Текст книги "Несущественная деталь"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)

– Он остановился у моей шеи, – крикнула она.

– Так и должно быть, – прокричал в ответ Демейзен. – Он обтечет вас целиком в случае угрозы или если вы ему скажете.

– А как ему сказать?

– Скажите «Шлем». Или, говорят, обычно хватает простого «О-па».

– Так он… разумный? – спросила она. Она произнесла это слово почти с надрывом, чего вовсе не собиралась делать.

– Глупее ножевой ракеты, – сказала ей аватара веселым голосом. – Но он распознает речь и может поддерживать разговор. Эта штука должна реагировать на угрозы, даже пока вы спите, Лед. Так что она не совсем уж тупица.

Глаза ее широко распахнулись, она набрала в грудь воздуха, почувствовала, что приподнимается на цыпочки.

– Похоже, он вставил мне что-то вроде клизмы и пессария, – сказала она, понимая, что ее голос стал на несколько тонов выше. – Вы уж скажите, что так оно и должно быть, черт возьми.

– Должно. Вы их тоже можете отрегулировать. Это можно сделать, давая команды голосом, или с помощью пультов на предплечьях, или подушечками пальцев. Как и в случае с татуировкой. Еще есть функции расцветки и камуфлирования, можете ими воспользоваться, если застенчивы.

Она посмотрела на себя в реверсер. Гелевый костюм даже не имел отражающей способности – она этого совсем не ожидала. Она даже татуировку на себе видела. Впечатление возникало такое, словно гелевого костюма на ней вовсе и не было, только по краям тела; в отражении она видела, будто обведена тонкой линией.

– Так он может говорить? – прокричала она.

– Ммм-гмм, – промычала в ответ аватара.

– Так вы нас представите? – спросила она. – Мне кажется, это было бы правильно, – пробормотала она.

– Он просто проявляет вежливость – ждет, когда с ним заговорят, – сказал Демейзен. – Поздоровайся, костюм.

– Привет, – сказал костюм, и она чуть не подпрыгнула. Ровный, холодный, бесполый голос раздавался в ее ушах.

– Привет, – ответила она, понимая, что улыбается, как идиотка.

– Госпожа И'брек, насколько я понимаю? – сказал костюм.

– Она самая! – сказала она, вероятно, громче и сердечнее, чем то было строго необходимо.

– Позвольте предложить ввести маленькие нити вам в уши, чтобы я мог говорить с вами непосредственно?

– Это необходимо? – спросила она, вдруг обнаружив, что по какой-то причине перешла на шепот.

– Предпочтительно, – ответил костюм. – Воротниковые компоненты уже в состоянии понимать субвокализацию. Это означает, что мы можем беседовать так, чтобы это было незаметно для других.

– Хорошо, – сказала она. – Я не против. – Последовала пауза. Она ничего не почувствовала, потом – едва ощутимое краткое щекочущее ощущение в обоих ушах. – Это оно? – спросила она.

– Да, – ответил голос, который теперь звучал несколько иначе, источник его соответствующим образом сместился, а потом сконцентрировался в ее голове. – Как вас так – устраивает?

– Пожалуй, – ответила она. Еще одна пауза.

– Нет, я ничего не слышу, костюм, – сказал Демейзен.

Ледедже перевела дыхание.

– Костюм, пожалуйста, наденьте на меня шлем.

Компоненты шлема скользнули ей на лицо, едва она успела произнести последнее слово, они со свистом выпрыгнули из воротника.

Она ощущала, что на голове у нее что-то есть, но по-прежнему видела идеально и могла моргать. Она осторожно поднесла палец к глазам и обнаружила, что над глазами у нее какие-то выпуклости. Она пошевелила челюстями, высунула язык. Над ее ртом образовалась небольшая выпуклость, увеличившаяся в размерах, – эта выпуклость словно убегала от ее языка. Крохотные выпуклости появились и под каждой ноздрей.

– А чем я дышу? – тихо спросила она.

– Воздухом, я думаю, – прокричала аватара.

– Окружающим воздухом, – сказал ей костюм. – Я на всякий случай подкачиваю в компоненты аварийной системы окружающий воздух под давлением. Но при долгосрочном пребывании в автономном режиме я могу моим собственным реактором непрерывно генерировать кислород из двуокиси углерода.

– Реактором? – переспросила Ледедже несколько встревоженным голосом.

– Реактором химического обогащения, – сказал костюм.

– Ага.

– Но в нем есть и то, что, по вашему представлению, есть и в настоящем реакторе, – прокричал Демейзен. Ей показалось, что ему все это доставляет удовольствие.

– Стандартная микроустановка для генерации материи/антиматерии, – сказал ей костюм.

Ледедже закатила глаза.

– Шлем убрать, – сказала она. Шлем мгновенно соскользнул вниз и убрался в шейный воротник. – А вы не могли бы почернеть? – спросила она.

Костюм приобрел матово-черный цвет.

– А теперь сделайте так, чтобы та часть, что над пультом управления татуировкой, стала прозрачной.

Площадка на ее левой руке снова стала прозрачной. Прикоснувшись к этому месту, она поняла, что прикасается подушечками пальцев к поверхности костюма, которая истончилась до долей миллиметра, что обеспечивало ей почти полную чувствительность. Она запрограммировала утолщение татуировочных линий, и лицо ее потемнело. Она с довольным видом вышла из ванной.

– Ну, вот, – сказала она. – Я одета. Что теперь?.. – Она остановилась в двух шагах от кресел. – Это что еще за хер?.. – начала было говорить она, но остановилась на полуслове. – А, армированная часть. – На среднем сиденье шаттла находилось что-то похожее на воина в доспехах. Костюм светился, как зеркало, и был абсолютно гладким. И, может быть, раза в три-четыре толще гелевой части. Головная часть была похожа на тот шлем с непрозрачным щитком, который надевают мотоциклисты.

– Да, армированная часть, – подтвердил Демейзен, окинув ее взглядом. – Очень мило, – добавил он.

– Ну-ну. – Она снова села на свое место. К ее разочарованию, изображение на экране ничуть не изменилось. – И что теперь? – спросила она.

– Теперь вы должны надеть армированную часть, – сказала аватара.

Она посмотрела на Демейзена.

– На всякий пожарный, – сказал он, разводя руками.

Она встала. Армированная часть тоже поднялась, как ей показалось, гораздо более плавно, чем на это был способен любой человек. Костюм встал лицом к ней, а потом разошелся на составные части по центральным линиям всех ближайших к ней компонентов – ноги, туловище и руки разделились чуть ли не на плоские поверхности по обеим сторонам, отчего костюм как бы удвоился.

Она шагнула к нему навстречу, посмотрела на сверкающие внутренние поверхности, почувствовала, как сжалось у нее горло. Она оглянулась – Демейзен по-прежнему смотрел на экран. Похоже, он почувствовал паузу и повернул к ней голову.

– Что?

– Вы… – начала было она, но остановилась. Откашлялась. – Вы в самом деле… не повредите мне? – она не хотела это говорить, но у нее вырвалось: – Вы обещали.

Аватара смотрела на нее с непонятным выражением, потом улыбнулась.

– Да, Лед, я обещал.

Она кивнула, повернулась, сделала шаг назад к костюму, который беззвучно замкнулся на ней, поприжав гелевую составляющую, но, казалось, не увеличив ее веса. Шлем закрылся не полностью – щиток соскользнул наверх, и поле ее зрения осталось ничем не ограниченным.

– Двигайтесь, как обычно, – сказал Демейзен, не глядя на нее.

Она пошла, как обычно, предполагая, что ей придется тащить костюм на себе, но костюм, напротив, словно помогал ей идти. Она вернулась на прежнее кресло, очень остро ощущая свою серебристую оболочку.

– Я себя чувствую, как какой-нибудь долбаный космический воин, – сказала она аватаре.

– Вы не воин, – сказал Демейзен. – Воин – это я. – На его лице мелькнула улыбка.

– Я рада за вас. Ну, что теперь?

– Теперь мы пытаемся наводить назад то, что со стороны должно выглядеть как следящий сканер корабля класса «Палач». Он засечет догоняющего нас энтузиаста.

– А это не покажется ему подозрительным?

– Не думаю. Корабли – в особенности боевые корабли и в особенности старые корабли – время от времени делают такие штуки. На всякий случай.

– И как часто удается что-нибудь найти?

– Практически никогда.

– А что – все старые боевые корабли такие нервные?

– Те, что выжили, – да, – сказал Демейзен. – А некоторые из нас подозрительны до паранойи. Я вот, например, делал переворот и направлял мой главный передний сканер точно назад, чтобы наверняка знать, что ни один факер не подкрадывается ко мне потихоньку сзади. Но долго так не пролетишь. Страшновато. Все равно что бежать задом наперед в темноте. – Аватара рассмеялась. – Хотя бывают вещи и пострашнее; вот, скажем, ты преследуешь незаметно – как тебе кажется – ничего не подозревающий корабль и вдруг, моргая, оказываешься в лучах света переднего сканера корабля класса Ненавидец. – У аватары был веселый вид. – Ну, сейчас посмотрим.

Ледедже уставилась на экран. Зернистое пятно в центре приобрело некие очертания – нечто похожее на округлую черную снежинку восьмиугольной симметрии.

Последовала пауза. Брови Демейзена поползли вверх.

– Да? – сказала Ледедже несколько мгновений спустя, когда молчание аватары затянулось. – И? Что происходит?

– Проклятье! – сказал Демейзен. – Они ускоряются. И быстро.

Ледедже уставилась на экран, но на нем вроде бы ничего не изменилось.

– И что вы собираетесь делать? – спросила она.

Демейзен присвистнул.

– Меня так и подмывает поддать газку, чтобы этот факер остался далеко позади. Или сделать разворот, пугнуть его сканером с полным компонентом прицеливания и крикнуть: «Привет, коллега, космопроходец! Чем могу быть полезен?» – Аватара вздохнула. – Но мы узнаем больше, если еще какое-то время будем прикидываться невинной овечкой – корабликом класса Палач. Они нас догонят минут через сорок. – Демейзен посмотрел на нее – такой взгляд, видимо, должен был восприниматься как ободряющий. У него это не очень хорошо получилось. – Вы должны понять, что это почти наверняка какая-нибудь ерунда, и вы очень скоро выйдете из этого костюма.

– Он довольно удобный.

– Правда? Прекрасно, прекрасно. Понимаю. Но я на всякий случай перехожу в режим полной боевой готовности.

– Занять места по боевому расписанию?

На лице Демейзена появилось мучительное выражение.

– Ужасно устаревшее выражение. С тех древних времен, когда на кораблях были экипажи. Или такие экипажи, которые там присутствовали не просто для катания. Но в принципе – да.

– Могу я чем-нибудь быть полезна?

Он улыбнулся.

– Моя дорогая девочка, в истории Культуры вот уже около девяти тысяч лет ни один человек – как бы ни был прекрасен этот вид во многих других отношениях – ничем не может быть полезен в серьезном космическом сражении. Вам остается только восхищаться красотой взрывов… или иногда вносить в них свой вклад.

– Вносить вклад?

– Ну, в смысле участвовать своими химическими составляющими. Расцвечивать. Ну, вы понимаете.

ГЛАВА 22

– В любом случае к нам уже направляется подмога.

– Правда? Нам повезло. И что это? Кто они такие.

– Один старый корабль класса «Палач».

– Что, настоящий корабль?

– Настоящий боевой корабль. Хотя и старый, как я уже сказал. Будет здесь через два часа.

– Так быстро. И без всякого предварительного оповещения.

– Такие уж они – старые корабли. Бродят по галактике годами, десятилетиями, а то и дольше, никому не говоря о своем местонахождении и назначении, но время от времени один из них оказывается в нужном месте в нужное время и делает что-то полезное. Наверно, это нарушает монотонность существования.

– Да, этот уж точно оказался в нужном месте.

– Ого-го. Что, зашились там?

– Не больше, чем вы, коллега.

– Для вас я – уважаемый коллега.

– Прижмурьте пару тысчонок этих маленьких сучат, и тогда можете делать вид, что достигли уровня уважаемого коллеги, коллега.

– Ну и ну. Ужасно, как мы флиртуем, правда?

– О да, ужасно, – сказала Ауппи Унстрил, ухмыляясь, хотя общались они только по звуковой – без картинки – связи. – Я от стыда вся покраснела. Есть еще новости?

– Наши неизменно услужливые уважаемые коллеги из ДжФКФ сообщают, что вот-вот подавят вспышки, с которыми они столкнулись, – сказал ей Ланьярес Терсетьер – коллега и любовник. – Как и мы, они полагают, что у них порядок, работа идет, все под контролем, а вдруг раз – и еще одна вспышка. Но в основном они, похоже, заняты тем, что проверяют все остальные фабрикарии.

– Я полагаю, мы должны быть благодарны за то, что они вроде бы так неплохо управляются.

– И за то, что у них так близко столько кораблей.

– Да. Правда, возникает вопрос, что они все тут вообще делали.

– Я смотрю, у тебя зуб на этих ловких ребяток.

– Неужели чувствуется?

– Да.

– Ну и прекрасно. Не доверяю я этим сукиным детям.

– Они о тебе очень хорошо отзываются.

– Они обо всех очень хорошо отзываются.

– Это так уж плохо?

– Да. Это означает, что им нельзя доверять.

– Ты так цинична.

– И подозрительна до паранойи. Не забудь – до паранойи.

– Ты уверена, что не была бы больше на месте в ОО?

– Нет, не уверена. А что насчет «Гило»? – Быстрый пикет «Гилозоист» находился на противоположной от них стороне Диска. Как это ни странно, почти синхронная инфекционная вспышка гоп-материи одновременно наблюдалась и в опасной близости от Пропускного Объекта Контакта на Диске, основной – а на самом деле, по условиям договора, обязательной – базы для всех видов, проявляющих активный интерес к Цунгариальному диску. Что ни говори, та инфекция была серьезнее этой: меньшее количество, но более совершенных, машин появились, словно личинки, из скопления фабрикарий вокруг самого Объекта и принялись атаковать давно разоруженный «Гилозоист». Он едва справлялся на собственном участке и не имел ресурсов, чтобы участвовать в подавлении инфекции, с которой пытались совладать Ауппи и ее друзья.

– Все то же. Продолжает веселиться в своем уголке.

ДжФКФ уже делали намеки на какой-то заговор; две вспышки почти одновременные, но так далеко разнесенные по геометрии Диска, это выглядело подозрительно, говорили они. Они подозревали чье-то подлое внешнее вмешательство и говорили, что не успокоятся, пока не разоблачат преступников. А тем временем они будут доблестно сражаться рука об руку со своими уважаемыми товарищами из Культуры, чтобы удержать, загнать назад и в конечном счете подавить инфекцию гоп-материи. Они отправляли корабли по всему Диску, чтобы препятствовать дальнейшему распространению инфекции, оставляя своих братьев из Культуры, более искушенных в военных вопросах, вести что-то вроде рукопашной. (Каждый занимается тем, что умеет делать лучше и всякое такое.) Но даже при том, что они пытались избегать участия в наиболее серьезных столкновениях, время от времени все же доставалось и им. Они старались изо всех сил, сражаясь бок о бок с лучшими из них (под лучшими, естественно, имелась в виду Культура), хотя это и не отвечало их природе.

– Ясно. Ну, а у тебя лично какие новости, любовничек?

– Скучаю без тебя. В остальном порядок. Занят по горло.

– А мы все – что, не заняты? Ну ладно, мне пора. Мочить роильщиков. Новое облако появляется из одного из седьмых уровней. Иду их жмурить.

– Ты их жмурить-то жмурь – себя береги.

– Тебе того же. До следующ…

– Ты забыла сказать: «Я тоже без тебя скучаю».

– Что?.. Что, правда, забыла? Вот говеная подружка! Скучаю без тебя. Люблю.

– И я тебя. Ну, я за дело.

– Постой. У нас есть название этого кораблика класса «Палач»?

– Странно, но нет. Вероятно, это означает, что он один из наиболее эксцентричных. Давай поспорим, что это один из ветеранов Идиранской войны, который никак не может успокоиться и пытается бороться с ее последствиями спустя полторы тысячи лет.

– Ну его в жопу. Спятивший престарелый корабль хочет вмешаться в текущую заварушку. Смотри еще – встанет на сторону инфекции, вместо того чтобы нам помогать их мочить.

– Ну вот. Ты циничная, параноидально подозрительная, а к этому еще и пессимистка. Это, надеюсь, полный набор, больше ничего нет?

– Какую-то часть нескольких следующих часов я буду думать, какие свои негативные качества предъявить тебе еще. Хорошей охоты.

– Мы здесь избалованы богатым выбором. И тебе того же. Пока.

– До встреч. Пока.

Ауппи Унстрил выключила связь, секретировала еще немного адренала и глубоко вздохнула, чувствуя, как наркотик побежал по ее жилам. Картинки на дисплеях, казалось, стали более резкими и яркими, их трехмерность – очевиднее, и все другие сигналы, поступающие к ней словно освежились – будь то звуковые, тактильные или какие другие, а других было много. Она чувствовала себя в полной готовности и горела желанием действовать.

– Наркоманка, – сказал корабль.

– Да, – ответила она. – И получаю от этого удовольствие.

– Вы иногда меня беспокоите.

– Когда я буду беспокоить вас постоянно, тогда мы, возможно, начнем достигать равновесия, – сказала она, впрочем, сказанное не передавало ее истинных чувств, а было результатом воздействия адренала – под этим кайфом всегда хотелось говорить что-то такое. Корабль ее совсем не беспокоил. Это она его беспокоила. Так оно и должно было быть; и это чувство ей тоже нравилось.

Корабль на самом деле не был кораблем (слишком мал), а потому не имел подобающего кораблю имени. Это был Быстроходный Модуль Связи, вооружаемый в случае необходимости (или как-то так), и кроме номера у него ничего не было. Да, он в настоящее время был вполне вооружен, и в нем имелось место для пилота, и потому она, как и неотразимый господин Ланьярес Терсетьер – коллега и любовничек, – была исполнена решимости не позволить машине получить все удовольствие от разборки с неожиданной, ограниченного распространения и странным образом не поддающейся контролю вспышке инфекции гоп-материи. Она решила назвать корабль «Прижмуриватель», что даже ей казалось немного ребяческим, но ей было все равно.

Ауппи и корабль прижмуривали к чертям собачьим все проявляющиеся элементы инфекции роильщиков, просто сметали эту себялюбивую пыль с небес. Она и в самом деле подвергалась смертельной опасности, спала урывками по несколько минут вот уже… нет, навскидку она не могла вспомнить, сколько дней это продолжается… и уже начала чувствовать себя скорее как машина, чем полноценная, привлекательная женщина. Это не имело значения – она любила свою работу.

Имелись игры-стрелялки с полным эффектом присутствия, которые, вполне вероятно, в некоторых отношениях были лучше, чем это, и она играла в них. Но у того, с чем она имела дело теперь, было неоспоримое преимущество над всеми этими играми: здесь все было по-настоящему.

Одно неудачное столкновение с камнем, валуном, гранулой или даже песчинкой этой инфекции – и привет. То же самое относилось и к оружию, которым были оснащены некоторые из более поздних проявлений гоп-материи. (Это само по себе вызывало беспокойство – роильщики вооружались, развивались.) Пока что эти вооружения не могли вызывать особого беспокойства у должным образом приготовленного боевого аппарата Культуры вроде того, в котором находилась она, пусть изначально ее шаттл и был скромным пассажирским средством, но – опять же – при неблагоприятном стечении обстоятельств она мигом превратится в плазму, прах, красное пятно, размазанное по большой площади.

Она, Ланьярес и другие сошлись на том, что понимание этого добавляет кое-что к ощущениям. В основном страх. Но еще и некоторую остроту, радостное возбуждение, когда очередная схватка заканчивается твоей победой, а кроме того, чувство после каждого столкновения, которого никогда не бывает в имитации: что ты добился чего-то, на самом деле что-то сделал.

Когда началась вспышка, в миссии Рестории на Цунгариальном Диске было более шестидесяти человек. Все они добровольно решили участвовать в подавлении. Они тащили жребий – кто будет пилотировать двадцать четыре микрокорабля, которые они могли ввести в бой. К настоящему моменту два корабля получили повреждения, но смогли вернуться на базу для ремонта. Никто из людей не был убит и не пропал без вести.

Люди не раз по имитациям просматривали прежние варианты развития событий и установили, что в случае, если вспышка будет развиваться по предполагаемому сценарию, их шансы остаться целыми и невредимыми составляют четыре к одному.

Только вспышка развивалась не так, как они предполагали; они даже не сочли нужным немедленно информировать о случившемся, потому что первоначальная незначительная вспышка представлялась интересной, достойной изучения. Потом, день спустя, уже поняв, что дело серьезное, они продолжали уверенно убеждать начальство, будто все под контролем, и отвергать предложения помощи: все будет кончено, прежде чем кто-либо на расстоянии дня пути успеет сюда добраться, к тому же никого на расстоянии дня пути и не было.

Первый день прогноза истек, но к его концу они даже исполнились еще большей уверенности, что во всем разобрались и знают, как с этим справиться, – на это уйдет пара дней. Ну хорошо, четыре. Да ладно. Уж в шесть-то они точно уложатся. Теперь уже шел восьмой или девятый день, а чертова вспышка не шла на спад, напротив, она даже развивалась (появилось вооружение, пусть и примитивное), и они все начали, как сказал Лан, зашиваться.

Кроме того, их объединенные, усредненные, постоянно обновляемые и предположительно весьма надежные имитации в последние несколько дней уже стали давать им шансы на выживание не четыре из пяти, а три из четырех, потом два из трех, а потом – казалось, неизбежно – один к одному. Это их протрезвило. Пусть они и имели дело только с имитацией, только с прогнозом, но все равно это вызывало беспокойство. Последняя оценка была сделана пять часов назад. А теперь их шансы, возможно, стали негативными. Если только вспышка не приостановится или даже с невероятной быстротой не начнет сходить на нет, или же им не выпадет какая-нибудь невиданная удача, то у них скоро будут потери.

Что ж, может, и будут. Только она не собиралась оказаться в числе потерь. Они, возможно, потеряют больше, чем одного человека. Но ее среди них не будет. Черт, может быть, они все погибнут. Она хотела быть единственной выжившей. Или последней погибшей. Когда Ауппи думала об этом, в ней вскипала ярость, о существовании которой в себе она даже не подозревала, эта ярость теснила ей грудь, обжигала глаза. Да, она была прирожденным воином. Она заранее слышала, как подсмеивается над ней Ланьярес. Ты, моя детка, злоупотребляешь адреналом, искрином, быстрином, централом, возбудином и спокойном.

И тем не менее, подумала она. Эта жажда уничтожения, славы – даже героической смерти – сами по себе были дополнительными неожиданными наркотиками; супервозбудителем, который взывал к чему-то глубинному, давно упрятанному, но так никогда полностью и не уничтоженному в панчеловеческом бионаследстве.

Она была облачена в армированный костюм, сидела в гелево-пенном эргономическом кресле, и к тому же от жесткого вакуума ее отделяли не менее чем четыре метра высокомилитаризированного насыщенной вооруженности Быстроходного Модуля Связи – двенадцать метров того же остроконечного бронированного пространства, если считать от передка; в ее распоряжении имелся целый арсенал оружия: один главный лазер, четыре вторичных, восемь третичных, шесть защитных точечных высокоскоростных шрапнельных лазерных установок, две нанопушки (к настоящему моменту израсходовавшие семь восьмых боезапаса – значит, скоро придется возвращаться на базу для пополнения) и тяжелый, неповоротливый ракетный контейнер с откидным корпусом, в котором размещался целый комплект хищного вида хорошеньких убийственных штучек. Тут оставалась еще половина боезапаса, а это, по мнению корабля, означает, что она слишком экономит ракеты. Она считала это простым проявлением осторожности. Береги расходуемые боеприпасы и не жалей того, что вроде бы неисчерпаемо – ее собственное желание сражаться и уничтожать.

Она чуть ли не со стыдом думала о том, что имеет резервную копию. Настоящий воин не должен опускаться до этого. Настоящий воин должен отдавать себе отчет в неизбежности смерти и небытия, но при этом оставаться бесстрашным, рисковать жизнью, не считаясь с шансами, сражаться до последнего.

Хотя херня все это; воины древности тоже считали, что у них есть что-то вроде резервной копии, они были уверены, будто их ждет славное будущее на небесах. То, что эти надежды были сплошной глупостью, не имело значения. У некоторых, видимо, имелись сомнения, но все же они вели себя так, будто были уверены. Экая дурацкая бравада. (Или глупость. Или доверчивость. Или своего рода нарциссизм – ваше мнение на сей счет зависело от того, что вы собой представляли, что вы сами чувствовали бы и делали в подобной ситуации.) Приняли бы они предложение о создании стопроцентно надежной копии, будь у них такая возможность? Ухватились бы руками и ногами – она готова была поспорить. И кроме того, они ведь шли убивать других людей, а не бесчувственную материю, интеллектуализированную на пару пунктов до такой степени, что она начинает тебя доставать. Вот тут аналогия с игрой становилась еще более явной. С инфекцией гоп-материи можно было расправляться, не испытывая никаких уколов совести, как и приканчивая монстров в игре-стрелялке.

Как бы то ни было, у нее имелась резервная копия, и каждые несколько часов она, как и другие, покидала поле боя, чтобы перевести дыхание, узнать, что происходит, и передать свою последнюю версию вполне себе смертной души на станцию Рестории, расположенной на внешней кромке Диска всего в тысяче километров над вершинами туч газового гиганта Ражира, куда она должна была вскоре направляться на пополнение боекомплекта. Дополнительные копии ее мыслеразума передавались на ближайший корабль Рестории, а кроме этого, вероятно, и на другие субстраты, находящиеся под наблюдением различных Разумов, располагающихся, вполне возможно, на другом конце большой галактики, а то и еще дальше.

Ну если у тебя есть резервная копия, инструментарий и вооружение, то пора и прижмурить что-нибудь.

Она воспользовалась длиннофокусной функцией, чтобы приблизить изображение облака камней, вылетающих из фабрикарии седьмого уровня в средней части Диска. Передняя часть облака сформировалась всего минуту назад. Большая часть облака все еще вырывалась из древней космической фабрики через круглые отверстия на ее темной поверхности. Это было похоже на гигантское нерестилище, испускающее споры, что, как решила она, вполне отвечало сути происходящего.

– Расстояние две целых восемь десятых минуты, – сказала она, делая круговой обзор – сканируя правый фланг, левый, тыл, фронт, все вокруг одновременно, чтобы оценить ситуацию. (Она не забыла, что чувствовала, когда ей продемонстрировали эти возможности в первый раз. Ее чуть не вырвало. Смотреть одновременно в двух разновращающихся направлениях, а потом во всех направлениях одновременно – к таким вещам древняя человеческая мозговая система не была приспособлена, да и осмысление результатов дело непростое для лобной доли. Она думала, что никогда не осилит это. Теперь это стало для нее обычным делом.) – Есть что-нибудь ближе, мельче, опаснее? Или дальше, но хуже? Если есть, то я не вижу.

– Подтверждаю, – сказал корабль. Он уже стал форсировать двигатели, направляясь на распоясавшуюся фабрикарию и облако умных камней, вылетающих из нее.

– Количество?

– Двадцать шесть тысяч, подсчет продолжается; скорость образования более 400 в секунду из приблизительно такого же количества портов. Скорость вылета стабильная. Около сотни тысяч, когда мы доберемся до места, и, по оценке, будет еще столько же.

– Где эти долбаные ДжФКФ с их командами для внутрифаб-интервенций?

– В этой фабрикации их, судя по всему, нет, – сказал корабль. – Отправляю ее координаты на Пропускной Объект Контакта, чтобы они санировали ее позднее.

– Не надо. Давайте прикончим этих сучат.

Корабль загудел вокруг нее, она почувствовала, как он ускоряется, почувствовала, как ее тело приспосабливается к ускорению. Большинство g, которые они набирали, компенсировались, но они могли и увеличить скорость, отменив компенсацию для части ускорения. Корабль разрывал поле компонентов Диска, направляясь внутрь к сердцевине тора, проносясь мимо темных форм фабрикаций. Она спрашивала себя, сколько еще из них заражены гоп-материей и как долго они еще смогут мочить все, что появляется.

Конечно, для нее, Лана и других существовала и иная возможность не быть убитыми: они могли прекратить сражение и предоставить все машинам. У них имелось еще около двадцати беспилотных – или управляемых автономниками – микрокораблей, похожих на тот, в котором находилась она, все они отчаянно пытались приостановить вспышку. Если бы люди перестали участвовать в схватке, то корабли все равно продолжили бы борьбу, высадив свои экипажи из одного пилота.

Они бы могли ускоряться и разворачиваться быстрее при отсутствии на борту человеческого компонента и практически не страдали бы в разгар схватки; корабли получали преимущество благодаря ряду полезных свойств человеческого мозга – таких, как имманентная способность распознавать профили, умение сосредоточиваться при ведении цели и инстинктивная реакция – так что внедренный в их системы человеческий груз вместе с искусственным интеллектом производил некоторую полезную работу, но в конечном счете все понимали, что это борьба одних типов машин с другим типом, а люди там просто присутствуют. Участвующие наблюдатели; они участвовали, потому что не делать этого было бы позорно и недостойно. В большой долгосрочной картине мира эта ситуация являла собой еще один крохотный пример, подтверждающий, что Культура – это не только ее машины.

Ауппи было все равно. Полезная или бесполезная, помощь или обуза, она наслаждалась происходящим. Она надеялась, что у нее когда-нибудь будут пра-пра-правнуки, она станет сажать их себе на колени и рассказывать о тех временах, когда она сражалась с выводком злокачественных машин на Цунгариальном Диске, имея в своем распоряжении всего лишь довольно совершенный маленький милитаризованный корабль, бортовой искусственный интеллект, подключенный к ее мозгу, и как звезд на небе всякого экзотического оружия, но то было в иные времена, такие далекие, что чуть ли не в другой жизни.

А пока она была воином, и перед ней – противник, подлежащий уничтожению.

Она спрашивала себя, что принесет на поле боя приближающийся корабль класса «Палач», и чуть ли не жалела, что появится.

Они пришли за ним, как он и предполагал. Он был уверен, что они найдут способ. Представитель Филхин, ее помощник Кемрахт и другие – много других; получилось что-то вроде крупной операции – сделали все возможное для обеспечения его безопасности, чтобы не было никаких посторонних вмешательств и искушений. Они похитили его из здания парламента после слушаний, на которых он выступал, и перемещали с места на место чуть не каждый день в течение следующей недели; он редко спал дважды в одном месте.