Текст книги "Рассказы об Африке"
Автор книги: И. Валентинов
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
4
Много дней прошло. Раны у Касанды зажили. Он стал задумчивым и молчаливым, и Ксири, видя в его глазах недобрые огоньки, не решался говорить ему что-либо.
Бросая лопатой куски черно-зеленого уранинита, Касанда теперь целыми днями думал о мзунгу. Зачем они пришли в Конго? И почему негры подчиняются им? Ведь мзунгу во много раз меньше, чем негров. Иногда ему хотелось убежать отсюда, чтобы не видеть рудника, Ксири, мзунгу. Но бежать было не куда. Из их нового крааля на болоте, наверно, уже все ушли, да и Есе равно там жить было невозможно. Скрываться в саванне было очень трудно – беглецов почти всегда ловили и наказывали.
Один за другим проходили безрадостные дни. Касанда по– прежнему упорно учился. Он учился, когда это было возможно, учился для того, чтобы изгнать мзунгу. Лишь только у него появлялась свободная минута, он вынимал книгу и, спрятавшись в тени, читал, не обращая внимания на надсмотрщика. Даже размахивая киркой, он думал о прочитанном.
Ксири теперь боялся Касанды и, замечая на себе его пристальный, полный ненависти взгляд, начинал нервничать. Тревогу надсмотрщика усиливало еще и то, что другие рабочие часто шептались между собой и бросали на него загадочные взгляды.
Однажды вечером Ксири зашел, как обычно, в контору, сообщил, что ни один из его рабочих не заболел и не сбежал, и отправился в «черный городок» через небольшое поле, отделявшее рудник от рабочего поселка.
Было уже совсем темно. Сквозь рваные, низко нависшие тучи светили яркие звезды. Ксири быстро шагал по безлюдному полю, думая об ужине, ожидавшем его дома.
От неожиданного окрика Ксири остановился. В темноте в двух шагах от него стоял человек. Ксири вздрогнул и попятился: он узнал фигуру Касанды. С земли поднялось еще несколько человек.
Ксири хотел бежать и не мог: страх сковал его ноги. Сзади раздались мягкие, крадущиеся шаги. Ксири хотел обернуться, но в этот момент кто-то сжал ему руки и грубая, мозолистая ладонь зажала рот. Люди подняли его и понесли. Ксири старался вырваться, но напрасно: сильные руки крепко держали его. Минут через десять люди остановились и бросили Ксири на землю.
– Ты узнал нас, Ксири? – спросил Касанда, подходя к нему. – Мы хотим поговорить с тобой. Ты продался мзунгу и каждый день бьешь своих братьев. Завтра ты уже не будешь никого бить.
Ксири поднялся на ноги. Он стоял в кругу молчаливых, мрачных людей. Двое рабочих копали яму. В тишине было слышно, как их лопаты лязгали о землю. Безразличные ко всему звезды смотрели с высоты.
– У меня трое детей, – сказал тихо Ксири, – они умрут без меня. – И он вдруг заплакал. Он сам не знал жалости к другим и не очень рассчитывал на нее.
Рабочие продолжали копать. Наконец один из них сказал:
– Готово!
И два человека, схватив Ксири за руки, подвели его к яме.
– Ложись, – сказал один из рабочих. – Мы не хотим, чтобы на траве осталась твоя кровь. Тебя будут искать.
Ксири в ужасе попятился от могилы. Он упал на колени, громко зарыдал и несвязно заговорил, глотая слезы:
– Касанда, Гвара, не убивайте… дети умрут… Касанда!…
– Испугался! – сказал один из рабочих.
А Касанда вдруг почувствовал в глубине души отвращение к тому, что они собирались сделать. Его ярость против надсмотрщика прошла. Унижение Ксири вызывало в нем лишь презрение, а не ненависть. Не он был виной тому, что происходило на руднике и во всем Конго, а мзунгу. Кроме того, завтра, а может быть, даже сегодня охрана станет искать Ксири, и начнутся аресты. Самое же главное – им немедленно дадут нового надсмотрщика. Но все же Касанда не хотел проявлять своих колебаний в присутствии товарищей.
А Ксири все плакал и молил о пощаде. Касанда видел, что сомнения овладели и другими товарищами.
– Может быть, он больше не будет драться? – сказал нерешительно Гвара.
Рабочие отошли от надсмотрщика и стали тихо шептаться. Увидев это, Ксири начал выть еще громче и жалобнее. Рабочие кончили совещаться и опять окружили надсмотрщика.
– Мы решили тебя убить, – сказал спокойно Касанда.
И Ксири завыл во весь голос. Он вырвался из рук державших его рабочих и упал, обхватив ноги Касанды. Касанда не шевельнулся и продолжал:
– Но если ты обещаешь…
Ксири вскочил на ноги, задыхаясь от охвативших его чувств.
будешь прислуживаться перед мзунгу и бить рабочих, то мы отпустим тебя.
– Клянусь… – тихо проговорил Ксири.
Он сел на землю и заплакал тихими, счастливыми слезами, так, как плакал давно-давно, в детстве.
– Помни: если ты донесешь на нас, пощады не жди. А теперь закопай свою могилу и иди.
И рабочие ушли, растворившись в ночной темноте.
А Ксири еще долго сидел у ямы, обессиленный и потрясенный происшедшим.
5
Как-то вечером, окончив работу, Касанда забыл около транспортера свою лопату. Администрация имела обыкновение удерживать с негров стоимость пропавшего инструмента. Поэтому Касанда, несмотря на то что он дошел уже до конторы и было почти совсем темно, решил вернуться на рудник. Проходя мимо землечерпалок, Касанда неожиданно наткнулся на трех негров, которые, заметив его, бросились в сторону.
Касанда узнал их: это были негры из соседней бригады. Среди них был Анака.
Утром, придя на рудник, Касанда узнал, что в эту ночь поломаны землечерпалки. Он догадался, кто это сделал, и даже пожалел, что сам не придумал этого, чтобы досадить мзунгу.
Но радость его была недолговременна. В тот же день директор рудника издал приказ: в наказание за поломку землечерпалок все негры будут работать теперь ежедневно до двенадцати часов ночи, пока машины не будут исправлены.
Работать на руднике было тяжело и раньше, но с этого дня началась настоящая каторга. В шесть часов утра, едва рассветало, большой там-там уже будил «черный городок». Рабочие поднимались и, ежась от жестокого утреннего холода, спешили к длинным столам с алюминиевыми блюдами, каждое из которых было рассчитано на двенадцать человек. Надсмотрщики следили, чтобы члены семей рабочих не подходили к столу и не вводили компанию в лишние расходы. Они должны были покупать себе провизию в специальных лавках. Обычно кормили вареным маисом, иногда сорго или маниоком. Расчетливая дирекция позаботилась, чтобы рабочие сами стремились попасть к столу вовремя и их не приходилось поднимать силой: опоздавшие обычно оставались голодными, так как им ничего не оставалось.
Наскоро проглотив пищу, негры отправлялись на рудник. Когда в семь утра вставало солнце, работа уже кипела, а в семь часов вечера, когда солнце пряталось за холмами, зажигались мощные прожекторы, и работа продолжалась до двенадцати часов ночи. Проходили дни, но тяжелый режим не отменялся. Утомленные, озлобленные рабочие открыто ругали дирекцию. И надсмотрщики, чувствуя напряженность обстановки, старались не замечать этих разговоров.
Как-то ночью в бараке, где жил Касанда, арестовали негра Мониа. Это был один из тех рабочих, которых он встретил тогда, поздно вечером, у землечерпалок. Неизвестно, как узнали мзунгу об участии Мониа в поломке машин, но товарищи его остались на свободе: Мониа хорошо хранил тайну и не выдал своих друзей.
Обстановка становилась с каждым днем все тревожнее.
Однажды после обеда Касанда услышал громкие крики на другом конце рудника и, бросив работу, вместе со всеми побежал посмотреть, что там происходит. Пробившись сквозь толпу, Касанда увидел вооруженных охранников лагеря, старавшихся увести Анаку, который, как Касанда узнал потом, отказался работать, несмотря на приказание мзунгу, и призывал других негров сделать то же самое. Несколько рабочих пытались воспрепятствовать его аресту.
Анака отчаянно отбивался. Не раздумывая, Касанда бросился на охранников и ударом кулака сбил одного из них с ног. Все стоявшие вокруг накинулись на прислужников мзунгу, и те побежали сквозь толпу, осыпаемые градом ударов. Толпа росла. Все кричали и ругали мзунгу, заставлявших их работать сверх всяких сил. Касанда вместе с несколькими рабочими подняли на свои плечи Анаку. Анака оперся руками на плечи поднявших его негров и крикнул:
– Товарищи! Мы должны все вместе потребовать отмены
несправедливого решения директора. Мы не хотим больше работать по семнадцати часов в сутки. Мы не скот, а люди, такие же, как и белые!
Никогда еще не слыхал Касанда, чтобы негры называли друг друга таким словом: «товарищи», но он сразу понял, что в нем таится великий смысл. Товарищи! Конечно, они все товарищи. И они все вместе должны выступать против мзунгу.
Анака продолжал:
– А вы знаете, зачем нужна мзунгу эта зеленая земля, которую мы добываем с утра до ночи? Мзунгу делают из нее там, за океаном, большие бомбы – они называют их атомными. Они хотят воевать против страны, которой управляют сами рабочие, против страны, где никто не может обидеть негра только за то, что у него черный цвет кожи. Эта страна – Советский Союз. Мзунгу воображают, что они будут сильнее всех на свете, если сделают много этих атомных бомб. Если начнется война, многих из вас сделают солдатами. Хотите ли вы помогать мзунгу, которые обращаются с нами хуже, чем с собаками, воевать против страны, которая желает, чтобы мы, негры, были свободными, самостоятельными?
Касанда жадно слушал. Слова Анаки взволновали его. Он смотрел на возбужденные лица стоявших вокруг рабочих и видел, что речь его учителя находит отклик и в их сердцах.
6
Директор уранового рудника компании «Катанга юнион миньер» Лавинье сидел за своим столом и сердито просматривал бумаги. Случай с поломкой землечерпалок выводил его из себя. Дело в том, что американцы, которые владели большей частью акций и распоряжались в компании, требовали, чтобы уранинит поступал регулярно, и Лавинье грозила большая неприятность, если ему не удастся быстро пустить в ход машины и наладить подачу руды. Компания не станет считаться с ним, тем более что на его место претендует сын одного из членов правления компании. Больше всего Лавинье боялся американского представителя мистера Раймонда, который обязатель но поднимет шум, если узнает, что рудник задерживает подачу уранинита.
Директор взглянул в окно и увидел толпу негров, приближающихся к конторе рудника. Он раздраженно позвонил. Вошел секретарь.
– Это еще что такое? Немедленно вызовите солдат!
Секретарь почтительно поклонился и бесшумно удалился,
мягко ступая по ковру.
Лавинье вышел на высокое крыльцо, где уже собралось несколько служащих. Шумная толпа негров остановилась невдалеке. Охрана лагеря стояла у здания в боевой готовности.
Из толпы вышел Анака.
Он подошел совсем близко к директору и сказал громко, так, чтобы все слышали:
– Рабочие рудника требуют, чтобы ты отменил свой последний приказ. Это несправедливый приказ.
Секретарь-негр начал быстро шептать на ухо директору, переводя слова Анаки, но Лавинье, не дослушав, подал знак охранникам. Словно стая коршунов, набросились они на негра, сбили его с ног и потащили в здание конторы. Несколько рабочих кинулись ему на помощь. Прогремели предупредительные выстрелы. Толпа дрогнула и попятилась. Охранники скрылись за дверью вместе с Анакой.
– По местам! – закричал начальник охраны. – Идите работать!
Никто не выполнил этого распоряжения.
– Отпусти Анаку! – яростно кричали рабочие. – Иди сам работай, шакал!
Из рядов вышел Касанда и сделал несколько шагов по направлению к директору. Толпа стихла. Лавинье стоял неподвижно, сухой и прямой, как палка. Его острое лицо выражало презрение.
Касанда смотрел прямо в лицо директору, и взгляд его был полон злобной решимости.
– Мы не будем больше работать по семнадцати часов! – закричал он, дрожа от волнения. – И вы должны заплатить нам за все эти дни не по три франка, а по пять. Мы…
Взять его! – кратко сказал Лавинье, презрительно скривив губы. – Опять этот черный малый! Ну, это тебе так не пройдет!
Стража бросилась к Касанде, но он шагнул в толпу и, крикнув, чтобы передние не пускали «собак», продолжал говорить:
– Мы не будем работать, пока ты не отменишь свой приказ и не отпустишь Анаку. Твои надсмотрщики хуже бандитов…
В воротах рудника показались грузовики с солдатами. Заметив их, директор сказал что-то своему секретарю и ушел.
Солдаты соскочили с грузовиков и, выставив штыки, стали теснить рабочих. Рабочие отступили, но, спустившись в котлован, они уселись на землю и, видимо, не собирались работать. Около них не было ни одного надсмотрщика. Люди весело смеялись и возбужденно обсуждали столкновение с директором.
Несколько друзей Анаки подошли к Касанде. Посовещавшись, они вместе с Касандой отправились к белым рабочим. Подойдя к бельгийцам, чинившишмашины, негры остановились в нерешительности. Один из черных рабочих, по имени Гариа, знавший хорошо французский язык, поздоровался с белым, возившимся у землечерпалки. Белый вытер рукавом выпачканное лицо и улыбнулся негру, как старому знакомому.
– Мы устраиваем забастовку, – сказал Гариа пожилому рабочему, – и просим поддержать нас.
Белые бросили работу и стали расспрашивать Гариа о том, что произошло. Выслушав его, они долго спорили между собой. Гариа стоял рядом и внимательно слушал.
– Некоторые белые говорят, – объяснил Гариа, – что не стоит возиться с неграми и что мы им не товарищи.
Наконец спор окончился, и пожилой рабочий сказал:
– Мы должны поговорить с остальными нашими. Если они согласятся, мы вас поддержим. – И он пожал руку Гариа.
7
Лавинье поднял глаза и увидел секретаря, появившегося с телеграммой в руке.
– Из Елизаветвиля, мсьё Лавинье.
Лавинье пробежал глазами телеграмму, и лицо его помрач нело. Один из членов правления компании спрашивал, почему задерживается подача уранинита, и сообщал, что на днях американский представитель мистер Раймонд выезжает на рудник, чтобы узнать на месте, в чем дело. Член правления предупреждал Лавинье о необходимости привести все в порядок.
Привести в порядок! Хорошо ему писать это в Елизаветви– ле. Попробовал бы он сам поработать с этими неграми!
Несколько минут Лавинье сидел размышляя. Негров нужно проучить, в особенности тех двух парней. О, они еще узнают, как бунтовать против белых! Они не будут больше сбивать с толку других! Он, Лавинье, придумает, что с ними сделать, чтобы другим неповадно было. Но не сейчас. Это потом. Лавинье слишком дорожил своим директорским местом, чтобы сводить счеты с рабочими перед самым приездом мистера Раймонда. Едва ли американцу понравятся поломанные землечерпалки и бунтующие черные. Сейчас во что бы то ни стало негры должны начать работать.
Вошел секретарь и сообщил:
– Белые рабочие прислали своих делегатов, мсьё Лавинье.
– Этим что нужно?
– Они угрожают бросить работу, если мы не выполним требований негров.
– Скажите, что я занят. – Лицо Лавинье сделалось красным. – Позовите ко мне старшего надсмотрщика.
Через несколько минут старший надсмотрщик появился в дверях. Он сделал два шага и остановился, не решаясь подойти к столу директора.
– Я прошу тебя, – начал Лавинье мягким, ласковым голосом, – сказать твоим славным парням, что я видел по их добрым лицам, что они очень устали. Они сами виноваты, но я прощаю их. Впредь они будут работать попрежнему до захода солнца. Скажи им, что я их жалею.
Надсмотрщик, огромный черный детина, со страхом смотрел на своего повелителя. Таким странным он еще никогда не видел директора.
– Я скажу, чтобы солдаты сейчас же схватили этого Касанду, – проговорил он, тараща на Лавинье глаза, – и мы всыплем ему и Анаке по пятьдесят ударов.
– Потом, потом! – резко проговорил директор, и, видимо спохватившись, добавил ласковым голосом:-Ты иди, иди и скажи, что я их всех прощаю. И Анаку отпусти. Но скажи, чтобы они немедленно начали работать.
У двери надсмотрщик остановился и исподлобья посмотрел на директора, чтобы еще раз убедиться, не смеется ли он над ним.
8
Через три дня в доме Лавинье в Тинковелью был большой прием по случаю приезда мистера Раймонда. Директор ходил от гостя к гостю, приветливо улыбался и с тревогой думал, что скажет ему американец: самого героя торжества еще не было.
Многочисленные гости толпились в большом зале, курили и оживленно разговаривали. Мужчины стояли небольшими группами и рассказывали анекдоты. Слышались взрывы смеха. Дамы расположились по углам в креслах.
Доктор Ленуар, беседуя с гостями, бросал саркастические замечания: он был не в духе.
В стороне ото всех одиноко стоял астроном Маглаур, недавно приехавший из экспедиции в горы Киву, где он, по поручению ученого бельгийского общества, обследовал место для постройки обсерватории. Маглаур едва не погиб в лесу, отстав от экспедиции, и местные газеты шумели несколько дней, называя его героем.
– Что у вас здесь происходит? – раздраженно спросил Маглаур, увидев доктора. – Меня сегодня все сторонятся. Все куда-то спешат, лишь только я подхожу. Что я им сделал, доктор? Может быть, вы знаете?
Ленуар засмеялся:
– Если бы вы внимательно прочитали сегодняшние газеты, вам было бы все ясно. Газеты надо читать, дорогой Маглаур! Видите ли, янки в Вашингтоне возражают против того, что наши бельгийские астрономы собираются строить обсерваторию в горах Киву. Это ведь очень близко от «их» урана. Всего какая– нибудь тысяча километров!
Какое они имеют право! – зашипел Маглаур, опасливо посматривая по сторонам. – И как вам нравятся эти мерзавцы, которые боятся даже разговаривать со мной!
– Думаете, вы один в таком положении? – Ленуар усмехнулся. – Видите, там, у окна, стоят четыре человека?
– Я их не знаю.
– Это наши сенаторы. Они только что приехали из Бельгии. Достопочтенные деятели хотели осмотреть свои урановые рудники, а американцы даже не пустили их туда. Не пустили!… Здорово поставлено дело.
– Что творится вокруг, глазам своим не веришь! Все изменилось. Раньше это была бельгийская колония, а теперь здесь командуют американцы. И негры стали уже не те, что были, скажем, двадцать лет назад. Конечно, они бунтовали и раньше. Но теперь все это выглядит совсем иначе. На Золотом Берегу, слышали, негры объявили всеобщую забастовку? Говорят, губернатор ввел осадное положение и устроил в некоторых селениях резню. Эти англичане – просто палачи!
– Да и наши не отстают от них. Если бы вы побывали у нас на руднике, вы бы убедились в этом. Удивляюсь, как негры до сих пор еще терпят нас в своей стране.
В это время в дверях показался Раймонд. Это был мужчина лет сорока, низенький, широкоплечий. Лавинье шел рядом с ним, согнувшись, приглаживая свою лысеющую голову и вытирая вспотевший лоб. Как только они вошли в ярко освещенный зал, заиграл оркестр, и все гости приветливо заулыбались, увидев столь желанного гостя. Один лишь доктор Ленуар фыркнул и что-то презрительно проговорил Маглауру, указывая на группу гостей, заискивающе кланявшихся Раймонду, который не обращал на них внимания.
Открылась дверь в буфетную, и гости вслед за хозяином и Раймондом устремились туда веселой толпой.
Пока гости развлекались, Раймонд с директором уединились в одной из комнат и долго о чем-то беседовали. Когда директор вновь появился в зале, он весь сиял, словно ему только что подарили миллион долларов.
Увидев слегка охмелевшего доктора, Лавинье подошел к нему и весело сказал:
Послушайте, доктор, вы помните этих двух негров, кото– рые выступали с наглыми требованиями и подбивали других к неповиновению?
– Один из них Касанда?
– Да, да, Касанда. Вы знаете, ведь у них у обоих проказа. Их необходимо немедленно отправить в лепрозорий
В глазах директора вспыхнули хитрые огоньки.
У доктора хмель сразу вышел из головы. Он внимательно посмотрел на директора: тот явно был доволен своей выдумкой. Он взял у проходившего слуги с подноса рюмку с вином и сделал несколько глотков.
– Предлагаете принять участие в убийстве этих парней? – мрачно спросил доктор. – Но я не занимаюсь такими черными делами, хотя и работаю на вашем руднике. Они совершенно здоровы.
Лицо директора приняло холодное, надменное выражение.
– Вы пьяны, мсьё Ленуар, – сказал он оскорбленным тоном. – Вы забываете, с кем вы говорите! – И, повернувшись, директор пошел через зал, гордо подняв голову.
– Вот негодяй! – Доктор сердито направился к двери и,, рывком надвинув шляцу, вышел на улицу.
А в зале не переставая гремел оркестр, и в пьяном угаре кружились пары, пристукивая каблуками в такт бешеной румбе.
9
Попрежнему работал рудник, и попрежнему Касанда вместе с другими неграми добывал черно-зеленую землю – уранинит. Казалось, дирекция забыла о небывалом требовании негров и простила им этот бунт. Но Касанда чувствовал глубокую тревогу. Он даже стал редко брать в руки книгу. Тревогу усиливали два негра, недавно переведенные в бригаду, где работал Касанда. Оба они работали на руднике уже четыре года и в один голос утверждали, что мзунгу-директор не простит своего поражения и что Касанде лучше немедленно бежать, пока его не «прихлопнули». Они только удивлялись, почему директор не сделал этого до сих пор. Касанда чувствовал, что они правы, но хотел дождаться получки: куда он побежит без денег! Но когда до получки оставался всего один день, случилось то, о чем предупреждали негры. В этот день новый надсмотрщик (Ксири перестал бить рабочих, и мзунгу сделали его землекопом), таинственно улыбаясь, послал Касанду за инструментом. Ничего не подозревая, Касанда вошел в длинное темное здание склада и неожиданно увидел перед собой четырех вооруженных охранников. Сопротивление было бессмысленно. Касанду отвели в тюрьму.
У администрации рудника был свой способ отделываться от неугодных ей негров: этих негров сажали в тюрьму и не давали им есть или давали очень редко. Рано или поздно негр умирал «от болезни», как это отмечалось в официальных отчетах. Такая участь была уготована и Касанде, и он догадывался об этом, так как слыхал о тюрьме не раз.
В маленькой камере было совсем темно. Когда дверь за Ка– сандой закрылась, в темноте кто-то зашевелился и тихо спросил:
– Ты кто?
– Касанда… А ты?
– Я Мониа.
Мониа! Касанда вспомнил, что это был один из трех рабочих, которых он встретил тогда, вечером, у землечерпалок, на руднике.
Касанда опустился рядом с ним на каменный пол.
– Возьми там, в углу, рогожу, – сказал Мониа, – на ней спал один негр. Вчера он умер… У тебя поесть нечего?
– Нет… Не знаешь, как убежать отсюда?
– Не знаю.
– Вы хорошо тогда сделали, что сломали землечерпалки, – тихо сказал Касанда. – Мзунгу-директор очень злился. Жалко, что я сам не придумал этого.
И Касанда подробно рассказал о всех последних событиях и о том, что сказал о зеленой руде Анака.
– Эти машины нужно сломать! – возбужденно проговорил Мониа. – Весь этот рудник нужно засыпать землей. И мы засыпали бы его, если бы выступали дружно. Зеленая руда, которую мы выкапываем, нужна мзунгу – американцам – для войны. Они делают из нее большие бомбы. Они называют их атомными бомбами. Они собираются убивать всех, кто не хочет им подчиняться. Анака говорил вам правду: нас, негров, и рабочих других стран американцы хотят сделать солдатами, заставить завоевывать для них весь мир. Но никто не хочет за них воевать. Во всех странах есть сейчас большие союзы, которые борются за то, чтобы войны не было. В Африке тоже есть такие союзы. И негры ездят в Европу на большой совет всех противников войны. Противники войны требуют запретить атомные бомбы. А мы помогаем мзунгу делать эти бомбы. Мы даем им руду. Мы идем против самих себя.
Мониа замолчал и прислушался: не ходит ли кто-нибудь по коридору.
– Мзунгу – нехорошие люди, – сказал Касанда убежденно. – Мы должны изгнать их из своей страны. Они отняли у моего племени землю. Почти все племя погибло.
– Они отняли землю не только у твоего народа. – В темноте было слышно, как Мониа зашевелился на своей рогоже. – Я был и в других колониях, и везде мзунгу управляют, а негры на них работают. Но это скоро кончится. Негры должны объединиться. – Мониа встал и взволнованно заходил по камере. – Только это очень трудно. Мзунгу убивают тех, кто хочет это сделать. Несколько лет назад я работал грузчиком в Дим– бокро, в колонии Берег Слоновой Кости. Там очень дружные негры. Они решили бороться за свободу. Каждый третий человек был членом Демократического объединения Африки. Слыхал о таком?
– Слыхал, – сказал Касанда.
Я был членом этого объединения. Это организация негров, которые борются за свободу и независимость своей родины. В нее входят негры нескольких колоний. Нас было много, и мы не боялись мзунгу. Когда они арестовали наших руководителей, мы потребовали, чтобы белые освободили их. Негры перестали покупать товары мзунгу и отказывались работать на плантациях. Потом собралось много рабочих, очень много, и мы все пошли по улицам Димбокро и стали требовать, чтобы мзунгу отпустили арестованных. Я шел впереди всех и нес красное знамя. У самой тюрьмы полиция напала на нас. Многие были убиты. Но красное знамя мы спасли. Как только полицейские схватили меня, все бросились ко мне на помощь: никто не хотел отдавать знамя мзунгу. Я оторвал полотно, скатал его и побежал. Целый день гонялись за мной полицейские, а ночью я ушел из города – мзунгу убили бы меня, если бы поймали.
– Ну, а потом? – спросил Касанда.
– Потом я работал в Конго на плантации сахарного тростника. Но вербовщик сманил меня сюда, на рудник. Я знаю, там, на Берегу Слоновой Кости, негры борются с мзунгу и сейчас.
Касанда слушал своего собеседника, и перед ним все шире открывался новый мир, мир справедливой борьбы с чужестранцами. И для этой борьбы нужно было жить. Нельзя молча погибать в этой душной камере, когда его братья борются за свободу и счастье своего народа.
Там, за стенами тюрьмы, был огромный мир, где жили люди, сочувствовавшие ему, Касанде. Касанда вспомнил о портрете, хранившемся у него на груди между двумя тонкими дощечками, и ему захотелось поговорить с Мониа о человеке, который является другом всех угнетенных.
* * *
Узенькая полоска света под дверью, выходившей в коридор, потухла. Наступила ночь, и Касанда принялся обследовать ка-,меру, пытаясь найти слабое место в стене или в полу и раскачать камень. Но все его поиски были напрасны.
Обшарив пол и стены, он поднялся на пальцы и дотянулся руками до низкого потолка. Вытягиваясь изо всех сил, Касанда начал ощупывать доски, лежавшие на обтесанных прямоугольных бревнах. Он разбудил Мониа и попросил помочь ему.
– Напрасно тратишь силы, – грустно сказал Мониа. – Тот негр, который умер вчера, тоже пытался, да ничего не смог сделать.
– Давай еще попробуем. Ты хочешь убежать?
Мониа молча встал на четвереньки. Он делал так уже несколько раз, помогая тому, умершему, негру дотянуться до потолка.
– Встань мне на спину. Только тише, я совсем ослаб. Может быть, у тебя все-таки найдется что-нибудь поесть?
– Ничего нет, – сказал Касанда с сожалением.
Мониа закряхтел и едва не упал под тяжестью Касанды.
Касанда долго возился, ощупывая потолок. Мониа давал ему советы.
Наконец Касанда нашел зазор между бревном и досками. Он отдохнул немного и, снова встав на Мониа, засунул пальцы в найденную им щель.
Повиснув на руках, Касанда поднял вверх ноги, уперся ими в доску потолка и начал ударять в нее пяткой до тех пор, пока доска не подалась. Увлеченный, он принялся колотить в нее ногой изо всех сил и сорвался. Ударившись спиной, Касанда долго лежал на полу, не в силах шевельнуться от боли. Но через час он вновь поднялся и снова повторил свои попытки. Теперь щель была шире, и, крепко ухватившись за прямоугольную балку, Касанда с яростью бил пяткой в доску. Доска тихо скрипела, понемногу подаваясь вверх, и наконец поднялась настолько, что в образовавшуюся щель уже можно было пролезть.
Касанда напрягся, протиснул свое тело в отверстие и оказался на чердаке. В течение нескольких минут он молча сидел, напряженно прислушиваясь. В нос лезла пыль. Вокруг было тихо. Ни звука не долетало снаружи.
Касанда опустил вниз руки и помог Мониа взобраться на чердак. Затем он осторожно высунулся из окошка. Завернувшись в одеяло, часовой сидел, привалившись к дереву, и спал.
Когда Касанда и Мониа вылезли на крышу, им показалось, что железо под ними громыхает на весь рудник. Но часовой даже не пошевелился.
Спрыгнув на землю, они побежали к колючей изгороди. Касанда пролез благополучно, но Мониа зацепился рубахой за проволоку и никак не мог освободиться. Раздался окрик часового, затем лай собаки и выстрел. Касанда дернул Мониа за руку, и они бросились в высокую траву.
Трава в саванне поднималась выше человеческого роста. Касанда и Мониа бежали, пробираясь в холодной, покрытой росой траве. Изредка они останавливались и прислушивались. Мониа скоро ослабел и не мог бежать, и Касанда тащил его за руку. Далеко позади послышался лай собак.
Погоня! – сказал Мониа задыхаясь. – Надо добраться до реки, чтобы сбить собак со следа. Иначе нам не уйти. Река близко…
Они пробежали еще немного. Мониа стал спотыкаться и наконец упал. Он лежал, тяжело дыша, и не мог подняться.
В холодном ночном воздухе ясно послышался лошадиный топот.
– Слышишь? – возбужденно сказал Касанда. – Вставай, слышишь, они уже близко.
– Не бросай меня, – проговорил Мониа. – Там собаки. Я сейчас отдохну и опять побегу.
Над далеким горизонтом поднялась луна и залила саванну мертвым, голубоватым светом. Увидев измученное лицо Мониа, Касанда понял, что ждать нечего. Он поднял своего спутника и взвалил его себе на плечи.
Бежать с таким грузом было тяжело. Касанда скоро устал и пошел быстрым шагом. Вдруг в нескольких шагах от них раздался лай, и едва Касанда успел положить Мониа на землю, как из травы выскочили три собаки. Не замедляя бега, одна из них, оскалив пасть, бросилась на грудь Касанды. Это был специально обученный для поимки негров зверь, свирепый и бесстрашный. Касанда отбросил его ударом кулака с такой силой, что пес перевернулся в воздухе. Но почти одновременно на беглеца прыгнули две другие собаки. Касанда упал на спину, схватив одну из собак за ошейник, а другую за шерсть. Обе они с рычаньем вцепились ему в руки. Третья собака, оправившись от удара, снова бросилась на него, и если бы Касанда не успел загородиться плечом, она вцепилась бы ему прямо в горло.
– Мониа! – яростно закричал Касанда, пытаясь подняться с земли. – Мониа!
Бешеный рев собак слился с криком человека.
Неожиданно Касанда почувствовал, что одна из собак, которых он держал, вздрогнула и обмякла. Он отбросил ее и увидел над собой фигуру Мониа с камнем в руке. Второй удар – и вторая собака упала в траву. Третья отбежала на несколько шагов и принялась лаять, не решаясь подойти ближе.
Пустив в нее несколько камней, Касанда и Мониа побежали дальше. Топот копыт слышался уже совсем близко. Кровь струилась по рукам и лицу Касанды, но он не обращал на это вни мания. Показалась черная поблескивающая полоса реки. Но всадники были уже близко. Они мчались по прямой тропинке, проложенной беглецами в траве. Впереди на длинной привязи бежали собаки. Заметив негров, преследователи стали стрелять, и Мониа, вскрикнув, упал. Касанда быстро нагнулся над ним. Мониа был ранен. Касанда поднял его и побежал, пригибаясь к земле. Изо рта Мониа текла кровь.