Текст книги "Несущественная деталь"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)

Хино отер грязь с лица и уставился на Пурдила у нее за спиной. Лед почувствовала, как корабль Пурдила врезался в ее корму, и в этот момент Хино потянулся к маленькому комку ила, который она положила на нос своего крейсера. Она увидела, как он схватил снаряд в комке грязи и одним быстрым движением бросил его.

У Ледедже было время затаить дыхание.

Снаряд пролетел рядом с ней – в каком-нибудь полуметре.

Взрыв, казалось, ударил ей прямо в спину. От этого в голове у нее зазвенело. Мир внезапно погрузился в тишину. Она все еще продолжала смотреть на Хино и поднимала руку, пытаясь сказать «Нет!»

Она ощутила, как звон распространился по всему ее телу. Она увидела, как в мгновение ока побледнело лицо Хино. У двух других ребят, гнавшихся за ним, на лицах застыло такое же выражение – она никогда не забудет этих лиц. Они были еще хуже, чем то, что она увидела, повернувшись. Их лица, от которых отхлынула вся кровь: трое ребят с открытыми ртами и так широко распахнутыми глазами, что она и представить себе такого не могла.

Она поднялась с живота и повернулась, чтобы увидеть, что у нее за спиной. Казалось, у нее на это ушла целая вечность. Она отвернулась от Хино и двух других ребят, от канала и заходящего солнца, от тростниковых зарослей, тянущихся рядом. Поворачиваясь, она увидела небольшой холм на миниатюрном острове, образующем один из берегов канала; наверху была арка и шпиль подвесного канала и башня над ними.

Она увидела что-то красное. То, что осталось от Пурдила, все еще почти что сидело на своей пластиковой доске. Большая часть его головы отсутствовала, правда, видела она это только одно мгновение, потому что он тут же рухнул вперед – отчасти на доску, отчасти в воду.

И только тогда все они закричали.

– И у него не было резервной копии?

– Конечно, не было. Мы этого не делаем, не умеем. Ведь мы – не вы.

Ледедже нахмурилась, глядя на Демейзена. Второе или третье самое тяжелое событие в ее жизни, а аватара корабля, казалось, почти не испытывает никакого сочувствия.

– Значит, – сказал Демейзен, – он был необратимо мертв.

– Да, необратимо.

– А что случилось с Хино?

– Мы его больше никогда не видели, Его отвезли в город для допроса в полиции, а потом – усиленная посттравматическая терапия. Его…

– Почему? Что с ним сделали в полиции?

– Что? Да ничего не сделали! Они должны были провести расследование – вот и все. Конечно, они с ним ничего не сделали. За кого вы нас принимаете? – Ледедже покачала головой. – Посттравматическая терапия была ему необходима, потому что он бросил то, что ему казалось комком земли, и снес парню голову.

– Да, понятно.

– Отец Хино был консультантом по ландшафту и так или иначе собирался покинуть имение до конца этого года, и потому к тому времени, когда ему снова можно было появиться в приличном обществе, Хино был уже на другом конце света, а его батюшка поправлял ландшафтные линии в имении другого богача.

– Гмм, – промычал Демейзен, задумчиво глядя на нее. – Я не знал, что у вас есть пенометаллы.

Ледедже, сощурившись, сердито посмотрела на него.

– Не могу поверить, что об этом не было известно раньше, – проговорила она, скрежеща зубами. – Так о чем я? Я убежала на следующее утро и чуть не умерла от переохлаждения. Спасибо, что спросили.

– Правда? – аватара удивленно посмотрела на нее. – Почему вы об этом не сказали?

– Как раз собиралась, – холодно ответила Ледедже.

Они сидели в двух крайних пилотских креслах шаттла, положив ноги на кресло посредине. «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений» приближался к пространству Энаблемента, и Ледедже, возвращаясь в дом, в котором она родилась и выросла, решила рассказать кораблю еще немного о своей жизни.

Демейзен кивнул.

– Вы уж извините меня за черствость, – сказал он. – Конечно, вы тоже получили психологическую травму, как и двое других детей, не говоря уже о родителях. Вас за что наказали – за то, что вы находились в запрещенном месте, за то, что вы подобрали невзорвавшийся снаряд, или за то, что вы убежали?

Ледедже вздохнула.

– За все вместе, – сказала она. Помолчала несколько секунд. Потом сказала: – Не думаю, что Вепперс был счастлив тем, что его триумфальное возвращение было испорчено побегом девчонки и всей этой суетой вокруг его игрушечных кораблей.

– Да, – проговорил Демейзен и замолчал, что было совсем на него непохоже.

– Что? – спросила Ледедже.

Аватара скинула ноги с кресла между ними, повернулась в сторону главного экрана, который вдруг ожил, начав показывать отступающее звездное поле.

– Тут есть одна странность, – сказал Демейзен, словно обращаясь вовсе не к ней. Потом он кинул на нее взгляд, кивнул на экран. – Видите?

Ледедже присмотрелась внимательнее, прищурилась.

– Что вижу?

– Гммм, – промычал Демейзен, и на экране появился более крупный план, изменились цвет и то, что вроде было текстурой. Теоретически это было голографическое изображение, но объекты находились так далеко, что объема не чувствовалось. Боковые экраны заполнились цветными графиками, цифрами, столбцовые и круговые диаграммы показывали, что происходит коррекция изображения. – Вот это, – сказал он, кивая на экран и откидываясь к спинке кресла.

В центре экрана, где темнота, казалось, чуть помигивает, колеблясь между двумя очень похожими и очень темными серыми формами, виднелась какая-то странная зернистая структура.

– Что это? – спросила Ледедже.

Несколько секунд Демейзен хранил молчание. Потом, хохотнув, сказал:

– Я практически уверен, что нас преследуют.

– Преследуют? Надеюсь, это не ракета и ничто в таком роде.

– Нет, не ракета, – сказала аватара, вглядываясь в экран. Потом он снова повернулся к ней, улыбнулся. – Не знаю, зачем я вывожу эту хреновину на экран, – сказал он, и экран почернел. – Да, нас преследует другой корабль. – Демейзен снова водрузил ноги на кресло между ними, сцепил пальцы на затылке и откинулся к подголовнику.

– Я думала, что у вас…

– Высокая скорость. Я знаю. У меня она и в самом деле высокая, но в последние день или два я притормаживал, реконфигурировал мои поля. Ну… на тот случай, если возникнет такая ситуация, – сказал он, кивая на черный экран.

– Зачем?

– А зачем выглядеть тем, кто ты есть, когда можно выдать себя за кого-то другого? – Аватара ослепительно улыбнулась.

Ледедже задумалась на мгновение.

– Я рада, что мне удалось кое-чему вас научить.

Демейзен ухмыльнулся.

– Вот это, – сказал он, и экран засветился снова, опять показывая странную серую структуру в центре, а через мгновение опять выключился, прежде чем она успела зафиксировать то, что увидела, – не знает, что оно преследует.

– Вы уверены?

– Абсолютно. – В голосе аватары слышалась самодовольная нотка.

– И кого же он преследует, по его мнению?

– Скромный Корабль Быстрого Реагирования класса «Палач», – с удовольствием сообщил ей Демейзен. – Вот кого он преследует, по его мнению, полагая, что хорошо выполнил домашнее задание. Корпус, сенсорика, тяга, все поля, которые я сейчас использую, убедительно выглядят как чуть-чуть и крайне правдоподобно модифицированная версия профиля сигнатуры классического палача. Так что он считает меня хрупким камушком среди современных кораблей. Но это не так. Я настоящая скала, черт побери. – Аватара счастливо вздохнула. – И еще он думает, что я даже не подозреваю о его существовании, потому что «Палач» его бы точно не увидел.

– А что он собой представляет? Тот корабль, что нас преследует?

Аватара щелкнула языком.

– Понятия не имею. Выглядит он как то, что вы видели на экране. Я вижу ровно столько же, сколько и вы. Я лишь вижу, что он здесь – и это все. С такого расстояния я могу определить, что он, вероятно, довольно высокого уровня. Цивилизация восьмого уровня. Или в самом конце седьмого.

– Значит, это не корабль Энаблемента?

– Нет. Навскидку это может быть Флекке, НР, Джхлупиан… а может ДжФКФ, если они в последнее время внимательно читали Научные труды Института Уиззо по Созданию Космических Кораблей.

– А зачем кому-то из них нас преследовать?

– Вот это вопрос, – сказал Демейзен. – Я так думаю, хочет узнать, что у нас за планы. – Он ухмыльнулся ей. – И узнать, что у меня за груз. Тот вопрос, который они задают себе и, возможно, на который попросят ответить меня: что я здесь делаю?

Ледедже подняла бровь.

– И вы придумали что-нибудь правдоподобное?

– Ну, у меня несколько концентрических слоев подготовленных историй прикрытия, – сказала аватара. – Хотя по большому счету я крайне эксцентричный и немного психопатичный пикетный корабль класса «Ненавидец», и я вовсе не обязан отвечать на вопросы всяких недоумков. Но большинство моих алиби предназначены для скромного бродячего корабля класса Палач, а одно из них довольно туманно говорит об интересах в Цунгариальном Диске или о некой связи с тамошней миссией Культуры. Уловка, в которой в известном смысле нет нужды, поскольку эта миссия взывает о помощи в связи с инфекционной вспышкой гоп-материи. Так что присутствие здесь любого корабля Культуры имеет идеальное обоснование.

Ледедже покачала головой.

– Я понятия не имею, что такое инфекционная вспышка гоп-материи.

– Беглая нанотехнология. Свармата. Остатки МГП – монопатического гегемонизирующего проявления. Иногда их называют роильщиками. У вас от этой терминологии глаза остекленели. В общем, часть их проникла на Диск… что такое Диск, вы ведь знаете?

– Множество заброшенных инопланетных кораблей, которыми никому не позволяется пользоваться, да?

– Множество заброшенных инопланетных фабрик, которыми никому не позволяется пользоваться… вроде бы не позволяется, – сказала, кивнув, аватара. – Но так или иначе в далеком и туманном прошлом гоп-материя проникла на Диск, и потому одна из наших категорически благонамеренных команд скорой помощи расквартирована там и пребывает на Диске, вероятно, гораздо больше, чем требуется (ну, вы знаете – это одна из тех работ, которые никогда не заканчиваются, потому что тем, кто их делает, нравится находиться там, где они находятся), но вот теперь, кажется, там произошла внезапная вспышка, и нашим друзьям приходится глушить серьезно беглое событие. – Демейзен помолчал, на его лице появилось то отстраненное выражение, которое иногда появлялось у аватар, когда сверхмощные корабли, воплощениями которых они были, наблюдали за чем-то бесконечно очаровательным, происходящем в таинственных царствах высокого разрешения, недоступных для простых смертных. Аватара тряхнула головой. – Уморительно.

– И вы собираетесь помочь им? – спросила Ледедже.

– Упаси господь! – сказал Демейзен. – Этим должен заниматься Паразит-контроль. Они приняли решение заволокитить это, пусть теперь все и расхлебывают. – Он пожал плечами. – Хотя, сказав это, я, вероятно, могу сделать вид, что иду им на помощь. Или же тот, кто нас преследует, может проникнуть взглядом сквозь мой волшебный плащ благопристойности. – Аватара забарабанила пальцами по консоли под экраном. – Действует на нервы. – Он вздохнул. – И еще любопытно. Это – возможно – не первая странная вещь, происходящая в этой глуши. Девять дней назад имел место абляционный выброс всего в миллионе километров от места того рандеву, которое они пытались организовать для вас в Семсаринском пучке.

Она покачала головой.

– Из вас бы получился совсем большой мальчик, – сказала она аватаре.

– Что-что?

– Вы все еще думаете, что девчонки тают, услышав всякие загадочные слова. Очень мило, я полагаю.

– Вы говорите об абляционном выбросе?

– Да что это еще за херня такая?

– Ну вот, это те самые штуки, с которыми мне приходится иметь дело, выход из того кривожопого пространства, в котором я провожу время. – Если бы Ледедже не знала, что аватара не способна обижаться, она бы решила, что та обиделась. – Абляционный выброс, – сказал он, вздохнув. – Это то, что происходит, когда корабль пытается с ходу прорваться через энергетическую решетку, но ему это не удается; его полевые двигатели не в состоянии эффективно соединиться с решеткой и – нет, он не взрывается, его не вышвыривает искалеченного навсегда на берег – его двигатели аблятируют часть себя, чтобы самортизировать энергетический взрыв. Это замедляет корабль, хотя и немалой ценой. Требуется немедленный ремонт двигателя. Суть в том, что возникающий при этом выброс виден очень издалека по масштабам э-решетки, так что он может использоваться как сигнал СОС. В мирное время это чревато серьезными последствиями, а в военное – может обернуться катастрофой. – Аватара замолчала, явно обдумывая это странное событие.

– Э-решетка? – осторожно спросила Ледедже.

– Ну что вы, в самом деле! – чуть не с раздражением сказал Демейзен. – Неужели вас ничему не учат в школе?

Кто-то звал ее по имени. Все вокруг было каким-то смутным, даже ее самоощущение. Например, она не знала точно, как ее зовут. Вот опять – кто-то позвал ее.

Так, они что-то говорили. Поначалу она думала, что они называют ее имя, но когда она дала себе труд задуматься, это уже не казалось ей таким очевидным.

Вроде бы эти звуки что-то означали, вот только она не могла понять что. А может, ей и было известно, что они означают, но она не была уверена, что это на самом деле за звуки. Нет, она имела в виду совсем другое. Как-то все смутно.

Йайм – так ее звали. Верно?

Она не была абсолютно уверена. Вроде бы эти звуки должны были означать что-то важное, и слово было не какое-то заурядное, ничего не значащее. Это было похоже на имя. Она была практически уверена, что это имя. Шансы, что это имя, были велики.

Йайм?

Ей нужно было открыть глаза. Она хотела открыть глаза. Она не привыкла к тому, чтобы думать: вот мне нужно открыть глаза. Обычно они открывались сами.

И все же, если уж ей нужно думать об…

Йайм? Вы меня слышите?

…этом, значит, она просто должна подумать об этом. Но вот опять, вот оно, пока она думала о том, чтобы открыть глаза; это… ощущение, будто кто-то или что-то назвало ее имя.

– Йайм? – сказал тихий, высокий голос. Какой-то дурацкий глупый голос. Притворный, ненастоящий. Или же голос ребенка, который надышался из шарика с гелием.

– Йайм? Привет, Йайм, – сказал писклявый голос. Слышала она с трудом; голос почти утопал в реве большого водопада или чего-то похожего на большой водопад; может быть, сильный ветер в высоких деревьях.

– Йайм, вы меня слышите?

Нет, в самом деле, будто кукла говорит.

Она открыла один глаз и увидела куклу.

Ну что ж, она так и думала. Кукла стояла совсем рядом с ней и смотрела на нее. Кукла стояла на полу. Она поняла, что лежит на полу.

Кукла стояла под каким-то необычным углом. Под таким углом она непременно должна была свалиться. Может, у нее были какие-то особые ноги с присосками или магнитами. У нее когда-то была кукла, которая могла карабкаться по стенам. Она решила, что у этой куклы обычные кукольные размеры – вполне подходящие для человеческого ребенка, чтобы он мог ее таскать, как взрослые носят детей. У куклы была мерцающая желтовато-коричневая кожа, черные, очень курчавые волосы и, как обычно у кукол, слишком большие глаза, голова и пухленькие ручки и ножки. На кукле были маленькая жилетка и трусики какого-то темного цвета.

– Йайм? Вы меня видите? Вы меня слышите?

Голос исходил из куклы. Рот у нее двигался, когда она говорила, но утверждать это наверняка было трудно, так как что-то мешало ей смотреть. Она попыталась поднести руку к лицу, чтобы убрать то, что мешает ей смотреть, но рука ее не слушалась. Рука словно онемела. Она попыталась поднять другую руку, но и эта рука ее не слушалась. Сигналы от обеих рук словно накапливались в ее голове, пытались сказать ей что-то, но она не могла разобрать, что. Множество таких сигналов поступало ей в голову со всего тела. Еще одна загадка. Они утомляли ее. Она попыталась зевнуть, но в ее челюстях и голове словно был песок.

Она открыла другой глаз и увидела двух кукол. Они ничем не отличались одна от другой и обе стояли под одинаковым странным углом.

– Йайм, вы вернулись! Хорошо!

– Рошо? – сказала она. Она хотела сказать «Хорошо», но у нее не получилось. Похоже, она толком не владела ртом. Она попыталась сделать глубокий вдох, но и это у нее плохо получилось. Он чувствовала себя так, будто ее заклинило где-то, словно она пыталась протиснуться через очень узкий лаз, но не смогла и застряла.

– Оставайтесь со мной Йайм, – пропищала кукла.

Она попыталась кивнуть, но… нет.

– Да, – проговорила она.

Она сообразила, что кукла всего одна – не две. Просто у нее возникли проблемы с фокусировкой. Кукла располагалась слишком близко, а в глазах у нее было что-то – что-то черное – и все размещалось под каким-то странным углом. Потолок, – если уж так его называть, – казалось, был расположен слишком близко к курчавой голове куклы. А единственным источником света в этом тесном, темном пространстве вроде была сияющая кожа куклы.

Куда она попала, черт побери?!

Она попыталась вспомнить, где была в последний раз.

Она стояла под кораблем, ее вводили в курс дела, она смотрела на изображения звезд, пучков и систем, громадный темный корпус корабля нависал над ней. Нет, она выходила из-под корабля в дождь, а тупое рыло корабля нависало над ней, словно черный стеклянный утес; гигантский плоский нож, с помощью которого можно врезаться в самое подбрюшье вселенной…

– Йайм, – пропищало что-то. Она открыла один глаз. О да, эта чудная маленькая куколка, стоящая перед ней. Под странным углом.

– То? (Что?)

– Не делайте этого. Оставайтесь со мной. Не уплывайте так.

Она хотела рассмеяться, но не могла. Не уплывать? Как? Куда? Она была поймана здесь, в ловушке.

Кукла качнулась к ней, походка у нее была неловкая – на таких коротких, толстых ножках. Она держала что-то в руке, что-то, похожее на иглу, за которой тащилось какое-то подобие тонкой нити. Нить исчезла в ниспадающей узкой темноте за куклой. Ей показалось, в этом есть что-то знакомое, но неправильное в двух расположенных близко друг к другу поверхностях за куклой.

В другой руке кукла тоже что-то держала. Игрушка подошла так близко к ее голове, что она уже и не видела ее – только что-то смутное. Но она чувствовала ее; чувствовала, как ее маленькое тело в одежде прижимается к ее голове.

– То ты елаешь? – спросила она у куклы. Что-то холодное прижалось к ее шее. Она попыталась пошевелиться. Пошевелить чем угодно. Веки – они работали. Рот – немного. Губы, казалось, были как чужие – не сжимались. Лицевые мускулы – более или менее. Язык, горло, дыхание – чуть-чуть. Пальцы? Пальцев нет. Носки ног? Не реагируют. Мышцы мочевого пузыря. Что-то есть. Здорово – если захочет, то сможет опорожниться.

Ни головой, ни телом, ни конечностями – никак.

Внезапно ей стало ясно, что это за узкое наклонное пространство, она поняла, что все еще находится на корабле, в той же гостиной, в которой была, когда корабль начал ускоряться. Ускоряться? Разве корабль ускорялся? Это был пол – сложившийся и прижатый к стене. Она лежала на стене, а пол надвинулся на стену, и она лежала стиснутая между ними двумя. Этим и объясняется то, что она не может пошевелиться.

– Что? – пропищала кукла, вскарабкавшись на ее лицо, перебравшись по другую сторону ее шеи.

– То ты елаешь? – повторила она.

– Я делаю вам инъекцию из микроаптечки и подключаю к шлангу аптечки дистанционного действия, она в двух метрах.

– Еня авалило?

– Вас завалило? – повторила кукла, делая что-то вне ее поля зрения. – Да, Йайм, боюсь, что так. – Она полупочувствовала, полуувидела, как куколка возится с какой-то длинной серебристой трубкой, потом ощутила что-то холодное с другой стороны шеи. Почувствовала, как игла вонзается ей в шею, но боли не было. Ни малейшей. И это удивило ее. Она была уверена, что если тело воспринимает какое-то внешнее травмирующее воздействие, то ты должен испытывать боль, прежде чем в действие вступит система защиты от боли. Если только все твое тело не пребывает в мучительной агонии, а потому мозг не залит снимающими боль секретами из соответствующих желез и сигналами «не реагировать» на такие пустяки, как какую-то иголку, вонзающуюся в твое тело.

Наверно, так оно и было. Она была придавлена, лишена возможности двигаться, находилась в искалеченном корабле, едва дышала, а ее тело, видимо, было искалечено. Логично.

Ей показалось, что она воспринимает это очень спокойно.

Что ж, от паники толку мало.

Она проглотила слюну, потом сказала:

– То тут за рня илась?

– Что тут за херня случилась? – повторила кукла, заканчивая делать то, что делала, и перебираясь опять на другую сторону, чтобы встать перед ее глазами. Теперь кукла встала чуть подальше, а потому ее было лучше видно. – Я – мы – были атакованы чем-то очень мощным – либо самим Булбитианцем, продемонстрировавшим дотоле несвойственную ему воинскую доблесть, или же кораблем эквивалентного уровня, находящимся поблизости. Мы только что вышли за пределы Булбитианского атмосферного пузыря. Мне пришлось включить суперфорсаж – перейти в гиперпространство, – прежде чем я вышел из пузыря, иначе нас бы уничтожили. Переход был очень жесткий, и мы все еще подвергались атаке. Задействовал оружие возмездия, но не знаю, удалось ли поразить атакующего. Прежде чем мне удалось уйти, по нам были нанесены новые удары. Размонтировал себя на части, отстреливал импульсные установки, как ракеты, и плазменные камеры, как мины. Потерял направляющую четырехмерника, и пришлось тормозиться об решетку, иначе нас разорвало бы на части. В настоящее время мы в свободном полете и расчлененные.

– Вы отите казать, то мы в опе.

– Не, я вовсе не хочу это сказать. Мы действительно в жопе в том смысле, что наше положение очень неблагоприятное, но, с другой стороны, в настоящий момент мы живы и наши шансы остаться живыми весьма велики.

– Равда?

– Правда. Благодаря моим усилиям и действию аварийных систем вашего собственного тела мы можем стабилизировать ваше положение и даже начать кое-какие восстановительные процедуры. Тем временем мне, кажется, удалось оторваться от тех, кто напал на нас, и мои собственные восстановительные системы задействованы по максимуму. Кроме того, есть сигналы бедствия, которые я послал до потери моих сигнальных полей, а кроме того, сам абляционный выброс должен был привлечь внимание. И я думаю, помощь уже сейчас на пути к нам.

Она попыталась нахмуриться. У нее почти получилось.

– А кукла?

– Все мои остальные дистанционники либо уничтожены, либо слишком велики, либо заняты другими делами. Кукла осталась от тех времен, когда у меня на борту были дети. Я не стал ее реконфигурировать из сентиментальных соображений. Я оставлю ее вам для компании, если вы хотите бодрствовать, хотя вам теперь, когда вы подключены к аптечке, лучше поспать; мне понадобится какое-то время, чтобы вытащить вас отсюда.

Она задумалась на секунду и сказала:

– Спат.

Прежде чем отключиться, она подумала: «Постой-ка! Там было что-то важное, что она должна была запомнить».

Но потом она погрузилась в небытие.

– Эта хрень приближается, – сказал Демейзен, нахмурившись. – Что это у него на уме? Он что – хочет меня обогнать?

– Вы уверены, что это не ракета? – спросила Ледедже. Она попросила Демейзена снова вывести на экран изображение преследователя, чтобы она могла хоть частично видеть, что происходит у них за спиной. Зернистое монохромное серое пятно в центре экрана ничуть не изменилось.

– Что бы это ни было, я сомневаюсь, что оно считает себя одноразовым и расходуемым, так что это не ракета, – сказала аватара. – Но она двигается прямо за нами, а это отчасти враждебный маневр.

– А когда его маневр можно будет считать полностью враждебным?

Демейзен пожал плечами.

– Когда он приблизится настолько, что Корабль Быстрого Реагирования класса «Палач» может зафиксировать кого-то у себя на хвосте. В настоящий момент эта штука считает, что я ее не вижу, так что в некотором роде я не могу предполагать что-то враждебное. Приблизившись настолько, что реальный корабль класса «Палач» может его засечь – или незадолго до этого, – он должен будет окликнуть нас.

– И когда это случится?

– Если ничего не изменится, никто не изменит скорость, то часа через два. – Аватара нахмурилась. – А это будет перед нашим входом в систему Цунг, где находится Диск. Уж не совпадение ли это? – Аватара явно не ждала ответа, а потому Ледедже и не попыталась что-нибудь сказать. Демейзен постучал ногтем по зубам. – Одна немного беспокоящая меня деталь: по его расчетам, я должен его увидеть как раз на подходе. Он полагает, что я останавливаюсь в Цунге, и это не лишено оснований. – Аватара теперь не столько говорила с Ледедже, сколько рассуждала, бормоча себе под нос. Ледедже сохраняла терпение. – Но я буду тормозиться почти до полной остановки, когда, по его предположениям, мои сенсоры его обнаружат, – тихо сказал Демейзен, кося глаза на экран. – Если проявить подозрительность, то это уже сам по себе почти враждебный акт, потому что дает нашему приятелю удобную позицию для атаки, если только и он тоже не будет тормозиться или не изменит курса. – Аватара рассмеялась, подняла брови. – Черт возьми! Так что будем делать, Ледедже?

Она задумалась.

– Может быть, что-то самое эффективное?

Демейзен щелкнул пальцами.

– Какое великолепное предложение, – сказал он, разворачиваясь в кресле лицом к экрану. – Естественно, мы должны не обращать внимания на тот неприятный факт, что самое эффективное слишком часто становится очевидным только задним умом. Но не берите в голову. – Он повернулся к ней. – Есть небольшая вероятность того, что ситуация выйдет из-под контроля. И мне придется вступить в боестолкновение. – Аватара улыбнулась ей, сверкая глазами.

– И от этой перспективы вы явно приходите в ужас.

Демейзен рассмеялся, может быть, даже смутился.

– Дело в том, – сказал он, – что серьезные космические схватки между взрослыми корабликами – не место для юной хрупкой девушки вроде вас, так что если у него именно это на уме, я попытаюсь от него оторваться. В настоящий момент для вас всего безопаснее находиться здесь, внутри меня, но ситуация может мгновенно измениться. Вы можете оказаться в одиночестве внутри шаттла в одной из моих подсекций, или просто в шаттле, или даже в костюме, даже в гелевом костюме, а всего в нескольких миллиметрах от вас – пугающая пустота космоса. И все это без всякого предупреждения. Вообще-то было бы лучше, если бы у вас осталось невральное кружево, мы могли бы сделать вашу резервную копию, и тогда вы бы стали почти такой же неубиваемой, как я. Но выкиньте это из головы. Вы никогда не надевали гелевого костюма?

– Нет.

– Неужели? Ну конечно. Выкиньте это из головы. Не о чем говорить. Прошу.

Сбоку от кресла Ледедже появился серебристый овоид, схлопнулся и исчез, оставив на полу что-то среднее между большой медузой и плотным презервативом размером с человека. Она уставилась на это явление. У нее возникла мысль, что это чья-то кожа, ставшая прозрачной, а потом содранная.

– Это космический костюм? – в ужасе спросила она. Как она себе представляла, космические костюмы должны выглядеть посложнее (не говоря уже о том, что посолиднее), и вид этого не добавил ей уверенности.

– Вам, вероятно, лучше опорожнить мочевой пузырь и кишечник, прежде чем его надевать, – сказал Демейзен, кивком показывая на то место, где жилое пространство шаттла стало реконфигурироваться в сверкающий санузел. – А потом разденьтесь и ступите в него – остальное он сделает сам.

Она подняла гелевый костюм. Он оказался тяжелее, чем она предполагала. Разглядывая его, она увидела что-то похожее на множество тончайших слоев, границы которых слегка светились. Какие-то части костюма казались немного плотнее, другие имели туманисто-матовые поверхности. Благодаря этому костюм выглядел более надежным, чем ей показалось поначалу, но незначительно.

– Я думаю, что продемонстрирую свою безнадежную наивность, если спрошу, нет ли этому альтернативы.

– Вы этим демонстрируете более чем безнадежную неспособность принять реалии окружающего мира, – сказала аватара. – Если он вам кажется тонковатым, не беспокойтесь. Есть еще и армированная верхняя часть, которая надевается на него. Я подготовлю и ее. – Она кивнула в сторону окончательно сформировавшейся ванной. – А теперь сделайте ваши дела, как умная биологическая девочка. Не тяните.

Она устремила взгляд на Демейзена, но он уже смотрел на экран. Она поднялась с кресла и направилась в ванную.

– А вы? – спросила она из ванной. – Вы в своем человеческом воплощении писаете и какаете?

– Нет, – отозвалась аватара. – Не в биологическом смысле. Но отправления осуществляю, если ем и пью на так называемых вечеринках. Оно из меня выходит в том же виде, что и входит. Но, конечно, пережеванное, если речь идет о твердой пище. Все это остается съедобным и пригодным для питья. Если только я не держу это в себе достаточно долго и микроорганизмы в воздухе или в самой еде не начинают ее разрушать. Так что я могу довольно убедительно рыгать и испускать ветры. Есть люди, которые любят есть то, что выходит из аватары. Очень странно. Но люди есть люди.

– Не нужно было мне спрашивать, – пробормотала себе под нос Ледедже, начиная раздеваться.

– Ха! Я так и подумал, что вам не понравится, – весело отозвалась аватара. Ледедже подчас забывала, какой острый слух у Демейзена.

Она символически пописала, потом разложила гелевый костюм на полу. Туманисто-матовые части располагались преимущественно на спине. Или спереди – определить было невозможно. Эти части имели ровную конусную форму, напоминая удлиненные полупрозрачные мышцы.

Она посмотрела на себя в реверсер. Татуировки представляли собой вихрь черных линий, бушевавший на всем ее теле. Она, после того как покинула ВСК, много времени провела, обучаясь пользоваться управлением татуировки, изменять ее конфигурацию. Она могла утончать и утолщать линии, изменять их число, цвета и светоотражающую способность, выпрямлять, искривлять, изгибать или вытягивать в спирали, закольцовывать их, превращать в прямоугольники или в любые другие простые геометрические формы, или выбирать один из тысяч изменяемых рисунков.

Она нахмурилась, посмотрев на серебристое колечко на левой руке.

– А что делать с кольцом-терминалом? – спросила она.

– Не волнуйтесь, костюм его учтет.

Она пожала плечами, подумала: «Ну и ладно». Она вступила в ножную часть костюма. Никаких полостей под ее ноги там, казалось, не было.

Она уже решила, что ничего не произойдет и ей, возможно, придется согнуться и посмотреть, как натянуть на себя эту штуку, но тут эта самая штука неожиданно зашевелилась и поднялась, обхватив ее ступни, потом потекла наверх, обволакивая голени, колени, бедра, потом туловище, обтекла ее руки, собралась чем-то вроде воротника вокруг шеи. Костюм двигался по ее телу быстрее, чем в свое время татуировка, выполняя по существу тот же фокус. У костюма вроде бы была температура тела; она не чувствовала его, так же как не чувствовала и татуировку.