Текст книги "Рассказы об Африке"

Автор книги: И. Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

5

Утром охота была неудачной. Не встретив дичи, мы возвращались домой. Неожиданно рядом с собой, за кустом агавы, мы увидели странную птицу. Она походила на орла, но ноги у нее были длинные, как у цапли. Взгляд ее круглых коричневых глаз был быстр и пронзителен. Птица возбужденно бегала по земле огромными шагами, не замечая нас.

– Тихо! – прошептал мне Бижу. – Птица секретарь со змеей сражается.

Мы спрятались за длинные, мясистые, причудливо изогнутые листья огромной агавы и стали осторожно наблюдать за боем. Секретарь обежал вокруг черной двухметровой змеи, высоко поднявшей голову, и вдруг, издав хриплый, воинственный крик, бросился на нее, широко открыв короткий кривой клюв и растопырив крылья. Змея резко метнулась навстречу врагу. Секретарь, обороняясь, выставил крыло, и укус змеи пришелся в длинные конечные перья, не причинив птице вреда. В то же мгновенье секретарь ударил ее ногой, схватил когтями за шею у самой головы и, прижав к земле, нанес несколько ударов в голову острым клювом. Змея бешено извивалась, стараясь вырваться из цепких когтей. Еще несколько ударов, и она перестала двигаться. Секретарь поднял голову, осмотрелся и с криком взвился в воздух, унося свою добычу.

6

После обеда мы отправились на озеро вместе с Тассамой. Тассама жил в соседней деревне и был здесь желанным гостём. Он и Бижу часто вместе охотились, пропадая в лесу по целым неделям. Их связывала старая дружба, с тех пор как Бижу спас во время охоты Тассаму из когтей леопарда. До ближайшей эфиопской деревни было несколько километров, и Бижу со своей женой были почти всегда одни. Единственный дом, стоявший рядом на озере, недавно построенный Мультоном, почти, всегда пустовал.

Солнце было в зените и жгло немилосердно. Ослепительный свет резал глаза. У воды около шлюпки стоял Мультон.

Увидев нас, он оживился.

– Половим рыбку сегодня вечерком! – крикнул он, вытирая платком лоб. – Я хорошие крючки привез.

Бижу познакомил нас. Это был худой, необычайно подвижной человек, куривший сигарету за сигаретой.

– Я в прошлое воскресенье щуку килограмма в три на спиннинг выхватил, – сказал Мультон, обращаясь ко мне. – На спиннинг здесь утром идет.

О вчерашнем дне не было сказано ни слова. Бижу был бы неприятен этот разговор. Мультон же, наверно, думал, что мы не знали о его намерениях.

Усевшись на берегу, мы стали ловить рыбу с помощью мелких шариков, приготовленных из смеси ядовитых бобов акации– барберы и муки. Несмотря на полуденный час, ловля шла хорошо. Рыбы, полакомившись нашей приманкой, всплывали на поверхность вверх животом, и мы подхватывали их сачками.

Озеро находилось в кратере потухшего вулкана. Вода в нем, поступавшая из глубины недр, была холодна и прозрачна. Обрывистые берега со всех сторон окружали озеро, отделяя его от остального мира. Лишь в одном месте среди скал был небольшой проход: словно гигантский меч ударил по краю огромной каменной чаши и рассек ее до самой воды. По этому проходу часто приходили на водопой животные, и охотники устраивали здесь засаду.

Буйные зеленые заросли спускались к самой воде. Огромные смоковницы с широкими пятипалыми листьями и мягкими, как вата, сладкими грушевидными смоквами росли рядом с папаями – невысокими деревьями с большими, яркожелтыми, похожими на дыню плодами. Пальмы-хамеропсы с утолщавшимися кверху стволами, словно завернутыми в черный лохматый войлок, стояли среди яркозеленых кустов, среди лимонных и апельсиновых деревьев. Это был отдельный мирок со своими климатическими законами. Лес, покрывавший берега озера, был всегда по-весеннему зелен. Особенно чувствовалась изолированность этого зеленого островка в сухой период, длящийся здесь более полугода. В это время саванна, лежащая вокруг кратера, почти мертва, выжженная палящим тропическим солнцем трава полегла и высохла. Ветер гонит по равнине тучи пыли. Редкие, одинокие деревья понуро стоят с пожелтевшими листьями. Но около озера, по склонам кратера, лес попрежнему зелен. Климатические законы саванны на него не распространяются. Здесь всегда весна.

7

Мы сидели в тени огромных бананов. Справа чуть слышно шуршал гигантский камыш, походивший на бамбуковые заросли. Слева от нас была поросшая низкой густой травой маленькая площадка, упиравшаяся в покрытый кустарником склон. На ней, на высоких деревянных подставках, стояла опрокинутая изящная шлюпка. Час назад лодку покрасили в белый цвет, и Мультон ходил вокруг нее, критически осматривая работу.

– Ну, как рыбка? Идет? – крикнул он.

– Хорошо берет! – ответил Бижу, подхватывая сачком большого линя.

Мультон подошел посмотреть.

– Я думаю с лодки попробовать, когда краска подсохнет, – сказал он, разглядывая наш улов. – Эти итальянские мастера – просто разорение. – Он указал на лодку. – За три часа работы взяли с меня двести эфиопских долларов. Правда, из Аддис-Абебы приезжали, но все же дорого. Посмотрите, хорошо покрасили?

Лодка была вся беленькая, без единого пятнышка.

– Неплохо сделано, – сказал я. – Сразу видно, что настоящие мастера красили.

От этих слов Мультон пришел в хорошее расположение духа.

– Вы знаете, я пригласил мистера Шоффилда с женой приехать покататься на лодке и решил привести шлюпку в порядок. Дороговато получилось, ну ничего.

Я знал Шоффилда. Это был представитель нефтяного американского концерна «Синклер», человек очень богатый.

Ветерок прекратился, и стало невыносимо жарко. Где-то рядом тихо звенела одинокая пчела. Два эфиопа из соседней деревни Месну, помогавшие итальянцам красить лодку, купались на самой середине озера. Они перекликались и гонялись друг за другом. Это были отец и сын.

Вдруг Тассама, обладавший замечательным зрением, указал коричневой рукой на скалистый проход в долину и испуганно вскрикнул:

– Сандбо!

Бижу быстро взглянул на противоположный берег и вскочил на ноги.

– Что такое? – спросил я встревоженно. Я ничего не мог рассмотреть: яркий свет, отражаемый водной поверхностью, слепил глаза.

– Крокодил спустился в воду вот из той расщелины! – сказал Бижу, указывая на противоположный берег.

– Назад, назад! – закричал Тассама пловцам. – Сандоо!

Бижу схватил винтовку, которую он всегда носил с собой, и,

желая привлечь внимание эфиопов, выстрелил. Пловцы заметили тревожные сигналы, подаваемые им с берега, и направились в нашу сторону.

– Лодку в воду! – торопливо проговорил Бижу. – Перевертывайте! Беритесь все за один бок.

– Подождите, подождите! – Мультон растерянно забегал около шлюпки. – Откуда здесь крокодилы? Вы же всю краску сдерете!

– Это крокодил! – сказал Бижу взволнованно, стараясь перевернуть лодку.

– Что вы делаете, обождите немного! Эфиопы и сами доплывут. Они – как рыбы… Все дно обдерете! – Мультон вцепился в борт шлюпки, не давая нам перевернуть ее. – Почему вы хотите спасать их за мой счет? Ведь двести долларов стоит!

– Как вам не стыдно! – крикнул я вскипев. – Из-за вас люди погибнут.

– Перевертывайте, чего с ним говорить! Тассама, быстрее! – воскликнул Бижу.

Но Мультон продолжал держать шлюпку.

– Ух, ты… – Бижу вдруг с силой оттолкнул американца.

Мультон упал на землю и яростно закричал:

– Ах ты свинья черномазая! Я тебе всю башку разнесу, если ты дотронешься до моей шлюпки!-Он выхватил из кармана револьвер и направил его на Бижу.

Бижу бросился к винтовке и щелкнул затвором. Глаза его зажглись недобрым огнем. Я ухватился за винтовку, не давая Бижу направить ее на американца.

– Пустите меня! – кричал Бижу. Я ему покажу!

– Да бросьте вы револьвер! – крикнул я Мультону. – Люди же погибают! Мы заплатим вам.

– Это другое дело, – проворчал он, пряча револьвер. – А моей собственностью распоряжаться я никому не позволю. У нас за такие дела эта черная рожа уже висела бы на суку.

– Есть вещи поважнее вашей собственности! – резко ответил я.

Мы быстро столкнули лодку в воду. Тассама и я взялись за весла. Бижу с винтовкой поместился на носу. Мультон, все еще ворча и ругая эфиопов, сел за руль. И лодка понеслась по голубой глади озера. Бижу то и дело вскакивал и кричал эфиопам, приставив ко рту сложенные трубкой ладони:

– Матафери, Гаури! Скорей, скорей! Что вы так ползете?

Но пловцы уже сильно устали и едва двигали руками. Впереди плыл четырнадцатилетний Гаури. Отец его часто оглядывался на быстро приближающегося хищника и подталкивал Гаури. Оба совершенно изнемогали. Уже ясно была видна темная блестящая спина крокодила, слегка выгнутая и покрытая костяными наростами. От его узкой плоской головы с неподвижными выпученными глазами расходились маленькие волны. Покрытый роговыми зубцами хвост непрерывно извивался.

– Не успеем, пожалуй! – взволнованно проговорил Бижу.

Он поднял винтовку, тщательно прицелился и выстрелил.

Около головы рептилии поднялся фонтан воды от удара пули.

– Чорт возьми, промахнулся! – воскликнул Бижу и плюнул от злости. – Один патрон остался,

Мальчик был уже почти рядом с нами. Матафери выбился из сил, подталкивая сына, и отстал.

Крокодил нырнул. Сноп брызг взлетел в воздух.

– Быстрее! – закричал Бижу, приподнимаясь и пристально вглядываясь в воду.

Мы стали грести из последних сил. Лодка приблизилась, и мальчик вцепился в нее. Мы бросили весла и подхватили его под руки.

– Что вы делаете! – рявкнул Бижу. – Гребите, он и сам влезет в лодку. Матафери спасать надо!

Гаури, тяжело дыша, упал на дно шлюпки.

Не успели мы сделать и нескольких взмахов, как в кристально прозрачной воде рядом с пловцом показалась длинная темная фигура рептилии. Открыв белую зубастую пасть, хищник устремился к человеку. Матафери ударил крокодила ногой в кончик морды и, оттолкнувшись от него, судорожно вцепился в борт руками. Глаза его были полны ужаса, и он громко закричал. В следующее мгновенье крокодил схватил эфиопа за ногу и с такой силой рванул его, что едва не опрокинул лодку.

– Держите его! – закричал я, хватая пловца за руку.

Тассама вцепился в другую руку, и мы изо всех сил потянули

Матафери в лодку. Несколько секунд мы боролись с хищником, не давая ему утянуть на дно свою жертву. Голова рептилии с неподвижными выпуклыми глазами показалась вдруг из воды, и в тот же момент раздался выстрел. Крокодил отпустил человека, нырнул, подняв высокий столб брызг, и больше не появлялся: видимо, пуля поразила его насмерть.

Мы втащили Матафери в лодку. Он стонал от боли и дрожал всем телом от пережитого волнения и страха. Живот и руки его были выпачканы в белой краске.

Бижу осмотрел окровавленную ногу Матафери и сказал:

– Кости целы остались. Твое счастье, что крокодил был не очень большой, а то быть бы тебе на дне. – Он засопел и сердито покосился на Мультона.

Мы пристали к берегу и вынесли Матафери из лодки. Бижу сбегал домой, принес большую белую тряпку и, разорвав ее на куски, перевязал раны Матафери. Мультон, осматривавший лодку, вдруг повернулся ко мне и сказал раздраженным тоном:

– Я полагаю, что вы все-таки выполните свое обещание. Всю лодку ободрали из-за этих бездельников!

Я достал бумажник и подсчитал свои деньги.

– Пятидесяти долларов не хватает, – сказал я, подавая деньги. – Я отдам их вам в Аддис-Абебе.

Мультон взял деньги и сунул их в карман.

Тассама и Бижу отнесли Матафери в дом, и вскоре мы отправили его на автомобиле Мультона в госпиталь в Аддис-Абебу. Бижу дал Матафери свои последние двадцать долларов, чтобы он мог заплатить врачу за перевязку.

За ужином, когда мы обсуждали дневное происшествие, я спросил Бижу, откуда же появился крокодил. Ведь их здесь раньше никогда не было.

– Случайно забрел, – ответил Бижу, немного подумав. – Во время засухи крокодилы часто переползают от одного высыхающего озерка к другому. Иногда они проходят таким образом огромные расстояния. Однажды я даже наступил на крокодила, который, видимо не найдя воды, зарылся в ил в маленьком болотце и заснул там, ожидая кремпта *. Сегодняшний крокодил, наверно, и был одним из таких путешественников.

Бижу встал из-за стола.

– Пожалуй, спать пора, – сказал он потягиваясь. – Завтра ведь нам рано подниматься.

Я согласился. Бижу потушил керосиновую лампу, и мы улеглись. В маленькое окно падал лунный свет. Где-то недалеко завыла гиена.

Через несколько минут мы уже спали.

КОЛЬЦЕВАЯ ОХОТА

– Нам нужно дойти до той деревни. – Ненов повернулся ко мне и показал рукой на несколько десятков небольших конусообразных хижин, видневшихся внизу. – Там мы найдем хороших проводников.

Наш маленький отряд спускался по крутому зеленому склону, и мулы скользили по мокрой траве, то и дело приседая на задние ноги. Чтобы не упасть, мы спешились и вели животных на поводу. Все вокруг дышало утренней свежестью. В воздухе звенели оживленные птичьи голоса. Сухо и деловито стучали неугомонные кузнечики. Склон весело пестрел желтыми, синими, красными цветами. В густой, буйной траве дрожали крупные капли росы, переливаясь и вспыхивая разноцветными огнями в лучах утреннего солнца. Внизу перед нами лежала безбрежная зеленеющая долина, и казалось, что вся она осыпана тонкой золотой пылью. На востоке раскинулась синяя спокойная поверхность горного озера, сверкавшая словно огромный полированный щит. Левее на горизонте извивалась узкая светлая полоска реки Аваш. На западе сплошным массивом темнел лес. И над всем этим простиралось голубое, безоблачное небо.

Впереди, выбирая дорогу, шел глава нашей маленькой охотничьей экспедиции Ненов. Он вел под уздцы крепкого длинноухого мула.

Утренний ветерок раздувал длинную седую бороду Ненова. Он шел твердой, уверенной походкой, и от его коренастой сутуловатой фигуры веяло силой и ловкостью. Ненов хорошо знал эти места, был прекрасным стрелком и следопытом, и я любил с ним охотиться, доверяя его знаниям и опыту, приобретенным за долгие годы жизни в этой стране.

Болгарин по национальности, Ненов сорок лет назад покинул свою родину после кровавого столкновения со сборщиками податей. Судьба забросила его в Эфиопию. Здесь он плотничал, работал десятником на строительстве дороги, пахал землю, которую арендовал у помещиков за половину урожая, служил чиновником у эфиопского правительства и снова брался за соху. Пытался он и торговать, но потерял все, что ему удалось скопить за несколько лет экономной жизни. Компаньон, которому он безгранично доверял, сбыл ему партию гнилого товара, и Ненов разорился. Он не умел обманывать.

Ненов был словоохотлив. Больше всего он любил поговорить о войне и политике, высказывая иногда совершенно невероятные предположения. И горе было слушателям, если они попадали к нему в минуту вдохновения: Ненов говорил на любимую тему без конца, не давая своим собеседникам вставить хотя бы слово. Эти приступы красноречия порождались у него уединенной жизнью. Хижина его находилась километрах в пятнадцати от ближайшей деревни, и Ненов неделями не видел людей, с которыми он мог бы поделиться своими теориями.

Женился он на эфиопке, и дети его внешне не отличались от эфиопов: были черны, курчавы и не знали ни слова по-болгарски, что сильно огорчало отца.

Другим моим спутником был эфиоп, по имени Нульсагет – высокий худой старик с коричневой кожей, черными густыми вьющимися волосами, короткими руками, коротким туловищем и длинными ногами – признаки, столь характерные для эфиопа. Эти два человека знали друг друга давно. Лет пятнадцать назад Ненов спас Нульсагета от расправы, которой грозил ему хозяин-рабовладелец Хозяин этот, богатый старик, приказал избить Нульсагета палками за «грубость». И Ненов, случайно оказавшийся в деревне, вырвал Нульсагета из рук палачей, угрожая им ружьем. Но закон был на стороне рабовладельца, и Ненову пришлось заплатить хозяину стоимость Нульсагета.

С тех пор Нульсагет повсюду следовал за своим спасителем, чтобы снова не попасть в рабство.

На Нульсагете был национальный костюм: белые брюки, напоминавшие галифе, охватывавшие икры до щиколоток, и белая рубаха навыпуск, с большими разрезами по бокам. Через плечо была перекинута легкая белая ткань. Густая шевелюра вполне заменяла ему шляпу. Нульсагет, несмотря на то что был босой, шел, не обращая внимания на дорогу, – кожа на его ступнях огрубела за долгие годы.

Часа через два мы спустились к негритянской деревне, прижавшейся к лесу. Группа черных голых детей встретила нас свистом и криками: «Инглиз, инглиз!» («Англичанин, англичанин!») Ребята показывали нам язык и строили рожи. Злые, тощие собаки бросались на нас со злобным лаем. Мужчины и женщины с любопытством выглядывали из своих хижин.

На другом конце деревни мы встретили двух всадников. Один из них оказался представителем американской торговой фирмы «Истерн-эфрикен трейд компании. Билль Тейлор-так звали американца – сообщил нам, что приезжал со своим слугой на расположенную недалеко от этой деревни плантацию для покупки кофе. Узнав, что мы собираемся охотиться, он немедленно выразил желание присоединиться к нам.

Это был высокий толстый человек лет сорока пяти. Американец непрерывно шутил и хохотал. Энергия била из него, словно пар из кипящего чайника.

Через две минуты он уже считал нас своими старыми знакомыми и обращался с нами довольно бесцеремонно.

– Вы видели когда-нибудь кольцевую охоту? – спросил он и больно хлопнул меня по спине, чем выразил, очевидно, особое ко мне расположение.

– Нет, не видел, – ответил я, отстраняя его руку.

– Ну, тогда нужно сейчас же такую охоту устроить. Это обойдется нам шиллингов по тридцать..

Получив наше согласие, он воодушевился и, не теряя времени, послал своего слугу Сомани, робкого негра лет двадцати пяти, отыскивать вождя племени. Минут через десять Сомани вернулся в сопровождении высокого мускулистого негра в старых английских военных трусах. За ним на почтительном расстоянии шло четверо слуг, которые своим присутствием должны были подчеркивать важность персоны вождя. На слугах были тряпки, доставшиеся им, очевидно, от их дедов, до того они были грязные и рваные.

– Данасталлин! – приветствовал Ненов негра по-амхарски.

– Данасталлин! – ответил вождь, которого звали Такли, и разговор оборвался, так как познания вождя в официальном языке страны исчерпывались словом, означавшим «здравствуй».

– Говоришь по-английски?-спросил его Тейлор, не вынимая изо рта трубки.

Негр отрицательно затряс головой. На лице американца появилась презрительная гримаса. Он нахмурил густые выгоревшие брови и отошел, проворчав:

– Экая дубина!

Ненов обращался к вождю и на языке племени галла, и по– арабски, и по-французски, но Такли каждый раз только отрицательно качал головой. Наконец вождь, улыбаясь, спросил, говорит ли кто-нибудь из нас по-итальянски.

– Я говорю немного, – ответил Ненов.

Таким образом, общий язык был найден, и переговоры начались.

– Такли может дать сто загонщиков, – сообщил Ненов. – Каждому из них нужно заплатить по одному амолье. Можно и по шиллингу, но обязательно в талерах. Восточноафриканские шиллинги и бумажные деньги они не принимают: боятся, что их обманут. Кроме того, вождь лично себе требует десять талеров.

– Предложите им половину цены – и загонщикам и этому вождю, – сказал Тейлор. – Я знаю, что они действительно не берут ничего, кроме талеров. Чорт побери! – воскликнул он сердито. – Из-за этих черномазых мне пришлось тащить на себе целый мешок денег – килограммов пятьдесят.

– Мне, право, совестно предлагать им меньше шиллинга. – Ненов смущенно взглянул на американца. – Ведь им придется пробежать километров по тридцать.

Я поддержал Ненова. Тейлор был недоволен нами.

– Хорошо, согласен, – проворчал он, – хотя я и не привык бросать деньги на ветер. Все равно черномазые купят себе на них какую-нибудь дрянь.

Пока шли приготовления, я отправился побродить по деревне. Низенькие хижины, крытые камышом, спускавшимся почти до самой земли, походили на стоги прошлогоднего сена. На вытоптанной, лишенной растительности улице в кругу оживленных мальчишек отчаянно дрались два маленьких белых петуха. Они рвали друг у друга перья с необыкновенной яростью и с шумом били друг друга крыльями. У одного из них по белым перьям шеи текла кровь. Облако пыли поднималось над пернатыми бойцами. Вдруг петухи прекратили драку и, пригнув к земле головы, уставились на подошедшего к ним вплотную голого негритенка. Затем они, словно по команде, к великой радости остальных мальчишек, бросились на мальчика, и тот с криком помчался меж хижин. Пробежав метров десять, один из петухов, взлетев, вцепился в курчавую голову мальчугана. Негритенок с воплем сбросил его на землю и вбежал в дом. Петух важно прошелся около хижины, как бы вызывая убежавшего противника вступить с ним в бой. Он похлопал крыльями и, звонко пропев: «Ку-ка-ре-ку!», побежал по пыльной дороге навстречу другому петуху.

Я зашел в одну из хижин, чтобы посмотреть, как живут крестьяне. На большом плоском камне горел огонь и что-то готовилось. Острый запах перца бил в нос. Было трудно дышать. Дым заполнял всю верхнюю часть помещения и темной, густой струей выходил в дверь. Окон не было, и после яркого дневного света здесь было почти темно. Все же сквозь чад и дым были видны хозяева, спокойно сидящие на земле. Задыхаясь от дыма, но стараясь выдержать приличие и не бежать, я ощупью добрался до выхода.

Приветливо улыбаясь, вышел хозяин хижины. За ним выползло существо, в котором с трудом можно было признать человека. Там, где когда-то был нос, у него зияло черное отвер стие. Век не было, и вокруг глаз краснело мясо. Лицо его имело сходство с львиной мордой – характерный признак прокаженного. Увидев иностранца, он оживился и протянул ко мне руки за подаянием. Человек этот был обречен на медленное гниение. Он сеял вокруг себя заразу, но никто не обращал на него внимания: ближайший врач находился километров за двести от деревни, а местное начальство ограничивалось тем, что запрещало прокаженному приближаться к своим домам.

Мы тронулись в путь вслед за загонщиками, когда солнце находилось еще невысоко. Такли взялся провести нас по кратчайшему пути. Наших мулов повели в обход, так как лес в это время был непроходим для них – было начало октября, только что окончился четырехмесячный период дождей. Море молодой зелени бушевало и радостно тянулось к горячему солнцу. Сплошные заросли тонких лиан, покрытых нежной зеленой листвой и яркими цветами, поднимались до самых вершин могучих деревьев. Засохшие лианы, словно черные, просмоленные канаты, обвивали гигантские тамаринды с раскидистыми ветвями и густой листвой, смоковницы, увешанные сладкими, мягкими, как вата, плодами, стройные стволы высоких эвкалиптов. На большой высоте, где было много света и солнца, все переплеталось, и глаз напрасно пытался распознать, какому растению принадлежат эти ветзи, цветы и плоды. В зеленоватом сумраке подлеска тесно росли древовидные папоротники, гигантские мхи, кудрявые акации, колючий шиповник и безлистые канделяберные молочаи, похожие на руки огромного чудовища с устремленными вверх зелеными мясистыми бородавчатыми пальцами. Многоцветные стаи птиц и мотыльков порхали в яркой, пронизанной солнечными лучами зелени.

Несколько часов продирались мы через лес. Колючие кустарники, точно сказочные стражи, хватали за одежду, царапали руки и ноги. Ползучие растения и бурые воздушные корни мангровых деревьев, похожие на остов перевернутой корзины, преграждали дорогу. Стаи длиннохвостых макак при нашем появлении с криками возмущения взлетали на вершины деревьев и, о чем-то судача на своем обезьяньем языке, с любопытством рассматривали двуногих существ, вторгшихся в их владения.

Часа через три мы достигли невысокой обрывистой камен ной гряды, в центре которой находился проход метров в сто шириной. В этих естественных воротах росли высокие эвкалипты, смоковницы и огромные развесистые баобабы. Густого подлеска, обычно мешающего охотникам стрелять, здесь не было. Мы выбрали место для засады с одной стороны каменного прохода, чтобы случайно не подстрелить друг друга.

Тейлору понравился выступ скалы у самого леса, откуда должны были появиться звери, преследуемые загонщиками. Американец вскарабкался на камень, сдвинул на затылок пробковый шлем и, заложив руки в карманы коротких брюк – шорт, – из-под которых виднелись красные колени, с довольным видом осматривался вокруг.

Ненов, Нульсагет, Такли и я наметили себе камень метрах в пятидесяти от американца и его слуги. Загонщики должны были пройти километров пятнадцать-двадцать через чащу; поэтому охота могла начаться лишь на следующее утро, и нам предстояло провести ночь в лесу. Мы принялись рубить колючий кустарник и сооружать из него изгородь вокруг нашего лагеря. Два негра привели мулов. Незаметно подкрались сумерки, и вскоре над лесом спустилась ночь.

Запылал костер. Красные огненные языки весело заплясали под небольшим котлом. Мы уселись вокруг потрескивавшего пламени, то и дело выкидывавшего снопы золотых искр.

Огромные деревья, отбрасывавшие чернильно-черные тени, плотной толпой обступили наш лагерь. Сквозь густую листву едва проникал голубоватый свет луны. Ночная сырость вызывала озноб, и мы невольно пододвигались к яркому огню. Ветер доносил пряный запах цветов. Африканские козодои затянули свою ночную песню, некоторые из них– бесшумно летали над нами. Расположившиеся недалеко от нас павианы беспокойно возились и переругивались. Мулы мерно жевали траву.

Я разулся: страшно чесалась ступня. Около мизинца я обнаружил маленькую черную точку – маялиса. Так называют особый вид африканских клещей. Забираясь под кожу человека, клещ откладывает там в особом мешочке свои яички. Мешочек со временем растет, вызывая боль и сильный зуд. С помощью булавки я вытащил белый шарик и, бросив его в огонь, протер ранку спиртом. Из-за маялисов в Эфиопии не выживает почти ни одна привезенная из Европы собака: насекомые проникают в нос и уши животного, и оно обычно погибает.

Вскоре ужин был готов.

Два негра, приведшие наших мулов, разместились у забора, в некотором отдалении от костра, и пили горячий кофе. Нульсагет и Сомани сидели у костра рядом, между Неновым и Тейлором, который сердито на них поглядывал. Сомани, чувствовавший себя скверно под недовольными взглядами своего хозяина, несколько раз пытался уйти от костра, но Нульсагет удерживал его, не обращая внимания на плохо скрываемое негодование Тейлора. Сердитое лицо американца в красном свете костра казалось зловещим, не обещавшим ничего хорошего. Вдруг он резко отставил кружку, так что расплескался кофе, и, обращаясь к Нульсагету, раздраженно сказал:

– Ты что же это – не знаешь, что ли, своего места? Сам расселся с белыми и того посадил!

Сомани поспешно встал и отошел к неграм, сидевшим у забора. Нульсагет же нахмурился и не двинулся с места. Он, видимо, уже отвык от такого обращения. Американец повернулся к Ненову, ища у него поддержки, но тот, сердито взглянув на американца, сказал:

– Я не одобряю вашего поступка.

– Вы здесь не хозяин, а гость, – проговорил я. Этот развязный человек вызывал у меня возмущение. – Было бы лучше, если бы вы вели себя прилично!

– Ну, в таком случае придется удалиться мне! – воскликнул американец таким тоном, словно после его ухода должно было последовать по меньшей мере землетрясение, и, вскочив, направился к своей постели, бормоча проклятия.

Он пнул ногой мула, мирно жевавшего траву, и повалился на свою постель…

Мы с Неновым переглянулись, и каждый из нас улыбнулся своим мыслям. Но этот инцидент испортил нам настроение, разговор прекратился, и мы тоже решили лечь спать.

Где-то далеко, в той стороне, где начиналась бескрайная саванна, раздался громоподобный рев льва. Словно волна ужаса прокатилась по лесу. Мулы забились и задрожали. Они бессмысленно толкали друг друга, громко, со свистом дышали и рвались на привязи. Легкий забор трещал под их напором. Отвратительный хохот гиены, раздававшийся невдалеке, оборвался на полуноте. Львиный рев постепенно усиливался. От урагана яростных звуков, все быстрее и быстрее следовавших один за другим и становившихся все громче и громче, казалось, дрожали деревья. Затем рев стал постепенно стихать и походил уже на ворчанье.

– Далеко. Пожалуй, не придет сюда, – подумал вслух Ненов. – Лев не любит густого леса.

Мы подбросили дров в костер и, проверив винтовки, легли спать. Я долго смотрел в глубокое черное небо, усеянное звездами. Луна незаметно спускалась все ниже и ниже. Темный лес казался таинственным и угрожающим. Невольно промелькнула мысль, что, может быть, сейчас где-то рядом с нами в темноте притаился молчаливый хищник, и я инстинктивно пододвинулся к яркому огню, как сотни тысяч лет назад делали это в минуту опасности наши далекие предки. Наконец я заснул.

Часа через три я проснулся от ужасного шума в лагере. Душераздирающе вопили мулы. Громко кричали люди. И, покрывая все, оглушительно ревели львы. Костер потух, лагерь был погружен во тьму. Я смутно видел кучу светлых и темных борющихся тел и ничего не мог разобрать в этой суматохе. Прижавшись спиной к забору, я держал перед собой винтовку, готовый выстрелить в любой момент. Через несколько секунд я присмотрелся и увидел, как над темным силуэтом мула взвились две светлые фигуры. Мул поднялся на дыбы и вместе со львами рухнул почти рядом со мной. Огромный хищник схватил еще сопротивляющееся животное и прыгнул с ним через забор. Но мул был слишком тяжел для льва – он упал со своей добычей на колючую изгородь и проломил ее. Вслед за ним прыгнул и другой хищник. Судя по размерам, это была львица. Разбойники исчезли вместе со своей жертвой. Мы послали им вдогонку несколько пуль, но безрезультатно.

Вскоре обнаружилось, что похищенный львами мул принадлежал Тейлору, и не было конца стенаньям и проклятиям американца по поводу понесенного убытка. Он проклинал царственных разбойников, распекал Сомани за то, что он будто бы помешал ему выстрелить во львов, и готов был бежать за львами.

То, что львы не тронули людей, не было случайностью: они почти никогда не решаются броситься на людей первыми.

Мы развели костер и осмотрели лагерь. Земля была взрыта копытами мула и залита его кровью. Оставшиеся животные сорвались с привязи и сбились у забора. Наши веши были разбросаны и затоптаны, часть забора повалена.

Наступил рассвет, серый и хмурый. Усталые и злые после бессонной ночи, мы отыскали невдалеке от лагеря останки нашего мула – несколько обглоданных костей. Гиены и шакалы, видимо, уже успели побывать здесь.

Вскоре выглянуло солнце, и вмиг все вокруг ожило и засверкало. Исчезли ночные тревоги и страхи, и на смену им пришло радостное возбуждение от предстоящей охоты.

Позавтракав, мы отправились к месту засады. Загонщики расположились по кругу диаметром километров в двадцать. Мы находились на внешней границе этого круга. Все живое, находящееся в этом круге, должно было пробежать мимо нас, сквозь естественные каменные ворота.