Текст книги "Рассказы об Африке"

Автор книги: И. Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Брось меня, умираю я… – с усилием прохрипел Мониа, судорожно вцепившись в руку Касанды. – Ты сильный. Беги, отомсти мзунгу…

Он сказал еще что-то, но так тихо, что Касанда не расслышал. Касанда приложил ухо к самым губам раненого, и Мониа прошептал:

– Прощай, Касанда…

Мониа захрипел и затих. Касанда положил его тело на траву и; бросился вниз, к реке. Когда до цели оставалось не более десяти шагов, всадники догнали его. Среди них был один мзунгу. Лошадь мзунгу ударила Касанду грудью, и он покатился по; земле. Наездники соскочили с лошадей, чтобы схватить его, но Касанда снова вскочил на ноги и прыгнул в реку. Преследователи открыли по камышу огонь.

Прибрежные камыши были высокие и хорошо скрывали.Касанду. На четыре метра поднимались они над водой, и та часть, которая оставалась под водой, была не меньше. Касанда нырнул и, напрягая все силы, стал продвигаться через камыши к открытой воде.

Преследователи продолжали стрелять в направлении шума, производимого Касандой в камышах. Берег реки был довольно высокий, и Касанда подумал, что при ярком свете луны его хорошо будет видно, если он попытается переплыть реку.

Неожиданно крики на берегу стихли. Касанда насторожился. Враги явно что-то затевали. До открытой воды оставалось не более метра, когда он увидел пламя, охватившее камыши. Огонь взвился в небо и стал быстро приближаться к Касанде. Поверхность реки была, спокойной. Прямо к нему по воде шла яркая полоса лунного света. А на высоком берегу стояли люди с ружьями в руках и ожидали, когда из реки появится голова беглеца, чтобы всадить в нее пулю.

Касанда выломал кусок тростника, продул его и нырнул. Он плыл под водой до тех пор, пока не стало горячо в груди. Тогда, не поднимаясь на поверхность, он перевернулся на спину и, как часто делал в детстве, пропихнул в рот сквозь сжатые губы конец своей тростниковой трубки. Выставив другой конец тростника над водой, он с силой выдул из него воду и жадно вздохнул несколько раз. Расплывчатое зеленоватое пятно луны дрожало перед его глазами.

Струя воды, вылетевшая из тростника, сразу привлекла внимание преследователей, наблюдавших за рекой. Касанда слышал, как где-то рядом с ним звонко шлепались в воду пули. Стараясь, чтобы вода не подняла его на поверхность, он перевернулся на грудь и вновь поплыл. Так делал он несколько раз. Только дважды голова его появлялась в воздухе, но пули не задели его.

Наконец Касанда достиг противоположного берега. Здесь, в тени камышей, он осмотрелся. Далеко вверх и вниз по течению, там, куда не дошло еще пламя, переправлялись через реку всадники с собаками, и Касанда понял, что скрыться ему не удастся. За камышами на берегу простиралась бескрайная саванна. Собаки найдут его след, если он выйдет на землю, а камыши преследователи подожгут. Каждая минута была дорога, и каждый неверный шаг мог стоить ему жизни. Если бы рядом был лес! Касанда сумел бы уйти от мзунгу.

Преследователи уже достигли середины реки. Что делать? Может быть, выскочить и попытаться убежать от лошадей? А собаки? Их ведь много. И вдруг Касанду осенила смелая мысль. Врагам и в голову не придет, что он может вернуться обратно на тот, горящий берег. Они сейчас далеко и едва ли наблюдают за рекой. Касанда внимательно осмотрел противоположный, охваченный пламенем берег реки. Никого не видно! Не раздумывая, он нырнул и поплыл обратно.

Скоро Касанда достиг берега. Он осторожно осмотрелся. Пожар затихал. Высокие горящие стебли с шипеньем падали в воду. Касанда услышал нежные звуки, напоминающие звуки флейты. Это пела пунго – рыба-певунья. Невидимая рыба– флейта замолкала на несколько мгновений и вновь разливалась тихой, нежной песнью.

На противоположной стороне реки в двух местах взметнулось яркое желтое пламя. Значит, мзунгу не знают, где он. Касанда едва не захохотал от радости. Чтобы не оставлять на земле следов – ведь у белых были собаки! – он стал пробираться вверх по течению, укрываясь в дыму, к месту, где впервые вошел в камыши. Он узнал это место по высокому, росшему на берегу тамаринду с густой листвой. Огонь здесь уже потух. Касанда ползком выбрался на тропу, по которой пришел сюда, и двинулся в обратный путь.

Пройдя некоторое расстояние, он аккуратно раздвинул высокую мокрую траву и, стараясь не помять ее, сделал большой шаг в сторону от тропинки. Так, осторожно ступая, он стал удаляться от тропы все дальше и дальше. Одежда его прилипла к телу. Было холодно. Но он ничего не замечал. Он был жив, и радость свободы окрыляла его.

Пусть белый со своими прислужниками ищет его у реки. Может быть, они даже думают, что он сгорел в камышах или утонул. Нет, они ошибаются, Касанду не так-то просто убить! Касанда будет жить, чтобы бороться с поработителями своей родины. Мзунгу хотели засечь его, они уничтожили половину его племени, из-за них умерли его мать и брат. О, мзунгу еще узнают о нем! Он пойдет в большие города и найдет там тех негров, которые борются за свою свободу. И вместе с ними он станет сражаться до тех пор, пока бьется его сердце и пока угнетатели не уйдут из его страны.

МВАНА ВАМУКЕ
1

Много дней работал Мвана Вамуке у мистера Гадсби и все больше убеждался, что мзунгу – несправедливые люди.

Мвана Вамуке был негр из племени маджичумви, живущего на юге английской колонии Кении, близ горы Килиманджаро. Матери его некогда было размышлять над именем сына, и она назвала своего первенца просто Мвана Вамуке, что означает «сын женщины». Он был черен, как крыло ворона. Белки его огромных глаз и два ряда ровных белых зубов подчеркивали черноту лица. Ему было только семнадцать лет, но он был широк в плечах и мышцы его были тверды, как черное дерево – самое твердое из всех деревьев. Все одеяние Вамуке состояло из старых трусов. В его уши были вставлены четыре раскрашенные палочки – по две в каждом. На щеках у него было по три параллельных шрама – знак принадлежности к племени маджичумви. «Маджичумви» означает «соленая вода». Название это сохранилось еще с того времени, когда крааль их стоял около соленого озера. Но затем пришли мзунгу и заняли земли племени, а народ маджичумви прогнали к самой пустыне Тару.

Несчастья Вамуке начались в тот день, когда агент по вербовке рабочей силы мистер Лоу, маленький лысый человечек с головой, похожей на яйцо страуса, приехал к ним в крааль и, прикинувшись другом старого вождя Мту-Ниаа, напоил его джином. Вамуке стал первой жертвой этой дружбы. Его позвали в дом старого Мту-Ниаа, где мистер Лоу бесцеремонно ощупал его, осмотрел со всех сторон, взглянул на его зубы и даже засунул свой толстый палец с длинным ногтем в рот Вамуке. Хитрый белый сказал Мване, что на плантациях он заработает много денег, купит себе ружье, много патронов, коз, браслеты для своей будущей жены и станет самым богатым человеком в краале. И простодушный Вамуке поверил. Мту-Ниаа получил от мистера Лоу несколько коричневых бумажек, и Мвана Вамуке очутился на плантации мистера Гадсби.

Раньше Вамуке никогда не уклонялся от работы, помогая матери или трудясь на полях старого вождя. Но плантацию он возненавидел. Это была настоящая каторга. Хитрые мзунгу умели заставлять работать на себя. Каждое утро, лишь только занималась заря, хриплый голос надсмотрщика прерывал крепкий сон Вамуке. Мвана с трудом поднимался вместе с другими, получал свою порцию милли-милла и отправлялся на работу. С утра до ночи работал он на плантации агавы – сизаля, срезая под палящим солнцем зеленовато-желтые листья с черными острыми колючками. На огромном поле, раскинувшемся от леса до самого озера, были посажены длинные ровные ряды сизаля. Двухметровые причудливо изогнутые мясистые листья агав, поднимавшиеся прямо из земли, походили на простертые к небу щупальцы гигантского спрута.

Сотни негров трудились на плантациях мистера Гадсби, обливаясь потом под беспощадными лучами экваториального солнца. Из разных концов Кении были привезены они сюда для того, чтобы увеличить богатства мистера Гадсби.

Острыми кривыми ножами срезали они колючие листья агавы, сушили их на солнце, затем мяли, извлекали из них длинные крепкие волокна сизаля. Опытные рабочие превращали волокна в нитки, веревки, канаты.

Надсмотрщик Бойль, огромный мулат, в бригаду которого попал Мвана Вамуке, был необыкновенно жестоким человеком.

Мечтой Бойля было сделаться старшим надсмотрщиком. И он старался. Он показывал хозяину свое усердие на службе, не жалея кулаков. У него не было любимчиков – всем доставалось одинаково. С утра до вечера неторопливо ходил он между ровными рядами колючих агав, ревниво наблюдая за всем, что происходит. Ничто не ускользало от его зоркого глаза. Как только он замечал, что кто-либо из негров начинал медленнее двигаться, его длинная хворостина со свистом опускалась на потную черную спину. Любимым его приемом было подкрасться к зазевавшемуся или спрятавшемуся от работы негру и с размаху ударить его по голой спине длинным прутом. И когда негр испуганно оглядывался, Бойль грозно подносил к его носу огромный кулак и говорил, свирепо вытаращив белки:

– Еще раз замечу – отправишься у меня таскать камни! Останешься сегодня без обеда.

Два месяца трудился Вамуке на плантации, на третий – его перевели в дом. Три боя не выдержав ежедневных пинков и ударов хозяина, сбежали, оставив Гадсби свои заработанные деньги, и Вамуке должен был заменить одного из них.

Надсмотрщик провел Мвану через каменные ворота в огромный тенистый парк. Они прошли по посыпанным песком дорожкам, обсаженным кокосовыми и банановыми пальмами, мимо огромных клумб с яркими цветами и вышли к белому каменному одноэтажному дому с широкой каменной лестницей. Здесь они обождали немного. Огромная дверь с большими медными кольцами открылась, и из нее вышел старый негр необычайно важного вида, одетый в белый костюм.

– Вот тот парень, о котором я вам говорил, – сказал надсмотрщик.

Старик внимательно осмотрел Вамуке и недовольно поморщился. Он провел Вамуке в дом и дал ему белый костюм. В костюме было жарко и неудобно, но приходилось мириться. Хозяин не позволял ходить в доме без рубахи.

Так началась жизнь Вамуке в доме мистера Гадсби.

В обязанности Вамуке входило подметать и убирать комнаты, а остальное время стоять у парадной двери. Он должен был докладывать хозяину о приезде гостей или же сообщать гостям, что хозяина нет дома, если Гадсби не желал видеть посетителей.

Все здесь было ново. Даже собаки были другие, не такие, каких он встречал раньше. Они никогда не бросались и не лаяли на белых. Собака, нарушившая это правило, получала трепку. Зато кусать негров никогда не запрещалось. В особенности свирепствовали собаки в присутствии Гадсби, так как знали, что негр не посмеет их ударить, если хозяин рядом.

Однажды шедший по парку Вамуке заметил подкрадывающуюся к нему собаку. Он не успел быстро вскарабкаться на пальму, и пес пребольно укусил его. Вамуке видел, как пес подбежал к Гадсби, стоявшему неподалеку, и стал тереться о его ногу, словно ища одобрения своего хозяина. И Гадсби ласково погладил его по рыжей шерсти, а Мване Вамуке, сидевшему на дереве, сердито погрозил пальцем.

Гадсби занимал весь дом со своей дочерью Анабеллой, высокой белокурой девушкой. Жена Гадсби умерла давно, и, как утверждали злые языки, не без помощи супруга, с кулаками которого она была очень хорошо знакома. Вскоре после этого ему пришлось бежать из Южной Африки, где он жил тогда: братья жены во всеуслышание поклялись отомстить ему за сестру. Гадсби срочно распродал имущество и уехал с трехлетней Анабеллой в колонию Кению, где было много «свободных» земель и дешевых рабочих рук. Здесь он получил у английского правительства несколько тысяч акров земли, которая, по указу королевской комиссии, закреплялась за ним на девятьсот девяносто девять лет, и жил с тех пор в своем поместье, как маленький царек.

Единственным существом во всем свете, которое он любил, кроме себя конечно, была его дочь Анабелла. Все в доме предназначалось для удовлетворения ее многочисленных прихотей. Желание ее было законом. Нежный отец отвергал всех женихов, считая их недостойными своей дочери, думающими больше о приданом, чем о счастье Анабеллы. И если жених случайно интересовался возрастом Гадсби, тот приходил в ярость: ему казалось, что молодой повеса подсчитывает, сколько лет осталось ждать наследства.

У Анабеллы был звучный голос. Она часто пела, аккомпани руя себе на пианино, и Мвана Вамуке, усевшись под раскрытым окном, слушал музыку, затаив дыхание и испытывая непонятное, сладостное волнение в груди. Он старался запоминать мотивы и придумывал на них свои собственные слова, так как не понимал того, что пела Анабелла.

Мрачным и необузданным человеком был Гадсби. Он почти всегда был сердит, и Вамуке боялся хозяина. Одевался Гадсби всегда одинаково: рубаха с короткими рукавами и расстегнутым воротом, короткие штаны – шорты, туфли на толстой подошве и серые гетры. Шляпы он не носил, даже отправляясь на плантацию, хотя волосы его были жидки, как трава саванны в период засухи. За двадцать лет он привык к палящему солнцу Африки.

Гадсби регулярно занимался спортом. Больше всего он любил бокс, и слуги поочередно были его партнерами. Гадсби умело действовал кулаками, и слуга проклинал тот день и час, когда хозяин намечал его своей очередной жертвой. Гадсбн не любил слабых противников, и негры, зная об этом, обычно старались после первых же ударов упасть на пол и притвориться нокаутированными. Гадсби знал об этой маленькой хитрости и применял против нее свой особый, им самим придуманный прием; Как только «противник», получив удар, распластывался на полу и закрывал глаза, старый слуга, исполнявший роль судьи, по знаку хозяина несколько раз быстро проводил размочаленным концом сухой бамбуковой палочки по пяткам притворившегося негра. Негр инстинктивно отдергивал ноги, чем и выдавал себя.

Вамуке ничего не знал об этом.

Как-то утром он подметал зал, где вечером принимали гостей. Неожиданно за стеной послышались сердитые крики, и в дверях показалась огромная фигура Гадсби. По его красному лицу Вамуке понял, что хозяин не в духе. Гадсби нахмурил белые, выгоревшие брови и уставился на слугу тяжелым взглядом невыспавшегося человека. На нем были мягкие спортивные туфли, короткие трусы и большие кожаные перчатки. Несмотря на ранний час, Гадсби был уже пьян.

– Где Умаба? – угрюмо буркнул он, входя в зал.

– Моя не знай. – Негр попятился от хозяина в дальний угол.

– Из-за какого-то черномазого срывается тренировка! – проговорил Гадсби раздраженно. – Негр удрал. Все вы трусы!

Он критически осмотрел стоявшего перед ним со щеткой в руках Вамуке:

– Тебя как зовут?

– Мвана… – Непр робко посмотрел на огромного хозяина и переступил с ноги на ногу.

– Подойди сюда, – приказал Гадсби, продолжая рассматривать слугу.

Вамуке подошел к белому, не подозревая о его намерении. Вдруг удар кожаной перчатки обрушился на его подбородок, и он отлетел на несколько шагов, едва не упав. Гадсби криво усмехнулся.

– Ну, как удар? Хорош? – ухмыляясь, спросил он. – А двадцать лет назад этим ударом я мог бы вышибить дух из такого парня, как ты… А ну-ка, пойдем со мной.

И Вамуке последовал за ним.

Они пришли в комнату, служившую Гадсби для спортивных занятий.

Старый слуга снял с Вамуке рубаху и надел ему на руки огромные кожаные перчатки. Гадсби подпрыгивал на ковре, разминая мышцы, и встряхивал руками, как это делают профессиональные боксеры перед боем. Когда перчатки были надеты, хозяин объяснил Вамуке, что он должен с ним драться. Вамуке растерянно посмотрел на Гадсби: противник был вдвое больше его. Однако выбора не было, и Вамуке, выслушав подробное объяснение хозяина, приготовился к бою.

Первый же удар бросил его на ковер. У Вамуке закружилась голова. Хозяин стоял над ним и считал. Досчитав до десяти, Гадсби потребовал, чтобы негр поднялся и снова принял бой. И опять Вамуке был опрокинут. Когда Вамуке в четвертый раз поднялся с ковра, ярость клокотала в нем, удваивая его силы. Он ненавидел сейчас красное лицо Гадсби, его волосатую грудь и все его огромное тело, дышащее здоровьем и силой. И когда Гадсби вновь хотел ударить его, Вамуке вдруг присел и, бросившись на Гадсби, изо всех сил ударил его головой в живот. Гадсби зарычал от боли и тяжело упал на ковер. Посидев немного, он с проклятием поднялся и бросился на негра. Вамуке героически защищался. Глаза его бешено сверкали. Он отбивался руками и ногами, когда Гадсби зажал его в угол. Вырвавшись, Вамуке стал бегать по комнате, стараясь уклоняться от сыпавшихся на него жестоких ударов. Гадсби был опытным бойцом. Лицо Вамуке покрылось ссадинами и кровоподтеками. Наконец Гадсби устал. Он уселся на стул, подставленный ему старым слугой, и, махнув рукой, отпустил Вамуке. Вамуке ушел с подбитым глазом, распухшим носом и ободранным лбом.

Чем дольше жил Вамуке в доме Гадеби, тем сильнее ненавидел хозяина. Гадсби придирался ко всему. Если Вамуке дежурил у парадной двери, Гадсби кричал, что негр бездельничает. Если Вамуке подметал в комнатах пол, хозяин ругал его за то, что некому будет открыть дверь в случае приезда гостя. Как-то раз Гадсби, войдя в комнату, увидел Вамуке, рассматривавшего книгу, забытую на столе Анабеллой. Негр так увлекся, что не заметил, как вошел хозяин.

Г адсби был не в духе.

– Ты что здесь делаешь? Кто тебе разрешил брать книгу? – Он схватил тяжелый том и с силой запустил им в негра.

Вамуке пригнулся, чтобы избежать удара, и книга ударилась в стекло библиотечного шкафа. Осколки со звоном посыпались на пол. Рассвирепевший Гадсби бросился с кулаками на Вамуке, но негр метнулся в сторону, обежал вокруг стола и выскользнул в дверь.

2

Утром к мистеру Гадсби приехали важные гости из Найроби. Слуги суетились и бегали по всему дому. Один из гостей, Гаррис, был женихом Анабеллы.

Старший слуга послал Вамуке сообщить Гадсби, что ленч готов. Вамуке вошел в гостиную и остановился у дверей. Ана– белла сидела у блестящего черного пианино. Ее тонкие пальцы быстро бегали по клавишам, и музыка напомнила Вамуке своим темпом танцы, которые исполнялись у них в краале на тамтамах. Только те были веселее и красивее.

Двое мужчин, одетых в белые костюмы, разговаривали с мистером Гадсби, не замечая присутствия Вамуке. Иногда их головы близко придвигались друг к другу и они о чем-то таинственно шептались.

– В Центральной и Прибрежной провинциях тоже мятежи, – тихо говорил седой угловатый англичанин, покусывая сигару. – Вокруг Найроби дороги захвачены неграми. Мы едва не попали к ним в руки, когда ехали к вам. – Англичанин то и дело пускал клубы сизого дыма в встревоженные лица собеседников, не замечая этого.

Мвана Вамуке не шевелился, боясь пропустить хоть слово. Он даже перестал дышать.

– Распустили мы их. Чорт знает что такое! Даже в Найроби нападают на полицейские посты! – Уотсон с негодованием отряхнул пепел с сигары.

– Что же смотрит правительство, мистер Уотсон? Оно, что же, ждет, пока нас действительно выгонят отсюда? – Лицо Гадсби стало краснее, чем обычно.

– Все меры приняты, мистер Гадсби. Фермы охраняются бронемашинами. Мы стягиваем в Кению войска из других колоний. Через несколько дней порядок будет восстановлен… Но пока положение серьезное. Как здесь у вас, мистер Гадсби, тихо?

– Здесь-то тихо. Я своих негров держу крепко. Негр всегда чувствует твердую руку… Ты что здесь стоишь? – заорал вдруг Гадсби на Вамуке.

– Завтрак готов, бвана, – сказал Вамуке нахмурившись.

– Хорошо! – Гадсби едва сдерживал себя в присутствии гостей. – Иди. Нет, обожди. Подойди сюда… Вот что. – Гадсби пристально взглянул на Вамуке и осмотрел его с головы до ног. – Эти два джентльмена будут жить у меня несколько дней. Ты будешь охранять мистера Гарриса. – Он указал на молодого рыжего англичанина, сидевшего в плетеном кресле. – Куда бы он ни пошел, ты должен предостеречь его от опасности. Ты отвечаешь за него головой. Понял? Если с ним что-нибудь случится или кто-нибудь нападет на него, знаешь, что с тобой будет? – И Гадсби сделал резкое движение рукой, как бы сдавливая горло невидимой жертвы.

Вамуке молча посмотрел на него.

– Завтра утром мистер Гаррис и мистер Уотсон пойдут на охоту, – продолжал Гадсби. – Ты и Кикуви будете сопровождать их. Если что-нибудь с ними случится, это будет ваша вина. Теперь иди.

Давая это поручение Вамуке, Гадсби не придумал ничего нового. Он действовал так же, как действовали многие другие белые поселенцы, опасающиеся за свою жизнь. Негру объясняется, что при насильственной смерти белого, будь то падение со скалы, убийство из-за угла, отравление или что-либо в этом роде, негр несет за это ответственность. Эти телохранители являются одновременно и заложниками: смерть белого означает и смерть негра.