Текст книги "Высокое Искусство (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

Глава 14
Кригмессер

Лентяй встает с первыми лучами солнца, а честный горожанин хотя бы за четверть малой стражи до рассвета. Елена как добропорядочная горожанка проснулась рано, еще до прохода фонарщиков и будильников с трещотками. Немного полежала под одеялом, наслаждаясь теплом. Деревянная кровать, представляющая собой длинный сундук в рост человека, стояла рядом с кирпичной трубой в стене. Накануне печь на первом этаже хорошо протопили, так что было тепло и уютно. Вставать не хотелось, однако долг звал. Женщина вздохнула и откинула тонкое одеяло.

В домах обычно ходили, не снимая уличную обувь или просто босиком, но Елена устроила в комнате привычные для себя порядки, поэтому пол всегда был чисто выметен, ботинки стояли в отдельном углу, а по дому женщина ходила в тапочках.

Утро выдалось солнечным, поэтому слюдяное окно пропускало достаточно света, зажигать огнивом специальную «ночную» свечку не понадобилось. Жаль, раму не открыть, уже не лето… Умывание и одевание много времени не заняли. Жуя смоляной комок для очистки зубов, Елена посмотрела на миску с водой, которая заодно выполняла функции зеркала. Решила, что тренировку взгляда отложит на потом, тем более, что вода холодная. Расчесалась деревянным гребнем, думая, что пора краситься заново, а заодно и стричься. Обрезать волосы можно было самой, ножницами Баалы, а можно и у цирюльника. Второе красивее, но за денежку.

Еще какое-то время заняла утренняя гимнастика, растяжка и обязательный самомассаж с обстукиванием тела специальными палочками, похожими на эстафетные. Общую программу Елена придумала сама, скомбинировав уроки Чертежника с личным опытом пилатеса. До понимания насущной необходимости физкультуры Ойкумена уже доросла, а Елену подстегивало еще и то, что прежний уровень медицины она, скорее всего, больше никогда не увидит. Поэтому тщательный уход за здоровьем – лучшее вложение в долгую жизнь.

Женщина натянула льняные портки, похожие на семейные трусы с веревочными завязками – еще один предмет одежды, который ей сделали «по индивидуальному заказу». Носить местное белье из куска ткани на манер японских набедренных повязок она так и не привыкла. Хотя примерно раз в месяц все же приходилось, сугубо вынужденно. Надевая штаны и рубашку, Елена наметанным взглядом оценивала, что нужно зашивать, а что подождет.

Теперь предстояло заняться тем, что по совести следовало сделать еще накануне – оценить меч.

Елена вытащила из ножен клинок. То, что Фигуэредо назвал «мечом» относилось скорее к военным ножам, «кригмессерам»[28]28
  Конечно в оригинале он называется совсем не так, но я решил не усложнять текст специфическими терминами, заменяя привычные и понятные «алебарда» и проч. Мессер он и есть мессер.


[Закрыть]. Переходное звено между настоящими мечами и тесаками, оружие, больше смахивающее на нож-переросток. Вместо традиционного хвостовика здесь была цельная пластина, продолжение клинка с деревянными накладками на двух-трех заклепках. Несмотря на кажущуюся простоту и надежность такая конструкция считалась хуже обычной, а оружие, соответственно, стоило дешевле, Елена так и не поняла, отчего[29]29
  Потому что надо было учить лучше физику. Монтаж «full-tang» хорош для ножей, но для более длинного клинка годится и в самом деле хуже. Сложная рукоять с тонким хвостовиком, внешним покрытием и дополнительной обмоткой (кожа, проволока, шнур) намного лучше амортизирует удар по твердому.


[Закрыть].

– Жадоба, – прошептала женщина. – Меч пожалел…

Впрочем, нож был действительно неплохой. Клинок с едва заметным изгибом, одинаково пригодный к уколам ы и рубке. Качество металла и ковка пристойные, хотя, разумеется, бесконечно далеко от стального проката родного мира. Рукоять под одну руку, но достаточно длинная, чтобы нашлось место и второй ладони, для усиления удара. Крестовая гарда и традиционный крюк справа для защиты внешней стороны ладони. Простая, утилитарная вещь, пригодная, тем не менее, к достаточно изощренному фехтованию. И что немаловажно, свободная от ограничений и запретов на оружие для простолюдинов.

Елена примерила большой нож к руке, сделала несколько пробных взмахов, которые сами собой перешли сначала в парад и учебную связку, а затем и в бой с тенью. Мессер был далек от пафосных клинков, которыми щеголяли наемные фехтовальщики, но с каждым взмахом оружие нравилось временной хозяйке все больше и больше. В середине очередной связки, обходя красивым пируэтом табуретку, женщина вспомнила, что вообще-то сегодня ее попробуют убить или, по меньшей мере, ранить. Отрезвляющая мысль сбила движение, Елена ударилась бедром о мебель, и весь запал растворился.

Тяжело вздохнув, она сунула мессер в ножны. Что ж, дуэль дуэлью, однако день только начался. Времени для завтрака уже не оставалось, но с вечера на столе ждала краюшка хлеба, завернутая в чистую тряпицу.

Собираясь, Елена сделала неприятное открытие – лямка медицинской сумы перетерлась. Старая рогожа свое отслужила и поползла такими лохмами, что сшивать бесполезно. За окном уже ходил от дома к дому трещеточник, возвещая, что уж середина рассветной стражи, кто на работу не успел, тот, считай, опоздал. Елена чертыхнулась, мешая два языка, и вытащила из-под стола «вьетнамский сундучок» с лямками. Она старалась не светить приметы старой жизни, но тут выбора не оставалось. Тащить под мышкой увесистый тючок со склянками не хотелось, мысли были заняты другими заботами. Она поколебалась: оставить меч на поясе, завернуть в тряпку или оставить дома до вечера? Решила – пусть висит. Когда-то пора начинать вести себя как фехтовальщик с каким-никаким, но все же опытом.

День выдался хорошим, не по-осеннему солнечным и теплым, почти как летом. Все это приятно контрастировало с прошлой осенью, которая наоборот, удивила даже бывалых горожан сыростью и промозглым холодом. Через тоннель под рекой Елена уже почти бежала. Часов как таковых здесь почти не было, в то же время определенный режим дня соблюдался строго, и боже упаси прийти на службу позже палачей.

На ее счастье сегодня работы почти не было, допросы перенесли на пару дней, чтобы провести какие-то следственные действия по вновь открывшимся на пытках обстоятельствам. Опоздания никто не заметил, специальных больных не оказалось. Прошел слух, что неведомо куда пропали двое тюремщиков с нижних уровней, не оставив ни единого следа, будто взяли да испарились. По тюрьме шныряли лазутчики из ночной стражи, еще какие-то личности с церами и даже стопками настоящего папируса, дороже него для письма был только пергамент, его специальным ассизом запретили для использования простолюдинами, включая купцов.

Динд все порывался что-то сказать, особенно когда заметил кригмессер на поясе у Люнны. Однако и его захватила общая круговерть, так что юноша, проходя по коридору в очередной раз, лишь бросал на молодую женщину страдальческие взгляды. Елена сегодня была не в настроении, поэтому жестоко отметила про себя, что парень смотрит как не доеная корова и вообще.

Даже обычно степенный и неторопливый монах Церкви Пантократора, что занимался духовным утешением преступных душ – имени служителя церкви Елена так и не сумела запомнить – метался как наскипидаренный. Монах и медичка особо не общались, хотя сталкивались часто, церковник входил в состав «комиссии», что констатировала смерть заключенного и отправляла тело на анатомический стол или сразу в могилу. Но в этот день бритый налысо толстяк снизошел до приветствия. Елена ответила, и ей не понравился внимательный взгляд, которым служитель мазнул по сундучку с лекарской снастью. Впрочем, это неприятное событие почти сразу забылось.

Так все и тянулось, в нервозном ожидании вечера и обещанного Чертежником поединка. Ближе к концу дневной стражи Елена поняла, что дальше терпеть этот бедлам она не в состоянии. И пошла искать мастера Квокка. Найдя же, прямо и без словесных обходов попросилась в отлучку.

– Чего? – лаконично спросил главпалач, сдвигая набок берет и косясь на меч у бедра лекарки.

– У меня бой сегодня. На мечах, – так же коротко отозвалась женщина. И тут же подумала, что на самом-то деле никто еще никого и никуда не вызвал. А может и не вызовет. Тогда получится неловко и даже проблемно. Впрочем, сказанного уже не воротишь, поэтому она приняла суровый и строгий вид бойца, который готов проститься с жизнью нынче же.

– А, – качнул головой палач с видом человека, который все сразу понял. – Давно пора.

– Э-э-э… – проговорила женщина, и на том ее красноречие закончилось.

– Если молодой, год прожил в городе и все еще никому не дал в морду, да сам не получил, значит рохля, тюфяк и недоразумение, – снисходительно разъяснил Квокк. – А ножичками помахать вообще годное мужское занятие.

Елена хотела было на автомате заметить, что она не мужчина и прикусила язык, вспомнив, что прямо сейчас на ней даже не чулки, которые женщины надевали нередко – взять например черную графиню – а штаны сугубо мужского кроя. И воспринимают ее именно как человека, что не просто одел вещь из мужского гардероба, но и добровольно избрал мужской образ жизни, с куда большей свободой, но и ответственностью.

– За что биться будешь? – полюбопытствовал палач. – За мужчину … или женщину? – он добродушно ухмыльнулся.

Елена замялась с ответом, к сожалению острый и скорый язык ее достоинством не являлся.

– Ладно, ступай, за этот день вычту из жалования, но если спросят, скажу, что сам тебя отослал с поручением, – позволил Квокк и добавил. – Динду ни слова. У него сегодня дыба еще, будет волноваться, покалечит убогого.

– Ага, – сказала Елена и поспешила уйти, пока мастер не передумал.

– Эй, там, – позвал в спину Квокк. – Завтра и послезавтра праздники, выходные, не забыла?

– Поминовение, да, – вспомнила женщина и благодарно кивнула. Если бы не палач, она и в самом деле запамятовала бы про «Ночь звезд на воде».

Уже поднимаясь по лестнице, она механически отметила, как просто, без всяких эмоций прозвучало и было воспринято «сегодня дыба». Профессиональная деформация, чтоб ее. Еще подумалось, что, похоже, симпатия подмастерья к лекарке, видимо, стала секретом Полишинеля, с этим придется что-то делать.

Но все потом. Потом.

Сейчас она хотела отнести домой заплечный сундучок и пройтись по улицам, успокаивая нервы.

* * *

Как она и ждала, перед домом Чертежника наблюдалось некоторое оживление. Женщина поправила меч, вытащила из-за пояса бойцовские варежки. Натянула ту, что была толще, на левую руку, заправила манжету под рукав, проверила, не сползает ли. С правой вышло быстрее и проще.

Елена зашагала вперед с деланной неторопливость, пытаясь унять сердцебиение. Было страшно и нервно. На ходу она проделала несколько мимических упражнений из прошлой жизни, корча рожи, складывая губы в трубочку, чтобы растянуть мышцы и улучшить дикцию. Не хватало еще проблеять что-то невнятное, отвечая на вызов. По пути она вспоминала диспозицию, прикидывая, где предстоит драться.

Собственно Улица Вольных Клинков заканчивалась двумя кварталами выше, а далее разделялась на три «рукава», что спускались к реке. Поэтому Елена в свое время потратила немало времени в поисках дома Чертежника. Формально три переулка еще относились к старшей «товарке», в том числе и административно, через ночную стражу и службу фонарщиков. Практически – жили собственной жизнью, и настоящих бретеров здесь не встречали неделями. Дом Фигуэредо стоял в общем ряду построек, что возводились некогда без единого плана и торчали вразнобой, как зубы в щербатой челюсти. Сама улица изгибалась коленцами, образуя небольшие площади, где располагались колодцы и небольшие рыночки на четыре-пять передвижных лавок. Днем хозяева выкатывали тележки с навесом и прилавком, вечером закатывали в амбары, а в теплое время и не закатывали, ночуя здесь же. Главное – повесить на видное место кусок правильно раскрашенной материи, чтобы все знали – криминальная подать внесена, грабить нельзя.

Один из таких криволинейных загибов очерчивался фундаментом выгоревшего дома с одной стороны, а с другой сараем, добротным, каркасной постройки. Здесь и наблюдалось оживление, а также мелькало нечто цветастое, яркое и нехарактерное для местных. Елена выпрямилась, напустила важный вид и шагнула вперед, придерживая меч предплечьем, чтобы не болтался у бедра. Шаг, еще шаг, пришлось заставить себя идти быстрее, а то ноги тормозились сами по себе.

Небольшая площадь захватила еще более старый фундамент, поэтому являлась двухуровневой. Здесь нашлось место каменной мостовой сразу трех видов, небольшому заборчику, поленнице и нескольким бочкам. Две передвижные лавки откатились под стены, расчищая пространство. Очевидно, хозяева действовали превентивно, уберегая имущество. Стражник в кожаном полупанцире скучал, опираясь на короткую алебарду и следя за наличием отсутствия беспорядков. И кираса, и алебарда знавали лучшие дни, доспех блестел от сальной смазки, будто кожу полоскали в чане с жиром. У старой тачки, которая была местной достопримечательностью, вросла в землю и прогнила настолько, что даже старьевщиков не интересовала, бродил поединщик.

Вот и мой первый настоящий бой, подумала Елена, еще чуть прибавляя шаг, чтобы не казалось, будто ей страшно.

Мужчина был достаточно молод и смотрелся лет на тридцать-сорок по меркам родного мира, то есть было ему около двадцати. На грудь бойцу просилась табличка «солдат», потому что настолько цветасто и бессистемно могли одеваться лишь наемники. Желтая рубаха, поверх нее черная куртка, точнее совокупность живописно сшитых лент и узорных лоскутов. Штаны с ярко-алым гульфиком, сшитые из полос красной, черной и желтой материи плюс голубые банты под коленями. Ботинки вот подкачали, выдавая человека нуждающегося. Бретеры так не одевались, да и оружие выдавало скорее солдата, чем фехтовальщика – прямой обоюдоострый меч с заточенным «под долото» острием и гардой, похожей на знак ноля, разделенный поперек небольшим перекрестием.

От сердца чуть отлегло, все-таки не профессиональный убийца, которого годами натаскивали на фехтовальную премудрость. Впрочем, отлегло самую малость. Елена испытывала нормальный и естественный страх человека, которого сейчас взаправду начнут убивать настоящим мечом.

Небольшая толпа расступилась, как по заказу, пропуская женщину. Ее в округе знали, горожане шепотом растолковывали случайным зевакам, что за каланча и отчего при железке. Фигуэредо не учил ее тонкостям корпоративного этикета, поэтому Елена ограничилась тем, что стала за пределами досягаемости вражеского клинка и молча выгнула бровь, положив руку на рукоять мессера. Дескать, у вас имеется ко мне некое дело?

– Слышь, – протянул наемник, не скрывая презрения, слова проталкивались сквозь зубы и падали на землю как опарыши с трупа. – Ты, что ли, та баба с мечом?

– Бабы в деревне, коров доят, – парировала Елена, очень кстати припомнив цитату Павла Бадырова из старого сериала[30]30
  «Агентство НЛС», 5-я серия.


[Закрыть].

Народ оценил, по жидкой толпе пробежали смешки. Солдат нахмурился. Вблизи он казался очень похожим на труп, который лекарка вскрывала последний раз. Такая же лобастая башка, стриженная под короткую щетинку, худое костистое лицо, лишенное, впрочем, следов хронического недоедания. И неприятный скользкий взгляд, который, словно щупальце, сам лезет в кошелек и вырез рубахи. Глаза мародера.

– Ну, так доставай, – отрывисто кинул поединщик. – Коли знаешь, за какую сторону браться.

– Как биться станем? – Елена не смогла выдержать ровный, деловитый голос, в конце фразы сорвалась на сипение, которое не осталось незамеченным. Смешки вокруг перешли в разочарованное перешептывание, а наемник довольно ухмыльнулся.

– А вот как на колени упадешь, так и прекратим, – все это сопровождалось характерным жестом, чтобы уж точно не осталось сомнений в смысле шутки. – Может, и доплачу еще.

Симпатии толпы явно качнулись на сторону веселого мужичка. Народ свистел и подбадривал, начались ставки на победу, чего при серьезных боях обычно не бывало – господь решает, чья возьмет, и пытаться заработать на его воле неразумно и глупо. Елена стиснула зубы и достала мессер из ножен, а уж после сообразила, что надо бы и ножны отцепить, будут мешать, болтаясь у ноги. Теперь уж поздно, выйдет неловко и все окончательно испортит. Дом Чертежника стоял как привидение, без единого признака жизни. Если наставник и следил за ходом поединка, делал он это втихую. Елене показалось, что средь зевак мелькнула незаметная серо-коричневая ряса, из тех, что носят бродячие монахи, но видать показалось.

Нож показался слишком тяжелым, неудобным, словно женщина первый раз взяла в руки оружие. Варежки повисли на руках будто неловко намотанные тряпки, мешая хвату. Ноги ступали как ходули, норовя зацепиться одна за другую. Видимо общая неуверенность отчетливо выразились на лице и в жестах, потому что солдат ухмыльнулся еще шире, а толпа заулюлюкала. Если здесь кто и сочувствовал ей, теперь таковых не осталось.

Наемник напал без предупреждения, как раз в тот момент, когда Елена снова задумалась, а не снять ли ножны, плевав на неловкость? Он сделал длинный выпад как заправский рапирист, и это едва не стоило ей жизни. Острие меча мелькнуло прямо перед глазами, сверкнув отраженным солнцем. Женщина механически сделала шаг назад, отбила в сторону меч и в свою очередь провела быструю контратаку, все на одном выдохе. Изогнутое лезвие мессера коснулось узорного рукава черной куртки, но даже разреза не оставило.

Солдат отшатнулся, разрывая дистанцию, сразу же качнулся вперед, замахиваясь наотмашь, вынося клинок далеко за левое ухо. Елена шагнула – четко, заученно, носок поднят, стопа опускается вертикально – прямо под замах, словно догоняя отходящий назад вражеский клинок. Выбросила вперед руку с мессером.

«Запомни, маятниковые движения быстрее, потому что не нужно тратить время на возвращение клинка в прежнее положение. Рубя налево и направо, зигзагом, ты нанесешь три удара против двух с одной стороны»

Уроки наставника вспомнились так ясно, будто Чертежник стоял прямо за спиной и шептал в ухо.

«Но если чрезмерно замахнуться на противоположную сторону, плечо и локоть откроются для контратаки. Это общая ошибка для всех солдат. Они привыкли к рукопашной без порядка и разбора, когда надо молотить изо всех сил, лишь бы попасть»

И опять почти получилось, увы, только «почти». Острие ножа кольнуло в плечо, боец снова отшатнулся, споткнувшись о приступок, начал падать. Ловко перевел падение в кувырок и вскочил на ноги, как «братуха-борцуха», прикрывшись древней тачкой. Яркое платье сразу потеряло лоск, запылилось. Но, что ценнее всего, погас огонек глумливого куража в глазах. Елена понимала, что использовала полностью бонус неожиданности, когда у нее был хороший шанс сыграть на мудацкой самоуверенности противника.

Она отступила ближе к стене, достаточно, чтобы оказаться в тени, не рискуя, что маневрирование развернет лицом к солнцу. Однако не настолько близко, чтобы сковать себя и позволить прижать к стене из глины и навоза, смешанных с соломой и прочей мусорной дрянью. Зрители охали, свистели, грызли орехи, средь горожан зашнырял мальчишка – продавец молодых побегов тростника, самой дешевой в городе сладости. Солдат махнул мечом, приглашая Елену спуститься к нему. Женщина показала противнику опущенный вниз большой палец, не надеясь, впрочем, что тот поймет. Хотя выглядело все равно оскорбительно. Враг ощерился и пошел в атаку, осторожную, расчетливую.

Взять друг друга нахрапом не вышло, и противники закружились в странной карусели, напоминающей танец под водой. Ничего похожего на кинематографическую рубку с лязгом клинков, зато много ложных выпадов и осторожных прощупываний. Елена уже поняла, что по мастерству безымянный солдат ей уступает и существенно, зато он куда более опытен и в целом сильнее. Значит, лишь вопрос времени, когда он попробует просто навалиться, как медведь, переведя дуэлирование в обычный мордобой. Елена сильно удивилась бы, узнай, что в какой-то мере повторяет схватку черной графини несколько дней назад и решает ту же головоломную задачу – чем компенсировать общее физическое превосходство оппонента.

«Уравняет шансы только безупречное мастерство и грамотное передвижение»

Они кружили друг против друга, ловя каждое движение противника, обмениваясь редкими ударами вполсилы. Елена старалась маневрировать экономно, держа науку Чертежника не в голове, а как говорили фехтмейстеры «в костях» (поскольку слово «рефлексы» здесь еще не придумали). Левую руку сжала в кулак и заложила за спину, ноги «под себя», чтобы не подсекло низким ударом.

А вот у солдата с культурой перемещений дела обстояли существенно хуже. Уверенности то хватало, да и меч порхал в сильной руке, как вещь, с которой хозяин сроднился за долгие годы. Но он все делал как будто с запасом, с избытком. Если удар по нижнему уровню, так почти что на корточках, да еще опираясь левой ладонью о землю. Если поверх, то едва ли раскручивая меч над головой. Уход от удара с резкими разворотами корпуса. Очевидно, так и выглядела «солдатская рубка», когда требовалось молотить со всей дури не особо качественным и довольно тупым[31]31
  Настоящие боевые клинки редко точили до бритвенного состояния, чтобы лезвие не выкрашивалось о доспехи и кости. Обычно не острее 45–30 %, отсюда, кстати, столько приемов с перехватом собственного меча за клинок (в перчатках, разумеется).


[Закрыть] клинком по стеганке, коже и кольчуге, а возможно и в пластинчатый доспех.

Елена поймала «чувство жопы», как сказал бы Чертежник, то есть неритмичные перемещения с подключением к дыханию движений всего тела. Она чувствовала, что вполне может «перетанцевать» солдата, заставить его выдохнуться. Было весело, однако не хорошо и легко, а скорее нездорово и ненормально, как алкоголику от вида чарки крепкого вина. Вот я, девчонка, которой еще и двадцати нет, рублюсь с негодяем, чьи руки точно в крови по локоть, а может и выше. И он, заметьте, не лезет на рожон, потому что стремно и на кригмессер налететь как два пальца! Болезненный кураж пьянил и разгонял кровь.

Но при этом Елене было очень страшно. Как человеку, которого уже несколько раз пытались убить. Как медику, который зашил сотни ран и проводил на тот свет десятки мертвецов. Беззаботная девчонка Лена знала, что смерть это далеко и для кого-то другого. Но ее давно потеснили Хель и Люнна, а эти две личности хорошо понимали, что смерть сейчас топчется и сопит напротив, стараясь вытолкнуть противницу под солнце, ослепить и зарезать, как свинью, в крови и воплях ужасной боли.

Тварь поганая, когда же ты устанешь…

Словно отвечая ее мыслям, наемник присел на левую ногу, помогая всем корпусом отбить мессер. Из этого положения то ли шагнул, то ли напрыгнул вперед, атакуя странно, выставленным под углом в сорок пять градусов мечом – не укол и не удар, а толкающее движение вперед, закончившееся клевком. Мечи со скрежетом сошлись, описали хитрую фигуру, сцепившись, как примагниченные. Женщины в толпе дружно закричали. Солдат закончил прием, не добившись цели, и развернулся вокруг собственной оси, открыв спину. Здесь ему и пришел бы конец, не ударься Елена спиной обо что-то деревянное. Опорный столб! Ее таки приперли к стене.

Елена потеряла мгновение. Этого хватило, чтобы солдат с победным рыком и ликующим блеском в глазах напал вновь, собираясь пришпилить ее к серо-желтой стене. Все случилось очень быстро. Вот мелькнула рожа победителя с широко разинутым ртом, в котором не хватало пары зубов. А вот и меч, клинок со множеством черточек и точек, неизбежных при ручной ковке металла очень средненького качества. Острие как таковое отсутствует, клинок на конце заужен и обрезан под прямым углом, а получившийся огрызок заточен как грубое долото. Не сломается о кость или стальную пластину, а при сильном тычке, даже если не пробьет – мало не покажется.

Елена взмахнула левой рукой, перехватывая чужой меч ладонью в боевой варежке. Отвела в сторону, чувствуя, как пронзительный скрежет передается через пальцы, отдаваясь болезненным скрипом чуть ли в зубы. Солдат должен был напороться цветастым брюхом на ее клинок, но дуэлянтка слишком сильно вложилась в отвод меча. Встречный тычок мессером получился неточным, слабым и коротким, без правильного разворота корпусом, который должен был удлинить и усилить укол. Нож скользнул по боку противника, добавив очередной разрез к многочисленным дыркам.

Будь солдат чуть опытнее или сдержаннее, он мог бы перевести бой в клинч, где у Елены шансов почти не было, но внезапная контратака слишком сильно ударила по нервам, мужик шарахнулся назад и в сторону, дернув меч на себя двумя руками. Прямой клинок с пронзительным визгом освободился из захвата боевой перчатки, искры жахнули таким снопом, будто у женщины в руке была горящая шутиха.

Елена шагнула вдоль стены, тряхнув левой рукой. Несколько рассеченных колец упали в пыль, ладонь онемела. Стеганая варежка была обшита изнутри мелкой кольчугой, которую в свою очередь прикрывал лоскут материи. Бретера такой имитацией обмануть, скорее всего, не вышло бы, но с обычным убийцей – смотри-ка! – получилось. Фигуэредо снова был прав.

Впрочем, противник отделался легкой царапиной, а бой снова пришел к тому, с чего начался. И больше хитрых козырей у женщины не осталось.

Елена сменила стойку, то есть положение. Стала почти фронтально, уже не скрывая защищенную ладонь, чуть присела, позволив, как учил наставник, собственному весу «усадить» ноги. По всем канонам жанра сейчас должен последовать третий акт, после которого один из бойцов отправится в лечильню или на Северное кладбище, в общую могилу для безродных. Солдат подступал снова, на сей раз осторожно, приставным шагом, уже без раскачки и прочих телодвижений. Может, закатное солнце так шутило со светом, а может и в самом деле из бойцовского взгляда ушел весь кураж и превосходство. Елена подняла и опустила плечи, словно крыльями взмахнула, чтобы даже рукава не стесняли движения. Левая кисть остановилась у солнечного сплетения, ладонью наружу, будто хозяйка готовилась поймать бейсбольный мячик. Чтобы с равной быстротой парировать удар с любого направления.

Сейчас, сейчас…

– Да и черт с тобой! – заявил безымянный солдат, плюнул женщине под ноги, опустил меч. Отошел спиной назад шагов на пять, затем, по-прежнему, не сводя глаз с противницы, подобрал брошенные ножны. Елена молча наблюдала, как ее неудавшийся убийца прячет клинок, продолжая отступать. Солдат еще раз плюнул, гордо выпрямился, расправив плечи, а затем, наконец, повернулся и ушел в сторону реки. Его провожали свистом и даже разными обидными словами, но без особого энтузиазма. Все кровопролития ждали, а тут…

Только глядя в удаляющуюся спину, будто сотканную из желто-черных лоскутков, Елена поняла, что целиком ушла в «тоннельное восприятие», совершенно не фиксируя происходящее вокруг. А что если все это сплошная обманка и со спины уже крадутся подручные с сетями или кинжалами? Она заполошно дернулась, прыгнула к стене, вслепую махнув ножом. Народ шарахнулся в стороны и начал разбредаться быстрее. Пара совсем уж маргинальных личностей затеяла безыскусную драку, выясняя, кто теперь кому должен, если ставки сделаны, а победителя вроде и нет. Убедившись, что беспорядков не наблюдается, ушел стражник, положив алебарду на плечо, будто палку.

Елена прислонилась к шершавой стене, чувствуя, как начинают дрожать руки. От стены дома пахло сухой пылью и сеном. Пот лился градом, пропитывая недавно выстиранную рубашку. Кепка прилипла к влажным волосам. Хотелось закричать во весь голос и что-нибудь разбить, бегать кругами, в общем, дать выход чудовищному напряжению. Краски вечерней улицы показались очень резкими, телевизионно-яркими и контрастными, как в игре, даже глазам больно.

Медленно, с трудом шевеля пальцами, женщина сняла перчатки, сунула за пояс. С третьего раза попала клинком в устье ножен. Оглянулась на дом Чертежника с затаенной надеждой, что мастер на пороге, он все наверняка видел и одобряет успехи, а ошибки они вдвоем исправят после. Нет, темный дом стоял, как мрачный склеп, памятник давно ушедшей славе фехтмейстера Фигуэредо.

А все-таки не обманул, подумала фехтовальщица. Не обманул мастер. Обещал, что через год она сможет более-менее уверенно противостоять одному-двум солдатам. Так и вышло, с поправкой на глупые ошибки. А теперь домой, домой.

Домой…

Она пошла в сторону дома Баалы, стараясь дышать глубоко и ровно, вдыхая прохладное спокойствие, выдыхая страх и напряжение.

* * *

– Добавь, – потребовал наемник.

– Чего? – уставился на него Мурье. – Совсем звон монет разум застил?

– Добавь, – повторил, набычившись, боец.

Сам себя он гордо именовал бретером, однако Мурье отлично знал, что никакой тот не мастер клинка. Обычный наемный убийца, из тех, кого покупают сразу бандой из трех-пяти рож, чтобы привалить в темном углу любовника жены или купчишку невеликой руки. Но убийца хороший, не ленившийся помахать клинком перед тенью и тренировочным столбом.

– Мы так не договаривались, – Мурье был готов к тому, что сейчас наглую скотину придется убивать, но стало интересно, чем все закончится. Кроме того рядом находилась госпожа, поэтому кровопролитие было нежелательно.

– Точно, – согласился наемник и на удивление здраво разъяснил, что нанимали его для того, чтобы пугнуть мужиковатую девку и попортить ей шкуру интереса ради. А девка, как нашептали местные, оказалась ученицей фехтмейстера, причем того, что лет десять назад считался лучшим из лучших, пока не двинулся умом окончательно. И сама горазда мечом вертеть. Со стороны работодателя жилить такие подробности было аморально и безнравственно.

– Дважды, – наемник показал красную точку на плече, где кровь от укола просочилась сквозь рукав. – Эта … меня дважды достала! – теперь он сунул пальцы в разрез на боку. – Чудом не порешила. Другой риск, другая цена.

Звучало вполне здраво, Мурье и сам удивился, глядя, как ловко разделывальщица трупов машет клинком. Опыта ей не хватало, в бою допустила несколько серьезных промашек, но в целом… Его сомнения развеяла Флесса, закутанная в плащ от макушки до пят.

– Доплати, – коротко повелела она. Голос звучал тихо и бесполо из-за высокого воротника и шарфа, закрывающего нижнюю часть лица. Глаза и прическа скрывались под капюшоном.

Ловаг повиновался, не тратя времени на всякие «вы уверены» и прочий сотряс воздуха. Убийца получил куда меньше чем хотелось бы, но существенно больше того, что надеялся вытребовать и поспешил ретироваться.

– Домой, – сказала госпожа.

Мурье жестом дал знак нескольким бойцам, что заранее рассредоточились по темным углам. Однако, несмотря на собственное указание, Флесса еще немного задержалась. Вице-герцогиня сначала долго и задумчиво смотрела вдоль улицы, туда, где скрылась лекарка Люнна. А затем обратила взор на дом фехтмейстера. Хозяин, как по заказу, вышел на темную улицу, отворив прочную дверь. Глянул на пятачок, где шла схватка, будто мог в сумерках разглядеть цепочки следов и восстановить картину боя. Учитель фехтования пригладил длинные седые волосы, перевязал их заново в хвост драной лентой.

Неожиданно костистое, злое лицо фехтмейстера дернулось, странно поплыло, как будто спешило расколоться по невидимым швам. Ловаг сначала вздрогнул, а затем понял, что так выглядит попытка улыбнуться в исполнении человека, чья физиономия, должно быть, годами застыла в недовольной брюзгливости. Мастер клинка одобрительно кивнул, будто соглашаясь с кем-то, и скрылся в доме.