Текст книги "Т-34 — амазонский рубеж"

Автор книги: Игорь Подгурский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

За дверью мелькнул смазанный силуэт. Слишком быстрый для тяжелой громадины амфиптера. Исчезновение было стремительным, но не бесшумным. Длинные серпообразные когти на лапах громко лязгали по полу.

Скребуще-лязгающие звуки затихали. Госпожа пяти мирозданий по пяти обитаемых миров предалась размышлениям: «Сколько ни спрашивала Линда Уоррена или Великого Дракона Линдворна „Кто из вас первичен?“ – смысл ответа всегда был один и тот же: „Я“. Почтительно-уважительный у амфиптера и непонимающе-удивленный у Линда. Последний обычно отвечал прямолинейно, но не скатывался до своей обычной хамской манеры вести разговор. А что? Каков вопрос, таков ответ».

Госпожа Принципал продолжила внутренний монолог: «Чем же гархам этот перекресток приглянулся? В прошлый раз им там клыки обломали. Так нет, все лезут и лезут. Гархи вместе с немцами в первый раз не смогли прорваться к Пальцу Дракона. И, похоже, будет вторая попытка. Учтут ошибки, подтянут и сконцентрируют силы на направлении главного удара. Другого шанса у них не будет. Поджимает время, да и союзники не дремлют. Значит… Значит, надо и нам подстраховаться. Великое уравнение не прощает недочетов. На суше за перекрестком приглядывал Хранитель – ледяной дракон Ска, обитавший в Святой роще. Нелишним будет прикрыть его и с воды. В прошлый раз немцы добрались туда, плывя по Амазонке. Решено. Так и сделаем. Осталось подобрать помощника. На эту роль хорошо подойдет Бермудский контролер. Уровень современных технологий еще века полтора не даст людям приблизиться к его перекрестку. Славная идея. Вот его и отправим на время к Ска. А то он уже совсем одичал у себя на Бермудах. Единственное развлечение – превращать целый район Атлантики в кладбище кораблей. Еще смеет говорить, что это единственно верное решение, на его взгляд, заставить людей держаться подальше от его территории. Год назад танкер отхватил ему винтом полщупальца, а он все никак не угомонится. Хотя у головоногих, а тем более у Хранителей, быстрая регенерация тканей. Поди, лежит себе на дне, среди обломков потопленных им же кораблей, и в ус не дует. Хотя кто знает, во что может дуть гигантский кальмар? Вот пусть и развеется. Смена обстановки еще никому не вредила. Сначала отправлю его к Линду на инструктаж, а потом – сразу на Амазонку».

Закончив размышлять, Селена сняла с шеи ожерелье из двадцати пяти мерцающих крупных бусин и начала их перебирать тонкими пальцами в поисках нужной. Она нажала на темно-синюю сферу, и в воздухе возникло изображение бушующего океана. Иссиня-черные волны вставали на дыбы, стараясь дотянуться барашками пены до низко плывущих серых туч. Растеряв силу натиска, волны рушились вниз и растворялись в океане, чтобы через мгновения повторить попытку дотянуться до небес. Многометровые валы пенили Атлантику, сливаясь в водовороты. На заднем плане виднелся смазанный силуэт корабля. Судно кренилось с борта на борт, но упрямо карабкалось на очередной вал, стремящийся опрокинуть его кверху килем. Вот оно оседлало гребень волны, чтобы через секунду рухнуть в пропасть между двумя водяными горами. Прямо по курсу корабля всплыла веретенообразная темная многометровая туша. Миг – и нос суденышка оплели могучие щупальца. Если у команды еще были шансы пережить шторм, то в схватке с чудовищем, поднявшимся с глубины, они бесповоротно проигрывали. Корабль медленно завалился набок, сразу же зачерпнув правым бортом тонны воды. Вскоре судно ушло под воду. Кальмар утянул его на глубину, чтобы добавить в свою многочисленную коллекцию суденышек, покоившуюся на дне.

«Ничего не меняется. Хранитель Бермудского перекрестка верен своим разрушительным пристрастиям. Может, это и к лучшему».

Из коридора раздался противный скребущий звук на одной высокой ноте. По спине госпожи побежали мурашки. Линд прекрасно знал, что она не выносит, когда он проводит когтистой лапой по облицовке стен из микенского мрамора. Также он знал, как его начальница дорожит драгоценной облицовкой, которую ей преподнесли как богине в дар жители давно сгинувшей в веках цивилизации.

– Ящерица-переросток! Хам! – громко сказала Селена. У амфиптеров, прирожденных воинов и идеальных стражей перекрестков, очень чуткий слух. На то и был расчет. Хамоватый Уоррен славился своей выдержкой. А вот Великий Дракон, наоборот, был обидчив и вспыльчив. Любому, знающему об этой особенности его характера, было парой пустяков разозлить амфиптера. Результат не заставил себя долго ждать. Действующий на нервы скрип прекратился. Из коридора громыхнул шипящий голос, сглаженный расстоянием:

– Ведьма!.. Старая, сварливая ведьма!

Селена еще могла согласиться и с «ведьмой», и даже со «сварливой», но эпитет «старая» в свой адрес стерпеть не смогла.

– Значит, «старая», а ты, значит, молодой дракончик! – закричала госпожа пяти мирозданий. – Ну все! В этот раз тебе это с рук… лап не сойдет!

Стройные ноги с мускулистыми икрами вознесли Селену в один прыжок в воздух выше спинки стула, на котором она сидела. В следующее мгновение совершенное женское тело схлопнулось в шар, светящийся красным цветом. Красная шаровая молния зависла над стулом, громко потрескивая статическими разрядами.

Из коридора раздался новый скрежет когтей по мрамору. Великий Дракон посчитал, что браниться ниже его достоинства, и решил разнообразить свару новыми квадратными метрами изуродованной облицовки стен. Чего скрывать, ему нравился процесс: когти медленно погружаются в полированную поверхность камня, оставляя за собой три параллельные борозды. Если повернуть лапу по часовой стрелке, то получится завиток, отдаленно напоминающий спиралевидную галактику… Коготь в камень. Мощь и сила…

Новый скрип мощных когтей. Перебор! Шаровая молния начала приобретать угрожающий багровый оттенок. Потрескивания разрядов слились в непрерывный треск. Шар сорвался с места и, сразу набрав скорость, по кратчайшей траектории устремился в коридор покарать вандала. Почуяв спинным гребнем опасность, Великий Дракон сделал попытку избежать столкновения с наэлектризованным сгустком. Мощные лапы скользили по полированному камню. Единственное, что он успел предпринять, – это заскочить за угол, стараясь увеличить дистанцию. В гонке он неумолимо проигрывал в скорости. Красный шар скользнул вдоль стены за угол вслед за чешуйчатым исполином, удирающим, словно нашкодивший сорванец. Болезненный контакт был неизбежен.

«Надо срочно переместиться к перекрестку. Быстрее на свою территорию. Шуток не понимает».

Громкий хлопок в коридоре свидетельствовал о перемещении в пространстве объекта большой массы и объема. Вслед за ним разом смолк угрожающий треск.

…В коридоре больше никого не было. О бушевавших здесь мгновения назад страстях больше ничего не напоминало. Лишь старые и свежие борозды на мраморе, и еще в коридоре сильно пахло озоном. Как после грозы.

А в кабинете, где проходило совещание старших контролеров, продолжал висеть в воздухе экран, который позабыли выключить. На нем яростно сшибались океанские волны.

* * *

Экипаж танка с бортовым номером «сто» третью неделю гостил у самоверов на острове Дракона. Ни забот, ни хлопот. За них уже все продумали и решили. Судьба вырвала танкистов из привычного замкнутого круга военной карусели: атака, короткая передышка и снова в бой, где в воздухе тесно от пуль и осколков.

В свое время танкисты эвакуировали божьих людей на этот остров из менее гостеприимных земель. На материке самоверы попали в немилость мирской и духовной власти Глиона.

Его Величество король Глиона, Провинций и Колоний вместе с Его Святейшеством епископом Кретским и Глионским, главой Единой церкви, изволили сильно гневаться на самоверов. Из-за чего решили извести жителей слободы железной метлой рыцарства. А ведь сначала никто не придал значения вольнодумству жестянщиков…

Сначала вся слобода отказалась от священников Единой церкви, заявив, что Господу не нужны посредники и что Слово Божье понятно каждому, кто имеет уши, чтобы слышать, и глаза, чтобы прочесть. Так появилась секта, члены которой стали называть себя самоверами. Они самостоятельно разбирали Священное Писание и разучивали псалмы, которые и распевали друг с другом. Еретики работали не покладая рук, исправно и вовремя платили налоги, но посланников Его Святейшества не подпускали к себе на полет пушечного ядра. Поначалу власти не придали этому значения. Прибыль в казну идет – вот и прекрасно. Сектанты не пили крепких напитков, рукам волю не давали, жили в согласии друг с другом и всем белым светом. Божьи заповеди чтили, как написано, без скидок и поблажек на возможные толкования. В связи с этим и случилась накладочка.

В Священном Писании перечислены все смертные грехи, и убийство – один из наиболее страшных. Как следствие, сектанты отказались сражаться и посылать юношей в королевское ополчение. Их тут же объявили государственными изменниками.

Но показательные карательные акции устрашения дали неожиданный эффект. К еретикам стали примыкать воины королевской армии. Еретики не сопротивлялись и шли на смерть, распевая псалмы. Воины отказывались убивать безоружных и переходили на их сторону. Ряды самоверов ширились. Опухоль ереси стала проникать в более высокие слои общества. Король пошел на переговоры с самоверами. Он предложил им покинуть страну и просить убежища у Хранителя. Решение было принято, и исход общины состоялся. Месяца хватило на сборы, пары недель на дорогу через всю страну. На территории, подвластной Хранителю перекрестка, они отстроили село и зажили по своим правилам и законам. Заброшенные земли превратились в цветущие сады. Своим примером они доказали, что человек может обойтись без направляющей «железной руки».

Король почувствовал опасность, поэтому послал к непокорным подданным Королевскую гвардию. Надо было укрепить державу и дух истинной веры. Так и сгинули бы самоверы, если бы, на их счастье, в этот мир не перебросило «тридцатьчетверку» капитана Ковалева, прямиком из пекла Курской дуги.

Рыцарям устроили горячую встречу, переходящую в кровавую баню. Это дало время самоверам построить плоты и, собрав нехитрые пожитки, искать лучшей доли и спокойной жизни за морем. Под прикрытием танка и его экипажа еретики покинули негостеприимный берег и обосновались на острове, который нарекли островом Дракона.

Короля Глиона такой расклад устроил. Ересь исторгнута за пределы страны. О «железном слоне», изрыгающем смертельный огонь, и живущих в нем черных демонах предпочли не распространяться.

Пошатнувшиеся государственные устои восстановились. Смущать незрелые умы черни стало некому. По такому случаю Его Святейшество отслужил благодарственный молебен. Жизнь в стране вернулась в привычное русло, к традициям прошлых веков. На чем стояли, на том стоять будем…

Безоблачное небо не мешало солнцу заливать лучами остров Дракона. Деревню давно отстроили. Участки под жилье разместили в том порядке, к которому селяне привыкли испокон веков. Самоверы перебрались из палаток, выгоревших до белизны на палящем солнце, под надежную крышу. Они все делали основательно и на совесть. Семьи строили себе дом, как две капли воды похожий на предыдущий, который пришлось бросить на разграбление рыцарям-мародерам во время поспешного бегства из Глиона.

В поселке стояла обычная для воскресного утра тишина. Все, от мала до велика, сидели по домам и читали воскресные псалмы. Не было слышно воплей детворы, окриков женщин и мужских голосов. Окончится семейная молитва, и все степенно разойдутся по делам: кто в поле, кто на мельницу. Все приходилось добывать своим трудом и потом. На околице, рядом с крайним домом, стоял танк Т-34-85.

Дом для танкистов был сооружен вместе с остальными постройками в селении. Когда он пустовал, то за содержанием его в порядке следили заботливые сельчане. Ежедневно в комнатах протирали пыль, проветривали, а в погребе не переводились свежие продукты.

Танкистов сюда определила госпожа Принципал на реабилитацию. Безмятежная жизнь на острове должна была восстановить память экипажу, которой они лишились, выполняя задание Хранителей перекрестков пространства. Танкисты начисто забыли все, что было с ними на Амазонке. А у Ковалева вообще полностью отшибло память. Петля времени не прошла для людей даром.

Пусть и не сразу, но память вернулась, а вместе с ней прибавилось новых хлопот. Хранители позволили поселиться у самоверов их боевому побратиму полковнику вермахта Виктору Нерингу с семьей. Это еще куда ни шло. Но Неринг умудрился «выдернуть» из реальности Земли гарха Гефора, жившего на земле под личиной штандартенфюрера Вальтера Крауса. Он и его семья были обязаны эсэсовцу жизнью, поэтому Неринг пошел ва-банк, перебросив при помощи жетона-коммуникатора гарха на остров. Вальтер убедил Линда, что человек подавил волю гарха в теле Крауса. Хранитель согласился оставить Вальтера, но настоял, чтобы ему отстроили дом за полем, отдельно от всех. Краус только поблагодарил за доверие. Штандартенфюрера, похоже, ничто не могло смутить: ни русские танкисты, ни Контролер пространства. По сути, он был для всех враг: и гарх, и эсэсовец. Объяснить свою лояльность Вальтер даже не пытался. Попав из передряг Второй мировой войны в мирную идиллию, штандартенфюрер моментально свыкся с новой обстановкой и, казалось, получал удовольствие от такой жизни. Гарх в его душе затих и не стремился управлять желаниями. Дракон дремал и одновременно наблюдал за чувствами человека, на которые раньше не обращал внимания.

Семье полковника Неринга дом еще строили. Пока они обосновались в гостевой избе и потихоньку врастали в размеренный сельский быт.

Пару раз танкистов посетил амфиптер. Каждый раз, глядя на Великого Дракона, самоверы испытывали трепет и старались не подходить близко. Вытянутое рыло, расширяющееся к ноздрям, начиналось от огромных – размером с футбольный мяч – близко посаженных глаз с узкими вертикальными зрачками. По бокам чудовищной исполинской головы шли перепончатые гребни.

Когда он двигался, голова медленно покачивалась на толстой, крепкой, но довольно изящной и гибкой шее, плавно переходящей в массивную грудную клетку. Удивительно было то, как огромная зеленая туша в природной броне из чешуи может стремительно двигаться, опираясь на лапы с тремя когтистыми пальцами.

Всякий раз, когда Великий Дракон видел эсэсовца, он наливался злобой. Его глаза меняли цвет с желтого на ярко-изумрудный, а перепончатые гребни на голове угрожающе поднимались. Амфиптер не скрывал, что терпит присутствие гарха лишь из-за сложившихся обстоятельств. Краус тоже всегда чувствовал в присутствии Великого Дракона отчетливую угрозу. Ощущение тревоги проходило при удалении.

Линд Уоррен тоже часто заглядывал к танкистам. Но и он со штандартенфюрером Краусом разговаривал без обычного дружелюбия. Ровно, но не более того. Вальтер к этому относился с пониманием и свое общество не навязывал. Он и раньше шел по жизни один. Это его не тяготило. Оставшись в детстве после смерти родителей сиротой, он научился чувствовать себя комфортно, довольствуясь своим собственным обществом. Да и гарх за долгие годы одиночества в чужом мире свыкся со своей ролью.

* * *

Добравшись до Киля, штурмбаннфюрер Кемпке первым делом ринулся в Подводную академию Северного ветра. Надо было уладить определенные формальности с ее начальником.

Это военно-учебное заведение не успело отметить даже десятилетний юбилей, но своим финансированием далеко переплюнуло все университеты Германии, вместе взятые. К ней было приписано несколько подводных лодок со своими экипажами. Поначалу моряки откровенно выражали свое недовольство, закидывая рапортами командование. Они справедливо считали, что за нарушение субординации «дальше фронта не пошлют». Для подводника линия фронта – понятие относительное, и пролегает она на глубине и курсе, которые определяет капитан. Топи корабли, подсчитывай тоннаж врага, отправленный на дно. Железные кресты на грудь, Рыцарские – на шею, почет и уважение, а заодно и дополнительный денежный оклад в марках за выполнение боевых заданий в особо опасных условиях. В славе и почете с подводниками могли соперничать только летчики люфтваффе. Летуны и моряки всегда ходили в любимчиках у фюрера, в отличие от вермахта, кроваво забуксовавшего на Востоке. Когда количество рапортов в Главном штабе военно-морского флота крингсмарин достигло критической отметки, в Подводную академию Северного ветра приехала небольшая группа неприметных людей в штатском, одетых в одинаковые серые костюмы. Последней каплей стало прошение молодого офицера-подводника с просьбой перевести его в боевую флотилию, написанное собственной кровью.

С членами экипажей были выборочно проведены задушевные профилактические беседы. Суть разговоров сводилась к одному: надо служить там, куда тебя определили отцы-командиры. Приезжие гестаповцы с одинаковыми незапоминающимися лицами не утруждали себя поиском задушевных слов. Можно даже сказать, они были косноязычны, но, видимо, в их суконных словах и крылся великий дар убеждения, подкрепленный фотографиями из ближайшего концлагеря, куда попадают все несогласные с военной линией национал-социалистической партии. После посещения неприметных людей из печально известного ведомства больше ни один рапорт с просьбой перевести в боевые флотилии не потревожил покоя адмиралов, планирующих, как понадежнее перерезать морские дороги антигитлеровской коалиции. Морская блокада островной Англии была в самом разгаре. Надо было срочно латать бреши, проделанные миноносцами – охотниками за субмаринами. Истребители подлодок неутомимо утюжили море, радарами выискивая в глубине немцев. Получалось у них неплохо. «Волчьи стаи» редели не по дням, а по часам.

В 1943 году был разработан проект «Лафференц», по которому предполагалось нанести ракетами «ФАУ-2» удары по территории Соединенных Штатов Америки. Для выполнения этой операции заручились поддержкой военно-морского флота.

Контейнеры с ракетами были доставлены в Киль специальным железнодорожным составом. Эшелон с грузом «оружия особого назначения» шел под усиленной охраной и без остановки. На всем пути следования состав сопровождали истребители «Мессершмитт». Контейнеры без происшествий разгрузили в порту.

Затем на двух подводных лодках огромные тридцатиметровые контейнеры с ракетами транспортировали в Балтийское море. Прибыв в точку пуска, экипажи субмарин вместе с расчетом и техниками из Пенемюнде перевели контейнеры в вертикальное положение. После контрольной проверки и предстартовой подготовки ракет произвели пуски.

Первая попытка оказалась неудачной. Почти сразу отказала система управления, и «ФАУ-2» потерпела аварию. Длинная черная «сигара», взлетев в небо, резко изменила направление полета и упала в море. К счастью, подрыв произошел на безопасном расстоянии от двух немецких субмарин, лениво покачивающихся на малой волне. До сезона штормов на Балтике было еще далеко. Время для испытаний специально подбирали с учетом погоды. Второй пуск посчитали более удачным.

Стартовавшая в Балтийском море «ФАУ-2» взорвалась на берегу Буга, в районе деревни Сарнаки. Прямого попадания не зафиксировали. Осколками был убит случайный мужчина и ранена женщина. Ракета упала в четырехстах метрах от населенного пункта.

После морских испытаний от обстрела Америки отказались. Слишком дорогое удовольствие получалось. Точность попадания оставляла желать лучшего. Решили остановиться на Англии. Внимательно проанализировав недоработки в системе наведения, Вернер фон Браун доложил командованию: «Лондон, имеющий в диаметре пятьдесят километров, – это не деревня. По городу мы попадем». Его заявление было благосклонно принято. От ракет морского базирования решили отказаться. Выбор остановили на подвижных батареях. Каждая ракетная батарея имела три «Мейлервагена», транспортировавших по одной ракете «ФАУ-2». «Мейлервагены» передвигались с помощью полугусеничного тягача, служившего одновременно и для перевозки боевого расчета установки. За ракетами следовали три автоцистерны: одна – с жидким кислородом, другая – со спиртом и третья – со вспомогательным топливом и остальным оборудованием. Кроме того, у подвижного комплекса имелись генератор электрического тока на автомашине и передвижная установка для проверки ракеты и управления огнем. Офицерский состав батареи размещался в штабных автобусах. Мобильные ракетные батареи имели неоспоримое преимущество. После пусков они быстро меняли свое месторасположение, что делало практически невозможным их обнаружение и ликвидацию.

Больше субмарины Подводной академии Северного ветра в ракетной программе участия не принимали.

…Молодой штурмбаннфюрер и старый адмирал, посетитель и хозяин кабинета, сидели за длинным столом друг напротив друга, разделенные полированной столешницей из темного дерева. Кабинет казался огромным и пустым. Ничего лишнего. На стене огромная карта, закрытая зеленой тканью на случай, если войдет посторонний с низким допуском секретности. На других стенах висели масштабные полотна в тяжелых позолоченных рамах с вычурными завитушками. На картинах были изображены флотские баталии, в которых, понятное дело, крингсмарин были одержаны блистательные победы. В углу стоял шкаф с застекленными дверцами, на полках которого выстроились шеренги книг в темных переплетах. К нему вплотную приткнулся низкий столик на гнутых ножках, заваленный тубусами с лоциями и морскими картами.

Старый адмирал в архаическом пенсне, чисто выбритый и злой, на глазах наливался дурным румянцем. Краснота захватила лицо и теперь стремительно оккупировала лысину в обрамлении венчика сухих волос. Начальник Подводной академии Северного ветра бесстрашно орал на офицера в черной форме, брызгая слюной и размахивая руками. При этом заслуженный морской офицер ругался, как обыкновенный боцман.

Всесильная бумага, подписанная самим рейхсфюрером Гиммлером, не произвела своего обычного эффекта. Взбесившийся старый служака в чем-то даже импонировал Кемпке. Похоже, у начальника академии было свое особое мнение о молодых выскочках, которое он не считал нужным скрывать.

Из мешанины слов и ненормативной лексики выходило, что лишить флотилию единственной подводной лодки снабжения, приписанную к академии, это, мягко говоря, нонсенс. До такого могла додуматься абсолютно «бездарная сухопутная крыса, видевшая корабли на картинках, а море с пляжа». Субмарины этого типа имели неофициальное название «Дойная корова». На весь флот их насчитывалось всего менее десятка единиц, а заложенные на верфях еще четыре лодки неизвестно когда будут спущены на воду. Эта посудина была плавучим складом, снабжающим топливом, боекомплектом и продовольствием другие корабли и подлодки, находящиеся на океанских коммуникациях противника.

– Юноша, зачем вам наша «U-487»? Вы что, в кругосветку по морям собрались? Рекорд на дальность хода с самозаправкой решили установить? – Адмирал уже не спрашивал, а почти шипел. – На ней же нет ни одного торпедного аппарата! Ни одного! Вооружение – тьфу! Плюнуть и растереть! Всего два орудия и 20-миллиметровая зенитка.

Штурмбаннфюрер подчеркнуто обернулся. Хорошо, что никого, кроме них двоих, в кабинете не было. Да, давно его никто не называл юношей. Если память не изменяет, то последний раз это было в юнкерские годы. Интересно, что бы сказал старый брюзга, если бы узнал, сколько ему лет по человеческим меркам? Но по-своему адмирал прав: как гарх, он еще молод. Начальник академии, тыча пальцем в небо, попал туда, куда не должен был: «кругосветка с самозаправкой»!

Эсэсовец мягко и доброжелательно улыбнулся:

– Господин адмирал, больше ни с кем не делитесь своими умозаключениями, иначе… – Кемпке поднял руку и выразительно согнул указательный палец, словно нажимал спусковой крючок. – Шестой причал к исходу завтрашнего дня. Полная готовность в девятнадцать тридцать. Выдвигаемся по моей команде.

– В каком смысле шестой причал? Что значит «выдвигаемся»? – Адмирал пальцем оттянул накрахмаленный воротник форменной рубашки. Шея его побагровела, казалось – еще чуть-чуть, и его хватит апоплексический удар. – Это невозможно, – проблеял адмирал, – за такой короткий срок подготовить субмарину к выходу в море в дальний поход.

– Если обстоятельства тебе не нравятся, измени их. Невозможное возможно. Вот девиз на сегодня, да и на завтра тоже.

Нравоучительный тон Кемпке вогнал в уныние и не оставил никаких иллюзий собеседнику. Отстраниться от выполнения поставленной задачи не получится при всем желании.

Кемпке потер складку, успевшую лечь за время тяжелого разговора поперек его переносицы:

– «U-487» со всем экипажем поступает в мое распоряжение. – Отто тяжело стукнул ребром ладони по столу, показывая, что все точки над «i» давно расставлены.

«Все, мое беспредельное терпение иссякло!»

– Кстати, за саботаж полагается виселица, невзирая на прежние заслуги перед Германией. Насчет расстрела я погорячился, извините. – Кемпке хорошо знал, что делал, когда приберегал «саботажный» аргумент к концу разговора.

Штурмбаннфюрер произнес эту фразу с такой холодной небрежностью и вместе с тем так бесстрастно, что начальнику Подводной академии Северного ветра ничего не оставалось, как только подумать: «Придется выполнять. Как ни крути, это меньшее из двух зол».

– Вы бы занялись чем-то более важным, чем препираться со мной. Долго еще будете собирать модельки кораблей? – ехидно поинтересовался эсэсовец, уже выходя из просторного кабинета. – Сами раскрашиваете? Так недолго и глаза испортить в вашем-то возрасте.

Адмирал хотел возразить, но осекся, не зная, что сказать в ответ. Тут крыть было нечем. Он догадывался, что в академии знают о его тайном хобби – собирать и раскрашивать миниатюрные модели судов. А теперь выходило, что об этом известно далеко за пределами Подводной академии Северного ветра. Удар ниже пояса. В закрытом на ключ отделении стола ждали своего часа древнеримская галера с изогнутым носом, набор красок и тоненькая кисточка. Осталось всего ничего: любовно раскрасить парус и осторожно натянуть такелаж из ниток.

Адмирал открыл дверцу стола и достал початую бутылку коньяка. Покрутив с сомнением в дрожащих пальцах изящную рюмку, он, со вздохом поставив ее на стол, взял стакан, стоящий рядом с графином воды. Налил в него из бутылки и, жадно сглатывая, выпил до дна.

Адмирал вспомнил взгляд штурмбаннфюрера и передернул плечами. Его серо-синие глаза, застывшие в холодной глубине упрямства и нескрываемой жестокости, вызывали оторопь у бывалого моряка, немало повидавшего на своем веку.

– Поганец! – Начальник академии повторил процедуру. Очередная порция обжигающей жидкости переместилась в желудок. Промочив пересохшее горло, он запустил стаканом в закрытую дверь с ревом: «За-а-асранец! Душегуб!»

Ни в чем не повинный стакан разлетелся веером стеклянных осколков.

На шум из приемной в дверь просунулась голова адъютанта:

– Что-то случилось, господин адмирал?

– Во-о-он! – прорычал старый морской волк, снимая трубку телефона. – Дежурный, срочно соедините меня с командиром шестой флотилии…

Покинув адмиральский кабинет, Отто двинулся к выходу из академии. Впереди он увидел большое зеркало, мимо которого ему предстояло пройти. Кемпке воровато оглянулся, что обычно не было ему свойственно. В длинном коридоре, застеленном посередине ковровой дорожкой, было пустынно, как на луне. Никого.

Он подошел к настенному зеркалу… и чуть не зашипел от злости, как рассерженная гадюка, которой наступили на хвост. Это уже выходило за рамки разумного. В зеркале перед штурмбаннфюрером стоял рыцарь, закованный с ног до головы в черненые доспехи с серебряным узором. Прямой намек на черную эсэсовскую форму. На стальном наплечнике топорщил крылья разноцветный попугай.

Отто уже было поднял руку, чтобы покончить с этим хамским спектаклем, но бронированное отражение протестующе замахало руками. Рыцарь из Зазеркалья прижал латунную перчатку к невидимой поверхности с той стороны. Казалось, что людей из разных эпох разделяет толстое стекло. Второй рукой рыцарь показывал знаками, чтобы Отто поступил так же и повторил его движение, прижав свою ладонь к его.

Кемпке, недолго думая, прижал свою ладонь к холодной поверхности. Разбить зеркало он всегда успеет.

– Приветствую тебя, мой союзник! – Доселе безмолвный рыцарь обрел голос. Он уловил желание Отто и поспешил его успокоить: – Не надо разбивать все зеркала у себя на пути. Я появляюсь в отражении лишь для обмена информацией. Для взаимовыгодного обмена.

– Что за маскарад? – поинтересовался офицер вполголоса. В коридоре по-прежнему никого не было.

– На все готов пойти, чтобы привлечь твое внимание и установить контакт. – Черный рыцарь поднял забрало у шлема с пышным плюмажем из разноцветных перьев. Невозмутимому Кемпке нахально улыбалось во весь рот, показывая ровные белые зубы, его собственное лицо.

Кто-нибудь на его месте, может, и обрадовался бы появлению близнеца, но только не он. Отто был на своем месте, и перспектива делить его с зеркальником восторга не вызывала.

– На большее фантазии не хватает! – едва разжимая губы, процедил эсэсовец.

– Вижу, не нравится, жаль! – Зеркальник притворно-обиженно вздохнул и опустил забрало. Из-под стального намордника голос раздавался глухо, словно человек говорил, опустив голову в пустое ведро. – На тебя не угодишь. А так лучше? – Он снова поднял забрало.

Кемпке остолбенел. Теперь его по-настоящему пробрало. В обрамлении черной стали белело лицо, знакомое сотням миллионов людей.

Косая челка, прилипшая к потному лбу, короткая щеточка усов под носом, расфокусированный взгляд бегающих глаз.

– Штурмбаннфюрер! – В хорошо узнаваемом визгливом голосе прорезались истеричные нотки. – Почему не приветствуете своего фюрера как положено?!

Отто усилием воли подавил желание щелкнуть каблуками, вытянуться в струнку и выбросить правую руку в фашистском приветствии. Разум понимал: все происходящее – выходка неугомонного зеркальника. Тело, наоборот, хотело повиноваться рефлексам, вколоченным в подкорку с юнкерских времен.

– Надо говорить «Хайль Гитлер!», когда меня видишь, – ласково-пугающе сказал лжефюрер.

Кемпке откашлялся. Получилось похоже на нечто среднее между приглушенным клекотом и сдавленным рыком. Прочистив горло, он произнес:

– Это просто смешно! К твоему сведению… э-э попугай.

Услышав, что о нем говорят, попугай переступил когтистыми лапами на бронированном плече. Он внимательно рассматривал штурмбаннфюрера слишком умными для птицы глазами. Перья пернатого красавца переливались всеми цветами радуги. Попугай осторожно почистил мощный изогнутый клюв о стальной шлем, потом наклонил голову к уху рыцаря и доверительно сообщил: «Скоро всем фашистам капут». Голос у птички был с сильным грузинским акцентом, хорошо узнаваемым благодаря пропагандистским фильмам о большевистской России.