Текст книги "Три часа на выяснение истины"

Автор книги: Игорь Арясов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

32

Из кинотеатра Павлов и Вера возвращались неторопливо. Елена Петровна была дома, за Максимкой присмотреть есть кому, а побыть вдвоем Александру и Вере за последнее время удавалось не так часто. Фильм был старый, назывался «Осенний марафон», и Павлов видел, что жена приуныла, шла какая-то неулыбчивая, кислая, а потом неожиданно сказала:

– Все вы, мужики, одинаковые. Сколько волка ни корми, он в лес смотрит.

– Из правил бывают исключения, – ответил Александр, имея в виду себя.

– Исключения? – Вера шмыгнула носиком. – А почему ты вчера опять пришел и от тебя вином пахло?

– Ну, что ты? Я же машину отремонтировал, купил слесарям водку, а сам только бутылку пива выпил. И этого мне нельзя?

– Миллион, Саша, с копейки начинается.

– Ты прямо как наша главбухша, – Павлов усмехнулся. – Миллион. Ну, ты даешь!

Вчерашняя поездка с Биноклем к зубному врачу Одинцову получилась неудачной. Они вошли к нему в кабинет вдвоем. Одинцов, конечно, испугался, но виду не подал, только глаза у него забегали в разные стороны. А Бинокль подошел к нему, как к старому знакомому, сразу руку протянул:

– Привет, доктор, это мы! – и заулыбался. Противная вообще-то у него улыбка. Будь моя воля, подумал в тот момент Павлов, я бы запретил ему улыбаться: сразу видно, что наглец и дурак несусветный. А доктор напугался, наверно, потому, что они вошли вдвоем. Нет, надо было Биноклю одному идти.

– Ты не суетись, доктор, – сказал Глазов, кивая в сторону Павлова, – это мой друг. Мы с ним вместе товар привезли. Такой же, как в прошлый раз.

– А сколько граммов? – спросил Одинцов уныло.

– Саня, сколько у нас на весах в магазине вышло? Граммов пятьдесят. Будешь брать?

– Я, может, и взял бы, но у меня сейчас денег нет. Если попозже, – Одинцов задумался, – ну, через неделю.

– Нет, доктор, нам сегодня деньги нужны, сейчас. Ну, в крайнем случае завтра прямо с утра. – Глазов нахмурился, и лицо его сразу стало добрее. – Жаль, профессор, что так получилось. А ты не можешь сказать, у кого на этот товар сейчас есть деньги?

– Даже не знаю, честное слово. Я живу сам по себе, особой дружбы в этом плане ни с кем не вожу.

– Ну и живи, – прервал Глазов. – А мы пойдем. – Он направился к двери, потом обернулся: – Слышь, доктор, а ведь мы пошутили. Мы тебя проверяли, ты понял? На понт брали. Мы из милиции, между прочим. Показать удостоверение? – он сунул руку в карман.

– Не стоит. Из милиции, так из милиции. Я вам верю.

– То-то! – улыбнулся Глазов и подмигнул Павлову. – Пошли, товарищ майор, здесь все в порядке.

На улице Глазов громко расхохотался.

– Ну, как? Здорово я его напугал? А он поверил, правда?

– Ни капли он тебе не поверил. Такие, как ты, Бинокль, сидят в милиции, а не работают там. Это сразу видно.

– Но-но! – обиделся Глазов. – Кончай намекать. Слышь, Саня, давай таксистов пощупаем на эту тему. Они ребята шустрые, должны все знать.

На такси в общей сложности они истратили восемь рублей, пять из них заплатил Павлов, а три Глазов. Один из водителей, когда Глазов спросил у него, не знает ли тот, у кого можно быстро поставить золотую коронку, назвал фамилию Гришин. И добавил, что лет десять назад Гришин славился своим уменьем. А сейчас – неизвестно.

– Почему?

– Не встречал я его давно, надобности не было, – ответил таксист и назвал адрес. – А если пятерку на счетчик положите, могу ему позвонить, предупредить, что приедете. Он, правда, не в поликлинике, а дома работает, так, любитель.

Глазов повернулся к Павлову, который сидел сзади, нахмурился:

– Пятерки у меня нет, а трояк могу, – и полез в карман. Таксист высадил их около универмага:

– Ладно, позвоню.

– Ты понял, Саня, какой я находчивый? – возбужденно сказал Глазов.

– Не говори гоп, пока не перескочишь.

«Миллион с копейками, вот ляпнула! – думал Павлов, косясь на жену. – Это Серегин, может быть, такими деньгами ворочает. Недаром ему Елена Петровна и песок, и раствор таскает. Кому они золото продают, вот бы что узнать. А что, если тоже Гришину?

– Гляди, Саша, – прервала его размышления Вера. – А у нас дома света нет. И Максимка в песке один возится. Может, мама белье вешает?

Но Максимка ничего не знал, а выглянувшая в окно соседка сказала, что мать куда-то умчалась час назад.

– Куда она могла деться? – Вера покормила сонного Максима и повела его спать.

– Наверно, с Серегиным опять куда-нибудь укатила, – ответил Павлов, наливая себе чай. Чай Александр любил и пил его всегда помногу и долго.

– Ты прямо как в Туле родился, туляки, говорят, тоже чай любят дуть, – сказала ему Вера.

– Нет, в Туле никогда не был, – ответил Павлов, – я местный, – и налил себе еще одну чашку.

В половине десятого кончилась программа «Время», Павлов приглушил звук телевизора, приготовился смотреть детектив по второй программе. В это время в коридоре зажегся свет. «Пришла, – подумал он, – от Серегина своего. Кажется, одна. Может, ей чайник поставить?»

Он встал и вышел в коридор. Елена Петровна испуганно посмотрела на него огромными заплаканными глазами. Руки у нее были грязные, плащ испачкан. Да что она, глину копала, что ли?

– Тс-с-с! – Она почему-то приставила палец к губам и прошептала: – Вера уже легла? Вот и хорошо. Не надо будить, пусть спит. Я тут упала в темноте, немного испачкалась. Ты, Саша, иди на кухню, у меня к тебе серьезный разговор есть. Я сейчас.

– Что-нибудь приготовить, ужинать будете? – спросил Александр, пораженный внешним видом и таинственным шепотом тещи. Такой он видел ее первый раз.

– Я не голодная. Только чаю покрепче, и все.

Павлов ушел и, пока теща мыла руки в ванной, поставил чайник на плиту. Елена Петровна пришла минуты через три, плотно закрыла за собой дверь. Лицо у нее было бледное, опухшее, губы дрожали.

– Телевизор я выключила, чтобы не мешал. А разговор у меня очень важный, Саша, – она отхлебнула горячий чай, поперхнулась, закашлялась. – Ничего, ничего. Это от волнения. Волнуюсь я, Саша. Потому что беда у меня случилась. Вот и хочу открыться тебе. Но уговор такой: Вера не должна ничего знать. Это ее вовсе не касается. Я тебя давно знаю и люблю, как сына. Ты мне веришь?

– Верю, Елена Петровна, вы мне после смерти родителей вместо матери.

– Вот и хорошо, Саша, вот и правильно. А случилась у меня настоящая трагедия. Ты не перебивай, я все расскажу по порядку. Значит, так. Прошлой осенью в колхозе я встретила Серегина. Ну, познакомились мы, помнишь, когда я ночью картошку привозила, и полюбили друг друга. Ты только не смейся, доживешь до моих лет, узнаешь, что в таком возрасте все чувства заново появляются. Вот. А он обещал на мне жениться. Да, обещал. Или к концу этого года, или весной. Он говорил, что жена у него совсем больная, что жить ей осталось всего ничего. У нее что-то вроде рака груди. Представляешь? Ну, я, конечно, верила. Счастья-то, Саша, каждому хочется. А почему я должна быть несчастной? Ну, а Серегин узнал, что я работаю на участке золочения. И попросил песок принести, хоть немножко. Это было сначала. Говорил, что ему интересно, как из песка слиток делается. Я взяла да принесла. Один раз, второй. Сама понимаю, что делаю плохо, а остановиться уже не могу. Ей-богу, даже удивительно. И он начал делать слитки. Первые были плохие, некрасивые, а потом он наловчился. Но что толку от этих слитков, если они просто так лежат, правильно? В общем, он меня надоумил, и нашла я одного товарища, который их стал покупать. Деньги были хорошие. Ты думаешь, мне обновки Серегин на свои покупал? Как бы не так! Это были мои деньги, я ему все отдавала, потому что была в него влюблена без памяти. Он же в самом деле красивый, верно?

Павлов, наморщив лоб, внимательно слушал тещу. Куда она клонит? Неужели догадалась, что он взял тот золотой патрончик? А банка с раствором? Ее ведь тоже нет. Нет, я ей ни за что не признаюсь. Она меня тогда выгонит из дому. Куда я пойду?

На вопрос, красивый ли Серегин, Александр не ответил, только пожал плечами.

–. Слушай дальше. Василий этот и новые «Жигули» купил на мои денежки, так-то! Он меня, оказывается, грабил самым бессовестным образом, Саша! Но это не самое главное, это еще не все! Получилось так, что товарищ, которому мы продавали слитки, сегодня приехал ко мне и предупредил, что его жена написала на него какое-то заявление в милицию и что с патрончиками надо подождать. А может, и соврал он, потому что деньги у него кончились. Кто его знает. Ну, дело серьезное, и я сразу подумала, что должна срочно предупредить Василия. Мало ли что, верно? И помчалась как оглашенная. Даже Максимку на соседку оставила и белье не прополоскала. А Серегин живет в поселке Пионерском. Подхожу я к дому и вижу: стоит около гаража Клава, его жена больная, почти умирающая, как он мне твердил. Стоит такая здоровенная баба и моет тряпкой мои «Жигули». Ну, те, которые он на мои деньги купил, пока я в Москву на консультацию ездила. Она, значит, моет их, а он вышел из гаража и ну с ней миловаться. Представляешь, какой ужас? Нет, я даже не знаю, как у меня сердце выдержало. Саша, достань мне валидол вон на той полочке. Спасибо, – Елена Петровна положила таблетку под язык, отхлебнула чай. – И вот тогда я решила, что все у нас кончено на веки вечные. Хватит мне, дуре старой, глупостями заниматься, надеждами пустыми себя тешить. Пора для себя пожить. И я сразу про тебя подумала. У меня, между прочим, этот подлец не все слитки выманил. У меня их еще знаешь сколько? Граммов шестьсот, понял? Ты не удивляйся. И еще куда-то я литровую банку с раствором сунула, не дай бог, Максимка тронет.

– С раствором, что ли? – как можно равнодушнее спросил Александр. – Нет, не видел. Может, вы ее сами Серегину отдали или он украл?

– Ладно, господь с ней! – Елена Петровна махнула рукой. – Так вот, Саша, зять мой любимый и единственный. У меня только на одного тебя теперь вся надежда. Веру я сюда впутывать не хочу ни под каким видом. Она у меня выросла хорошая, честная, а я – что ж, видно, судьба такая. Максимка подрастет, я Веру в техникум вечерний определю, пусть в люди выходит. А ты мне помочь должен. Я хочу доказать этому подлецу Серегину, что и без него смогу жить припеваючи. Слитки, которые у меня остались, надо продать. Понимаешь? Их много. А если за один грамм взять сорок рублей, получится аж двадцать четыре тысячи. Таких денег хватит и на гараж, и на машину. Ты ведь хочешь, чтобы у нас была своя машина?

– Вообще-то хочу, но так разве можно?

– А что делать? Был бы раствор, я, может, и назад его отнесла теперь. А куда я патрончики дену? Нет, у меня обратного хода теперь нет, Саша. Мне врач, которому мы золото продавали, намекнул, что надо переждать месяца два, пока у него снова деньги появятся. Я не хочу ждать. Мне сейчас надо отомстить Серегину. Он у меня будет на раскаленной сковородке крутиться. Мы с тобой машину купим, гараж, я все на тебя запишу, Сашенька. Даже если когда попадусь, тебе останется. Только помоги мне найти покупателя. Это надо сделать осторожно. Ты разузнай, кто из врачей в нашем городе или в соседнем купить золото может. Только Зайцева в расчет не бери, это он у нас покупал, а теперь пока отказался. Ну как, Саша, согласен?

Павлов потупил взгляд, потом заставил себя посмотреть Елене Петровне в глаза:

– Спасибо, Елена Петровна, за такое доверие. Я тоже хочу вам открыться. Я как-то золотой патрончик на диване нашел, а вам не сказал, спрятал. Я думал, он случайно дома оказался. Вы его искали?

– Понятия не имею. Ну, нашел, так нашел. И хорошо, что ты, а не Серегин.

– Я помогу вам. Я давно заметил, что Серегин обманывает вас, несколько раз хотел сказать, да все стеснялся. Я его с первых дней, когда только он у нас появился, сразу раскусил. И вы, Елена Петровна, очень правильно сделали, что ушли от него. А патрончики золотые мы продадим обязательно. И Василию этому вы отомстите. Его за такие дела в тюрьму посадить, но он может и на вас черт знает что наговорить. А так бы – запросто. И все его капиталы пропали бы, и остался он ни с чем.

33

На следующий день Павлов решил, что поедет к Гришину и договорится с ним один на один. Но в одиннадцать часов прямо в приемную, где сидел Александр, ожидая заместителя директора горбыткомбината Филатова, вдруг ввалился Глазов. Он шумно выдохнул воздух и протянул руку:

– А где секретарша? Болеет? Ясно. А я еле успел. Пришлось соврать, что живот болит – спасу нет. Ну, поехали?

Выхода не было. Александр отпросился у Филатова на час.

В машине он покосился на Глазова и сказал:

– Витек, а может, мне одному с этим врачом поговорить? А то вдруг он нас испугается? Как Одинцов?

– Чего? – засмеялся Глазов. – Да как ты с ним договариваться будешь, если не знаешь элементарных правил торга? Ты у Одинцова стоял бледный, как известка, слова не выдавил. А таксист, ты вспомни, обещал позвонить этому Гришину насчет нас двоих. А ты один завалишься. У него сразу возникнет подозрение. Нет, Саня, так общие дела не делают. Вместе начали, вместе закончим. Я свою долю – целый трояк – тоже вложил. И раствор вонял не у тебя дома, а у меня в саду, я тоже дымом травился.

– Ты травился? Ты больше водку пил, все нейтрализовывал яд!

– Не на твои, а на свои, успокойся. Что-то не нравишься ты мне сегодня, Павлов. Может, денег на ресторан стало жалко?

– Нет, не жалко, – Александр усмехнулся. – Ресторан за мной.

– То-то, кореш, – Глазов закурил.

Дом, в котором жил Гришин, был частный. Забор из труб с металлической сеткой был выкрашен в голубой цвет. Небольшой приусадебный участок был чистым и аккуратным, стволы плодовых деревьев побелены, грядки ровные, темные, без единого сорняка. Вдоль изгороди росла рябина с обильными бледно-желтыми пригоршнями ягод.

– Вот живут люди! – шепнул восхищенно Глазов, нажимая кнопочку звонка, укрытую от дождя под козырьком нержавеющей стали. От калитки к дому были проложены два ряда квадратных бетонных плит. Из желтой будки, словно ждала сигнала, выкатилась маленькая лохматая псина, загремела цепью и залилась брехом.

Дверь веранды открылась, на крыльцо вышел высокий худой мужчина в белоснежной рубашке, расстегнутой сверху на две пуговицы, и американских джинсах. Он молча обернулся на собаку, та под его взглядом, пятясь, скрылась в будке. Мужчина подошел к калитке и посмотрел на Павлова и Глазова холодными глазами:

– Вам кого? – Все зубы у него были золотые.

– Нам Гришина, про нас должны были звонить, – робко сказал Глазов.

– Ну-ну, – непонятно ответил мужчина и кивком головы предложил им пройти. Они поднялись на веранду, светлую, застекленную, с голубыми занавесками. Вокруг плетеного стола стояли такие же гнутые плетеные стулья.

– Присядьте, молодые люди, – неожиданно тонким голосом произнес хозяин. – Берите яблоки, они мытые, – тяжелой рукой с большим массивным перстнем и каким-то вензелем на нем он показал на блюдо на столе. – Я вас внимательно слушаю.

– Мы можем вам кое-что предложить, – Глазов закинул ногу на ногу и небрежным жестом взял яблоко.

– Любопытно, – на лице мужчины, узком, загорелом, не дрогнул ни один мускул. – Медные пятаки или серебряные полтинники?

– Ошибаетесь, уважаемый, – Глазов уловил в тоне хозяина издевку. – У нас ни то, ни другое, а третье. У нас благородный металл. Саня, продемонстрируй, – приказал он и сочно откусил от яблока.

Павлов достал из кармана платок, в один конец которого он завернул слиток, а в другой патрончик. Мужчине отдал патрон.

Гришин молча взял его на ладонь, словно взвешивая, шевельнул губами. Глазов обратил внимание на слиток необычной формы, совсем непохожий на тот, что получился у них недавно, и покосился на Павлова. Александр подмигнул ему: молчи!

– Любопытно! – снова протянул мужчина, покачиваясь сухим, видимо, сильным телом с носков на пятки. – Вам ничего не говорит фамилия Зайцев?

– Нет, а что такое? – насторожился Павлов.

– Ничего, это я так, – Гришин мельком взглянул на парней. – Сколько вы просите?

– Пустяки, – Павлов тоже положил ногу на ногу и достал сигареты. – Сорок рублей за грамм.

– Так-так, – в глазах Гришина мелькнул радостный огонек и тут же погас. – А много у вас этого благородства?

– Достаточно. – Павлов помедлил, прикинул в уме и сказал: – Если в цене не сойдемся – ничего, а если согласны – для начала шестьсот.

– Ого-о! – протянул мужчина, и лицо его еще больше вытянулось. – Да вы солидные люди. Банк, что ли, взять сумели?

– Не банк, а банку, – засмеялся Глазов. – Ну, что вы резину тянете? Вам не все равно, где мы это взяли?

– Спешка, друзья мои, нужна только…

– Знаем, – перебил Глазов, – при ловле блох.

– Вот именно, – кивнул мужчина. – А мне надо минут десять, чтобы выяснить пробу и знакомому звякнуть. Моему другу.

Глазов доел яблоко и смотрел на огрызок, не зная, куда его деть. Мужчина подвинул черепаховую пепельницу:

– Можно сюда. Я скоро, не скучайте, – и ушел в дом.

– Саня, я не офонарел? Откуда у тебя столько золота?

– Тихо ты, не ори! Теща просила продать. У нее оно от мужа осталось. После Магадана. Усек?

– Лихо, кореш, лихо! Небось сразу машину купишь?

– Куплю, – усмехнулся Павлов, – и гараж тоже. Но сначала продать надо.

– Не трусь, он не заложит, я это сразу понял. Видал, какой он деловой? Чую, что он срок тянул. Ты видел его челюсти? Они же золотые!

Пока Гришин отсутствовал, Глазов снова принялся за яблоки. Ел он противно, чавкал, и Павлов с трудом сдерживал раздражение. Нет, надо было одному приезжать к Гришину. А теперь этот Бинокль потребует, чтобы я его в ресторан потащил. Может, дать ему рублей триста или даже четыреста и пусть катится ко всем чертям?

Гришин появился раньше, чем обещал, и положил перед Павловым патрон:

– Проба высокая. Но и цена кусается. Впрочем, брать товар будем. Правда, не я сам, но мой товарищ – покупатель надежный. Он возьмет сразу шестьсот.

– Не уступлю ни копейки, – сказал Павлов твердо.

– Он знает о цене, не волнуйтесь, молодой человек. Надо условиться: где, когда и как? Мой друг сможет приехать из Москвы только послезавтра примерно часам к пяти вечера.

– Как его звать? Как мы его узнаем? – спросил Павлов.

Мужчина помедлил с ответом, пристально посмотрел на Александра, который выдержал его взгляд.

– Металл, как я понимаю, ваш?

– Вы правильно понимаете.

– Хорошо. Мой друг приедет на «Жигулях» желтого цвета, номер московский, запомните, пожалуйста, одиннадцать-двенадцать, буквы В и МО. Звать можно Савелием.

– Запомнил, – улыбнулся Павлов. – А я с женщиной и товаром буду вот в этом «Москвиче», – он показал головой на калитку, около которой остановил машину. – Мы будем ждать в шесть вечера на площади возле гостиницы. Там всегда много машин. Ровно в шесть.

– Какие гарантии с вашей стороны?

– Гарантии? – удивился Павлов. – Можете оставить патрончик себе, я вам его дарю.

– Даже так? Тогда вот вам наши гарантии, – Гришин достал из заднего кармана джинсов пачку десятирублевок, положил перед Александром. – Здесь тысяча. Сразу видно, что имею разговор с деловым человеком. Разрешите пожелать?

Павлов поднялся, спрятал деньги. Глазов недоуменно смотрел на них:

– Значит, сейчас больше ничего не будет? Жаль, а я думал…

– Хватит с тебя, – Павлов тронул его за рукав, потом пожал Гришину руку и пошел вперед.

Они сели в машину и тронулись. Глазов достал сигарету, закурил, хотел положить ногу на ногу, но в кабине было тесно.

Павлов молчал.

– Ну вот, все в норме, – Глазов хлопнул его по плечу. – А ты, дурачок, говорил, что не надо вдвоем. Все нормально. Большие бабки будут. Мы сейчас куда едем?

– На поселок второй шахты, у меня в кузове телевизор отремонтированный, я его должен отвезти клиенту по адресу.

– Ну-ну, давай жми на педаль. Между прочим, Саня, ты поступил нечестно. Знаешь, почему? Ты один с ним переговоры вел. А я как дурак сидел. Это нехорошо. Я тоже человек. И тоже хочу жить шикарно. Вот как этот Гришин. И ты будешь красиво жить. Загонишь золотишко – и пожалуйста, машину купишь, барахло всякое. А я?

– А ты пей поменьше, гроши копи.

– Гроши? – Глазов глухо засмеялся. – А ты их копил сам-то? Тебе вон теща сразу отвалила больше чем полкило, и ты в горе оказался. А где мне взять такую тещу? – Он попытался пропеть последние слова. – Где, скажи? Почему я должен гривенники копить, а ты сразу тыщи хапать?

– Потому что у тебя ни черта нет. Не мешай, я за рулем.

– Как это нет? Как это нет? А моя доля?

– Какая твоя доля? Получишь три сотни и топай в ресторан.

– Чего-чего? Три сотни получу? Ишь ты, умный какой!

– А сколько же тебе надо? Пятьсот, что ли?

– Нет, кореш, мне не пятьсот, – Глазов бросил окурок под ноги на резиновый коврик и придавил каблуком. – Ты сам рассуди. Кто тебя вывел на Одинцова? Я вывел. А кто помог раствор кипятить? Снова Глазов. А кто помог выйти на таксиста – раз, на этого Гришина – два, а через него на Савелия из Москвы – три? Тоже товарищ Глазов Виктор Захарович. Так что, уважаемый Саня, если по-честному разобраться, то моя доля во всем этом не пятьсот рублей, а пятьдесят процентов от общей суммы.

– Сколько? – от такой наглости Павлов даже притормозил. – Да пошел ты с такой бухгалтерией знаешь куда? Шиш тебе, а не пятьдесят процентов! Ничего не дам, ни копейки!

– Это ты меня посылаешь, меня? – Глазов ткнул себя кулаком в грудь. – А ну, тормози, цыпленок желтый, давай-ка выйдем на свежий воздух! Ну-ка! – Он вышел из машины, обошел ее спереди и открыл дверцу водителя. – Значит, говоришь, чтобы я пошел, да?

Павлов вышел на дорогу, остановился напротив Глазова:

– Ты самое большее – полсотни рублей заработал, а не пятьдесят процентов. Понятно тебе?

– Понятно! – Глазов коротко взмахнул рукой и резко и сильно ударил Павлова в челюсть. Александр упал на бок, на мокрый серый песок обочины. Тряхнул головой, легко вскочил, подбежал к «Москвичу», молниеносно достал лежавшую под ковриком монтировку и выпрямился. Глаза его блестели от боли, обиды и ненависти:

– Так тебе, гад, пятьдесят процентов захотелось? Сейчас ты у меня получишь все сто и успокоишься! Сейчас!

Глазов мигом протрезвел и испуганно попятился:

– Спокойно, псих! А ну, брось железяку! Брось, кому говорю!

– Не подходи! – крикнул Павлов и замахнулся. – Еще один шаг, и я тебя кончу. И никто знать не будет, вон в тот овраг сброшу!

– Ну, Павлов, я тебе устрою веселую жизнь, – побледнел Глазов, отступая. – Ты у меня со своей тещей попляшешь «Цыганочку» на нарах. А мне ничего за это не будет, мне только спасибо скажут, увидишь!

– Иди, иди отсюда, подонок, топай на своих двоих в город! – Павлов сел в машину, завел мотор и поехал прямо на Глазова.

Глазов отскочил, что-то громко закричал вслед, крутнул головой, схватил лежащий у ног булыжник и с силон запустил в машину, но «Москвич» уже набрал скорость и был недосягаем.

Домой Глазов добрался на попутной машине, долго искал авторучку, не нашел, взял карандаш, вырвал лист из тетрадки и левой рукой без знаков препинания написал о том, что послезавтра, в шесть вечера, на площади перед гостиницей Александр Павлов вместе со своей тещей Еленой Петровной Кудрявцевой будут совершать преступление – продавать шестьсот граммов золота какому-то Савелию из Москвы, который приедет на желтых «Жигулях» с номером 11–12. Подписи своей не ставлю, боюсь крови, пишу добровольно, меня не выдавайте. Над адресом он думал значительно дольше. Потом закурил и догадался: улица Мира, начальнику КГБ.

И побежал на почту.

34

Совещание, которое вел Алексеев, закончилось поздно вечером. Подводя его итоги, начальник управления сказал:

– Другой, более благоприятный момент, товарищи, нам вряд ли представится так скоро. Анонимное письмо немного опередило наши планы, но зато приблизило развязку. Старшим группы назначается майор Панкратов. На всю операцию отводится три часа, с семнадцати до двадцати ноль-ноль. Преступников мы должны взять с поличным в момент передачи золота, за руку. Еще раз самым внимательным образом изучите место, проинструктируйте людей. Шума должно быть как можно меньше. Возможные пути отхода преступников необходимо перекрыть. Я имею в виду автовокзал, тротуары, тропинки, шесть автодорог, входы в гостиницу, в парикмахерскую, в ресторан, в универмаг. Здесь товарищи предлагали для эффекта установить прожекторы, чтобы неожиданно включить их во время сделки. Думаю, что Валерий Викторович Самохин прав, этого делать не следует, потому что преступники живут в городе, хорошо его знают и могут насторожиться, заподозрить что-то неладное и перенести встречу в другое место или на другой день. У меня все. Вопросы есть?

– Есть, товарищ генерал, – встал Панкратов. – Если вдруг выявится тринадцатый, не предусмотренный нами вариант?

– Будете действовать по обстановке. Я надеюсь на вас. И еще раз повторяю: преступников мы должны взять с золотом, за руку. Если удастся сделать на месте фотографии – совсем хорошо.

– Темновато будет в это время, Михаил Павлович, – сказал Панкратов, – но мы попытаемся.

– Спасибо за внимание. Все, кроме Самохина, Панкратова и Матвеева, могут быть свободны.

Когда участники совещания покинули кабинет, Алексеев пригласил оставшихся за свой рабочий стол, вынул из папки с карандашной надписью «Старатели» бумагу:

– Не хотел говорить при всех, чтобы не отвлекать от намеченного. Перед самым совещанием пришла информация от наших коллег из Ташкента, которые ведут Зайцева. Вот что они сообщают. Сегодня утром Зайцев долго ходил по центральному рынку, очевидно, продал золото, вернулся в гостиницу и заказал билет на самолет в Москву на завтрашнее утро.

– А жена? – спросил Матвеев. – Он же с Поляковой отправился в эту туристическую поездку.

– Билет в Москву Зайцев взял только себе. Может, что-то вспомнил или его кто-то напугал, – предположил Самохин. – До получения письма на имя Разгуляева в 62-м отделении связи от Зайцева осталось три дня. По нашим сведениям, письмо на почту пока не приходило, значит, он его еще не отправлял. Или приготовил, чтобы бросить конверт в Москве.

– Возможно, – сказал Алексеев. – Вчера вечером он заказывал срочный телефонный разговор со своей сестрой, но ее не было дома. И более чем вероятно, я даже убежден, что именно завтра к вечеру, в тот момент, когда мы должны брать Кудрявцеву, Павлова и Савелия, гражданин Зайцев будет у себя в городе. В Москву самолет прилетает утром.

– А «Жигули» с московским номером у него в аэропорту, – сказал Самохин. – Наши товарищи их посмотрели, но оружия не нашли, только следы масла под сиденьем обнаружили, а пистолета нет.

– Значит, в поезде, в багаже. Предупредили Ташкент?

– Да, – ответил Панкратов, – еще вчера. Михаил Павлович, у товарища Самохина есть отличное предложение. Зайцев будет возвращаться домой в спешке и поедет, естественно, по короткой, а не окружной дороге. Где-нибудь на подходе к городу инспектор ГАИ тормознет Зайцева. Мы прикинули место. Около деревни Дроновка есть крутой поворот. Там, кстати, разбился Эдгар Пашутин, дружок Зайцева.

– Место удачное, – подтвердил Матвеев. – И группе есть где укрыться, с левой стороны за мелким кустарником глубокий кювет.

– Ясно, – кивнул генерал. – Рискните. Но не забудьте, что Зайцев может быть вооружен. Белова пока трогать не будем. Завтра с пяти до восьми вечера я на месте, так что держите меня в курсе постоянно. А кстати, Федор Семин справится с пожарником? Этот Серегин, говорят, здоровенный мужчина?

– Справится, Михаил Павлович, – улыбнулся Панкратов. – А стоматолога, с вашего разрешения, я поручу брать Петру Васильевичу.

– Не возражаю. Только не лезть на рожон. Ну, золотки, ни пуха вам, ни пера! – Алексеев с прищуром посмотрел на Панкратова и Матвеева, которые растерянно поглядывали друг на друга, на невысокого худощавого Самохина и молчали.

Алексеев нахмурился:

– Почему молчите? А ну, отвечать, как положено! Я приказываю!

– К черту, товарищ генерал! – в один голос сказали Панкратов и Матвеев.

– Вот это другой разговор! – облегченно вздохнул Алексеев и подмигнул Самохину. – Извините, Валерий Викторович, я человек пожилой, в этих делах суеверный. Кстати, вы там, в Москве, решили, как быть с Разгуляевым Петром Федоровичем дальше?

– Да, Михаил Павлович, – ответил Самохин. – Если Зайцев не успел отправить письмо, мы сделаем это сами и возьмем получателя под контроль.

– Правильно, ниточку обрывать нельзя, тем более что она тянется за границу.

35

Елена Петровна торжествовала победу. Саша обрадовал ее уже на следующий день, когда сказал, что нашел покупателя на шестьсот граммов и даже больше. Он подробно объяснил, где и когда будет их ждать Савелий, выложил на стол тысячу рублей задатка и умолчал только о том, что у Гришина был вместе с Глазовым. Зачем расстраивать тещу, ведь она просила держать все в тайне.

– Умница ты у меня, Сашенька! Хочешь, я тебе стопку коньяка налью? Не хочешь? Ну и еще раз в таком случае молодец! И правильно, никогда не пей эту гадость, даже самую дорогую. И жить будешь долго, и деньги у тебя всегда будут. Значит, завтра в шесть вечера. Отлично, просто отлично! А ты, Саша, готовься, поедешь в область, будешь машину покупать. Сам поедешь, один, я тебе доверяю выбрать, какая глянется и на цвет, и внутри чтобы у нее все было нормально. Да, если там, в магазине, продавцы артачиться станут, что, мол, уже продано, ты особенно не стесняйся, сколько надо, сколько запросят – положи сверху. А завтра мы с тобой должны чуть раньше шести часов выехать.

– Почему?

– Ну, я так задумала, – Елена Петровна мстительно улыбнулась, – мы с тобой сначала к Серегину в пожарную часть заедем. А потом уж к этому Савелию.

– Елена Петровна, как же мы с вами Вере объясним, откуда у нас деньги на машину? Она ведь обязательно спросит. И другие.

– Вера-то? – Кудрявцева сдвинула брови. – В самом деле, здесь надо что-то придумать убедительное. Ой, Саша, так это же проще простого! Мы ей скажем, и любому другому, что ты ездил в область и выиграл в лотерею, в эту самую, ну, которая без всяких таблиц, ах, дьявол, забыла, как называется!

– В «Спринт», что ли? – обрадовался Павлов.

– Вот-вот, в него. Мне девчонки на работе рассказывали, что чья-то тетка, уж не помню, чья, купила такой билетик, а ее подруга уговорила. Разорвала – а там, батюшки, целая «Волга»! Вот как людям-то везет. Ну и ты Вере скажешь, что «Волгу» брать – это возня долгая, ждать надо, туда-сюда, и ты получил деньгами, вот они, денежки наши, вынешь из портфеля и покажешь. А я на работе всем расскажу, какой у меня зять везучий. Чтобы никто ничего такого не подумал. А с этим Савелием мы поступим, Саша, так. Ты будешь торговаться, здороваться. А патрончики будут у меня в сумочке, я их в тряпочку завяжу. И деньги я у него буду брать. Ты только смотри по сторонам, чтобы он меня не обманул. Я-то волноваться буду, я всегда в таких случаях волнуюсь, могу и не заметить чего-нибудь важного. Я уже сейчас начинаю волноваться. Сильно заметно?