Текст книги "100 великих мыслителей"

Автор книги: Игорь Мусский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 73 (всего у книги 76 страниц)

АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ ЛОСЕВ
(1893–1988)

Российский философ и филолог. В работах 1920-х годов дал своеобразный синтез идей русской религиозной философии начала XX века, прежде всего христианского неоплатонизма, а также диалектики Шеллинга и Гегеля, феноменологии Гуссерля. В центре внимания Лосева – проблемы символа и мифа («Философия имени», 1927, «Диалектика мифа», 1930), диалектики художественного творчества и особенно античного мифологического восприятия мира в его структурной целостности. Автор монументального труда по истории античной мысли («История античной эстетики» в 8 т.).

Лосев родился в Новочеркасске (столице Области Всевеликого Войска Донского) в скромной семье учителя математики, страстного любителя музыки, скрипача-виртуоза. Мать его была дочерью настоятеля храма Михаила Архангела, протоиерея о Алексея Полякова. Отец оставил семью, когда сыну было всего три месяца, и воспитанием мальчика занималась мать. От отца будущий философ унаследовал страсть к музыке и, как он сам признавался, «разгул и размах идей», «вечное искательство и наслаждение свободой мысли». От матери – строгое православие и нравственные устои жизни.

Мать и сын жили в собственном доме, который в 1911 году, когда Алексей окончил с золотой медалью классическую гимназию, пришлось продать – нужны были деньги для обучения в Московском Императорском Университете (доходов со сдаваемого матерью в аренду казачьего наследственного надела не хватало). Еще в гимназии юный Лосев стремился соединять все области знания в нечто единое. Он увлекался литературой, философией, математикой, историей, древними языками. Учителя были выдающимися знатоками своего дела. Достаточно сказать, что в старших классах гимназии юноша изучал сочинения Платона и Вл. Соловьева.

В переписке гимназиста Алексея Лосева и гимназистки Ольги Позднеевой (сестры его сотоварищей по гимназии братьев Позднеевых, будущих профессоров) есть примечательные свидетельства вполне осознанного юношей дальнейшего жизненного пути. «В работе вся цель жизни. Работать над самим собой, учиться и учить. Вот мой идеал», – и добавляет одно из любимых изречений: «Если ты молишься, если ты любишь, если ты страдаешь, то ты человек».

Он с гордостью пишет о своей матери, что это именно она сделала «из жалкого, хрупкого дитяти юношу, честно трудящегося и стремящегося оправдать свое название христианина». Особенно импонировал Алексею Камилл Фламмарион, знаменитый французский астроном и вместе с тем беллетрист, романами которого – «Стелла» и «Урания» – зачитывался гимназист.

Для Алексея, который в 1909 году написал сочинение «Атеизм Его происхождение и влияние на науку и жизнь», важно, что Фламмарион, «будучи самым серьезным ученым, в то же время верующий в Бога», с уважением относится к христианству. В этих словах заложен один из главных жизненных и мировоззренческих принципов Лосева о целостном восприятии мира через единство веры и знания. Вне философии юноша не мыслит жизни. Он твердо уверен в том, что «философия есть жизнь», а «жизнь есть философия».

Размышления о любви студента Лосева тоже утверждают «взаимную принадлежность» двух душ к «вселенскому всеединству», а стремление к любви тоже понимается как «стремление к утраченному единству», являясь космическим процессом. Наиболее четко и выразительно представлена идея всеединства в юношеской работе Лосева под названием «Высший синтез как счастье и ведение», которая была написана накануне отъезда в Москву перед поступлением в Московский университет в 1911 году.

Высший синтез – это синтез религии, философии, науки, искусства и нравственности, то есть всего, что образует духовную жизнь человека. Этот высший синтез, очевидно, нашел опору в теории всеединства Вл. Соловьева, которого Лосев считал своим первым учителем наряду с Платоном, учителем в жизненном, а не абстрактном понимании идей и виртуозной диалектике. Лосев был знатоком платоно-аристотелевского синтеза в неоплатонизме, последней философской школе античности.

В 1915 году он окончил два отделения историко-филологического факультета университета – философии и классической филологии, получил он и профессиональное музыкальное образование (школа итальянского скрипача Ф. Стаджи) и серьезную подготовку в области психологии. Еще студентом он стал членом Психологического института, который основал и которым руководил профессор Г. Челпанов. Обоих, учителя и ученика, связывало глубокое взаимопонимание. Челпанов рекомендовал студента Лосева в члены Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева, где молодой человек общался с Вяч. Ивановым, Булгаковым, Ильиным, Франком, Е. Трубецким, о. П. Флоренским.

Оставленный при университете для подготовки к профессорскому званию, Алексей Лосев одновременно преподавал в московских гимназиях древние языки и русскую литературу, а в трудные революционные годы ездил читать лекции в только что открытый Нижегородский университет, где и был избран по конкурсу профессором, в 1923 году Лосева утвердил в звании профессора уже в Москве Государственный Ученый Совет. На родину, где никого из близких за годы революции не осталось в живых, Лосев не возвращался.

В 1922 году он вступил в брак (венчал в Сергиевом Посаде о. П. Флоренский) с Валентиной Михайловной Соколовой, математиком и астрономом, которой мы обязаны изданием книг Алексея Федоровича в 1920-х годах. Все эти годы Лосев был действительным членом Государственной Академии художественных наук, профессором Государственного Института музыкальной науки (ГИМН), где он работал в области эстетики, профессором Московской консерватории.

Начал он печататься с 1916 году («Эрос у Платона», «Два мироощущения», «О музыкальном ощущении любви и природы»). Одна из первых работ Лосева – «Русская философия» – была отправлена за границу и увидела свет в 1919 году на немецком языке. В этой статье Лосев назвал характерную черту русского философствования – «апокалиптическую напряженность». Эта напряженность присутствует во всех трудах молодого ученого – многочисленных книгах и статьях, глубоких по содержанию, блистательных по форме.

В 1918 году молодой Лосев совместно с Булгаковым и Вяч. Ивановым готовил по договоренности с издателем Сабашниковым серию книг. Называлась эта серия под редакцией Лосева «Духовная Русь». В ней, кроме вышеназванных, участвовали Е. Трубецкой, С. Дурылин, Г. Чулков, С. Сидоров. Однако издание это не увидело света, что и неудивительно для революционных лет.

В эти же годы началась подготовка так называемого «восьмикнижия», которое А. Ф. Лосев опубликовал с 1927 по 1930 год. Это были «Античный космос и современная наука» (1927), «Философия имени» (1927), «Диалектика художественной формы» (1927), «Музыка как предмет логики» (1927), «Диалектика числа у Плотина» (1928), «Критика платонизма у Аристотеля» (1929), «Очерки античного символизма и мифологии» (1930), «Диалектика мифа» (1930).

Лосев как религиозный философ раскрывается наиболее полно в своей философии имени («Философия имени» написана в 1923 году), в которой он опирается на учение о сущности Божества и энергиях, носителях. Его сущности (доктрина христианского энергетизма, сформулированная в XIV веке ев Григорием Паламой). Сущность Божества, как и положено в духе апофатизма, непознаваема, но сообщима через свои энергии. Эта доктрина нашла свое выражение в православном религиозно-философском движении имяславия, идеи которого глубоко понимали и развивали в 1910-х – начале 1920-х годов о. П. Флоренский, о. С. Булгаков, В. Эрн и др. Лосеву принадлежит серия докладов о почитании Имени Божьего в плане историческом и философско-аналитическом. Он пишет также статью «Ономатодоксия» (греческое название имяславия), предназначавшуюся для печати в Германии.

В «Философии имени» Лосев философско-диалектически обосновал слово и имя как орудие живого социального общения, далекое от чисто психологических и физиологических процессов.

Слово у Лосева всегда выражает сущность вещи, неотделимую от этой последней. Назвать вещь, дать ей имя, выделить ее из потока смутных явлений, преодолеть хаотическую текучесть жизни – значит сделать мир осмысленным. Поэтому весь мир, Вселенная есть не что иное, как имена и слова разных степеней напряженности. Поэтому «имя есть жизнь». Без слова и имени человек «антисоциален, необщителен, не соборен, не индивидуален». «Именем и словами создан и держится мир. Именем и словами живут народы, сдвигаются с места миллионы людей, подвигаются к жертве и к победе глухие народные массы. Имя победило мир».

Лосев – творец философии мифа, тесным образом связанной с его учением об имени. Автор понимает миф не как выдумку и фантазию, не как перенос метафорической поэзии, аллегорию или условность сказочного вымысла, а как «жизненно ощущаемую и творимую вещественную реальность и телесность». Миф – это есть «в словах данная личностная история». В мире, где царствует миф, живая личность и живое слово как выраженное сознание личности, все полно чудес, вопринимаемых как реальный факт, тогда миф есть не что иное, как «развернутое магическое имя», обладающее также магической силой.

«Диалектика мифа» заканчивается обещанием автора вернуться к проблемам абсолютной мифологии, он убежден, что железная логика диалектики и последовательное ее применение сокрушат все возможные кантовские паралогизмы и антиномии. Увы, осуществить это не удалось. Внимание автора в дальнейшем приковало то, что он назвал «относительной мифологией», общее рассмотрение теории мифа и его исторически сложившиеся формы. Лосев сознательно вставил в текст книги «Диалектика мифа» выброшенные цензурой опасные идеологические места. И не раскаивался. Он писал из лагеря жене: «В те годы я стихийно рос как философ, и трудно было (да и нужно ли?) держать себя в обручах советской цензуры». «Я задыхался от невозможности выразиться и высказаться». «Я знал, что это опасно, но желание выразить себя, свою расцветавшую индивидуальность для философа и писателя превозмогает всякие соображения об опасности» (22 марта 1932 года).

«Диалектика мифа» была разрешена цензурой, возможно потому, что политредактором Главлита был поэт-баснописец Басов-Верхоянцев, который дал заключение на эту опасную книгу. Как видно, поэт взял верх над цензором. Запрещенная книга вышла, и ее продавали (книгопродавцы действовали в своих интересах очень оперативно). Но большая часть тиража книги (и без того малого – 500 экземпляров) была уничтожена. С трибуны XVI партийного съезда большевиков Лосева развенчал Л. Каганович.

В ночь на Страстную пятницу 18 апреля 1930 года Лосева арестовали и приговорили к 10 годам лагерей (его супругу к 5 годам), обвинив в антисоветской деятельности и в участии в церковно-монархической организации. Уже на находившегося в лагере на строительстве Беломорско-Балтийского канала Лосева в статье «О борьбе с природой» обрушился М. Горький.

«Профессор этот явно безумен, очевидно малограмотен, и если дикие слова его кто-нибудь почувствует как удар – это удар не только сумасшедшего, но и слепого» Горький ссылается на работу Лосева, оставшуюся в рукописи и бесследно исчезнувшую в органах советской тайной полиции, – «Дополнения к «Диалектике мифа».

С удивительной стойкостью переносили Лосевы свое лагерное бытие, о чем свидетельствует переписка супругов. Поддерживала их силу духа глубокая вера и тайно принятый ими (под именами Андроника и Афанасий) монашеский постриг (в 1929 году, 3 июня), совершенный известным афонским старцем, архимандритом о. Давидом.

Однако сфабрикованное дело потерпело в конечном счете крах. Лосевых освободили в 1933 году в связи с завершением строительства канала. Правда, Алексей Федорович вышел из лагеря, почти потеряв зрение, но зато с разрешением (сказалась помощь Е. П. Пешковой, жены Горького, главы Политического Красного Креста) вернуться с восстановлением гражданских прав в Москву.

В ЦК ВКП(б) бдительно следили за философом. Ему наложили запрет на работу по его прямой специальности, разрешив заниматься античной эстетикой и мифологией. Все 1930-е годы Лосев переводил античных авторов: Платона, Аристотеля, Плотина, Прокла, Секста Эмпирика, мифографов и комментаторов философии, Николая Кузанского, а также знаменитый ареопагитский корпус.

Штатного места в высших учебных заведениях для бывшего арестанта не было, и он вынужден был выезжать из Москвы раза два в год для чтения курсов античной литературы в провинцию. Наука о числах, математика, «любимейшая из наук», связана для Лосева с астрономией и музыкой. Он разрабатывал ряд математических проблем, теорию множества, теорию функций комплексного переменного, занимался пространствами разного типа, общаясь с великими математиками Ф. Д. Егоровым и Н. Н. Лузиным.

Сохранился большой труд Лосева «Диалектические основы математики» с предисловием В. М. Лосевой (в 1936 году были наивные надежды на публикацию). Для него и его супруги существовала общая наука, которая есть и астрономия, и философия, и математика. Вместе с тем «математика и музыкальная стихия» для него также едины, ибо музыка основана на соотношении числа и времени, не существует без них, есть выражение чистого времени. В музыкальной форме существует три важнейших слоя – число, время, выражение времени, а сама музыка – «чисто алогически выраженная предметность жизни числа» «Музыка и математика – одно и то же» в смысле идеальной сферы. Отсюда следует вывод о тождестве математического анализа и музыки в смысле их предметности. Однако в музыке и математике есть и решительное различие. Музыка живет выразительными формами, она есть «выразительное символическое конструирование числа в сознании». «Математика логически говорит о числе, музыка говорит о нем выразительно».

И наконец, замечательное сочинение Лосева под названием «Самое само» (с интересными и подробными – их любил Лосев – историческими экскурсами). «Самое само» никогда не печаталось при жизни философа, сохранилась рукопись, чудом уцелевшая в огне войны 1941 года. Здесь учение Лосева о вещи, бытии, сущности, смысле, который коренится в глубинах эйдоса. Здесь заключены зерна лосевского представления о всеединстве и целостности, в котором каждая отдельная часть несет в себе сущность целого.

В 1941 году семья Лосевых пережила новую катастрофу – гибель дома от немецкой фугасной бомбы, полное разорение, смерть близких. Жить пришлось начинать сначала еще раз. Появилась надежда на университетскую деятельность. Пригласили на философский факультет МГУ им. Ломоносова. Но читавшего лекции и руководившего гегелевским семинаром профессора Лосева (1942–1944) изгнали из Московского университета по доносу (в нем принял участие и бывший друг) как идеалиста.

В 1943 году Лосеву присудили степень доктора филологических наук. Классическая филология оказалась спасительной. Власть перевела Лосева (оставить без работы не решились) в Московский государственный пединститут им. Ленина на открывшееся там классическое отделение, где он мешал как конкурент заведующего кафедрой. Правда, через несколько лет отделение закрыли, и Лосев оказался сначала на кафедре русского языка, а затем на кафедре общего языкознания, где он преподавал древние языки аспирантам, проработав до самой своей кончины.

С 1930 по 1953 годы А. Ф. Лосев не издал ни одного своего труда (перевод из Николая Кузанского не в счет) – издательства боялись печатать рукописи Лосева по античной эстетике и мифологии, обставляя их отрицательными рецензиями, обвиняя в антимарксизме, что граничило с антисоветчиной, грозило новым арестом.

И только после смерти Сталина Лосева начали печатать. В 1998 году в списке трудов Лосева было более 700 наименований, из них более 40 монографий. С 1963 по 1994 год выходило новое лосевское «восьмикнижие» – «История античной эстетики» в 8 томах и 10 книгах. Этот труд явился подлинной историей античной философии, которая вся, по определению ее автора, выразительна, а значит, эстетична. Более того, этот труд дает нам картину античной культуры в единении ее духовных и материальных ценностей.

Лосев официально вернулся в философию, сотрудничая в пятитомной философской энциклопедии (1960–1970), в которой ему принадлежат 100 статей, иные из которых представляют большие глубокие исследования. Выпустил он (тоже впервые в русской науке) «Античную музыкальную эстетику» (1960–1961), не говоря уже о серьезных и объективных статьях, посвященных Рихарду Вагнеру, о котором не принято было говорить положительно (1968 1978).

В 1966 году в серии «Философское наследие» готовился «Платон», издательство устроило совещание по поводу вступительной статьи, написанной Лосевым. Редактор требовал от автора критики «ошибок Платона». «Каких ошибок?» – «Но ведь Платон был идеалист!» Слепой старец ответил: «Ну и что? Умный идеализм ближе к умному материализму, чем глупый материализм, вы знаете, кто это сказал?»

Ссылка на авторитеты порой помогала. В книге о символе Лосев процитировал даже одиозного Митина. Многие удивлялись, но поддержка влиятельного академика была обеспечена. «Я – не великомученик, а боец, мне подавай победу, а не посмертное почитание», – сказал он однажды. И выходил победителем в трудных ситуациях.

В Союз писателей его приняли накануне 90-летия. Вскоре присудили Государственную премию – за многотомную «Историю античной эстетики».

Почему Лосев обратился к античности? Не только потому, что окружающая действительность бездуховна и безнравственна и нам следует вернуться к тому, с чего начинала мировая культура. Нет, Лосев как раз выступал против некритического отношения к древности (как в книге «Эстетика Возрождения» против излишних восторгов по поводу ренессансного рационализма).

Античность – «детство человечества», ее культура слишком телесна, ее мифология примитивна, «относительна». Абсолютная мифология пришла с христианством, на родной земле, в родной культуре искал и находил Лосев свои идеалы. Именно поэтому в конце своей жизни он снова обратился к творчеству Соловьева.

В 1983 году вышла книга «Знак Символ. Миф». Но еще раньше, в 1976-м, появилась книга «Проблема символа и реалистического искусства». Именно Лосев впервые за советское время заговорил о символе, о предмете, долгие годы закрытом для исследователей и читателей, и заговорил положительно, вопреки ленинской критике. Впервые поднял Алексей Федорович и ряд наболевших вопросов, связанных с эпохой Возрождения. Лосев представил обратную сторону так называемых титанов Ренессанса с их вседозволенностью и абсолютизацией человеческой личности. «Эстетика Возрождения» (1978) оказалась, как всегда у Лосева, больше, чем эстетика. Это выразительный лик культуры целой эпохи.

Вернулся Лосев и к русской философии, о которой он писал в давние времена. Он подготовил большую книгу об учителе своей юности, Вл. Соловьеве, напечатав ее сокращенную редакцию под названием «Вл. Соловьев» (1983). Это вызвало невероятные гонения и на книгу (первую при советской власти о русском философе), и на ее автора. Книгу пытались уничтожить, а потом отправили на окраины страны. Рукописи Лосева в разных издательствах были задержаны на основе приказа председателя Комиздата Б. Н. Пастухова. Полностью книга «Вл. Соловьев и его время» появилась в печати уже в 1990 году.

Лосев всегда отмечал синтетический характер своего мировоззрения «В моем мировоззрении синтезируется античный космос с его конечным пространством и – Эйнштейн, схоластика и неокантианство, монастырь и брак, утончение западного субъективизма с его математической и музыкальной стихией и восточный паламитский онтологизм и т. д. и т. п.»

Лосев скончался 24 мая 1988 года в день памяти славянских просветителей св. Кирилла и Мефодия, покровителей Лосева с детских лет (в гимназии домовый храм был посвящен этим святым). Последняя его работа – «Слово о Кирилле и Мефодии – Реальность общего».

Лосев мог с полным правом писать в «Истории эстетических учений», что он не чувствует себя «ни идеалистом, ни материалистом, ни платоником, ни кантианцем, ни гуссерлианцем, ни рационалистом, ни мистиком, ни голым диалектиком, ни метафизиком». «Если уж обязательно нужен какой-то ярлык и вывеска, то я, – заключает он, – к сожалению, могу сказать только одно: я – Лосев».

ЭРИХ ФРОММ
(1900–1980)

Немецко-американский философ, психолог и социолог, главный представитель неофрейдизма. Опираясь на идеи психоанализа, экзистенциализма и марксизма, стремился разрешить основные противоречия человеческого существования. Пути выхода из кризиса современной цивилизации видел в создании «здорового общества», основанного на принципах и ценностях гуманистической этики. Основные сочинения «Бегство от свободы» (1941), «Психоанализ и религия» (1950), «Революция надежды» (1964).

Эрих Фромм родился 23 марта 1900 года во Франкфурте-на-Майне в благочестивой еврейской семье. Отец его торговал виноградным вином, дед и прадед по отцовской линии были раввинами. Мать Эриха – Роза Краузе происходила из русских эмигрантов, переселившихся в Финляндию и принявших иудаизм.

Семья жила в соответствии с патриархальными традициями добуржуазной эпохи – в духе религиозности, трудолюбия и тщательного соблюдения обрядов. Эрих получил хорошее начальное образование. Гимназия, в которой он изучал латынь, английский и французский языки, пробудила в юноше интерес к ветхозаветным текстам. Правда, он не любил сказаний о героических сражениях из-за их жестокости и разрушительности, зато ему нравились истории об Адаме и Еве, о предсказаниях Авраама и особенно пророчества Исайи и других пророков.

Первая мировая война вызвала в душе 14-летнего юноши настоящее смятение; Эрих не мог ответить на волновавший его вопрос что заставляет миллионы людей убивать друг друга?

В 1918 году он начинает изучать психологию, философию и социологию во Франкфуртском, а затем Гейдельбергском университетах, где среди прочих его учителей были такие крупнейшие обществоведы, как Макс Вебер, Карл Ясперс и Генрих Риккерт. Фромм рано знакомится с философскими работами Карла Маркса, которые привлекли его прежде всего идеями гуманизма, понимаемого как «полное освобождение человека, а также создание возможностей для его самовыражения».

Другим важнейшим источником его личных и профессиональных интересов в 1920-е годы становится теория влечения Зигмунда Фрейда. Дело в том, что первой женой Фромма была Фрида Райхман – ученая, психоаналитик. И Эрих, который был значительно моложе Фриды, под ее влиянием увлекся клинической практикой психоанализа. Они прожили вместе всего четыре года, но на всю жизнь сохранили взаимное дружеское расположение и способность к творческому сотрудничеству.

Почти десять лет его судьба была связана с Франкфуртским институтом социальных исследований, который возглавлял Макс Хоркхаймер. Фромм руководил здесь отделом социальной психологии, проводил серию эмпирических исследований среди рабочих и служащих и уже в 1932 году сделал вывод о том, что рабочие не окажут серьезного сопротивления диктаторскому режиму Гитлера.

Это было первое в Европе социологическое исследование ценностных ориентации в больших и малых группах. Было проанализировано 600 анкет, в каждой 270 вопросов, направленных на изучение неосознанных мотивов поведения. Анализ показал, что рабочие, несмотря на революционные фразы в партии и профсоюзах, не станут препятствовать фашизму.

В 1933 году он покидает Германию, переезжает в Чикаго, а затем в Нью-Йорк, куда вскоре перебазируется и Хоркхаймер со своим институтом. Здесь они вместе продолжают изучение социально-психологических проблем авторитарности… Программа называлась «Авторитет и семья». По результатам этих исследований Фромм написал книгу «Бегство от свободы» (1941), которая сделала ему имя в Америке, позднее эти материалы были использованы Теодором Адорно в книге «Авторитарная личность».

Затем они создают свое периодическое издание «Журнал социальных исследований». Однако из-за конфронтации с Адорно и Маркузе Фромм вынужден покинуть институт и навсегда распрощаться с франкфуртской школой. Оторвавшись от «немецких корней», он полностью оказывается в американском окружении; работает во многих учебных заведениях, участвует в различных союзах и ассоциациях американских психоаналитиков, а когда в 1946 году в Вашингтоне создается Институт психологии, психиатрии и психоанализа, Фромм активно включается в систематическую подготовку специалистов в области психоанализа.

Эрих Фромм никогда не был ординарным профессором какой-либо кафедры, он читал свой курс на «междисциплинарном» уровне, всегда умел не только связать воедино данные антропологии, политологии и социальной психологии, но и проиллюстрировать их фактами из своей клинической практики, он был воистину блестящим лектором и любимцем молодежи. Но не в этом его главная заслуга, а в том, что он был большим мыслителем и великим гуманистом, предметом его пожизненного научного интереса был человек.

Фромм постоянно возвращался к своим «духовным предкам» – Карлу Марксу и Зигмунду Фрейду. Используя любую возможность представить их американскому читателю, он писал предисловия и комментарии к английским изданиям К. Маркса, статьи и отдельные книги о жизни и творчестве З. Фрейда. Позднее Фромм так объяснил свои искания.

«Я много лет пытался выделить и сохранить ту истину, которая была в учении Фрейда, и опровергнуть те положения, которые нуждались в пересмотре. Я пытался то же самое сделать в отношении теории Маркса. Наконец, я пытался прийти к синтезу, который следует из понимания и критики обоих мыслителей».

Причины пересмотра Фроммом концепции Фрейда достаточно очевидны. Это прежде всего бурное развитие науки, особенно социальной психологии и социологии. Это потрясение, которое Фромм сам перенес в связи с приходом к власти фашизма, вынужденной эмиграцией и необходимостью переключения на совершенно новую клиентуру. Именно практика психотерапии на Американском континенте привела его к выводу о том, что неврозы XX века невозможно объяснить исключительно биологическими факторами.

Фромм приходит к созданию своей собственной концепции «нового человека и нового общества». Несмотря на все различия во взглядах радикальных гуманистов, их принципиальные позиции совпадают по следующим пунктам производство должно служить человеку, а не экономике; отношения между человеком и природой должны строиться не на эксплуатации, а на кооперации; высшей целью всех социальных мероприятий должны быть человеческое благо и предотвращение человеческих страданий; не максимальное потребление, а лишь разумное потребление служит здоровью и благосостоянию человека.

Невозможно перечислить всех радикальных гуманистов, говорит Фромм, но если попытаться назвать самых главных, то это будут Г. Д. Торо, Р. У. Эмерсон, А. Швейцер, Э. Блох, И. Иллич, югославские философы из группы Праксис, политический деятель Э. Эпплер, а также многочисленные представители религиозных и других радикально-гуманистических союзов в Европе и Америке.

Закончилась Вторая мировая война. Но Фромм не вернулся в Германию. Все его научные интересы сосредоточились на обосновании «нового гуманизма» и на изучении отношений между человеком и обществом. Он поселился на берегу моря в Гуэрнавако (Мексика), работал профессором психоанализа в Национальном университете, сотрудничал с прогрессивными латиноамериканскими учеными, периодически выезжал с лекциями в США. Здесь он женился на «очаровательной Аннис», которая составила его счастье на долгие годы. По проекту Аннис они построили собственный дом на берегу океана, вместе изучали испанский язык и вместе путешествовали. В середине 1970-х годов они навсегда покинули Мексику и переехали в Швейцарию, где и остались до конца его дней.

1950-е годы примечательны особым вниманием к социально-теоретическим и социально политическим проблемам. Среди трудов этих лет – лекции «Психоанализ и религия», анализ эпоса – «Сказки, мифы и сновидения» (1951), философская работа «Здоровое общество» (1956).

Он участвовал в политической деятельности, в разработке программы Социал-демократической федерации (СДФ), в которую вступил ненадолго, пока не убедился, что социал-демократия сильно «поправела».

В начале 1960-годов, то есть задолго до того, как кто-либо из политиков заговорил о возможности разрядки в международных отношениях, в частности между двумя сверхдержавами – СССР и США, Фромм писал о необходимости «здорового рационального мышления ради безопасности во всем мире». Осенью 1962 года Фромм приезжал в Москву, принимая участие в качестве наблюдателя в конференции по разоружению.

Мыслитель организовал конференцию по проблемам гуманизма, где гуманисты разных стран и народов получили возможность сформулировать главную цель гуманистического социализма: создание условий для самореализации свободного, разумного и любящего человека. Эрих Фромм считал, что гуманистический социализм несовместим с бюрократической системой, с потребительством, вещизмом и бездуховностью. С этой платформы вместе с Э. Фроммом выступили философы Э. Блох и Б. Рассел, Г. Маркузе и И. Фетчер и многие другие..

В 1960-е годы Фромм пишет научную автобиографию под названием «По ту сторону от иллюзий» (1962), а также важнейшие «труды своей души» – «Психоанализ и дзен-буддизм» (1960) и «Душа человека» (1964). В конце 1960-х – начале 1970-х годов он занимается в основном исследованием корней и типов человеческой агрессивности. Результатом 5-летнего труда оказались два произведения: «Революция надежды» (1968) и «Анатомия человеческой деструктивности» (1973).

В последней на основе анализа характеров Гитлера, Гиммлера, Сталина дается всестороннее исследование различных личностных и социальных факторов, которые воспитывают в людях садистские и деструктивные наклонности.

В работе «Забытый язык» анализируется символизм в снах, в сказках и мифах и критикуются теории сновидений Фрейда и Юнга как односторонние. В этой работе он излагает точку зрения, что символический язык является «универсальным языком, посредством которого человеческая раса развивается».

Популярность Фромма в Европе достигла апогея после публикации его последней крупной книги «Иметь или быть?» (1976).

Тема любви к человеку оказалась в центре фроммовской социально-философской концепции, а книга «Искусства любви» (1956) стала бестселлером на долгие годы, была переведена на 25 языков мира, включая китайский, корейский, индонезийский, исландский. На английском языке книга разошлась несколькими тиражами (в количестве 5 млн. экз.).