Текст книги "Последний император"

Автор книги: И Пу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц)

Такое положение продолжалось недолго. Принимавший участие в заседании совета Юй Лан рассказывал о нем своим родственникам. У Пу Вэя в дневнике также сохранились некоторые записи, но они мало чем отличаются друг от друга. В начале одного из заседаний императрица спросила: "Как вы считаете, что лучше – монархия или республика?"

Четыре или пять человек немедленно откликнулись: "Ваши рабы за монархию и возражают против республики". Вслед за ними другие также выразили свое согласие с монархией. На этот раз И Куан и Пу Лунь отсутствовали, поэтому против никто не выступил. Некоторые просили императрицу "держаться твердо и не поддаваться на провокации И Куана и ему подобных". Императрица тяжело вздохнула:

– Разве я когда-нибудь хотела республику? Это все И Куан с Юань Шикаем говорили, что революционная партия Гоминьдан очень сильна, а у нас нет ни винтовок, ни пушек, ни жалованья солдатам и воевать мы не сможем. Я спросила, нельзя ли получить помощь у иностранцев. Они сказали, что попробуют. А через два дня ответили, что иностранцы согласились помочь только при условии, если князь-регент отречется от своего поста. Цзай Фэн, скажи, так дело было?

– Но ведь князь-регент уже отрекся! – с негодованием воскликнул Пу Вэй. – Почему же от иностранцев нет помощи? Это же явное предательство со стороны И Куана!

– Прошу, ваше величество, отныне не слушайте больше И Куана, – подхватил На Яньту.

– Смуты в партии бывают оттого, что мало строгости, – сказали Пу Вэй и Цзай Цзэ. – Имелись бы военные ассигнования солдатам, тогда бы нашлись и верные подданные, которые бы Разбили врага. Фэн Гочжан говорил: "Обеспечьте пропитание и дайте мне денег на содержание солдат в течение трех месяцев, и я расправлюсь с революционной партией".

– Юань Шикай уже выпросил все дворцовые драгоценности, – со вздохом ответила императрица, – у меня действительно больше нет денег!

Пу Вэй напомнил, что во время Русско-японской войны императрица Японии награждала солдат драгоценностями и украшениями, и посоветовал императрице поступить таким же образом. Шань Ци поддержал идею Пу Вэя. Лун Юй ответила:

– Хорошо, если победим, а вдруг нет? Тогда ведь и "Льготные условия" не получим.

К этому времени "Льготные условия" для членов императорской фамилии уже были выработаны представителями обеих сторон – Севера и республиканцев.

– Все это обман, – заявил Пу Вэй. – Народ, видите ли, дает льготные условия двору! Над этим же будут все смеяться!

– Ну а если придется воевать, ведь все равно Фэн Гочжан один ничего не сделает! – неуверенно проговорила императрица.

Пу Вэй стал просить "императрицу и императора наградить солдат во имя спасения родины". Шань Ци также поддержал его, сказав, что верных и храбрых воинов достаточно. Императрица обернулась к стоявшему в стороне на коленях и молчавшему Цзай Тао и спросила:

– Цзай Тао, ты ведаешь пехотой. Ты знаешь, как у нас обстоят дела с солдатами?

– Ваш раб занимался только обучением солдат и никогда не воевал. Не знаю, – поспешил ответить Цзай Тао, отбивая поклон.

– Идите, – промолвила императрица.

Шань Ци снова ее предостерег:

– Скоро Юань Шикай и члены кабинета придут на аудиенцию. Императрица должна действовать осторожно.

– Я так боюсь этой встречи! – императрица вздохнула.

На этом заседании Пу Вэй придумал для императрицы план ответных мер. Он предлагал решение вопроса об отречении возложить на парламент, до созыва которого было еще очень и очень далеко. Но член кабинета Чжао Цзяньцзюнь пришел с давно уже приготовленным ответом Юань Шикая:

– Если этот вопрос будут обсуждать все, то пройдут ли "Льготные условия", сказать трудно.

Императрица не сочла нужным больше обсуждать предложение князей относительно военных действий. Князья неоднократно предупреждали Лун Юй, чтобы она не говорила об этом с евнухами, но как только императрица возвратилась во дворец, откормленный Юань Шикаем главный управляющий придворными евнухами Сяо Дэчжан первым раскрыл рот:

– По мнению раба, республика и монархия – все одно. При монархии повелительница будет пользоваться дворцовыми драгоценностями, а при республике императрица останется императрицей. Однако для этого нужно согласиться на "Льготные условия". В противном случае революционная партия захватит Пекин, тогда всему конец!

На заседаниях Императорского совета ратовавших за войну становилось все меньше и меньше. Наконец их осталось только четверо. Говорят, среди них находился мой дядюшка, которому было тогда немногим более двадцати. Он предложил придерживаться метода маскировки. Князья должны были вернуться в свои резиденции и вести борьбу на местах. Однако к его предложению никто не прислушался. Князь Ю Лан также высказал идею, но никто так и не мог понять, в чем была ее суть.

Заседания Императорского совета каждый раз заканчивались безрезультатно. И тут командующий бэйянской армией Дуань Цижуй и другие генералы неожиданно прислали с фронта телеграмму с требованием отречения императора. Самые ярые сторонники военных действий Шань Ци и Пу Вэй, оценив ситуацию, покинули Пекин. Один сбежал в занятый немцами Циндао, другой – в оккупированный японцами Люйшунь (Порт-Артур). Там они были задержаны. Иностранные чиновники дали им понять, что в настоящее время ехать в их страну не совсем удобно. Все было ясно: иностранцы признали правительство Юань Шикая.

25-го числа двенадцатого месяца по лунному календарю в третий год правления императора Сюаньтуна (12 февраля 1912 года) вдовствующая императрица Лун Юй объявила о моем отречении. Часть князей укрылась в Посольском квартале. И Куан с сыном, наложницами и всем своим имуществом переехал в Тяньцзинь, на территорию иностранной концессии. Великий князь Чунь, отец, не сказав ни слова на заседании, после объявления об отречении вернулся домой и стал нянчить детей. Между тем Юань Шикай, согласно указу вдовствующей императрицы, сформировал временное правительство республики и по соглашению, достигнутому с революционной партией на Юге, превратился из премьера Цинской империи во временного президента Китайской республики. Я же стал соседом президента и в соответствии с "Льготными условиями для цинского двора" [30]30
  Одновременно с «Льготными условиями для цинского двора» были обнародованы «Условия отношения к маньчжурам, монголам, хуэйцам и тибетцам» и «Условия отношения к лицам цинского императорского рода».


[Закрыть]начал жить при малом дворе.

Эти "Льготные условия" (статьи, предусматривающие благоприятное отношение к великому цинскому императору после его отречения) сводились к следующему:

1. После отречения императора великой Цинской империи от престола за ним сохраняется его почетный титул. В дальнейшем Китайская республика будет относиться к нему с почетом, как к любому иностранному монарху.

2. После отречения императора великой Цинской империи от престола двору ежегодно будет выплачиваться 4 миллиона лянов серебра, или 4 миллиона юаней после денежной реформы. Данная сумма будет выплачиваться Китайской республикой.

3. После отречения императора великой Цинской империи от престола он временно может жить в императорском дворце. В дальнейшем резиденция императора должна быть перенесена в летний дворец Ихэюань. Его личная охрана может быть сохранена.

4. После отречения императора великой Цинской империи от престола храмы и гробницы его предков будут сохранены навечно. Их охрану станет осуществлять Китайская республика.

5. Строительство гробницы императора Дэцзуна (посмертное имя Гуансюя) будет завершено согласно намеченному плану. Церемония погребения будет произведена в соответствии с ныне существующим старым ритуалом. Все связанные с этим затраты возлагаются на Китайскую республику.

6. Весь обслуживающий персонал дворца может оставаться на прежних местах. Прием новых слуг и евнухов не разрешен.

7. После отречения императора великой Цинской империи от престола его личная собственность будет особо охраняться Китайской республикой.

8. Прежняя дворцовая охрана войдет в состав армии Китайской республики. Ее численность и размеры жалованья остаются прежними.

Жизнь в качестве императора

Упомянутое в «Льготных условиях» «временное проживание во дворце» не было ограничено конкретно установленным сроком. Кроме трех больших дворцовых залов, отошедших государству, вся остальная территория Запретного города по-прежнему принадлежала императорскому дому. В этом маленьком мирке я прожил почти тринадцать лет, вплоть до моего изгнания из него республиканской армией в 1924 году. Здесь я провел самое нелепое в мире детство. Ведь когда в Китае была установлена республика, человечество уже вступило в XX век, а я жил прежней жизнью императора и дышал пылью прошлого, XIX столетия.

Каждый раз при воспоминании о детстве перед моими глазами всплывает сплошной желтый туман: глазурованная черепица на крыше – желтая, паланкин – желтый, подстилки на стульях – желтые, подкладки на одежде и шапке, кушак, фарфоровая посуда, ватные чехлы для кастрюль, обертки для книг, занавески, стекла – все желтого цвета. Этот существующий на правах личной собственности так называемый "блестящий желтый" цвет с детства заронил в мою душу чувство собственной исключительности; я считал себя необыкновенным и не похожим на остальных людей.

Когда мне исполнилось одиннадцать лет, по решению вдовствующих императорских наложниц (вдов императоров Тунчжи и Гуансюя) меня стали навещать бабушка и мать. Вместе с ними во дворец приходили мой брат Пу Цзе и сестра, которые играли со мной. Когда они пришли в первый раз, мне было с ними очень скучно. Я и бабушка сидели на кане. Бабушка следила, как я раскладываю домино, а брат и сестра чинно стояли рядом, не шелохнувшись, и наблюдали за происходящим. Потом я решил повести брата и сестру к себе в дворцовую палату Янсиньдянь. Там я спросил Пу Цзе:

– Во что вы играете дома?

– Пу Цзе умеет играть в прятки, – вежливо ответил брат, который был всего на год моложе меня.

– Вы тоже играете в прятки? – Я очень обрадовался. Мне приходилось играть с евнухами, но никогда еще я не играл со своими сверстниками. И вот мы стали играть. Брат и сестра забыли про условности. Мы нарочно опустили шторы, чтобы в комнате стало темно. Сестре, которая была на два года моложе меня, было весело и страшно, а мы с братом пугали ее. Слышались веселый смех и крик. Когда наскучило играть в прятки, мы залезли на кан передохнуть.

Я попросил их придумать какую-нибудь новую игру. Пу Цзе подумал, ничего не сказал и вдруг стал смеяться, глядя на меня.

– Ты что придумал?

Он продолжал смеяться.

– Говори, говори же! – торопил я его, уверенный, что он придумал какую-то новую игру. А он ответил:

– Я думал, ой, Пу Цзе думал о том, что император не такой, как все; он похож на этих, которые на сцене, старые, с длинными бородами…

Он сделал рукой жест, словно приклеивал бороду. Кто мог знать, что именно этот жест повлечет за собой неприятности. Когда Пу Цзе поднял руку, я внезапно заметил, что подкладка его рукава очень напоминает хорошо знакомый мне цвет. Я изменился в лице:

– Пу Цзе, разве тебе разрешено носить этот цвет?

– Это… это разве не абрикосовый цвет?

– Глупости! Это императорский "блестящий желтый".

– Повинуюсь, повинуюсь. – Пу Цзе встал в сторонке, опустив руки по швам. Сестра спряталась за его спину, готовая вот-вот расплакаться. А я продолжал:

– Это императорский цвет, и ты не можешь им пользоваться!

– Повинуюсь!

И на моих глазах брат снова превратился в моего подданного.

Эти "повинуюсь" давно отжили свой век. И теперь, вспоминая об этом, невольно улыбаешься. Но я с детства привык к таким словам, и если мне отвечали иначе, я не мог этого простить. Привык я и к коленопреклонениям и земным поклонам. С малых лет я видел, как мне отбивают земные поклоны люди зачастую намного старше меня. Были среди них и бывшие сановники, и мои родственники, были люди в традиционных цинских халатах, были и республиканские чиновники в европейских костюмах.

Совершенно естественным казался мне и необычный распорядок дня.

Говорят, что некогда один молодой человек, прочитав роман "Сон в красном тереме", был крайне удивлен и никак не мог взять в толк, почему вокруг матушки Цзя и сестрицы Ван Фэн всегда находилась большая толпа людей: даже когда они переходили из одной комнаты в другую, эта толпа, словно рой, устремлялась за ними. На самом деле этот "хвост", описанный в романе, был намного короче того, который существовал во дворце. А распорядок дня в романе лишь слабая тень распорядка, существовавшего при дворе. Каждый день, шел ли я во дворец Юйцингун заниматься, свидетельствовал ли свое почтение императорским наложницам или отправлялся гулять в сад, за мной следовал целый "хвост". Всякий раз, когда я ездил гулять в летний дворец Ихэюань, меня сопровождал не только кортеж из нескольких десятков автомобилей, но и специально приглашенная республиканская полиция, которая стояла вдоль улиц. Все это обходилось в несколько тысяч юаней. Даже на прогулках в садике, в самом дворце, сопровождающие выстраивались в таком порядке: впереди всех шел евнух, выполнявший роль автомобильного гудка. Он непрерывно кричал что-то вроде "чи-чи", чтобы люди могли заранее отойти в сторону. За ним, на расстоянии двадцати-тридцати шагов, вышагивали по бокам два главных евнуха. Шагов на десять сзади шли я или императрица. Когда я ехал в паланкине, то с обеих сторон шли два младших евнуха, готовые выполнить любое мое желание. Если же я шел пешком, они поддерживали меня. Сзади еще шел евнух с большим шелковым балдахином. Следом за ним шествовала большая группа слуг и евнухов, несущих всякую утварь: кресло на тот случай, если я захочу отдохнуть, смену одежды; некоторые несли зонты от дождя и от солнца. За ними шли евнухи из императорской кухни. Они несли коробки со всякими печеньями и сладостями и, конечно, чайники с горячей водой и чайную посуду. За ними шли евнухи из императорской аптеки, которые несли на коромысле корзины. В них находились всевозможные лекарства и аптечка для оказания первой помощи. Тут уж обязательно было питье, приготовленное из осоки, хризантем, корней тростника, из листьев и коры бамбука. Летом – пилюли, регулирующие дыхание, таблетки, успокаивающие нервную систему, освежающие пилюли, лекарство от колик, дезинфицирующие порошки и т. п. Три "бессмертных напитка" для улучшения пищеварения брались с собой во все времена года. Завершали процессию евнухи с сосудами для испражнений. Если я шел пешком, то паланкин следовал позади. В зависимости от сезона он был теплый или прохладный. Этот пестрый "хвост", насчитывавший несколько десятков человек, вышагивал всегда тихо и чинно.

Однако часто я приводил сопровождающих в замешательство. В детстве, как и все малыши, я любил побегать просто так. Свита старалась не отставать ни на шаг и бежала за мной; люди теряли на пути свои атрибуты, не в силах перевести дух. С возрастом я понял, что могу командовать в таких случаях: теперь, когда мне хотелось побегать, я приказывал им стоять в сторонке и ждать. Кроме младших евнухов, те, кто нес всякую утварь, отходили в сторону и, подождав, пока я набегаюсь, вновь пристраивались сзади. Позднее, научившись ездить на велосипеде, я приказал спилить пороги во всех дверях и воротах. Так я беспрепятственно мог ездить где вздумается, без сопровождающих, которым теперь тем более было не угнаться за мной. Однако когда я каждый день отправлялся на поклон к императорским наложницам или шел во дворец Юйцингун заниматься, за мной по-прежнему следовала вереница людей. И если ее не было, я чувствовал, что мне чего-то недостает. Я слышал разные истории о минском императоре Чунчжэне [31]31
  Чунчжэнь – последний император Минской династии, покончивший с собой в 1644 году, после вступления в Пекин войск крестьянской повстанческой армии под командованием Ли Цзычэна.


[Закрыть]. И когда рассказывали, что у Чунчжэня под конец жизни остался только один евнух, мне становилось немного не по себе. Но пожалуй, больше всего усилий, продуктов и денег шло на церемонию еды. Существовал целый набор специальных слов, которые употреблялись во время еды императора и в которых никому не разрешалось ошибаться. Слово «пища» заменялось словом «яства», вместо «есть» следовало говорить «вкушать». «Подавать на стол» заменялось «подносить яства», кухня именовалась императорской и т. д. Время для еды не было определенным, все зависело от решения самого императора. Стоило мне сказать: «Поднести яства», как младший евнух тут же сообщал об этом старшему евнуху в палату Янсиньдянь. Тот в свою очередь передавал приказ евнуху, стоявшему за дверями палаты. Он-то непосредственно и доносил приказ евнуху из императорской кухни в Сичанцзе. Тут же из нее выходила процессия, подобная той, которая бывает на свадьбах. Несколько десятков аккуратно одетых евнухов вереницей несли семь столов разного размера, десятки красных лакированных коробок с нарисованными на них золотыми драконами. Процессия быстро направлялась к палате Янсиньдянь. Пришедшие евнухи передавали принесенные яства молодым евнухам в белых нарукавниках, которые расставляли пищу в Восточном зале. Обычно накрывалось два стола с главными блюдами; третий стол, с китайским самоваром, ставился зимой. Кроме того, стояли три стола со сдобой, рисом и кашами. На отдельном столике подавались соленые овощи. Посуда была из желтого фарфора, расписанного драконами и надписью: «Десять тысяч лет долголетия». Зимой пользовались серебряной посудой, которую ставили в фарфоровые чашки с горячей водой. На каждом блюдце или в каждой чашке лежала серебряная пластинка, с помощью которой проверялось, не отравлена ли пища. Для этой же цели перед подачей любого блюда его сначала пробовал евнух. Это называлось «пробованием яств». Затем эти блюда расставлялись на столах, и младший евнух, перед тем как мне сесть за стол, объявлял: «Снять крышки!» Четыре или пять младших евнухов тут же снимали серебряные крышки, которыми накрывались блюда, клали их в большие коробки и уносили. Наступала моя очередь «принимать яства».

Какие же подавались блюда? Императрица Лун Юй каждый раз имела около ста главных блюд, расставленных на шести столах. Такой порядок она заимствовала у Цы Си. У меня было меньше – около тридцати блюд. Я нашел черновик одного меню, датированный вторым месяцем четвертого года правления Сюаньтуна, на котором записаны "утренние яства". Вот его содержание:

"Жирная курица с грибами; утка в соусе; вырезки из курицы; говядина на пару; вареные потроха; филе из мяса с капустой на пару; тушеная баранина; баранина со шпинатом и соевым сыром на пару; мясо духовое с капустой на пару; филе из баранины с редисом; вырезка из утки, тушенная с трепангами в соусе; жареные грибы; филе из мяса, тушенное с ростками бамбука; бефстроганов из баранины; пирожки из тонко раскатанного теста; жареное мясо с китайской капустой; соленые соевые бобы; ломтики копченостей; жареные овощи в кисло-сладком соусе; ломтики капусты, жаренные в соусе с перцем; сушения ароматические; мясной бульон".

Блюда, принесенные с такими церемониями, стояли на столах только для вида, другого назначения они не имели. После слов "Подать яства" они молниеносно появлялись на столе лишь потому, что были заранее, за полдня или за день, приготовлены в императорской кухне и грелись в ожидании подачи. Известно, что еще со времен императора Гуансюя император утолял голод вовсе не этими давно перепрелыми блюдами. Императрица и наложницы имели свою собственную кухню с первоклассными поварами, готовившими превосходные блюда; каждый раз таких блюд подавалось около двадцати. Они-то и ставились передо мной, а то, что готовилось в императорской кухне, находилось далеко в стороне.

Выражая свою нежную заботу и любовь ко мне, императорские наложницы не только присылали двадцать превосходных блюд, но обязали дежурного евнуха после каждого "приема яств" докладывать о том, как я ел. Это также являлось чистой формальностью. Что бы я ни ел, дежурный евнух, придя к наложницам, падал на колени и всегда говорил одно и то же:

– Раб докладывает хозяину: его величество владыка десяти тысяч лет откушал чашку желтого риса (или белого риса), одну пампушку (или печеную лепешку) и чашку каши. Вкушал с аппетитом!

На Новый год или в день рождения императорских наложниц (это называлось "тысяча осеней") в знак своего уважения к старшим моя кухня тоже приготавливала блюда, которые посылались наложницам. Эти кушанья были дорогими и красивыми, но невкусными и малопитательными.

Сколько же нужно было потратить в месяц денег, чтобы так питаться? Я отыскал книгу "ежедневных расходов императорской кухни на мясо и птицу за период с первого по тридцатое число девятого месяца второго года правления Сюаньтуна".

Судя по ней, на нашу семью из шести человек в месяц на питание уходило 3960 цзиней [32]32
  Цзинь – мера веса, один цзинь равен 500 г.


[Закрыть]мяса и 388 кур и уток. Из этого количества 810 цзиней мяса и 240 кур и уток предназначались для меня – пятилетнего ребенка. Нашу семью ежедневно обслуживало большое количество людей: члены Государственного совета, стража, наставники, члены Академии наук, художники, каллиграфы, почтенные евнухи, а также приходившие для ежедневных жертвоприношений шаманы и другие, которым также полагалась своя доля. Кроме того, каждый день подавались экстренные блюда, стоившие намного дороже обычных. В течение месяца, о котором идет речь, сверх нормы было израсходовано 31 844 цзиня мяса, 814 цзиней свиного жира, 4786 кур и уток, не считая рыбы, крабов и яиц. На все это дополнительно было истрачено 11 641,7 ляна серебра. Совершенно очевидно, что, кроме определенной части, которая просто расхищалась, почти все средства тратились впустую – с единственной целью лишь выразить уважение императору. В эти расходы не включались затраты на многочисленные печенья, фрукты, сладости и напитки, покупавшиеся в течение всего года. Если еды готовилось очень много и ее не ели, то и одежду, которая шилась в больших количествах, также не носили. Для императрицы и наложниц на одежду выделялись определенные ассигнования, а у императора никаких ограничений на это не было. Шили одежду круглый год, а что шили, я и сам не знал. Во всяком случае, я всегда надевал что-нибудь новое. У меня под руками имеется счет, на котором написано: «Стоимость материала на верхнюю одежду, сшитую в период с 6-го числа десятого месяца по 5-е число одиннадцатого месяца». Год на счете не указан. Согласно записям, в этот месяц мне сшили одиннадцать халатов на меху, шесть парадных халатов, две меховые жилетки и тридцать пар теплых курток и брюк.

Переодевания тоже совершались по определенному распорядку. Одних только обычных халатов я менял двадцать восемь в год. Начинал я с халата, подбитого черным и белым мехом, который полагалось надевать в девятнадцатый день первого месяца, и кончал собольей курткой, которую надевал в первый день одиннадцатого месяца. Нечего и говорить, что во времена больших празднеств и торжественных церемоний одежда и украшения были еще более изысканными.

Для пышных ритуалов и церемоний требовались специальные учреждения и персонал. Всеми внутренними делами императорской семьи занимался Департамент двора, в ведении которого находились семь ведомств: ведомство дворцового казначейства, ведомство дворцовой стражи и императорской охоты, ведомство церемониальных дел, финансовое ведомство, ведомство императорских стад, судебно-исправительное ведомство, ведомство строительных дел – и сорок восемь отделов. Каждое ведомство имело свои кладовые и мастерские. Например, ведомство дворцового казначейства заведовало шестью дворцовыми кладовыми: кладовой серебра, кладовой мехов, кладовой фарфора, кладовыми шелковых тканей, одежды и чая. Как записано в "Полном обзоре служебных рангов", осенью первого года правления Сюаньтуна в Департаменте двора насчитывалось 1023 человека (не считая стражи, евнухов и сула [33]33
  Сула – так по-маньчжурски назывался адъютант. При Цинах сула были из евнухов. Сула были и при Департаменте двора, и при Государственном совете. Адъютант-лама во дворце Юнхэгун назывался сула-лама.


[Закрыть]). В первый год республики их количество сократилось до шестисот с лишним, а когда я покинул дворец, их оставалось человек триста. Нетрудно представить себе такую громоздкую систему с огромным количеством людей, однако мало кому было известно о крайне незначительных порой обязанностях некоторых из них. Приведу такой пример. Среди сорока восьми отделов был один – под названием «отдел желаний», который существовал специально для того, чтобы прислуживать императрице и императорским наложницам, когда они желали рисовать или заниматься каллиграфией. Если императрице хотелось что-нибудь нарисовать, люди из этого отдела сначала вырисовывали контур картины, а императрице оставалось лишь раскрасить ее и надписать. Когда императрица занималась каллиграфией, образцы крупных иероглифов обычно обводили знатоки из палаты Маоциньдянь. Это делали и члены Академии наук. Именно так возникли в последние годы Цинов надписи, которые считались выполненными кистью императрицы.

Кроме всех этих церемоний, определенную воспитательную роль играла архитектура окружающих строений и дворцовое убранство. Не стоит говорить о том, что желтую глазурованную черепицу мог использовать только император. Высота строений тоже была такой, которую имел только император. С детства я уверовал в то, что "вся Поднебесная – земля императора", что даже кусочек неба над головой не принадлежит никому другому. Говорят, что в прошлом император Цяньлун запретил терять что-либо во дворце, вплоть до простой травинки. Он взял несколько травинок и положил их во дворце на стол, приказав ежедневно проверять, все ли они на месте. Это называлось "трава с вершок служит эталоном". В течение десяти с лишним лет, что я прожил во дворце, эти сухие травинки количеством тридцать шесть и длиною в вершок так и лежали в вазочке из художественной эмали в палате Янсиньдянь. Тогда они вызывали безграничное почтение и уважение к знаменитому предку и лютую ненависть к Синьхайской революции 1911 года. Однако я не предполагал, что пока сухие травинки, сохранившиеся со времен Цяньлуна, оставались в полной неприкосновенности, большие пространства земли, исчисляющиеся тысячами ли [34]34
  Ли – мера длины, один ли равен 576,0 м.


[Закрыть], раздариваются его потомками другим государствам.

Расходы императорской семьи уже невозможно было точно подсчитать. Согласно материалам Департамента двора, в "Таблице расходов за седьмой год правления Сюаньтуна в сравнении с последующими тремя годами" записано: "Расходы в четвертый год республики превысили 2790 тысяч лянов серебра". Позднее, в восьмой, девятый, десятый годы, эта сумма ежегодно сокращалась. Минимальные расходы все-таки составляли 1890 тысяч лянов серебра. Короче говоря, при попустительстве республиканских властей кучка людей во главе со мной придерживалась, как и раньше, пышных ритуалов и жила с прежними запросами, безжалостно и бесцельно тратя то, что народ добывал потом и кровью.

Некоторые правила во дворце существовали в то время не только для видимости, они были оправданы реальной действительностью. Например, серебряная пластинка в блюдах, система пробования пищи или всяческие меры предосторожности при выходе из дворца – все это имело своей целью предотвратить покушения. Говорят, что у императора не было туалета именно потому, что на одного из них там было совершено покушение. В общем, все эти ритуалы и правила убедили меня в одном: я человек исключительный, господствующий над всеми и владеющий всем.