Текст книги "Фальшивый наследник (СИ)"

Автор книги: Игорь Шилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

  К концу вторых суток путешествия меня начало колотить, первый признак того, что поднялась температура. На следующий день я прекратил выполнять свои обязанности, попросту был не в состоянии этим заниматься. Сил не хватало на простое стояние возле головы чудовища, изредка подмигивающего мне своим выпуклым глазом, а о контроле за передвижением по реке и говорить нечего. Ближе к обеду я совсем сдал и мне отвели место на палубе, между плотно уложенными кувшинами, и грязными ногами гребцов, видимо для того, чтобы побыстрее избавиться от странного новичка. Лёжа на голых деревяшках я так и продолжал подвергаться атакам мелких, злобных монстров, физически ощущая ухудшение своего здоровья. Члены нашего небольшого экипажа сторонились меня и до этого, а сейчас полностью перестали со мной контактировать, стараясь лишний раз даже не смотреть в мою сторону. Один Братек и то с большими предосторожностями, приносил мне попить забортной воды, и заглядывая в мои воспалённые глаза, сочувственно интересовался моим самочувствием. Он же доставил и вечернюю пайку, так как энергии, для того чтобы сойти на берег, в моём организме почти не осталось, она вся с бешеной скоростью уходила на беспрерывное чесание, поражённого язвами, тела.

  Следующие два дня прошли, как в тумане. Меня ничего не интересовало и мне было абсолютно всё равно, что кругом твориться, где мы находимся и какая погода на дворе. Жаждал одного, как можно быстрее сдохнуть, чтобы навсегда забыть о нестерпимом зуде и желании постоянно чесаться. Но, как говорится, не судьба. На пятую или шестую ночь мой, ещё достаточно молодой организм собрался и, по всей видимости, начал вырабатывать противоядие от заразы, занесённой в кровь мелкими паразитами. Желание содрать с себя кожу притупилось, температура тела понизилась и мне в первый раз за последние дни удалось по настоящему выспаться, а утренний выход на берег и запоздалый завтрак, придали внутренним резервам дополнительные силы, которые тут же ушли на беспощадную борьбу с хворью. Ближе к середине дня почувствовал, что мне вновь под силу твёрдо стоять на ногах и выбрался из своего убежища. Пошатываясь, от разыгравшегося на реке ветра, дошёл до носовой части судна, где мой приятель в одиночку отрабатывал наш хлеб и занял там свой пост. Пускай мой внешний вид ещё и не позволяет окружающим меня людям уверовать в начало выздоровления своего коллеги, но внутренне я уже настроен на то, что неизвестная мне болезнь вскоре окончательно отступит. Новые укусы корабельных блох, так прозвал гадов, испоганивших тело до неузнаваемости, уже не приносят почти никаких страданий, а старые подсыхают, меняют цвет на более благородный и превращаются в небольшие шрамы, которые, как известно, украшают настоящего мужчину. За ужином обратил внимание, что люди, ещё вчера обходившие место моей лёжки стороной, также переменили ко мне своё отношение. Они, уже без отвращения, не скрывая любопытства, глазели на меня, словно на диковинную зверушку, размером с ноготок, сожравшую на обед огромного слона. И я их понимаю. Мне и самому кажется, что на меня сошло благословение высших сил. Всего пару дней назад, я был готов отдать богу душу и вдруг такие изменения. Братек радовался не меньше моего, болтал без умолку, рассказывая последние новости, прошедшие мимо больного товарища, пытался положить мне добавки, подлить кипятку, а перед сном договорился до того, что сболтнул лишнего. Оказывается, члены нашего маленького коллектива поставили на мне жирный крест уже на третий день моей болезни, а кое кто, в это же самое время и вовсе предлагал по-тихому выкинуть меня за борт, от греха подальше. Вот же сукины дети! Услышав такое заявление от друга, мне захотелось тут же вскочить на ноги и громко высказаться в адрес моих бездушных соратников, о чём то мило болтающих на сон грядущий, но вместо этого я улыбнулся, посмотрел в озорные глаза парня, и тихо сказал ему:

  – Спасибо тебе за всё. Если бы не твоя помощь и поддержка я бы ещё долго валялся у них под ногами.

  Порт Тртнвиля встретил в приподнятом настроении и, что не мало важно, в абсолютно рабочем состоянии, точно также, как и все остальные члены нашей микро флотилии. Жилые кварталы, нового для меня города, в отличии от Рутенвиля, расположились в огромной низине, плавно перетекающей в камышовые заросли полноводной реки и поэтому с воды мне не удалось разглядеть ни этажность построенных здесь домов, ни их размеры. Остались скрыты от моего глаза и габариты всего поселения. Впрочем, для того чтобы сообразить, что город огромен, хватило и беглого взгляда на приближающиеся, со скоростью гребка, многочисленные причалы, далеко убежавшие от берега и на количество судов, плотно примостившихся возле них. Если в этом месте порт растянулся не меньше, чем на полтора километра, то явно всё остальное превышает его размеры в разы. Я мог с любопытством первооткрывателя разглядывать открывшуюся моему взору картину ещё очень долго, вплоть до того самого момента, как наше плав средство встретится с одним из причалов, но резкий окрик рулевого заставил заняться другим делом.

  – Пять сотен – громко выкрикнул я в ответ, на вопрос о расстоянии до берега, указывая его в местных мерах длины, что соответствовало примерно трёмстам нашим метрам.

  – На раз! – приняв от меня информацию, громко отдал распоряжение гребцам человек сидевший у руля нашей допотопной "шхуны" и те тут же прекратили ворочать свои огромные палки, и подняли их над водой.

  Примерно секунд через двадцать рулевой, опять поинтересовался у меня о расстоянии:

  – Сколько?!

  – Четыре сотни тридцать – ответил я ему наугад, так как понятия не имел, какое количество метров мы преодолели за прошедшее время.

  Вот же угораздило поменяться с Братеком местами, левый борт всё время плавания был его и отвечать на каверзные вопросы капитана, согласно штатного расписания, должен был бы мой товарищ. А всё моё чрезмерное любопытство.

  – Раз! – раздалась команда с кормы и гребцы, опустив вёсла, сделали один мощный гребок.

  – Раз! – снова выкрикнул старший и корабль дёрнулся вперёд с новой силой.

  Мне пришлось ещё восемь раз отвечать на вопросы рулевого, хотя зачем он меня спрашивал о расстоянии, разделяющем судно от одного из причалов, я так и не понял. Ему же с кормы всё видно не хуже моего. Возможно, он это делал для того, чтобы было на кого списать свою ошибку при причаливании, если не дай бог она произойдёт, а может мужику просто скучно было, и он так веселился. Кто его знает, этого хмурого бородача, чего ему там в голову нестриженую взбрело. Как бы там ни было, но вскоре, с помощью моего глазомера, левый борт нашего усталого кораблика мягко ткнулся в невысокий, деревянный настил причала и экипаж дружно загудел, приветствуя окончание долгого, а для меня так ещё и неимоверно тяжёлого, похода.

  Расслабиться и насладится моментом команде не удалось. Не больше двадцати минут мы, широко улыбаясь друг другу, топтались на берегу и рассматривали стоящие рядом лодки, и мелкие судёнышки, а затем, вместе с посыльным пришедшим с корабля, где находился хозяин всего того добра, что благополучно добралось в этот город, пришла команда: "Приступить к разгрузке", чем наш экипаж, включая и охрану, немедленно занялся.

  Нудное действо длилось до самого вечера, прерываясь единожды на короткий перекус, но освободить судно полностью от товара нам так и не удалось. Количество транспорта, предназначенного для перевозки груза, было ограниченно, а его скоростные возможности не шли ни в какое сравнение с тем табуном, что прятался под капотом моего автомобиля, затерявшегося где то на просторах родной земли. Закончили с перетаскиванием хрупких предметов уже в сумерках, незаметно окутавших сначала водную гладь, а затем распространивших своё влияние и на примыкающую к ней твёрдую поверхность. Я тяжело выдохнул, после долгожданной команды прекратить разгрузку, аккуратно поставил кувшин средних размеров на солому, густо наваленную на телегу с высокими бортами и тихо высказался по русски:

  – Ну наконец то. Сдохнешь тут от вашей работы.

  Вроде бы обычное перетаскивание предметов средней тяжести отняло у меня столько сил, что ближе к закату я еле передвигал свои, ещё не совсем восстановившиеся от укусов мелких тварей, ноги. Небольшого перерыва и скудного обеда мне явно не хватило чтобы чувствовать себя уверенно, и ничего в этом нет удивительного, если припомнить, что со мной творилось ещё несколько дней назад.

  – Братек, ужином нас, когда кормить будут? – спросил я проходящего мимо приятеля, выглядевшего так, будто он и не таскал вместе со мной эти распроклятые тарелки, и миски с кувшинами.

  – Не знаю, но думаю скоро – ответил мне товарищ, приветливо улыбнувшись.

  – Скорее бы. У меня сил совсем не осталось – со вздохом выдавил я из себя и уселся на широкие доски причала, напротив нашего, ещё на половину полного, корабля.

  Что то совсем перестаёт мне нравиться моя теперешняя работа. Отдохнуть толком не дают, кормят плохо, пахать заставляют везде, где посчитают нужным, а про условия проживания на судне и заикаться не стоит, моё лицо ещё долго будет говорить окружающим на сколько они ужасны. Да ладно бы платили за весь этот кошмар хорошо и вовремя. А так, что получается? Как работать на две ставки – это будьте любезны, а как деньги выдавать – подождите.

  С ужином у меня опять получилось не так, как хотелось. Толпа потопала в местную забегаловку, расположившуюся где то на при портовых просторах, без нас с Братеком. Нам было оказано высокое доверие, и мы остались охранять хозяйское добро, пока остальные будут набивать свои желудки свежеприготовленными деликатесами. Дело, конечно, почётное, но радости от него я отчего то никакой не испытываю.

  – Слышь, Братек! – крикнул я своему приятелю, глядя на спины уходящих на ужин людей. – Когда нас с тобой сменят?

  – Не знаю. Думаю, пока не наедятся и не напьются вдоволь, за нами никто не придёт – ответил он, зло поглядывая в туже самую сторону.

  – Весело – тихо обрадовал я себя и снова спросил у соседа: – А может я тогда пройдусь немного, посмотрю, что тут вокруг творится? Когда ещё такая возможность представится? Один здесь справишься?

  – Сходи – спокойно ответили мне, – но не на долго и не далеко. Хозяин не любит, когда его люди без дела болтаются.

  – Это я уже понял – сказал я, выпрыгивая на причал и проходя мимо товарища, занявшего оборону на соседнем кораблике, бросил ему: – Не волнуйся, вернусь быстро. Одна нога здесь, другая там.

  Пока приятель переваривал мою последнюю фразу, я успел покинуть деревянный настил и выбраться на мощённую разнокалиберными камнями сушу. Несмотря на опускавшуюся на город темноту работа в порту идёт полным ходом. Самые нетерпеливые продолжают вывозить товары в сторону города, кому то приспичило загружаться на ночь глядя, у кого то, также как и у нас, рабочий день уже закончен, и он спешит домой, на ужин. Подумав о еде, сглотнул тягучую слюну и тяжело вздохнул, жрать хочется нестерпимо. Пропустив пару огромных, двух колёсных телег быстрым шагом преодолел широкую проезжую часть и вразвалочку, делая вид, что прогуливаюсь, пошагал в сторону видневшихся впереди невысоких, каменных построек. Может там торгуют чем нибудь съестным? Купить я конечно ничего не смогу, в моих карманах, как и прежде, гуляет ветер, но просто посмотреть на продукты мне никто запретить не может. Ближайшее здание мало походило на пищеблок, оно больше напоминало комендатуру или таможню. Возле него толпились люди с оружием, в прекрасно подогнанных кожаных доспехах и быстро разговаривали между собой на незнакомом мне языке. О том, что этот мир населён людьми, общающимися между собой на разных языках, я узнал ещё в порту Рутенвиля, там приезжие моряки и торговцы иногда ругались по своему, но слова услышанные мной сейчас не имели ничего общего с теми гортанными звуками. Эти были более певучие и количество гласных в них было достаточным, чтобы не каркать, как ворона, выпуская слова на волю. Стараясь не привлекать к себе внимания вооружённых людей быстро проследовал мимо. Оружия при мне нет, оставил его на корабле, да и не думаю, чтобы оно мне помогло, в случае чего, с моим то умением обращаться с широким клинком. Следующий домик, к которому меня привело чрезмерное любопытство, был заперт на огромных размеров замок, похожий на те, что использует мой хозяин у себя дома, поэтому его я оставил позади нисколько не сожалея об этом. Шагов через пятьдесят ноги привели меня к развилке дорог, одна из которых была широкой и вела, по всей видимости, в город, так как по ней ехало несколько телег и шагало человек десять усталых тружеников, а та, что была уже, плавно поворачивала направо и извиваясь шла вдоль берега. По ней то я и решил прогуляться, посчитав, что причин сделать это вполне достаточно. Дома, стоящие в ряд у обочины этой дороги, освещались кострами и факелами, так как к этому времени сумерки плавно перетекли в ночную мглу, а ещё оттуда доносились громкие голоса, позволявшие сделать вывод, напрашивающийся сам собой – там весело, и наверняка, сытно. Не станут люди так громко смеяться, после тяжёлого трудового дня, на пустой желудок. С надеждой на то, что и мне удастся каким нибудь боком прислониться к этому веселью, я быстро зашагал по тёмной мостовой.

  Интуиция меня не подвела, метров через триста мои усталые ноги достигли целого комплекса заведений, предназначенных обеспечивать человечество горячим питанием и хмельной жидкостью. Огни, издалека казавшиеся мне маленькими костерками, при приближении оказались огромными кострищами, облизывающими своими длинными, извивающимися языками здоровенные туши домашних животных, висевших на массивных вертелах. Часть их, сидящие неподалёку от огня люди, уже успели обглодать и, надо думать, благополучно переварить в своих желудках, но и для вновь прибывших проблема остаться голодным не стояла. Запах от висевших над жарким пламенем поросят и барашков доносился обалденный, и я, словно бродячая собака, плохо соображающая чего она делает, двинулся на него. Шёл словно зомби и казалось вот-вот достигну того момента, когда смогу протянуть руку, и оторвать от хряка кусок прожаренного мяса, который тут же запихаю себе в рот, но меня остановил громкий окрик, донёсшийся до моего разума откуда то снизу.

  – Куда прёшь, баран?! Твоё место ещё не освободилось!

  Если бы не дружных хохот, последовавший вслед за, без сомнения правильно, переведённым мной высказыванием, я бы не обратил на него никакого внимания и прошагал бы дальше к костерку и жарившемуся на нём окороку. Однако ржание было на столько мощным, что оно сумело полностью перебить поглотивший моё сознание запах и замедлить скоростное выделение слюны. Остановившись я внимательно посмотрел на мужичка, вызвавшего всеобщее веселье. Найдя в темноте его прищуренные глазки улыбнулся им и поддерживая настроение сидящих прямо на земле людей, неожиданно для себя сказал в ответ:

  – Твоя козлиная борода больше подходит для того, чтобы её, как следует, поджарили.

  Возникшая в голове нервозность не позволила мне правильно расставить ударение, в некоторых словах, а часть из них, из-за моего плохого произношения он, возможно, и вовсе не разобрал, но общий смысл высказывания человек, наверняка, понял и моментально среагировал на него, резко вскочив на ноги.

  – Чего пыжишься, титька тараканья. Лопнешь... – процедил я сквозь зубы по русски, посматривая на убогое, неимоверно худое создание мужского рода, нагло смотревшее на меня снизу вверх.

  Неизвестно откуда взявшаяся яркая вспышка, миллионами искр ослепившая мои глаза, остановила перевод красочного выражения на местный язык в самом зародыше. Тело вдруг потеряло равновесие, сознание померкло, успев напоследок выдать предположение о том, что со мной происходит голодный обморок и я, почувствовав небывалую лёгкость, стал заваливаться на бок.

   Глава 11

  – Да, что за! – выругался я открывая глаза и придвинул правую ногу, самостоятельно выдавшую пируэт в воздухе, обратно, ближе к туловищу.

  Тьма, плотно окутавшая близлежащее пространство, недвусмысленно говорила о том, что на улице глубокая ночь, а плеск воды и мелкие брызги, приносимые порывами ветра, успокаивающе намекнули о моём месте положения.

  – Приснилось, наверное, чего то страшное? – подумал я и для того, чтобы снова поймать внезапно прерванный сон, попробовал повернуться на другую сторону.

  Взрыв в затылочной части головы совпал с очередным, самопроизвольным дёрганьем правой ноги. От резкой, нестерпимой боли у меня брызнули слёзы из глаз и напрочь исчезло желание немедленно разобраться с поведением нижней конечности, а непонимание причин возникновения того и другого, заставило замереть в процессе манёвра.

  – У-у – вырвался из моей груди еле слышный стон, больше похожий на вой, напугавший меня не меньше всего остального.

  Не дыша и не шевелясь пролежал в позе окоченевшей кошки не меньше минуты, каждой клеткой ощущая неимоверную тяжесть в голове, и ледяной страх намертво сковавший тело. Странно, но нехватка кислорода в лёгких почти не ощущалась.

  – Может я умер? – выдал очередную мысль, замеревший в ожидании чего то ужасного, напуганный мозг.

  Попробовал вернуть корпус в первоначальное положение. Медленно повернул его на несколько сантиметров влево. Хуже не стало, хотя и лёгкости, ощущаемой при внезапном пробуждении, тоже уже не наблюдалось.

  – Нет, если бы я помер, то ничего бы вообще не чувствовал – успокоил я себя, но почти сразу же вновь напрягся: – Да откуда тебе знать, чего ощущает человек после своей смерти? Может ты в аду, где тысячу лет будешь страдать от нестерпимой боли.

  Правая нога опять зашевелилась, выворачивая ступню в неестественное состояние, и чтобы выровнять её положение я был вынужден резко закончить ранее начатое движение возврата.

  – Да, что же это такое? – позволяя ледяному холоду завладеть своим, гулко стучащимся в виски сердцем, задался я очередным вопросом, дыша так тяжело будто пробежал десятку с полным боекомплектом.

  Постепенно, привыкая к тупой боли в голове и смирившись с извращённым поведением одной из ног, взял себя в руки, и успокоился. Воспользовавшись принципом разделения проблем, перешёл к изучению причин, вызывающих в моём теле такие странные явления. Аккуратно ощупал лицо и часть, продолжавшей гудеть словно церковный колокол, головы, ту, что не вызывала особой тревоги. Затем, сжав волю в кулак, приступил к обследованию затылка, уменьшившего параметры боли после возвращения его в положение – "до пробуждения". Мои пальцы лишь слегка погладили волосы в том месте, откуда вяло струилась боль, а перед глазами уже всплыли воспоминания, за которыми, как не старался, обнаружить ничего больше не сумел.

  – Это, что же получается? Пока я играл в гляделки с этим доходягой, кто то мой кумпал сзади приласкал? – цепляясь за конец логической цепочки, пробормотал я и продолжил свои умственные изыскания, но уже в форме внутренних размышлений. – А каким образом меня на корабль занесло? Не мог же я в отключке столько протопать? Стоп! А кто сказал, что я на корабле? Так вода же о борт плещется. Ну и что?

  Нервные, путанные обрывки недавнего прошлого, уводили меня от одного нереального края, к другому. То мне казалось, что у меня снова поднялась температура и я брежу, то вдруг почудилось будто бы усилившийся ветер доносит до моего носа запах, обычно исходящий от прелой, скошенной перед дождём травы, и у меня вновь разыгралось воображение, ведущее в район кладбища. Да ещё эта сука, правая нога, ни с того не с сего, время от времени, выкидывала фортеля будоражащие и так перегретый рассудок. Тихое сумасшествие продлилось вплоть до начала рассвета, а ближе к его приходу пришло понимание того, что лежу я у самого борта корабля, почти упершись в него лицом. Теперь понятно откуда этот специфический запах, но чего забыл в столь неприспособленном для сна месте, хоть убей не пойму. Выждав ещё какое то время, всё же решился на то, чтобы поменять позу и разобраться с бардаком устроенным кем то из моих друзей-"доброжелателей", не сам же я забрался в этот отстойник, куда собирается вся корабельная грязь. Превозмогая тупую, всепоглощающую боль в голове повернулся на спину, стараясь не касаться затылком предметов способных вызывать искры из глаз и удивлённо уставился на полотно, достойное кисти талантливого живописца, находящееся прямо перед моим очумелым взором. На всем протяжении, куда был в состоянии дотянутся в утреннем полу мраке мой, плохо воспринимающий действительность, орган зрения, лежали человеческие тела. Испугавшись за свою работоспособность, глаза по быстрому наладили контакт с той часть организма, что отвечает за выводы и передали ей странную, и где то даже пугающую картинку, мало чем напоминавшую виды из прошлой жизни, в надежде получить от неё хотя бы какой то вразумительный ответ. Секунды бежали, а покалеченная голова так ничего и не выдавала. За всех отдувался рот. Он, как несколько секунд назад открылся, так до сих пор и не закрывается. В предрассветных сумерках, на ограниченной территории, мной было обнаружено такое количество людей, плотно прижавшихся друг к другу, что истекающая слюнями, ошалелая пасть, получившего черепно мозговую травму человека, это самая безобидная реакция его нервной системы, на увиденное.

  – Я чё, на самом деле сдох? – вытирая рукавом подбородок, громко поделился я своими мыслями с окружающими.

  Ответа на вполне закономерный, в моём положении, вопрос, не дождался. Зато разобрался с неадекватным поведением правой ноги, дёрнувшейся в тот самый момент, когда разглядывал тела, лежащие рядом со мной. Зря на неё грешил, вины в периодическом подрагивании одной из нижних конечностей не было. Движение ей придавал неприглядный человечек, пристроившийся рядом, зачем то соединившей верёвкой, в два пальца толщиной, свою тощую лапу, с моей натренированной толчковой. Минут пять я смотрел на эту гибкую конструкцию, в попытке понять, для каких таких целей она понадобилась этому мужику. Мыслей не было никаких и если бы не очередной рывок этого дебила, я бы ещё долго гадал над сутью происходящего.

  – Чего привязался?! – вырвавшись из лап наваждения, громко выругался я и от души пнул свободной ногой в мягкое место, развалившегося рядом, странного человека.

  – Клям малям – поворачиваясь в мою сторону прошипел незнакомец, схватившись рукой за ушибленную часть своего тела.

  Чего означают его слова мне не известно, не слышал раньше здесь ничего подобного, поэтому прежде, чем дальше выяснять отношения, решил переспросить, что они обозначают. Может человек извиняется за своё гнусное поведение и прямо сейчас прояснит возникшее недоразумение.

  – Ты нормальным, русским языком, сказать можешь, чего мою ногу к себе привязал?

  На хера мне твой "клям малям"!

  В ответ, бородато лохматое, да к тому же ещё сверх меры обнаглевшее, чудовище быстро чего то залепетало. Делало оно это так быстро, что моя неимоверно болевшая голова ничего знакомого, из его слов, не могла выбрать.

  – Да пошёл ты в жопу! – окончательно разозлившись на всё на свете, выкрикнул я и пнул ещё раз, сидевшего ко мне уже грудью, человека, всё той же, левой ногой, отдав ему распоряжение на местном языке: – Отвязывай давай, не то задушу, сука!

  Перевода последнего слова, на местный разговорный, у меня не было, но оно до соображалки обнаглевшего шалопая и без этого хорошо добралось, если судить по тому, с каким трудом я успел среагировать на его бросок к моему горлу. Этому хлипкому доходяге почти удалось дотянуться до моей шеи, когда мой правый кулак познакомился с его лицом. Удар противника ошеломил, но не на столько чтобы он перестал придираться к незнакомым слова. Завизжав, как испугавшаяся серой мышки девушка, недомерок снова прыгнул в мою сторону, пытаясь вцепиться зубами в, находящуюся ближе всего к нему, обмотанную тонким канатом ногу.

  Лёжа на всё том же, левом боку, без особого интереса разглядываю шершавые доски кормы, чужого корабля, потираю огромный синяк на правом предплечье и думаю о том, как хорошо бы было прямо сейчас оказаться в своей уютной квартире, на стареньком, почти полностью продавленном диване, с интересной книжкой в руках. И плевать на то, что дом, в котором находится родная жилплощадь, переехал неизвестно куда, и совсем не важно, что книга уже давно прочитана, не это главное. Эх, и дёрнул же меня чёрт поругаться с новым домоуправом. Жил бы сейчас вместе с остальными, ходил бы в лес за грибами, ягодами, зайцев ловил с дядей Мишей.

  – Интересно, как он там поживает, не обижает ли кто? – тяжело вздохнув, вспомнил я о соседе с нижнего этажа.

  Получается так, что ближе шестидесятилетнего старика, закадычного друга отца, у меня здесь никого нет. Была бы Лизка жива, тогда другое дело, а так. Хотя, представься мне возможность встретится с любым из жильцов нашего, многострадального дома, я без раздумий бросил бы этот "райский уголок" и помчался к нему на встречу. Но. Вот именно, "но". Думать раньше надо было, до того, как стал изгоем в собственном доме. Говорила же мне мама: "Сынок, относись к людям мягче, и они потянутся к тебе". Слушаться надо было маму, Серёжа, а не строить из себя самостоятельного всезнайку. Эх, мама, мама, хотя бы одним глазком посмотреть на тебя. От мыслей о матери стало совсем грустно, так грустно, что захотелось повесится или утопиться от безысходности. Но в данный момент у меня даже на это нет прав, верёвка занята, а борт корабля такой высокий, что смысла пытаться выпрыгнуть за него нет никакого. Ладно, чего попусту слёзы лить и придаваться задушевным воспоминаниям, не подходящее время выбрал для того, чтобы играть на тонких струнах своей ранимой души. Судьба преподнесла мне такой, очередной "подарок", с которым просто так не разберёшься и на раз не справишься.

  Огромное, по местным меркам, судно, с неимоверным количеством гребцов, высоченной мачтой посередине и аж двумя рулевыми вёслами на корме, покинуло Тртнвиль рано утром. Событие – это безусловно было значимым, даже для такого большого города, как этот, но прошло оно, для меня, почти незаметно. Во время начала отплытия корабля, местный охранник, неправдоподобно быстро среагировавший на крики, доносившиеся из дальнего угла глубокого трюма, разводил нас с соседом по разным углам крохотного ринга. Делал он это на столько решительно и грамотно, что возражать ему ни у кого из участников мгновенно закончившегося поединка, не было ни желания, ни возможности. Возражать. Да, я смотреть в его сторону до сих пор опасаюсь, а хлюпик, пытавшейся подкрепиться моей ляшкой и вовсе, как скрутился в калачик, после удара по голове толстой дубиной, так и продолжает валяться в том же самом положении, изображая из себя побитую собаку. Хорошо, что меня и на этот раз не подвела реакция, не раз выручавшая в трудную минуту. Я, каким то чудом, сумел увернуться от тяжёлого и хлёсткого удара, направленного прямиком в мою голову, ставшую прямо таки мишенью, для разного рода бестолочей. Пострадать пришлось, не без этого, но синюшный кровоподтёк на руке, до этого вдоволь повеселившейся с физиономией товарища по несчастью, ничто по сравнению с тем, чего могло произойти с более важной частью тела. Мне даже подумать страшно о том, чтобы было с головой если бы по ней ещё разок, как следует, врезали. Конченным придурком может быть и не остался, но вот мысли выстраивать в логический ряд, наверняка бы больше никогда не умел, что в сложившейся ситуации равносильно смертному приговору. А, как по другому? Всё говорит о том, что попал я в очень неприглядное место. Сдаётся мне, что сегодня ночью меня, самым наглым образом вырубили, а затем продали владельцам этого "суперлайнера", словно обычную вещь, из какого нибудь простенького магазина. Кто это сделал? Вопрос. Ответ на него навряд ли когда либо найду. Да и не так важно в данный отрезок времени, кто совершил со мной такую пакость, сейчас о другом думать надо. Вот хотя бы о маршруте этого монстра, продолжающего с приличной скоростью передвигаться по реке, с помощью вёсельной тяги. Куда его несет? У какого берега он найдёт своё пристанище и, что там будет со всеми нами, людьми, попавшими в грязный трюм чужого корабля, по всем приметам, не по своей воле?

  Первый завтрак, проведённый мной в качестве невольника, в обществе огромного количества проголодавшихся мужиков, запомнился очень хорошо. Был он скоротечным и мало калорийным. Каждому из нас выдали по глиняной кружке воды, позаимствованной за бортом и по шесть сушёных фиников, способных утолить голод лишь пятилетнего ребёнка, чей возраст ещё позволяет жрать сладкое на завтрак, обед и ужин в неограниченном количестве. Обед, о котором я мечтал, наивно пологая, что при такой скудной утренней кормёжке нас непременно накормят днём, так и не обрадовал желудок, а ужин отличался от раннего перекуса лишь временем получения очередной порции сухофруктов. Красота, да и только. Куда же это нас везут, если с таким пренебрежением относятся к живому товару? Ответ, на мучивший меня целый день вопрос, получить было не у кого. Люди, сидевшие и лежавшие в радиусе пяти метров от меня, не говорили ни на одном знакомом мне языке, включая и тот, который начал осваивать несколько недель назад. Пробовал объясниться с ближайшим соседом на пальцах, но он, наверняка не забыв о нашей предрассветной стычке, только шипел в ответ и кидался словами на подобии тех, что я от него слышал раньше. Неоднократные попытки самостоятельно сложить обрывки увиденного на судне, в мозаичное полотно, окончательно завели в тупик. Маленькая щель любопытства, запустившая в мозг блудливого червяка, вскоре превратилась в открытую настежь дверь, позволившую оккупировать мою, так и продолжавшую плохо соображать, голову, полчищам тараканов, вскоре превратившим мозги в желейную массу. В общем ночью было чем заняться. Соответственно, как следствие этого, очередное утро встретил в агрессивном настроении, голодным и с огромным желанием на ком нибудь отыграться за плохо проведённое время, предназначенное для отдыха. Больше всего на роль главного виновника подходил сосед, чтоб его черти сожрали, дёргавший мою, привязанную к нему, ногу, с каждым поворотом своего хиленького тельца. Но бить человека, попавшего точно в такую же беду, как и ты, глупо и не солидно.

  – Хорош дёргаться, как паралитик! Ночью спать не давал, так хотя бы сейчас полежать спокойно пять минут можешь?! – прикрикнул я по русски, на привязавшийся ко мне ночной кошмар, определив, что клиент тоже уже проснулся.