Текст книги "100 великих мыслителей"
Автор книги: Игорь Мусский
Жанры:
Справочники
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 76 страниц)
Кант был низкого роста (157 сантиметров) и тщедушного телосложения. Искусство портного и парикмахера помогало ему скрывать недостатки внешности. К моде Кант относился снисходительно, называл ее делом тщеславия, но говорил «Лучше быть дураком по моде, чем дураком не по моде». В памяти современников Кант сохранился не только как «маленький магистр», но и как «галантный магистр».
В 1764 году Канту исполнилось сорок лет. Он уже был знаменит, его ценили и уважали. Лекции его пользовались успехом, аудитория всегда была полной, и некоторые курсы он передоверял своим ученикам. Книги хорошо расходились, а «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного» принесли ему славу модного автора.
Но он все еще оставался приват-доцентом, не получавшим ни гроша от университета. Магистр Кант вынужден был даже продавать свои книги. В феврале 1766 года философ, не оставив преподавания в университете, приступил к работе помощника библиотекаря в королевском замке.
Времени библиотека отнимала немного, теперь она была открыта только по средам и субботам с часу дня до четырех. Но и оклад библиотекаря был невелик – 62 талера в год. Канту по-прежнему приходилось думать о дополнительном заработке. Одно время он заведовал частной минералогической коллекцией.
В 1770 году указом короля Кант назначается ординарным профессором логики и метафизики. Философ защищает свою уже четвертую по счету диссертацию. В1770-е годы знакомство с работами Юма пробудило Канта от «догматического сна». Напомним, что, согласно Юму, чувственный опыт не может дать нам всеобщего и необходимого знания. А это значит, что на основе эмпирических данных невозможно возвести здание теоретической науки. Но тогда как возможно научное познание вообще? В поисках ответа на этот вопрос Кант обращается к методологии научного познания. Во времена Канта метафизика занималась исследованием мира в целом, души и Бога. Метафизика опиралась на формальную логику, основы которой заложил еще Аристотель. Но уже предшественник Канта немецкий философ Лейбниц показал, что, пользуясь этой логикой, метафизика приходит к взаимоисключающим выводам о мире в целом, к примеру, к выводам о том, что он конечен и бесконечен одновременно. Отталкиваясь от тех противоречий, которые обнажила метафизика Лейбница – Вольфа в Германии, Кант делает свое заключение: метафизика вообще невозможна как строгая наука.
Главный порок метафизики Кант видел в том, что она догматична, поскольку абсолютно некритически принимает неявную предпосылку о том, что познание мира в целом возможно, и при этом никак не исследует наши познавательные возможности. Хотя именно эту задачу, считает Кант, должна прежде всего решать философия. И такую философию Кант называет, в противоположность догматической метафизике, критической философией. Это был переворот в философии, равный по масштабам Великой французской революции. Сам Кант сравнивал его с коперниканским переворотом в астрономии.
Таким образом, в 1770-е годы начинается «критический» период в творчестве Канта. В это время были созданы его знаменитые «Критики». «Критика чистого разума», «Критика практического разума» и «Критика способности суждения». Кантовская критика метафизики привела к пересмотру того, что и как должна изучать философия. И прежде всего она обнаружила пустоту той логики, которой пользовалась традиционная метафизика. Недостаток такой формальной логики Кант видел в том, что она не позволяет получать нового знания, а только преобразует уже имеющееся знание. Это логика анализа, а не логика синтеза.
В 1774 году в Кенигсбергском университете стали преподавать педагогику. Новый предмет читали, меняя друг друга, семь профессоров философского факультета. Очередь Канта настала зимой 1776 года. В качестве учебника Кант пользовался книгой Базедова, внося в нее, как обычно, свои исправления и дополнения. В результате появился самостоятельный труд «О педагогике», изданный незадолго до смерти философа его учеником Ринком. «Два человеческих изобретения можно считать самыми трудными: искусство управлять и искусство воспитывать», – писал Кант. Но именно на них зиждется общество. «Человек может стать человеком только через воспитание. Он то, что делает из него воспитание».
В 1777 году министр Цедлиц предложил профессору Канту занять кафедру в Галле. Но получил отказ. Тогда министр предложил оклад 800 талеров (оклад Канта составлял 236 талеров) и титул придворного советника.
Философ стоял на своем. Ему не нужны были ни бешеные деньги, ни слава, ни придворные чины. Любая перемена в образе жизни его пугала. Переезд в чужой город мог только повредить работе. Он писал «Критику чистого разума».
Кант работал над ней весной и летом 1780 года. Большие куски были давно готовы, поэтому все удалось завершить в течение пяти месяцев. Он знал слабости книги главным образом стилистические, но переписывать ее сил уже не было, к тому же ему не терпелось представить свое детище на суд общественности.
В «Критике чистого разума» Кант внес изменения в содержание понятий «метафизика» и «теория познания». Метафизика для него то же, что для «философов-догматиков», особенно школы Вольфа, – наука об абсолютном, но в границах человеческого разума. Теория познания – пограничная стража, которая противостоит переходу через границы познаваемого, обвиняя в этом чистый разум, стремящийся к познанию. Ибо знания, по Канту, полностью покоятся на опыте, на чувственном восприятии. Только чувства дают нам сведения о действительном внешнем мире. Но если все наше познание начинается с опыта, то оно все-таки не вытекает из него целиком. Скорее, оно формируется с помощью уже данных в познающем уме до и независимо от всякого опыта, то есть априори, форм созерцания пространства и времени и мыслительных, или рассудочных, форм категорий, назначение которых Кант назвал трансцендентальным.
Выход в свет «Критики чистого разума» не стал сенсацией. Читалась книга с трудом, не вызывая интереса. Все это подействовало на философа удручающе. Желая внести ясность, Кант пишет «Пролегомены ко всякой будущей метафизике» (1883). Но и на этот раз его не поняли.
Спасение пришло в лице Иоганна Шульца, выступившего с популяризацией учения Канта. Его рецензия превратилась в книгу под названием «Разъясняющее изложение «Критики чистого разума». Это был добросовестный комментарий к теории познания Канта.
«Кантовская лихорадка» охватывала немецкие университеты. Кое-где забеспокоились власти. В Марбурге местный ландграф запретил преподавание философии Канта до выяснения, не подрывает ли она основ человеческого познания.
Тем временем Кант был избран ректором университета (на этой должности находились в течение года), а Берлинская академия наук включила его в число своих членов (это уже пожизненно).
В 1788 году выходит «Критика практического разума». Кантовская самостоятельная этика долга, изложенная в этой книге и представляющая значительное достижение философии, стала основой следующего рассуждения: хотя разум неспособен познать предметы чисто априорно, то есть без опыта, однако он может определять волю человека и его практическое поведение. При этом оказывается, что, как личность, человек стоит ниже законов природы, находится под влиянием внешнего мира, он несвободен. Согласно же своему «познающему» характеру, то есть как индивидуальность, он свободен и следует только своему практическому разуму. Закон морали, которому он при этом следует, – категорический императив, который формулируется следующим образом: «Поступай так, чтобы максима своей воли в любое время могла стать принципом всеобщего законодательства». Конкретнее: не стремление к счастью, направленное на достижение внешних благ, не любовь или симпатия делают поступок моральным, а одно только уважение морального закона и следование долгу. Эта этика долга дает не теоретическую, а практическую уверенность в свободе морального поступка, в бессмертии морально поступающего лица, поскольку в этой жизни он не имеет права на вознаграждение за свою моральность, дает уверенность в Боге как гаранте моральности и награды за нее. Эти три убеждения Кант называет «практическими постулатами» Бога, свободы и бессмертия.
Конечно, сам философ не всегда и не во всем руководствовался прописями категорического императива. Бывал мелочен (особенно к старости), чудаковат, нетерпелив, прижимист (даже когда наступило материальное благополучие), педантичен (хотя отдавал себе отчет в том, что педантизм зло, «болезненный формализм», и ругал педантов), не терпел возражений. Жизнь заставляла идти на компромиссы, и он порой хитрил и приспосабливался. Но в общем и целом его поведение соответствовало тому идеалу внутренне свободной личности, который он набросал в своих этических произведениях. Была цель жизни, был осознанный долг, была способность управлять своими желаниями и страстями, даже своим организмом. Был характер. Была доброта.
Природа наделяет человека темпераментом, характер он вырабатывает сам. Пытаться постепенно стать лучше, считал Кант, – напрасный труд. Характер создается сразу, путем взрыва, нравственной революции. Потребность в моральном обновлении люди ощущают только в зрелом возрасте, Кант пережил его на пороге сорокалетия. Материальная независимость пришла позднее.
В 1784 году Кант приобрел собственный дом – двухэтажный, восьмикомнатный. Его сбережения уже давно превысили 20 золотых, в свое время отложенных на черный день. Теперь он без труда мог выложить 5500 гульденов за недвижимость вдовы художника Беккера (некогда создавшего его портрет). Без четверти пять утра в спальне профессора появлялся слуга Лампе. Кант направлялся в кабинет, где выпивал две чашки слабого чая и выкуривал трубку, единственную за весь день. (Толстой заблуждался, приписывая Канту безудержную страсть к табаку, мол, если бы он не курил так много, «Критика чистого разума», вероятно, не была бы написана «таким ненужно непонятным языком»).
Кофе философ любил, но старался не пить, считая его вредным. Лекции обычно начинались в семь часов, как правило, он читал летом логику и физическую географию, зимой метафизику и антропологию. После занятий профессор снова усаживался в кабинете. Без четверти час в доме появлялись приглашенные на обед друзья. Ровно в час на пороге кабинета появлялся Лампе и произносил сакраментальную формулу «Суп на столе». Обед был единственной трапезой, которую разрешал себе философ.
Достаточно плотная, с хорошим вином (пива Кант не признавал), она продолжалась до четырех-пяти часов. Любимым его блюдом была свежая треска. Послеобеденное время философ проводил на ногах. При жизни Грина (скончавшегося в 1786 году). Кант обычно навещал его, и они дремали в креслах, теперь он считал сон среди дня вредным и даже не присаживался, чтобы не задремать. Наступало время легендарной прогулки.
Кенингсбержцы привыкли видеть свою знаменитость, тихим шагом совершающую моцион в одно и то же время по маршруту «философской тропы». Вернувшись домой, философ давал распоряжения по хозяйству. Вечерние часы он посвящал легкому чтению (газеты, журналы, беллетристика), возникавшие при этом мысли заносились на бумагу. В десять часов Кант ложился спать.
Регулярный образ жизни, соблюдение предписанных себе гигиенических правил преследовали одну цель – поддержание здоровья. Лекарствам Кант не доверял, считал их ядом для своей слабой нервной системы. Гигиеническая программа Канта несложна
1) Держать в холоде голову, ноги и грудь. Мыть ноги в ледяной воде («дабы не ослабли кровеносные сосуды, удаленные от сердца»)
2) Меньше спать «Постель гнездо заболеваний». Спать только ночью, коротким и глубоким сном. Если сон не приходит сам, надо уметь его вызвать. На Канта магическое снотворное действие оказывало слово «Цицерон», повторяя его про себя, он рассеивал мысли и быстро засыпал
3) Больше двигаться, самому себя обслуживать, гулять в любую погоду.
Что касается питания, то Кант прежде всего рекомендует отказаться от жидкой пищи и по возможности ограничить питье. Сколько раз есть в течение дня? Поразительный ответ Канта нам уже известен один!
Старый философ-холостяк уверял, что неженатые или рано овдовевшие мужчины «дольше сохраняют моложавый вид», а лица семейные «несут печать ярма», что дает возможность предполагать долголетие первых по сравнению с последними.
В конце 1780-х годов Кант стал искать новые пути создания философской системы. Ибо в философии он ценил прежде всего систематичность и сам был великим систематиком. Общие контуры учения сложились у него давно. Но системы пока еще не было. Конечно, обе первые «Критики» связаны определенным образом, в них развита одна и та же концепция. Но достигнутое единство между теоретическим и практическим разумом представлялось ему недостаточным. Не хватало какого-то важного опосредующего звена.
Система философии сформировалась у Канта лишь после того, как он обнаружил между природой и свободой своеобразный «третий мир» – мир красоты. Когда Кант создавал «Критику чистого разума», он считал, что эстетические проблемы невозможно осмыслить с общезначимых позиций. Принципы красоты носят эмпирический характер и, следовательно, не могут служить для установления всеобщих законов всеобщего принципа духовной деятельности, а именно «чувства удовольствия и неудовольствия».
Теперь философская система Канта обретает более четкие контуры. Он видит ее состоящей из трех частей в соответствии с тремя способностями человеческой психики познавательной, оценочной («чувство удовольствия») и волевой («способность желания»). В «Критике чистого разума» и «Критике практического разума» изложены первая и третья части философской системы теоретическая и практическая.
Вторую, центральную, Кант пока называет телеологией – учением о целесообразности. Затем телеология уступит свое место эстетике – учению о красоте. Задуманное произведение Кант намеревался окончить к весне 1788 года. Но работа опять затянулась. Потребовалось еще две весны и два лета, прежде чем рукопись ушла в типографию. Трактат получил название «Критика способности суждения».
После Фридриха II трон унаследовал его племянник Фридрих-Вильгельм II. В отличие от своего дяди, деспота-вольнодумца, решительного администратора, полководца и покровителя наук, нынешний король был человеком безвольным, недалеким, склонным к мистике. Первоначально отношения Канта с новым королем складывались благоприятно для философа. Это было время его первого ректорства, когда Фридрих-Вильгельм II прибыл в Кенигсберг для принятия присяги. Главу университета пригласили в королевский замок, от имени профессоров и студентов Кант приветствовал монарха и был им обласкан. (От участия в торжественном богослужении философ отказался, сославшись на болезнь).
В год своего второго ректорства (1788) Кант открывал праздничное заседание по поводу королевского юбилея. Король санкционировал принятие Канта в Академию наук без какого-либо представления из Кенигсберга. Берлин значительно повысил его оклад, составлявший теперь 720 талеров.
В июле 1794 года Кант был избран в Петербургскую академию наук, а уже в октябре получил выговор от короля, но никто (кроме самого философа) об этом не узнал. Королевский указ не был обнародован, он пришел как частное письмо. Фридрих-Вильгельм писал Канту, что тот злоупотребляет своей философией для искажения и унижения некоторых главных и основных положений Священного писания и христианской веры.
От Канта требовали немедленного ответа, и он ответил, соблюдая все необходимо смиренные формулы обращения верноподданного к своему монарху, – не каялся, а, наоборот, решительно отводил по всем пунктам предъявленные ему обвинения. Отказываться от своих взглядов было не в правилах Канта, оказывать сопротивление ему не по силам. На случайно подвернувшемся клочке бумаги он сформулировал единственно возможную тактику. «Отречение от внутреннего убеждения низко, но молчание в случае, подобном настоящему, является долгом подданного, если все, что говоришь, должно быть истинным, то не обязательно гласно высказывать всю истину».
Кант продолжал разрабатывать этические проблемы. Им посвящено несколько работ «Основы метафизики нравственности» (1785), «Критика практического разума» (1788), «Метафизика нравов» (1797), «Об изначально злом в человеческой природе» (1792), «О поговорке «может быть это верно в теории, но не годится для практики» (1793), «Религия в пределах только разума» (1793).
В работе «Метафизика нравов» он представил целый комплекс нравственных обязанностей человека. Он считал очень важными обязанности человека по отношению к самому себе, в которые включал заботу о своем здоровье и своей жизни. Он рассматривал в качестве пороков самоубийство, подрыв человеком своего здоровья путем пьянства и обжорства. К добродетелям относил правдивость, честность, искренность, добросовестность, чувство собственного достоинства. Высказывался, что не следует становиться холопом человека, допускать безнаказанного попрания своих прав другими, допускать угодничества и т. п.
В 1795 году между Францией и Пруссией был заключен Базельский мир, прекративший войну, но сохранивший состояние враждебности между странами. Кант откликнулся на эти события знаменитым трактатом «К вечному миру», в котором теоретическая основательность органично сочеталась с политической злободневностью и выражена была в иронической форме. Ни одно из сочинений Канта не вызывало таких непосредственных и живых откликов.
Первое издание трактата «К вечному миру» буквально расхватали «Знаменитый Кант, – писал парижский официоз, – совершивший в Германии духовную революцию наподобие той, что сокрушила старый режим во Франции, сей муж отдал всю силу своего имени делу республиканского устройства». Это сочинение было последним произведением Канта.
Достигнув 75-летнего возраста, Кант стал быстро слабеть. Сначала физические, затем и умственные силы все более оставляли его. Еще в 1797 году Кант прекратил читать лекции, с 1798 года он не принимал более ничьих приглашений и у себя дома собирал лишь самых близких друзей.
С 1799 года он вынужден был отказаться даже от прогулок. Несмотря на это, Кант пробовал написать: «Систему чистой философии во всей ее совокупности», но силы Канта были уже исчерпаны.
В1803 году Кант записал на памятном листке библейские слова «Жизнь человека длится 70 лет, много 80». Ему было в то время 79 лет.
В октябре1803 года с Кантом случился припадок. С тех пор силы его быстро угасали, он не мог более подписать своего имени, забывал самые обыкновенные слова.
12 февраля 1804 года Кант тихо скончался. Последние его слова были «Это хорошо».
ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЁТЕ
(1749–1832)
Немецкий поэт, мыслитель, естествоиспытатель. В итоговом философском сочинении – трагедии «Фауст» (1808–1832), насыщенной научной мыслью своего времени, воплотил поиски смысла жизни, находя его в деянии. Гете противопоставлял материалистически-механическому естествознанию Запада творческое учение о природе. Кроме литературных произведений, написал трилогию «Опыт о метаморфозе растений» (1790), «Учение о цвете» (1810).
Восемнадцатилетняя «имперская советница» Катарина-Элизабета Текстор-Гете (будущая великолепная «фрау Айя») мучилась уже третий день, а ребенок не хотел появляться на свет. Наконец он появился, «весь почерневший» и без признаков жизни.
Часы в доме на франкфуртской Хиршграбен били полдень 28 августа 1749 года – «расположение созвездий мне благоприятствовало солнце, стоявшее под знаком Девы, было в зените, Юпитер и Венера взирали на него дружелюбно, Меркурий – без отвращения, Сатурн и Марс ничем себя не проявляли, лишь полная Луна была тем сильнее в своем противостоянии, что настал ее планетный час. Она-то и препятствовала моему рождению. «Врача не было роды приняли повивальная бабка и бабушка. Долгое время они растирали вином область сердца новорожденного, пока, наконец, обессилевшая мать не услышала радостный крик бабушки «Элизабета, он жив!».Так появился на свет будущий великий поэт и мыслитель.
Род Гете по отцовской линии шел из Тюрингии, по материнской – из Франконии, и далее из Гессена. Среди его предков были князья и крестьяне, ремесленники и художники (в том числе знаменитый живописец и график XVI века Лукас Кранах), дворяне и члены муниципалитетов. Можно смело сказать, что он принадлежал всем слоям немецкого народа. Дед его, сын кузнеца, обучился портняжному ремеслу, а отец, тяготевший к искусствам и рисованию, сумел получить степень доктора права и вообще являл собой тип просвещенного бюргера, собрал богатейшую библиотеку, прекрасную галерею картин и скульптур и мечтал увидеть своего первенца дипломированным юристом.
Семнадцатилетний Вольфганг по настоянию отца и вопреки собственной воле, влекущей его к изучению древних языков и истории, едет в Лейпциг изучать право. «В логике меня удивляло, что те мыслительные операции, которые я запросто производил с детства, мне отныне надлежало разрывать на части, членить и как бы разрушать, чтобы усвоить правильное употребление оных. О субстанции, о мире и о Боге я знал, как мне казалось, не меньше, чем мой учитель, который в своих лекциях далеко не всегда сводил концы с концами… С юридическими занятиями дело тоже обстояло не лучше..». Лекции навевали на него скуку.
Характеристики Гёте этого периода: ветреный, рассеянный, непостоянный, вспыльчивый, причудливый, неуравновешенный – таким он остался в памяти очевидцев, да и в своей собственной. Необузданное поведение не замедлило сказаться острейшими ситуациями; в скором времени выяснилось, что «надменный лорд с петушиными ногами» таит в себе реального кандидата в самоубийцы. Первый серьезный конфликт с миром выразился в двойном покушении на собственную жизнь.
У Гёте было слабое здоровье. В 19 лет – произошло кровотечение из легких, в 21 год у него уже была до крайности расшатанная нервная система. Гёте не мог переносить даже малейшего шума, любой звук приводил его в бешенство и исступление. Но усилиями воли, невероятной настойчивостью он преодолел свои слабости, укрепил здоровье.
Позже, чтобы побороть частые головокружения и страх высоты, Гёте заставлял себя подниматься на соборную колокольню. Он посещал больницы, следил за хирургическими операциями и таким образом укреплял свою психику. Ради того чтобы преодолеть свое неприятие шума, Гёте приходил в казармы, заставляя себе подолгу слушать солдатские барабаны. Он пристраивался к проходящей воинской части и принуждал себя пройти под грохот барабанов через весь город. Так Гёте воспитывал в себе выдержку, которая позже поражала его современников.
К этому времени, по-видимому, относится первый гётевский опыт по части «невозможного». Опыт, который развил в нем невероятное, с медицинской точки зрения, умение прожить почти восьмидесятитрехлетнюю и во всех смыслах здоровую жизнь с туберкулезом.
Учебу он продолжил в Страсбурге (1770–1771).
Гёте обуревала жажда знаний, в основе которой лежала программа-максимум: усвоить «все» и, значит (он уже предчувствовал это), стать «всем». Он приступил к изучению медицины, химии, ботаники. О лейпцигской скуке уже не могло быть и речи; занятия носили не обезличенно-вынужденный характер, а определялись на этот раз правилами, которым он и на девятом десятке лет будет следовать столь же неукоснительно, как в юности: «Рассматривать вещи с максимальной сосредоточенностью, вписывать их в память, быть внимательным и не пропускать ни одного дня без какого-либо приобретения.
Далее, предаваться тем наукам, которые дают духу прямое направление и учат его сравнивать вещи, ставить каждую на надлежащее место, определять ценность каждой: я разумею настоящую философию и основательное знание». Диссертация со скоростью моцартовских опер писалась в последние две-три недели страсбургского пребывания. После окончания университета – четырехлетняя адвокатская практика в Вецларе и Франкфурте, где, впрочем, молодой лиценциат зарекомендовал себя не лучшим образом: в судебных актах сохранились жалобы на некорректность выражений доктора Гете.
В сентябре 1770 года он познакомился с Гердером. Гердер, который был старше Гёте на пять лет, уже к тому времени стал знаменитостью. Нужно представить себе степень потрясения юного студиозуса, столкнувшегося с этим «явлением богов» (так он назвал Гердера). Отныне и навсегда ум, сердце и воля подчинялись следующим канонам: 1) подлинный индивидуализм возможен только через универсализм, 2) видеть – значит всегда видеть целое, 3) познание – это страсть, 4) истина – это продуктивность.
Наконец написан сентиментальный роман «Страдания молодого Вертера». Книга вышла анонимно, в двух томах в Лейпциге, помеченная 1774 годом. «Это создание… я, как пеликан, вскормил кровью собственного сердца и столько в него вложил из того, что таилось в моей душе, столько чувств и мыслей, что, право, их хватило бы на десяток таких томиков. Впрочем я всего один раз прочитал эту книжку, после того как она вышла в свет, и поостерегся сделать это вторично. Она начинена взрывчаткой! Мне от нее становится жутко, и я боюсь снова впасть в то патологическое состояние, из которого она возникла». В каком-то смысле «Вертер» оказался западней, и если кому-то суждено было ускользнуть из нее, то в первую очередь самому творцу; западня выглядела повальным психозом упоения гибелью и вереницей реальных Вертеров, добровольно покидающих жизнь в голубых сюртуках и желтых жилетах и с «Вертером» в карманах. Вот некоторые из характеристик Гёте этого периода, принадлежащие его друзьям и знакомым: «Гете – гений с головы до пят… Нужно лишь побыть с ним час, чтобы признать в высшей степени смехотворным требовать от него думать и поступать иначе, чем он думает и поступает в действительности» (Фридрих Якоби). «Он мог бы быть королем. Он обладает не только мудростью и простосердечностью, но и силой» (Лафатер).
Гёте вошел в историю не только как гениальный поэт и мыслитель. Он слыл большим почитателем женщин, у него было множество любовниц. И только одна из них удостоилась брачных уз. В 1788 году он познакомился с двадцатитрехлетней цветочницей. Она читала с трудом, говорила с большим тюрингским акцентом. Гигант духа и необразованная девушка – можно ли себе представить двух более непохожих людей? Тем не менее в течение семнадцати лет она оставалась его любовницей, и только в 1806 году Гете женился на ней. В 1789 году у них родился внебрачный сын Август. Родители узнали о внуке только через пять лет…
7 ноября 1775 года двадцатишестилетний Гете по приглашению герцога Карла Августа прибыл в Веймар. «Ему едва минуло восемнадцать лет, когда я приехал в Веймар… Он был тогда еще очень молод… и мы немало сумасбродствовали».
В Гёте он не чаял души и сразу же наделил его всеми полномочиями верховной власти: сперва назначил тайным легационным советником с правом решающего голоса в Тайном совете, а позже и действительным тайным советником. Практически речь шла о неограниченной власти; в ведении «автора Вертера» оказались: внешняя политика, финансы, военное дело, народное образование, строительство дорог и каналов, мельницы и орошение, рудники и каменоломни, богадельни и театр. Недовольство веймарской знати не знало предела и грозило перерасти в бунт, но герцог настоял на своем. Аргумент был прост и административно невероятен: «Использовать гениального человека там, где он не может применить свои необыкновенные дарования, значит употребить их во зло».
Ознакомившись с финансовым положением и обнаружив там крах, он отстранил от дел всех, единолично занялся вопросом и в кратчайший срок навел совершенный порядок (кстати, увеличив ежегодный апанаж двора с 25 тысяч до 50 тысяч талеров). «Величайший дар, за который я благодарен богам, состоит в том, что быстротой и разнообразием мыслей я могу расколоть один-единственный ясный день на миллионы частей и сотворить из него маленькую вечность». Гёте были основаны или впервые «задействованы»: библиотеки, собрание картин, собрание эстампов, нумизматический кабинет, так называемая кунсткамера (содержащая антиквариат и курьезы), художественная школа, параллельно с последней Литографический институт в Эйзенахе, музеи и т. д. Содержательная сторона дела прояснится на одном лишь примере: минералогический музей в первые веймарские годы Гёте представлял собою крохотную и жалкую любительскую коллекцию; после его смерти это было уже одно из самых богатых и научно значимых собраний во всей Европе.
И все-таки он задыхался. «Я считал себя мертвым», – скажет он чуть позже, осмысливая уже в Италии последние месяцы веймарского одиннадцатилетия; спасение и на этот раз было инстинктивным.
3 сентября 1786 года в три часа утра Гёте тайком покинул Карлсбад, где он вместе с высшим веймарским обществом отдыхал и лечился. Об отъезде не знал никто, даже герцог; в кармане лежали документы на имя Жана Филиппа Меллера, живописца. Неясна была даже цель побега; путь лежал поначалу в сторону Мюнхена; потом оказалось, что он вел в Италию, ибо попасть любой ценой надо было именно в Италию.
Два года беглец провел в Италии, наслаждаясь солнцем, морем, прекрасным климатом, живостью и непосредственностью итальянцев – и, конечно же, творениями древности и эпохи Возрождения.
А затем возвратился в Веймар. И вновь заботы – о Веймарском театре, веймарской библиотеке, Иенском университете, куда Гёте, ставший его официальным попечителем, приглашал, не скупясь, лучшие умы Германии – историка Людвига Окена, философа Фридриха Шеллинга… Тогда же началась многолетняя и нежная дружба Гёте с Фридрихом Шиллером, началась с приглашения последнего на должность преподавателя истории в этот университет.
Вместе с Шиллером Гёте углубляется в изучение античного искусства, ведомый во многом блестящими штудиями Иоганна Иоахима Винкельмана, тоже бюргерского сына, ставшего «главным арием» и «президентом древностей» Ватикана, видевшего в благородной простоте и спокойном величии античного искусства не только норму прекрасного на все времена, но и результат определенного государственного устройства и политических свобод.
Гёте наверняка поспорил бы и с теми, кто позднее отождествлял его миропонимание с гегелевским – ибо человеческий дух у Гёте стремился не к самоотождествлению с заранее заданным «мировым духом», как у Гегеля, а двигался вечно «вперед и ввысь», к бесконечному, трудноопределимому, символически загадочному, но безусловно облагораживающе-прекрасному, и идея прогресса, чуждая Гегелю, была в высшей степени близка поэту.