Текст книги "100 великих мыслителей"

Автор книги: Игорь Мусский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 76 страниц)

Марк прибыл в восточные провинции уже после подавления мятежа. Он посетил Александрию, Сирию, Каппадокию (здесь в 175 году у подножия Тавра он похоронил свою супругу Фаустину), Смирну, Грецию (в частности, Афины, где и принял посвящение в элевсинские мистерии). Марк Аврелий попросил сенат даровать Фаустине божественные почести и соорудить храм; он произнес похвальную речь, хотя молва упорно обвиняла его покойную супругу в безнравственности. Марк Аврелий либо ничего не знал об этом, либо делал вид, что не знает. Он поблагодарил сенат за объявление Фаустины божественной: она сопровождала его во всех летних походах, и он называл ее «матерью лагерей».

После короткого отдыха в Лавинии император побывал в Риме, а затем отправился на север, где – в 177 году – снова началась война с квадами и маркоманнами. 179 год ознаменовался крупной победой римского оружия. Воспользоваться победой и развить военный успех Марк Аврелий уже не мог – он скончался 17 марта 180 году в Виндобоне (Вена)– или в Сирмии Причиной его смерти обычно считают заболевание чумой. Совсем недавно в совместной работе двух авторов – историка и медика – приведены доводы в пользу другого диагноза болезни Марка Аврелия симптомы говорят о язве желудка.

После смерти Марк был официально обожествлен, в его честь был построен храм и назначены жрецы.

Время правления Марка Аврелия считается в античной исторической традиции золотым веком; сам Марк представлен в этой традиции как идеальный правитель, главным образом за гуманность. Некоторые из последующих императоров, в целях поднятия своего престижа, либо сами себе, либо своим сыновьям давали имя Антонина. Безусловно правы те, кто называет Марка философом на троне. Он в основном исповедовал принципы стоицизма, и главное в его записках – это этическое учение, оценка жизни с философско-нравственной стороны и советы, как к ней относиться.

Его философское сочинение под названием «Наедине с собой» (или «К самому себе») представляет собой записки, не предназначенные для публикации, это своего рода размышления о жизни, в которых он обращается к самому себе, пытаясь осознать окружающую действительность.

Марк осознает бренность жизни: «Время есть река, стремительный поток. Лишь появится что-нибудь, как уже проносится мимо, но проносится и другое, и вновь на виду первое». Время беспредельно, и перед этой беспредельностью длительность каждой человеческой жизни – это какой-то миг, и жизнь по отношению к этой беспредельности крайне ничтожна. «Ничтожна жизнь каждого, ничтожен тот уголок земли, где он живет». «Помни также, что каждый живет лишь настоящим ничтожно малым моментом».

Марк Аврелий размышляет и о памяти, которая остается после смерти человека. «Все кратковременно и вскоре начинает походить на миф, а затем предается и полному забвению. И я еще говорю о людях, в свое время окруженных необычайным ореолом. Что же касается остальных, то стоит им испустить дух, чтобы «не стало о них и помину». Что же такое вечная слава? «Сущая суета».

Оценивая свою жизнь, жизнь прошлых времен, Марк Аврелий делает вывод, что она довольно однообразна и не дает ничего нового, все одно и то же, все повторяется. «Окинь мысленным взором хотя бы времена Веспасиана, и ты увидишь все то же, что и теперь люди вступают в браки, взращивают детей, болеют, умирают, ведут войны, справляют празднества, путешествуют, обрабатывают землю, льстят, предаются высокомерию, подозревают, злоумышляют, желают смерти других, ропщут на настоящее, любят, собирают сокровища, добиваются почетных должностей и трона. Что сталось с их жизнью? Она сгинула. Перенесись во времена Траяна: и опять все то же. Опочила и эта жизнь. Взгляни равным образом и на другие периоды времени в жизни целых народов и обрати внимание на то, сколько людей умерло вскоре по достижении заветной цели и разложилось на элементы». В этих словах отразился пессимистический настрой целой эпохи, в которой жил Марк Аврелий. Это была эпоха разочарованности и усталости, охвативших целые народы.

Правда, в этой суетной жизни есть нравственные ценности, к которым следует стремиться, это – справедливость, истина, благоразумие, мужество. К истинным ценностям он также относит общественно-полезную деятельность, гражданственность, которые противостоят таким мнимым, по его мнению, ценностям, как «одобрение толпы, власть, богатство, жизнь, полная наслаждений».

Марк Аврелий смотрит на человека как на сложное социальное существо, которое, с одной стороны, живет настоящим, суетным, а с другой – его деятельность преследует долговременные цели. Поэтому он осуждает того, кто свои дела не согласовывает с высшими целями, под которыми он понимает благо государства. Марк Аврелий считает, что, несмотря на тщетность жизни человека, перед ним стоят высокие нравственные задачи, которые он, повинуясь долгу, должен выполнять. И в этом ему помогает философия. «Философствовать же – значит оберегать внутреннего гения от поношения и изъяна, добиваться того, чтобы он стал выше наслаждений и страданий, чтобы не было в его действиях ни безрассудства, ни обмана, ни лицемерия, чтобы не касалось его, делает или не делает что-либо его ближний, чтобы на все происходящее и данное ему в удел он смотрел, как на проистекающее оттуда, откуда изошел и он сам, а самое главное – чтобы он безропотно ждал смерти, как простого разложения тех элементов, из которых слагается каждое живое существо».

В своем сочинении Марк только один раз вспоминает о христианах. Душа человека должна быть готова отрешиться от тела, причем эта готовность должна проистекать от собственного суждения, без оттенка воинственности, свойственной христианам, обдуманно, строго, убедительно, без театральности. Именно этих последних условий Марк Аврелий не находил у христиан. Нетерпимость христиан к чужим верованиям довершает список тех черт их поведения, которые объясняют антипатию Марка к христианству. Из записок Марка Аврелия следует, что он глубоко верил в существование богов, которые пекутся о благе людей. Он подчеркивал свое уважение к традиционной религии, выполняя в Риме перед отправлением на войну римские (и чужеземные) ритуалы, а в Аттике приняв посвящение в элевсинские мистерии. В его сочинении «К самому себе» есть такие слова: «Всегда ревностно заботься о том, чтобы дело, которым ты в данный момент занят, исполнять так, как достойно римлянина и мужа, с полной и искренней сердечностью, с любовью к людям, со свободой и справедливостью, и о том также, чтобы отстранить от себя все другие представления. Это удастся тебе, если ты каждое дело будешь исполнять, как последнее в своей жизни, свободный от всякого безрассудства, от обусловленного страстями пренебрежения к велениям разума, от лицемерия и недовольства своей судьбой».

ПЛОТИН
(ок. 204/205–269/270)

Греческий философ, основатель школы неоплатонизма. 54 сочинения Плотина изданы его учеником Порфирием, систематизировавшим их, разделив на шесть групп, по девять сочинений в каждой, отсюда название «Эннеады» («Девятирицы»). Плотин сыграл большую роль в развитии античной диалектики.

Основные сведения о жизни Плотина мы узнаем от его ученика Порфирия, написавшего по своим воспоминаниям и рассказам других философов книгу «О жизни Плотина и его трудах» (около 300 года). Хронология жизни Плотина, по изложению Порфирия, такова 205 год – рождение, 232 год – начало занятий философией, 232/33–243 годы – занятия у Аммония, 243 год – участие в походе Гордиана III против Персии, 244–263 годы – 21 сочинение, написанное до приезда Порфирия, 263 год – Порфирий приходит учиться к Плотину, 263–268 годы – 24 сочинения, написанные при Порфирии, 268–269 годы – 5 сочинений, присланных Порфирию в Сицилию, 269–270 годы – последующие 4 сочинения, писанные уже во время болезни (в Кампании), 270 (до 25 мая, когда императором после Клавдия II стал Аврелиан) год – смерть Плотина.

Плотин родился в Ликополе (Египет) Так, по крайней мере, пишет Евнапий Сам Плотин никогда не рассказывал о своем происхождении, родителях и родине. Свои дни рождения философ никогда не отмечал, но с удовольствием праздновал появление на свет Сократа и Платона, устраивая в их честь пирушки. Порфирий пишет: «Что касается жизни своей, то в беседах с нами он рассказывал вот что: Молоком кормилицы он питался до самого школьного возраста и еще в восемь лет раскрывал ей груди, чтобы пососать, но, услышав однажды «Какой гадкий мальчик», – устыдился и перестал.

К философии он обратился на двадцать восьмом году и был направлен к самым видным александрийским ученым, но ушел с их уроков со стыдом и печалью, как сам потом рассказывал о своих чувствах одному из друзей, друг понял, чего ему хотелось в душе, и послал его к Аммонию, у которого Плотин еще не бывал, и тогда, побывав у Аммония и послушав его, Плотин сказал другу: «Вот кого я искал». С этого дня он уже не отлучался от Аммония и достиг в философии таких успехов, что захотел познакомиться и с тем, чем занимаются у персов, и с тем, в чем преуспели индийцы».

У Аммония Саккаса будущий глава языческой школы неоплатонизма проучился одиннадцать лет. Любопытно, что речам Аммония внимал и христианский мыслитель Ориген. Впрочем, это было очень характерно для того времени, когда философия стала оружием, которым сражались друг с другом люди противоположных убеждений христиане, язычники, иудеи.

В тридцать девять лет Плотин записался в действующую армию и участвовал в походе императора Гордиана в Персию, где собирался изучать персидскую философию, но после поражения Гордиана ему пришлось спасаться бегством в Антиохию. Около 244 года, переселившись в Италию, Плотин стал известным учителем в Риме. До этого они условились с Гереннием и Оригеном никому не раскрывать сокровенных учений Аммония. Плотин был верен своему слову. Первым уговор нарушил Геренний, за Гереннием последовал Ориген. И только Плотин еще долго ничего не хотел записывать, а услышанное от Аммония использовал лишь в беседах с учениками.

Так он прожил целых десять лет вел занятия, но ничего не писал. Рассказывает Порфирий: «А беседы он вел так, словно склонял учеников к распущенности и всякому вздору. Об этом рассказывал нам Амелий, к Плотину он пришел на третий год его преподавания в Риме, в третий год царствования Филиппа, и оставался при нем целых двадцать четыре года, до первого года царствования Клавдия. Бывший ученик Лисимаха, прилежанием он превзошел всех остальных слушателей Плотина он собрал и записал почти все наставления Нумения, большую часть их выучивши на память, а записывая уроки Плотина, составил из этих записей чуть ли не сто книг, которые подарил своему приемному сыну Гостилиану Гесихию Апамейскому».

Плотин хорошо знал геометрию, механику, оптику и музыку, хотя в силу своего темперамента практически этими предметами никогда не пользовался. Порфирий был вдвое моложе своего наставника. Когда он пришел к Плотину, тому было около пятидесяти девяти лет. Слушателями Плотина были даже многие сенаторы, из которых более всех преуспели в философии Орронтий Марцелл и Сабинилл. Из сенаторского сословия был и Рогациан, который после лекций Плотина проникся таким отвращением к своему образу жизни, что отказался от всего своего имущества и всех знаков своего достоинства, распустил всех рабов, дом свой он покинул, ходил по друзьям и близким, там ел и спал, пищу принимал через день, – от такого воздержания и нерадения о себе он заболел подагрою, ослабел до того, что не мог встать с носилок и не мог поднять руки Плотин его очень уважал, отзывался о нем всегда с великими похвалами и ставил его в пример всем занимающимся философией.

Свои мысли Плотин стал записывать, когда ему было около пятидесяти лет. Порфирий говорит, что «еще с первого года царствования Галлиена Плотин стал излагать письменно те рассуждения, которые приходили ему в голову, и к десятому году царствования Галлиена, когда я, Порфирий, впервые с ним познакомился, у него была уже написана двадцать одна книга, но изданы они были лишь для немногих, да и то издавал он их не легко и не спокойно, и назначались они не для простого беглого чтения, а чтобы читающие вдумывались в них со всем старанием. Продумав про себя свое рассуждение от начала до конца, Плотин тотчас записывал придуманное и так излагал все, что сложилось у него в уме, словно списывал готовое с книги. Даже во время беседы, поддерживая разговор, он в то же время размышлял над своей проблемой». У него было слабое зрение, поэтому философ никогда не перечитывал написанное. Писал он, не заботясь о красоте почерка и о правописании, даже не разделяя слов, целиком поглощенный захватившей его идеей.

Плотин «умел беседовать одновременно и сам с собою и с другими, и беседы с самим собою не прекращал он никогда, разве что во сне, впрочем, и сон отгонял он от себя, и пищею довольствовался самой малой, воздерживаясь порою даже от хлеба, довольствуясь единою лишь сосредоточенностью ума». Были при нем женщины, всей душою преданные философии Гемина, у которой он жил в доме, и дочь ее, тоже Гемина, и Амфиклея, вышедшая за Аристона, сына Ямвлиха.

Многие мужчины и женщины из числа самых знатных перед смертью приносили к нему своих детей, как мальчиков, так и девочек, доверяя их и все свое имущество его опеке, словно был он свят и божествен. Поэтому дом его полон был юношей и девушек, среди них был и Полемон, о воспитании которого он очень заботился и даже не раз слушал сочиненные им стихи. Он терпеливо принимал отчеты от управителей детским имуществом пока дети не доросли до философии, говорил он, нужно, чтобы имущество их и доходы были при них целыми и неприкосновенными. Но и в стольких своих жизненных заботах и попечениях он никогда не ослаблял напряжения бодрствующего своего ума. Был он добр и легко доступен всем, кто хоть сколько-нибудь был с ним близок. Поэтому-то, прожив в Риме целых двадцать шесть лет и бывая посредником в очень многих ссорах, он ни в едином из граждан не нажил себе врага.

Он умел распознавать людей с первого взгляда. Однажды пропало дорогое ожерелье у Хионы, честной вдовы, которая с детьми жила у него в доме, и Плотин, созвав всех рабов и всмотревшись в каждого, показал на одного и сказал «Вот кто украл». Под розгами тот поначалу долго отпирался, но потом во всем признался и принес украденное. О каждом из детей, которые при нем жили, Плотин заранее предсказывал, какой человек из него получится так, о Полемоне он сказал, что тот будет любвеобилен и умрет в молодости – так оно и случилось. А когда Порфирий однажды задумал покончить с собой, он и это почувствовал и, неожиданно явившись к нему домой, сказал, что его намерение – не от разумного соображения, а от меланхолической болезни и что ученику следует уехать Порфирий послушался и уехал на Сицилию, и это спасло его.

Плотин пользовался расположением императора Галлиена и супруги его Салонины. В Кампании некогда был город философов, впоследствии разрушенный Плотин попросил у своих благодетелей подарить ему окрестную землю, чтобы жили в городе по законам Платона, и название город носил Платонополь, в этом городе он и сам обещал поселиться со своими учениками. И такое желание могло осуществиться, если бы не воспротивились этому некоторые императорские советники то ли из зависти, то ли из мести, то ли из каких других недобрых побуждений.

В разговоре был он искусным спорщиком и всегда находил веские доводы, но в некоторых словах он делал ошибки, например, говорил «памятать» вместо «памятовать» и повторял это во всех родственных словах, даже на письме Порфирий пишет в своих воспоминаниях: «Ум его в беседе обнаруживался ярче всего лицо его словно освещалось, на него было приятно смотреть, и сам он смотрел вокруг с любовью в очах, а лицо его, покрывавшееся легким потом, сияло добротой и выражало в споре внимание и бодрость». Когда к нему на занятия пришел Ориген, то Плотин весь покраснел и хотел тотчас же встать с места, Ориген просил его продолжать, но он ответил, что когда говоришь перед тем, кто заранее знает, что ты скажешь, то надо скорее кончать, и, сказав еще несколько слов, закончил занятие.

Плотин избегал позировать живописцу или скульптору. Однажды он сказал Амелию, когда тот предложил написать его портрет: «Разве мало тебе этого подобия, в которое одела меня природа, что ты еще хочешь сделать подобие подобия и оставить его на долгие годы, словно в нем есть на что глядеть?» Так он и отказался, не пожелав позировать художнику, но Амелии попросил своего друга художника Картерия почаще бывать у них на занятиях. И по образу, оставшемуся у него в памяти, Картерий написал портрет Плотина.

В баню Плотин не ходил, а вместо этого растирался каждый день дома, когда же начался мор и растиравшие его прислужники погибли, то, оставшись без этого лечения, он заболел еще и горлом. Голос его, чистый и звучный, исчез от хрипа, и взгляд помутился, и руки и ноги стали подволакиваться. Об этом рассказывает его ученик Евстохий, остававшийся при нем до самого конца, остальные же друзья избегали с ним встреч, чтобы не слышать, как он не может выговорить даже их имен. Евстохий рассказывал, что умирающий сказал ему «А я тебя все еще жду», потом сказал, что сейчас попытается слить то, что было божественного в нем, с тем, что есть божественного во Вселенной, и тут змея проскользнула под постелью, где он лежал, и исчезла в отверстии стены, а он испустил дыхание. Было ему, по словам Евстохия, шестьдесят шесть лет, на исходе был второй год царствования Клавдия. Ни месяца, ни дня своего рождения он никому не называл.

После смерти учителя Порфирий систематизировал все сочинения Плотина и разделил их на шесть групп по девять произведений в каждой группе, поэтому они и получили название «Эннеады» (по-гречески «эннеада» – девятка). Плотин – основоположник неоплатонизма, течения, в основу которого легло требование согласовать платонизм с аристотелизмом, принцип единства духовного начала. В своих произведениях он часто цитирует или аллюзирует Эмпедокла, Парменида, Аристотеля, Платона. Особенно последнего. Бог впервые становится идеей. Именно в неоплатонизме, согласно Гегелю, Бог становится предметом философии, а философия становится подлинной теологией. И это понятно в Боге, каким представлял его себе Плотин, разумное начало преобладает над мистическим.

В противоположность христианскому Богу-Отцу, неоплатоники представляли божество как безличное Единое. Кроме того, они не выносили Бога за пределы мироздания, а мыслили его внутренне присущим ему. Способ проникновения Бога в мир принято определять как «эманация». «Эманация» буквально переводится с латыни как «истечение». Именно как результат истечения Бога в мир представляли неоплатоники формы бытия. А потому мир оказывается у них тем же самым божеством, только пребывающим в своих различных состояниях.

Характеризуя иерархию форм бытия, Плотин выделяет Ум как образ Единого, Душу как образ Ума и Космос как образ Души мира. Таким образом эманация Бога в мир происходит в форме отражения. Материя у неоплатоников так же вечна, как и Единое. По словам Плотина, материя – это «украшенный труп», в котором нет проблесков божественного света. Именно поэтому она является источником Зла и в этом качестве также противостоит Единому. Бог в учении неоплатоников уже не тот, что у Платона. Он не возвышается над миром, а, по сути дела, растворен в нем.

Самого Плотина очень заботил обратный путь бессмертной души из чувственного мира к его сверхчувственному истоку. Основатель неоплатонизма вел себя как странник в этом мире. Плотин был убежден в том, что для возвращения на свою сверхчувственную родину душа должна сосредоточиться на самой себе, вглядываясь в свои собственные глубины. Отвлечься от такого самосозерцания – это значит привязаться к миру зла и чувственного безобразия. С этим убеждением Плотина, наверное, было связано то, что поначалу он свои мысли не записывал. Душа человека, согласно Плотину, является отражением Мировой души. И, подобно Мировой душе, она идеальна, поскольку связана с разумом.

БОЭЦИЙ АНИЦИЙ МАНЛИЙ СЕВЕРИН
(ок. 480–524)

Христианский философ и римский государственный деятель. Приближенный Теодориха, обвинен в заговоре против него, в ожидании казни написал главное сочинение «Утешение Философией». Перевел на латинский язык логические сочинения Аристотеля и Порфирия, произведения Евклида, Никомаха. Боэций считается посредником между древним миром и средневековьем, «последним римлянином и первым схоластом».

Аниций Манлий Торкват Северин Боэций родился в Риме, около 480 года. Незадолго до этого, в 476 году, произошло падение, а вернее сказать, упразднение давно уже одряхлевшей и обессилевшей Западной Римской империи. В самой же Италии тогда мало что изменилось. Продолжали действовать римское право, сенат и магистратуры, сохраняли свои богатства, обычаи и влияние могущественные аристократические роды. Именно из такого знатного сенаторского рода происходил Боэций.

Его предки Аниций, известные в Риме с республиканских времен, после Диоклетиана выдвинулись в число самых знаменитых фамилий и с этих пор неизменно находились на высших ступенях иерархии власти среди них было много консулов, два императора и даже один папа. Христианство Аниции приняли еще в IV веке. При германском наемнике Одоакре, лишившем власти Ромула, они сохранили свое влияние, о чем свидетельствует тот факт, что в 487 году отец Боэция, Флавий Манлий, был консулом.

Боэций лишился отца еще в детстве и был взят на воспитание Квинтом Аврелием Меммием Симмахом, консулом, затем главой сената и префектом города Рима – одним из образованнейших и, если судить по отзывам современников, одним из благороднейших людей той эпохи. В семье сенатора Симмаха Боэций получил достойное воспитание, а в дальнейшем при его содействии и превосходное образование. Дочь Симмаха, Рустициана, стала потом его женой и родила ему двух сыновей, Боэция и Симмаха. О жене и тесте, а также и о детях философ тепло и с благодарностью отзывается в своей книге-исповеди «Утешение Философией», где о Рустициане он, в частности, пишет, что она скромностью, целомудрием и другими добродетелями во всем подобна отцу, а сам Симмах характеризуется как тот, чьи деяния служат «украшению человеческого рода».

493 год, когда Боэций был еще подростком, ознаменовался завоеванием Италии остготами Теодориха, завершившимся образованием своеобразного готско-римского государства, в рамках которого два чуждых народа, две существенно различных культуры, две разнородных системы права и две враждебные религии (римское католичество и готское арианство) должны были несколько десятилетий существовать вместе, но, согласно основной политической установке короля Теодориха, неслиянно, как бы в соответствии с известным стоическим принципом единства без смешения. Судьба Боэция была связана с этими историческими событиями.

Восходящий этап развития государства Теодориха стал периодом непрерывного, нарастающего и почти невероятного для одного смертного человека успеха во всех областях жизни в науке, искусстве, философии, политике, в сфере материального благополучия, в жизни личной и семейной. С наступлением второго, кризисного, этапа Боэций оказался в самом центре готско-римского конфликта, и это кончилось для него скорой и трагической гибелью.

О первом периоде его жизни мы знаем очень немногое, да и то в основном только предположительно. Источниками сведений служат нам отдельные автобиографические указания, содержащиеся в трудах Боэция, особенно в таком, как «Утешение Философией», сообщения его современников и соотечественников Кассиодора и Эннодия, свидетельства некоторых других авторов, живших примерно в то же время или чуть позднее. Флавий Магн Аврелий Кассиодор, сенатор и консуляр, долгие годы был начальником королевской канцелярии и с большим искусством вел от имени Теодориха государственную переписку. В собрании составленных Кассиодором королевских посланий и актов, объединенных с собственными заметками автора, содержится несколько писем, адресованных Боэцию или упоминающих о нем.

Самое раннее из них относится, как считают, к последним годам V века, когда Боэцию не было еще и двадцати. В этом послании Теодорих через своего секретаря Кассиодора обращается к Боэцию с просьбой подобрать на свой вкус хорошего кифареда с тем, чтобы послать его ко двору дружественного короля франков Хлодвига. А спустя лет десять в другом послании Теодорих просит его сделать для бургундского короля Гундобальда водяные часы (клепсидру), говоря при этом, что выполнить подобную просьбу Боэцию не составит труда, ибо – сказано в послании – «нам известно, что искусства, которыми обычно занимаются несведущие, ты испил в самом источнике наук. Ведь ты вошел в школы афинян, находясь далеко от них, и таким образом к хорам плащеносцев ты присоединил тогу, чтобы учение греков сделать наукой римской. Ты передал потомкам Ромула все лучшее, что даровали миру наследники Кекропса. Благодаря твоим переводам музыкант Пифагор и астроном Птолемей читаются на языке италийцев, арифметик Никомах и геометр Евклид воспринимаются на авзонийском наречии, теолог Платон и логик Аристотель рассуждают между собой на языке Квирина. Да и механика Архимеда ты вернул сицилийцам в латинском обличий Всех их ты сделал ясными посредством подходящих слов, понятыми – посредством точной речи, так что если бы они могли сравнить свои творения с твоим, то, возможно, предпочли бы твое».

Из этого письма явствует, что к своим тридцати годам Боэций приобрел известность как человек разносторонне образованный, овладевший греческими науками и философией, обогативший латинскую культуру своими многообразными переводами греческих классиков. Он предстает, кроме того, как хороший механик, которому ничего не стоит построить часы, достойные короля бургундов. Вместе с тем ни здесь, ни в других источниках не содержится никаких сведений о том, где Боэций получил образование. Скорее всего Боэций получил образование в Италии – в самом Риме или же, быть может, в столице королевства – Равенне.

Как представитель высшей римской знати и к тому же воспитанник просвещенного Симмаха Боэций должен был пройти курс обучения, конечно, в лучших латинских школах, сначала грамматической, затем риторической. Помимо этого он мог в частном порядке, как это давно уже было принято в среде богатых римлян, обучаться философии и математическим наукам у наемных греческих учителей под наблюдением того же Симмаха.

Но главным источником знаний для Боэция послужила, по-видимому, все-таки та домашняя библиотека, о которой он с тоской вспоминает в первой книге своего «Утешения». О составе этой библиотеки можно в какой-то степени судить по тем авторам, которых он цитирует или использует в своих сочинениях. Это философы Платон, Аристотель, Цицерон, Сенека, Александр, Порфирий, Фемистий, Викторин, Августин, возможно, Плотин, Ямвлих, Прокл и Аммоний Гермий, математики Евклид, Птолемей, Никомах и не исключено, что также другие, поэты Гомер, Софокл, Еврипид, Катулл, Вергилий, Овидий, Стаций, Лукан, Ювенал и другие.

Боэций очень рано приступил к систематической литературной и научно-философской деятельности и вскоре приобрел признание и славу ученого. Он был известен и как поэт, а в дальнейшем и как теолог. В одном сохранившемся фрагменте хроники, относящейся к 20-м годам VI века и принадлежащей, по всей вероятности, перу того же Кассиодора, мы читаем, что Боэций «написал книгу о Святой Троице, а также несколько глав по догматике и книгу против Нестория. Сочинил он и буколическую поэму. Но в деле логического искусства, то есть в том, что относится к диалектике, и в математических науках он был столь силен, что или был равен или даже превосходил древних авторов».

Современник Боэция, один из крупнейших в античном мире латинских грамматиков Присциан, живший при византийском дворе, писал: «Боэций достиг всеобщего признания и вершин всех наук», имея в виду, наверное, и саму грамматику. Таким образом, еще при жизни Боэций прославился как универсальный ученый, проявивший себя во всех так называемых «свободных», или «благородных», науках, то есть как в словесных – грамматике, риторике и диалектике, так и в математических – арифметике, геометрии, астрономии и музыке. Но слава истинного философа и выдающейся исторической личности пришла к нему все же только после смерти.

Так или иначе, о деятельности Боэция с 510 по 522 год можно только строить гипотезы. Ясно одно он и тогда продолжал заниматься науками и философией, и некоторые из сохранившихся его произведений логического цикла несомненно относятся именно к этому времени. Вероятно, в этот же период, вследствие возобновившихся в 512 году в Риме христологических споров, Боэций впервые углубился в богословскую проблематику, результатом чего были написанные в 519–523 годах теологические трактаты, о которых упоминал Кассиодор. В 522 году происходит новый взлет политической карьеры Боэция Теодорих назначает его на высший в королевстве административный пост «магистра всех служб», то есть фактически на пост первого министра. В том же году оба его совсем еще юных сына назначаются консулами, и счастливый отец в торжественной обстановке произносит благодарственную речь королю. Народ ликованием приветствует своих любимцев на улицах Равенны.

В новой должности Боэций, совмещающий одновременно почетные обязанности принцепса сената, трудится, как говорится, не за страх, а за совесть. По его собственным словам, в своей государственной деятельности он руководствуется только одним побуждением – помочь благонамеренным гражданам и защитить их, чего бы это ни стоило, от нечестивых и злонамеренных. Он поддерживает разоряющихся от податей и грабежей провинциалов, спасает от голодной смерти Кампанскую провинцию, выручает из беды сенатора Павлина и совершает другие подобные же благодеяния.

Однако, обладая прямодушием и чистосердечием истинного философа, Боэций вряд ли вписывался в полную интриг и политических хитросплетений обстановку равеннского двора. Его борьба за справедливость, конечно, понимаемая скорее по-римски, чем по-готски, должна была непременно и очень скоро обернуться против него самого. Так оно и случилось.

В 523 году (датировка бургундского хрониста второй половины VI века Мария, из Аванша), то есть всего через год-полтора после своего назначения на высший пост, Боэций был обвинен в причастности к заговору.

Все началось с доноса на влиятельного сенатора и экс-консула Альбина входившего, вероятно, в круг общения Боэция. Королевский референдарий (главный осведомитель двора) Киприан доложил Теодориху о якобы имеющей место тайной переписке Альбина с византийским императором Юстином, сам факт и, по-видимому, содержание которой могли при тогдашних обстоятельствах рассматриваться как тягчайшие преступления государственная измена и «оскорбление величества». За доносом последовал суд «священного консистория», который состоялся в присутствии короля и всего сената в городе Вероне – второй резиденции Теодориха. Боэций выступил на суде в защиту Альбина и заявил, вероятно, о подложности писем. Боэций хотел взять Альбина на поруки. В ответ Киприан обвинил в заговоре против готов также и Боэция. Тот был арестован и отправлен в тюрьму в местечко Кальвенциано под Павией, где находился в заключении вплоть до своей казни.