Текст книги "Пособник"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Ивонна… Ах, пошло, пошло…

– Камерон. С тобой все в порядке?

– В полном, Фрэнк.

– Ты что-то бледноват.

– Да нет, я в норме.

– Ну и хорошо. Далвинни.

– Что?

– Далвинни, я говорю. Знаешь, что вместо него предлагает этот электронный грамотей?

– Сдаюсь.

– Дал Ване!

– Прекрати, а то я сейчас заплачу!

– Тут есть и получше…

– Извини, Фрэнк, но мне надо навести кой-какие справки, – говорю я, хватаю блокнот и направляюсь в библиотеку.

Черт, мне ведь с ним работать; лучше уж ретироваться под благовидным предлогом, чтобы не слышать этих бесконечных дурацких шуток с проверкой правописания, чем сорваться и послать Фрэнка вместе с его программой куда поглубже.

В «Кале» все еще есть библиотека, где хранятся газетные вырезки. Когда начинаешь работать над статьей, первым делом надо поднять все вырезки на эту тему, а хранятся они здесь. Думаю, что через несколько лет все это будет занесено в базы данных и такие проверки можно будет делать из любой точки земного шара по модему, но пока, если тебе нужно заглянуть в старые справочники, папки докомпьютерной эры и номера «Каледониан» прошлых лет (хотя последние и хранятся на микрофишах, а не в бумажном виде), приходится отправляться отнюдь не в виртуальное пространство. Наша библиотека занимает единственную похожую на пещеру комнату в глубине здания, двумя этажами ниже помещения для гостей; здесь нет окон, сюда не проникают уличные звуки, и, если только не работает печатная машина, здесь можно неплохо отдохнуть. Я перекидываюсь несколькими словами с Джоанн, главной библиотекаршей, затем устраиваюсь поудобнее и приступаю к поискам.

Кроме подтверждения того, что Арес – бог резни (каковой факт в равной мере может иметь значение и не иметь его), я почти ничего не нахожу. Отсутствуют и упоминания о ком– или чем-нибудь по имени Джеммел. Я ловлю себя на том, что перелистываю материалы, которые уже видел прежде, – о Вуде, Беннете, Харрисоне, Арамфахале и Айзексе.

Вуд и Айзекс работали в «Бритиш ньюклиар фьюэлз лимитед», Беннет – в Ядерной инспекции, Арамфахал был шифровальщиком в Управлении правительственной связи, а Гаррисон работал в Департаменте торговли и промышленности, и поговаривали, что он связан с МИ-6. Арамфахал отправился на железнодорожную ветку, которая проходила возле его сада под Глостером, завязал у себя на шее веревку, другой ее конец обмотал вокруг ствола дерева по одну сторону рельсов, а себя привязал к дереву по другую сторону и стал ждать экспресса. Вуд жил в Эгремонте – маленькой деревушке в Камбрии; он принимал ванну, прихватив с собой электрическую дрель – отнюдь не ту, что питается от батарейки. Беннет утонул в выгребной яме одной фермы около Оксфорда. Айзеке привязал себе к ногам древнюю и очень тяжелую пишущую машинку и сиганул в воды Дервента, а Харрисон устроился в номере отеля в Уиндермире и проглотил две жидкости, которые, реагируя друг с другом, образуют наполнитель-теплоизолятор, используемый в строительстве; в результате – смерть от удушья. Похоже, что все они друг друга знали. Сведения об их прежней работе были очень неопределенными и довольно отрывочными – были периоды, когда никто, казалось, не знал, где они находились, и ни с кем из коллег у них не было приятельских отношений, по крайней мере, никто из коллег не признался, что был с ними в приятельских отношениях.

Все это выглядело чертовски подозрительно, и я знаю людей из двух-трех лондонских газет, которые попытались выяснить, не было ли это чем-то большим, чем серией случайных совпадений, – ничегошеньки-то им не удалось разузнать. Даже в парламенте был сделан запрос, и полиция начала расследование, но и оно так ничего и не выяснило (а если и выяснило, то следователи предпочли помалкивать) и вскоре было свернуто.

Согласно мистеру Арчеру, во всех этих пяти смертях имелось одно общее: след инъекции на руке и/или ушиб на затылке. Из этого следовал вывод, что в момент совершения самоубийства все они находились без сознания. Мистер Арчер утверждал, что прочел это в копиях подлинных судебных документов, но я (как и другие газетные ищейки) справлялся у местных копов и коронеров, занимавшихся этими делами, и они ничего такого не подтвердили, хотя, надо признаться, старик патологоанатом из Камбрии, делавший вскрытие Айзекса, Вуда и Харрисона, умер от сердечной недостаточности вскоре после начала расследования; может, это было совпадение, а может, и нет – доказать ни то ни другое теперь уже невозможно, в особенности еще и потому, что его кремировали, как и пятерых других.

Я трясу головой; от этой теории заговора у меня возникает неприятное ощущение в глазном дне – уж не начало ли головной боли, спрашиваю я себя, и в это время раздается телефонный звонок. Джоанн зовет меня.

– Камерон? – Это Фрэнк.

– Да, – говорю я сквозь зубы.

Неужели очередная проверка орфографии?

– Твой мистер Арчер на проводе. Соединить?

Так-так-так!

– Конечно – почему нет?

В трубке раздаются щелчки (я в это время думаю: черт, этот разговор тоже записать не удастся), а затем голос Стивена Хоукинга:

– Мистер Колли?

– Он самый. Мистер Арчер?

– У меня есть кое-что еще.

– Что?

– Настоящее имя Джеммела мне пока никак не установить. Но я знаю имя агента, торгового представителя, имеющего дело с конечными пользователями.

– Да?

– Его зовут Смаут. – Он диктует мне имя по буквам.

– Отлично, – говорю я; вроде я где-то уже слышал это имя. – И?..

– Он тот самый, о ком в Багдаде не говорят. Но…

Но связь прервалась. Раздаются щелчки, последовательность далеких звуков, напоминающих тональный набор и слабое, едва различимое эхо: «…о ком в Багдаде не говорят. Но…»

Я кладу трубку; перед глазами у меня все потихоньку плывет, хмель от выпитого за ланчем еще не выветрился, в елдаке, глубоко оскорбленном двумя вынужденными мастурбациями, саднит, а голова идет кругом от тайного смысла слов, сказанных мистером Арчером, я уж не говорю о его тонком намеке на то, что кто-то – если уж мне не удалось – записывает наш разговор.

Дело в том, что я знаю, кто такой Смаут, – я делал о нем статью. Забытый заложник, человек, о котором (как сказал мистер Арчер) не говорят.

Дэниел Смаут – средней руки торговец оружием (точнее, был таковым); последние пять лет он провел в багдадской тюрьме, обвиненный в шпионаже, но осужденный за контрабанду наркотиков; его приговорили к смерти, которую заменили на пожизненное заключение. Правительство ее величества демонстративно не замечало его, и английский дипломатический представитель встречался с ним в последний раз три года назад. Но ходили упорные слухи, мол, он агент Запада и миссия его настолько деликатна, что лица посвященные боятся утечек в прессу или вообще на сторону, а упрятали его как раз для того, чтобы заткнуть ему рот, когда его последняя операция провалилась.

Значит, речь идет о проекте под кодовым названием «Арес» – бог войны, о проекте, к которому имеют отношение Ирак, какая-то очень секретная сделка и пять покойников, причем по меньшей мере трое из них были связаны с ядерной разведкой, а двое – с ядерным продуктом, причем в таком месте, где уже умудрились потерять столько оружейного плутония, что никакому маленькому диктатору, одержимому ядерными амбициями, не снилось в самых сладких его снах.

«Бритиш ньюклиар фьюэлз лимитед», Управление правительственной связи, Ядерная инспекция, Департамент торговли и промышленности и агент – торговый представитель, имеющий дело с конечными пользователями, как сказал о нем мистер Арчер, – в Багдаде.

Просто хер знает что!

Я заглядываю в отдел новостей, чтобы меня там увидели, и когда добираюсь до своего стола, звонит мой телефон; я хватаю трубку – это опять мистер Арчер. На этот раз я успеваю включить свой диктофон.

– Мистер Колли, сейчас я не могу говорить, но если дозвонюсь вечером в пятницу вам домой, то надеюсь сообщить кое-что еще.

– Что? – говорю я и ерошу волосы. Домой? Это что-то новенькое. – Ну хорошо, мой номер…

– У меня есть ваш номер. До свидания.

– …До свидания, – говорю я в оглохшую трубку.

– Все в порядке? – спрашивает Фрэнк, участливо выгнув брови.

– В полном, – отвечаю я и улыбаюсь – широко, но, боюсь, неубедительно. – В абсолютном.

Возвращаюсь в туалет, греша на съеденный днем чаудер, беру понюшку спида, а потом отправляюсь на Солсбери-Крэгс – сижу на скале, поглядываю на город, смолю косяк и думаю: «Так во что же мы вляпались, мистер Арчер?»

Глава четвертая
Инъекция

– Семьдесят девять семьдесят.

– Да… кто это?

– Энди, это ты?

– Да. Кто говорит? – Голос медленный, сонный.

– Что значит «Кто говорит?» Ты же сам мне позвонил. Это Камерон. Тот самый, который оставил сообщение на твоем автоответчике всего десять минут назад.

– Камерон…

– Энди! Ради всего святого! Это я – Камерон. Дружок твой лучший – детство свое голожопое еще не забыл? Ну, вспомнил? Да проснись ты!

Не могу поверить, что сонный голос Энди – не притворство. Ну да, уже полночь, но Энди никогда не заваливается спать раньше двух.

– …А, Камерон. Ну да, мне сразу показалось, что номер знакомый. Как дела?

– Порядок. А у тебя?

– Как всегда, ты же знаешь. Порядок. Полный.

– Ты обкурился, что ли?

– Ну, сам понимаешь.

– Слушай, если слишком поздно, то я перезвоню…

– Нет-нет, давай.

Я сижу в крохотной комнатке своей квартиры, телевизор включен, звук выключен, компьютер включен на дисплее таблица результатов «Деспота». Сейчас вечер пятницы, и по идее я бы должен где-нибудь развлекаться, но я жду звонка от мистера Арчера, а кроме того, боюсь, что найду себе какую-нибудь такую развлекуху, что мне захочется курить – вот еще одна причина, почему я остался дома смотреть телевизор и играть в игрушки, но потом начал думать об Аресе, пятерых покойничках и парне, который сидит в багдадской кутузке, и внезапно меня осенило: Камерон, ты явно ввязался в историю с материалами из стола Перла Фротуайта; тут я испугался, мне захотелось услышать человеческий голос, и я позвонил Энди, потому что должен ему телефонный звонок и почти не общался с ним после его короткого визита летом на уик-энд, но вместо Энди напоролся на его автоответчик в темном отеле всего в двух сотнях километров отсюда, хотя слышимость по-прежнему слабая, глуховатая. У меня такое ощущение, что я слышу, как его голос эхом отдается под сводами этого тихого, холодного места.

– Ну, что у тебя интересненького? – спрашиваю я.

– Ничего особенного. Ездил вот на рыбалку. Был в горах. Сам знаешь. А ты как?

– А как всегда. Валяю дурака. Пишу статью. Да, я бросил курить.

– Опять?

– Нет, теперь окончательно.

– Молодец. Все потрахиваешь эту замужнюю штучку?

– Боюсь, что так, – говорю я (и рад, что он не видит, какую гримасу я при этом корчу).

Неловко все это, ведь Энди знает и Ивонну, и Уильяма еще со Стерлинга, он корешился с Уильямом, и, хотя их пути вроде разошлись, мне не хочется, чтобы Энди знал про меня и Ивонну. Я всегда беспокоюсь, как бы он не догадался, что это она.

– Ага… Как, ты говорил, ее зовут?

– Не помню, чтобы я тебе это говорил, – со смехом отвечаю я и снова усаживаюсь на стул.

– Боишься, что я кому-нибудь скажу? – веселится он.

– Ну да. Живу тут в постоянном страхе, что это станет известно широкому кругу наших общих знакомых.

– Да брось ты. Пора тебе обзавестись собственной женщиной.

– Угу, – говорю я, изображая, словно обкурился и с трудом ворочаю языком. – Да, корешок, пора, понимаешь, найти себе типа телку.

– Ты никогда не прислушивался к моим советам.

– Не оставляй попыток. Может, когда-нибудь.

– А ты альтернативу, случаем, не пробуешь?

– Это еще что?

– Ну, сам знаешь, с мальчиками.

– Что-что? Господи помилуй, нет. Я хочу сказать… – Я смотрю на телефонную трубку у себя в руке. – Нет, – говорю я.

– Это я так, просто полюбопытствовал.

– С чего это вдруг? А ты? – спрашиваю я и тут же жалею, что сказал это таким тоном, будто осуждаю, а то и вообще ненавижу гомосексуалистов.

– Не, – говорит Энди. – Я нет… Я вроде того… Ну, сам знаешь, я вообще ко всему этому потерял интерес. – Он смеется, и мне снова представляется, что я слышу, как его голос эхом разносится по темному отелю. – Просто… ну, ты сам знаешь – от старых привычек трудно избавляться.

– Но все же от них избавляются, – говорю я ему. – Разве нет?

– Наверное. Бывает.

– Черт, – говорю я, подаюсь вперед и запускаю «Деспота» – мне необходимо что-то делать, обычно я в такой момент хватаюсь за сигарету. – Я скоро собираюсь в ваши края, тогда и к тебе загляну. Ты меня там не съешь, а, Гулд?

– Я только немного свихнулся от одиночества. Горный психоз, – он снова смеется, – а в остальном ничего. Так что приезжай, только дай мне знать заранее. Здорово будет увидеться. Жду с нетерпением. Давненько не общались.

– Тогда до скорого. – Я кликаю мышкой, чтобы обновить географию. – Как там дела с твоими долбаными хоромами?

– Что? А, с домом.

– Ну да, с домом.

– Нет, ничего. Все как прежде.

– Протечки-то залатал?

– Не… Ох.

– Что?

– Вру.

– Таки залатал?

– Нет, забыл; тут кое-что изменилось.

– Что?

– Ну, пара потолков обвалилась.

– Ух ты!

– В общем, тут сыровато.

– Никого не прибило?

– Не прибило? Кого тут могло прибить, кроме меня?

– Ну да. Так значит, места у тебя хватит, если я приеду с ночевкой, только надо взять с собой зонтик для гольфа, или водонепроницаемый спальник, или палатку, или что-нибудь в этом роде, да?

– Нет, тут есть и сухие комнаты. Так что приезжай.

– О'кей. Я точно еще не знаю когда, но обещаю – до конца года.

– Слушай, а взял бы да приехал прямо сейчас, а? Ну, на следующей неделе?

– Черт возьми, – говорю я, немного подумав.

А может, и получится. Все зависит от того, как пойдут дела с моими статьями, но теоретически все может быть. Надо бы немного отдохнуть. Сменить обстановку.

– А знаешь, почему бы и нет? Хоть на пару деньков. Запиши меня.

– Здорово. А когда?

– Скажем, в четверг или пятницу. Я еще позвоню.

– О'кей.

Мы говорим еще немного, вспоминая старые времена, потом я вешаю трубку.

Я отставляю в сторону телефон и сажусь за «Деспота», но мысли мои далеко – думаю о своем старом друге, «ледоходе», нашем вундеркинде, типичном игроке восьмидесятых, а потом жертве.

Я всегда ему завидовал, всегда хотел иметь то, что было у него, даже если знал, что мне это ни к чему.

А Энди, казалось, всюду поспевал и всегда в чем-то участвовал. За два года до моего отъезда в Стерлинг он в Сент-Эндрюсе начал заниматься военной подготовкой, и, когда началась Фолклендская война, был уже лейтенантом Ангусского полка. Он участвовал в марш-броске из Сан-Карлоса в Тамблдаун, был ранен в бездарной атаке на аргентинские позиции и награжден орденом «За боевые заслуги». Орден он отослал назад, узнав, что офицер, который командовал атакой, не был предан суду, а получил повышение. На следующий год Энди уволился из армии и поступил в большую лондонскую рекламную фирму, преуспевал там (это он придумал «айбиэмовскую» акцию «Вам нужно совершенство – приходите к нам» и лозунг для «Гиннеса» «За компанию?»), а потом вдруг ушел и открыл «Магазин новинок» в Ковент-Гардене. Ни у Энди, ни у его партнера, который прежде тоже работал в рекламном агентстве, не было никакого опыта розничной торговли, но у них было много идей, а еще им везло; кроме того, они воспользовались связями с прессой (со мной, например) и провели крупную рекламную кампанию, публикуя статьи о себе и своем бизнесе. И магазин, и его каталог для заказов по почте немедленно возымели успех. Менее чем за пять лет Энди и его партнер открыли еще двадцать филиалов, заработали приличное состояние, а затем продали все это крупной сети розничных магазинов по неприличной цене как раз за два месяца до обвала фондового рынка в 1988 году.

Энди полгода отдыхал – отправился в кругосветное путешествие (первым классом), прокатился на «харлее» по Америке, под парусами походил по Карибскому морю. Он пересекал Сахару, когда получил известие о смерти его сестры Клер. После похорон он несколько месяцев бездельничал в семейных владениях в Стратспелде, затем провел какое-то время в Лондоне, где ничем особым не занимался, разве что встречался со старыми дружками и устраивал попойки. А потом в нем словно что-то сломалось. Он притих, стал сторониться людей, купил большой разваливающийся отель в западном Хайленде и, бросив все, поселился там в одиночестве; он производил впечатление человека надломленного и по-прежнему ничего не делал, только пил без меры, колобродил ночами, стал немного хипповать – ловил рыбку со своей лодочки, шлялся по горам, а то и просто лежал себе да спал, а отель (расположившийся в тихой деревушке, в которой до постройки новой дороги и закрытия парома кипела жизнь) тем временем разваливался вокруг него.

– Камерон! Кингьюсси.

– Это что такое, Фрэнк?

– Один городок на Спее.

– Где?

– Да не важно. Догадайся…

– Сдаюсь.

– «Клин гусей»! Ха-ха-ха!

– Прекрати, помру от смеха.

Я освободился на уик-энд от всяких дел и посвятил его детоксикации моего организма – убрал порошок и не пил ничего вреднее крепкого чая. У такого режима была еще одна положительная сторона – он помогал мне пресекать поползновения закурить. Я как следует засел за «Деспота» и сумел подобраться куда-то к началу промышленной революции, но тут взбунтовалась моя знать, варвары нанесли согласованные удары с запада и юга, и произошло сильное землетрясение, которое вызвало эпидемию чумы. Когда я разобрался со всеми этими неприятностями, выяснилось, что я откатился назад на уровень, сопоставимый с Римской империей после раздела на Восточную и Западную, к тому же возникли подозрения, что варварства в южных варварах, может, даже поменьше, чем в моих подданных. Это уже попахивало стратегическим поражением. Моя Империя зализывала раны, и я с великим удовольствием приказал устроить показательную казнь нескольких генералов. А мой кашель тем временем становится все хуже, и я побаиваюсь, как бы меня не свалила простуда, к тому же этот гребаный мистер Арчер так и не позвонил, но, с другой стороны, из банка пришло доброжелательное (хоть один-то раз) письмо, которым меня уведомляли, что повышают мой кредит по карточке, а значит, в моем распоряжении теперь есть чуть больше денежек.

– Как ты думаешь, наш любимый мистер Мейджор протащит Маастрихтский договор через парламент? – спрашивает Фрэнк, его большое румяное лицо выплывает из-за моего монитора, как луна из-за горы.

– Запросто, – отвечаю я. – Его заднескамеечники кучка бесхребетных лизоблюдов, и если возникнет хоть малейшая опасность, эти говнюки либеральные демократы, как всегда, спасут шкуру тори.

– Хочешь небольшое пари? – подмигнул Фрэнк.

– По итогам голосования?

– Какое большинство соберет дядюшка Джон.[33]33
  Какое большинство соберет дядюшка Джон. – То есть Джон Мейджор, в то время премьер-министр Великобритании, лидер консерваторов после ухода в отставку Тэтчер.


[Закрыть]

– Ставлю двадцатку на то, что разница будет выражаться двузначным числом.

Фрэнк взвешивает, потом кивает:

– Идет.

Сегодня я мотался по военно-морским делам, брал интервью у рабочих на верфях в Розите,[34]34
  …на верфях в Розите… – Розит – город в Шотландии, где расположена военно-морская база со всей соответствующей инфраструктурой.


[Закрыть] которые вскоре могут закрыть (а могут и не закрыть), поставив в очередь за пособием еще шесть тысяч человек. Многое зависит от того, получат ли они контракты на обслуживание атомных ракетоносцев.

У меня уже готовы несколько сот слов будущей статьи, когда звонит телефон.

– Камерон Колли слушает.

– Камерон, господи, Камерон, как хорошо, что ты дома. Я была уверена, что опять запуталась в часовых поясах; абсолютно уверена. Истинная правда. Камерон, это просто смешно, нет, я без смеха говорю. Моих нервов уже не хватает, правда. С ним совершенно невозможно разговаривать. Он невыносим. Я не знаю, почему я вышла за него замуж, клянусь тебе. Он сумасшедший. В буквальном смысле этого слова – сумасшедший. Бог бы с ним, но он и меня доводит до безумия. Я хочу, чтобы ты с ним поговорил. Скажи ему что-нибудь, я тебя умоляю. Он, конечно, и тебя не послушает, но, но, но… ну, по крайней мере, может быть, выслушает.

– Привет, мама, – устало говорю я и лезу в карман пиджака, где у меня обычно лежат сигареты.

– Камерон, что мне делать? Бога ради, скажи, что мне делать? Скажи ты мне, ради всего святого, как жить с таким невозможным человеком. Ты понимаешь, что он становится все хуже и хуже. Если бы это были мои фантазии! Клянусь тебе – это не фантазии, чистая правда. Он становится все хуже. Не я – он. Все мои друзья могут подтвердить. Он просто…

– Что там у вас стряслось, мам? – Я беру карандаш со стола и начинаю грызть кончик.

– Мой муж – идиот! Ты что, не слушаешь?

– Слушаю, но что?..

– Он собрался покупать ферму! Ферму! Это в его-то возрасте!

– Что? Овцеводческую? – спрашиваю я, потому что она звонит из Новой Зеландии, а овец там, сами понимаете, хоть отбавляй.

– Нет! Для… ангорской шерсти. Ангорская шерсть… с коз или кроликов, с кого уж там ее стригут. Камерон, он становится абсолютно невыносимым. Я знаю, что он тебе не отец, но вы, похоже, ладите друг с другом, я думаю, он к тебе прислушается. Сынуля, может, ты приедешь и вразумишь его, потому что…

– Приехать к вам? Мама, ради бога, это же…

– Камерон! Я от него с ума сойду!

– Слушай, ма, ты только успокойся…

Так начинается очередной телефонный марафон – моя матушка пространно, подробно и с чувством жалуется на моего отчима, затевающего какой-нибудь новый бизнес, который, по ее убеждению, непременно погубит их обоих. Мой отчим Билл – кругленький, мирный, забавный веллингтонец, раньше торговавший подержанными машинами; он познакомился с моей матерью в карибском круизе три года назад, а через год она уехала к нему в Новую Зеландию. Они отнюдь не бедствуют, получая пенсии и кое-какие доходы с вложений, но время от времени Билла снова тянет заняться каким-нибудь бизнесом. Эти проекты дальше планов не идут, и обычно даже планами нельзя их назвать всерьез. Как правило, Билл просто говорит что-нибудь совершенно безобидное, ну, скажем: «Ты только посмотри – в Окленде можно купить франчайзинг в системе фаст-фуда всего за каких-то пятьдесят тысяч», но моей матери кажется, что он уже все решил, а денежки, конечно, вылетят в трубу.

Она бубнит свое, а я тем временем запускаю интернет и не торопясь просматриваю последние сообщения «Рейтерз» и «Ассошиэйтед пресс». Это чисто инстинктивная журналистская реакция, абсолютно совместимая с не менее рефлекторными сочувственными «ну и ну» и «ай-ай», которыми я ублажаю мою матушку, как только в ее монологе обозначается пауза.

В конце концов мне все же удается свернуть разговор, заверив ее, что Билл вовсе не собирается вкладывать все их сбережения в какую-то развалюху ферму в горах и что – как и всегда – ей просто нужно поговорить с ним об этом. Я обещаю навестить их на будущий год – может быть. Расстаться с первого захода не удалось – моя матушка из тех, кто пожелает тебе всего хорошего, попрощается, поблагодарит тебя за звонок или за то, что ты оказался на месте, когда она позвонила, попрощается опять и вдруг начнет осваивать совершенно новый пласт разговора. Но я наконец говорю «до свидания» и кладу трубку, пока она еще не успевает мне ответить. Я откидываюсь на спинку стула.

– Насколько понимаю, тебя доставала матушка, – раздается веселый голос Фрэнка из-за монитора.

Я не успеваю ему ответить, как снова звонит телефон. Я вскакиваю, со страхом хватаю трубку – неужели опять она: забыла что-то сообщить.

– Да? – вскрикиваю я.

– Привет, провинция, – слышится в трубке породистый английский голос.

– Что?

– Камерон, это Нейл. Ты хотел со мной поговорить?

– А, Нейл, привет!

Нейл – мой бывший коллега, который уехал работать в Лондон на Флит-стрит,[35]35
  Флит-стрит – улица в Лондоне, где расположены редакции важнейших английских газет; Флит-стрит в пере-носном смысле означает «пресса», «мир журналистики».


[Закрыть] когда на Флит-стрит еще не было засилья японских банков. Его отец во время Корейской войны служил в разведке, где и познакомился с сэром Эндрю (нашим главредом и поправляющимся инфарктником). Нейл самый заядлый консерватор из всех, кого я знаю; он курит опиум и безгранично верит в королевскую семью, в равной степени ненавидит социализм и Тэтчер и голосует за либералов, потому что его семья всегда за них голосовала – с тех еще времен, когда либералы назывались вигами. Он охотится на оленей и ловит лосося. Каждый год носится как сумасшедший в Креста-Ран.[36]36
  Каждый год носится как сумасшедший в Креста-Ран. – Креста-Ран – небольшой поселок в Швейцарии недалеко от города Санкт-Мориц, где с 1887 г. проводились (с перерывом) спортивные катания на санях-скелетонах.


[Закрыть] Ездит на «Бентли-82». Я не исключаю, что слово «светский» придумано исключительно для него. Теперь он на вольных хлебах и подвизается в темах, связанных с разведкой, – иногда для крупных газет, но чаще для корпоративных клиентов.

– Как дела? – спрашиваю я, бросая хмурый взгляд поверх экрана.

Но тут Фрэнк встает и, неторопливо продефилировав по комнате с авторучкой в зубах, исчезает.

– Хорошо, и некогда вздохнуть, – гнусавит Нейл. – Чем могу помочь?

– Можешь поведать, что тебе удалось узнать про тех пятерых парней, которые между восемьдесят шестым и восемьдесят восьмым отошли в мир иной при весьма подозрительных обстоятельствах. Ну, ты знаешь, о ком я – о тех ребятах, что были связаны с Расколом Ядра, или как там это теперь называется.

Последовала пауза.

– Ах, это, – говорит Нейл, и я слышу, как он закуривает сигарету. У меня слюнки текут. Живут же некоторые. – Старая история.

– Ага, – говорю я, закидывая ноги на стол, – старая история, она читается как шпионский роман, и никто так и не дал ей сколь-нибудь убедительного объяснения.

– А что там объяснять, чудо-мальчик? – вздыхает он. – Неудачное стечение обстоятельств.

– Похоже на Внутренние Расследования Археологической Комиссии Института. Нет?

Нейл смеется, вспоминая наш акронимический тайный код, которым мы пользовались в годы совместной работы.

– Нет, это Публичные Разыскания Архива Внутренних Дел… черт, что там последнее?

– Администрации, – говорю я, усмехаясь. – Ничего лучше пока не придумано.

– Верно. Оно самое. Фабрикации Аннулируются, Камерон, Товарищ.

– Ты серьезно? – спрашиваю я, стараясь не рассмеяться. – Все эти ребята, которые совершенно случайно были связаны с «Бритиш ньюклиар фьюэлз лимитед», или с Управлением правительственной связи, или с военной разведкой, так же совершенно случайно один за другим в течение всего двадцати месяцев загнулись и совершенно случайно именно таким образом? И ты в это веришь?

– Камерон, я прекрасно понимаю, что твоя меньшевистская душа жаждет раскрыть абсолютно иррациональный фашистский заговор за всем этим, но скучная правда заключается в том, что ничего такого и в помине нет. А если что-то и есть, то сработано так чисто, что просто не может быть делом рук какой-либо разведки – мне о таких разведках неизвестно. Ни малейших намеков на то, что в этом участвовал кто-то с нашей стороны; у Моссада – возможно, единственной службы, которая еще могла бы провести такую исключительно успешную акцию, не оставив на месте событий своих фирменных шинелей с вышитыми на воротничках именами, званиями и личными номерами агентов, – не было для этого никаких видимых мотивов, а еще больше мы можем быть уверены в наших друзьях из Москвы, так как после злосчастной кончины рабоче-крестьянского государства ребятки из бывшего КГБ, расталкивая друг дружку, спешат покаяться в прошлых грехах, но никто из них и словом не обмолвился об этих пятерых усопших сынах Камбрии и окрестностей.

– Шестерых, если считать еще и доктора, который делал вскрытие троицы из Камбрии.

– Даже и при этом, – вздыхает Нейл.

Я думаю. Решение, которое я сейчас приму, может оказаться очень важным. Рассказать ли Нейлу о мистере Арчере и Дэниеле Смауте? Или лучше помалкивать? Бог ты мой, да ведь эта история может наделать столько шума – Уотергейт отдыхает; речь идет о заговоре (если я правильно понимаю все нюансы) с участием Запада, или правительства ее величества, или никак не меньше, чем кружка влиятельных людей, которым хватило власти провернуть это дельце: вооружить нашего бывшего верного союзника в борьбе против злобных мулл, а ныне врага номер один – Саддама Хусейна ядерным оружием, когда Ирано-Иракская война пошла не по его сценарию.

– Знаешь, – Нейл вздыхает еще раз, – у меня ужасное предчувствие, что я еще пожалею об этом своем вопросе, но скажи мне, что заставляет тебя заниматься этим расследованием? Только не говори, что известие о печальной кончине этой пятерки только сейчас дошло до «Каледониан».

– Понимаешь… – говорю я, играя телефонным проводом.

– Ну? – говорит Нейл голосом, в котором ясно слышится: зачем ты тратишь мое драгоценное время?

– Мне позвонил человек, который заявляет, что ему об этом известно и что в этом замешаны еще несколько человек.

– И кто же это такие?

– Пока что у меня есть только одно имя. – Я набираю побольше воздуха в легкие. Сыграю в мистера Арчера. Буду сливать информацию маленькими порциями. – Смаут, – говорю я Нейлу, – Дэниел Смаут. Наш человек в Багдаде.

Нейл молчит несколько секунд. Потом я слышу, как он вздыхает.

– Смаут. – Пауза. – Понятно. – Еще одна пауза. – Итак, – медленно, раздумчиво говорит он, – если в этом деле замешан Ирак, то вполне возможно, что Моссад мог этим заинтересоваться. Хотя один из наших самоликвидаторов и сам явно был семитских корней…

– Как и Вануну.[37]37
  Вануну, Мордехай (р. 1954) – израильский ученый, в 1986 г. сообщивший миру, что Израиль ведет работы над созданием атомного оружия. Приговорен израильским судом к 18 годам тюремного заключения.


[Закрыть]

– Верно. Хм-м-м. Интересно. А ты понимаешь, что вся эта твоя информация вполне может оказаться дезой?

– Может.

– Это надежный источник?

– Нет, это новый источник, насколько я могу судить. И пока я получил только несколько имен. Так что вполне возможно, что это деза. Очень даже возможно. Даже более чем. Ведь ты и сам это говоришь. Так, значит, ты все же думаешь, что это деза?

Я тараторю без умолку. Вдруг чувствую, что валяю дурака, и мне становится не по себе.

– Ты сказал, что есть еще и шестое имя, – спокойно говорит Нейл. – Есть какие-нибудь намеки?

– Источник назвал мне только – по его словам – кодовое имя.

– И какое же? – терпеливо говорит Нейл.

– Понимаешь…

– Слушай, Камерон, я клянусь, что дорогу тебе перебегать не собираюсь, если тебя это беспокоит.

– В этом я не сомневаюсь, – говорю я. – Я это и так знаю. Просто… просто это может оказаться мыльным пузырем.

– Вполне вероятно, и все же…

– Слушай, Нейл, я бы хотел с кем-нибудь поговорить.

– Что ты имеешь в виду?

– С кем-нибудь из действующих, ну, ты понимаешь.

– «С кем-нибудь из действующих», – невозмутимо повторяет Нейл.

Ох, закурить бы!

– Да, – говорю я. – С кем-нибудь из действующих, кто еще служит. С кем-нибудь, кто посмотрит мне в глаза и скажет, что «МИ-шесть», или кто там еще, никакого отношения к этому не имеет; с кем-нибудь, кому я могу доверить все это.

– Хм.

Я даю ему время подумать. Наконец Нейл говорит:

– Всегда найдутся люди, с которыми можно побеседовать. Слушай, я прозондирую на этот счет кое-кого из моих источников. Посмотрим, какая будет реакция. Но я знаю, что если выйду с таким предложением, они, прежде чем решить, что им предпринять, захотят узнать, с кем имеют дело; они захотят узнать твое имя.

– Почему нет? Я не против, можешь меня назвать.