Текст книги "Высокое Искусство (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

– Ну, вот и все. Сделано.

Бандит скулил, тонко и жалобно, сорвав голос.

– Надо больше света, – сообщила Елена. – Побольше. Операционное поле должно быть как следует освещено!

Ей понадобилось еще несколько минут, чтобы найти с пяток более-менее годных огарков, поджечь один из них от уголька в печке, прилепить к ступеням и перилам остальные, тоже поджечь. Но в итоге света оказалось достаточно, чтобы действовать с уверенной точностью.

Бандит хлюпал, матерился и умолял, пока женщина стаскивала с него рваные штаны, а затем, морщась от запаха, разматывала повязку, освобождая чресла. Голос «покровителя» сбивался на высокие, истерические нотки, а форс истощился, как вино в бочонке за хорошим столом. Под конец действа бандит позабыл все угрозы и просто умолял, изыскивая в памяти такие убедительные, красивые словеса, которые не вспомнил бы под страхом смерти еще четверть часа назад.

– Как у нас говорят… – Елена откинула в сторону полосу ткани в застарелых и свежих пятнах. Расстегнула пуговицы собственного гульфика, откинула широкий клапан. Лежащий человек запищал совсем уж противно и жалко, не понимая, что собирается делать эта жуткая баба в мужских штанах.

– … хорошо привязанный больной в средстве от боли не нуждается, – с этими словами Елена достала из гульфика небольшой ножик в деревянных ножнах. Он был похож не то на японский когай, не то на скальпель.

– Ыыыыы!! Ээээ!! – стенал приколоченный, закатывая глаза и дергаясь. В эти мгновения он готов был пожертвовать чем угодно, даже кусками ладоней, лишь бы освободиться. Но гвозди держали прочно, надежно.

Наконец, сквозь страдальческий вой прорезалось более-менее осмысленное:

– Не надо! Пожалуйста, пожалуйста, не надо!

– Надо, – со строгостью учительницы ответила Елена, примеряясь ножиком. – Надо, Федя. Только розог у меня нет, не взыщи уж. Обойдемся тем, что под рукой.

– Умоляю, – прошептал бандит. Лицо его лоснилось от пота, слезы ужаса катились не переставая. – Я вас умоляю, почтенная госпожа, сладчайшая, изумительная госпожа, не надо…

Елена посмотрела в глаза с безумно расширенными зрачками, и бандит задохнулся, потому что взгляд женщины обжигал потусторонним, нечеловеческим холодом. Парализованный крепко зажмурился и выдавил мольбу в третий раз, а про себя дал страшную клятву могилой матери, что если господь пронесет мимо этакое окаянство, то Балкат по прозвищу «Резаный кошелек» завяжет с преступной жизнью, проведет остаток дней в молитвах и будет просить милостыню, пробуждая в людях жалость увечьями, а также покаянными рассказами о прежней своей неправедной жизни. А все деньги, конечно, отдавать в монастырь…

– Они ведь тоже умоляли, – негромко сказала Елена. – Наверняка просили не мучить. Но вас это не остановило.

– Я не делал! Я ничего не делал! – выл ставший очень красноречивым и убедительным преступник. – Я пришел уже потом! Я пытался остановить все!!!

– Верю, – согласилась Елена. – Прямо каждому слову.

Она проверила остроту ножика ногтем и осталась довольна. Хотя клинок давно не подводился, хорошая сталь сохранила заточку. Вместо мольбы и криков прибитый странно и тонко засвистел – спазм сковал ему глотку, звучал только воздух, втягиваемый сквозь зубы.

– Извини, – сказала женщина.

– Ч-чего?… – пропищал фальцетом подручный Бадаса, охваченный неистовой надеждой. Ведь если человек извиняется, значит, он чувствует за собой некую вину. А если он чувствует вину, то может быть…

– У меня нет опыта в таких операциях, – извиняющимся тоном вымолвила Елена. – Но я постараюсь. А! Надо еще перетянуть у основания, кровотечение, сам понимаешь.

Пока Елена распускала его же «трусы» на импровизированную веревочку и перевязывала, Балкат вопил так, что, казалось, стены вот-вот рухнут. Искалеченный бандит забыл от ужаса, что потерял голос и орал на пределе возможностей человеческой глотки. Но когда Елена сделала первый надрез, с легкостью превзошел те самые пределы.

– Надо бы тебе поломать и челюсть, чтоб не орал, – рассудила она вслух, не прекращая работу. – Но я не стану. Кричи, мразь, кричи громче.

Операция, можно сказать, вполне удалась. Хоть лекарка действительно не проводила таких манипуляций ранее, твердая рука и опыт прикладной хирургии помогли справиться. Крови было много, однако не чрезмерно, быстрая смерть ублюдку не грозила. Впрочем, он, похоже, сошел с ума еще в процессе, так что теперь жевал собственный язык, роняя кровавую пену и закатывая красные от лопнувших сосудов глаза.

Елена выпрямилась, чувствуя на руках горячую влагу. Ощущение, которое прежде наполняло отвращением, теперь было… нейтральным. Кровь и кровь. Красная. Липкая. И моча, тоже дело житейское.

– Вот и все, – прошептала она, пытаясь опять найти в душе признаки какого-то морального падения, чувства необратимости, хоть что-то. Не нашла. Только бесконечную пустоту, боль во всем теле и тяжкую усталость.

«Вот ты какая, настоящая схватка насмерть…»

Дорога, вымощенная чужим страданием

Искусство, что принимает в оплату лишь кровь

И снова ей послышался бесплотный хохот Чертежника.

«Что ж, крови сегодня пролилось достаточно!»

– Мои поздравления, – вымолвил за спиной негромкий, сильный и хорошо поставленный голос, как будто отвечая мыслям женщины.

Елена повернулась, на одном движении занося скальпель в готовности отбить атаку и немедленно напасть. Она еще успела удивиться, как это чужак сумел подойти так близко и так незаметно, а затем свет нескольких огарков вырвал из полутьмы лицо высокого, плечистого человека в длинном плаще.

– Не сказать, чтобы я был знатоком кастраций.

Мужчина наклонился, подобрал нож, который выронила при падении Елена. Привычным движением накинул петлю на пальцы, перебросил оружие с прямого хвата на обратный и снова в прямой, испытывая оружие с небрежной ловкостью мастера.

– Но, учитывая обстановку, склоняюсь к тому, что эта проведена просто блестяще.

– Раньян, – просипела враз пересохшим горлом Елена, чувствуя, как буквально замерзает на руках чужая кровь. Пальцы, сохранившие твердость по ходу яростной схватки и жестокой операции, ощутимо дрогнули, едва не выпустили скальпель.

– Хель с Пустошей, – вежливо склонил голову бретер. – Наконец-то свиделись.

Елена выпрямилась, закинула голову назад, качнула ей из стороны в сторону, будто разминая шею и плечи. Перехватила скальпель удобнее и надежней. Нельзя сказать, чтобы новоиспеченной убийце стало как-то особенно страшно, нет, женщину охватило иное чувство. От фигуры бретера веяло не ужасом, а неотвратимостью. И вызывал он не страх, но скорее чувство фатальной обреченности. Как заход солнца и накатывающая тьма. Как приход ледяной зимы, от которой вымерзают посевы, так что весной все едят хлеб из желудей, сорняков и тростниковых корней. Как сама Смерть.

– Меня ты не получишь, – руки дрожали, Елене пришлось взять ножик в обе ладони. – Не получил раньше… и теперь не достанусь.

Раньян вздохнул, тяжело, с отчетливой грустью, как очень уставший человек, которому приходится исполнять тягостную и необходимую обязанность. Только сейчас Елена заметила, что в глубокой тени за плечом бретера угадывается еще одна фигура, пониже, зато куда шире в плечах. Подручный?

– Хель, ты показалась мне весьма неглупой еще тогда, на севере, – терпеливо сказал Раньян. – И не кажешься глупой сейчас. Во всяком случае, Чертежник отозвался о тебе достаточно высоко. С поправкой на его нелюбовь к женщинам, разумеется.

– Чер… тежник?

– Да. И ты должна понимать, что если бы я хотел навредить, не в твоих силах остановить меня. Однако я не намереваюсь. Кроме того, у тебя хорошие покровители.

– Что? – Елена подумала, что, наверное, у нее слуховые галлюцинации от ран и усталости.

Раньян снова вздохнул, на сей раз с плохо скрываемым нетерпением. Шевельнулась и тень за его плечом, безмолвно, однако притом как-то внушительно, солидно.

– Я пришел к тебе, но не за тобой. Мне нужна помощь.

Елена отступила на шаг, едва не поскользнувшись в кровавой луже, взялась крепче за нож.

– Хель, у нас очень мало времени, – медленно и раздельно проговорил бретер. – Точнее, времени у нас нет совсем.

– Что тебе нужно? – глухо спросила женщина.

– Есть дело, которое нужно завершить до того как ударит набат. Без тебя мне с ним вероятнее всего не управиться.

– Снова охота на меня, – Елена не столько спрашивала, сколько утверждала.

– Нет. Тот заказ давно отменен, это случилось, как только ты покинула Пустошь. Но когда Фигуэредо сказал, что ты работаешь в тюрьме, я понял, судьба мне благоволит… возможно. И как только выдалась возможность, пришел. К сожалению, – он красноречиво огляделся. – Опоздал.

– Чертежник, – голова у женщины пошла кругом. – Выдал меня?

– Упомянул, – Раньян поджал губы и сморщился как человек, который вынужден заниматься какое-то ерундой вместо того, чтобы делать важное дело.

– Не понимаю, – Елена отступила еще на шаг, прикидывая, как лучше извернуться, чтобы попробовать сбежать.

Интересно, удастся ли достаточно быстро проскользнуть через подкоп? Вряд ли.

– Ладно, попробуем еще раз, – скривился еще больше Раньян. – Во-первых, ты в безопасности. Пока, во всяком случае. Успокойся.

– Ты убийца. Ты искал меня, чтобы убить.

– Нет.

– Я видела, – глухо вымолвила Елена. – И слышала. Ты искал меня. И ты прикончил тех путников на дороге. Ты отрезал голову девочке, убийца. И ты меня живой не получишь.

– Хель, мы бродим кругами бесплодных речей, – бретер со всей очевидностью терял терпение. – Я знал, что ты в Мильвессе, однако не искал тебя. У меня другие заботы. Шарлей попросил лишь узнать, как идет твое обучение у Чертежника, и я выполнил его просьбу.

– Шарлей… попросил тебя… рассказал обо мне… – Елена разжала пальцы левой руки, коснулась горячего лба, чувствуя, как мозг вот-вот закипит, не в силах осмыслить происходящее.

– Да. Ведь сам он в Город попасть не может, слишком памятно покинул столицу. Черт побери, – Раньян выразительно хлопнул кулаком одной руки в раскрытую ладонь другой. – Все непросто. И нет времени. Нет времени долго объяснять.

– Лжец, – прошептала Елена. – Чертов лжец.

– Я никогда не лгу. Это ниже моего достоинства, – бретер как будто стал еще выше. – И ты должна мне помочь.

– Чего ради? С какого…?

– Я заплачу тебе.

– Сунь свои деньги… – Елена кратко, но вполне исчерпывающе указала направление. – Детоубийца!

По лицу бретера прошла судорога, быстролетная гримаса оскорбленной гордости, однако Раньян удержал себя в руках.

– Если тебе не нужны деньги, я заплачу знанием. Я расскажу все, что знаю про твой заказ.

– Что?

– Расскажу, когда со мной связались и чего хотел заказчик. Еще поделюсь обоснованными предположениями.

– Кто хочет убить меня?!

Раньян красноречиво развел руками, дескать, бесплатный отрывок уже продемонстрирован.

– Хель, я никогда не преступал законы моего ремесла. Никогда не брал денег с двух сторон и не выдавал имен. Но сейчас на карту поставлено слишком многое. Ради этого я готов поступиться честью. Ради твоей помощи я нарушу слово, которое не нарушал никогда в жизни. Но времени уже нет. Решайся.

– А если нет?

Руки устали, сил держать даже легкий ножик почти не было, но Елена очень старалась, не в силах поверить в то, что слышит.

– Тогда я уйду. И ты ничего не узнаешь.

– Врешь, – выдохнула женщина.

– Ты снова меня оскорбляешь, – покачал головой Раньян, длинные темные волосы чуть качнулись по бокам невыразительного, точеного лица. – Я не хочу тебе вредить. Да и не могу, у тебя хорошие заступники. Но сдается мне, врагов и так хватает, – бретер посмотрел на кастрированного бандита, который безостановочно и очень тихо скулил. – Я могу лишь попросить о помощи и расплатиться тем, что ты больше нигде не найдешь. Ну, еще выведу из Мильвесса, если у нас все получится. Скоро в городе станет очень жарко. Решать тебе.

Это было невозможно, нереально, сюрреалистично… и, тем не менее, кажется, один из двух самых страшных для Елены людей Ойкумены говорил правду. Лекарка трезво оценивала свои возможности, и если бы Раньян хотел ее убить, она уже была бы мертва. Но при этом бретер казался вполне миролюбив, не делал ничего угрожающего, говорил про каких-то покровителей. Вместо безжалостного и неотвратимого убийцы Елена увидела мужчину, чьи помыслы были заняты совершенно иными заботами. Раньян либо талантливо играл, либо беженка с Пустошей и в самом деле интересовала его лишь постольку, поскольку могла помочь в неизвестном деле.

Или все же играл.

– Меня защищает Флесса?

– Я не знаю, кто это. И… – Раньян красноречиво посмотрел на собеседницу, скользя критическим взглядом от пят до макушки. – Тебе надо вымыть хотя бы лицо, руки, а также сменить одежду. Сегодня закону нет места на улицах Мильвесса, но ты привлечешь слишком много внимания.

Раньян склонил голову, дернул щекой. Лицо его выражало сомнение и тревогу, кажется, в душе бретера столкнулось сразу несколько взаимоисключающих желаний. Он сделал движение, словно хотел обратиться к молчаливой фигуре за спиной, но сдержался.

– Почтенная Люнна, – с этими словами тень сама шагнула в сторону и вперед, догорающие свечи осветили невысокого и удивительно плечистого мужчину с простым, даже простецким лицом, одетого в какую-то хламиду, похожую на монашеский халат-рясу. – Этот человек не повредит тебе. Ты вольна принять его предложение или отклонить его. Мы поможем в любом случае.

Елена опустила скальпель.

– Я ничего не понимаю, – пожаловалась она. – Ничегошеньки. Вы кто все такие?.. Что значит «мы»?

– Я брат Кадфаль. Я искупитель.

Слово «искупитель» Кадфаль отчетливо выделил голосом, так, словно это имело определенный и особенный смысл, очевидный для всех присутствующих.

– На остальные вопросы мы ответим позже. Человек битвы, – легкий кивок в сторону бретера. – Сказал верно, тебе следует умыться, сменить одежду. И надо уходить. Этот дом становится слишком опасным.

– Их надо… – Елена оглянулась. – Их нужно похоронить. Нет, не этих, – спохватившись, он обвела рукой, показав на труп и прибитого к полу бандита. – Других…

– Понимаю, – очень серьезно кивнул «искупитель». – Тела следует обмыть, переодеть, оплакать и предать должному погребению в земле или огне. Да. Но, к сожалению, мы не сможем.

– Это нужно! – повысила голос Елена.

– Уважение к мертвым есть добродетель. Но сказано, что мертвецы не должны губить живых. Кажется, Бог на твоей стороне, Он позволяет тебе разминуться с дрянными людьми, однако милость Господня имеет пределы. А ушедших мы оплачем в свое время и помолимся за их посмертный удел.

Он шагнул снова. Теперь Елена увидела, что в руке брат Кадфаль держит нечто среднее между коротким посохом и дубиной. Корневище, отполированное едва ли не до блеска многими годами, тысячами прикосновений. Толстый край вызывал нехорошие ассоциации, потому что выглядел точь в точь как палицы, предназначенные для колесования, с такими же характерными следами от многократных ударов по костям.

Искупитель поднял дубину и движением, которое показалось небрежным, почти ленивым, расколол череп прибитому. Точно и аккуратно, как человек, делавший это неоднократно и дозирующий силу строго по необходимости.

– Покарать негодяя суть дело богоугодное, страдания очищают от греха, – назидательно сообщил брат. – Однако разум покинул сие тело, а в неосознанных мучениях искупления нет.

Елена сглотнула. От Кадфаля веяло несокрушимым спокойствием, уверенностью в своей правоте. А еще – силой и прирожденного бойца. Елена подумала несколько мгновений, обтерла ножик о рукав и спрятала в деревянные ножны.

– Так кто же ты? – спросила она.

– Искупитель, – повторил Кадфаль. Похоже, он был немного удивлен из-за того, что слово это явно ничего не говорило собеседнице.

– Нет времени! – напомнил Раньян.

– Есть, – непреклонно вымолвил брат. – Хотя его и немного, это правда.

Елена молча переводила взгляд с Кадфаля на бретера и обратно, не в силах поверить, что нашелся человек, способный указывать Чуме. И более того, Раньян его слушает, хотя и с зубовным скрежетом.

«У меня появились какие-то покровители?»

– Хель, – Раньян сдержался и на этот раз. – Если не поможешь, ты для меня бесполезна. И оплаты не будет.

– Сейчас… – Елена вытерла руками лицо, размазывая подсыхающую кровь. – Подождите… Не понимаю, ничего не понимаю.

– Вымыться. Переодеться, – подытожил Кадфаль вместо закипающего Раньяна. – Уйти с этих улиц подальше. Там как получится, по обстоятельствам.

– Одежда… – Елена оглянулась. – Кажется, они ее украли… надо посмотреть. Найти… И вода.

– Мы подождем, – с тем же спокойствием промолвил брат Кадфаль. – Не забудь лекарский сундучок.

Снаружи, в садике, их ждала небольшая и молчаливая группа. Сумрачный боец с «турнирным» мечом на две руки, очевидно слуга и оруженосец Раньяна. Еще двое бойцов, по виду явные наемники, только классом намного выше того цветастого, что вызывал Елену на бой, это проглядывало во всем, начиная с прекрасного вооружения, более соответствующего дворянам.

Женщина оглянулась на сумрачный, темный дом. Здесь она прожила больше года. Здесь чувствовала себя в безопасности, находя мир, кров, отдых. А теперь особнячок стал могилой, где за один, всего лишь один день упокоились восемь человек, и все умерли очень скверно, хотя по-разному.

– Их нельзя оставлять просто так. Нельзя.

– Тогда сожжем дом, – предложил Кадфаль с будничным практицизмом.

– Привлечет внимание, – отметил слуга бретера.

– Этой ночью в Мильвессе будет немало пожаров, – нетерпеливо подытожил Раньян. – Одним домом больше.

Бретер отдал короткое приказание и открыл небольшие ворота, ведущие наружу. Один из наемников молча кивнул и пошел к дому, нашаривая в поясной суме трут и огниво. За оградой ждало еще несколько столь же суровых и молчаливых людей, покойник, а также второй «искупитель». Если Кадфаль был приземист и широк, этот больше всего походил на японского дедушку из какого-нибудь самурайского фильма. Низкорослый, худощавый и очень-очень старый. Лицо как у глиняной статуэтки, в многочисленных и глубоких морщинах. Однако образу противоречило копье чуть выше человеческого роста, с коротким древком и несоразмерно большим наконечником в виде равнобедренного треугольника. И труп у ног «японского дедушки». Судя по жуткой ране и кровавому следу на копье, прикончил гопника как раз тщедушный копьеносец, причем в один удар.

– Подходила компания, пять или шесть рож, местные «покровители», – коротко доложился бретеру один из наемников. – Хотели вломиться в дом. Огорчились и ушли.

– Ясно, – кивнул Раньян.

– Меня зовут Насильник, – коротко отрекомендовался Елене «дедушка» с копьем. Голос у него оказался под стать виду, негромкий и ветхий.

– Чего?

– Я Насильник, – не изменившись в лице, повторил копьеносец. После короткой паузы счел необходимым разъяснить. – В былые времена я творил много несправедливостей, но главным было насилие над женщинами. Теперь искупаю этот грех. В том числе и людским презрением.

– Ты назвался «насильником», чтобы тебя презирали?

– Да.

Судя по лицам наемников, слушавших этот сюрреалистический диалог, испытывали они скорее недоумение с изрядной долей опаски.

– Понятно, – сказала Елена, которая ничего не поняла.

Из садика потянуло дымком. Оставшийся поджигать наемник вернулся, аккуратно притворил воротину. Елена поправила кожаные лямки «вьетнамского сундучка», огляделась, чувствуя множество колючих взглядов, скрытых в тенях, за ставнями, старыми досками заборов. Приложила руку к холодной стене ограды, сложенной из множества плоских камней на прочном растворе.

Она думала, что сейчас заплачет, что горе накроет волной, как тогда, на берегу, рядом с каменой пирамидкой-кенотафом. Горе было, да. Рвущая сердце боль и жгучая вина. Осознание того, что пусть и не желая того, скорее всего именно женщина с Земли принесла гибель Баале и ее дочери. А слез не было. Как тогда сказал Шарлей-Венсан… Слезы – удел молодых. И Елена чувствовала себя очень, очень старой.

– Выпей, – Раньян протянул ей маленькую бутылочку обычного вида, из мутного стекла с деревянной пробкой.

– Что это?

– Эликсир. До утра он вернет и преумножит силы.

– Не нужно.

– Нужно, – непреклонно сказал бретер. – Впереди бессонная ночь и серьезные заботы. А ты уже валишься с ног.

– Я еще ни на что не согласилась, – Елена посмотрела на просвет бутылочку. Солнце уже заходило, в умирающем свете жидкость едва заметно светилась и выглядела очень подозрительно.

– Согласишься, – предположил бретер. – Ты хочешь знать правду. Я могу открыть часть ее, ту, что знаю сам.

Запахло гарью.

– Идемте, – сказал Кадфаль, и Елена в усталом отупении позволила увлечь себя.

Они спускались к реке плотно сбитой группой, причем «братья» сразу встали по обе стороны, закрывая собой от любой возможной угрозы. Елена оглянулась последний раз, как раз в тот момент, когда первые языки пламени поднялись из-за ограды.

В доме хватает дерева, да еще и хороший запас горючего сланца. Женщина не знала, сколько нужно горючего материала, чтобы сжечь тела до пепла, однако надеялась, что имеющегося хватит. Сегодня утром она была почти счастлива. Минуло несколько часов – и вот Елену окружает смерть, боль и хаос. Рядом сумрачно шагает человек, который лишь чудом не убил ее год назад. Что же готовит ночь? И в каком мире она окажется к рассвету? Сколько еще людей умрет, сколько вещей необратимо изменится?

– Рассказывайте, – негромко потребовала она. – Все, с самого начала.

– Здесь нельзя задерживаться, – ответил бретер. – Переправимся на другой берег, там все расскажу.