Текст книги "Три часа на выяснение истины"

Автор книги: Игорь Арясов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Погоди, а кто это впереди? Так это же Зайцев! Хорошо идет, километров под восемьдесят. И не боится, что по городу. Ничего, сейчас мы тебя достанем.

Серегин прибавил газ, но красные «Жигули» тоже прибавили.

Надо же, уходит. Серегин пригнулся к баранке. Ах, черт, красный свет! Уходит, уходит Зайцев! Направо сворачивает. Ну, быстрее же, светофор проклятый. Есть желтый, вперед!

Серегин рванулся через перекресток, не дожидаясь зеленого сигнала светофора, свернул направо. В самом конце улицы увидел машину Зайцева, который повернул на Индустриальную. Ах, ты от меня, водителя первого класса, бегать вздумал? Ну, я тебе покажу, зубодер!

Серегин свернул на параллельную улицу и проскочил перекресток, заметив, что по этому самому перекрестку молнией сверкнули красные «Жигули». Вот паразит, опять обманул! Куда же это он, неужели на шоссе подался, хитрец? Но там я его не достану, у него машина новая, а моя кляча больше сотни не дает, развалиться на ходу может. А все-таки попробую.

Он развернулся, выехал на узкую улицу и, набирая скорость, пошел вперед. Так ведь можно и влопаться в какой-нибудь грузовик, мелькнула мысль, но тут же исчезла, потому что красные «Жигули» с номером 32–52 появились из-за поворота и, рванувшись навстречу, ушли назад. Чтоб ты сгорел, фантомас проклятый! Опять наколол! Ну, я тебе устрою счастливую жизнь, раз ты на шоссе не вырвался.

Серегин юркнул в переулок на «кирпич» и осторожно выехал на улицу Кирова, где обычно стоит инспектор ГАИ. Но сейчас почему-то его не было. И Зайцева не видно. Ушел все-таки. Ну, конечно, ушел. Испугался. Где же его искать? Домой и к гаражу он сейчас вряд ли поедет, побоится, он постарается меня подальше увести, в другую сторону. Например, к поликлинике, или нет, там много знакомых, могут его тормознуть, попросить подвезти, а ему останавливаться невыгодно. Значит, искать его надо в новом микрорайоне.

Серегин повернул на Первомайскую и, внимательно озираясь по сторонам на перекрестки, шел со скоростью 60 километров.

Ага, вон гаишник знакомый стоит. Придется сбавить скорость. Надо ему улыбнуться. Привет, привет, чтоб ты сдох! И теперь, пока он вслед смотрит, спешить нельзя. А что там справа, на Индустриальной? Ба, так это же Зайцев. Стоит на месте. И меня не видит. Ну, вот и все, друг, попался!

23

«За мной хвост? – с изумлением подумал Евгений Александрович и еще раз посмотрел в зеркало. – Ну, точно, настоящий хвост. Здоровенный мужик за рулем зеленых «Жигулей». Любопытно, что этому огурцу от меня надо, неужели это после встречи с Вернером? Нет, не может быть! Скорее всего его подослал Поляков с Настенькой. А может, он из милиции? Ну-ка, парень, уйдем-ка мы от тебя. Колымага твоя, сразу видать, доисторическая. Или в нашей доблестной милиции ничего лучше нет?

Точно, хвост. Вот он опять за мной прется. Ах ты, дьявол! Чего тебе от меня надо? Сейчас мы от тебя скроемся. Вот так, направо, а здесь налево. Что, голубчик, слопал? Не подавился? Вот так-то, знай наших! Евгений Александрович Зайцев не зря за рулем «скорой помощи» пять лет горбился. Первый класс не по блату получал, а по всем советским законам.

Ох ты, опять сел. Да, паршивое дело. И бензина у меня мало. Сейчас бы на шоссе рвануть, а там – сто сорок и ищи ветра в поле. Что же делать? Неужто милиция? Неужто правда этот свинья Поляков настрочил? А что он может доказать? Да все может. Только одна радость, что ничего не найдут. А вдруг это не из милиции, а Настенькин ухажер? Может, она уговорила его, чтобы он меня припугнул? Но меня не припугнешь, дурочка. У меня с собой на этот случай всегда под рукой игрушка есть, вот здесь, под сиденьем. Да, та самая, из которой ты по сосне промазала. Только руку просунуть – и пожалуйста: семь дырок к вашим услугам. Машинка работает, как часы швейцарские. Пусть попробует напугать.

Ну, вот и нет тебя. Ушел я. Так, теперь можно расслабиться. Ни к чему хорошему в городе эта гонка не приведет. Эх, выбраться бы с тобой на шоссе, к повороту, где Эдгар разбился. Там бы я тебя сделал, как миленького. Ты бы у меня кувыркался еще лучше, так, что смотреть любо-дорого. А бензин на исходе, вон уже красная лампочка горит. В багажнике на всякий случай всегда полная канистра, но для этого время нужно, а у меня его сейчас нет».

Последние три дня Евгений Александрович ночевал у сестры, объяснив ей прямо, без выдумок, что поругался с Настенькой и тестем, которые потребовали дележки.

– А что я тебе говорила, что? – злорадно засмеялась Ольга, но, увидев бледное, искаженное злобой лицо Евгения Александровича, спрятала улыбку. – Ладно, ладно, ложись отдыхать, я тебе на диване постелю, а Валентин у родителей поживет пока. И не расстраивайся особенно из-за этих подонков. С волками жить, братишка, по-волчьи выть. Понятно теперь?

– Б-без тебя знаю, – огрызнулся он и, едва раздевшись, уснул мертвым сном.

На работе никто даже не догадывался об их размолвке. Настенька оказалась превосходной актрисой, называла его как всегда – по имени-отчеству, а когда они оставались на какие-то минуты вдвоем, кривила в усмешке тонкие губы:

– Ну что, грозный муж, не надумал еще возвращаться?

– Диван, чтобы спать, у меня есть, а работы х-хватает.

– А женщин? – вспыхнула Настенька.

– Н-ничего, я пост великий объявил, – усмехнулся Евгений Александрович, – для здоровья согласно одноименному популярному журналу полезно.

– Ну-ну, – уже ласковей улыбнулась она, – терпи, казак, атаманом будешь.

Нет, не могла она написать в милицию, да и узнал бы Евгений Александрович этого местного сыщика, который мчался за ним по всему городу. Скорее всего он кто-то из знакомых Полякова. Неужели тесть оказался на поверку таким подлым человеком? Неужели он способен на такую низость? – с возмущением думал Евгений Александрович, отдыхая от преследования под могучими тополями, беспрерывно ронявшими крупные, как лопаты, листья на дорогу.

– А-а, вот и сыщик! – воскликнул он, заметив в зеркало, что сзади приближаются зеленые «Жигули». Ничего, милый, сейчас мы тебя снова в грязь мордой сунем. Давай, давай, подъезжай.

Как только зеленая машина остановилась метрах в пяти от него и из нее вышел огромного роста незнакомый мужчина с крупным угрюмым лицом, Евгений Александрович мгновенно завел мотор и, промчавшись метров триста, свернул вправо, потом захохотал на весь салон, поняв, что это вовсе не милиционер и даже не подосланный Поляковым мститель. Но где же он все-таки с ним встречался? Ведь точно, видел уже раз этого человека, он запомнился грубым красивым лицом, ростом и вялой слоновьей походкой, за которой без труда угадывается немалая физическая сила. Да, с таким один на один без ничего не справишься, такого только и остается, что продырявить в темном месте да уйти, чтобы не надоедал. Но дырявить – это, разумеется, крайнее дело. Это лишь в том случае, если кто-то пронюхал, о чем я говорил с Вернером. Но этого быть не может! А впрочем, с какой стати я от него бегаю? Почему я испугался? – подумал Евгений Александрович. Может, человек меня по важному вопросу ищет, а я выдумал бог весть что? Да, это нервы. Надо все-таки заставить себя по утрам обливаться холодной водой. А спрошу-ка я его сам. Если ищет – скажет зачем.

Евгений Александрович повернул еще раз вправо на узкий переулок и буквально через триста метров заметил сквозь редкие кусты акации сначала голову и плечи своего преследователя, который стоял к нему спиной, а потом и машину.

Евгений Александрович выключил мотор и почти бесшумно подъехал к зеленым «Жигулям», вышел из машины, оставив на всякий случай дверцу открытой. Скальпель с удобным чехольчиком на лезвии всегда лежал в левом внешнем кармане пиджака.

– Вам что угодно, гражданин? – резко и грубо спросил Евгений Александрович.

Мужчина вздрогнул и обернулся:

– А-а, это вы? Ну, вы даете, товарищ Зайцев.

– О-о, даже так? С кем имею честь?

Мужчина повертел головой по сторонам. Невольно поддавшись этому движению, Евгений Александрович тоже посмотрел влево и вправо. Знаки он подает кому, что ли? Нет, не похоже, слишком глаза у него бегают.

– Серегин, Василий меня зовут, – мужчина протянул было руку, но, видя, что Евгений Александрович свои сложил за спину, смущенно крякнул.

– Ужасно рад, просто невероятно. И что же в-вам от меня угодно, милостивый государь?

– Я от Кудрявцевой, – прошептал мужчина.

– Кто такая? – Евгений Александрович недоуменно поднял плечи. – И почему от нее, а не от Ивановой, Петровой, Сидоровой?

– От Елены Петровны.

– Простите великодушно, но я не знаю такой.

– Бросьте заливать, – обиделся растерянно мужчина, – она вам кое-что продавала, а вы покупали. Патрончики. С моей, между прочим, помощью и под моим руководством.

– Не понимаю, г-гражданин. Абсолютно. При чем здесь Кудрявцева, как в-вы сказали? Елена Петровна и я?

– Ну, дает, молодец! Евгений Александрович, да хватит вам дурака валять и прикидываться, – мужчина улыбнулся, – вы же не ребенок малый, да и я не пацан какой. Я же ее привозил к вам в поликлинику несколько раз. Непонятно?

– И что вам теперь нужно? – Евгений Александрович вдруг подумал, что с магаданской вдовушкой что-то случилось. – С ней что-то произошло? – спросил он и замер в ожидании ответа.

– Ничего! Просто она в Москву уехала насчет желудка, к платным врачам. А мне поручила продать вам кое-что.

– Почему именно вам? – Евгений Александрович с облегчением понял, что у вдовушки все в порядке, что у нее, видимо, одновременно с деньгами появился любовник. Все правильно: мухи на мед летят быстро.

Странно, что он не знает о ее приезде.

– Ну, потому что я, – чуть смутился Серегин и хмыкнул, – в общем, любовь мы крутим. Теперь ясно? Но это детали. А ей лишний раз приезжать к вам, маячить – тоже ни к чему.

Это верно, подумал Евгений Александрович и спросил:

– Вы мне хотели что-то предложить? Много рыжья?

– Чего-чего? – не понял Серегин.

– Патрончиков. Сколько граммов? – сказал Евгений Александрович чуть раздраженно и оглянулся. Улочка была пустой.

– Шестьсот, – выпалил Серегин. – Хватит?

– Вы что, с ума сошли? – Зайцев сглотнул ком в горле.

– Не верите? Точно – шестьсот, я на фотографических весах взвешивал, я их специально для этого купил. Для точности.

– Да что вы так орете? Неужели потише нельзя? Форма та же?

– Конечно, – с улыбкой прошептал Серегин. – Чай, сам сделал.

– Послушайте, – нахмурился Зайцев, – но ведь так же н-нельзя, уважаемый! Ведь вы меня с Еленой Петровной совсем ограбили. Вы думаете, я деньги на станке печатаю? Или у меня их дома два мешка от бабушки осталось?

– Ничего я не думаю, – ухмыльнулся Серегин. – Мне деньги нужны, и все. Где вы их найдете, не мое дело. А если не хотите, я могу и другого покупателя поискать. Вы же в городе не один такой врач.

– Простите, но откуда вы откопаете дурака, чтобы он сразу выложил вам девять тысяч?

– Почему это девять? Если по двадцать рублей за грамм, то будет двенадцать.

– О-о, д-да вы еще и считать умеете?

– А как же, мы считаем неплохо.

– У вас этого магаданского н-наследства еще много осталось? – Евгений Александрович понимал, что нельзя допустить, чтобы этот дурак и его любовница искали другого покупателя. Сразу же видно, что и он, и она – олухи царя небесного. Они же в любую минуту могут нарваться на подставное лицо, а тот их в два счета определит, куда надо, и они расколются, они выдадут его, Евгения Александровича Зайцева. Но уж очень много сразу – шестьсот граммов. Деньги, правда, есть, однако поторговаться надо. Продала же однажды вдовушка целую горсть слитков по одиннадцать рублей. Ничего, не сопротивлялась. И этого можно обойти.

– Ну, вот что, Василий, – Зайцев оглядел Серегина с головы до ног и решил, что величать его по имени и отчеству слишком большая роскошь. – Через полчаса могу предложить сразу шесть тысяч, а через день – еще три. Не согласны – до свидания, – он повернулся и сделал решительный шаг к своей машине.

– Черт с вами, – раздался за спиной голос Серегина, – согласен! А через полчаса где?

– Давайте патроны и езжайте за мной метрах в ста.

– Не-ет, дорогой, – Серегин покачал крупной головой, – так не годится. Только из рук в руки.

– Х-хорошо, поехали ко мне в г-гараж. Но д-держи дистанцию.

– Вот это разговор! – Серегин нырнул в свои «Жигули» и, пропустив машину Зайцева вперед метров на сто, тронул за ним.

«Черт с ними, в конце концов, с тремя тысячами, – думал Серегин, – зато целых девять – мои. Сразу куплю машину. А если этот шпингалет вздумает юлить, одной рукой придушу!»

Гараж, к которому подъехал Серегин, внешне ему не понравился. Но когда он, оставив свою машину за воротами, вошел вовнутрь, под ложечкой у него защемило от восхищения и досады. Здесь и яма была бетонированная, выложенная кафелем, и стены крашены белилами, и вообще внутри гараж был скорее похож на кабинет врача. Везде аккуратные ящички с замками, полировка. А в простенках почти голые девки, наверно, японки, в полупрозрачных купальниках. Вот эта особенно хороша, зараза! Ишь, улыбается, бесстыжая.

– Интересуетесь? – равнодушно спросил Евгений Александрович, заметив восторженный взгляд Серегина.

– Немного, – хмыкнул тот. – Дали бы парочку.

– Выбирайте любые две, – Евгений Александрович открыл какой-то ящичек, достал оттуда блестящий журнал и колоду карт. – М-могу вот это еще п-предложить, полюбопытствуйте! – он небрежно бросил на верстак журнал и карты.

Серегин взял журнал и раскрыл рот:

– Ничего себе? И карты такие? Вот это да! Сколько за это?

– Сколько? Да пустяки, пятьсот.

– Нет, триста.

– Четыреста – мое последнее слово.

– Ну, хорошо, четыреста, я беру, – Серегин, лихорадочно потасовав карты, сунул их в карман.

– Я попрошу, Василий, – Евгений Александрович улыбнулся и присел у раскрытой передней дверцы, – отойти к двери, там еще одна л-лампочка, можно включить. Стань ко мне спиной и полистай пока ж-журнал. Обернешься – не получишь ни копейки. Я не шучу, – произнес он задумчиво и незаметно для Серегина достал деньги, завернутые в газету. Потом выпрямился, бросил сверток в метре от себя на верстак. В правой руке Евгения Александровича тускло сверкнул наган, который он положил на тряпочку рядом с собой. Перехватив испуганный взгляд Серегина, Зайцев дружелюбно улыбнулся:

– Ты не волнуйся, Василий, это пустяки, на свалке нашел.

– Ну и шуточки у вас, Евгений Александрович, – Серегин с трудом перевел дух. – Игрушечный? – он показал глазами на оружие.

– Почти. Семь раз подряд играть может, кучность хорошая. С т-той самой поры, когда его сделали, с шестнадцатого года. Кстати, на стеллаже, вон, на второй полочке около двери, весы стоят. Сними их, будь любезен, и взвесь товар. А я посмотрю, все ли с-сходится?

– Ну-у, – обиженно протянул Серегин. – Разве я вас обманываю? Я человек порядочный тоже. – Он достал из карманов два узелка из такой же белой материи, с какой приходила вдовушка, высыпал патрончики на весы: – Вот видите, даже на пять граммов больше.

– Это с походом, Василий, ты разве не знаешь п-правил рынка? – Евгений Александрович, который успел, пока Серегин взвешивал золото, сунуть наган под сиденье машины, подошел ближе, взял чашечку весов со слитками, положил их на край верстака и подвинул сверток с деньгами. – Ну а теперь ты считай свой доход, чтобы все у нас было без обмана.

Серегин развернул газету, увидел две пачки по двадцать пять рублей и одну по десять, перетянутые банковской лентой, сглотнул слюну:

– Все как в лучших домах этого, Лондона.

– Вот именно, – поморщился Евгений Александрович, потому что денег ему все-таки было немного жаль.

– А остальные когда?

– Завтра в это же время, здесь же. Видишь, мне можно верить.

– Еще бы, – охотно согласился Серегин, рассовывая деньги в карманы. – Сразу видно, – он кивнул на верстак, где только что лежал наган, – вы человек серьезный. – Журнал он обернул газетой, сунул под мышку. – Простите, Евгений Александрович, а если я вам еще патрончиков принесу?

– Сколько? – голос у Зайцева дрогнул, но он быстро справился с волнением и изящным жестом достал пачку сигарет. – И почем?

– Ну, точно не знаю, – Серегин задумался, – ну, может, граммов триста будет.

– Триста, – медленно повторил Евгений Александрович и выпятил полные губы. – Триста? По десять рублей возьму.

– Да вы что? – обомлел Серегин. – Это ж мало.

– Нет, уважаемый Василий, – Зайцев сделал отрицательный жест рукой. – Вы же меня грабите. А я беру у вас слитки оптом. Другие покупатели, если вам повезет и вы н-найдете их, будут ковыряться и, насколько я п-понимаю, больше ста граммов н-не возьмут. Никогда!

– Значит, три и три – еще шесть тысяч?

– Арифметика железная. Чем богат, Василий. Чем богат. И прошу учесть, уважаемый, что я иду в-вам навстречу. Ведь вы с Еленой П-петровной ничем не рискуете. Я, как вы уже убедились, покупатель н-надежный и никогда вас не подводил. А кстати, рыжье, которое я у вас б-беру, невысокой пробы. Чтобы сделать коронку, мне с ним п-приходится много возиться. И учти, что половина вашего м-металла идет в отходы, так что я совсем немного к-компенсирую затрату на покупку.

– Да-да, это конечно, это я понимаю. Ну а если и потом, после того, как завтра я привезу вам патрончики, они у меня еще вдруг появятся, мне можно будет вас потревожить? Ну, чтобы снова.

– О-хо-хо! – глубоко вздохнул Евгений Александрович и приуныл. Как ни крути, а одну из трех машин придется продавать. И вдруг – счастливая мысль! А что, если попробовать…

– Послушай, Василий! А зачем тебе, собственно говоря, деньги?

– Как это – зачем деньги? – оторопел Серегин. – Это ж деньги! Жить хорошо хочу. Вот машину куплю. Та, – он показал большим пальцем за спину, – совсем развалилась. Я даже на ней не догнал вас, хотя у меня первый класс, как у профессионала.

– Ну, и мы имеем не последний, я тоже профессиональный водитель первого класса, – мягко улыбнулся Евгений Александрович.

– Теперь понятно, почему вы меня так легко накололи.

– Я п-предлагаю тебе, Василий, вот что. Добавляй, если, разумеется, это в силах, к т-твоим завтрашним тремстам граммам еще столько же и з-забирай вот эти колеса, – Евгений Александрович ласково хлопнул свои «Жигули» по багажнику. – С-сможешь?

– Хм, – Серегин задумался, медленно поскреб большими темными пальцами в затылке. – Заманчиво. А сколько эта прошла?

– К-копейки, всего две тысячи. Мне ведь в общем-то некогда раскатывать на ней. Да и некуда, у меня работы много. Так, разве что на дачу когда съезжу. Ну что, б-берешь?

– Сейчас подумаю. Значит, еще триста граммов? Это что ж получается? И те, дополнительные, триста – по десять рублей всего?

– А т-ты как хотел, милый? Я тебе машину новую предлагаю, т-твою ты сейчас, вот сию минуту, ставишь в мой гараж, а сам домой едешь на н-новенькой. Учти, я даю тебе ее в долг, за тобой еще шестьсот граммов слитков. Ты мне веришь, и я тебе полностью доверяю. А доверие между деловыми людьми – самое святое. Н-ну, ты надумал?

– Черт с ним, согласен! – воскликнул Серегин. – Давай по рукам! А долг я верну через неделю, самое большое. Зуб даю!

24

Настенька Полякова тяжело переживала размолвку с Евгением Александровичем. Мысленно она не раз упрекала себя за то, что поддалась минутному гневу и написала письмо в областное управление внутренних дел. Впрочем, прошло уже несколько дней, а оттуда не было ни привета, ни ответа, и она напрасно спешила домой, нервничая, торопливо открывала почтовый ящик – в нем были только газеты.

Отец в первые дни после ухода из дома Евгения Александровича яростно отстаивал свое мнение, убеждал ее, что она права, но вчера он уже не вскакивал и не становился в свою любимую позу: руки сложив на груди, вскинув голову с седым, прозрачным хохолком. Он просто устало махнул тонкой рукой:

– Ах, доченька, вполне возможно, что я тоже погорячился. Но ничего, в крайнем случае его пригласят в милицию, ну, отругают, выпишут штраф, зарегистрирует он свое ружье. Ну, попсихует еще с недельку. И все обойдется. По-моему, в браке с Евгением Александровичем ты допустила один стратегический просчет.

– Это какой же? – повела плечом Настенька.

– Очень простой, но именно стратегический. Тебе надо было сразу родить от него ребенка.

– Мне? Портить фигуру? Толстеть? Папа, да ты в своем уме?

– Извини, но я в полном рассудке. И рассуждаю здраво. Ты должна понять психологию тридцатишестилетнего мужчины, если, конечно, он не импотент и детоспособен. Кто-то из великих сказал очень метко: ежели к сорока годам комната мужчины не наполняется детскими голосами, она наполняется кошмарами. Ты вникла? Это глубокая мысль. А с фигурой твоей ничего не будет. Мама в твои годы, уже родив и вынянчив тебя, заметь, она тебя выкормила грудью, ты у нас не искусственница, она была такая же стройная. А Евгений Александрович проникся бы к тебе большей любовью. Ты бы привязала к себе его еще крепче.

– Фу, папа, ходить мне в женскую консультацию, чтобы меня смотрела какая-то Ольга Киреева? Это же унизительно.

– Так что ты, вообще не собираешься иметь детей? – отец собрал на высоком лбу стайку морщин. – Да зачем ты тогда на свете белом живешь, деточка?

– Для собственного удовольствия. И потом, мне всего двадцать девять лет. А я знаю, что некоторые женщины и в тридцать шесть рожают. И в сорок. И ничего.

– Глупая, это можно тем, кто уже имел детей. А ты должна была по-хорошему родить три года назад. И каждый день промедления потом аукнется на твоем здоровье.

– Тем более, папа. Ты что, хочешь, чтобы я умерла при родах?

– Не умрешь, у тебя прекрасное здоровье. Да и Евгений Александрович может определить тебя, если понадобится, к любым знаменитым врачам. При его-то деньгах и связях это не проблема.

– Здоровье за деньги не купишь.

– Зато поправить всегда можно. Если Зайцев, конечно, способен, извини за прямоту, стать отцом.

– Не волнуйся, папа, на это он способен. Он мнителен, даже специально проверялся. А то, что я ни разу не попала к его сестренке, – это он меня бережет.

– Значит, любит! – отец снова взмахнул рукой и окончательно успокоился. – Значит, попсихует и вернется. И ты кончай ему перечить. Ты сама должна сделать первый шаг навстречу.

– А как же моя гордость? Он же мне пощечину закатил!

– Не будь дурой, не выкобенивайся, вот и не будет пощечин. Ее, можно сказать, на руках носят, а ей, видите ли, надоело. Ей скучно! А что тебе весело? Восемьдесят рублей зарабатывать? Тогда надо было институт заканчивать, пока у меня связи были, а не медицинское училище. Тогда бы ты еще могла на что-то претендовать. А ты ленивая.

– Зато красивая.

– Красота твоя, как снег весной, все равно исчезнет. И запомни, в холодильник ты ее не спрячешь. А голову надо иметь. Давай-ка мне еще кофейку с коньячком, да буду собираться домой. Знала бы ты, Настенька, как тяжко мне одному в четырех стенах. Мне же столько партий предлагали после того, как Маруся умерла. А я ради тебя, ради дочери своей, остался один. И ты не хочешь, чтобы твой отец при жизни понянчил внуков? Эх ты, бессердечная женщина! – Отец всхлипнул.

Настенька поморщилась, подошла к нему, сидящему в глубоком мягком кресле, погладила, как маленького, по седой голове:

– Ладно тебе, папуля, расстраиваться. Вот увидишь, я скоро перебешусь и пойму, что я такая же обычная баба, как та стерва, которая приходит к Зайцеву и на которую он смотрит своими сладкими глазенками. Наверно, ты прав, мне надо рожать.

– На кого он смотрит? – встрепенулся Лев Станиславович.

– Да там одна приходит, я ей зубы до зеркального блеска чищу, аж тошнит. Кольца она ему, что ли, таскает? Ей лет сорок, а все туда же: хвостом вертит, а глаза как у дуры намалеваны. Первый раз пришла, так я на нее и не посмотрела, потому что глядеть было не на что: обыкновенная замухрышка. А теперь расфуфырилась, ну, прямо как индюшка. И не понимает, дура, что все эти серьги и дубленки ей как корове седло.

– А может, у нее с Зайцевым шуры-муры?

– Что? Да у тебя температура, что ли, папочка? – Настенька нервно засмеялась, но где-то далеко внутри у нее шевельнулось сомнение, и она, резко оборвав отца: «Хватит городить чепуху!», пошла на кухню варить ему кофе.

Однако в последний раз, когда та женщина снова пришла и уже не как прежде – скромно, – а прямо-таки нагло посмотрела Настеньке в глаза своими сливовыми глазищами и сказала, что ей срочно нужен Евгений Александрович, Настенька едва не упала духом. А вдруг отец оказался прав?

Она трудно мирилась с мыслью, что у Зайцева когда-то, до нее, были женщины, ведь он был женат и несчастлив в первом браке. Но чтобы теперь, после того, как она подарила ему себя, чтобы после того, как она отказала стольким красавцам, претендовавшим на ее руку и сердце, и предпочла им всем Зайцева, который оказался действительно немыслимо щедрым и оплачивал все ее капризы, – чтобы после этого он затеял роман с какой-то работягой с машиностроительного завода? Нет, этого Настенька не могла даже представить!

Утром муж подъехал к поликлинике на голубых «Жигулях». Настенька, радостно поздоровавшись с ним, посмотрела в окно и спросила ровным голосом, почти равнодушно:

– А где красная машина?

– К-кардан полетел, – ответил Евгений Александрович, – пришлось отбуксировать н-на станцию техобслуживания.

«Записал бы их на мое имя, не полетел бы кардан этот», – со злорадством подумала Настенька, а вслух сказала:

– Жалко. Только что купили. Да, Евгений Александрович, вас в профком приглашали, какое-то заседание насчет жилья.

Зайцев ушел, а Настенька пригласила очередного пациента – худенького мальчика лет пятнадцати с левосторонним флюсом.

– Ну что, наелся конфет?

– Я больше не буду, – жалобно промычал мальчишка. Опухоль уже начала спадать. Настенька аккуратно надрезала десну, удалила гной, промыла полость рта. Мальчишка мужественно мычал, слезил, но не дергался.

– Ну, вот и умница, через недельку приходи, удалим все твои плохие зубы.

В это время ее позвали к телефону.

– Кто? – спросила она медсестру, горбатенькую и ласковую тетю Грушу.

– Мужской голос, очень приятный.

«Любопытно, кто это может быть? Уж не Аркадий ли набрался смелости?» С Аркадием Настенька познакомилась на вечеринке у Зои и однажды весь вечер танцевала с ним. Но с той поры, как Зайцев запретил ей отлучаться из дома, Настенька в гости не ходила.

– Слушаю вас, – на всякий случай она плотнее прижала трубку к уху, чтобы тетя Груша не могла ничего услышать.

– Добрый день, Анастасия Львовна, – раздался в трубке действительно приятный, по совсем незнакомый мужской баритон.

– Слушаю вас, – прошептала Настенька, бледнея и поворачиваясь в угол, чтобы никто не видел ее лица.

– Мы получили ваше письмо и хотели бы побеседовать с вами.

– А куда мне идти? – заплетающимся от страха языком пробормотала Настенька. – И когда?

– Если не очень трудно, зайдите к трем часам в городской отдел милиции в двенадцатую комнату.

– Хорошо, я приду. А мужу сказать?

Мужчина на том конце провода чуть помедлил.

– На ваше усмотрение, Анастасия Львовна.

– Спасибо, до свидания, – она положила трубку и на деревянных ногах медленно, совсем позабыв выпрямить спину и чуть приподнять голову, пошла в кабинет.

Ах, дура! Ну, какая же я дура! Дождалась! Вызывают. Разумеется, Зайцеву я ничего не скажу. Да, это отсрочит наше примирение еще на добрый месяц. Я схожу одна. Он сегодня, по всему видно, еще не собирается возвращаться. А в милиции я умолю их, чтобы они, если его вызовут, ни за что не говорили, что это я написала письмо. Пусть это будет как анонимка. Правильно, так лучше: анонимка – и все. Он покричит на меня, а я возьму да перекрещусь, для него это самый убедительный довод, а мне ничего не стоит.

О чем же они там будут меня спрашивать? Ну, разумеется, о ружье. А что я скажу? А я скажу, что вот он купил его, поехал на охоту, а с охоты вернулся пьяный, и я стала его ругать. И мы с ним так поругались, что я сказала ему, чтобы он или продал это ружье, или зарегистрировал его и вступил в охотничье общество. Потому что просто так нельзя, это и по телевизору говорили. А что у него много денег – это я со зла написала, просто не подумала. Деньги у нас есть. Но ведь муж работает на полторы ставки, отец у меня директор школы-интерната, помогает, а у мужа отец имеет пасеку, наконец, брат знаменитый доктор, кандидат наук. Вот и все. И они от меня отстанут.

Подумав так, Настенька успокоилась.

В начале третьего Зайцев снял халат, надел свой любимый коричневый костюм, поверх него плащ и сказал:

– Я сегодня снова у Ольги, р-работать буду и ночевать.

– Ну-ну, тебе видней, – пожала хрупким плечиком Настенька и тоже стала собираться.

К ее удивлению и радости, этот милиционер Гусев из областного управления оказался совсем еще мальчишкой, которому, по всей видимости, было не больше двадцати шести, хотя он старательно хмурил брови и пытался важничать. Ну, явно строил из себя большое областное начальство, а сам-то скорее всего был не старше лейтенанта. В пустом и каком-то неуютном кабинете, где, несмотря на солнце, светившее в окно, было прохладно, он сидел за письменным столом, курил дешевые сигареты с фильтром, и взгляд у него был такой откровенный, что Настенька даже улыбнулась:

– Что, не нравится вам наша провинция? Добрый день.

– Здравствуйте, Анастасия Львовна. Ну, как вам сказать? – Гусев тоже улыбнулся, и Настенька заметила, что верхнего третьего резца у него нет. Ну, точно, решила она, какой-нибудь заштатный писарь, даже на хороший вставной зуб не заработал. А Гусев развел руки в стороны и, соглашаясь с ней, покачал головой:

– Но в принципе у вас все почти так же, только, знаете, дома пониже и грязь пожиже. Я вас долго не задержу, у меня до автобуса всего час остался, а тут еще ваше письмо на мне висит, извините за откровенность. Письмо, в сущности, несерьезное, мы таких много получаем. Но реагировать как-то надо. Да, к сожалению, некоторые любители охоты забывают, что с природой надо обращаться бережно, что существуют общества, что нужно платить взносы, иметь членский билет и, разумеется, регистрировать оружие. Кстати, ваш супруг, вы об этом не написали, купил его в магазине?

– Я уж и не помню, но, по-моему, у какого-то знакомого. Оно такое двухствольное. Я вообще-то не разбираюсь в этом, так что вы меня сильно не ругайте. А что ему теперь за это будет?

– Ничего страшного, Анастасия Львовна, – Гусев снова улыбнулся, но потом, видимо, что-то вспомнил свое и сдвинул брови. – Однако наказать его могут определенно.

– И очень серьезное будет наказание? – замерла Настенька.

– Разумеется. Могут оштрафовать, а то и вообще конфисковать оружие, если, например, он без лицензии убил кабана или лося.