Текст книги "Высокое Искусство (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

Глава 11
Заботы вечернего города

Мильвесс обладал идеальным положением, чтобы стать купеческой столицей всея Ойкумены – большая река, широкое устье, прямой выход к пресноводному морю. Обилие воды для сельского хозяйства, недаром «Мильвесс» в переводе со старого наречия означало «Тысяча источников» (которые затем превратились в тысячу колодцев). Поэтому когда в ходе войны с Императором-Некромантом прежняя столица обратилась в ядовитую пустыню, выбор нового места казался очевидным. Однако, после того как Мильвесс получил новый импульс в развитии, выяснилось, что не все гладко. Та же самая река, что дала жизнь Городу, стала большой проблемой, берега оказались топкими, мягкая земля поглощала фундаменты и сваи. Это серьезно ограничивало размеры пристаней, тоннаж судов и вообще товарооборот.

Но для Старой Империи не было нерешаемых задач и там, где оказались бессильны зодчие, в дело пошла могущественная магия. Говаривали даже, что основатели Города использовали запрещенное колдовство, договариваясь с миром потустороннего, принося человеческие жертвы. Южный берег просто заковали в гранит, а северный укрепили чистой силой волшебства. Двенадцать каменных мостов соединили обе части Мильвесса, в дополнение к ним под рекой шли тоннели, числом пять. А Мильвесс стали называть еще и Тайдиддо – «Солнечный Город», от блеска позолоченных крыш на домах и удивительных парусов, отражавших не только ветер, но даже солнечный свет.

А затем случился Катаклизм, и магия ушла из мира, оставив лишь жалкие крохи былой силы. Южный берег устоял, а вот северный быстро вернулся к прежнему состоянию, мосты за исключением двух обвалились, их основания разобрали на строительный камень. Единый город снова вернулся к состоянию «два-в-одном» с регулярным сообщением через паромы и уважаемый цех перевозчиков. По праздникам «север» и «юг» весело и кроваво бились на уцелевших мостах, а по выходным река превращалась в арены настоящих лодочных сражений.

Север считался более «простым», мещанским, здесь сосредотачивались основные производства и «грязные» мастерские наподобие кожевенных, а также штаб-квартиры непрестижных цехов. Сюда же давным-давно заставили перейти бретеров и фехтмейстеров, которые оскорбляли презренными увертками городских крыс благородное искусство настоящей войны – «Eeach sleagh», то есть на добром коне с копьем наперевес. Здесь же расположился насыпной мыс, где возвели крепость для защиты с моря и причалы для боевых галер.

Южную часть заняли негоцианты, привилегированные цеха, мастера роскошных товаров, резиденции бономов и тому подобные сливки общества. Здесь тянулись причалы для торговых кораблей со всего мира, «долгие склады», а также большая верфь – вторая в мире после знаменитого Арсенала Сальтолучарда.

Подземная тюрьма располагалась на юге, дом Елены – на севере, однако за провоз платить не было нужды – единственный сохранившийся тоннель как раз соединял «Дворец под холмом» и северное заречье. Когда-то им пользовались, чтобы доставлять в дом приматора всевозможный провиант и другие запасы. Теперь под рекой ходили городские служащие, прочих граждан не пускали. Было очевидно, что рано или поздно вода прорвется и сюда, но каждый надеялся, что этого не случится при его жизни или по крайней мере при его переходе.

Поговаривали, что есть еще один секретный ход, якобы созданный волшебным образом для неких тайных свиданий, на сей раз от дворца в старый город. Но Елена склонялась к мысли, что это типичная городская легенда, во всяком случае, свидетельств ближе чем «я знал человека, который рассказывал» женщина пока не встречала.

Тоннель производил впечатление одновременно и обжитого, и заброшенного. Здесь ходили много и часто, так что высокий потолок давно покрылся толстым слоем сажи, пропах смолой, жжеными тряпками и воском, на магические лампы здесь, понятное дело, не тратились. Кирпично-каменная труба изгибалась и смещалась вслед за движением почвы, поэтому на стенах часто встречались заплатки из много более поздней кладки, грубой и неровной. Пол щербился выкрошенными плитами, которые кое-где торчали под углом градусов тридцать, как неровные зубы пещерного чудища. Часть оригинальных колонн обвалилась, зато в беспорядке торчали новые, как правило, обычные подпорки из крепкого дерева, чтобы своды не рухнули. Сверху капало, в глубоких промоинах под ногами струились ручейки. Стены поросли белесым налетом и наплывами минеральных отложений, похожих на мыльные сталактиты. Если приложить ухо к холодному камню и вслушаться, можно было расслышать, как могучая река ведет тысячелетний бег на расстоянии не более десятка метров.

Елена шагала, привычно обходя места, где можно сломать ногу, механически приветствовала встречных, на глазок определяя кому кивнуть, кому при этом что-нибудь сказать, а перед кем и шапку надо бы снять. Повторять сегодняшнюю ошибку она не собиралась. Увесистый кошель оттягивал поясную сумку, тяжесть была неприятной и какой-то неровной, словно монеты перекатывались сами собой, нарушая баланс. Печать женщина не снимала, кошель не расшивала, положила, как был.

Вот и выход, сначала винтовая лестница, затем широкая калитка с ржавыми прутьями рядом с водостоком, уходящим в старую канализацию. Стражник снова отдыхал на посту, в этот раз оригинальным способом. Поставил широкую доску так, чтобы она встала диагонально прямо в калитке, улегся спиной на получившуюся опору и задремал. Идущие мимо не будили стража порядка и приседали, проходя в образовавшийся под доской треугольник. Елена последовала общему примеру, хмыкнув про себя – кого то сегодня крепко взгреет начальник смены. Теперь двенадцать ступенек по каменной лестнице, чтобы подняться из водосточного канала на собственно улицу … где Елену ждали. Похоже, долго ждали, судя по рожам конвоиров.

– Долго ждем. Че так долго? – буквально повторил ее мысли Косой. Он и в самом деле был слеп на один глаз, но при этом имел привычку поворачиваться к собеседнику незрячей стороной, так что казалось – бандит всматривается бельмом.

– Работа, – кратко ответила Елена, понимая, что как ни мечталось передохнуть, сегодня покоя не видать.

Безносый как обычно промолчал, уставившись на женщину ненавидящим взглядом. Новую кличку он получил именно ее стараниями. Хотя, надо заметить, технически нос у него остался, просто от удара ножом и отсутствия лечения хрящ словно расползся по сторонам, став плоским, как у гориллы.

– Работа-Гавота-Базота! – скороговоркой пробормотал Косой и громко цыкнул зубом, будто ставя точку. Бандит был выходцем с каких-то совсем дальних краев и любил щегольнуть присказками на своем диалекте, который Елена не понимала.

– И чего? – спросила она с тоскливой мыслью, что все, накрылся здоровый сон.

– Работа, – гыгыкнул Косой. – Только правильная. Как обычно.

Безносый не сводил с нее взгляд пустых глаз, в которых горела чистая, беспримесная ненависть.

– Пошли, – вздохнула Елена, поправляя ремень сумки на плече.

Казус, приключившийся с Еленой в достопамятную ночь, стал определенной проблемой для криминального сообщества всего района. С одной стороны пролилась кровь, и хотя никто и не умер, но два члена сообщества покровителей азартных игр[20]20
  Да, как и в Японии, организованная преступность в Ойкумене собиралась главным образом вокруг азартных игр.


[Закрыть] долго лечились и, можно сказать, утратили немалую часть трудоспособности. С другой, Елена была свободным человеком и в своем праве отбивалась от людоловов. В иных обстоятельствах это не стоило бы ничего, но женщина оказалась под защитой Баалы, которая имела много знакомых. Пошла в ученицы настоящего фехтмейстера. И в довершение всего стала частью правоохранительной системы, пусть где-то на обочине. Палачи хоть и не были душой общества, пользовались немалым авторитетом. За обиду, причиненную их прислужнице, могло крепко прилететь от всей системы городского правосудия. Но кровь таки пролилась, и оставить это без внимания было решительно невозможно.

Казус разрешился просто – Елене передали через Баалу, что собственно к ней претензий нет, однако все правильные люди оценили бы добровольный шаг с ее стороны, так сказать в компенсацию морального и телесного ущерба. А поскольку денег в таком количестве у девицы не имеется, компенсация принимается работой. Баала порекомендовала согласиться, заметив, что это и в самом деле наилучший выход. Так Елена помимо тюремного лекарства стала штопать еще и самый настоящий криминалитет. Бесплатно, довольно часто, зато без дальнейших проблем.

Шли быстро, накатанным маршрутом, по бедным улочкам при свете «гнилушек». Вторые-третьи этажи нависали над мостовой, почти закрывая по-осеннему тоскливое небо. Меж домами висела густая паутина сушильных веревок, стираная одежда болталась на крепнувшем ветерке. Мелкие разносчики сворачивали дела, укладывая товары в короба. Стучали деревянные башмаки, а также закрываемые ставни. Припозднившиеся покупатели ожесточенно торговались, надеясь выцыганить пару лишних грошей. Зашныряли детишки с огарками свечей – провожать за монетку припозднившихся гуляк, а заодно подманивать их к бандитам постарше.

Елена прошла мимо мастерской стеклодува. Тот использовал напоследок остатки печного жара, накручивая на высокий стакан тонкую спираль темно-вишневого цвета, горячую даже на вид. Стекло было очень плохим, из местного песка, мутное и с пузырьками, а вот сама по себе работа – прекрасной. Светились окошки, на первых этажах очень низкие, едва на уровне груди. В домах побогаче стекла заменяли сланцевые пластины, победнее – классический бычий пузырь или специально просушенные листья тростника, что в изобилии рос на южных болотах. Потянуло сажей, капустой и репой – жены разогревали остатки обеда, становившиеся ужином. Мясо и хлеб в этом году снова подорожали, так что большинство горожан ужинали постно, даже без курицы.

Навстречу прошла длинная вереница каменщиков в сопровождении двух горцев. Горские пехотинцы были как обычно смешными и благодаря своим поясам похожи на цыплят с тонкими ножками в чулках и огромными животами. Каменщики как обычно уставшие и оживленные, наверное, со строительства Башни, на ней в этом году зарабатывали многие, потому что островитяне требовали быстрой, хорошей работы, но и платили вдвое, а то и втрое больше обычного. Из-за этого уже возмущался цех, высказывали неодобрение ремесленные советы, да и слух пошел, что нарушаются старинные положения о высоте резиденций-башен. Но пока дело обходилось миром. В Мильвессе начал ощущаться легкий дефицит полновесной монеты, так что островные вливания пока были очень нужны.

Штаб-квартира районно-уличного криминала расположилась в обычном трехэтажном доме без вывесок и флюгеров. Лишь из большой трубы валил ядреный дым, показывая, что здесь на топливе не экономят. Пахло коптильней, жареной колбасой, но крепче всего – супом из рыбьей требухи, вечным спутником приморского города.

Их пропустили без досмотра, как ожидаемых гостей. Елена задержалась на пару минут внизу, на первом этаже, пока Безносый ходил наверх докладывать. На первом этаже помимо остального располагалась харчевня «для своих», причем она работала круглогодично, в прямом смысле. Котлы в кирпичных плитах булькали неделями, месяцами, в них постоянно бросали разные объедки, которые разваривались в студень, горячий и питательный[21]21
  Практика дожила, по крайней мере, до XIX века включительно, так кормили рыбаков, например в Гавре.


[Закрыть]. Каждый мог зачерпнуть, сколько хотел кружкой или котелком, главное съесть пока не остыло, потому что холодная жратва быстро превращалась в намертво застывший цемент. Молчаливые повара болтали варево деревянными лопатками, молчаливые работники ножа и веревки поглощали калории. На вошедших никто не обратил внимания. Пришли люди, значит надо. Закончат – уйдут. А если им тут быть не нужно, кому надо позаботится – и не станет людей. Рядом с большой плитой на два котла шкворчала сковородка с той самой колбасой, что одуряюще пахла даже с улицы. Елена глотнула слюну, сделала вид, что есть не хочет и погрела руки у огня. Лисичка фенек ныряла под ногами, сгрызая мелкие косточки.

Безносый спустился по скрипучей лестнице, все также молча кивнул. Косой отступил на шаг, и Елена поняла, что допущена лично к телу пахана. Это было непривычно, как правило, женщина резала пациентов в пристройке на заднем дворе, куда было удобно приносить раненые тела и выносить мертвые, не привлекая внимания. Елена поднялась наверх, стараясь аккуратно ставить ноги, древние ступеньки давно не меняли, а некоторые были специально попилены, с таким расчетом, чтобы выдержать обычный шаг и сломаться под ногой бегущего стражника или конкурента.

На втором этаже было заметно чище и светлее, здесь вместо стекляшек с гнилым фаршем горели нормальные свечи. Близнецы – телохранители пахана – смерили гостью подозрительными взглядами. Вот уж кто в полной мере отвечал преставлениям о злодейском ремесле, так это Братаны, у которых даже отдельных имен не было. Зато имелись шеи, переходящие в головы без каких-либо расширений, крошечные подбородки высотой едва ли на палец, губы, вывороченные как у негров, а также оттопыренные под прямым углом к черепу и многократно ломаные уши.

Злобно и подозрительно глянув на Елену, Братаны расступились. Женщина тяжело вздохнула, поправила сумку и вошла без стука.

На самом деле он, конечно, прозывался совсем по-другому, звучало это как многократно искаженное и сокращенное «защитник честной игры и доброго расчета», но Елена сразу же прозвала его «паханом». Большой, хорошо сложенный мужчина лет сорока, бритый наголо, с чертами лица, которые можно было назвать даже приятными. Надень вместо рубашки купеческую мантию – можно внушительные портреты изображать. Все впечатление портили глаза. Психологи, насколько помнилось Елене, называли такой взгляд «акцентуированным». А со стороны это выглядело как тлеющая в глубине зрачков безуминка. Истеричная готовность взорваться в любой момент приступом сокрушительного насилия, жестокого и демонстративного.

– Мое почтение, – Елена сняла кепку, качнула головой, освобождая короткие волосы.

– Ву-у-э-э… – буркнул в ответ пахан, чьего имени или прозвища лекарка так и не узнала по сей день.

Он выглядел плохо, намного хуже по сравнению с их последней встречей, которая случилась мельком и пару месяцев назад. Осунулся, побледнел, капли пота непрестанно стекали по лицу, несмотря на компресс, прикрывающий лоб. Губы мелко подрагивали как у человека, которого терзает терпимая, но беспрестанная боль. Елена втянула воздух и даже сквозь все ядреный запах крепкого уксуса почувствовала отвар из параклетовой травы.

Похоже, сегодня ее ждет «высокоранговый» пациент. И это явно не та привилегия, которую следует желать. Лекарка сняла сумку, поставила на широкий табурет из склоченных крестом досок вместо ножек. Сумка была не слишком удобной, и в свое время женщина хотела сделать что-то рюкзакообразное, но пришлось от этой мысли отказаться. При местном уровне карманного дела и качестве бритв носить что-то за спиной без присмотра было неразумно.

– Не надо посылать за мной к подземелью, – сказала она, расстегивая ремешки. – Много знакомых глаз. Будут вопросы.

– Не мои заботы, – фыркнул пахан, морщась. Похоже, ему и в самом деле было зверски больно. Причем Елена не понимала, где именно, руки вроде двигались, за грудь не хватался. Перевязок не видно. Может с ногами что?

– Где? – лаконично спросила она, занеся руку над открытой сумой. – Что смотреть будем?

– Ы-ы-ы-ы… – протяжно выдохнул больной с невыразимой тоской. Звучало и выглядело это как ужасающие морально-нравственные страдания.

Так продолжалось с минуту, а может и больше. Пахан страдал, Елена ждала. Раза два она хотела повторить вопрос, но чертинка в глазах главаря нынче горела особенно ярко, отбивая все желание болтать впустую. Черт побери, только не венерология… Не говоря о том, что Елена в этом ничего не понимала, одна мысль о том, чтобы смотреть на вялый хер отзывалась болезненным спазмом в животе.

– Это… Ну… В общем…

Он решался долго и когда, наконец, сумел выдавить из себя описание проблемы – тяжко, мучительно, как принять кружку крепкого вина с ужасающего похмелья – Елена замерла, с трудом удерживаясь от вздоха облегчения пополам с нервическим смешком. Нет, слава богу, не хер. Хотя это еще как посмотреть. Ну, теперь понятно, отчего главарь послал именно за ней, да еще остался наедине. На мгновение лекарке стало немного жаль мужика, но только на мгновение. Отрезвила мысль, что сложись все чуть по-иному, то с ее тела, мертвого или живого, в рабской петле, этот несчастный, страдающий дядька получил бы свой процент, разовый или врастяжку.

– Свет, – сказала она, гордясь тем, что прозвучало это ровно, спокойно, без тени улыбки. Очень профессионально. – Самый сильный, что можно достать. Лучше всего волшебный. И зеркало, тоже самое лучшее.

– Нахера? – поскрипел главарь, которого, похоже, накрыло приступом.

– Направлю свет куда нужно, – терпеливо разъяснила женщина.

– Л-ладно, – голос пахана ломался, как стеклянная крошка под деревянной подошвой. – Сейчас принесут. – Братаны! Кажьте сюда рожи, слово есть!

Против ожиданий диагностика много времени не отняла. Закончив, Елена вернула на стол желтый шар в бронзовой решетке, похожий на маленькую и очень яркую звезду. Повернула небольшое кольцо на макушке защитной сферы, убавляя яркость, совсем как реостатом. Положила рядом зеркальце, действительно вполне приличное. Не упустила возможности вскользь глянуть на себя, пользуясь возможностью посмотреться во что-то более приличное, нежели отражение в умывальном тазу или полированная металлическая пластина. Да… Елена сильно изменилась за лето. Девушкой ее теперь уж никак не назвать. Из круга в серебряной оправе на нее глянула суровая и битая жизнью фемина лет этак двадцати с неровной мужской стрижкой. Бледные губы, тени под глазами, худое лицо человека, который не голодает, однако и досыта не ест. Внимательный и цепкий взгляд, полный скрытого недоверия.

Графиня в перстнях, наверное, с ума сошла. Судя по кошелькам на поясе телохрана, любительница анатомических представлений может купить себе кого угодно, хоть групповуху с лучшими куртизанками, если на женщин потянуло. Вот уж точно, развращенная пресыщенность богачей. Кстати, о кошельках, один все еще оттягивал ее собственный пояс…

– Ну?! – спросил, как бичом огрел, пахан, завязывая шнурок на штанах слегка дрожащими пальцами.

Елена перевернула зеркало, чтобы не искушаться.

– Гнойник в прямой кишке[22]22
  Вот вы, наверное, улыбнулись невольно, а меж тем подобная хворь едва не отправила на тот свет Людовика XIII, отца «Короля Солнце». Елена не совсем точна в диагнозе, но учитывая отсутствие медицинского образования ей простительно.


[Закрыть], – по-прежнему деловито сообщила она. – Большой, скоро прорвется.

– И?.. – теперь дрогнули уже не пальцы, а голос пахана.

– Если милостью Пантократора прорвется наружу, в кишку, шансы хорошие. Промывать настоем ромашки, пить лишь отвары и скорее всего, пронесет. А если наоборот…

– Что будет? – пахан взял себя в руки и снова казался «реально чотким пацаном» без тени страха.

– Если гной пойдет в брюшину, уже ничего не поможет. Разве что магия…

Несказанное «но где ж найти такого колдуна» повисло в воздухе. Формально у магиков была даже своя гильдия, практически же все обстояло куда сложнее. Так или иначе, даже богатый выходец из низов мог разве что заговоренную микстурку прикупить.

– Что можно сделать? – отрывисто кинул пахан.

Елена добросовестно подумала, борясь с искушением оставить все как есть. Если местный Бог существует на самом деле, пусть он уроду и помогает. Затем вспомнились слова Деда про клятву и долг медика. После на ум пришло, что ее медицинская практика было изначально вынужденной, так что и долга никакого нет. Но как поступит бандитский выродок, если сказать ему, что упс, обломинго прилетел, и веселая жизнь закончится гноем в жопе?

Черт, как все непросто…

– Нарыв недалеко от … входа, можно пробовать его вскрыть. Шансы, что рванет наружу чуть выше. Но риск все равно большой.

Пахан думал недолго, точнее не думал вообще, бросив сразу и без колебаний:

– Режь.

– Что, прямо сейчас?!

– Не тяни.

«Прощай, здоровый крепкий сон!»

– Мне понадобится длинная тонкая палка, чистые прокипяченные тряпки, – хладнокровно перечислила Елена. – Крепкая нить. Настой ромашки, горячий, но не кипяток. Кувшинчик жира, самого лучшего. И гравировальная игла, из тех, какими точат лучшие клинки.

– Гравировальная? – скорчил рожу пахан.

– Они обычно полированные, хорошо отражают свет. Будет легче управлять.

– Ясно.

– Еще нужно повязки и кое-какие травы, их я сама назову. Придумаем сказку для всех.

– Что? – не понял пахан.

– Придумаем сказку для всех, – повторила Елена. – Я всем расскажу, что старая рана воспалилась и загнила, пришлось вскрывать. Сделаем повязку на руку или живот, я буду приходить и менять. Заодно промывать жо… воспаленное место ромашкой.

Пахан глянул на нее с прищуром, исподлобья.

– Умная девочка, – тихо вымолвил он. – Совсем умная.

– Мама дур не рожала, – хмыкнула Елена.

Про отца, конечно, прозвучало бы лучше, все-таки патриархальное общество, все дела. Но сказанного уже не вернуть, ладно, и так сойдет.

– Братаны!!! Кликнуть служанок!

* * *

Небольшой одномачтовый корабль подошел с севера, так, словно избегал всяческого внимания. Не галера, а парусное судно, что было странно и непривычно для внутреннего моря. И всего лишь десяток человек на борту, словно капитан желал обойтись минимальным экипажем. Одномачтовик тянул за собой на канате большую лодку, как будто лоцман и торговец поменялись местами. Корабль прошел по широкой дуге мимо острова прибрежной крепости, обогнул район, где обычно курсировали прогулочные яхты, а также бедовые искатели Лазурного Грота. Миновал верфь, где работа не прекращалась ни днем, ни ночью, а для пущего света вместо факелов горели сланцевые костры на кирпичных платформах, так, что пылало как на сталелитейной мануфактуре. Дальше корабль встречал только плоты ракушечников да редкие рыбацкие суденышки, что вышли к ночному лову, когда из глубин поднимаются наиболее дорогие, деликатесные создания. И самые опасные. Моряки пугливо вскидывали к черным небесам один палец или два, в зависимости от веры, когда из тьмы возникал замогильный – ни единого огонька – и молчаливый силуэт, а затем исчезал вновь, так что даже снасти не скрипели.

Зазвенели далекие колокола в Храме Шестидесяти Шести Атрибутов – кончилась закатная стража, начался Мертвый час, не входящий в стражи – время зла и дьявольских происков. Вокруг царила тьма, даже серебряный диск луны скрылся за тучами. Погода благоприятствовала капитанским замыслам. Форштевень резал черную, как антрацит, воду. Пройдя мимо складов, корабль вышел к условной городской черте, где вместо солидных каменных построек начиналась сельская анархия с избами и амбарами. Здесь же выходила в море последняя сточная труба, заиленная, почти непроходимая.

Корабль тихо скользнул ближе к берегу. Лег в дрейф, подтянул лодку, в которую быстро пересело несколько пар гребцов. Высокая худая фигура в плаще ступила последней и заняла место рулевого. Гребли молча, тяжело выдыхая в едином ритме под скрип весел в уключинах. Волны плескали в борт, суля шторм на рассвете. Когда лодка прошла примерно половину расстояния от корабля до берега, рулевой оценил дистанцию и счел ее достаточной. Поднял руку, затянутую в перчатку, подавая сигнал. То ли гребцы были немы, то ли все уже оговорено заранее, но все так же без единого слова моряки посбрасывали одежду, натираясь запасенным жиром. И один за другим пустились вплавь к одномачтовику, гребя так, словно сам дьявол гнался за ними. Теперь в лодке остались только рулевой и большой деревянный ящик, накрепко принайтованный канатами в три пальца толщиной.

Человек немного подождал. Встал, поправил опущенные и подвязанные шнурком на манер капюшона поля треуголки. Достал кинжал, один за другим перерезал веревки, коснулся пальцами толстых досок. Ящик дрогнул, изнутри донеслось протяжное шуршание, как будто длинная цепь скользила по шерсти. Рулевой кивнул сам себе, оценил, насколько далеко успели отдалиться пловцы. Морякам приходилось несладко, но все хорошо плавали, а жир должен был уберечь от холода осенней воды.

Человек обождал еще с полминуты, затем снял шляпу и отступил на край лодки. Глубоко вдохнул, концентрируясь. Выдох… Снова глубокий вдох… Как обычно мимолетное сожаление о том, что подобный фокус нельзя использовать в бою. Привычное изгнание сторонней мысли – и выдох, глубокий, протяженный. Вдох…

На третьем выдохе женщина открыла рубиновые глаза и резко выбросила вперед левую руку с напряженной ладонью. Беззвучно ударила синяя молния, которая не столько виделась, сколь ощущалась. Ящик бросило к борту, как детскую игрушку из тонкой стружки, он встал на ребро и спустя мгновение неверного баланса опрокинулся через бортик, разваливаясь треснувшими досками. Женщина взмахнула руками, держа равновесие в сильно раскачивающейся лодке. Быстро очертила над головой круг, след от ее руки еще пару секунд мерцал в воздухе, как после резкого взмаха тлеющим прутиком. Закрытая от выпущенного в море создания, ведьма пристально наблюдала за тем, как нечто длинное, плоское извернулось в черных волнах, вздымая буруны. Один из концов неведомой твари слегка задел борт. Весло, спущенное за борт, переломилось, как тростинка. Лодку снова дернуло так, что ведьма вторично едва удержалась на ногах, балансируя расставленными руками.

Существо продолжало бултыхаться, накручивая сложные петли и восьмерки, словно никак не могло решиться, куда его больше влечет – к одномачтовику или берегу. На сложном сегментированном панцире горели желтым огнем знаки – чередующиеся в строгом порядке литиры старого языка и символы Темного Джотиша. Они неумолимо приказывали, направляли создание к цели. Наконец молчаливый приказ взял верх, и, прекратив верчение на месте, существо стремительно двинулось к берегу, скользя по волнам как морская змея. Длинный росчерк пены в черной воде обозначил идеально прямой бросок твари к трубе водостока. Прищурив красные глаза, ведьма заметила, как длинное червеобразное тело выбирается из воды, оставляя широкий след в иле. Мгновение – и выпущенное на свободу чудовище скрылось в подземелье.

Женщина достала из-за пазухи небольшой костяной амулетик и раскрошила его в ладони, подав магический сигнал, что дело сделано, и смертоносный охотник выпущен на свободу. Следующее движение руками, и лодка неспешно двинулась обратно к одномачтовику, мягко подталкиваемая в корму невидимой силой. Ведьма опустилась на скамейку, опустила ноющие от усталости руки – столько волшбы за несколько минут было чересчур даже для нее.

– А теперь, Искра, до встречи… – прошептала женщина с рубиновыми глазами.