Текст книги "Ойкумена (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Глава 16
Дорожный набор расхитителя могил

Когда ты в один день чистишь хорошо запущенный первичный шов, а на следующий проводишь импровизированную ампутацию, от дня третьего поневоле ждешь нехорошего. Однако получилось скорее ... интересное. Можно даже сказать – волнительное.

Рано поутру Матриса поставила к прилавку Аптеки верного Сафира и вручила Шене кошель с менными плашками вместо денег. А Сантели приказал снарядить Хель в дорогу, без излишеств и оружейного набора, но достойно. Из расчета примерно двухнедельного странствия. Докупать расходные материалы для лекарского сундучка не нужно, брать следует лишь ... Для себя Лена перевела этот оборот как «Travel Kit».

И женщины отправились на рынок. Пожалуй, впервые за все время жизни во Вратах Елена оказалась в ситуации, когда никуда не надо спешить. Нет списка, который следует держать в уме, не упустив ни единого пункта, нет тяжелой корзины на плече. Зато в избытке ожидания чего-то нового, интересного.

Строго говоря, Лена отлично понимала, что ввязалась в откровенную авантюру. Поход на Пустоши сам по себе был головоломным предприятием, с которого люди регулярно не возвращались. А рейд на болота ... опаснее считались разве что заходы в прибрежные пещеры, где люди стремительно обогащались, либо пропадали без вести, без промежуточных состояний и с очень красноречивой пропорцией.

Однако грядущее приключение сулило разительные перемены в жизни, рост ее общественного «статуса» и главное – деньги.

После того как стилос Шарлея накануне показал Лене огромный мир за пределами Пустошей, она твердо решила вырваться отсюда. Понятно, что не сейчас, даже не в ближайшем будущем. Но выбраться непременно, туда, где есть нормальные большие города, много людей, и жизнь не крутится вокруг телег с трупами и Профитом.

Туда, где, в конце концов, покойников хоронят или хотя бы сжигают, а не скармливают пойманным в клетки Серым Теням, на ферме, где добывают паутинный шелк.

Угнаться за Шеной было непросто, особенно в деревянных колодках Елены. Валькирия сновала меж торговых рядов сложными зигзагами, ориентируясь в «снаряге» с легкостью опытного путешественника. Эта легкость даже породила у Лены определенное раздражение. Девушка внезапно задумалась над тем, что вполне могла бы сама изучить разные нюансы походной жизни и «дорожных китов». «Как то все не складывалось», да, но это, как ни крути, слабое оправдание.

Для начала Шена решительно протащила подопечную мимо первых трех прилавков, где продавались вроде бы годные вещи за более чем приемлемую цену. Когда Лена вслух (тихонько) удивилась, копейщица кратко разъяснила суть вопроса – там продавался «стрем». Перевести это на русский более точно Елена не смогла. Стрем, он и есть стрем – снаряжение, которое загонялось неопытным новичкам, как золотоискателям в Клондайке и на Аляске, а потом разными загадочными путями возвращалось обратно на деревянные столы под старыми рогожными тентами. И так раз за разом, меняя до трех, пяти и более хозяев подряд, которые даже не представляли о существовании друг друга.

Миновав «стремных» торговцев Шена с головой ушла в нормальную торговлю. Для начала Елена стала обладателем трех пар настоящих шерстяных носков, а также войлочных стелек. При этом товары девушки не забирали, но откладывали с тем, чтобы потом торговцы доставили с мальчишкой-нарочным. Шена расплачивалась не деньгами, а специальными плашками из кошеля Матрисы, похожими не то на фишки казино, не то на бочонки для игры в лото. Это было что-то вроде быстрого чека, по которому затем можно было получить деньги прямо из аптекарской кассы. На Пустошах, как правило, верили только в наличные, однако слово и репутация Матрисы стоили дорого и котировались высоко.

Затем настала пора самого главного – обуви. Елена рассчитывала на сапоги, однако пришлось довольствоваться башмаками чуть выше щиколотки. Впрочем, очень хорошими башмаками, с двойной подошвой из плотной кожи в палец толщиной. Такой «фасон» предусматривал, что ботинки можно будет продолжать носить без ремонта после того как первый слой подошвы изотрется в хлам. Никакая пропитка не позволяла сделать обувь полностью водонепроницаемой, однако комбинация обмоток, носков и стелек помогала держать ноги в тепле и относительной сухости.

Елена почувствовала себя почти счастливой. Хотелось переобуться немедленно и наконец почувствовать стопами нормальную подошву, а не жесткую колодку. Однако девушка удержала порыв, стараясь казаться сдержанной и собранной.

После обуви Шена перешла к одежде. Лена собиралась настоять на льняных рубашках, потому что ей изрядно надоело ежиться каждый раз, натягивая колкую шерсть на голое тело. Однако вспомнила, что все это закупается не даром, от  щедрот Матрисы, а в кредит, из будущей лекарской премии за поход. Поэтому выбирать надо не то, что хочется, а «оптимальное». Шерсть стоила дороже, однако носилась гораздо дольше, чем лен, раза в два. Так что пришлось незаметно поскрипеть зубами и согласиться с выбором Шены. «Смоляная» быстро и безошибочно отбирала нужное, прямо на глаз.

Начали с длинных полотенец, из которых вязались дорожные «трусы», похожие на те самые набедренные повязки, в японском стиле, что так удивили девушку год назад. Штаны... вот об этом Лена и не подумала, привыкнув к платьям. Глядя на широкие брюки с пропиткой из костного масла, девушка тихонько хихикнула. Дело в том, что брюки стоили дорого, существенно дороже обычных чулок, и давным-давно считались сугубой принадлежностью мужчин в походе или на войне. Поэтому традиционный фасон требовал наличия обязательного гульфика, в том числе и для женщин, занятых мужской работой. На штанах гульфик обычно заменялся клапаном с частыми мелкими пуговками, но выглядел все равно более чем однозначно. Можно даже сказать – вызывающе, с учетом того, что карманов местная одежда почти не знала, поэтому гульфик использовали в качестве кошелька и вообще сумки для мелких вещей, набивая до упора.

Шена оценивающе поглядела на спутницу. Затем на прилавок. Снова на Елену. Продавец сыто щурился, предвкушая короткий, но интенсивный торг, без которого, как известно, продажа доставляет лишь половину радости. Сам он был одет в шаровары радикального островного образца, призванные демонстрировать достаток и богатство. Островные штаны представляли собой «трубу» подвешенную к поясу на завязках и дополнительно простроченную посередине. Получалась не то юбка с футлярами для ног, не то брюки со сшитыми воедино штанинами. Чтобы нормально ходить, требовалось сделать шаровары как можно шире, потратив немало материи и тем самым доказывая богатство владельца.

Наконец Шена выбрала. Прикинула, не добавить ли бахилы, но погода к тому не располагала, рогожевые чехлы годились скорее для холодов. Успеется. Кошель облегчился еще на несколько «лотошек», а женщины пошли дальше.

Кожаные жилеты оказались Елене без надобности, хотя и навели на мысль о какой-нибудь примитивной разгрузке медика. Потом, в будущем. А вот корсет взять пришлось, здесь их часто носили даже мужчины – для защиты живота и укрепления поясницы на случай переноски тяжестей. Сначала девушка хотела отказаться от вещи, которая стоила как половина брюк, но затем вспомнила, что по условиям договора все свое снаряжение она таскает сама. И передумала. Спина целее будет.

Гадальщик попробовал ухватить ее за подол, мусоля старую засаленную книгу и обещая раскинуть кости для красивой девушки. При этом он быстро повторял скороговоркой, без пауз:

– Башмак, рубец, блюдо, тарелка, темно-желтый, кукушка, награда, рог!

Гадание на трех костях было очень распространено, каждая грань и каждая комбинация имели собственное название, поэтому умение быстро их перечислять считалось признаком высокого мастерства толкователя. Лена хотела было прогнать шулера, но Шена успела раньше. Гадальщик получил быстрый, точный пинок чуть ниже коленной чашечки и с тонким воем убрался подальше. Зеленоглазая валькирия почему-то очень не любила предсказателей будущего. Ну а те, в свою очередь, принимали тумаки как нормальное следствие профессионального риска

Дорожный пояс, самый-самый простой, без всяких украшений и блях, с пряжкой из гнутого железного прутка. Зато прочный и с тремя маленькими «подсумками» для походной ложки, складного ножика и огнива. Балахон вроде плащ-палатки, а в придачу к нему широкополая войлочная шляпа – на случай «злого солнца». Весной шанс попасть под вспышку минимален, но все же...

Шена немного поколебалась над прилавком, где лежали очки – боевые, с желтоватыми контрастными стеклами, и костяные, с прорезями, для защиты глаз от жалящих лучей. Но прошла мимо, цены кусались. Зато чуть дальше они с Леной выбрали плотный и широкий платок, который можно было повязать как шемаг, оставив узкую щель для обзора.

Наконец кошель почти опустел, лишь пара сиротливых фишек изредка сталкивалась внутри с печальным стуком.  Лена малость сбилась со счета, прикидывая, сколько обновок ей предстоит сегодня перемерить. Точнее «обносить», поскольку в размерах Шена вряд ли ошиблась, а возврат из-за негодного фасона, разумеется, не предусматривался. Зеленоглазая еще обнадежила обещанием показать, как правильно укладывать дорожный набор в некую «понягу». И вообще ночевать они все будут не по домам, а согласно традиции – вместе, в сарайчике с лошадью и телегой. Чтобы выйти затемно, никого не дожидаясь и не рискуя сломанными накануне ногами да пропоротыми в драке животами.

Такое отношение к подготовке тоже было для Елены в новинку. Сантели и не подумал уточнить – владеет ли бригадный лекарь на разовом договоре какими-то походными навыками. С его точки зрения согласие означало понимание всех рисков и согласие с оными. А прочие заботы бригадир переложил на плечи Шены.

Еще немного подумав, копейщица докупила буквально за грош обычную пращу, самую простую, из сплетенных травяных веревок. И сообщила, что камней везде много, так что лекарша всю дорогу сможет вдоволь тренироваться. К праще довеском пошел длинный льняной шнурок, вещь крайне нужная и полезная. Его можно было использовать как веревочку, растопку для огня, сушилку для обмоток и так далее.

На этом список для Елены закончился, но копейщица собиралась прикупить кое-чего и для себя, а уж потом перейти к сборам подопечной и знакомству с загадочной «понягой». Поэтому обе женщины, как сказал бы Дед, «бодрой рысью» проследовали к оружейникам. Мрачный и деловитый бронник отвлекся от мягкой, еще не высохшей глиняной формы, в которой длинной узкой ложкой выминал форму для отливки простеньких оловянных фигурок. И без лишних слов продал широкую кожаную полосу с подстежкой – бюджетный вариант горжета, который пришнуровывался к куртке в районе трапеций, а к нему в свою очередь уже крепились наплечники. Поколебавшись, копейщица добавила к горжету перчатки, обшитые с тыльной стороны ладони плоскими кольцами наподобие кольчуги. За доспех и перчатки валькирия расплачивалась уже из собственного кошеля, звонкой монетой.

Оставался лишь ножевых дел мастер. Ему Шена ничего платить не стала, похоже, между ними имелся какой-то прежний уговор. Копейщица даже не взглянула на выставленный в специальных козлах товар и обменялась с мастером несколькими короткими словами. Тот кивнул и достал из простого деревянного ящика сверток. Подержал на вытянутых руках, словно демонстрируя вес. С привычной ловкостью развернул грубую ткань и протянул Шене – рукоятью вперед – новенький тесак.

Отличное вышло оружие, надо сказать. Лену нельзя было назвать знатоком кузнечного дела, однако и она вполне оценила. Тесак был обычного для Врат фасона, однако сделан очень тщательно, прям богато. Длинная полоса металла с одного конца сверкала под лучами неяркого весеннего солнца полированной сталью, а с другого закручивалась штопором, изогнутым вверх и назад, к затупленной пятке клинка, образуя скобу для защиты руки. Деревянная рукоять из двух боковых накладок, наоборот, благородно темнела, демонстрируя качественную пропитку из льняного масла. Мастер дополнительно обработал рукоять стамеской, выбрав на ней частые косые желобки, чтобы рука не скользила.

Шена положила мешок с горжетом и перчатками на прилавок, поверх разложенных кинжалов, отошла на пару шагов, чтобы никого не зацепить, махнула для пробы оружием, поймала на клинок солнечный зайчик, пустив его Лене в глаза. Обозначила пару простых защит и сразу же удар сверху вниз, так, что аж свистнуло. Лицо копейщицы тронула улыбка, очень редкий для нее гость, который, тем не менее, посещал темноволосую уже второй день подряд. Эта улыбка как будто скинула Шене лет десять разом. И Лена тоже почувствовала, как сами собой поползли вверх и назад уголки глаз. Сейчас казалось, что они с копейщицей одногодки, настолько Шену старила вечная нахмуренность и подозрительный взгляд исподлобья.

Зеленоглазая еще раз махнула тесаком, и Елена вздрогнула, сцепив руки на животе. Сердце заколотилось, ладони разом вспотели. Только сейчас она поняла, что помнит это оружие. Никогда не видела его раньше – и все же отчетливо помнит листовидный клинок, длиннее и легче обычного, со штопорообразной скобой и темно-коричневыми накладками.

В руках у Шены рассекал воздух меч из ночного кошмара с битвой в пещере.

* * *

Без сабли Шарлей чувствовал себя ... неуютно. Он, разумеется, не относился к легендарным берсеркам прошлого, которые даже спали в обнимку с клинками, а будучи разлученными с любимым оружием хотя бы на час, поили его собственной кровью. И все же, лишенный привычной тяжести на поясе или за спиной, он самую малость нервничал.

Бретер не торопясь пил вино, самое легкое, розовое и чуть подслащенное. Настроение у бойца полностью укладывалось в краткую формулировку «однова живем, жги посуду, бей кабак!», каковая (то есть формулировка) отрицала саму идею экономии. Здесь, в дальнем уголке «Гетериона», местного борделя, совмещавшего сразу несколько ипостасей, от кабачка до арсенала, Шарлею казалось, что он никуда и не уезжал. А за стенами сего почтенного заведения раскинулся Город, о котором бретер накануне столь красочно рассказывал Хель.

Конечно же, все обстояло совсем иначе... Заведение очень так себе, хотя и весьма аккуратное. И вместо Города – городишко с пафосным наименованием «Врата». С другой стороны, вино хорошее, кругом достаточно чисто, а наверху его ждет...

Шаги мэтр услышал загодя, еще когда возможный противник только вошел. Привычное ухо бретера помимо сознания фильтровало все шумы вокруг, словно матерчатое сито, и когда общий сложный ритм чуть дрогнул, бретер аккуратно поставил стакан и проверил, легко ли выходит из ножен кинжал. А молот и так лежал на столе, привычно, рукоятью под левую руку. Местные блюстители порядка оказались буквально заворожены видом сабли и категорически попросили сдать ее в специальный оружейный сундук. Но без вопросов согласились закрыть глаза на клевец. Шарлея это всегда смешило – люди (за редкими исключениями) сразу концентрировали все внимание на клинке, считая седельный молот оружием не то, чтобы несерьезным ... скорее неподходящим для быстрой пешей схватки на улице или тем более в доме.

Гость ступал мягко, как медведь, но даже ковры (порядком истоптанные, однако еще сохранявшие определенную мохнатость) не в силах были скрыть его поступь от искушенного уха. А впереди шагов следовало молчание, которым посетители сопровождали пришельца. Шарлей усмехнулся, слабо и чуть иронически. Вот уж воистину, судьбу можно лишь обогнать, и то ненадолго. Гость  решительным жестом отдернул занавесь, медные кольца зашуршали по деревянному шесту.

Пару мгновений бойцы молча смотрели друг на друга, и тишину между ними, казалось, можно было резать пилой. Обычный нож не справился бы.

– Мое почтение, – сказал, наконец, Раньян. – Не будете ли вы возражать, если я на некоторое время нарушу ваше уединение?

Шарлей измерил на внутренних весах достодолжность сказанного и нашел, что темноволосый боец весьма вежлив. В самый раз, чтобы не казаться просителем, но притом не дать повода к вызову.

– Почту за честь, – седой бретер ответил традиционной и ни к чему не обязывающей формулировкой. Про местного рутьера номер один Шарлей уже слышал и даже представлял, зачем тот мог явиться. Но предпочел не гадать, а дождаться развития событий.

Раньян сел, не заставив себя долго упрашивать. Демонстративно положил руки в тонких перчатках ладонями вниз на восьмиугольный столик, прямо как Сантели парой дней раньше. Рутьер показывал, что пришел не для битвы, но Шарлей ему, разумеется, не верил, потому что сам не раз использовал тот же фокус. Бретеру такого уровня все равно, где будет его рука – на столе, на рукояти или в зад... где-нибудь еще. А то, что перед ним противник, по меньшей мере, равный, Шарлей понял в первого взгляда.

– Я со всем вниманием слушаю, – немного поторопил события седой боец.

– Хотел засвидетельствовать почтение коллеге, – сдержанно улыбнулся Раньян. Взгляд у него, впрочем, остался непроницаемо холодными, оценивающим. – И удовлетворить праздное любопытство. Сюда нечасто заходят люди ... нашего круга.

– Люди клинка есть везде, – дипломатично ушел от ответа Шарлей.

– Это так, – согласился Раньян, чуть наклонив голову. Длинные темные пряди скользнули на воротник, обрамляя узкое бледное лицо, расчерченное строгими усами и бородкой, как холст углем живописца.

– Но, к сожалению, здесь для них слишком мало занятий, достойных нашего мастерства, – Раньян не стал тянуть свинью за уши, он сразу и четко обозначил суть вопроса. Не переходя черту вежливости, однако, подойдя к ней вплотную.

Шарлей дернул усом, обдумывая то, что он и ожидал услышать. Не сказанное прямо, однако выраженное более чем определенно «что ты здесь делаешь и не намерен ли отбивать у меня работу?»

Лет двадцать-тридцать назад этого было бы достаточно, чтобы без промедления вызвать темноглазого на задний двор, дабы там совместно полюбоваться заходом солнца. Или предложить ответить за дерзкий намек прямо здесь. Но четверть века – большой срок, за это время даже самый глупый боец обычно проникается осознанием того, что люди смертны, затянувшиеся раны все равно болят, лечение стоит дорого, а слова обходятся дешевле драки. До определенного предела, разумеется.

Раньян определенно не искал схватки, и Шарлей в свою очередь пока не видел причин идти на обострение. Оставалось придумать ответ, который развеял бы подозрения одного бретера, но притом не уронил честь другого. Шарлей пригладил правой рукой длинный ус, делая вид, что целиком поглощен этим действием. Раньян, отлично понимая неоднозначность ситуации, терпеливо ждал.

На мгновение Шарлей представил, как это могло бы случиться...

Удар молотом, очень быстрый, прямо в висок. Скорее всего, черный боец даже не пытался бы парировать, а сразу откинулся назад вместе с табуретом на витой ножке с треногой, под столичную моду десятилетней давности. Плащ на Раньяне был очень короткий, едва до пояса и держался, кажется, буквально на шнурке, который можно порвать движением плеч. Как раз на такой случай, чтобы не потерять ни единого мгновения, запутавшись в одежде. Еще не коснувшись мохнатого ковра, черный уже достал бы ножи, короткие, но достаточно мощные, с развитыми полугардами. А Шарлею придется потратить мгновение на то, чтобы отбросить столик, разделяющий противников. Восьмиугольник хоть и салонный, однако, не из пергамента клееный. То есть вторую атаку Раньян встретит уже на ногах и вооруженный обоеручно. Как и сам Шарлей, который в свою очередь выхватит кинжал.

Было бы интересно... Решительно интересно.

– Я странствую. Я не ищу помощников и работу для человека «высокого искусства», – медленно, тщательно подбирая слова, вымолвил Шарлей. Подумал, не добавить ли еще что-нибудь, и решил на том пока остановиться. «Умному достаточно».

Но, похоже, Раньян счел ответ слишком общим, расплывчатым. Рутьера как будто что-то угнетало, настолько, что требовало прояснения любой ценой.

– Вы ударили по рукам с бригадиром «смоляных», – хмурясь, сказал темноволосый, не то вопрошая, не то констатируя.

– Еще нет, – внешне вполне благодушно уточнил Шарлей. – Возможно, ударим завтра поутру. Я еще не определился с решением.

– У Сантели достойная репутация. Люди хорошо о нем отзываются, – нейтрально заметил Раньян. – Но ...

– Но?.. – повторил Шарлей, придав этому коротенькому слову отчетливо вопросительное значение. Похоже, наступал момент истины.

Обычный шум злачного места, чуть притихший с появлением рутьера, вновь набирал силу. Звенело стекло, булькала разливаемая жидкость. Запах крепленого пива мешался с пряным ароматом неплохих вин, а поверх всей гаммы питала очень легкая, кисловато-эфирная эманация эликсира. От этого тонкого, едва различимого запаха Шарлею становилось неуютно. Ожидание, казалось, само будило резь в старых ранах. И не старых – тоже.

– Но я бы сказал, что человек ваших талантов мог бы добиться много большего. И если вы еще не скрепили договор рукопожатием...

Раньян закончил фразу многозначительной паузой, но смысл оказался кристально ясен. Рутьер не только прощупывал пришельца на предмет конкуренции, но и предложил найм. И Шарлей повторил то, что совсем недавно сказал Сантели:

– Я не имею желания снова убивать живых людей. Если на то не возникнет очень веской причины. Я не ищу работу, достойную людей клинка. По личным причинам.

Теперь игра перешла на поле черного бойца, в зависимость от того, как Раньян истолкует ответ. А понять сказанное можно было двояко – либо как предельную откровенность между представителями одного цеха, либо как витиевато предложенное «отвали!». Пальцы Раньяна чуть пристукнули по столику. И неожиданно взгляд непроницаемых темных глаз дрогнул. Не от страха, не от волнения. Что-то иное, как будто от воспоминания... или узнавания. Словно в памяти наемника сложилась некая головоломка.

– Ветер носит разные слова... – неожиданно издалека зашел рутьер. – И разные истории.

Шарлей вежливо приподнял бровь, изображая необременительный интерес.

– Слышал я одну историю... об очень сильном фехтовальщике, – задумчиво припоминал Раньян, как будто былину рассказывал. И повторил. – Очень сильном... Который однажды повесил меч на стену, решив уйти из почтенного сообщества. На что был в своем праве. А также имел весомые причины для такого решения.

– Случается подобное, – отозвался Шарлей, тщательно контролируя голос.

– Да. Но затем случилось так, что один боном задолжал бретеру. А может быть и не задолжал... разное говорили. Но, так или иначе, бретер решил, что аристократ должен ему, ибо обокрал. А поскольку украдено оказалось не имущество, не деньги и даже не честь, фехтовальщик снял со стены меч. Тот самый, который не трогал много лет.

– Бретер наверняка погиб, – Шарлей обозначил пожатие плечами, едва заметно. – Высокое искусство требует ежедневной практики.

– Да, это верно, – согласился Раньян. – Но тот человек был слишком хорош. И ему были должны слишком много. Он взыскал долг с лихвой. Говорили, в ту ночь бретер убил девятнадцать человек

– Многовато. Воистину, то был великий фехтовальщик, – легкая, безразличная улыбка примерзла к лицу Шарлея. – А давно это случилось?

– Не очень. Менее года назад.

– А что было потом?

– Он ушел, – теперь Раньян чуть заметно пожал плечами. – И это разумно, иначе его ждало бы колесование. Рассказывали, что бретер впоследствии умер от ран.

– Я уверен, что так и было, – вынес решение седой боец. – Кстати... – Шарлей снова пригладил ус. – Я тоже вспомнил историю. И вот что занимательно, она так же про фехтовальщика с непростой судьбой. Хотите послушать?

– Это было бы интересно.

– К сожалению, я скверный рассказчик, – заранее извинился Шарлей. – Итак, жил-был бретер... Достаточно юный, хотя мальчиком его назвать было уже нельзя. Он заслужил грамоту братства, однако не имел патента на преподавание. Но притом держал собственный зал в одном городке, название которого я запамятовал. Формально сей достойный муж не учил фехтованию, а продавал услуги партнера для тренировки. То есть всего лишь помогал опытным воинам немного улучшить свое мастерство в равных учебных поединках. Оговорка сомнительная, но он был осторожен, тщательно отбирал учеников, исправно платил все подати, так что нареканий не возникало.

Раньян сложил руки, кулак в кулак, и сжал губы до состояния двух бледных ниточек.

– И тут в нашу историю трагически вмешивается политика... – Шарлей сделал драматическую паузу. – Дело в том, что супруга местного Ovenjulegur`а ...

– Достаточно, – обрезал Раньян. – Простите, эту историю я уже слышал.

– Как пожелаете.

С полминуты они сидели молча, глядели исподлобья.

– Что ж, ветер приносит разные сказки, – наконец заключил Раньян. – О разных ... сказочных и несуществующих, а, следовательно, легендарных людях.

– Да, – согласился Шарлей. – Не будем их вспоминать. Пусть сказки остаются сказками.

Раньян легко поднялся, подтянул перчатки – жест скорее для того, чтобы обозначить еще одну паузу, нежели продиктованный насущной необходимостью.

– Я услышал все, что хотел услышать, – с некоторой церемонностью проговорил рутьер. – Я уважаю ваши намерения, а Сантели хороший бригадир. Но все же, если передумаете... со временем ...

– Я знаю, где вас найти, – закончил Шарлей.

Раньян кивнул, склонил голову в четверть-поклоне и вышел, не оборачиваясь. Короткий плащ мотнулся за его плечами, будто крылья сердитой птицы.

Наверху, в отдельных «апартаментах», то есть комнатке с обилием легких занавесей и единственной кроватью с россыпью подушек, Шарлей повалился на перину, не снимая сапог. Полежал, подумал. Криво усмехнулся, вспомнив обиженную рожицу служанки, когда та поняла, что клиент хочет комнату до утра, пробуждение перед третьей четвертью лунного хода, флакон с эликсиром ... и больше ничего. Впрочем, бутылочку с янтарной жидкостью принесли без вопросов, а стакан воды к ней был очень правильный, то есть по-настоящему холодный. Безо льда, но так, что от пробного глотка зубы сразу заломило. Похоже, колодец здесь глубокий, такая вода идет лишь из самого сердца земли.

Шарлей нагреб под голову больше мелких подушек. Положил молот, прикрыл глаза и задумался.

Толково все-таки Хель растолковала насчет Профита. Немного сумбурно, но в целом толково, а попутно еще развеяла несколько легенд, что во внешнем мире представлялись железной истиной.

... Подземный мир Пустошей оказался намного ужаснее всего, что обещала поверхность. Катаклизм расколол камень множеством трещин, прорезал ходами и тоннелями, вскрыл ранее не существовавшие пещеры всевозможных видов, от крошечных нор до грандиозных залов, никогда не знавших света. И населил их жуткими созданиями, искаженными, потусторонними, смертельно опасными. Однако при этом же открылись старые клады, усыпальницы, гробницы давних времен, спрятанные от солнца еще в ту пору, когда был молод забытый предшественник Старой Империи, а миром правили отнюдь не люди.

Под землей ждала смерть. А еще – богатство. Серебро, золото, магические артефакты.

Но и это было не все. Первопроходцы, рискнувшие спуститься вниз, быстро поняли, что за исключением редких «узловых точек» подземный мир нельзя картографировать, потому что он постоянно меняется. Изувеченная магической вспышкой земля перетекала, как песок под напором воды. Волшебный мир подземелий трансмутировал, будто волновалось само пространство под серой равниной Пустоши. Нельзя было вернуться и собрать то, что оказалось упущено ранее. Но всегда можно было наткнуться на что-то новое. Проход, открывшийся в прочнейшем камне. Пещеру, которой здесь не было еще месяц назад. И новые сокровища. Профит – всегда только с большой буквы, как новое божество нового мира.

Так на Пустоши стали возвращаться люди, собираясь в банды, а потом и организованные бригады со своими уставами и правилами. Те, кто отворачивался от церковных запретов и рисковал жизнью, спускаясь вниз при свете смоляных факелов и ненадежных магических ламп. Абсолютное большинство из них погибало страшной смертью. Кто-то не успевал подняться наверх и попадал под очередную метаморфозу подземелий, эта участь была намного страшнее смерти. А те немногие, кто избегал всех угроз и оказывался удачлив, становились очень богатыми людьми.

Шло время. Поколения «смоляных» открыли, что и сами по себе чудища могут быть полезными – из отдельных органов и желез получались полезные вытяжки и эликсиры. «Смоляные» осваивали все новые промыслы, делились по роду занятий и даже устраивали охоты для сильных мира сего, которым наскучила прежняя неопасная добыча.

Так сформировался новый порядок и новое равновесие. Из Королевств являлись люди, обратно тек не слишком широкий, но стабильный ручеек Профита. В последние годы, впрочем, баланс нарушился. Подземного золота становилось меньше, ощутимо меньше, как будто смертельная кладовая наконец-то оскудевала. А вот людей наоборот, все больше. Тех, кто искал не богатства, а новой жизни, более сытой и привольной.

Жизнь менялась не только на пустынных землях. Все крепче сжимала длань Церковь Пантократора, требуя безусловного поклонения и признания всех атрибутов Создателя. Королевства, оправившиеся после катастрофы давней поры, все прочнее сдавливали подданных налогами и податями. Земля дорожала, а труд наоборот, дешевел. Теперь уже не работа искала человека, как в прежние времена, а человек рыскал в поисках хоть какого-то заработка. И для тех, кто уже отчаялся обрести место в мире Королевств, оставалась последняя возможность. Потому что на Пустошах было много опасностей, но еще – много свободной земли и возможностей для храброго человека. А также мало законов и полное безразличие к вопросам веры.

Прежде в год на пустынные земли приходили десятки человек. Теперь – сотни. Судя по всему, скоро тысячи голодных и отчаявшихся начнут пробираться через горные проходы. Уже сейчас «смоляные» убивали больше друг друга, нежели подземную нечисть. А потом... Потом будет только хуже.

Сантели это хорошо понимал. Бригадир вообще, судя по всему, оказался очень умен и думал далеко наперед. Его предложение заслуживало самого пристального внимания. Однако Шарлею было непросто принять, что поиски самого глухого, самого забытого Пантократором уголка Ойкумены привели его ... сюда. В мир, буквально кипевший конфликтом и жизнью. К очередным нанимателям и новым боям. Поэтому бретер не сказал бригадиру ни да, ни нет, отложив решение. А Сантели в свою очередь выразился предельно ясно – его предложение действует до первого предрассветного часа следующего дня. Как только луна склонится на последнюю четверть небесного пути, оно будет считаться отозванным, и бригада отправится в путь. С новым бойцом или без.