Текст книги "Да не судимы будете (СИ)"

Автор книги: Игорь Черемис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Марки я спрятал на чердаке, рядом с двумя папками – в одной находились материалы, которые привез из Сум я, а другую мне отдал генерал Чепак. Обе тянули на солидные сроки для упомянутых в них людей, но я пока так и не решил, стоит ли пускать эти дела в ход. Это в будущем можно было слить отдельные материалы в газеты, и моим коллегам пришлось бы волей-неволей раскручивать всю цепочку после получения живительных пинков от начальства. Здесь же никакая «Правда» и даже лепельский «Ленинский флаг» не опубликуют ни один листок, даже если мне удастся всучить их главным редакторам. Поэтому у этих материалов был один путь – через меня к Бобкову, а через него – к Андропову. Ну а тот был волен оставить всё, как есть, или двинуться выше – в ЦК.

Я не знал, подал ли председатель КГБ мою записку в Политбюро. Я отнес её ещё в понедельник, перепечатав свой рукописный вариант и поставив размашистую подпись, которую натренировал ещё в Сумах. Пока что ничего не изменилось. В газетах и по телевидению публиковали и показывали обычную здешнюю шнягу, на улицах никто не собирал демонстрации, а в Комитете шла плановая работа по разоблачению всего и вся, что могло навредить делу социализма.

Поэтому я полюбил тот не слишком длинный промежуток времени, когда вечерами, после завершения трудового дня, поездки к Татьяне и нехитрого ужина, я мог включить свой усилитель, надеть наушники и помучить «торнаду» и новоприобретенный «хофнер». Это занятие примиряло меня с ожиданием неизбежных перемен, которые должны были последовать после того, как члены Политбюро рассмотрят мои идеи и вынесут свой вердикт. В принципе, я был готов ко всему. Если они сочтут мои доводы вескими – я собирался ещё побороться. Ну а если нет…

* * *

В субботу у меня закончился внутренний завод. Это было неожиданно даже для меня самого, но я понял, что если продолжу думать о том, пройдет моё предложение через Политбюро или нет, то в какой-то момент перегорю окончательно. Как там было в известной молитве? Дай мне разум принять то, чего я не могу изменить, дай мне мужество изменить то, что я могу изменить, и мудрость отличить одно от другого.

Оказалось, что если разложить проблемы по полочкам, то всё оказывается достаточно просто. Соседнюю с Петром Якиром камеру в «Лефортово» занял Виктор Красин – его арестовали в Калинине и за неделю смогли перевезти в Москву. Я с ним пока не общался, но следователь Трофимов провел предварительный опрос, и по его впечатлениям Красин был готов на всё, лишь бы снова оказаться подальше от КГБ. Обвинительное заключение в его отношении вчерне было готово, нам осталось немного его отшлифовать и отправить по назначению. Я посоветовал Трофимову рассказать Красину о сделке с Якиром и пригрозить, что если тот будет упираться, то его будут судить не по травоядной семидесятой статье, а по более взрослым обвинениям. Я когда-то просматривал книгу этого диссидента, и воспоминания у меня остались как раз о его страхе перед возможным расстрелом. Бог знает, почему он этого боялся до внутренней дрожи – кажется, из всех диссидентов ни одного так и не приговорили к высшей мере. Сейчас это было не принято.

Повлиять на решения политических вопросов я точно не мог, но мог спокойно встречаться с Татьяной, которая уже на стенки лезла от скуки – и спасалась только моими визитами, а также встречами с родителями и подружками из театра. Правда, я так понял, что после разрыва с Высоцким этих подружек оказалось много меньше, чем она думала, но, кажется, у неё появилась и парочка новых – из тех, с кем она почти не общалась. В принципе, на мой взгляд, это было даже логично – многие актрисы Таганки, наверное, осуждали её связь с бардом и теперь пытались морально поддержать.

Ещё я мог играть на гитаре, а также гулять. И в субботу, возвращаясь из института, где снова виделся с Татьяной, я решил вылезти на «Аэропорте» и пройти пешком вдоль Ленинградского проспекта – столько, сколько захочется. Предварительно я думал нырнуть обратно под землю на «Войковской» или же сесть на любой попутный транспорт, который идет в нужном мне направлении.

– Виктор! Виктор! Это ты?

Я остановился и оглянулся. Ко мне спешил Юрий – генеральский сын и бывший гитарист группы «Сокол». Я как раз проходил мимо одноименной станции метро, так что эта встреча была хоть и случайной, но вполне закономерной.

– Привет, – я улыбнулся. – Как дела?

– Да как сажа бела, – он хохотнул. – Вернее, нормально, но скучновато. А сам как?

– Да тоже понемногу, – я махнул рукой, словно отгоняя невидимую букашку. – Что делаешь?

Честно говоря, разговор я поддерживал больше по привычке. Юрий вряд ли когда будет моим осведомителем, привлекать его к агентурной деятельности – верный способ испортить отношения с военным министерством и его начальником. С музыкальной точки зрения он меня тоже уже не интересовал – всё, что можно, я вытащил у него в нашу первую встречу. Но у меня давным-давно сформировался полезный для нашей работы рефлекс – собеседник должен первым захотеть закончить беседу, а моё согласие лишь добавит мне очков в его глазах на будущее, которое, разумеется, было неопределенным. И менять свои привычки я не собирался – в этом времени некоторые из них оказывались даже полезными. Ну а то, что этих привычек не было у «моего» Орехова, ничего не значило. Я уже вполне легализовался в 1972 году.

– Да думал к приятелю забежать… – он словно оправдывался. – Но увидел тебя и вспомнил, что ты к Харитону интерес проявлял.

И посмотрел на меня так многозначительно, что будь дело в далеком будущем, я бы уже ударил Юрия по лицу.

– В смысле? – уточнил я.

Мало ли что.

– Да они сейчас тут, – Юрий снова замолчал.

Я так же молча посмотрел на него, ожидая продолжения, и он сдался.

– Да у нас, в подвале, репетируют! – радостно объяснил он. – Хочешь посмотреть?

Я подумал, что это судьба. И немедленно согласился.

* * *

Этим четверым ребятам было слегка за двадцать, и они были очевидными фанатами битлов. На Харитона – Сергея Харитонова – мне указал Юрий, он же представил остальных музыкантов, правда лишь по именам – гитарист Андрей, барабанщик Виктор и басист Юрий, которого, видимо, и собирался позвать мой собеседник, когда я звонил на «Союзмультфильм». На нас они не обратили никакого внимания, потому что спорили о какой-то строке в песне, которую играли до нашего прихода. Суть спора осталась для меня загадкой, да и закончился он как-то быстро – хотя я опасался, что у них может дойти до драки.

«Солдатики» немного оживили актовый зал бомбоубежища – в основном, с помощью собственной аппаратуры, которая у них была на высоком уровне. Стандартный для советских групп ламповый усилитель «Регент» с парой стандартных колонок, а также какие-то коробки с гордой надписью BEAG – колонки у них выглядели мощно, имели по девять динамиков и даже на вид были неподъемными. К одной из этих коробок был подключен бас, а к другой – микрофоны в количестве трех штук. Я не знал, что это за «биги», а у своего сопровождающего спрашивать не стал – не столь это и важная информация. [2]

Но Юрий, видимо, очень хотел похвалить своих знакомых, поэтому занялся моим просвещением.

– Парням дико повезло – они года три назад выкупили этот комплект у венгров, которые у них в энергетическом учились, – громким шепотом сказал он. – За копейки почти, но зато сразу вперед любой московской группы вырвались. Даже у нас такой аппаратуры не было.

Последнюю фразу он сказал с легкой завистью.

– А они выступают? – спросил я.

– Ну да, иногда дают концерты, – подтвердил он. – Но больше у мультиков сидят, песни пишут. Они сейчас альбом записывают, вот и решили немного порепетировать, на студии тоже можно, но могут и вопросы задать.

Мне вспомнились откровения Макаревича, который рассказывал, как они ночами записывали свои песни в какой-то государственной звукозаписи, куда сумел устроиться Кутиков, и согласился с Юрием – если руководство студии узнает, чем занимается их карманный коллектив, то может и поругать, и выгнать. А так – быстро записали отрепетированные песни на хорошем аппарате и всё, ничего не было. Правда, я не помнил, чтобы в это время кто-то из подпольных рок-музыкантов мыслил альбомами, но, видимо, всё когда-то происходит в первый раз. И почему первопроходцами не могут оказаться эти «Оловянные солдатики»?

Музыканты тем временем разобрались с различными трактовками чего-то, недоступного моему пониманию, разбрелись по местам, очкарик Харитон досчитал до четырех – и они заиграли вполне приличный рок-н-ролл.

– Осталось немного печали, осталось не помнить об этом…

Пели все трое гитаристов, и получалось у них на удивление хорошо – они даже играли голосами, помогая ограниченному набору инструментов звучать чуть насыщеннее. Текст, конечно, был странный – в нем была ужасная рифма этом-это, но только в одном куплете; в других куплетах рифмы вообще отсутствовали. Я вспомнил, как Юрий упомянул энергетический институт, и решил, что эти музыканты – сугубые технари, слабо знакомые с правилами сочинения стихов. Впрочем, сама песня мне даже понравилась.

Видимо, на этот раз у «Солдатиков» всё вышло примерно так, как они задумывали. Они отставили инструменты, уселись в кружок на стулья и принялись негромко о чем-то переговариваться. В этот момент Юрий потянул меня за рукав в их направлении.

– Харитон, это Виктор, я тебе рассказывал, помнишь? Который про «осадок зла» пел? – спросил он и добавил зачем-то: – Приятель Савы из Киева.

Харитонов заинтересованно повернулся в мою сторону.

– Привет, Витёк, – кивнул он. – Ту песню сам сочинил? Юрка говорил, что ты неплохо играешь.

Я мысленно вздохнул.

– Конечно, сам, – улыбнулся я. – Кто же мне своё отдаст?

– Это точно, – вмешался второй гитарист – Андрей. – Хорошие песни просто так никто никому не отдает. А нам её не отдашь? Мы заплатим.

Предложение прозвучало неожиданно, но, в принципе, ответ у меня уже был.

– Не надо, – сказал я. – Не надо всё мерить на деньги.

Цитату они, кажется, не узнали, но переглянулись между собой с легкими улыбками.

– А на что надо? – спросил Андрей.

– Должен быть какой-то интерес, – равнодушно ответил я. – Любой. Иногда – денежный, как у моего приятеля Савы. Иногда – просто душа чего-то хочет. Вот я вас послушал – и не могу понять, что вы с этими купленными песнями будете делать? Ну ладно про поцелуи с песком, её, наверное, действительно можно в какой-нибудь мультфильм засунуть. А куда вы собрались девать песню с названием «В моей душе осадок зла»?

– Мы сейчас альбом записываем, в него её включим, – вмешался Харитон.

– Что за альбом? – поинтересовался я. – Песня, что вы играли, для него была?

– Да, – подтвердил он. – Думаем с неё начинать, она забойная.

– Да, обе про тоску-печаль, – улыбнулся я. – А бюджет у вас большой?

– Бюджет? – недоуменно спросил мой тезка-барабанщик.

– Денег у вас сколько на запись? – уточнил я.

– А, это… – отмахнулся Андрей. – У нас недавно несколько концертов были, деньги есть. Закончатся – ещё сыграем, предложений полно. Или тоже через студию проведем, там все так делают, эти сметы никто не смотрит, а знакомые директора есть.

– Заманчиво… – протянул я. – В общем, я вам эту песню бесплатно отдам. Но при одном условии.

– Это при каком же? – недоверчиво спросил Харитон.

– Позволите с вами сыграть? – невинным голосом спросил я и кивнул на черную «музиму», которая сейчас сиротливо стояла у стены. – Гитара есть, куда воткнуть, думаю, найдете. А я вам ещё одну песенку покажу, но она больше концертная, хотя, может, и в альбом свой запихнете, если понравится.

Я заметил, как Андрей чуть поморщился, словно ему моя идея была не по душе – хотя я отдавал им одну хорошую песню совсем бесплатно и мог подарить ещё одну. Но он в итоге кивнул.

– Харитон, ты как? – спросил он у приятеля. – Пойдем человеку навстречу?

Тот пожал плечами.

– Почему бы и не пойти, – сказал он. – Тащи эту гитару… Юр, ты не против?

Тот был не против, так что вскоре я стоял чуть в стороне от основного состава «Оловянных солдатиков» и подстраивал выделенный мне инструмент. Закончив с этим, я повернулся в сторону музыкантов.

– Аккордов там не много, ритм стандартный, вряд ли у вас с ним будут какие-то сложности. Я начну, а вы подключайтесь.

Я сыграл нужную последовательность пару раз и запел:

– Я обманывать себя не стану,

Залегла забота в сердце мглистом.

Отчего прослыл я шарлатаном?

Отчего прослыл я скандалистом?

Судя по виду «солдатиков» и Юрия, группе «Альфа» предстоит как-то обойтись без своего главного хита. Пару куплетов они стояли без движения, а первым сообразил барабанщик – он просто начал держать заданный мною ритм, стараясь не перекрывать мою «музиму». Постепенно включились и остальные – «Гуляка» действительно был простой песней, без особых изысков, особенно если не увлекаться и не переходить в другую тональность.

Правда, я ещё немного изменил исходный стих Есенина. Вместо «не расстреливал несчастных по темницам» Сарычев пел «не стрелял» – так лучше ложилось в размер. Я же заменил не слишком уместное после откровений Хрущева «стрелял» на «пытал», сделав своеобразную отсылку к царским застенкам и царским же палачам. Если ребята соберутся литовать эту песню, им будет попроще пройти через придирки цензоров, хотя я сомневался, что кто-то в этом времени будет придираться к творчеству Есенина. Сталинский полузапрет поэта давно закончился, его стихи, кажется, уже включили в школьную программу, пусть эти стихи были и не из «хулиганского» цикла.

– Давай ещё разок, – хрипло попросил меня Харитон, когда прозвучал последний аккорд.

Я не стал ломаться. Мы сыграли ещё разок, потом ещё. В принципе, эти музыканты были на голову выше самодеятельного коллектива, собранного Савой, поэтому им хватило – уже на третий раз у нас получилась вполне насыщенная музыка, а мне начали подпевать. Ну а на пятый раз мы выдали, кажется, тот потолок, на который были способны я и «Оловянные солдатики».

Мне приходилось следить, чтобы не сбиться – несмотря на регулярные упражнения, я хорошо чувствовал разницу, когда играл для себя и когда играл в группе. Поэтому лишь после завершения наших упражнений я заметил, что Юрий достал тот самый магнитофон «Яуза» и, похоже, включил его на запись. Но это меня совершенно не взволновало – запись так запись, не первый раз.

– Ну как? – спросил я, снимая ремень гитары.

– Неплохо, очень неплохо, – каким-то странным голосом ответил Андрей. – Правда, видно, что в группе ты почти не играл, уж извини.

– Это я и сам знаю, – улыбнулся я. – Я про песню спрашивал.

– А песня как раз – отлично, – он даже продемонстрировал мне два больших пальца. – Это же Есенин, я не ошибся? Кажется, я читал этот стих, надо будет поискать… у родителей должны быть его книги.

– Его, точно, – вмешался молчаливый бас-гитарист. – Я недавно натыкался. Правда, там слова чуть другие, но вряд ли кто заметит.

– Есенин это, конечно, – я снова улыбнулся. – Ну так что, возьмете?

– Бесплатно? – Харитон глянул на меня с легким прищуром.

– Бесплатно, – кивнул я и помахал «музимой»: – Вы мне уже заплатили.

– Берём! – подвел итог Андрей. – Только…

– Что? – спросил я.

– Только это… эта песня, да и та тоже… они на голову выше наших, – как-то обреченно признался Андрей. – Честно говоря, фиг знает, что с этим делать. Разница слишком заметна.

Я подумал, что это немного нечестно с моей стороны – всё же я выбирал из музыки будущего то, что было проверено временем и выдержало проверку, а эти ребята творили здесь и сейчас, методом проб и ошибок. Возможно, они не были гениями, хотя я всё же был уверен, что при грамотном менеджементе «Солдатики» вполне могут стать звездами советской эстрады. Но я их менеджером быть не мог, на примете у меня никого не было, да и вообще мне было важно их не спугнуть, чтобы они не разошлись, посыпая головы пеплом.

– То, что вы играли, мне понравилось, – сказал я. – Другие ваши песни не слышал, судить не возьмусь. Думаю, и там не всё так плохо, как ты говоришь. Ну а альбом… всё на ваше усмотрение. Хотите – запишите для него эти песни, хотите – просто на концертах исполняйте. Может, со временем всё и образуется. Ладно, парни, мне пора. Был рад знакомству.

* * *

До дома я добирался пешком и не торопясь – получилось около двух часов, но эта прогулка хорошо прочистила мне мозги. Я понял, что и в работе, и в музыке действую примерно одинаково – забрасываю на неподготовленную почву идеи из будущего и ожидаю, что они принесут обильные плоды. А так не бывает, любая идея хороша в свое время и при соблюдении кучи условий, которых сейчас могло и не быть.

С музыкой было чуть попроще, но пока что среди профессионалов мои действия почти не оставляли следов – Дутковский так изуродовал «Сказку», что её вряд ли признал бы и Валерий Гаина. А всё остальное вообще пока до нашей эстрады и тем более телевизионного экрана или фирмы «Мелодия» не добралось. То, что я делал, было похоже на бросание камней в воду – бросил один, другой, не слишком часто, даже редко, и круги на воде пока не пересеклись и не превратились во всё сметающее цунами.

А вот мои идеи про иноагентов и – я позволил себе быть честным с самим собой – про реабилитацию Сталина были по-настоящему революционными. Кроме того, я забросил их в такие заоблачные дали, откуда в случае успеха моих инициатив мог случиться настоящий камнепад на головы ни в чем не повинных граждан Советского Союза. Стоит ли такой результат какой-то борьбы с какими-то диссидентами, которые по большей части вызывают лишь жалость и брезгливость?

Я не знал ответа на этот вопрос. История пока что, кажется, катилась по тем рельсам, по которым она шла бы и без моего вмешательства, но чем дольше я буду трепыхаться, тем с большей вероятностью что-то изменится. И не факт, что изменится в лучшую сторону. Но это можно было проверить только эмпирически.

Уже перед самым подъездом я устало сел на лавочку, чтобы дать отдых ногам, закурил сигарету – и увидел Нину, которая только что свернула с Фестивальной и шла прямо ко мне. Она тоже заметила меня, чуть сбилась с шага, но собралась – и я мысленно похвалил девушку.

– Ах, здравствуй, Нина… наконец! Давно пора… – театральным голосом сказал я, когда она подошла поближе.

К моему удивлению, Нина вовсе не смутилась, а счастливо засмеялась.

– Ты меня не собьешь, я помню – это Лермонтов. Здравствуй, Виктор. А я у Лидии Николаевны…

– Я знаю, – улыбнулся я. – Уж извини, я люблю всё знать. И я рад, что вы с ней смогли договориться. Как там мама без тебя? Не скучает?

– Нет, что ты, – отмахнулась она. – Она тоже рада, уж не знаю почему. Правда, дороговато, всю стипендию приходится отдавать, но я хорошо заработала в стройотряде, а сейчас смогла в деканате на полставки устроиться.

– Ты молодец, – искренне сказал я. – Не тяжело?

– Работать всегда тяжело, – вздохнула Нина. – И на театры времени не хватает… правда, и контрамарок никто не предлагает.

– С контрамарками сейчас дефицит, – я развел руками. – Наверное, смогу добыть снова в Таганку, а в другие… в другие – уже думать надо.

– Не надо, зачем! Я сама подумаю, так интереснее. Всё, я побежала, Лидия Николаевна просила молока купить, у нас закончилось, а она хотела блинчики испечь.

– Беги, конечно… – я помахал ей рукой.

И с легкой грустью посмотрел ей вслед. Её заботили какие-то простые вещи. Блинчики, деканат, стройотряд. Наверное, такие же простые вещи будут вскоре заботить и Татьяну. И мне придется делать вид, что меня заботят именно они, хотя моя голова будет разрываться от беспокойства за судьбы человечества… Или от тех песен, которые я захочу показать своим новым знакомым. Кажется, они были достойными проводниками музыки будущего в это настоящее.

[1] Маккартни рассказывал, что купил свой Hofner Violin Bass за 30 фунтов, причем вместе с переделкой. У него дело было в начале 1960-х, а я привел цены примерно на начало 1970-х – немецкая марка стоила около 3 долларов, а доллар – 1,5 фунта. Отсюда и 150 марок за Hofner.

[2] BEAG – это усилительная аппаратура профессионального качества производства Венгрии. В то время считалась очень крутой, да и сейчас, кажется, у олдфагов пользуется спросом.

[3] В 1972 году «Оловянные солдатики» записали самый первый в СССР магнитоальбом под названием «Рассуждения».

Продолжение следует