Текст книги "Высокое Искусство (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

Часть II
Лучшая в мире работа

Глава 9
Подарок на день рождения

«Я видел сон…»

– Что, мой господин?

Герцог вскинул голову и понял, что последнюю фразу произнес вслух.

– Я видел сон, – повторил он с неожиданностью для себя. Повторил и замолк, глядя на травертиновый пол и рисунок родового герба, выложенный мелкими восьмиугольными плитками.

Управляющий замер, почтительно склонившись. Один из немногих, кому герцог доверял, настолько, что даже изредка делился сокровенными мыслями. Человек низкого сословия, возвышенный по воле господина настолько, что многие дворяне и мечтать не могли. Упитанный дядька в одежде неярких, сдержанных тонов (правитель не должен думать, что подданные роскошествуют сверх меры) терпеливо ждал, не соизволит ли патрон развить мысль. Но герцог молчал, замерев подобно статуе из фамильной галереи.

«Флесса, младшая дочь… Вот уж много месяцев как ты покинула родовой замок и живешь в столице, представляя нашу семью, ведя тайные дела»

Белая мантия тяжко свисала, давя на худые плечи с выступающими костями. Герцог знал, что со стороны это выглядит сурово и представительно, но тяжесть не давала вздохнуть, гнула к земле. Грузом прожитых лет, тяжелых решений, необходимых предательств, расчетливой жестокости. Старый владетель подумал, что уже три года не надевал доспехи, даже для конного выезда. И скорее всего, больше никогда не наденет, разве что новые, «смоляные», вполовину легче стальных. Говорили, что в Мильвессе это становится модным – броню, похожую на коричневое стекло с тканевой основой, покрывали тончайшей фольгой, чтобы казалась со стороны настоящей сталью. Добрые, прибыльные вести, потому что четверть смоляных доспехов всей Ойкумены уже делалась в мастерских Малэрсида из особой серы, что добывали на Пустошах.

«Флесса… жестокая, порывистая, властная, умная… настоящий отпрыск Вартенслебенов. Единственная, кто удержит мое наследие! Единственная ли?»

Единственная. Какое неприятное, категоричное слово. В нем горький привкус неизбежности, завершенности. Сколь грустно его произносить, даже думать. И все же… Есть ли выход?

Диабал – судебник и свод законов новой Империи – строго разграничивал вопросы наследования. Первый ребенок получает все недвижимое имущество за вычетом «женской доли». Второй обретает личное наследство матери, а также выплаты на содержание из семейной казны. Третий идет в духовное служение или – если Церковь не прельщает – может купить место в хорошем, почтенном цехе. Все остальные не получают ничего, кроме коня, оружия и титула. Поэтому, согласно новым судебникам, герцогство должна унаследовать старшая дочь.

Должна… Если бы у нее имелось желание править!

С другой стороны, если немного поколдовать с прочтением запутанных юридических формул, то можно попробовать сделать наследником Кая. Так поступали многие, апеллируя к тому, что «наследник» созвучно «первенцу», то есть речь идет не просто о первом ребенке, но о первом мальчике. Да, такое возможно.

Возможно… Если бы у Кая имелась хоть капля таланта владетеля!

Однако есть и третья сторона.

Герцогство Вартенслебен издавна жило сообразно Партидам, сводам законов Старой Империи. Ну, как бы сказать точнее… герцоги декларировали приверженность благородной старине в ущерб Диабалу. На самом деле, разумеется, как и положено хорошему правителю, Вартенслебены по необходимости совали нос в оба корыта, но сейчас репутация сторонников давних традиций может хорошо послужить. В Партидах сказано прямо, что владетельный господин, у которого за плечами не менее десяти поколений благородных предков со всеми подтверждениями знатности, может пользоваться некоторыми привилегиями сенатора. В том числе, женить и разводить детей, а также выбирать наследника личной волей, сообразно интересам фамилии. И даром, что сенат не собирался триста лет, если не больше. То, что начертано перьями законотворцев Старой Империи, крепче стали и ценнее золота.

Десять поколений у фамилии Вартенслебен имеются – слава Пантократору, который отмерял основателям рода короткие жизни. Но и здесь все непросто. Обосновать, тем более, защитить претензию будет нелегко, ведь традиционно подобной привилегией пользовались Приматоры, к коим дом Вартенслебенов пока не относился. Логично, как ни крути: старым домам – старые правила.

Да, будет непросто. Здесь окажется к месту помощь островитян, которые поддержат притязания герцога, укрепят их авторитетом настоящего старого дома и армией юристов. Но возможно. И пора бы уже начать что-то получать с негласного, тайного союза.

Или подождать?..

Флесса умна, в меру жестока, расчетлива. И уже давно играет в семейные забавы, тщательно выстраивая собственную сеть шпионов. Если начать действовать, девочка может возомнить о себе куда больше положенного. С другой стороны, дела законные творятся медленно, так что имеет смысл начать пораньше. Дабы в случае чего…

Пантократор свидетель, как все непросто!

Герцог отпил глоток вина из бокала, провел пальцем по гладкой поверхности. Авантюриновое стекло не имело ни единого изъяна. Совсем как артефакты из старых времен, когда магия правила миром. Старый владетель только сейчас обратил внимание, что управляющий стоит недвижимым истуканом и, кажется, боится даже вздохнуть. На это было приятно смотреть – вышколенные слуги, дисциплинированная челядь, управляемое владение. Все работает, как точный механизм, надежно и предсказуемо. Однако следующая мысль была куда менее приятной – а ведь отец думал так же. Герцог поморщился и толстяк в серо-коричневых одеждах, видя гримасу владетеля, склонился вперед, изображая наивозможнейшее почтение.

Идиоты, подумал герцог. Господи, какие идиоты… они ведь искренне думают, что ему есть хоть какое-то дело до тряпья. И что показная скромность как-то защитит от его гнева. Неважно, что жирдяй натянул простые чулки из шерсти с кожаной подошвой. Может хоть в паучий шелк разодеться, это неважно. Да и не по чину ему шелк все равно. А важно то, что грехи управляющего известны, сочтены и признаны несущественными.

Страсть к маленьким девочкам, что еще не вошли в детородный возраст – против законов божеских и людских, но кто совершенен? За этот грех управляющий ответит перед Пантократором. Любовь глотать жидкий дым, но контролируемая, не чаще раза в неделю. Пристрастие не хуже иных, если не перерастает в пагубную зависимость. Мздоимство… Это уже серьезнее, но герцог хорошо понимал, что там, где звенит живая монета, сколько-то серебра и золота неизбежно прилипнет к рукам. Главное, чтобы соблюдалась мера. И с этим все было в порядке.

Умеренность, исполнительность и четкое понимание пределов дозволенного – вот, что сохраняло привилегии герцогских слуг.

«Флесса, мне тебя не хватает!» – признался, наконец, самому себе старый аристократ.

«С тобой править дрессированным владением куда проще. Я старею, тело и разум изнашиваются. Ноша все тяжелее, и легче не станет. Мне придется разделить власть сейчас. Да, есть большая вероятность того, что почтительная дочь захочет сократить бремя мое раньше срока. Но если упустить момент, она сделает это гарантированно, а я к тому времени окажусь слишком слаб и старчески малоумен, чтобы противостоять ей. Как мой отец когда-то давным-давно»

– Ты знаешь, что в моем роду были маги? – неожиданно спросил герцог у толстого слуги. Тот замер с открытым ртом, растерянный и непонимающий – то ли владетель удостоил великой почести, то ли устраивает изощренную проверку.

– Нет, достопочтенный господин, – промямлил он, в конце концов. – Сие мне было неведомо.

– Но это так, – сумрачно поведал господин. – Говорят, капля магического дара все еще передается в нашей крови, так что изредка члены семьи Вартенслебен видят удивительные, вещие сны…

– Это прекрасно, достопочтенный господин, – склонился управляющий, проклиная тот момент, когда решился открыть рот. Герцог не был склонен к беспричинной растрате, однако сильные мира сего не любят, когда их потаенные мысли становятся достоянием чужих ушей. И кто знает, не пожалеет ли владетель следующим утром, что сказал чересчур много накануне.

– Я всегда считал, что это сказки, – сказал герцог. – Никогда не видел чего-либо, что можно было счесть «вещим». И моя родня тоже, иначе они не закончили бы…

«Так, как закончили» – довершил про себя оборванную фразу толстяк и на всякий случай поклонился еще ниже.

Старый правитель подошел к окну, провел пальцами по бронзовой решетке, начищенной до того особого, золотисто-медного отсвета, что дает лишь благородный беспримесный материал, отменное литье и тщательная полировка.

– Я видел сон. Малэрсид был окружен странными, удивительными фигурами, они словно росли из сердца земли. Океан бушевал, затем соленые волны раздались и воздвигся мост, который в то же время не был мостом, потому что не соединял, но преграждал. Город сгорал в призрачном пламени, огненная дорога пересекла Малэрсид из конца в конец. И две королевы сражались в том пожаре, Красная и Черная. То была схватка насмерть. Что может означать это сновидение?

– Сие неведомо вашему покорному слуге, – пролепетал управляющий. – Каждый человек должен исполнять работу, что удается ему лучше всего… я умею считать прибыли с убытками, но сновидчество… Достопочтенный, вам лучше обратиться к астрологу… или магу.

– Да, и в самом деле, – пробормотал себе под нос герцог. – Магу. Как же иначе.

Он развернулся к управляющему, и тот вздрогнул, правитель снова казался полным сил, источая непробиваемую уверенность. Герцог щелкнул пальцами со словами:

– Пусть заменят вино, это выдохлось. Что на сегодня?

– Подтверждение запретительных пошлин на следующий год, господин, – вот это уже был язык, понятный управляющему, тот деловито раскрыл папку. Моду на этот аксессуар тоже ввела Флесса, прежде документы носили в специальных мешках из кожи.

– Как вы и пожелали, городской совет воспрещает вывоз любого провианта из владений без особого на то дозволения. Также следует решить вопрос с отправкой серебра в Мильвесс для чеканки монеты. Состав эскадры, галеры охранения, разрешение покинуть порт, подтверждение в столице права первоочередной швартовки. Все требует вашей печати. И…

Толстяк замялся, потупив глаза, как будто ему неловко было напоминать.

– И? – поднял бровь герцог.

– Позволю себе напомнить, необходимо распространять новые слухи о том, что Император желает поощрить ремесленные советы и ограничить старинные привилегии цехов. Нужно платить глашатаям, переписчикам поддельных грамот, мастерам иных тайных дел. Госпожа прислала из столицы подробную смету.

Управляющий потянул за краешек отдельный лист пергамента в общей стопке.

– С этого и начнем, – резко повелел герцог. – Кто экономит на солдатах и шпионах, тот роет себе могилу.

– И…

– Что еще? – недовольно бросил правитель.

– Турнир Веры, до него меньше двух месяцев, а вы еще не решили, почтите ли сие знаменательное событие своим участием. Если соблаговолите избрать обычный путь, то самое время засылать курьеров, выкупать лучшие места в гостиницах, размещать тайную охрану. Если же изберете магический…

– Ни слова про магию! – рявкнул герцог, которого передернуло от воспоминания о магическом переходе в Сальтолучард, даром, что тот случился прошлой осенью, больше года назад.

– Да, господин! – определенно в позвоночнике у толстого слуги не было ни единой твердой части, хребет гнулся в любом направлении с дивной плавностью.

– Я решу это позже. Сейчас вернемся к смете.

«Флесса, у тебя чудесный дар делать все вовремя!»

– Пусть подготовят курьера на Остров, – герцог отдал приказ, повинуясь скорее порыву, нежели гласу рассудка. – Малый и самый быстроходный корабль. В строжайшей тайне.

«Черт с ним, рискну. Пусть у владения Вартенслебен будет признанная наследница. И пусть глоссаторы[15]15
  Глоссаторы – юристы, специализирующиеся на толковании старинных кодексов.


[Закрыть] Алеинсэ только попробуют не поддержать и не обосновать мой выбор!»

* * *

В двадцатый[16]16
  С одной стороны двадцатилетняя женщина в традиционном обществе – уже матрона, как правило, не раз рожавшая. С другой, Флесса представительница высшей аристократии, причем не замужем. Так что она может позволить себе роскошь выглядеть молодо и стильно в том возрасте, когда других свозят на кладбище после родильной горячки.


[Закрыть] день рождения Флесса аусф Вартенслебен решила одарить саму себя чем-нибудь оригинальным, необычным. Годовщина требовала отметить ее совершенно особым образом, так, чтобы воспоминания сохранились на всю жизнь. И Флесса выбрала смерть. Или, точнее – поединок насмерть.

Отец не одобрил бы, это столь же верно, как восход луны и закат солнца. Скорее всего неодобрение выразилось бы в очень практичной и неприятной форме. Но отец был далеко, на противоположном конце мира. А Флесса здесь, в красивейшем и богатейшем городе мира, где золото и происхождение открывали многие двери. А также давали многие возможности.

То, что в легендарной подземной тюрьме можно убить человека, Флесса знала, но это ее не прельщало. Взять на себя исполнение правосудия, кулуарно лишить жизни заморенного узника, какого-нибудь детоубийцу или простого вора – это не интересно. Ей хотелось иного. «Иное» стоило дорого, очень дорого, так, что дочь Вартенслебенов некоторое время раздумывала, не спрятать ли необходимые расходы в смете на организацию городских волнений. Потребовалась немалая воля, чтобы отвернуться от искушения, но вот уж чего у Флессы было в достатке, так это воли Вартенслебенов, повелителей морской торговли запада.

Да, вышло дорого.

Но это стоило каждой монеты, до последнего безанта[17]17
  Безант – большая золотая монета, предпоследняя в денежном «старшинстве» Ойкумены. Встречаются нечасто, чеканятся мало. Строго говоря, это даже не столько монета, сколько мера драгоценного металла. Поэтому в безантах традиционно исчисляются все сколь-нибудь крупные заклады и долговые расписки.


[Закрыть]!

Когда-то здесь располагался бассейн, овальный и глубокий. На полу все еще сохранились контуры морских тварей, выложенных мозаикой всех оттенков синего и голубого цветов. Лазуритовая плитка покрывала вертикальные стены, а высоко над головами сияла магическая лампа очень редкого, «солнечного» вида. Грушевидный сосуд на серебряной подвеске давал свет, почти неотличимый от естественного, как в слегка пасмурный день. На краю бассейна замерли в неподвижности бок о бок местный тюремщик, а также начальник охраны юной наследницы. Оба, несмотря на суровое, не располагающее к сантиментам ремесло, имели вид бледный и весьма потерянный, горестно созерцая происходящее в бассейне.

Внизу, там, где искрилась под лампой старая мозаика, чей секрет изготовления был давно утерян, два человека дрались насмерть.

Они кружили, топча синие рисунки, терпеливо выложенные руками давно забытых мастеров. Били редко, в основном финтили, присматриваясь друг к другу, стараясь поймать на ложный выпад. Противник был хорош – бандит, давно продавший за звонкую монету и честь, и совесть, точнее их тени, поскольку вряд ли бывший наемник вообще знал, что такое совесть. Быстр и ловок – вино и наркотик не успели подточить здоровье. Тесаком владел неплохо, однако не более того, в этом Флесса имела преимущество. Зато проигрывала в росте и силе.

Флессе уже было жарко под облегающей стеганой курткой. Бандит вообще, словно из купальни вышел, пот промочил насквозь лохмотья, заменявшие арестанту одежду. Дрались на обычных тесаках длиной в четыре пятых руки, с обтянутыми кожей рукоятями. У бандита пехотный клинок, обычный и прямой, из тех, что идут в ход, когда строй разбился, древки переломаны и пошла безжалостная молотилка лицом к лицу. Размахивайся крепче, бей сильнее, а там Пантократор решит, кому выпало жить. У женщины в руках сияло отраженным светом куда более изящное оружие с плавным изгибом клинка и выбранными долами для облегчения веса. Флесса не захотела взять легкий длинный меч, чтобы шансы противников были хотя бы условно равными.

Она поиграла немного от кисти, петлями и переходами, стараясь запутать арестанта, тот не купился. В ответ начал более-менее грамотно загонять женщину в узкий конец арены, наступая шаг за шагом, провоцируя атаковать далеко выставленную вперед ногу. Худое лицо злодея блестело от влаги, глаза бегали, напряженно ловя отсверк вражеского клинка. Губы подергивались – хозяин то ли молился, то ли сквернословил. А может и то, и другое. Но руки у него оставались твердыми, а движения были уверены. Флессе на миг подумалось, что, быть может, идея с поединком не столь уж забавна и хороша.

Дуэлянтка наклонилась вперед, опустила тесак ниже, рассчитывая сыграть на разнице в росте и вспороть бандиту живот или пах. Уголовник положил клинок на плечо в притворной усталости, запрыгал на кончиках стоп, как танцор, быстро качая корпус из стороны в сторону. В очередном прыжке атаковал широким размашистым ударом, вынудил женщину отступить на шаг. Перевел удар в серию финтов, умело работая плечом, постоянно угрожая острием.

Перед боем Флесса ожидала встретить обычного рубаку с большой дороги, который сражается по старому принципу «прямой удар, прямой отвод, прочее для манерных пижонов и в бою неприменимо». Но этому негодяю кто-то поставил относительно неплохие навыки боя. Видимо не ленился брать уроки какого-нибудь бретера у костров на бесчисленных привалах военной жизни. Набор приемов был скудным, но отработан хорошо. Пожалуй, слишком хорошо. Знай Флесса раньше, что доведется столкнуться с таким врагом, она бы задумалась. Черт побери, а ведь случись что, охранник может и не успеть. Очаровательная игра со смертью быстро переставала быть и очаровательной, и игрой.

Он ударил высоко, целясь в голову, и сразу замолотил сверху вниз и обратно, пользуясь обоюдоострой заточкой клинка. Флесса в свою очередь попробовала зацепить арестанта изогнутым тесаком снизу вверх, словно крюком, а затем вытянулась вперед в глубоком выпаде, целясь по оружной руке. Почти дотянулась, почти – враг отскочил слишком быстро! Острая сталь распорола обрывок рукава некогда роскошной рубахи – как ее только слуги закона не прибрали? – и оставила неглубокую царапину. Первая кровь! Впрочем, неубедительная и неопасная, из тех ран, что скорее добавляют осторожности и решимости. Подобная делается опасной лишь в компании товарок, по капле выцеживающих силы.

Противники снова закружили в танце, пробуя друг друга на реакцию, ловя момент для атаки. Флесса почувствовала, что начинает задыхаться. Плотная одежда, на которую не пожалели ваты, действительно защищала от скользящих ударов, но и тепло удерживала как меховая шуба. Духота пополам с усталостью повисли на руках невидимыми гирями. Изящное порхание смертносной бабочки шаг за шагом превращалось в унылое заплеталово неловких ног.

Охранник и тюремщик с одинаковой злобой взирали на поединок. Оба хорошо понимали, что если все пойдет скверно, они могут и не успеть вмешаться. У обоих не имелось выбора – тюремщик был поставлен перед готовым решением, ему даже золота не перепало, лишь пригоршня серебра. Ловаг, хотя и шпионил для герцога, составляя ежедневные отчеты о деяниях подопечной, вынужден был подчиняться воле хозяйки и теперь страдал, разрываясь между исполнительностью и желанием спрыгнуть вниз, чтобы закончить все одним ударом. Не дай бог, арестант достанет девчонку хотя бы кончиком тесака… С другой стороны – ослушайся ее, и сумасбродная девка сотворит невесть что. Например, выгонит из свиты за ослушание. И вполне возможно, старый Вартенслебен ее решение не отменит. Тогда – прости-прощай привилегированное положение, гиене под хвост годы верной службы, поднявшие удачливого воина из бедности.

Флесса услышала скрип железа, ее охранник уже открыто вытащил меч из ножен, ловя момент, когда надо будет прыгать в бойцовскую яму. Она досадливо поморщилась и на этом потеряла мгновение. Бандит тоже имел хороший слух и сделал свои выводы из готовности ловага. Пощады убийце ждать не приходилось в любом случае, обещаниям наемник не верил ни на грош, но когда приговорен к гвоздеванию, быстрая и не очень мучительная смерть от клинка – уже благо само по себе. Теперь он хотел лишь одного – забрать напоследок еще одну жизнь. Хотя бы в малости отомстить проклятому миру. А затем – и в ад можно!

Эта решимость отчетливо горела в темных глазах арестанта, и Флесса поняла, что теперь настало время по-настоящему драться за жизнь. Бандит присел, упер левую руку в бок рядом с почкой, правую прижал к животу, как будто заслоняясь плечом. Быстрым шагом двинулся прямо на женщину, разгоняясь, как боевой конь перед атакой. Тюремщик, уже не стесняясь, выругался, понимая, на кого повесят смерть высокородной особы в подземельях «Дворца-под-Холмом». Ловаг скрипнул зубами и шагнул к самому краю бассейна, перехватил рукоять меча обеими руками.

Загнав противницу в тупик, заключенный рубанул со всех сил слева направо, горизонтально, от живота, добавив к замаху еще и энергию разворота корпуса. Он рассчитывал, что сметет любую защиту чистой силой и весом, а если и нет, все равно бойцы сблизятся настолько, что можно навалиться по-борцовски и опять же решить дело. Пехотный тесак ударил, как молот, так, что и в самом деле снес бы любую жесткую защиту. Поэтому Флесса блокировать не стала. Закинула левую руку назад, ловя рукоять маленького кинжала за поясом. Одновременно резко присела, наклоняясь, почувствовала, как сталь пригладила стеганую шапку на макушке. В следующее мгновение противники столкнулись подобно льдинам в реке, и бандит, готовый придавить верткую сволочь, проломить ей башку одним ударом рукояти меча, получил кинжалом в живот по самую рукоять.

Они расцепились, приговоренный отступил на шаг, зажимая рану, прикрылся мечом. Флесса обозначила несколько ударов, но скорее для порядка, чтобы вырваться из ловушки тупика. С полминуты или около того поединщики снова чертили сложные круги по дну арены. Оба устали, а заключенный еще и терял кровь, так что дуэлянтов хватало лишь на один-два удара, скорее в надежде, что противник утомился еще больше и все же пропустит атаку.

– Госпожа, – позвал сверху ловаг, дождавшись, когда расстояние между бойцами окажется достаточно велико, так, чтобы не отвлечь женщину в момент опасности. – Ваша победа неоспорима, кровь пущена. Дозвольте нам закончить!

Тюремщик поиграл кнутом, молясь, чтобы высокородная дура согласилась. То, что бабе сейчас расколют голову как старое корыто или вспорют брюхо – и хрен бы с ней, но ведь приличных людей за собой в могилу потащит, коза дурная!

Флесса не ответила, сберегая дыхание. А еще – не желая нарушить великолепие момента. Теперь она понимала, что влечет рыцарей в бой снова и снова, откуда это пристрастие к смертоубийству. Страх смешался с азартом, разлился по жилам, даря восхитительные переживания на грани жизни. Ее могли убить, ее почти убили, ее могут убить и сейчас. И все равно, Флесса аусф Вартенслебен превзойдет врага. Потому что быстрее, умнее и жестче! Потому что она лучше!

– Поганая… мразь… – выдохнул бандит, и это были первые слова, что он вымолвил с начала поединка. – Грязная шлюха с фруктовым ножиком.

Рана была не опасна, однако с каждым шагом поединщик терял кровь, а вместе с ней и силу. С хорошим лекарем, да еще бы отлежаться – шансы выжить неплохие. Но достаточно было одного взгляда в глаза гибкой сильной женщины с хищным взглядом гиены, чтобы не ждать ни лекаря, ни покоя.

Они встали друг против друга, жестко, оба смертельно уставшие, не в силах маневрировать. Рваные холщовые штаны на арестанте вымокли и покраснели как фартук мясника. Флесса хватала воздух раскрытым ртом, молясь, чтобы хватило дыхания. Дуэлянты обменялись еще несколькими ударами. Бандит перехватил рукоять двумя руками, попробовал прием с выносом клинка высоко вверх и в сторону, но в итоге просто рубанул широко и сильно. Флесса неосторожно парировала, и кисть онемела от жесткого сотрясения. Женщина не удержалась от гримасы, и ободренный злодей ударил снова. Не успевая отступить, не имея возможности «слить» вражеский меч, Флесса опять отбила прямо и безыскусно, на сей раз, подпирая обух тесака левым плечом. При этом она едва не насадилась на собственный кинжал, однако прием удался. Вражеский тесак хрупнул, глубокая трещина пробежала по стальной поверхности, как не переломился клинок, осталось загадкой безвестного кузнеца.

– З-заканчивай, тварь, – прохрипел уголовник, бессильно уронив руку с мечом. Левой он зажал рану, не в силах остановить струйки алой жидкости.

Это было прекрасно сыграно, Флесса почти поверила. Но бретер, который учил ее, честно отрабатывал золото Вартенслебенов. Помимо чистого фехтмейстерства он открыл ученице некоторые приемы уличной схватки, которым не обучают юных дев. А заодно поведал не столь уж давнюю – и семи лет не прошло – но уже ставшую легендой историю дуэли между пятым сыном Пиэвиелльэ, блестящим фехтовальщиком на саблях, и неким бретером по имени Раньян, которого, несмотря на молодость, в ту пору уже называли преемником Лунного Жнеца. Причем бретер рассказал обе версии легенды, и придуманную семьей покойного, и другую, настоящую, что передавали друг другу мастера меча.

Та история назидательно раскрывала, с какой легкостью победа оборачивается поражением, так что Флесса удвоила внимание. Крепче сжала рукоять, обтянутую жесткой кожей, почувствовала даже сквозь перчатку стежки крепкой нити. Сделала два шага назад и замерла в классической стойке, прижав локоть к боку, чтобы меньше нагружать уставшую руку. Поняв, что его последний ход разгадан и предупрежден, уголовник застонал, теперь уж непритворно. И ринулся в последнюю атаку. Тюремщик заорал, раскручивая кнут, ловаг тоже завопил, напрягая мышцы для прыжка в бассейн. Бандит плеснул в лицо женщине пригоршню крови, в то же время, занося меч. Перехватил рукоять над головой уже двумя руками и ударил, сверху вниз, выкладываясь без остатка.

Окажись здесь живописец или даже скульптор, он вдохновился бы зрелищем и возможно, после долгих трудов, создал шедевр, потому что в эти мгновения уголовник был по-своему прекрасен. Яркий свет волшебной лампы высветил каждую черточку напряженного тела, идеально обрисовал игрой тени мышцы, видимые сквозь рваную одежду. Превратил грязную физиономию бесчестного убийцы в маску человека, бросившего вызов судьбе. Бандит, чье имя давно забылось под грузом кличек, достиг совершенства в тот миг, когда все его упрямство, жажда жизни, ненависть, силы, бойцовские навыки – все полыхнуло огнем чистого, запредельного усилия.

Парирование Флессы вызвало бы одобрительный кивок у любого фехтмейстера. Оно вышло безукоризненно грамотным – классический «слив» вражеского клинка по своему, когда вместо жесткого блока сила вражеского удара направляется в сторону, подобно струе воды в отводном желобе. А затем – возврат в прежнюю позицию и быстрый шаг вперед с уколом в шею, под кадык. Флесса понимала, что даже убитый, в сущности, противник по-прежнему тяжелее и сильнее ее, так что не стала пытаться удержать его «на клинке». Почувствовав, поймав тот момент, когда тесак дрогнул в руке, разрезая плоть, женщина выпустила рукоять и плавно скользнула в сторону. Шаги ее были легкими, силы, казалось, вливались в утомленное тело, как вода из родника в пустой мех. Душа пела, наслаждаясь победой.

Два шага в сторону, кинжал уже наготове, полуповорот… Как раз, чтобы заметить, как длинный меч ловага разрубает голову павшего на четвереньки уголовника. Ну что ж, надо отметить, вмешательство получилось своевременным, ни раньше, ни позже чем следовало. Флесса закрыла глаза, постаралась успокоить дыхание, вспоминая непередаваемое ощущение, когда изогнутая сталь встретила сопротивление, упершись в шею мертвеца, как преодолела его, проникая в ямку чуть выше ключиц, туда, где скрыт пучок кровеносных жил и любая рана смертельна.

Тюремщик прыгал наверху, орал уже в голос, изрыгал богохульства, не смущаясь присутствия сразу двух особ «с родословными». Но его вопли не задевали, а только приятно контрастировали с уходящим жаром боя. Флесса, по-прежнему не открывая глаз, мотнула головой, думая, что двадцатилетие определенно удалось. Будет еще время пира с участием юных гостей из хороших фамилий. Чинный банкет непременно затянется и перейдет в веселое непотребство, что продлится до самого утра. И это славно!

Но здесь еще не все закончено.

– Мне нужна ванна, – приказала она, точно зная, что все приготовления уже выполнены.

Тюремщик шумно возился, спуская лестницу. Телохранитель галантно подал руку, помогая взойти на первую ступеньку.

– Ванна, одежда, – сказала Флесса, расстегивая на ходу воротник бойцовской куртки. – И особая услуга, как договаривались.

– Разумеется, все будет исполнено в лучшем виде, – отдувался тюремщик, готовый, если понадобится, лично исполнить все пожелания гостьи.

Покойник лежал на каменном столе, нагой как в момент выхода из материнской утробы. Тело успели обмыть, так что бледный мертвец не осквернял каменный стол пятнами грязи. Когда-то за плитой из белого мрамора с черно-серыми прожилками вкушали изысканные яства бономы Старой Империи. Теперь здесь оказывали особые услуги, устраивая анатомические представления для лекарей, Демиургов и богатых посетителей, чья любознательность подкреплялась платежеспособностью.

Сегодня зал труповскрытия принадлежал только ей, Флессе Вартенслебен. И мертвецу, на которого она пожелала взглянуть всесторонне. Женщина смыла пот, заменила стеганую защиту на более приличествующие одеяния, однако жар минувшей схватки все не унимался, он расходился по жилам, покалывал кончики пальцев, отзывался тревожным гулом крови в низу живота.

– Сколько еще я буду ждать? – поджала она губу.

Тюремщик рассыпался в извинениях, обещая, что лекарь, он же квалифицированный анатом, вот-вот будет здесь. Тюрьма есть тюрьма, понимаете ли, здесь умирают люди, иногда совершенно внезапно. А интерес владетельной госпожи, разумеется, достоин удовлетворить только наилучший, самый грамотный мастер, который вскроет покойника легко и нежно, как родного брата.

Флесса подавила усмешку. Она подозревала, что все куда проще – лекарь, скорее всего, лишь один, на казенном жаловании. Ну, главное, чтобы дошел. Наследница Вартенслебенов с детства отличалась любопытством, она никак не могла упустить такую возможность посмотреть – как устроен человек изнутри. Дуэлянтка переплела пальцы, стараясь унять биение сердца. Хотелось… чего-то. Приправить этот день еще какой-нибудь оригинальностью. Флесса машинально улыбнулась, вспомнив про банкет. Пожалуй, это именно то, чего ей не хватает.

Тем временем появился и анатом, высокий, стройный, кажется совсем еще юноша. Лицо было скрыто под чудной шляпой, похожей на плоский кожаный колпак с полукруглым лоскутом над глазами вместо полей. Пока парень молча раскладывал инструменты и готовил медные тазики для внутренностей, Флесса окончательно решила, что гуляние она завершит как-нибудь жестко. Энергично. После такого чудесного приключения она была настроена властвовать и подчинять. Наследница сжала кулак, чувствуя твердость колец, в особенности самого большого. Фамильная драгоценность была очень старой, из тех времен, когда драгоценные камни еще не умели гранить и закреплять в гнезде тонкими «лапками». Большой рубин был отшлифован в виде яйца и наполовину скрывался в золотом ободе.