Текст книги "Смертельное шоу"

Автор книги: Игорь Христофоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

– Серьезно уехали? – повернулась к Нине Покаровская.

Ручка в ее тонких пальчиках повисла над списком конкурсантов.

– Мы здесь! – Встал Санька.

– Мы уезжаем, – снизу напомнил Андрей.

– Дай, – пнув его колени, выскребся в проход между секторами Санька и уверенно пошел к лестнице на сцену.

Больше всего он боялся, что Андрей вскочит и устроит скандал. Но сзади ничего не произошло. Два ряда в зале и президиум на сцене сидели в едином похоронном молчании. Не уедь с конкурса восемь групп – и молчанием можно было бы отравиться. Они словно увезли свою часть траура, оставив хоть какую-то отдушину.

Шагнув к барабану, в котором отливали яркими красками шары, Санька ощутил, что на душе стало чуть легче. Возможно, рядом с этими по-детски веселыми шарами угрюмость зала таяла.

Он сунул руку, выхватил синий, так похожий на цвет его прежней милицейской формы, и протянул Нине. Ее дрожащие пальчики провернули половинки шара в разные стороны, и на стол упал пластиковый квадрат.

– Девятнадцать! – с непонятной радостью объявила Нина.

– Поздравляю, – повернула к нему свое усталое лицо Покаровская и растянула густо накрашенные губы улыбкой.

– С чем? – не понял он.

– Вы выступаете последними, – ответила за нее Нина.

Санька только теперь посмотрел в зал. Место, где сидел Андрей, пустовало. Полумрак зала над раскачивающимся сидением был гуще, чем где-либо. Санька выиграл в лотерею, которой уже не существовало.

– Спасибо, – непонятно за что поблагодарила Нина, а он бросился со сцены в зал.

Пробежал мимо вытянутых ног, кроссовок, туфель, сандалий, сумок, влетел в фойе и окриком попытался остановить Андрея. Тот, не подчиняясь, толкнул от себя стеклянную дверь и вышел на улицу. Только на ступеньках Санька догнал его.

– Отстань! – вырвал Андрей рукав рубашки из вцепившихся в нее санькиных пальцев.

– Ну, чего ты психуешь! Ты же сам говорил, что конкурс – это шанс!

– Отстань!

– Ты других слов не знаешь?

– Отстань!

– Нет, точно не знаешь!

– Иди ты со своими шуточками!

– Я серьезно говорю: аппаратура для репетиции будет. А играть-то все равно на их технике, а не на нашей.

Андрей сошел с самой низкой ступеньки на уже почти высохший, пятнистый асфальт, посмотрел на плотную очередь, стоящую у касс дома культуры, и громко ухмыльнулся:

– Смотри какие смелые! Билеты на конкурс покупают! А если их этот маньяк вместе с залом рванет?

– Мы можем спокойно поговорить?

– А что, я не спокойно говорю?

– Ладно. Эразма не вернуть. Но можно же попытаться выступить без него.

– Ты где-нибудь видел группу без соло-гитариста?

– Давай на это место поставим Игорька?

– А бас-гитару кому? Мне на грудь? Чтоб палочками по ним водил? Как виолончелист?

– На бас-гитару поставим местного парня. Нина обещала вечером с ним познакомить...

– Нет, старичок... Такие экспромты не по мне. Ты просил меня прийти на жеребьевку? Я пришел. Все. А теперь не мешай. Мужики уже, наверно, собрались и ждут меня одного. Если ты хочешь и дальше кувыркаться в этом гадюшнике, пожалуйста! Я не против!

– Вам опасно уезжать, – тихо произнес Санька.

– С чего это? Опасно оставаться...

– Нет, уезжать, – упрямо сплюнул на ступени Санька. – Самый крутой местный воротила попросил, чтоб мы завтра вечером сыграли у него на фазенде. В виде премии, если ему понравится, он отдаст нам классную аппаратуру. Включая "Гибсон"...

– И ты согласился? – помрачнел Андрей. – Ты...

– Стой! – снова вцепился в рукав его рубашки Санька.

– Ты...

– Не двигайся, – так старательно процедил он слова сквозь зубы, что Андрей сразу забыл, что же он хотел сказать.

– Санька, ты что, перегрелся?

– Нет... Там, в очереди за билетами, стоит один человек. Он – из тех...

– Из каких?

В глазах Андрея появилась жалость. Он стоял спиной к очереди, и для него эта очередь теперь вообще не существовала. Но если бы даже существовала, то, обернувшись, он бы вряд ли смог хоть кого-то выделить из нее. И оттого, что у Саньки это получилось, он ощутил и удивление, и испуг, и жалость. Жалость к бывшему другу.

– Он не видит меня, – шагнул левее, спрятавшись за Андрея, Санька.

– И что?

– Подождем, пусть он купит билеты.

– А с чего ты взял, что он...

– Тихо! Он – у окошечка. Пошли.

Таким возбужденным Андрей еще никогда не видел Саньку. Жалость к нему становилась все сильнее. Но и испуг – тоже сильнее. Он заставил его пойти за сузившейся, напрягшейся спиной в синей джинсовой рубашке, заставил сделать резкий зигзаг вокруг хвоста очереди, потом скользнуть сквозь нее, вдоль дома культуры, остановиться у земли, где преследуемый оставил след, потом перебежать улицу перед взвизгнувшей машиной и нырнуть под арку.

Санька замер и чуть не умер с испугу, когда Андрей сходу налетел на него. И без того по-воробьиному молотившее сердце взлетело к вискам, забилось и в левом, и в правом ухе одновременно.

– Ты чего? – тоже посмотрел вверх, на небо, клочок которого виднелся в колодце двора, Андрей.

– Вот он, сучара! – показал на пожарную лестницу Санька.

Как он заметил человека в сумеречном, хранящем ночь углу двора,

Андрей так и не понял. Он сначала бросился к лестнице, а уже потом

увидел чем-то торопливые ноги, то и дело скользящие по ржавым

трубам ступенек.

– Стой внизу! – скомандовал Санька. – Если он спустится, сшибай с ног! Он – мой!

– А это...

Задавать вопрос оказалось некому. Санька нырнул в подъезд, хлопнула металлическая дверь, и нечто похожее на лифт, во всяком случае по звуку похожее, завыло на весь двор. А в зрачках Андрея, уменьшаясь и становясь все менее заметными, мелькали и мелькали белые подошвы. Неожиданно левую из них пересекло что-то черное, и плохое предчувствие заставило барабанщика отшатнуться. Тут же с недовольным хряском к ногам упал зонтик. Он был усеян серыми высохшими каплями.

– А-ах! – вскрикнула крыша, и двор, удивленно уловивший новый звук, сразу же эхом начал его повторять: "Ах-ах-ах..." Будто хотел навеки запомнить.

С лестницы, несмотря на санькины предположения, никто не думал спускаться. Возможно, ему хватило бомбежки зонтиком. Второго ведь у него явно не было.

Тишина все больше и больше не нравилась Андрею, и он бросился в подъезд. Лифт не хотел подчиняться его требовательным нажатиям на кнопку. Наверное, ему надоело возить чужаков.

Набрав в легкие воздуха, Андрей бросился по лестнице вверх. Перепрыгивая через ступеньки и часто соскальзывая с их выщербленных, издолбанных камней, добрался до верхней площадки, без всякой мысли, под сжигающее все нутро дыхание, посмотрел на распахнутую дверцу лифта и сквозь ее решетку увидел короткую лестницу на крышу. Люк был отброшен. Через него сверху втекала в подъезд прокаленная солнцем, желтая тишина, и Андрею впервые стало по-настоящему страшно. Забыв об одышке, о боли в груди, о гудящих, онемевших ногах, он взлетел по лестнице, прогрохотал каблучищами по совсем сухой, уже забывшей о дожде зеленой жести и чуть не вскрикнул.

У каменной стены вентиляшки лежал на спине Санька. Закрытые глаза делали его спящим. Когда же он издал скребущийся звук, страх и вовсе сделал боль в груди Андрея невыносимой.

– Санек... Са-ашенька, – позвав его, сделал он шаг.

И снова вздрогнул от скребущегося звука. Но теперь к нему добавилось еще и постанывание. Санькины губы не сделали ни малейшего движения, но это уже не так пугало. Стонать можно и с закрытым ртом. А скребущийся звук вдруг сменился на гулкий удар по жести, и уши заставили Андрея вскинуть взгляд от санькиного лица на край крыши.

Над ней появилось что-то белое, и то, что предыдущим белым пятном, виденным им, была подошва беглеца, заставило Андрея забыть о Саньке. Обойдя его спящую, ничем не интересующуюся голову, он вышел к краю крыши на метр левее белого пятна и чуть не вскрикнул.

На головокружительной высоте висел над колодцем двора парень с красным, искаженным лицом и силился перекинуть ногу за карниз.

Как он вообще сумел уцепиться кончиками пальцев на три-четыре сантиметра жести, было непонятно.

– Ру-у... ру-у... а-ай, – простонал он.

Схватившись за лестницу, на полметра возвышающуюся над крышей, Андрей согнулся, уперся ногой в завернувшийся кусок жести и все-таки протянул ладонь.

– На!

– А-ах! – резко бросил к ладони левую кисть парень, сжал ее, и Андрея удивила сила, таившаяся в этих хрупких пальчиках.

Страх опять начал возвращаться в сердце и делать его ощутимым. Он вдруг понял, что между сидящим Санькой и висящим над колодцем парнем есть связь, и он потянул его не так сильно, как мог бы.

– Еще... еще... – умолял беглец.

– Ты это... кто?

– Тащи-и...

И под долгое "и-и", с неожиданной резвостью вытолкнув себя ногой от края крыши, бросился на Андрея. А тот, не рассчитав, что больше не нужно будет тянуть, просел, и парень, проткнув руками воздух, ударился животом о бедро Андрея, легко, будто набивная кукла, перевернулся в воздухе и с грохотом упал на жесть.

– Ах ты, гад! – оттолкнувшись от лестницы, навалился на него Андрей. – Я тебя, а ты...

– Пу-у... пу-усти...

Парень без остановки двигал худыми, жесткими руками и ногами. Он был похож на жука, упавшего на спину и силившегося перевернуться. Андрей то ловил его руки, то терял, то снова ловил. Удары ногами по бедрам он даже не замечал. Но когда коленка врага попала в пах, и дыхание Андрея замерло, будто забыло, зачем оно нужно, он тут же забыл о неуловимых руках, схватил парня за волосы и со всей силы впечатал его затылок в жесть. И сразу стало слышно, что где-то на самом дне колодца гнусаво поет радио.

Глава девятнадцатая

ОН, НЕ ОН, ОН

Бывают телевизоры, для включения которых не требуется электричество.

Санька стоял в полуметре от экрана и ощущал себя воришкой. Казалось, что в любую минуту с той стороны стекла, в которое он смотрел, его заметят.

– Заморская вещь! – радостно сообщил громко сопящий сквозь пышные пшеничные усищи майор милиции. – В одном кине на видике такую штуку увидел. Решил – надо и мне ее в отделении завести. Теперь любой допрос, как фильм, могу посмотреть. И самое главное, следователи, зная это, на подкуп не идут. Вот так, оказывается, можно двух зайцев убить!

– А с той стороны нас не видят? – все-таки шагнул чуть левее Санька.

– Нет. Там будто бы зеркало рядом с сейфом висит. Старое, засиженное мухами зеркало.

– Понятно, – все равно не поверил Санька.

В голове до сих пор кипел густой мутный бульон. Когда Санька взлетел по лестнице на крышу, беглец уже по пояс высунулся над нею. До него оставалось совсем немного. Каких-нибудь пять-шесть метров. Санька пролетел их на едином духу. Еще при первом прыжке на крышу ему почудилось, что между ним и преследуемым воздух стал каким-то иным. Он вроде бы уплотнился. И когда он метнулся к человеку на пожарной лестнице, то почувствовал, что этот плотный воздух неминуемо толкнет врага вниз, заставит его нырнуть по лестнице, но парень почему-то сам вспрыгнул на край крыши. Наверное, он не знал об уплотнившемся воздухе.

Он тоже метнулся навстречу, и их взаимное движение заставило столкнуться Саньку и парня. Тот как-то странно, по-волейбольному, в сцепке, выбросил перед собой костистые руки, и Санька, отброшенный ими, врезался затылком в кирпичную кладку вентиляционной шахты. Впрочем, в ту секунду ему было все равно, во что он врезался. Просто мир сразу исчез, стал ему безразличен, и он, падая на горячую жесть, не видел, что часть этого ненужного ему мира – парень в куртке-ветровке – этим же встречным движением был отброшен к краю крыши и, пытаясь найти опору, проткнул ногой пустой прозрачный воздух, и, скорее всего, уже через пару секунд лежал бы на асфальтном дне двора-колодца, если бы не совершил немыслимый для обычного человека проворот в воздухе и не зацепился за карниз кончиками пальцев.

Сейчас этот парень сидел в соседней комнате, устало прислонившись затылком к стене и, когда лейтенантик-следователь, одетый, впрочем, по-штатски, в белую курортную рубашонку и светло-кремовые брючки, опускал глаза к бумагам, чтобы отыскать вопросы, в которых он пока ничего не понимал, этот парень с невероятной для сонного лица резкостью бросал взгляды то влево, на зарешеченное окно, то на дверь. Ни то, ни другое ему явно не нравилось, потому что на подглазьях все плотнее и плотнее собиралась синева. Когда он взглянул на зеркало, а значит, на Саньку, ощущение воришки снова вернулось, и ноздри у солиста группы перестали дышать.

– Пусть смотрит, – успокоил его майор. – Все равно мозгов не хватит додуматься...

– А если хватит?

– Без толку. К тому же мы их слышим, а они нас нет.

Майор милиции Лучников, начальник перевальненского отделения, напоминал запорожского казака, во всяком случае, такого, какими их рисовал Илья Репин. Не хватало только оселедця на макушке, хотя, впрочем, его и без того некуда было бы приделывать. В том месте, где ему полагалось расти, лаковой полировкой блестела лысина. Зато таких усов не было ни у одного героя Репина. Создавалось ощущение, что все волосы, потерянные им на макушке, проросли между носом и верхней губой.

– Не наш герой, не местный, – с трудом вытягивая воздух из комнаты сквозь густые усищи, проговорил Лучников. – И не приморский. Я тех героев тоже всех знаю...

– Разрешите, товарищ майор? – неслышно вошел в комнату пожилой мужчина.

– А-а, химик-алхимик, ну что там у тебя? – обрадовался его приходу Лучников.

– Отпечатки почти совпадают. В смысле, подозреваемого и те, что остались на подоконнике дома и досках забора. Хотя и много проблем. На отпечатках, что на подоконнике и досках, след сильно смазан...

– А кровь?

– Рано еще! – густо покраснел мужчина, и от этого седина на его висках проступила еще четче. – К вечеру будут результаты.

– У тебя все, химик-алхимик?

– Скорее всего, паспорт у него поддельный. Но это, товарищ майор, лишь подозрение. Надо в город паспорт отослать. У них аппаратура лучше.

– В городе все лучше. Иди, химик-алхимик.

Санька проводил взглядом маленького, похожего по внешнему виду на колхозного счетовода, мужичка и хотел уж спросить, долго ли тот работает экспертом и можно ли ему доверять, как в фильме на стекле-экране после паузы, вызванной замешательством следователя, раздался интересный вопрос:

– Скажите, где вы находились в ночь с понедельника на вторник?

Именно в эту ночь пропал Эразм.

– Не помню, – вяло огрызнулся парень. – А какое это имеет значение?

– Сейчас все имеет значение, – пофилософствовал следователь.

– В какую-такую ночь?

– С понедельника на вторник.

– А-а, это легко проверить! У меня алиби!

Парень оттолкнулся затылком от стены, и его худощавое, с четко прочерченными линиями скул лицо стало на экране чуть крупнее. Судя по глазам, спокойствие давалось ему все труднее и труднее.

– Я был в лагере альпинистов. На высоте двух двести над уровнем моря. Можете запросить ребят. Они там до их пор.

– Хорошо. Мы вызовем их на допрос, – пообещал следователь.

У него были такие уши, что любой его вопрос вызывал улыбку. Но никто не улыбался. Ни по ту сторону стены, ни по эту. Иногда из комиков получаются неплохие трагики.

– А где вы были прошлой ночью? – старательно вычитал с бумажки следователь.

Ворот его рубашки посерел от пота.

– Башлыков, – впервые назвал Саньку по фамилии Лучников, – ты мне объясни, как ты его вычислил?

– Он стоял у дома Букахи, когда я был у него.

– А-а, значит, по физиономии!

– Нет, было далеко. Я не мог разглядеть черты лица.

– А как же тогда?

– По зонту.

Усы Лучникова медленно подвигались влево-вправо, замерли и просвистели вырвавшимся из ноздрей потоком. Судя по звуку, майор милиции мог за раз вогнать в себя весь воздух комнаты. Тогда бы Саньке только и осталось, что потерять сознание. А возможно так и было, раз надсадно гудело что-то в ушах.

– Зонт же обычный, черный, – все-таки выпустил сомнение из-под усищ Лучников.

– Да, черный, – вяло согласился Санька. – Но он был весь в серых грязных точках. Обычно после дождя, если зонт просох, то он чистенький. А если ты стоял под деревом, то капли смыли с листьев пыль, и она потом обязательно при просыхании оставит серые пятна. С прежнюю, советскую, копейку размером...

– М-м-да.

Теперь уже сверху вниз и обратно подвигал усами Лучников. Видимо, усы заменяли у него все сразу.

– Ну, а предположим, – все-таки нашел он довод против санькиной логики, – а предположим, что не он один стоял в тот день под деревом... Что ж ты, стал бы всех с грязными зонтами ловить?

– Всех бы не стал. К тому же у него была довольно похожая куртка-ветровка. А когда он отошел от кассы и оставил отпечаток подошвы на грязном газоне, я нагнулся и увидел уже знакомый треугольник...

– В каком смысле?

– Точно такой же или примерно такой я видел в огороде у нашей хозяйки. Рядом с забором.

– Получается, аж три совпадения?

– Да, три.

– Штурманский вариант...

– Что? – не понял Санька.

– Я до службы в мореходке учился. Штурманское дело у нас было. Так преподаватель – а химик-алхимик еще тот был! – учил, что надежнее всего место в море определить по трем береговым ориентирам. Два могут ошибку дать. А три – никогда!

После этих слов Санька ощутил себя еще мельче, чем до этого. Рассказом о зонтике увеличил, а от воспоминания Лучникова тут же свою значимость уменьшил. Майор оказался еще и бывшим моряком. И все у него выглядело цельным, литым. Даже усы хорошо подходили под образ. А Санька, бросивший службу и ничегошеньки в пении не достигший, самому себе показался хлипким и ни к чему не пригодным.

Одного-единственного бандита и то не смог сам взять. Андрей, ушедший прямо из отделения уговаривать ребят остаться, больше не спорил с ним о конкурсе. Погоня примирила их.

– У меня к вам просьба, – после вздоха произнес Санька.

Честно говоря, ничего не хотелось делать. Но идти к Буйносу, чтобы отказаться от своих обещаний, выглядело уже глупо и не по-мужски. Хотя и до бандитов дела не было. Они стали ему безразличнее Буйноса. Теперь он уже все делал будто автомат – машинально, без всякой мысли.

– Что за просьба-то? – важно посопел Лучников.

– Мне нужны данные о прошлом Буйноса. У него была судимость...

– А-а, это по этому поводу мне Нина звонила?

– Наверно. Я ее просил узнать адрес, где он жил и где произошла драка со смертельным исходом.

– Да, она продиктовала мне адрес, – задумчиво произнес Лучников. -Думаешь, эта месть – оттуда?

– Ничего я не думаю. Я предполагаю. И не больше.

Чуть не сказал: "А предполагать не хочется – страх!"

– Запросим, – неуверенно пообещал Лучников.

Тон его голоса не понравился Саньке. Он представил, как много инстанций нужно пройти запросу – район, город, область, центр, Московская область, район уже в Московской области, опять центр, опять область, город, район – и сразу принял решение:

– Я могу от вас позвонить в Москву?

– Конечно! – обрадовался Лучников.

– Тогда запрос не делайте. Есть другие варианты.

– Хорошо! – еще сильнее обрадовался Лучников. – Позвоните из моего кабине...

– Разрешите, товарищ майор? – оборвал его бодрый голос вернувшийся эксперт.

– ...нета, – машинально закончил Лучников. – Что у тебя, химик-алхимик?

– Паспорт в Приморск отправили.

– Да ладно. Мог бы и не докладывать.

– Я это, товарищ майор...

– Ну, чего у тебя еще?

Мужичок стоял с загадочным лицом. Он будто бы только сейчас выиграл много денег в лотерею, но не знал, есть ли действительно такие деньги у организаторов лотереи.

– За язык, что ли, тянуть надо? – нервно дернул усами Лучников.

– Сделайте одолжение, товарищ майор! Прикажите арестованному наголо раздеться...

– Это еще зачем?

– Потом скажу.

– А сейчас нельзя?

– Ну, прикажите...

– Вот химик-алхимик! Пользуется моей добротой! Ладно. Скажи дежурному, чтобы прямо в следственной комнате раздели. Вроде как обыск...

– Так его уже обыскивали, – вспомнил Санька.

– Ничего. Это лишний раз никогда не помешает...

Через пять минут вернувшийся в их телевизорную комнату мужичок-эксперт вплотную приник к стеклу и смотрел на стриптиз такими горящими глазами, будто был гомосексуалистом. Саньке стало не по себе от вида его горящих глаз, и он уже решил уйти, но тут мужичок, смахнув пот с подбородка, радостно объявил:

– Он! Точно – он!

– С чего взял? – прогудел Лучников.

– Посмотрите на его левую ногу.

– Ну и что?

– Нога как нога.

– Ничего подобного! Два пальца сросшихся! Мизинец и соседний! Я же нашел, что изменена хромосома... Помните?

Лучников ничего не помнил. Зато Санька посмотрел на мужичка с восхищением. Он больше не казался ему счетоводом. Минуты пребывания рядом с ним приобрели совсем иное значение. Этими минутами уже можно было хвастаться.

– Чуть не забыл! – дернулся лицом эксперт. – Там какой-то парень разыскивает вас...

– Меня? – удивился Санька.

– Да. Если вы – Александр и музыкант, то вас. Он сказал, что его Ковбоем зовут.

– Товарищ майор! – тут же воспрянул Санька. – Его нужно в эту комнату допустить!

– Кого – его?

– Ковбоя. Ну, помните, я рассказывал о парне из Приморска, который развозил записки от бандитов?

– А-а, роллер! – фыркнул Лучников.

– Я уверен, что именно этот альпинист, – кивнул Санька на стекло, за которым одевался задержанный, – заставлял его раздавать записки. Все совпадает: короткая прическа, рост, кроссовки, майка...

При слове "майка" он повернулся к стеклу и понял, что зря упомянул о ней. На задержанном была скорее светло-синяя, чем серая майка. Он медленно, с раздражением пытался просунуть голову в отверстие ворота, и то, что у него это не получалось, навеяло Саньке мысли о том, что парень совсем недавно, уже в целях конспирации сменил "засвеченную" серую майку, но сменил неудачно, не на свой размер, и теперь эта чужая майка выдавала его.

Голова наконец-то прорвалась, показав усталое и безразличное лицо, и Лучников именно в этот момент разрешил:

– Ладно. Пусть зайдет. Не такой уж он химик-алхимик, чтоб догадаться про мой телевизор. Если что, скажешь ему, что это просто стеклянная перегородка, – повернулся он к Саньке.

– Хорошо.

– Иди. Зови, – приказал Лучников эксперту.

Ковбой вошел странной раскачивающейся походкой. Немодные коричневые сандалии сделали его ниже, смешнее и еще провинциальнее. В роликах все-таки был какой-то заграничный шарм.

Он приблизился к Саньке со смущенным видом. Он вроде бы хотел оправдаться, что забыл в роллерском угаре как нужно ходить и одними глазами просил не обращать внимания на его необычную походку.

– Зра-ась-сть, – сквозь зубы поприветствовал он всех сразу.

– Познакомьтесь, – предложил майору Санька. – Ковбой. А вообще-то – Саша. Хороший парень.

– А есть такие? – сощурив глаза, тиснул Лучников вялую кисть Ковбоя. – Приводы в милицию были?

– А что? – глухо спросил в свою очередь Ковбой.

– О! Значит, были! Но ты не наш, не перевальненский. Точно?

– Да, – нехотя ответил Ковбой.

– У меня к тебе просьба, – обратился к роллеру Санька. – Там, за стеклом, задержанный человек. Посмотри внимательно, не он ли передавал тебе записки?

Сонные глаза Ковбоя уставились на стекло, внимательно изучили прозрачные уши следователя, потом ежик на голове альпиниста, и теперь уже губы пацана, тоже вялые и тоже сонные, объявили:

– Нет там его.

– Да ты не бойся! – покраснел Санька.

– А кого мне бояться? Ты про стриженного, что ли, спросил?

– Да. С короткой прической.

– Ну, я тебе верняк говорю: не он! Тот – красавчик, мягкий такой, как пластилин. А этот крестьянин какой-то!

– Значит, еще один есть? – похмурел Лучников.

– Значит, есть, – устало и безразлично ответил Санька.

Вчетвером они вышли из потайной комнаты, и, стоило Лучникову с экспертом оторваться от них на три-четыре метра, Санька шепотом спросил раскачивающегося, будто матрос на штормовой палубе, Ковбоя:

– Что по гостиницам?

– Облом.

– Полный.

– Полнее не бывает.

– Может, упустил?

– Обижаешь!

– Что ж делать? – уже самого себя спросил Санька.

– Потеть и бегать, – схохмил Ковбой.

– Ну, ты это!..

Санька остановился и в упор посмотрел в глаза Ковбою. Сонная пленка на них дрогнула, и роллер торопливо произнес:

– Я еще в казино не заныривал!

– Ну так занырни! – потребовал Санька и увидел, что Лучников завернул в свой кабинет. – Извини, мне нужно один вопрос решить. До завтра!

Рукопожатие получилось вялым. У Саньки сил уже почти не осталось, а пальцы Ковбоя с детства были вялыми, будто он до сих пор не определил, зачем они ему вообще понадобились.

Кабинет Лучникова оказался типичным кабинетом начальника отделения милиции: могучий канцелярский стол, до потолка заваленный бумагами, подробнейшая, до каждого домика и сарайчика, карта поселка во всю стену, телевизор с брикетом видеомагнитофона на нем, стеллаж с полками, плотно, до стона утрамбованными папками скоросшивателей, инструкциями, пособиями и лакированными кирпичами детективов. Причем, детективов было больше, чем скоросшивателей, инструкций и пособий вместе взятых, из чего можно было сделать вывод, что в этом отделении именно детективы заменяли собою большинство инструкций и пособий.

– Подполковник Сотников – у телефона, – сквозь шорох ответила Саньке Москва.

Он плотнее, до боли в виске, прижал трубку к уху и в тон абоненту произнес:

– Старший лейтенант Башлыков тоже у телефона...

– Санька, ты?! – удивилась трубка. – Привет! Решил вернуться?

– Пока еще нет, – остудил он своего бывшего сослуживца по отделу. -Как там у нас?

– Раз "у нас" сказал, значит, вернешься, – подвел итог Сотемский. -Точно?

– Ладно. Как там у вас дела?

– Сводку за сутки зачитать?

– Длинная?

– Как обычно, – с профессиональной радостью сообщил Сотемский. -Убийства, ограбления, наркотики, взрывы, поджоги. Среднестатистический вариант.

– Что-нибудь связанное с шоу-бизнесом есть?

– Ты имеешь в виду покушения на певцов? – по тону вопроса чувствовалось, что таких покушений нет.

– Не обязательно. Посмотри, пожалуйста... Я имею в виду казино, студии, концертные залы...

– Н-не-е-а, – вытягивая в одном длинном стонущем звуке ответ и, видимо, одновременно просматривая сводку, разочаровал Саньку Сотемский. -Ничего нету.

– А за предыдущие сутки?

– Может, за год посмотреть? – укорил его Сотемский.

– Нет, за предыдущие сутки, – Санька был неумолим.

– О-ох!.. Сейчас... На соседнем столе возьму...

Он молчал долгую-предолгую минуту. Казалось, что он заснул, и Санька кашлянул, чтобы разбудить его.

– Вчера есть, – без радости сообщил Сотемский.

– А что?

– Какую-то студию звукозаписи на окраине Москвы подожгли. Хозяин -Виктор Прокудин. Написано, что ему же принадлежат еще две студии. Одна в Питере и одна в Нижнем. Сейчас в отъезде. Вызван органами милиции для выяснения обстоятельств поджога. Наверное, гаденыш, застраховал свою драную студию на дикую сумму и уехал, чтобы иметь алиби... Не знаешь такого продюсера?

– Ты что, смеешься! Их в Москве – хоть пруд пруди!

– Ну как же! Настоящий певец должен хорошо знать все студии звукозаписи...

– Я еще не настоящий. Я – начинающий, Мефодий, – впервые за весь разговор назвал Санька своего друга по имени и от этого ощутил, как жучком начала точить сердце тоска.

Все-таки четыре года в одном отделе бесследно не исчезают. Что-то осталось внутри Саньки от Сотемского, а что-то от Саньки у него. Впрочем, второго Санька не знал и, вздохнув, перешел к главному:

– Мне нужна некоторая помощь. Здесь, в Приморске, возникли проблемы по одному уголовному делу...

– Так ты на курорте? Круто! А мы тут в Москве мокнем!

– Запиши, Мефодий... Мне нужны данные по уголовному делу на Буйноса Владимира Захаровича...

Он вкратце пересказал то, что сообщила Нина, назвал район, поселок, и тут же вспомнил о другом, возможно, более важном:

– И еще... Запроси от нас министерство культуры. Месяца три назад они проводили тендер на право проведения кокурса молодых исполнителей. Мне нужен список шоу-фирм, которые в нем участвовали. И не только список, но и желательно фотографии менеджеров фирм и их замов...

– Ну ты даешь! – изумился Сотемский. – Это ж работенка на неделю!

– Мефодий, я тебя лично прошу: сделай срочно. Человек, которому это понадобилось, оплатит работу. И оплатит неплохо. Это я гарантирую, -вспомнил Санька закрытый глаз Буйноса и не поверил, что он действительно оплатит. – Без вариантов.

– Ладно, – сдался Сотемский. – Это все?

– И совсем маленькая просьба. Крохотная такая... Запроси экспертов, в каких регионах мира кожа белой расы получает под солнечными лучами загар с интенсивным красным оттенком...

– Я чувствую, у тебя крыша совсем поехала, – поиздевался Сотемский.

– Сделаешь?.. Данные нужно направить в поселок Перевальное. Это под Приморском... Запомнил?..

В телефонной трубке шуршало, будто там ползали сотни тараканов. Хотелось ударить ею по коленке и вытрусить оттуда хотя бы несколько штук.

– Ладно. Я постараюсь, – неуверенно пообещал Сотемский.

– С меня поллитра и пончик, – отдельской присказкой закончил Санька и только теперь вспомнил, что Нина назначила ему встречу на вечер в ресторанчике Приморска.

Бумажка с названием и адресом ресторанчика лежала в кармане джинсов и, кажется, даже сквозь ткань пахла французскими духами. Бумажка ощущалась дорогим подарком, и Санька, которого еще никогда не приглашали в ресторан девушки, подумал, что этим вечером точно произойдет что-нибудь необычное. Даже более необычное, чем потеря сознания, которую он испытал сегодня впервые в жизни.

Глава двадцатая

СЫНОК В СПИЧЕЧНОМ КОРОБКЕ

Рестораны эпохи социализма – это гибрид кафе и танцплощадки. Какими были они во времена Брежнева, такими и остались до сих пор.

Нина и Санька сидели за столиком, укрытым не самой свежей скатертью, смотрели на курортников, танцующих доселе неизвестный землянам танец и уже полчаса ожидали официанта. Тот, правда, мелькнул разок через пару минут после заказа, оставил на столе графинчик с водкой и бутылку шампанского, но уже полчаса не подавал знаков жизни, хотя выбрали они из меню не самое долго готовящееся: свиные отбивные с жареной картошкой и салат из свежих помидор. Почему в меню так и значилось – "из свежих помидор" – Санька не мог понять. Возможно, иногда давали несвежие.

В дальнем конце зала длинноволосые парни, как минимум, сорокалетнего возраста наяривали "Мальчик хочет в Тамбов", и, глядя на них, Санька подумал, что после этого переиначенного на русский лад бразильского хита последуют "Погода в доме", "Ты скажи, что ты хошь", "Он уехал прочь на ночной электричке", короче, все, что звучало, стонало, орало, хрипело в тысячах динамиков по всей стране на базарах, оптовых рынках, пляжах, танцплощадках и, естественно, ресторанах, и ему стало невыразимо скучно.

Еще минут десять назад он пытался расшевелить Нину, смыть учительскую серьезность с ее юного лица, но все его попытки разбились о сухие, пресные ответы, и Санька, честно говоря, так и не понял, зачем Нина пригласила его.