Текст книги "Viva la Doppelgänger, или Слава Доппельгангеру (СИ)"

Автор книги: Игорь Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Значит, повезло.

Свою камеристку Лешая направила сразу в усадьбу Маллоев, а сама заняла пассажирское рядом с Ёлко и пристегнулась.

Последний жест изрядно развеселил некромагичку.

Броня изогнула бровь.

– Что не так?

– Просто… ты – последняя, кому имеет смысл пристёгиваться. В конце концов, даже в моём случае это, как минимум, позволит избежать дискомфорта и бессмысленной потери времени в ожидании нормального исцеления или оживления. Но ты вполне способна регенерировать сама из любого состояния.

– Подаю хороший пример деткам.

Ёлко многозначительно улыбнулась, но никак не прокомментировала секундную заминку перед ответом богини. Броня была благодарна за это. Не хватало ей очередного “я же говорила”.

Машина мягко стартовала и поплыла по улицам. Словно бы покинула реальность и ныне бороздила миры Гатеи: настолько нереальными сейчас ощущались городские пейзажи. Словно бы снаружи ничего не было. Это лишь иллюзия. Отражение на стекле.

Броня опустила окно и высунула руку. Просто, чтобы убедиться в том, что вселенная до сих пор существует.

Помогло не особенно.

Чувство того, что Форгерии на самом деле нет, что Лешая не принадлежит ей, что она – незваная чужачка, которая, открыв глаза, вновь очнётся в какой-нибудь полупустой, спартански обставленной хате и привычно потянется за телефоном, чтобы отрубить зовущий на утреннюю тренировку будильник, и не думало покидать богиню.

Броня не поворачивалась к Ёлко. И даже, заговорив, обращалась не столько к ней, сколько к пространству.

– Я чувствую, как мир разваливается…

– Многие это чувствуют. Потому что это так. Мир, как состояние покоя, уже развалился. Мир, как привычный им образ жизни, рушится следом.

– Быть может, для миров это нормально – разваливаться?

– Не только разваливаться, Броня. Но ещё и рождаться на руинах предыдущих миров, – даже не глядя в сторону Ёлко, богиня ощущала, что та улыбается. – Старое рассыпается от старости, а молодое гибнет из-за того, что не успело набрать силы. Но что-то обязательно взрастёт, станет могучим. В краткий период между слабостью детства и дряхлостью древности оно запомнится окружающим, как единственно возможный нерушимый уклад. Это нормально.

– Рождение и смерть в вечной борьбе? Мне эта нормальность не по душе.

– А у тебя есть выход?

– Только один: сломать этот уклад и родить новый, в котором подобное не будет в порядке вещей.

– А после оборонять его до конца своих дней от тех, кто с ним не согласен?

– Да.

– Иронично, – голос “номера два” был полон теплом. – Уклад, целью которого будет отказ от необходимости извечной борьбы, сможет существовать только в условиях той самой борьбы?

Они миновали огромный рекламный щит с красивой грудастой барышней в стилизованной под военную форму одежде, призывающий записаться добровольцем в богемийскую армию. Крупными буквами перечислялись плюшки, причитающиеся патриотам. И они были несравненно меньше, чем те, что ожидали полноценных контрактников. Но об этом официальная пропаганда предпочитала молчать.

– Да.

– Что-то мне подсказывает, что на самом деле каждый уклад, хоть раз свергавший предыдущий, рождался из подобных мотивов миролюбия.

– Это “что-то” называется “здравый смысл”, Ёла.

– И этот же “здравый смысл” говорит о том, что если цель действительно в том, чтобы не воевать, логичней было бы примкнуть к старому режиму, а не плодить сущности, которые обязательно включатся в эту борьбу.

Богиня неспешно повернулась в сторону аналитика. Та вела машину расслабленно. Одной рукой. Её неестественные неоново-розовые очи неотрывно смотрели на дорогу.

– Если я мышка, которая не кушает эвкалипт, режим коал оставит мне не очень много пищи.

– Ты не мышка, Броня. Ты можешь кушать эвкалипт. И не только его. Ты можешь переварить вообще всё на свете, включая стекловату и обсидиан, – она сделала небольшую паузу, совпавшую с необходимостью притормозить перед переходом. – Ты действительно хочешь поговорить об этом? Это ведь касается твоей личности.

Броня улыбнулась.

– Это касается моей нынешней личности, а не прошлой. Разве на свиданиях не в этом цель?

– Я уже говорила, что не считаю эти сущности различными. Да и, на самом деле, цель свиданий в том, чтобы получить что-то от партнёра: выгодный брак, моральную поддержку, ресурсы… секс.

– Я идентифицирую себя, как мышка, Ёлко.

– Мировой змей, идентифицирующий себя, как грызун? Это что-то новенькое?

– Так иначе отчего я грызу корни Игги? – усмехнулась Броня.

– А разве Игги – это не ты сама, а, Ёрму?

– Так вот, как получилось, что я сама себя за хвост куснула, – догадалась богиня.

– То есть, ты теперь ещё и Уроборос?

– Как-как? – переспросила Броня. – Ты сказала Муро-муро?

– Тебе послышалось, – надулась Ёлко. – Это всё из-за моего голоса.

– Звучит мило, – хихикнула Лешая. – Можешь теперь меня так звать?

– Зачем? – удивлённо подняла брови собеседница.

– Чтобы никто не догадался.

“Номер два” подавилась хихиканьем, а богиня рассмеялась, не сдерживая себя.

Разговор снова затих. Обе девушки молча двигали сквозь город, покуда наконец не проехали недостроенную арку. Ранее она изображала легионера, принимающего на щит удар когтисто-ветвистой лапы главного врага человечества, но ныне ей полагалось служить отражением изменившейся политики двора: новая версия Лешей должна была указательными пальчиками касаться пальцев короля.

Броня высунулась из окна и смотрела на окружённые строительными лесами каркасы двух фигур, пока те не скрылись из виду, после чего вернулась обратно в салон и задумчиво произнесла:

– Мне казалось, она уже закончена.

– Команда была отозвана на проекты, требующие немедленного вмешательства. В последнее время постоянно находится, что реконструировать, ты же знаешь.

– Да, но… разве на королевскую семью не обрушивается критика из-за того, как долго оберег пребывает в подобном состоянии?

– Не то слово, – хохотнула Ёлко. – Я видела в сети людей, которые абсолютно всерьёз утверждают, будто бы Перловка беспредельничает именно из-за того, что недостроенный оберег позволил Лешей укрепиться в Праге. Дескать, пока оберег стоял, хтоническое божество не бурогозило так сильно, а вот сейчас втёрлось в доверие к королевскому роду, и началось.

Броня рассмеялась.

– Это нормально. Если предоставить человеку две причины, одна из которых ближе к реальности, но с которой ничего не поделать, а другая – вполне себе в локусе контролируемого, он предпочтёт выбрать вторую.

– А потом мы ещё удивляемся, что наше общество работает настолько криво: люди делают, что могут, а не что надо.

– Поверь мне, так лучше, чем если они не делают, что могут, из-за того, что их убедили, будто бы это бесполезно, – кивнула богиня. – Когда целый народ существует в состоянии выученной беспомощности – это жалкое зрелище.

– Эти позиции друг друга не исключают: тратят силы на бесполезные телодвижения в одном случае и не совершают простых, но полезных – в другой ситуации. Тем самым, отсутствие результатов в первой половине выборки у них каким-то образом подтверждает верность выкладок во второй.

– Занятно, Ёлко… ты и правда потомственная дворянка в обеих жизнях?

– Да, а что?

Броня улыбнулась.

– Людям свойственно сопереживать тем, на чьём месте они себя способны представить. Потомственные дворяне, да и просто богатеи, обыденно убеждены в своей исключительности: в том, что их высокий статус исходит из их личных качеств, полностью подчинённых их воле, а не сформированных средой, – пояснила богиня. – Ты же на удивление старательно анализируешь среду, в которой приходится расти среднему представителю челяди. И пусть ты по итогу выводишь обоснование, которое можно использовать, чтобы подчеркнуть превосходство дворянства над простолюдинами, оно же годится для того, чтобы найти способ улучшить общество.

Ёлко задумалась.

– Пожалуй что… но тут нет ничего удивительного. В Форгерии я много трудов читала об экономике. В том числе и о влиянии капитала на различные сферы жизни людей. Я думаю, ты в курсе о той книжице, которая является настольной у всех представителей Партии в ЕССР. Даже у тех, кто её не читал.

Девушке потребовалось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, о чём речь.

– Пожалуй что.

– А теперь добавь к этому мою тягу к протесту, и ты получишь вполне себе либеральные настроения. Да и Дарк, знаешь ли, придерживается их.

Стрелка спидометра клонилась всё правей и правей, а Лешая так и не ощущала скорости.

– Понятно…

– Ну а ты, Броня?

– Я?

– Почему тебе не начхать на челядь?

– Потому что я родом из неё?

– Ты это знаешь, потому что тебя представили родителям, или же ты это нутряешь?

– Нутряю…

Ёлко замолчала. Замолчала и Лешая. Потому что она и правда была не до конца уверена в том, нутряет ли она своё происхождение из рядов челяди. Ведь родители и правда не кажутся родными. Божество ощущало себя, по правде, больше божеством. Пусть даже слабеньким.

Божеством, которое просто знает, как правильно.

Автомобиль плавно въехал в поворот. Словно бы по рельсам. Словно бы он и не мог соскользнуть с дорожного полотна.

Несколько капелек разбились о лобовое стекло.

Ёлко небрежно смахнула их одним движением дворников и ласково коснулась плеча Лешей.

– Грустишь, Муро-муро?

– Да.

– Это хорошо.

– Правда?

– Это значит, что ты чувствуешь, что что-то потеряла.

– Но разве потеря – это не плохо.

– Плохо, когда ты не осознаёшь. А раз осознала, значит обязательно найдёшь.

Броня несколько секунд тянула с ответом, но затем, наконец, решилась открыться своей любовнице.

– Ёлко… я корней не чувствую.

– А они есть. И сейчас, пока ты не ушла от них далеко, ты ещё можешь восстановить эту связь.

– Но… разве это не шаг назад?

– Учитывая, как далеко ты ускакала вперёд? Ничего страшного. Сумма шагов всё ещё будет положительной. Но тебе нужны корни. Всем нам нужны. Через них мы питаемся силой, необходимой, чтобы расти, развиваться. Бывают те, кому нужно отбросить старые и гнилые, чтобы пустить новые… но не тебе. Твои старые оказались столь хороши, что позволили тебе стать богиней.

Броня накрыла ладошкой ручку “номера два” и слегка сжала пальчики.

– Холодные. Ёла, ты хорошо в последнее время спишь?

– Как вы с Дарком, – усмехнулась та. – Хотя, нет, всё же, получше.

– Ты знала, что Гатея – моя дочь?

Дворянка хихикнула.

– Вообще, да, знала. Но просто не думала смотреть на миф с этой стороны. В смысле… хоть ты и богиня, я, всё же, воспринимала тебя больше, как Броню Глашек.

– Я попрошу её сегодня хорошо за тобой присмотреть. Хочу, чтобы ты была с утреца бодрой. У тебя будет много работы.

– Мы разве не зареклись говорить о работе на нашем свидании, о госпожа?

Броня усмехнулась.

– Нуяжзануда.

– Ба-а-а-ака!

– Мне казалось, тебе нравятся баки.

– Только вы с Дарком.

Мир всё так же казался нереальным. Возможно, что они уже попали на дорогу сна, где властвовала Гатея. Иначе как объяснить, что спидометр зашкаливало, но дух до сих пор не захватывало?

Они неслись сквозь это неправдоподобное отражение реальности, сквозь застывший в тёмном янтаре момент. А там, позади оно разрушалось. Обращалось в дым и растворялось в абсолютном ничто. Здесь не было ветра. И даже дождь, недавно постучавшийся им в стекло, попросту перестал существовать. Будто бы его никогда и не было.

– Знаешь, Ёла, мне сейчас показалось, будто бы я сплю.

– В случае с кем-нибудь другим за этими словами последовало бы что-то романтичное, но…

– Какое сейчас время года? Весна? Весной мне часто снится, что я запорола экзамены или забыла подготовить курсач. Причём, всегда потому, что я была уверена, что мне ничего не надо делать, а затем оказалось, что это не так.

– М-м-м… памятуя о твоём берсерке, я на всякий случай напомню, что ты всё ещё учишься, и что у нас на третьем курсе и правда есть курсач.

– Ты ведь шутишь, правда? – с надеждой Броня взглянула на Ёлко.

Та многозначительно молчала.

– Шутишь, правда?

– В твоём случае так шутить нельзя. Потому – нет, не шучу. Это правда.

– Проклятье! А по какому у нас предмету курсач? И какая у меня тема?

– Думаю… любая. Тебе пойдут навстречу. Я найду тебе ребят толковых, которые оформят работу правильно. От тебя же потребуется хотя бы базис. Если не найдёшь нигде в файлах, набросай что-нибудь по дендромагии: оно сейчас очень актуально.

– Дендромагия-дендромагия… точно! У меня имеются записи. Я их кидала Елецкому! Тому, который в России остался!

– Это который предал восстание против царя-батюшки?

– Предал?

– Похоже, у них предательство – это семейное. Один предал страну и теперь при принце обретается, а другой – народ, зато нонеча стал фаворитом антарктидянки Романовой.

Броня задумчиво смотрела на разметку, несущуюся им навстречу, да стремительно исчезающую под капотом авто.

– Антарктидяне… не факт, что он предал восстание. В смысле, декабристов-то он точно предал, но не их идеи.

– Снова о работе? – Ёлко вцепилась в руль обеими руками и увеличила скорость ещё больше. – Ну уж нет! Она нас не догонит!

– Двух трудоголиков? – рассмеялась Лешая.

– Это ловушка, Броня! Ловушка! Мы с тобой обе теряли прежде из-за того, что оказались недостаточно хороши. Теперь мы работаем и работаем, пашем и пашем. Но пользуемся ли мы тем, что защищаем?

– И ты хочешь от этого сбежать? – с интересом спросила богиня.

– Да.

– Ты гонишь во весь опор?

– Да.

– Это работает не так, дорогая.

С этими словами Броня вцепилась в руль и резко крутанула его.

Машина свернула в сторону ограждающих трассу от леса чугунных фигур, но не помчалась дальше в их сторону, а встала на два колеса и, оттолкнувшись ими, перевернулась. Затем она покатилась кубарем и уже в таком состоянии выскочила с дороги. Никто из истуканов-стражей не остановил автомобиль, ибо тот пролетел у них над головами.

Ветки деревьев смягчили падение. Словно бы лес специально постарался, чтобы принять мягко беглянок. В итоге они отделались лишь синяками и лёгким испугом, когда спорткар наконец приземлился на колёса.

– Фу-у-ух, – удивлённо протянула Ёлко, рассеянно выбираясь из плена подушки безопасности.

– Надо не бежать, а остановиться. Но таким, как мы, это не дано. Мы не умеем, дорогая. Мы мчим, стараясь убежать от беготни. Какая глупость. Раз за разом совершаем одни и те же действия в надежде на то, что что-то изменится. Мы догоняем себя сами, видим впереди хвост и цепляемся в него зубами. А почуяв, что нас самих прихватили за телеса, начинаем активней шевелить челюстями, чтобы прогрызть себе путь вперёд.

Броне не требовалось много сил, чтобы выбраться из ловушки позаботившегося о безопасности человеческих существ авто и застыть, глядя в небеса.

– Со стороны оно заметно. Нам твердят очевидные вещи те, кто нас любят. Но мы их не слушаем. Потому что для нас очевидно иное. Мы знаем, сколь опасно стоять на месте.

– Четвёртая авария! – выкрикнула Ёлко и рассмеялась. – Четвёртая авария, Муро-муро! И знаешь, что самое смешное? Что при тех же обстоятельствах! Ты каждый раз останавливала меня, потому что знала, чего я на самом деле хочу, но я никогда не понимала намёк!

Некромагичка уселась – хотя, скорее, плюхнулась – на траву и обратила взор в небеса.

– Человечество такое тупое: оно никогда не найдёт баланс между бегом и отдыхом. Мечтательные феи будут воспринимать посыл остановиться, как предложение не стартовать, а лепреконы будут копить монеты, почитая басни о трудолюбии. И не видать нам златой середины.

– Потому что умеренных не любит никто, – ухмыльнулась Броня. – Ибо люди всегда будут зреть в недостаточном усердии в отстаивании их идеалов приверженность к полярной точке зрения. Весь мир – борьба. Но виноваты в этом мы сами, добровольно шагая в ловушку Молоха.

Глава 9. Не особенные

1.

Даркен понятия не имел, зачем Броня решила с ним встретиться этим утром. Попытки выяснить что-нибудь у Илеги или Ёлко сталкивались с простым “н-н-нада” в качестве ответа. Это неопределённое “н-н-нада” очень не нравилось молодому пану Маллою. Словно бы все три девушки решили сговориться против него. Тем не менее, игнорировать этот запрос было нельзя. Придётся уделить ему немного времени, которое могло бы пойти на сон.

Вместо трёх часов выйдет немного поменьше. Обидно, право слово. До одури. Впрочем, если получится уложиться минут в десять-пятнадцать, особой разницы и не выйдет. А Броня, всё же, не любила растекаться мысью по древу, если дело не касалось лекций.

А на лекциях спать – двойное удовольствие.

Каково же было удивление Дарка, когда он узнал, что всегда ответственная и собранная Броня к встрече, по сути, не готова.

Ну или по крайней мере нарочно пыталась создать подобное впечатление.

Зная о характере невесты, в час назначенной аудиенции “номер один” ничтоже сумлеваясь зашёл в её будуар. И слечна Глашек в лёгкой короткой кружевной ночной рубашке, прозрачной достаточно, чтобы распалить воображение, но недостаточно, чтобы это выглядело пошло или чересчур откровенно, прихорашивающаяся перед зеркалом, была последним, что он ожидал там увидеть.

Броня.

Прихорашивалась.

Сама.

Не руками Илеги.

А это значит, что Лешая, всё-таки, ждала Даркена, что бы там не говорило первое впечатление. Эта высокая причёска, эти сапфировые гранёные серьги-подвески, эта цепочка на лодыжке, эта якобы будничная поза перед зеркалом туалетного столика, были ничем иным, как паутиной, в которую полагалось поймать молодого человека.

– Уже семь? – поинтересовалась синеокая богиня, приметив жениха в дверях. – Прости, мы сегодня с Ёлко провели всю ночь вместе. Я потеряла счёт времени.

Дарк прикрыл глаза.

Потеряла она счёт времени. Как же? Скорей в ЕССР начнут строить настоящий коммунизм, вместо фанерки, прикрывающей буржуазный строй, нежели Броня Глашек действительно настолько расслабится, что не уследит за часами и позволит внешнему миру диктовать себе условия. И не важно, оригинал или кукла. Эта черта была у них общей.

Другой вопрос, что первая из них двоих ставила бы перед собой иные цели на этой встрече. Или, скорей, предпочла бы вовсе её избежать.

Но кукла… кукла не оставляла попыток влюбить в себя Даркена.

Первой эмоцией было огрызнуться. Послать её куда подальше и пойти нырнуть в объятия Гатеи уже.

Однако же пан Маллой сдержался.

– Тебе хотелось поговорить со мной о чём-то важном? Я был рад бы урвать пару часов сна.

– Ты на себя становишься не похож, – Лешая смотрела на жениха через отражение в зеркале, отвлекаясь время от времени на подбор духов. – Нелепо. Ни одной пошлой шуточки?

– Я и правда очень устал, Броня. Прости, я не в настроении.

– Твои желания в разладе с твоим разумом, – она подобрала, наконец, флакончик по душе и прыснула содержимым себе на шею, а затем и на запястье. – Ничего страшного: я объясню тебе, чего ты на самом деле должен хотеть.

Дарк вскинул левую руку в характерном жесте.

– По моим невидимым часам у меня ещё день есть до момента, когда происходящее здесь станет актуально.

– Почему ты так решил?

– Традиции, знаешь ли… – многозначительно пожал плечами молодой человек. – Ты ещё не моя жена. Мы должны собрать людей. С согласия твоего отца я умертвлю тебя, как слечну Глашек, а затем ты оживёшь вновь, но уже, как пани Маллой.

Девушка неспешно поднялась с обитого мягким голубым бархатом табурета и неспешной лёгкой походкой направилась к будущему мужу. Остановилась она на расстоянии заметно более близком, чем позволяли приличия.

Даркен инстинктивно приподнял подбородок и вытянул шею, надеясь таким образом слегка увеличить дистанцию, не отступая при этом назад.

Тем не менее, когда Броня заговорила, он отчётливо ощущал прикосновение каждого её слова к своей коже мягким щекочущим теплом.

– Это традиции Семерых, дорогой. Мне они не указ. Если я хочу чего-то, я получу это.

– Нет, милая, это работает, только если ты – главный герой, – молодой человек развернулся и уже шаг в сторону двери, как осознал, что действие это не особо осмысленное.

Створка поросла хищно ощетинившимися острыми шипами терниями.

– Бронь… ты издеваешься? – устало спросил некромаг.

– Немного, – хихикнула та, а затем обняла жениха со спины. – Но на деле я хочу увидеть вновь своего Даркена. Остроумного, бодрого, фонтанирующего бредовыми идеями и тупыми каламбурами. Такого, каким я тебя увидела, когда очнулась.

– Остроумно фонтанирующего тупыми каламбурами? – изогнул бровь молодой человек. – А чем тебя не устраивает, что я начал тупо острить?

– Ты делаешь это без огонька. В тебе как будто бы остались лишь угли.

– Послушай, Броня. Ты ты ведь сама отстаивала своё право остаться такой, какой стала. Почему оно вдруг стало важней моего желания повыгорать слегка ради своей цели?

– А кем ты хочешь стать, когда выгоришь?

– Самим собой. Я возрожусь из пепла, словно Феникс.

– А разве ты не сова.

– Совеникс.

Броня не спешила отвечать. Она молчала секунд пять, прежде чем наконец заговорила.

– Я знаю, чего ты хочешь на самом деле. Я слишком долго избегала этого разговора. И я готова обсудить это. Всерьёз. Без утайки и истерик. Но взамен я от тебя кое-что потребую.

– Что именно? – насторожился молодой человек.

– Тебе придётся рискнуть, Даркен Маллой. Настоящий Даркен рискнул бы.

– Ох, змея…

– Так что? Ты настоящий Дарк или портянка?

Молодой человек оглянулся через плечо. Он пытался угадать, чего же такого от него попросит Броня. Однако взор синих очей богини был непроницаем. Два глубоких океана на дне которых таилась истинная мотивация.

– Я рискну.

Некромаг повернулся всем телом к невесте, взял её за подбородок и склонился ближе.

– Но учти, что я своему слову хозяин. Я его дал и, если я не буду удовлетворён тем, насколько ты на самом деле открыта для разговора, я его обратно возьму.

Бронька выдала весёлую лыбу, подцепила большими пальчиками лямочки ночнушки и потянула их в стороны.

– Открыться для разговора? Это я могу.

Даркен усмехнулся хитро.

– Ох, змея. Ох, змея. Именно об этом я и говорил: увлекаешь моё внимание в сторону, играешь на эмоциях, пытаешься контролировать ход разговора, – он мягко взял девушку за руки, вернул лямочки на место и пригладил сверху. – Хороша ты, спору нет. Года три назад вполне могла бы окрутить меня, как мальчишку. Но сейчас я хочу поговорить именно что по душам.

Он сделал небольшую паузу.

– И раз инициатива исходит от тебя, значит, тебе есть, что сказать? Ты ведь своего не упустишь. Хочешь быть всюду победительницей. Ставишь лишь на беспроигрышные стратегии.

– Есть, что спросить, – тихо ответила она. – Что именно ты в ней любил?

Вопрос застал молодого человека врасплох.

Казалось, будто бы даже сердце замерло, чтобы своим стуком не спугнуть продолжение, поясняющее суть вопроса. Дающее какую-то пищу для размышлений.

Глухо. Пусто. Даркен плохо представлял не только, что ответить, но как даже начать думать, чтобы додуматься до верной опции диалога.

Но Лешая более ничего не говорила. Она ждала хода собеседника.

– Дело не в любви, Броня, – наконец сказал молодой человек.

– Дружбе, привязанности – плевать. Я говорила о любви в широком смысле слова. Ты ведь, когда говоришь о том, что любишь кнедлики, не подразумеваешь какие-то особо высокие чувства.

– Ну, не знаю. Мне порой предлагают с ними уединиться, – поднял бровь Дарк.

– Вымученно, – поморщилась девушка. – Знаешь, если нет настроения нормально шутковать – даже не пытайся.

– Это хорошая шутка, – возмутился он.

– Уходишь от темы.

– Ну пра-а-а-астите, принцесса, – закатил глаза Дарк.

– Так что? Я тут, знаешь ли, провожу ревизию своей личности. У меня было время побыть с собой наедине и задать себе вопросы. И лишь на часть из них я нашла ответы.

Молодой человек некоторое время молчал, внимательно изучая черты богини. А, точнее, ловя малейшую тень эмоций в мимике. Чего именно девушка ждёт? И какие именно вопросы она себе задавала?

– Сложно выделить что-то одно. Например, мне нравилось, что у нас с ней имеется кое-что общее. Она была частью того мира, который я потерял и в который никогда более не вернусь. Души не покидают Форгерию, – развёл он руками. – В ней образовался вакуум, в который затягивает в себя попаданцев со всей округи, и распопаданничать обратно нельзя. Тебя либо переработают на прах, либо ты будешь перерождаться здесь до тех пор, пока, да, не станешь тем неудачником, которого после смерти выжмут всего без остатка.

Лешая задумчиво кивнула.

– И всё?

Даркен аж поперхнулся от возмущения.

– Ты что? Я же сказал! “Сложно выделить что-то конкретное”. Тем более, что даже в этом аспекте всё намного сложнее, чем кажется на первый взгляд.

– Тогда можно что-нибудь другое? Я не выделю в массиве той информации, которой владею, твои любимые мемчики, цитатки и песенки. Думаю, мы это уже выяснили.

Вот оно!

Молодой человек мягко улыбнулся и аккуратно провёл пальцами по виску девушки, отводя локон чуть назад, за ушко.

– Мемчики, цитатки и песенки – это то, что я думал, мне нужно. Но Броня Глашек принесла из моего старого мира то, что мне потребно на самом деле. То, о чём я вспоминал, когда она подбирала ключики к моей ностальгии. Ты ведь знаешь, как работает память?

– Поверь, я в этом хорошо разбираюсь, – кивнула она.

– Тогда ты должна осознавать, что хранится она блоками. Суммарным образом. Когда ты чувствуешь запах булочки, похожий на то, как пахла выпечка твоей мамы, ты вспоминаешь не только сами мучные изделия, но и заботу родительницы, и атмосферу беззаботности детства, – тепло улыбался Даркен. – Когда я слышал те цитатки, я вспоминал ведь не только хиханьки. Я вспоминал все те эмоции, что дарила мне картина, снятая людьми с тем культурным кодом. Вспоминал те посылы, что нёс сюжет. Вспоминал чувство триумфа победы над злодеями. Вспоминал о том, что мне казалось правильным и против чего боролись те, кому я пытался подражать.

Он понурил голову и повёл подбородком из стороны в сторону.

– Ирония в том, что я копировал преимущественно внешние проявления. А вот Броня… Броня проникла глубже. Если я принёс в Форгерию фантики, обёртку, то она – сами конфетки и начинку.

Пальцы Даркена ощутили, как участился пульс богини. Её сердечко трепетало, а очи пытались углядеть в лике жениха что-то ещё. Что-то, о чём он умолчал, просто потому, что считал это очевидным.

– И ты сейчас так борешься за неё именно потому, что именно так сделал бы кто-то из твоих любимых героев?

Молодой человек медленно кивнул, а затем продекламировал. Мягко. Не так, как эти строки принято произносить или петь. Лирически. Успокаивающе. Иначе, нежели планировал Высоцкий.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,

Если pуки сложа, наблюдал свысока,

А в боpьбу не вступил с подлецом, с палачом,

Значит, в жизни ты был ни пpи чем, ни пpи чем.

Если путь пpоpубая отцовским мечом,

Ты соленые слезы на ус намотал,

Если в жаpком бою испытал, что почем,

Значит, нужные книги ты в детстве читал.

Он выдержал небольшую паузу.

– Броня в своём старом мире нужные книги читала. Те же, что и я. Но я читал их ягодицами.

– Неужели в Форгерии нужных книжек нет? – удивилась девушка.

– Есть. Но меньше. Попаданцы не всегда заявляются из нужных эпох, да ещё и не ломаются под гнётом местной действительности. Гуманитарный прогресс в этом мире шёл медленней, чем в нашем старом. То, что здесь прорывные идеи, там – давно уже пройденный материал. Мораль местных жителей иная. Их понятие о том, как правильно, отличается от нашего. И я, признаться, начал принимать её, – вздохнул Даркен. – Форгерия поощряет те мои качества, что моя прошлая родина требовала перебороть и подчинить. Ты растёшь в этом. Ты живёшь в этом. Мысль о том, что здесь что-то не так, рождается с трудом. Если чаша полна, в неё сложно налить что-то ещё. Только лишь если оно найдёт отклик.

Даркен развёл руками.

– Быть крутым – эта идея легко находит отклик. “Ты – особенный”. Любой проникнется этой мыслью. Я – дворянин. Я – крут. Я – особенный. Я достоин большего. Форгерия льёт в меня это. Я принимаю, отторгая то, чем на самом деле были хороши мои любимые герои. Я теряю себя. Я забываю. Я цепляюсь за ностальгические мемасы, как за соломинку, но это не помогает…

Девушка неспешно кивнула.

– Так чем на самом деле были хороши твои любимые герои?

– Тем, что на самом деле они не были особенными.

Броня склонила голову на бок и подняла бровь выжидающе.

Даркен усмехнулся и двинул в сторону балкона, активно жестикулируя.

– В смысле, да, они были особенными. Но при этом не были. Человек-паук мог ползать по стенам, обладал сверхсилой и даже слегка предвидел будущее. Но и только. Его моральные принципы являлись принципами самого обычного человека. Не особенного. Комиксы, мульты и фильмы про него говорили: укуси вместо него радиоактивное членистоногое другого такого простой парень или даже девушку – почти ничего бы не поменялось!

Некромаг вышел на балкон, опёрся на перила и устремил взгляд в даль.

– Этот подход часто критиковали. Дескать “о боже, обыкновенный японский школьник спасает мир”. Дескать, это плохо, что малолетних дебилов учат тому, что они могут так же. Дескать, они не смогут. Но все эти критики – просто дегенераты полнейшие! – он злобно фыркнул. – По мне, это круто, что человеку говорят: на его месте мог быть ты! И правильным поступком с твоей стороны было бы так же выжигать себя ради других! Мир станет лучше, если каждый из вас начнёт поступать так же, как Зоя Космодемьянская и Питер Паркер!

Тихим шагом к молодому человеку со спины скользнула Лешая. Она в поддерживающем жесте положила ладошку меж лопаток Даркена и тихо вопросила:

– Неужели местная литература так сильно отличается?

– Конечно! – фыркнул Дарк. – Ты читала про этих подменышей? Они либо дружат с королями, либо сами королями заделываются! Становится ли лучше простым жителям от того, что главный герой достиг своей цели? Вот нихтони!

– Не заводись… хотя… – девушка задумалась. – Нет, выскажи, что хочешь. Что считаешь нужным.

– Это всё было у нас, на нашей старой Земле, где-то в средневековье. Нет, уже тогда появлялись необычные сказки: как, например, та, где Иван-дурак по тупости построил полноценное коммунистическое общество с такими же дураками, как он, развалить которое не смог даже лично прибывший чёрт, потому что народ был слишком глуп, чтобы понять, зачем им деньги или власть над другими, – молодой человек фыркнул. – И в Форгерии нечто подобное есть. Я имею в виду оригинальный контент. Хотя и перенесённое попаданцами зачастую мутирует в самых своих основах.

Он сделал небольшую паузу.

– Так вот… читал я одну девочку из России. Пишет хреновенько, но душевно. Только сейчас я понял, почему хочу проды от неё. Возможно, она сама попаданка. Хотя, если в нашем средневековье находились исключения, почему в этом мире не может быть таких же?