таубе. Вот документ, извлеченный мною из дела Якубовского:

Секретно.

Архивная справка.

5 сентября 1955 года.

В документальных материалах Центрального государственного Особого архива СССР имеются следующие сведения о ТАУБЕ Михаиле Александровиче.

ТАУБЕ Михаил Александрович упоминается в агентурных донесениях Имперскому комиссару по наблюдению за общественным порядком, г. Берлин, за 1921–1927 годы и в материалах фонда «Белоэмигрантское объединение русских профессиональных союзов, г. Берлин».

Согласно донесению, основанному на сообщении белоэмигрантской газеты «Голос России» № 768 от 21.9.1921, барон Таубе был членом монархического клуба, существовавшего в Берлине. Согласно обзору о «деятельности белоэмигрантов» 1921 года сенатор барон Таубе Михаил Александрович присутствовал на Рейхенгальском монархическом Конгрессе белоэмигрантов. ТАУБЕ был избран членом «постоянно действующего совета» «Монархического объединения». Председателем этого «совета» был князь Волконский. ТАУБЕ был членом «высшего монархического совета», присутствовал на конференции конституционных монархистов, которое состоялось в Берлине 25.3.1922 под названием Конгресс деятелей будущей России. 7 декабря 1925 года в Мюнхене под председательством великого князя Николая Николаевича состоялось заседание русских монархистов, на котором присутствовало 27 делегатов. Среди присутствовавших был барон ТАУБЕ.

Согласно агентурному донесению от 6.10.1927 профессор барон Таубе по поручению англичан (Хирста или Дитерлинга – Hearst, Deterling) пытался склонить гетмана Скоропадского на переговоры с англичанами.

Таубе М. А. проходит по списку членов Союза русских судебных деятелей за границей.

Согласно списку ТАУБЕ М. А., барон, сенатор, товарищ министра, проживал в Мюнстере (в Вестфалии) на Маурицштрассе 25 у профессора Лукаса. В деле имеется несколько экземпляров списка (на русском и немецком языках). На немецком экземпляре имеется графа: «Особые примечания о применении на Востоке (оккупированные восточные области) и т. д.». Однако против фамилии ТАУБЕ никаких пометок нет (1942 год).

Основание:

ЦГОА СССР, 1 отдел; ф. 772 оп. 1 д. 96 лл. 35, 64, 70, 87, 102, 146; д. 99, л. 71; ф. 1371 оп. 1 д. 4 лл. 32–37.

И. о. начальника Центрального Государственного Особого архива СССР

Хрящев[427]427
  Центральный архив Нижегородской области. Дело № 11608 по обвинению Якубовского Капитона Сергеевича.


[Закрыть].

К этому надо добавить, что, по данным О. Платонова, барон М. А. Таубе состоял в масонской ложе.

Тем не менее свои воспоминания этот, безусловно, высокоодаренный человек завершает сентенцией о том, что, как и все и его родные, он всегда был верен понятиям чести и преданности Императорской России. С Германией же, судя по всему, барон вел двойную игру и, избегая сотрудничества с нацистами, в годы Второй мировой войны ничем себя не запятнал.

Глава десятая
МИССИЯ ДОКТОРА КАЗИМИРОВИЧА, или САНКЦИЯ НА УБИЙСТВО

– Каменщик, каменщик в фартуке белом!

Что ты там строишь? Кому?

– Эй, не мешай нам, мы заняты делом.

Строим мы, строим тюрьму.

Валерий Брюсов. «Каменщик» (1901)

I. ТАИНСТВЕННЫЙ ТЕОЛОГ

Известный протоиерей Лев Лебедев[428]428
  Прот. Лебедев Лев (1935–1998) – священнослужитель Русской Православной церкви за границей, церковный писатель, монархист-легитимист.


[Закрыть] утверждал, что «Черной рукой» руководил «Великий Восток Франции», а связным между масонскими центрами и «Черной рукой» был масон Р. Казимирович, опиравшийся на «братьев» Танкосича и Цигановича. Вот что мы узнаем из его книги:

Накануне Сараевского убийства Казимирович объездил Париж, Будапешт и Санкт-Петербург, в последний раз согласовывая детали плана и испрашивая последнего приказа «свыше». По некоторым данным, этот последний приказ Казимировичу был передан через масона Льва Троцкого (Бронштейна). Он, как и российские «товарищи» Луначарский, Натансон, Радек, был лично знаком с организаторами убийства Фердинанда и связан с ними через масонские клубы «Великого Востока», куда входили эти (и многие другие) «россияне», участвовавшие не только в российских, но и в мировых делах[429]429
  Прот. Лев Лебедев. Великороссия. Жизненный путь. СПб, 1999. С. 443.


[Закрыть]. Советский историк Николай Полетика чуть более осторожен:

В кругах «Черной руки» о подготовке покушения, как можно думать, знали только сам Димитриевич, его друг и помощник Танкосич и некий Радован Казимирович, близкий знакомый Танкосича[430]430
  Полетика Н. П. Возникновение Первой мировой войны. М., 1964. С. 21.


[Закрыть].

Впервые имя Радована Казимировича прозвучало в Сараевском окружном суде во второй половине дня 17 октября 1914 года, причем, похоже, совершенно неожиданно для всех. Допрашивали Принципа и Чабриновича. Кроме их двоих, а также Цигановича, Танкосича, Буковаца[431]431
  Буковац Джулага (1894–1940) – младобосниец, при посредничестве которого террористы познакомились с М. Цигановичем. После войны комиссар по делам переселенцев в Канаде (1926-29) и Париже (1931-40).


[Закрыть], Шараца и еще одного приятеля Танкосича, никто не знал о подготовке покушения, сообщил Чабринович. Но тут же оговорился: «Может быть, знал кто за границей, там, где он побывал». Далее привожу отрывок из стенограммы почти в буквальном переводе (обратите внимание, как коряво поставлена речь у террористов, что выдает их плохое владение родным языком):

Пр/едседатель/: – Кто он?

Чабринович: – Тот Танкосичев приятель.

Защитник Премужич: – Чем занимался тот приятель Танкосича?

Чабринович: – Не знаю. Он вообще какая-то мистическая личность.

Др Премужич: – Знаешь ли ты его имя?

Чабринович: – Я не знаю.

Принцип: – Он звался Казимирович и закончил Духовную академию в России.

Др Премужич: – Это очень важная вещь, если не знали другие, кроме вас шестерых, нужно, чтобы ты дал доказательства.

Чабринович: – Это чистая правда; я не могу доставить доказательства.

Др Премужич: – Кто вам давал указания относительно поездки?

Чабринович: – Циганович.

Др Фельдбауэр: – Принцип, как ты говоришь, это Казимирович?

Принцип: – Думаю, он зовется Казимирович, а завершил Духовную академию в России. Рассказывал мне о нем Циганович. Он не хотел стать священником, а завершил, думаю, в Киеве.

Пр.: – Как ты сказал ранее: «Как только узнал о покушении, тут же выехал»?

Чабринович: – Нам требовался материал, а мы не имели средств. Тогда Циганович поговорил с Танкосичем, а Танкосич с кем-то другим, и тот тогда выехал. После, когда снова приехал, через несколько дней приходит Циганович и говорит, что получим.

Защитник др Перишич: – Имелось ли в виду, что именно ради покушения он выехал за границу?

Чабринович: – Не знаю.

Принцип – Когда мне Циганович говорил о тех вольных каменщиках, то сказал, что скажет Войе Танкосичу и тому человеку. Но я его просил и отговаривал от того, чтобы он говорил и чтобы каждый узнал, а затем он сказал, что тот человек надежный. Я сказал, что не буду участвовать, если кто другой узнает, а он сказал, что тот человек надежный и добрый приятель и зовется Казимирович.

19 октября допрос продолжился:

Пр/едседатель/: – Чабринович, то, что ты рассказывал в субботу о третьем ученике, который знал о покушении, как его зовут?

Чабринович: – Я не знаю, как его зовут.

Пр.: – Рассказывал ты точно.

Чабринович: – Я не знаю, что его зовут Казимирович. Он не ученик, а закончил какую-то академию и был авторитетной личностью из Белграда.

Др Премужич: – Сколько ему лет?

Чабринович: – Он Танкосичев друг, и ему 30–40 лет.

Пр.: – Что было с ним?

Чабринович: – Я, когда сказал Цигановичу, когда мы говорили: надо бы совершить покушение, и мне нужны средства, он сказал, что есть какие-то люди, которые бы дали средства, и он договорится с ними. После мне сказал, что говорил с Танкосичем и тем другим, кто также вольный каменщик и, вроде, какой-то старейшина ихний, и тот отправился сразу после того за границу и объехал весь континент. Был в Пеште (восточной части Будапешта. – И. М.), во Франции, и в России… Каждый раз, как я спрашивал Цигановича, что с этим делом, он говорил: когда тот приедет. Рассказывал тогда Циганович, что вольные каменщики уже 2 года назад осудили на смерть пок. престолонаследника, но не имеют людей. После, когда мне дал браунинг и патроны, то сказал, что тот человек приехал вчера вечером из Пешта. Я знал, что он путешествовал в связи с этим и что ездил за границу и проводил какие-то конференции.

Пр.: – Знали ли другие, что он также в курсе дела, и присутствовал ли тут Принцип?

Чабринович: – Присутствовал несколько раз.

Пр.: – Что сказал Принцип, когда услыхал, что и он в курсе дела.

Чабринович: – Принципу было не по душе, что каждый знает, но Циганович сказал, что без этого нельзя.

Пр.: – Да не байки ли ты рассказываешь?

Обв/иняемый/:– Это чистая правда, во сто раз более истинная, чем все ваши документы о Народной одбране[432]432
  «Народна одбрана» – национальная организация в Сербии, основанная в 1908 году в знак протеста против аннексии Боснии и Герцеговины. В Июльском ультиматуме 1914 года Австро-Венгрия потребовала распустить «общество, именуемое «Народна одбрана» и конфисковать все ее средства пропаганды».


[Закрыть].

(…) Советник Хофман: – Кто вам сказал, что помянутый несколько /раз/ выезжал за границу?

Обв.:—Это мне сказал Циганович.

Др Премужич: – Разговаривал ли ты с тем человеком?

Обв.: – Нет.

Др Премужич: – Почему?

Обв.: – Потому что не был знаком с ним. Он не входил в наше общество. Наиболее интимно он дружил с Танкосичем, Цигановием и Джуро Шарацем.

Др Премужич: – Говорил ли Джуро Шарац о нем?

Обв.: —Да, говорил, что не хотел стать священником и что влиял на него в том смысле, чтобы и он не стал священником.

Др Премужич: – Как среди священства принят тот Казимирович?

Обв.: – Я не знаю.

Др Премужич: – У меня здесь есть Hriљuanski Vijesnik, в котором тот Казимирович был сотрудником.

Пр.: – Как он может быть и вольным каменщиком, и сотрудником Hriљuanskogo Vijesnika?

Обв.: – Вольные каменщики входят во все общества и во всех обществах работают на свои цели.

Др Премужич: – Здесь говорится, что др Радован Казимирович суплент (младший преподаватель гимназии. – И. М.).

Обв:. – Я не знаю.

Пр.: – Устанавливается из Hriљuanskog Vijesnika, церковно-богословская газета, которая выходит в Белграде под редакцией доктора Воислава Янича. Этот номер издан в апреле 1914 года и среди сотрудников главный доктор Радован Казимирович, суплен т.

Содержание: Первое слово, Дубровницкая религиозная политика, О национализме Ньегоша…(?), пения, О втором браке священника, Забытый Лепид, Второй съезд священников, Наши молодые богословы, Обозрение искусства, Библиография и затем Хроника.

Др Премужич: – Стало быть, нет ничего религиозного?

Пр.: – В биографии и критике есть Жизнь и деятельность митрополита Петра от Илича.

Др Премужич: – Пусть будет зачитан первый абзац, чтобы было видно, что пишут о вере.

Пр.: —Позднее.

Наумович – Почему вы только сейчас говорите о Казимировиче, а следствие и дознание так долго ведется.

Обв.: – Я не думал вообще о нем говорить. Я никак не упоминал то его имя и не знаю, идентичен ли он с тем.

Пр.: – Вы сами сказали, что просили оружие сначала у Народной одбраны, а сейчас выходите с вольными каменщиками.

Обв. – Я думал, что вы знаете больше о вольных каменщиках. Меня спрашивали, и они говорили, что я там хвалился, что сам стал вольный каменщик. Я ничего о том не говорил. И не имел намерения о том говорить. Только то могу утверждать, что не имею никакой связи с Народной одбраной. Знаю, что война между Австрией и Сербией, и потому та Народна одбрана притягивается.

Др Премужич: – Почему раньше не говорил о нем?

Обв. – Я его не знаю, только слышал о нем.

Пр.: —Принцип, что с тем Казимировичем?

Принцип: – Я не знаю, тот ли это др. Радован Казимирович, только знаю, что тот человек звался Казимирович, что ему около 28 лет и что закончил 4 года назад Духовную академию в России. Рассказывал мне Шарац о нем, что он Шараца отговаривал, чтобы тот также не стал священником. Знаю, что он интимный приятель Танкосича. Знаю, что мне Циганович говорил о вольных каменщиках. Я сказал, что не имею желания знакомиться с ними и что смешно, когда приходят другие люди со стороны[433]433
  Sarajevski atentat. Izvorne stenografske blljeљke sa glavne rasprave protiv Gavrila Principa i drugova, odrhane u Sarajevu 1914 g. Kritinka obrada, uvod i redakcija Prof. Vojislav Boginevin. Sarajevo, 1954. S. 292–296.


[Закрыть].

II. КИЕВ КАК ШКОЛА НИГИЛИЗМА

Обратим внимание на важное замечание Принципа: Казимирович не хотел быть священником и отговаривал от этого товарища. Что его так отпугивало? До конца не ясно, но, обратившись к сайту Сербской патриархии[434]434
  www.pravoslavlje.rs


[Закрыть], я обнаружил, что Р. Казимирович не был высокого мнения о духовной академии как научной институции, и более чем вероятно, что это предубеждение он вынес из стен Киевской духовной академии, которую окончил в 1907 году.

В Киевскую академию, самую южную в Российской империи, обычно принимали выходцев с Балкан и Ближнего Востока (сербов, черногорцев, болгар, румын, греков, сирийцев). Так, в 1911 году из 209 студентов Академии иностранцами были 43 (в их числе 13 сербов). С 1900 по 1904 год в Киеве обучался иеромонах Досифей (Васич), впоследствии ставший Загребским митрополитом (ныне прославлен Сербской церковью в лике святых).

Тем не менее вольнодумие тут цвело пышным цветом. В 1908 году Святейший Синод поручил Волынскому архиепископу Антонию (Храповицкому) провести ревизию Киевской академии. Отзыв Антония оказался резко отрицательным. Преподавательская корпорация обвинялась в сочувствии революционным настроениям и даже в нигилизме. Среди киевских профессоров даже оформилась «либеральная партия», выступавшая за коренную реформу духовных академий. Эти мысли, ясное дело, внушались и студентам; так что Казимирович прошел в Киеве хорошую школу нигилизма. Осенью 1905 года студенты начинают требовать внедрения в академическую жизнь самоуправления («автономии») и в знак протеста бойкотируют занятия. Совету академии ничего не оставалось, как распустить студентов до нового года.

Вот какие мрачно-нигилистические воспоминания остались о Киеве у самого Казимировича:

Здесь существует обычай, когда все публичные женщины осматриваются, чтобы «чистую публику» охранить от «зараженных». Осмотр обычно производит полицейский писарь (который, походя скажем, всё и вся) в присутствии двух жандармов, а иногда в обществе еще какого-нибудь лица. По вечерам они смело дефилируют по тротуару, а затем ночью останавливают всех тех женщин, которые не имеют кавалеров!.. Их спроваживают в участок, а оттуда «на осмотр» лекарю, где и награждают титулом проститутки, если случайно при них не окажется нужного документа…

Вследствие такой жестокой цензуры, которую ввели киевские цензоры, недавно была и попытка самоубийства одной невинной девушки, Марии Бобровниковой, причем в арестантской участка… Мария Бобровникова гуляла вечером по дивному «Крещатику» (это самая величественная улица в Киеве), как и всякая девушка, но затем была «задержана» только потому, что усомнились в ее «честности». Она пыталась совершить над собой самоубийство, потому что предпочитала смерть жизни в арестантской с какими-то жуликами и пропащими личностями. Перспектива препровождения к лекарю в сопровождении жандарма, позор насильного лекарского осмотра – это чересчур для мало-мальски честной женщины[435]435
  Радован Казимировић. Русија: културна писма // Срби о Руcuju и Русима. От Елизавете Петровне до Владимира Путина (1750–2010): Антологија. Приредио Мирослав Јовановић. Београд, 2011. С 297–298. Со ссылкой: Радован Казимировић. Русија. Културна писма. Сремски Карловци, 1912. С. 50–57.


[Закрыть].

И заметьте, эту чепуху пишет не нахальный репортер, набивший руку на вранье, а выпускник Киевской духовной академии! Более того, из подобных баек он сочиняет книжку «Россия. Письма о культуре» и издает ее в Сремских Карловцах, сербском городке с богатой церковной традицией.

Отголоски вольнодумства Казимировича звучат и в публикации на тему религиозного образования на упомянутом сайте. Мы узнаем, что в 1913 году, будучи уже не только теологом, но и доктором права, киевский питомец выпустил специальную брошюру, добиваясь открытия теологического факультета в Белградском университете, которое натолкнулось на сильное противодействие с разных сторон. По словам Казимировича, в силу «восточно-сербской медлительности в среде нашей интеллигенции укрепилось даже мнение о ненужности богословского факультета»; в то же время «радикальные миряне» считают, что «научное изучение богословских проблем» нужно доверить философским факультетам, поскольку в научных трудах теологов «веет узкий дух конфессионализма», что ставит под сомнение «свободу научного исследования». А «наши церковные консерваторы», в его видении, суть «самые ревнивые поборники духовных академий и противники богословских факультетов», полагающие, что богословские занятия в университете подвержены «обмирщению».

Отвергнув оба этих мнения, Казимирович указал, что основание теологического факультета в интересах Сербии, сербства и Сербской православной церкви, науки и просвещения. По его мнению, духовная академия готовит специалистов «с отсталыми взглядами, поскольку в закрытой академической среде они не в состоянии хорошо познакомиться с теми науками, которые университет предлагает своим студентам». Признав, что ему не понятно, почему государственное руководство определилось за основание духовной академии, он назвал ситуацию с богословским факультетом «неслыханным промедлением», за что наибольшую ответственность несут «неэнергичные министры просвещения» и «непроницательные церковные представители».

Обратимся к биографическим сведениям об этой «мистической личности»:

Казимирович Радован (27.07.1882, Ябуковац близ Неготина – 5.09.1950, Белград) – теолог, профессор, публицист, участник Первой мировой войны. Отец Никола (1859–1934) – учитель, позднее священник, протоиерей, активно участвовал в политической жизни; о матери известно только то, что ее звали Марией.

После начальной школы в Ябуковаце, гимназии в Неготине (1894-98) и училища богословия в Белграде (1898–1903) завершил Духовную академию в Киеве, получив степень кандидата богословия (1904-07). В немецком Тюбингене изучал право (1907-11) и защитил докторскую на тему бракоразводное право в сравнении с русским и немецким», которая была издана в Бонне (1911). Затем завершил теологический факультет в Белграде (1912), но духовному служению предпочел научную работу.

Служил преподавателем христианской науки в крагуевацкой гимназии (1907-08), вальевской гимназии (1908-14), женской гимназии (1920-30), мужской гимназии в Белграде и белградском реальном училище (1930-39). Вышел на пенсию в 1939. Во время оккупации (1941-44) служил в министерстве просвещения. Преподавал русский язык на юридическом факультете (1949-50). Писал эссе, научные сочинения, статьи на тему религии, истории, права, литературы и искусства. Переводил с русского, немецкого и румынского. Собирал и описывал этнографический материал. Изданный им «Альбом народных украшений» был преподнесен королеве Марии по случаю ее венчания с королем Александром Георгиевичем.

Как признанный поборник югославянских идей пользовался поддержкой и благорасположением официальной власти. Награды: Албанская памятная медаль (1921), Памятная медаль в честь освобождения и объединения (1920), Орден св. Савы IV (1925) и III степени (1936), Орден Белого орла V степени (1927), Золотой крест за заслуги Польской республики (1930), Орден Югославской короны IV степени (1933) и орден Румынского королевства (1937). Дети: сын Живорад, дочери Лилька, Драгица и Йела.

Пикантное обстоятельство: Р. Казимирович накануне Первой мировой пописывал хлесткие статьи в газету «Пьемонт», служившую рупором «Черной руки» (не пренебрегая, впрочем, сотрудничеством с другими изданиями; в справочниках приводится 31 название). Связи с «Пьемонтом» были хорошо налаженными: Казимирович даже хлопотал за границей о покупке типографии (фактически для «Черной руки»), в связи с чем часто выезжал в Будапешт, Вену и Прагу, попутно занимаясь в этих столицах и своими издательскими делами. 21 мая 1913 года в «Пьемонте» вышла его статья «Что может случиться со славянами, когда они проезжают через Австрию», которая у австрийцев вызвала подозрение, что он помогает «Черной руке».

При этом Казимировичу удавались и работы на церковные темы. Так, за исследование о необходимости автокефалии Польской православной церкви Радован был удостоен Ордена военного креста (1931); не обходила его наградами и Сербская академия наук и искусств[436]436
  См.: Српски биографски речник. Т. 4. Нови Сад. 2009. С. 779–780; Димитрије Кирицојевић. Сто знаменитих личности у Неготинској Крајини (XIX–XX века). Неготин, 2002. С. 55–56.


[Закрыть].

В тридцатые годы, как сторонник самостоятельных радикалов, Казимирович пытался стать депутатом Скупщины Сербии, правда, безуспешно. Удовлетворяя свое тщеславие, писатель– богослов прибегал и к нечистоплотным политическим интригам. В этом смысле показательно его личное письмо премьер-министру Югославии Милану Стоядиновичу от 29 мая 1938 года:

Многоуважаемый господин Председатель, мой великий благодетель, д-р Любица Димитриевич, народный посланник уезда Ключки, надоел нашему простому народу в Краине своими безобразиями… Ко мне часто приходят люди и жалуются, что в уезде несносное положение, и просят послать депутацию лучших людей из Кладова, которые Вам расскажут правду…. Я всегда Вам говорил правду, потому сообщаю Вам, что Любица был любимцем Перо Живковича[437]437
  Живкович Петар (Перо) (1879, Неготин – 1947) – премьер– министр Югославии (1929-32), министр армии и флота (1934-36), генерал армии (1930). Участник Майского переворота (1903); основатель тайной организации «Белая рука», противостоявшей «Черной руке». Покинул Югославию незадолго до вторжения немецких войск. В 1946 году был заочно приговорен новыми властями к смертной казни. По ряду сведений гомосексуалист; женат не был.


[Закрыть] и Ефтича[438]438
  Имеется в виду Боголюб Евтич (1886–1960) – сербский дипломат, председатель Совета министров Югославии (1934-35).


[Закрыть] и только в силу наших нездоровых политических обстоятельств пробился в «народные» посланники… Ранее как член банской управы натворил таких дел, что его и П. Живкович выгнал… Нужно его свалить. Он публично рассказывает о том, что Вы его возьмете министром, что будет баном (крупным администратором. – И. М.) и т. д. Об этом в кулуарах скупщины и шутки ходят… И Влайко, брат, Вам все об этом расскажет...[439]439
  Имеется в виду Владимир Казимирович (1890-20.04.1940) – брат Радована Казимировича, подполковник, кавалерист. Избирался в парламент; был женат на гречанке – сестре жены премьера Милана Стоядиновича.


[Закрыть] Народ хочет дойти до Вас и требует на будущих выборах другого, достойного кандидата.

Далее Казимирович сообщает, что высылает премьеру некую немецкую, умело написанную статью, «из которой видно, что нашу государственную консолидацию невозможно провести без конкордата». И в том же предложении, прямиком:

…прошу Вас поставить меня сенатором, поскольку я думаю, что уже сейчас нужно мудро и неслышно все подготовить, чтобы этот вопрос снять с повестки дня. Я был бы Вам правой рукой в этом деле и никто бы не возмутился. Был бы Вам до гроба самым искренним сотрудником и самым благодарным… Примите уверение, что Вас и ценит, и любит Ваш др Радован Казимирович[440]440
  Архив Югославии, Белград. Ф. 37. Папка 65/386. Д. 65-235, 236.


[Закрыть].

Особую пикантность письму придает то обстоятельство, что Владимир, брат соискателя сенаторской синекуры, был женат на свояченице премьера. Отсюда понятен и фамильярный тон. Тем не менее М. Стоядинович высоко ценил брата, о чем свидетельствует его личная пометка от 21 апреля 1940 года:

Тяжело поражен вестью о смерти верного друга Владимира Казимировича, мужа моей свояченицы Сафо[441]441
  Милан Стојадиновић. Ни рат, ни пакт. Ријека, 1970. С. 607.


[Закрыть].

К мистической роли Казимировича суд в Сараеве больше не возвращался и 28 октября 1914 года осудил заговорщиков Данило Илича, Мишко Йовановича[442]442
  Йованович Михайло-Мишко (1878-3.02.1915) – соучастник Сараевского покушения; богатый торговец (состояние превышало сто тысяч крон), один из самых влиятельных тузлинских сербов, кум Велько Чубриловича. Спрятал в своем доме в Тузле предназначенные для покушения четыре пистолета и шесть гранат. 14 июня в Тузлу приехал Данило Илич и, по договоренности с ним, Йованович на другой день перевез оружие в Добой, где передал на хранение портному Вуку Якшичу. По приговору суда повешен вместе с Д. Иличем и В. Чубриловичем.


[Закрыть] и Велько Чубриловича[443]443
  Чубрилович Велько (1886-3.02.1915) – соучастник Сараевского покушения, брат Васо Чубриловича. В 1910 году вместе с женой поселился в Прибое. Как учитель получил в пользование отдельный дом с тремя комнатами, террасой, цветником, огородом и колодцем. Помогал в доставке оружия в Сараево; по приговору суда повешен.


[Закрыть] на смертную казнь. Тринадцать других заговорщиков, включая Митара Керовича[444]444
  Керович Митар (1849-1.10.1916) – соучастник Сараевского покушения, зажиточный крестьянин. 2 июня 1914 года принял в своем доме в дер. Тобут Г. Принципа и Т. Грабежа, которые пришли к нему на ночлег после нелегальной переправы через пограничную реку Дрину. Имевшиеся у них четыре пистолета и шесть ручных гранат Неджо Керович, сын хозяина, доставил в Тузлу, передав на хранение владельцу местного кинотеатра Мишко Йовановичу. За соучастие приговорен к казни, замененной 20 годами каторги (умер в 1916 году). Отец Митар был осужден на пожизненную каторгу; в заключении умер от туберкулеза.


[Закрыть] и Якова Миловича[445]445
  Милович Яков (1871–1916) – крестьянин, курьер «Народны одбраны», работавший на сербскую разведку; был проводником террористов на пути в Сараево. В заключении умер от туберкулеза.


[Закрыть], которых первоначально также приговорили к повешению, получили большие сроки (только пятеро из них дождались освобождения).

Между тем 27 октября за кулисами суда произошло еще одно необычное событие, связанное с именем Казимировича, но о нем стало известно лишь 24 года спустя, когда судебный следователь Л. Пфеффер опубликовал в Загребе свои воспоминания, но об этом чуть позже.

Увы, заграничная миссия Казимировича весной 1914 года так и осталась тайной за семью печатями. В Сербии о ней быстро постарались забыть. И лишь в начале октября 1930 года информация об этой, без сомнения, мировой загадке (она будоражила даже Г. Форда) просочилась в белградскую «Политику». Повод к тому дал не кто-нибудь, а знаменитый немецкий генерал Эрих Людендорф[446]446
  Людендорф Эрих (1865–1937) – немецкий генерал; с августа 1916 года фактически руководил всеми операциями германской армии. После войны стал известен своими лекциями и публицистическими выступлениями на тему «еврейского заговора».


[Закрыть], развернувший в те годы бурную антимасонскую деятельность. Об одной из его лекций 1927 года в Бреслау поведал в той же книге прот. Лев Лебедев:

Он /Людендорф/, в частности, сослался на свидетельство одного известного ему лично бывшего немецкого масона, порвавшего с этой тайной силой, который, судя по всему, занимал видный пост в Германии. Этот бывший масон заявлял следующее: «В периоде времени между 1911–1913 годами я, будучи правоверным масоном, находясь еще в полном неведении конечной цели масонства, сделал глубоко потрясшее меня открытие. Благодаря не совсем обычному сцеплению обстоятельств мне удалось однажды из отрывков разговоров и замечаний узнать о плане убийства эрцгерцога Франца Фердинанда как повода для возникновения мировой войны, конечным результатом которой должно было явиться низвержение тронов и алтарей».

Масон-патриот немедленно сообщил о своем открытии «в соответствующую инстанцию», чтобы предупредить германское общество о грозящей ему опасности. «Инстанция» ответила, что все это касается «масонских лож», к которым патриот и должен обратиться. Он испросил аудиенции у самого великого мастера (гроссмейстера Германии) графа Дона и все ему рассказал. Граф Дон определенно дал понять, что ему нет дела до национальных интересов Германии. «Для меня существует одно лишь масонство», – заявил он своему младшему «брату» по ложе…

В 1911–1913 годах Великим Востоком Франции и подчиненными ему видными масонами самой Австро-Венгрии, то есть людьми из ближайшего окружения императора и его наследника эрцгерцога Фердинанда, в согласии с ложами Германии, России, Сербии, Англии и других стран, было запланировано убийство Фердинанда как повод к мировой войне. Такое предательство никогда не могло бы стать понятным, если не учесть, что во главе масонства стояли вожди еврейства. Весь план был разработан в Бнай Брит и Всемирном Союзе Израэлитов к 1913 году. По показаниям убийц Фердинанда, в это время мировое масонство приговорило его к смерти. Ближайшими советниками германского императора Вильгельма были перед войной евреи Ратенау и Балин. Они всячески подзадоривали и без того тщеславного кайзера на решительные действия против России и в целом Антанты– «во имя Германской нации!..». В упомянутом докладе Людендорф с горечью сказал: «Теперь мне стало ясно, что германский солдат в конечном счете оказался слепым орудием, своего рода ландскнехтом скрытых за кулисами темных сил. Мы не можем теперь не признать, что германским мечом был расчищен путь этим силам, закабалившим Россию». 1919 года сионистская газета «Пейевише вордле» написала: «…Еврейство принудило Европу принять войну, чтобы по всему свету начать новую еврейскую эру». А всемирно известный парижский банкир-еврей Ротшильд примерно тогда же не без удовольствия обмолвился: «Мировая война – это моя война»[447]447
  Прот. Лев Лебедев. Указ соч. С. 442.


[Закрыть].

III. «ПОЛИТИКА» ПРОТИВ ЛЮДЕНДОРФА

На эскапады Людендорфа «Политика» в октябре 1930 года ответила статьей Йована Йовановича Пижона, больше похожей на воинственный масонский манифест. Примечательно, что его подписал бывший сербский посол в Вене, прославившийся на этом поприще тем, что накануне отъезда Франца Фердинанда на маневры пытался завуалированно предупредить министра по делам Боснии и Герцеговины Л. Билинского об опасности, грозящей эрцгерцогу. Ввиду того, что опус Йовановича, отражающий настроения сербских верхов того периода, проливает свет на многие темные стороны Сараевского заговора, приведу его в достаточно полном виде: