Текст книги "Киношник (СИ)"

Автор книги: Игорь Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Писать не буду без адвоката, он мне это строго настрого запретил.

– Твой адвокат, это не знаменитый какой-то на весь мир защитник, который выиграл много дел. Поляков спившийся несчастный человек и поэтому его держат в адвокатуре из жалости и получает он самые плохие и бесполезные дела. Родители твои не нашли денег на хорошего, вот и назначили то, что было. Скажи спасибо своим маме и папе, которым судьба их ребенка безразлична, а поэтому у тебя вся надежда только на меня и на моего заместителя, Ивана Тихоновича, который может очень даже неплохо защитить и поощрить, но может и очень сильно наказать. Бери бумагу и пиши, надоело мне время тратить. Он положил бумагу и ручку и стал пристально смотреть на Кирилла.

Заключенный взял ручку и стал писать.

– Все. Закончил.

– Что-то ты очень быстро, – сказал обрадованный начальник, но когда надел очки и начал читать, то в гневе разорвал эту бумагу.

– Иван Тихонович, забирай его.

– Я так понимаю, мы должны ему показать, кто его друзья и без кого он не выживет здесь. Я правильно вас понял, Иван Федорович? Но ответа он не дождался, начальник тюрьмы вышел из своего кабинета, громко хлопнув дверью. Иван Тихонович нажал кнопку и в кабинет вошел конвоир.

– Отведи его в двадцать третью камеру.

– Пошли парень, – охранник тихо тронул Кирилла за плечо.

И снова эти длинные коридоры с решетками, которые делят его на отсеки, снова звучит команда

: – Лицом к стене.

Вот только почему-то сопровождающий его конвоир постоянно вздыхает и повторяет

: – Слава господу через два месяца мне на пенсию. Нельзя так с хлопчиком поступать, он же еще совсем юный.

– Лицом к стене, – приказал он у камеры на дверях которой был номер 23.

Потом, как обычно противно заскрипел замок и дверь открылась.

– Заходи.

После того, как Кирилл оказался внутри, этот уже пожилой человек, повидавший на своем веку очень много, быстро закрыл дверь посмотрел по сторонам и перекрестился.

– Какие гости к нам пожаловали!

Из-за стола вышел огромный мужчина. Был он по пояс голым, все тело его было в татуировках. Сидеть остались еще двое мужчин, под стать первому.

– Ну, давай знакомиться, – он протянул руку. Но Кирилл уже знал, ему здороваться за руку воровским законом запрещено, только с такими как он, опущенными. Поэтому он растерялся, но руку не пожал.

– Братва, смотри он нами брезгует, -с гадкой ехидцей продолжал издеваться мужчина.

Потом он неуловимым движением нанес удар Кириллу в солнечное сплетение и у парня перехватило дыхание. Вскочили из-за стола еще двое и все вместе они приступили к избиению парня. Кириллу не долго пришлось терпеть, он потерял сознание, а когда пришел в себя, то обнаружил себя совершенно голым. Весь он был в крови и в сперме, во рту вместо зубов, было одно крошево от остатков их. Он попробовал встать, но не смог, все тело у него болело, его трясло.

– Братва, а наш любовничек довольно быстро пришел в себя, – сказал один из насильников, увидев как Кирилл пытается встать.

– Наверно ему мы так понравились, что он спешит повторить, – подхватил второй.

– Пусть сначала подмоется, а то вон какой он грязный и вонючий, – третий тоже не остался в стороне, – а я брезгливый.

Так вот что случилось с Агафоном, но он же вор, уголовник. Почему же и его сюда бросили? Неужели им так важны были его показания?

Задавал вопросы сам себе Кирилл, но ответов у него не было. Знал только одно, если еще раз они начнут его насиловать, он не выдержит, умрет. Но это знал, наверно, не только он , но и его мучители, а убивать Кирилла у них приказа не было. Поэтому они словесно поиздевались над ним, но больше его не трогали. Бросили ему его одежду и продолжили свою игру в домино. На следующий день его вернули в его прежнюю камеру. Он вошел в нее и при полной тишине прошел в свой, петушиный угол.

14

–Если наши адвокаты такие же, как этот коридор, то понятно, что ожидает нашего Кирилла, – говорила женщина идущему рядом мужчине, они только умеют деньги тянуть из клиентов, обещая выручить сына. Я тебя прошу, не поддавайся ни на какие уговоры, ничем они нам не помогут.

– Так даже, если я поддамся на эти, как ты сказала, уговоры, то откуда я могу взять деньги.

– Оттуда, откуда достаешь их на свою водку проклятую. Не просыхаешь ни дня после ареста нашего родного сына. Тебе что? Ты не рожал, ты, когда он болел, не сидел с ним. Ты все время старался избежать трудностей, я уже не говорю о том, когда ты связался с Томкой.

– Что ты завелась. Договорились же, что было, то прошло и вспоминать об этом не будем. А Кирилла мне не меньше, чем тебе, жалко.

– Вот он кабинет этого Полякова. Смотри он такой сильный адвокат, что у него даже своего персонального кабинета нет. Видишь, трое делят эти хоромы. Она постучала и сразу открыла дверь

– Разрешите войти?

– Входите, давно вас жду. Садитесь.

Адвокат посмотрел на них пристально, а потом начал разговор:

– Разрешите для начала представиться, Поляков Григорий Иванович, адвокат вашего сына, Мелентьева Кирилла.

Родители парня кивнули, давая понять , что большой радости от этого знакомства не получили.

– Что же вы ни разу не пришли ко мне. Неужели вас не интересует судьба вашего сына?

– Мы интересовались у следователя., который ведет дело, – отразила этот упрек мать.

– Видите ли, следователь только раскрывает преступление, а моя задача защитить своего подзащитного. Мне нужны некоторые подробности его жизни до того дня, как он попал в тюрьму. Может, они помогут скостить срок, а может и вообще избежать тюремного заключения.

– Интересно, во сколько вы оцениваете свою работу? – Не унималась женщина.

– Что-то вы, гражданка, настроены очень воинственно. Это не пойдет на пользу нашему разговору, а, следовательно, не поможет моему подзащитному – вашему сыну. Вы заплатили в кассу за мою работу, а значит о больше мы о деньгах разговор вести не будем.

Женщина толкнула под столом ногу мужа. Мол, хитрит адвокат, так я ему и поверила, но мужчина никак не отреагировал.

– Почему вы не ходатайствуете о свидании с сыном? Почему не просите послать ему передачу?

– Следователь сказал, до окончании следствия свидание никто не разрешит, а передача, мне говорили знающие люди, до Кирилла не дойдет. Ее у него отберут и поделят между собой ваши бандиты.

– У меня нет никаких бандитов. Наверно придется Кириллу поделиться с сокамерниками передачей, но ему тоже останется многое из того, что вы ему соберете.

– Я не намерена кормить преступников. Наш Кирилл мальчик нежный и слабохарактерный, он воспитывался в интеллигентной семье, и если к нему применят грубую физическую силу, он отдаст все.

– Я был уверен, что я знаю порядки в тюрьмах лучше, чем вы, но наверно ошибаюсь.

– Если бы вы знали лучше, то не сидели бы здесь, а имели свой кабинет, не молоды уже. В ваши годы толковые адвокаты в золоте купаются, а вы ходите в костюме, купленном в универмаге.

– Не каждому дано, может вы и правы, но сейчас разговор не обо мне, а о вашем сыне. Если вы мне не доверяете, то напишите заявление и может быть вам предоставят другого или наймите более умелого.

– Я уже говорила следователю, у нас нет денег. Мы не воруем и взятки не берем, мы честные советские служащие. Отец Кирилла вскочил со стула, ударил кулаком по столу:

– Хватит тебе здесь изгаляться. Выйди отсюда, или хотя бы помолчи, я сам поговорю с адвокатом. Извините меня, Григорий Иванович.

– Не берите в голову, чего только не приходится мне здесь выслушивать от родственников, осужденных и от жертв преступлений.

– Скажите, Григорий Иванович, что можно передать сыну?

– Мы сейчас с вами посидим и составим список, но, может быть, лучше вы сейчас пойдете домой поговорите с женой, а завтра мы снова вернемся к этому вопросу, а я уже сегодня напишу просьбу о передаче Кириллу.

– Может так лучше. Отец Кирилла встал и не оглядываясь на жену вышел из кабинета.

– Может вы в чем-то и правы, но без моего ведома ни одна вещь не будет в передаче. Знаю я таких. Много чего рассказывают. Сейчас не 37-й год, в газете пишут о том, какие дела проворачивают всякие юристы.

– До свиданья, гражданка Мелентьева, не могу сказать, что мне доставило удовольствие знакомство с вами.

Мать Кирилла вышла из кабинета, громко хлопнув дверью. Григорий Иванович Поляков, оставшись один, тяжело вздохнул, подошел к шкафу, достал оттуда початую бутылку водки, налил в стакан, который стоял у него на столе рядом с графином.

– Сынок, а ты говорил у тебя батя равнодушный, не выручил тебя. Прости меня, может ты и прав был тогда. Он резко выпил водку, постоял немного, ожидая пока она усвоится и открыл папку с делом Кирилла.

*****

А в камеру привели новенького. Это был молодой парень, держался он уверенно и нагло.

– Привет, братва, – поздоровался он, когда двери за ним закрылись. Ответом ему была тишина.

– Братва, почему молчите? Что так неприветливо встречаете новенького? Чего скисли и невесёлые?

– В тюрьме не принято веселиться, а вот какой ты брат, нам покажет время. Отзовись, – приказал ему Шота, вылезая из-за занавески

. – Заруба я. Меня весь город знает.

– Попал за что?

– За грабеж.

– Ух ты! И что ты ограбил?

– Шапки с баб срывали.

– Так сейчас же лето. Какие могут быть у баб шапки?

– Так зимой срывали, а вот вчера шел по городу и случайно встретил одну бабенку, а она как закричит: “Вор, грабитель, бандит!” И на мое горе мент был рядом, он меня и стреножил и в ментовку свою доставил.

– Да, случай. А как доказали, что это ты грабил эту бабу?

–Так пришли ко мне домой с обыском, а у меня четыре шапки песцовые дома лежат, я их даже не прятал.

– Не повезло тебе парень. Ладно, иди вон туда стели свою постель.

– Почему так далеко? – Других мест свободных нет пока.

– Смотрю у вас, и петушки есть, вон тот красивенький, – он показал пальцем на Кирилла, – может меня развлечь утром.

– Пока еще то утро, а сейчас ты возьми тряпку, да вымой камеру.

– Я не буду мыть ничего, меня все в городе знают. Это не по закону, это беспредел заставлять делового мыть пол.

– Откуда ты знаешь закон? Где ты его читал? Может меня просветишь? – Спросил Шота.

– Знаю, я не должен тебе отчет давать. Я не знаю кто ты такой.

– Я Шота.

Заруба протянул ему руку, которая повисла в воздухе.

– Ручкаться мы погодим, а вот пол нужно вымыть.

– Я уже сказал …

Но договорить он не успел. Один из заключенных подсек ему ноги и парень опустился на колени.

– Ты сейчас вымоешь пол, если не сделаешь этого, дам команду опустить тебя. И тогда твоя шконка будет самая близкая к параше, – сказал ему Шота, держа его за волосы. Новенький взял тряпку и пошел к умывальнику ее намочить, при этом он что-то бормотал себе под нос.

15

Четыре месяца Кирилл сидит в тюрьме. Человек ко всему привыкает даже к неволе, но вот только к неопределенности не может привыкнуть, но и это когда-нибудь заканчивается.

– Мелентьев, на выход, – скомандовал конвоир, открыв камеру.

Кирилл не спрашивает куда и зачем, он знает,что ответа не получит. Привычно заложил руки за спину, а на выходе сразу стал лицом к стене. Ждет, куда его сейчас поведут.

Тюремщики тоже привыкли к своим подопечным, особенно они лояльны к послушным и стараются хоть как-то облегчить их жизнь.

Все, паря, идешь ты знакомиться с обвинительным заключением, а значит скоро суд, а там, глядишь, и на свободу с условным. Как думаешь?

– Не знаю, но я уже не верю, что существует жизнь на свободе.

– Ну, это ты брось. Люди годами сидят в тюрьме, а когда выходят на волю, многие начинают жизнь с чистого листа. Женятся, заводят детей и забывают о неволе.

– Я не смогу забыть, через что мне пришлось здесь пройти.

Вот так они шли по коридору и мирно разговаривали, кто-нибудь со стороны мог бы подумать, идут два приятеля и рассуждают о жизни.

– Все, пришли, заходи. Вот если поведу тебя на суд, буду за тебя два пальца держать, вижу, ты парень неплохой, вот только сглупил малость.

В кабинете сидели рядом знакомые ему люди-следователь и адвокат.

– Заходи, присаживайся.

После того, как Кирилл сел, следователь сразу приступил к делу.

– Мелентьев, твое дело не составило мне труда расследовать и зла ты на меня держать не должен, я только протоколировал то, что мне говорил ты, свидетели и жертва преступления.

– Какая она жертва?

– Может и так, но это решит суд. А адвокат поможет разобраться. Надо верить в справедливость, без нее жизнь прожить невозможно. У меня много раз были такие дела, как твое, все понимаю, но сделать ничего не могу. Давай, распишись здесь и не теряй время понапрасну, работай с Григорием Ивановичем, может, что у вас и получится. Честно говорю, от всей души желаю удачи.

Кирилл посмотрел на адвоката, тот утвердительно кивнул, расписывайся.

Следователь рассмеялся:

– Молодец, усваиваешь уроки. Не верь, не бойся, не проси. Встретимся в суде.

Он пожал руку адвокату и оставил Кирилла наедине с защитником.

– Давай сразу договоримся, все что тебе говорили до этого, забудем. Сидеть тебе придется, если бы было не так, давно бы уже сидел дома и ел блины. А вот сколько придется сидеть, над этим мы будем с тобой работать.

Они обсуждали каждое слово, каждое мгновение того злополучного дня и выработали линию защиты.

– Кирилл, то что мы с тобой здесь понаписали. Это не значит, что так и будет. В суде нет добрых дядей, которые посмотрят и скажут: – “Ой, какой мальчик хороший, это все он, Сбитнев, виноват.”

С той стороны тоже есть адвокат, многое зависит от свидетельских показаний жертвы. Очень бы хотелось, чтобы судья был мужчина, но и это от нас не зависит. Так что, будем надеяться. Я разговаривал с твоими родителями, они очень переживают за тебя.

– За себя они переживают, стыдно им перед соседями. Они мне письмо прислали и передачу.

– Значит посылку все-таки послали, видишь, не равнодушны они к твоей судьбе.

– Григорий Иванович, мне не очень хочется о них говорить.

– Может ты к ним несправедлив. Не думал об этом?

– Думал, но не об этом.

– Когда-то я очень хотел стать знаменитым на всю страну адвокатом. Работал, не покладая рук. Очень многое у меня получалось, вот только сначала сына, а потом жену потерял, а вследствие всего этого и сам потерялся в этой жизни. А жизненного опыта и знаний у меня поболее твоего будет. Я думал, у меня благополучная семья и мне не придется столкнуться с преступлением в ней, но ошибся. Сын мой оказался втянутым в фарцовку. Зачем ему все это надо было, я не понимаю до сих пор, наверно хотел быть самостоятельным, но попался прямо на месте преступления. Надо было ему нанять адвоката, кто как не лучший мой друг может защитить его, вот я попросил его об этом. Согласился, при этом не бесплатно. Вот только не учел, что друг этот оказался завистливым к моим успехам и наказал меня. Сначала жену мою соблазнил, обещая вытащить сына, а потом на суде повел себя не как защитник, а больше, как обвинитель. А сейчас я один остался.

– А с сыном и женой что?

– Сын не выдержал и нам пришла похоронка, как с фронта, а жена покончила с собой. Вот такие дела, но я не потерял веру в справедливость, она есть где-то. Вот и ты не теряй, что бы не случилось. Все, иди отдыхай, а я еще поработаю.

16

Если бы…

Очень многое зависит от этого “если бы” в нашей жизни. Как часто любой человек, жалея о разных обстоятельствах говорит-если бы.

В жизни Кирилла это “если бы” сыграло большую роль. Более того, не все от него зависело.

Но не буду забегать вперед.

Почти два года тянулось следствие, казалось бы, пустякового, если говорить о расследовании, дела. Да и расследования, как такового, не было. Все согласились на роль, отведенную им в этом деле. Но все это было до суда, а вот во время его…

Но опять-таки – все по порядку.

Обо всем этом думал Кирилл, сидя в отстойнике, перед этапированием его в лагерь

Было это в средине 1991 года.

А до этого суд.

Кирилл боялся суда. Он не знал, как себя вести. Боялся быть в центре внимания публики, но все его страхи улетучились, когда он узнал, что слушание будет закрытым. Такие дела слушаются за закрытыми дверями, тем более, что потерпевшая была несовершеннолетней.

Проговаривая про себя слово, потерпевшая, Кирилл горько ухмылялся, это ему перешло от его адвоката, Григория Ивановича Полякова.

В зале суда, за решеткой на скамье подсудимых ему пришлось сидеть рядом со своим подельником, Сбитневым Николаем, но это уже не был дворовый блатной авторитет Сбитень. Кирилл увидел поникшего, совсем опустившегося пассивного камерного педераста, Катьку, но для него это уже не было сюрпризом. Они встречались на очных ставках, где Сбитнев истерически кричал о своей невиновности и во всем винил Кирилла, находя курьезные причины для своего утверждения.

Потерпевшая, Татьяна Петрова, утверждала, она была избита Сбитневым и была без сознания, и кто ее насиловал первым она не знает.

Но Кирилла не интересовал Сбитнев, его удивил вид родителей.

Сидели они порознь, отец был очень хмур и сильно постарел, а мать даже не смотрела в сторону мужа и только краем носового платка вытирала слезу, которая должна была выкатиться из ее глаз.

Это позже он узнал, что у мамы новый муж, а папа после всего случившегося, не нашел ничего лучшего, чем заливать свое горе водкой.

Присудили Кириллу сначала шесть лет, но после всяких заявлений, жалоб и просьб скостили до четырех, но для этого ему пришлось просидеть в тюрьме еще полгодаПосле того, как все было исчерпано, Григорий Иванович извинился:

– Прости парень, но большего я сделать не смог. Я знаю, как тебе трудно, но ты уже почти два года отсидел, а там, посмотришь, и по амнистии выйдешь, еще до отправки на этап. Сейчас неизвестно, что в стране делается и к чему все это приведет, никто сказать не сможет.

Вернувшись в камеру после последнего приговора, он сообщил сокамерникам свой срок. После отправки на этап Агафона, Кирилл ни с кем не сближался, он уже усвоил, здесь один закон – не верь, не бойся, не проси. Поэтому все держал в себе.

– Так это не срок, на одной ноге можно отстоять. Ты везучий.

Так его успокаивали днем, а ночью он был жестоко изнасилован.

Но все это уже в прошлом. А сейчас ему предстоит этап.

Кирилл за свои почти двадцать лет жизни, никогда не ездил в поездах, не считая пригородных.

В детстве он мечтал, сядет в вагон, залезет на верхнюю полку и будет смотреть в окно на убегающие города, села, леса.

Он завидовал мальчишкам, которые рассказывали, как родители их возили на каникулах в далекие края.

И вот свершилось, Кириллу предстоит долгий путь, вот только радости это почему-то не приносит.

17

Тук-тук стучат колеса на рельсовых стыках. Все дальше поезд увозит Кирилла от родного дома.

Человек может ко всему привыкнуть, но осадок у него все равно в душе остается.

В тюрьме, как бы тяжело не было, но там, за закрытыми дверями, все были знакомы и к разным скабрезным шуткам и намекам люди, которых по разным причинам унизили, надругались и указали им место в самом низу кем-то придуманной тюремной иерархии, как-то привыкли, и научились не обращать внимания. Но в поезде было совсем другое , контингент постоянно менялся, кого-то выводили , на их место сажали в поезд других арестантов. Почему делали так, никто объяснить не мог, да и не нужно было.

Новенькие, если это были рецидивисты, обязательно спрашивали почему были опущены те или другие, а потом начинались издевательства. Насиловать их не могли в поезде, так как постоянно присутствовали охранники, но словесные издевательства не прекращались ни на секунду.

На одной небольшой станции, а такие поезда останавливались только в каком-нибудь дальнем тупике, приказали Кириллу выйти.

Вот так он оказался в тюрьме, находящейся в небольшом уральском городке.

В этом городе, несмотря на его небольшие размеры как по площади, так и по населению, было несколько лагерей, разных режимов – как мужских, так и женских. Очень многие, отбыв срок в лагере, оставались в этом городе жить.

Кирилл отсидел здесь вместо менее оставшихся двух лет, целых шесть. Первый раз ему добавили два года за неподчинение начальству, на самом деле Кирилл просто не пошел в стукачи, сколько его не уговаривали.

Кирилл после этого впал в некую депрессию и не нашел другого выхода – совершил побег. Точнее – попытку, потому что все это было не подготовлено. Бежал просто от отчаяния. Может это его спасло от самоубийства.

И все же наступил день его освобождения. Это уже был не тот открытый и наивный молодой парень. На свободу вышел угрюмый, молчаливый, физически очень сильный, взрослый с частично покалеченной психикой мужчина.

Удивительно, но сидя в тюрьме, он не представлял точно, что происходит в его стране.

Он знал, но не понимал до конца, страны такой – СССР, уже нет. Сам он не является гражданином какой-либо страны.

Кирилл, не имел постоянной переписки с родителями, только иногда он получал письма от матери. Они были короткими, какими-то обязательными, но выбора нет – нужно ехать в свой город.

Родина Кирилла встретила неприветливо. Он сошел с поезда в своем городе и стараясь быть незаметным, к этому его приучила тюрьма, пошел пешком к родному дому.

Он как мог отдалял встречу со своими родителями, но чему быть, того не миновать.

Кирилл подошел к дому, посмотрел вверх, на свои окна. Было еще очень рано и поэтому в них не было света.

Не ждут, конечно, – подумал он, – телеграмму я не давал, хотя они знают о дате освобождения.

Подъезд был закрыт на замок. Наверно, воров боятся. Он не стал звонить по телефону, решил подождать.

Простоял он не долго, вскоре двери открылись и народ пошел на работу. Кирилл прошмыгнул в подъезд, не спеша поднялся на свой этаж и прислушался, но из квартиры не было слышно никакого шума.

Кирилл уже хотел позвонить, но дверь внезапно открылась. На пороге стояла девочка-подросток. В руках у нее была школьная сумка.

– Вы к кому? – Спросила она.

– Я к своим родителям.

– Так вы из тюрьмы? – Не задумываясь, задала она новый вопрос.

– Вообще-то я с поезда, но до этого сидел в тюрьме.

– Ух ты-ы, как интересно. Я не пойду сегодня в школу, – она забросила сумку в коридор, вернулась в квартиру и потянула за руку Кирилла, – проходите. Мой папа и ваша мама еще спят.

– Им не нужно на работу?

– На какую работу? Где сейчас можно работу найти? Спят они. Сегодня на базаре выходной, они там работают. Они после вчерашнего отсыпаются. А почему вы не спрашиваете, где ваш папа?

– Не подумал, что вы можете знать и об этом.

– Я все знаю, тем более, ваш папа тоже у нас спит, развалился на кухне на полу, я его отпихнула ногой, так он только что-то проворчал. А мне нужно позавтракать. Скажите, я не права?

– Наверно правы. Мне еще предстоит многое в этой жизни узнать и понять, где правда ночует.

– Кирилл, видите я знаю как вас зовут, а я-Оля, давайте дружить, – она протянула ему руку.

– Давайте, – он пожал девочке руку, – вот только думаю, твой папа не будет этой дружбе рад.

– Папа у меня не спрашивал, брать ли ему в жены вашу маму.

Они прошли в кухню, но там уже никого не было. Из туалета был слышен кашель и отхаркивание.

– Кирилл, как они мне все надоели, вы не представляете.

– Оля, я все понимаю, но это мои родители.

– Папа тоже мой родитель, но мне уже все это надоело, вечные пьянки, скандалы, грязь и вонь.

– Вы еще не знаете, что такое настоящая грязь и вонь. И я вам не желаю узнать это.

– Кирилл, мы с тобой брат с сестрой, правда?

– В некотором роде, наверно.

– Так зачем ты мне все выкаешь?

– Ладно не буду, – Кирилл усмехнулся, ему явно эта девочка нравилась.

– О-о, сынуля вернулся, – вдруг он услышал голос отца, вышедшего из туалета, – давай обнимемся, что ли?

– Я не собираюсь с тобой обниматься. Посмотри на себя.

– А чего смотреть, нормальный законопослушный гражданин, не то что мой сын. Пойду будить твою мать, вот она будет осчастливлена, а больше всего будет рад он, – отец подошел к спальне, открыл дверь, даже не постучав, и заорал, – жена, хватит прелюбодействовать, иди встречай свое чадо.

– Я давно уже не твоя жена и сплю я с законным мужем. Закрой дверь

– Он мне рассказывал, как вы спите. Я сам ему советы давал, но сейчас не про это, иди сына встречай, Кирилл вернулся, дура.

На пороге спальни показалась мать.

– Сынок, родной, – закричала она, увидев Кирилла. Прильнула к сыну.

От нее воняло несвежим бельем, перегаром и еще чем-то очень неприятным. Он непроизвольно отстранился от нее.

– Сынок, что же ты, – обиделась мать.

– Иди умойся и приведи себя в порядок.

– Наверно на зоне лучше пахло, особенно в петушином углу, – на пороге спальни показался еще один член этой необыкновенной семейки, здоровый мужик, правда обрюзгший из-за пьянок, в одних трусах по колено, – я не потерплю ни одной минуты в своем доме насильника. Вон отсюда! – он указал пальцем на дверь.

– Ты кто здесь такой? – Решил вступиться за сына отец.

– Я хозяин. И если бы не я, то ты давно бы уже сдох под забором. Если жалко сына – педераста, то можешь валить отсюда вместе с ним. У меня дочь несовершеннолетняя, а тут явился, не запылился. Вон пошел, пока я милицию не вызвал.

Плюгавый, весь испитой, отец Кирилла кинулся на своего приемника с кулаками, но тот одним ударом ноги послал его на пол.

– Перестаньте! Папа, если ты сейчас же не прекратишь, я уйду вместе с Кириллом из дома.

После этих слов, мамин новый муж как-то поник сразу:

– Прости меня, дочурка, больше этого не будет, но и этот, – он показал на Кирилла пальцем, – здесь находиться не должен ни одной минуты.

– Будет он здесь, это его дом, – стояла на своем эта маленькая девчушка.

– Ты не знаешь по какой статье его посадили. Я боюсь за тебя, родненькая моя.

– Знаю я все, ты не думай. На улице мне все рассказали давно.

– Ладно, оставайся, но знай, – отчим посмотрел на обретенного пасынка, – если что, то голову откручу, не дожидаясь правосудия.

– Это еще – кто кому, – не остался в стороне отец Кирилла.

Только мать ничего не говорила, стояла в стороне и прижимала к груди старый грязный халат, который вместо пуговиц был подвязан неким поясом.

Кирилл тоже молчал, но понимал, в этой квартире он лишний.

18

– Выйду покурить, а потом решим, как и где мне жить, – решил взять бразды правления в свои руки Кирилл.

Он сел на скамейку у подъезда и с наслаждением закурил.

Закрыв глаза, вдыхал утренний зябкий сырой воздух вместе с дымом дешевой сигареты, но это приносило ему такое удовольствие, что он не мог припомнить, когда еще было такое.

Свобода, это … , он попытался подыскать этому явлению какое-нибудь определение, но не смог.

Кто-то сел рядом с ним.

Зачем? Почему нельзя посидеть одному в полной тишине? Кому это захотелось вот так вдруг помешать ему?

Он медленно, нехотя, открыл глаза и повернул голову.

– Мешаю?

– Ты? Меньше всех.

– Тогда дай сигарету.

– Сколько тебе лет?

– Пятнадцать.

– Не рановато начинать курить?

– Так я не начинаю, а уже год курю.

– Что здесь хорошего? Нашла чем хвастаться.

– Я не хвастаюсь, просто даю тебе материал для размышления.

– Здесь, не, о чем размышлять. Оля, может, не надо тебе курить, – сказал Кирилл, протягивая девушке пачку сигарет.

– Гадость ты куришь.

– Сбегай, купи лучше.

– Мне не продают.

– Так что ты предлагаешь?

– Ничего, просто дай зажигалку, – ответила Оля, вынимая сигарету из пачки.

Она сделала глубокую затяжку. Кирилл с интересом смотрел на нее.

– Чего смотришь? Думаешь, вру, что курю уже год? Так я уже пробовала и другую сигарету курить.

– Это какую?

– Улетную.

– Ну и как?

– Ничего, было приятно. Забыла про твоих родителей и про своего папашу. Вот только после … , вернулась домой и захотелось опять закурить ту, улетную

– Это ты зря. Можно так улететь, потом будет невозможно вернуться.

– Может, не надо возвращаться. Не думал?

– Думал, не единожды думал. Может и надо было прислушаться к себе более внимательно, но сил и решительности не хватило. А сейчас думаю, правильно сделал.

– Это почему?

– Сейчас ты прислушаешься к моим словам и не будешь больше улетать от реальности. А значит – я не зря прожил этот день.

– Брат, ты мне нравишься.

– Ты мне тоже, сестра.

Они бы наверно еще долго сидели, но с балкона раздался крик:

– Оля, Кирилл поднимайтесь, будем завтракать.

Стол не был заставлен какими-то яствами и изобилием даже простой еды он не мог похвалиться, но кроме сковороды с яичницей и неровно толсто нарезанного хлеба, на столе стояла бутылка водки и не очень чистые стопки.

После того, как было разлито спиртное, встал новый родственник Кирилла:

– Я человек прямой и поэтому не буду юлить, я тоже сидел когда-то и знаю, что делали с такими, как ты, и по справедливости мне не положено сидеть с тобой за одним столом, но я не уголовник и поэтому не подчиняюсь их законом, но Богом прошу тебя, реши свои дела и уходи отсюда. Ты здесь лишний, неужели не понимаешь?

– Понимаю, ответил Кирилл, – но первый тост все-таки надо было выпить за возвращение или освобождение, и сказать его должен был бы не ты, а мой родной отец. Но ладно. Не буду я нарушать вашу идиллию и пить с вами не буду, а есть я не хочу, на вокзале позавтракал. Приятного аппетита.

Кирилл с шумом отодвинул стул и вышел на улицу.

Снова он сидел на скамейке и курил эту дешевую и дрянную, как сказала Оля, сигарету, и думал, что делать дальше, как жить и где.

– Сынок, ты прости меня. Слабый я человек. Но прости меня не за это, а за то, что я тебе по наследству передал эту бесхарактерность из-за которой ты влип в ту историю, – заговорил отец, присаживаясь рядом с сыном и закуривая уже свою сигарету.

– Ничего ты мне не передал и не слабый я. Таким быть не хочу и не буду. Ты ищешь сам себе оправдание, но предательству нет ни оправдания, ни снисхождения. Живи так, как решил. Пейте втроем свое пойло, потом деритесь, смотришь, так и жизнь весело закончите. Вот только мне девочку эту, Олю, почему-то жалко.

– Так ты не обижаешься на меня?

– Ты мне безразличен, как и мама.

– Так я пойду?

– Иди, конечно, а то водку без тебя всю выпьют.

Отец ушел, а сын, засунув руки глубоко в карманы, отправился проветриться и подумать, как ему дальше жить. Но пройдя пару десятков шагов, он почувствовал, как кто-то его взял под руку. Это была его сестра, Оля.

– Не помешаю? – спросила она.

– А если помешаешь? Вернешься домой?

– Не-а.

– Так чего спрашиваешь?

– Из вежливости.

Они посмотрели друг другу в глаза и забыв все печали, беззаботно рассмеялись, да так громко и весело, что прохожие начали оглядываться на них.

19

Кирилл с Олей пришли в парк. Темное небо немного посветлело, из-за тяжелых серых облаков показалось солнце. Такие робкие слабые лучи пробились, а стало сразу как-то уютно. Они сели на скамейку, Кирилл вынул из кармана изрядно помятую пачку, заглянул внутрь и достал сигарету.