Текст книги "Бремя власти"

Автор книги: Игорь Анейрин

– Смотрите, – вдруг произнёс Томас.

Вся кавалькада остановилась на пригорке. Вдалеке внизу, в зелёной долине, в лучах заходящего солнца виднелось большое селение, окружённое полями и яблоневыми рощами; изгибаясь, как змея, мимо протекала извилистая речка с широкими заводями.

– Это Апенраде, – сказал Томас.

– У всех всё с лошадьми в порядке? – весело спросил Гуго.

Засмеявшись, молодые люди пустили своих коней вниз по крутому спуску.

Глава 12
«ДЛИННАЯ ЛОШАДЬ»

На безоблачном тёмно-синем небосклоне звезды выстраивались в причудливый узор. Созвездие Синеррильон с его девятью сверкающими точками висело почти над головой. Оно было самым ярким и самым красивым; белые мерцающие огни, расположившиеся в причудливом порядке, и в совокупности с мириадами мельчайших блёсток звездной пыли удивительным образом складывались в некое подобие гигантской лошади. Обладая небольшой толикой воображения, можно было даже заметить, что передняя её нога горделиво согнута, а голова как будто смотрит вдаль. Десятки других созвездий покрывали небо; Эдмунд знал их почти все: созвездие Крысы из доброй дюжины голубоватых звёзд, огромный Человек с Топором, нога которого пряталась на востоке за горизонтом; созвездие Тринадцати Дев, непонятным образом состоявшее всего из пяти маленьких зелёных точек, созвездие Голова Леоноры, в котором человеку с большим воображением удалось бы, наверное, узнать женскую голову с копной волос, и множество других, и над всем этим в северной части неба сияла жемчужным светом звезда Анорунт, окружённая тремя своими более мелкими собратьями.

Но даже не всё это холодное сверкающее великолепие в первую очередь обратило на себя внимание путников.

– Смотрите… – сказала Алиенора, указав пальцем на деревню, лежащую в тёмной долине. – Удивительно.

Длинная Лошадь вся горела огнями. Желтоватыми огнями множества свечей, свет которых лился через открытые окна, красными всполохами факелов, многоцветными фейерверками и маленькими точками фонарей.

– Я, кажется, знаю, – произнёс Эдмунд. – На исходе лета в некоторых южных селениях празднуют Аонгусов день, и в это время всегда зажигают такое большое количество огней, какое только возможно.

– Какой день? Первый раз слышим. – Головы его спутников с интересом повернулись в его сторону.

– Неудивительно, – Эд улыбнулся. – Я и сам бы ничего про это не знал, если бы не одна старая книжка из библиотеки Миртена. Аонгус – это один древний бог или полубог из тех времён, когда Корнваллиса ещё и в помине не существовало, а здесь жили совсем другие народы.

– Бог чего? – спросила Алиенора.

– Любви. Его мать Боанн, супруга Отца всех богов, изменила своему мужу, как это не странно, с каким-то речным существом, вроде ундины, но только мужского пола. Как ундины-русалки заманивают юношей в глубокие заводи, так и эти существа охотятся за прекрасными девушками. От этой связи и родился Аонгус, которого Отец богов изгнал с небес и, как говорят, который с тех пор живёт где-то в лесах и реках. И, кажется, он даже не вполне человек, а нечто среднее между человеком и каким-то животным, вроде сатира, что ли, а вместо волос на голове и теле у него растут цветы, и каждый, кто без дела их губит или срывает на полях и в лесах, наносит боль Аонгусу.

– Так вот почему женщины любят все эти ромашки да лютики, – понимающим тоном протянул Гуго. – Оказывается, это порождения бога любви. Забавно. Никогда не слышал ни о каком Аонгусе, или как его там.

– Мало кто слышал, – закончил Эдмунд. – Миртен рассказывал, что с тех пор, как появилась Стена, всякие существа вроде тех же русалок или фомор и всех им подобных, стали считаться за порождения тёмных сил, и все праздники и обычаи, связанные с почитанием этой нечисти, стали преследоваться или сами по себе сошли на нет. Так что, я думаю, такого рода забавы можно сейчас увидеть только где-нибудь подальше от сиятельных лордов да крупных городов.

– Праздник бога любви, – задумчиво произнесла Алиенора. – Интересно, и как же он проходит?

Эдмунд пожал плечами.

– Не знаю, сестричка. Про это в книгах не пишут. Я знаю только то, кто такой этот Аонгус.

– Можно предположить, – фыркнул Гуго, – не случайно, наверное, осенью больше всего свадеб празднуют…

– Я знаю, – сказал Томас, – я уже видел нечто подобное, правда, не здесь, а в какой-то маленькой деревне, и я не знал, что это как-то связано с этим самым Аонгусом. На самом деле, Гуго, ничего такого. Просто разные обряды, песни, иногда смешные состязания между юношами и девушками. А Длинная Лошадь – это очень большая деревня, наверное, именно поэтому сюда народ с окрестных селений и собирается. В общем, как на любом другом празднике: столы, бочки выпивки и горы еды, а еще всякие гадания и танцы. Мы, по-моему, попадём туда в самый разгар.

За этими разговорами друзья по каменистому мелководью неспешно пересекли Апенраде, едва замочив лошадиные запястья и, взобравшись на пологий берег, ступили на Северный тракт, уходящий налево – в сторону Лонхенбурга, а прямо на восток – в саму деревню.

Тракт был древен, как само королевство: широкий, чуть ли не в двадцать футов, так что две подводы легко могли здесь разминуться, не съезжая на обочины, и – что особенно удивительно, – мощёный крупным булыжником, изрядно оббитым от старости и частоты использования. Это очень старая дорога, пояснил Томас, и очень длинная. Её начали строить ещё при Мередидде Уриене, знаменитом собирателе королевства, и в то время она выполняла скорее военные функции, служа для передвижений многочисленных армий. Первый король Корнваллиса почти всю свою жизнь провёл в седле, разъезжая с юга на север и обратно по делам военным и посольским. Тракт тянулся на север на сотни лиг, петляя из стороны в сторону, так или иначе проходя в близости от границ крупнейших феодальных владений.

С течением времени дорога, ставшая главной жизненной артерией государства, обросла деревнями, замками, монастырями и большими городами, хотя Лонхенбург по-прежнему оставался самым крупным из них. Передвигаясь достаточно быстро, можно было добраться до столицы менее чем за неделю, а миновав королевские земли, достичь самого древнего города королевства – Балморала, основанного ещё в первые годы покорения этих земель предками нынешних народов. Ныне Балморал находился в сердце владений графа Тэлфрина, одного из самых могущественных корнваллисских князей. Далее располагались города Глембахат, Белфур, Абердур и много других, а далеко-далеко на севере – Эйлен-Донан, наверное, последняя обитаемая точка в королевстве. Дальше тракт терялся, и что находилось за Эйлен-Донаном, могли предположить только его обитатели: там простирались болота, горы и непроходимые леса, в которых, как говорили, до сих пор обитали странные и страшные племена, оставшиеся непокорёнными за все эти сотни лет. Поговаривали, что тамошние обитатели сродни ограм: огромные, в полтора человеческих роста, носившие шкуры и передвигавшиеся верхом на гигантских волосатых животных, у которых рога росли прямо изо рта.

В южном направлении Северный тракт, дотянувшись до реки Апенраде, круто поворачивал на восток, к Длинной Лошади. Примерно в двух днях пути от деревни начинались владения герцога Ллевеллина, правда, для того, чтобы достичь замка Драмланриг, в котором обретался Пемброк Даннидир, пришлось бы ехать ещё дня три-четыре.

Причиной резкой перемены направления тракта был огромный овраг, почти пропасть, в который сверкающим водопадом низвергалась Апенраде; по ту сторону оврага виднелся густой лес, взбиравшийся на высокие горы и расстилавшийся до самой Стены. Овраг этот, как говорили, тянулся на восток и юго-восток до самого моря, превращаясь в самый настоящий фьорд, в который на добрый десяток миль вглубь могли заходить даже самые крупные корабли. Сейчас дорога шла в полумиле от края этой пропасти; в давние времена, во время постройки тракта, овраг находился намного дальше, но ветер и вода мало-помалу делали своё дело, обрушивая его края. Через какое-то время, наверное, овраг грозил поглотить и саму дорогу, но пока между ней и пропастью лежали крестьянские поля с какими-то низкорослыми деревьями.

Выбравшись на дорогу, друзья оказались не более чем в миле от Длинной Лошади; поля расстилались не только справа до обрыва, но и слева от тракта; по эту сторону, насколько позволяла рассмотреть сгущающаяся темнота, засаженные подсолнухами. Сама деревня, что считалось большой редкостью, оказалась окружена стеной – не каменной, а деревянной, представлявшей собой очень высокий, в два человеческих роста, частокол из грубо отёсанных и заострённых вверху брёвен; внутрь вели обитые железом ворота.

Западные, к которым и приближались путники, были широко распахнуты, и изнутри слышались звуки музыки и весёлые крики. Перед воротами стоял на страже толстенький мужичок с алебардой в руках и в кожаном шлеме, составлявшими единственные предметы его вооружения. Привалившись плечом к створке, он гораздо больше интересовался происходившим по ту сторону частокола, чем прибывающими гостями. Заслышав стук копыт, он лениво обернулся, и тотчас попытался принять воинственный вид: крестьяне с окрестных деревень почти никогда не приезжали на лошадях и уж точно без оружия. Впрочем, он и не думал запирать ворота: долгие годы безопасности и отдалённость от Стены делали свое дело, и безмятежное выражение его лица ясно говорило, что само наличие стражника возле ворот – это не более чем проформа.

– Приветствую вас, гости, – провозгласил он сиплым голосом, – по делу или увеселения ради?

– Проездом, добрый человек. – Томас подъехал к нему поближе и, нагнувшись, вложил ему в ладонь мелкую серебряную монету. – Не подскажешь ли, где уставшие путники могут найти ночлег на эту ночь?

Стражник, оставшись очень довольным этим подношением, махнул рукой в сторону ворот.

– Прямо туда, добрые люди, не заблудитесь. По этой улице шагов триста, а там городская площадь, – друзья переглянулись: надо же, он называет Длинную Лошадь городом, – прямо на ней большая двухэтажная гостиница, «Два короля» называется. Она недёшева, но у таких богатых господ, я думаю, денег на неё хватит. Милости просим, – крикнул он уже им в спину, – и не забудьте посетить наш праздник. Весь город нынче ночью сегодня гуляет! И скажите Гарвену – это хозяин гостиницы, что это я вас к нему прислал! Ифор меня зовут…

Кивнув Ифору на прощанье, Томас со всей кавалькадой направился по улице. Мощёная дорога при въезде в Длинную Лошадь заканчивалась; улица представляла собой просто прибитую ногами и копытами землю, по всей видимости, по весне и осени превращавшуюся в непролазную грязь. Что было совершенно необычно для деревни, пусть даже и такой большой, как эта, так это наличие двухэтажных и даже трёхэтажных домов: даже в Хартворде таких не имелось, и это действительно давало некоторые основания называть Длинную Лошадь городом. Первые этажи таких домов, сложенные из крупного известняка, настолько глубоко уходили под землю, что для того, чтобы войти внутрь, требовалось спуститься по небольшой лестнице во внутренний дворик. Верхние этажи, все деревянные и, вероятно, от недостатка места, каждый следующий по размерам больше предыдущего, нависали над улицей. Впрочем, насколько заметили путники, такие высокие дома стояли только в районе западных ворот, а чем дальше, тем более Длинная Лошадь начинала походить на обычную деревню с плетёными заборами и огородами.

Чуть дальше стала заметна и своеобразная конфигурация поселения: оно напоминало многолучевую звезду. Все улицы и проулки сходились в центр деревни, смещённый к Западным воротам; дальше на восток от площади дома мельчали и беднели, и там вольготно чувствовали себя свиньи, собаки, куры и прочая живность, свободно разгуливавшая по улицам.

Чем ближе к площади, тем больше народа попадалось навстречу, поодиночке и в обнимку, с факелами и музыкальными инструментами, в венках, а некоторые почему-то с маленькими вениками в руках. Мужчины – в нарядных расшитых рубахах, а девушки и женщины в праздничных платьях, нередко довольно откровенных, и что особенно поразило всю компанию – всё больше и больше людей, встречавшихся им по дороге – в расписных масках, почти полностью скрывавших лица. Дело близилось к полуночи, и весь этот веселящийся и подвыпивший люд стремился куда-то к Восточным воротам.

В середине деревенской площади стоял большой крытый колодец, вокруг которого при свете многочисленных факелов около полутора десятков пар под зажигательные звуки волынок и инструментов, напоминавших скрипки, отплясывали что-то похожее на бранль, но в заметно более быстром темпе. Вокруг толпилось с полсотни зевак, притопывающих и хлопающих в ладоши; везде сновали девицы, судя по виду, прислуга из разных таверн, с большими подносами, заставленными кружками с брагой и элем. Во всех домах горели окна, а двери распахнуты настежь, причем видно было, что люди, заходящие внутрь и выходящие наружу, вовсе не обязательно являлись хозяевами этих домов. Везде танцевали, пели и пили.

Эдмунд, Гуго и Томас спешились, ведя на поводу лошадей. Гостиницу они заметили сразу: большое двухэтажное здание с огромной вывеской перед входом, и главной задачей стало пробраться к нему через толпы народа. Немедленно какие-то девушки с масками на лицах, подскочив к молодым людям, водрузили им на голову цветочные венки и даже сделали попытку втянуть Гуго с Томасом в танцующий хоровод. Гуго, немедленно развеселившись и подарив на ходу пару поцелуев, клятвенно пообещал найти этих красавиц через часок.

Привязав лошадей к длинной жерди, прикрепленной к стене рядом с входом, путники помогли девушкам спешиться, и зашли в переполненную залу. В лицо им дохнуло тёплым воздухом, в котором перемешались запахи браги, пива и жареного мяса; в дальнем углу горел очаг, в котором над пылающими углями томилась насаженная на вертел половина бараньей туши; падающие капли жира с шипением разбивались о раскалённый лист железа, заменявший противень. Двое слуг по очереди медленно вращали вертел, морщась от нестерпимого жара. За длинными столами в общей зале сидели человек тридцать, производившие невероятный шум; стук глиняных кружек, смех и нестройные песни висели в воздухе. Девушки в передниках, раскрасневшиеся от жара и постоянной беготни, обносили посетителей всё новыми порциями еды и выпивки. Одна из них, заметив новоприбывших, остановилась, и на вопрос Томаса о хозяине указала пальцем на здоровенного мужчину за стойкой.

– Вам к нему, – пояснила она, пытаясь перекричать шум, – зовут его Пэдриг Гарвен. Вам комнаты нужны? Ежели подождёте немного, то проще будет разговаривать.

– Почему подождать?

– Полночь скоро, и народ весь повалит на восточные луга праздник отмечать.

Томас кивнул, и молодые люди уселись за один свободных столов в самом дальнем от очага углу. Спустя несколько минут перед ними появились кружки с пивом, кисловатым вином и большое блюдо с кусками хорошо прожаренной свинины, щедро посыпанной свежей петрушкой. В этот момент народ, собравшийся в зале, бурно захлопал в ладоши; на середину залы вышли два человека, одетых в цветастые плащи, как будто сшитые из кусочков разноцветной материи, один с лютней, второй со скрипкой в руках. Старший из них, с длинными, свисавшими по обе стороны рта усами, находился уже в изрядном подпитии, второй, лет двенадцати на вид, не больше, поддерживал его под локоть. Молодцевато поклонившись, они без лишних проволочек под хлопанье, притопывание и одобрительные выкрики собравшихся затянули залихватскую песню:

 
Ночь Аонгуса грядёт,
А дни погожи и светлы,
Радуйтесь и веселитесь
О, юноши и девушки!
Щекот соловьиный
По миру разносится,
Сладкою истомою
В сердце ко мне просится.
Ах, я словно сад цветущий!
Плоть и душу пожирает
Жар желания;
От любви теряю ум
И сознание.
Ты всех девушек милее,
О, желанная!
Ты – лилей лилея,
О, благоуханная!
Взглянешь благосклонно —
Сердце радости полно;
Взглянешь непреклонно —
В муке тумится оно.
Ах, я словно сад цветущий!
Плоть и душу пожирает
Жар желания;
От любви теряю ум
И сознание.
Ты всегда играешь мною,
О, как ты жестока!
Нет ни дня покоя мне,
Белогруда, светлоока!
Жду тебя с волненьем,
О, моя красавица!
Сердце чрез мгновенье
У меня расплавится.
Ах, я словно сад цветущий!
Плоть и душу пожирает
Жар желания;
От любви теряю ум
И сознание. [3]3
  [3] Из вагантов. По мотивам Tempus est iocundum («Третья весенняя песня»).


[Закрыть]
 

Песня закончилась под всеобщее ликование; несколько пар даже пустились в пляс. Вдруг с деревенской площади донёсся громкий звук колокола и большинство посетителей ринулось к выходу, не забыв при этом прихватить с собой полупустые и только початые бутыли. Самых забывчивых из них, не заплативших либо пытавшихся вынести наружу кружки, у двери встречала прислуга. Через десять минут в зале осталось только с полдюжины человек, не особо торопившихся на гулянье, либо уже излишне подвыпивших. Сочтя этот момент достаточно удачным, Эдмунд с Томасом направились к тянувшейся через всё помещение длинной деревянной стойке, за которой стоял Пэдриг Гарвен, засунув большие пальцы рук за поясной ремень. Это был крупный человек с густыми бровями и взлохмаченной шевелюрой.

– Катерина уж сказала мне, – буркнул он в их сторону, – нету мест… извиняйте.

Последнее слово он выдавил из себя, быстрым и цепким взглядом оценив кожаные колеты подошедших и меч, болтавшийся на боку Томаса. Ни слова не говоря, Эдмунд высыпал на прилавок перед ним горсть мелких монет, среди которых попалась даже одна серебряная.

– Хм, – пробурчал хозяин. Он ещё раз взглянул на них и быстро, чуть склонив голову – на их спутниц, сидевших за столом, – пожалуй, для благородных господ найдётся. Но надобно будет ещё серебра добавить.

– Не многовато ли? И с чего вы взяли про то, что мы благородные?

Гарвен развёл руками.

– Я уж тридцать лет здесь гостиницу содержу да гостей привечаю. Могу золото от медяка отличить. Спутниц ваших хоть в рубище обряди, но лиц таких среди крестьянок не найдёшь. Да и вы при оружии. Но ежели тайну хотите сохранить, то я и так никому ничего не говорю и имён не спрашиваю, иначе б знатные люди у меня и не останавливались бы. В нынешние времена многие запросто путешествуют, в недорогой одежде, чтобы внимания к себе не привлекать. А насчёт монеты… Праздник нынче, добрые люди. У меня все комнаты битком забиты, да всё по парочкам, подвинуть никого не удастся. Но раз молодые люди не из простых, да при деньгах, могу знатные апартаменты предоставить. У меня таких три, и деревенщинам я их не сдаю. Кроватей дополнительных там нет, так что для вас три комнаты будет в самый раз. Для девушек ваших одна, и две для парней, или как вы там распределитесь… Уж простите великодушно, но они у меня пустуют по большей части, а обстановка там дорогая.

– Понятно. – Эдмунд достал из кармана еще одну серебряную монету, покрупнее первой.

– Прекрасно, благородные господа, – расплылся в улыбке хозяин. – Рад видеть у себя в гостях таких щедрых молодых людей.

Он сгрёб своей огромной рукой все монеты и, мельком глянув на подошедших Гуго, Алиенору и Бланку, закончил:

– На праздник не желаете ли пойти? Тогда надобно маски будет купить, хотя нет, для вас бесплатно, у меня есть с десяток. Там все в масках будут, это обычай такой… Но обычно благородные люди на такие праздники не ходят, разве что поразвлечься есть охота.

– Почему не ходят? – спросил Гуго.

– Честно говоря, – отвечал Пэдриг, бросив взгляд на девушек, – этот Аонгусов день, а точнее, ночь – сплошные пьянка да разврат, и знатным леди там не место. Для того и маски, похоже, чтоб поутру друг перед другом не стыдиться. Но мне-то грех жаловаться, для меня это дело очень прибыльное. Одного пива больше, чем за полгода продаю, да и комнаты все заняты. Что ж поделаешь: молодым людям надо как-то знакомиться да веселиться, так что на эти два дня к нам со всех окрестных селений съезжаются. А уж сколько свадеб по осени играют! Да и вообще-то весело там: и танцы, и песни, и игры всякие, так что если всё же есть охота посмотреть, отговаривать не буду. Но девушек ваших всё же при себе держите, а то напоят, да уведут, так что и глазом моргнуть не успеете.

– Мы не пойдём, – в унисон заявили Алиенора с Бланкой.

– А я бы не прочь сходить, посмотреть, – хмыкнув, сказал Гуго.

– И я за компанию повеселюсь, – присоединился Томас. – Я выспался тем более. Полдня вас ждал…

Хозяин кивнул.

– Пожалуйте. – Он залез в один из ящиков у себя за спиной и вытащил оттуда целую кипу масок из тонкой кожи, бросив их на стол. – Здесь разные есть, выбирайте по вкусу. И вам надо за народом поспешать, хотя и сами не заблудитесь. Всё по восточной улице идти, а там за воротами – Аонгусов луг. Там сейчас тысяча факелов горит. А вам, господа, – он взглянул на их спутников, – я сам комнаты покажу. Катерину потом пришлю – это дочка моя, кстати, – она девушкам поможет устроиться.

Взмахом руки пригласив Эдмунда, Бланку и Алиенору следовать за ним, он неспешно стал подниматься по лестнице на второй этаж.