Текст книги "Скрипка Льва"

Автор книги: Хелена Аттли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

«Заменить её? Я с трудом мог поверить в то, что слышал».

Мастер продолжал объяснять, что, хотя он готов сам найти новый инструмент, Грегу лучше было бы обратиться к Мелвину Голдсмиту, потому что, как он скромно выразился, «он лучше меня».

Грег и скрипка вернулись к работе, и, хотя беспокойство не отпускало его, шейка какое-то время держалась. Но несчастье все-таки случилось, и теперь это выглядело как ужасная, разорванная, покрытая волдырями рана, с которой Грег вернулся к своему другу. Несмотря на своё категоричное предупреждение, мастер, должно быть, уступил и они договорились о встрече на следующей неделе. Однако за день до их свидания друг Грега внезапно скончался в возрасте пятидесяти лет. А что касается скрипки Льва, он ведь предупреждал Грега, что больше не будет над ней работать, и вот предчувствие оправдалось и его больше не было.

Грег начал обращаться к другим мастерам. На этот раз требовался гораздо более серьезный ремонт, и все, с кем он разговаривал, называли такую астрономическую стоимость работы, что он начал верить, что скрипка Льва действительно не подлежит восстановлению. Несчастный и почти потерявший надежду, он обратился к своему другу Мартину Свону, известному музыканту и композитору, ставшему продавцом и реставратором скрипок. А вот Мартин, как оказалось, не разделял столь мрачного прогноза относительно дальнейшей судьбы скрипки Льва и согласился отремонтировать ее за небольшую плату. Это должно было стать поворотным моментом в печальной главе истории скрипки, но судьбе, видно, было угодно, чтобы случилось что-то ещё, потому что вместо того, чтобы сразу принять предложение, Грег оставил скрипку Льва Мартину и пошел домой, чтобы обдумать варианты своих дальнейших действий. Следует ли ему потратить тысячи фунтов на её воскрешение или он должен поручить Мелвину начать поиск нового инструмента? В течение всех прошедших лет Грег наблюдал, как скрипка с новой энергией поет сразу после ремонта, но стоило ей вернуться домой, все неуловимо изменялось. Что, если сейчас её отремонтируют, а он обнаружит, что ему больше не нравится её звучание? Эти мысли мучали Грега, когда я спросила, не возражает ли он, чтобы я отправила фотографии скрипки Льва дендрохронологу для экспертизы. "Почему я должен возражать?" – был ответ. Все оказалось так просто. На мой взгляд, история, которую я воссоздавала, всегда была похожа на сверток, завернутый в множество слоев бумаги, и, пока музыка скрипки Льва продолжала звучать, она все ещё была в движении, все еще развивалась от события к событию, как бесконечная детская игра в передачу пакета. Но теперь два события случились почти одновременно, и музыка остановилась.

Сначала пришел отчет Питера. Дендрохронология, не имея образцов для сравнения, не может точно указать место происхождения скрипки, но может отвергнуть какое-либо из предполагаемых, и именно это она и сделала. Скрипка Льва, увы, не могла быть сделана в начале восемнадцатого века в Кремоне, поскольку ее дека, в соответствие с заключением экспертизы, была сделана из древесины двух деревьев, срубленных в середине девятнадцатого века. Итальянские мастера иногда использовали немецкую древесину, но разве не странно, что оба дерева росли в районе Фогтландкрайс в Саксонии, на границе Германии и Богемии, а ныне Чешской Республики? А когда Питер сравнил рисунки колец на деке с подобными из своей базы данных немецких инструментов, он констатировал очень высокую степень корреляций. Сложите все эти факты воедино и вы поймете, что любой дендрохронолог пришел бы к тем же выводам, что и Питер. Скрипка Льва, скорее всего, была немецким инструментом середины девятнадцатого века, и маловероятно, что она была итальянским инструментом начала восемнадцатого.

Моим стремлением было изучение истории скрипки Льва и, возможно, даже доказательство ее происхождения из Кремоны, а целью – высмеять торговца, который назвал ее ничего не стоящей. Но проведя объективную экспертизу, я разрушила прекрасный миф, который сопровождал скрипку на протяжении многих лет, и, возможно, подтвердила её малую ценность. После прочтения отчета моя первая мысль была о Греге, но мои опасения оказались напрасными. Похоже, он довольно легко принял эту новую версию истории. «Мы купились на миф, – сказал он, – а я люблю мифы. Вера в воображаемое – это то, чем живет всякий музыкант. Настоящего нет. Все это метафора, все подразумевается, все преходяще. Все исчезает, как только вы закончите играть, и каждый раз вам приходится придумывать все заново».

Через некоторое время и я начала задаваться вопросом, почему кого-то из нас должно волновать, правдива ли история скрипки Льва. Ведь не только Грег в неё верил, принимали её и все окружающие. Он вступал в соревнование со скрипками Страдивари, и результат был достойным; он играл на ней во время прослушиваний на лучшие вакансии и каждый раз его сопровождал успех. Важна ли абстрактная истина для такой успешной пары исполнитель-инструмент? Следуя собственной философии мифа, вскоре он обнаружил утешительную параллель между биографией скрипки и своей собственной судьбой. Он признался мне, что всегда чувствовал себя аутсайдером в мире классических музыкантов, хотя все с должным почтением принимали его скрипку, потому что считали ее старинной итальянской. Теперь, как он выразился, «я оказался чужаком, играющим на скрипке, чем-то вроде самозванца», и в его голосе звучало удовлетворение.

И как только я вернула себе способность мыслить трезво, я поняла, что мне тоже все равно. Эта история держала меня в плену годами. Иногда это было похоже на пожизненный приговор, иногда на увлекательное приключение, но в конце концов это обернулось привычкой, которая незаметно изменила мой образ жизни. Я уже признавалась, что почти ничего не знала о скрипках и их музыке, когда впервые услышала игру Грега. Столь долгое сосуществование с историей о скрипке Льва все изменило. Когда я поверила, что это церковная скрипка, я наполнила наш дом радостными звуками музыки, которую, как мне казалось, она могла бы играть. Со временем в моем мозгу как будто возникли новые связи, и я начала слышать музыку совершенно по-новому. Благодаря скрипке Льва я поняла, что каждый может войти в мир музыки, преобрести многих единомышленников, и поэтому я больше не чувствовала себя одинокой. Изменилось и кое-что еще. Теперь, когда я смотрю на предметы, живущие рядом со мной, я понимаю, что важно не то, что они есть на самом деле, а то, чем я считаю их. К тому же скрипка Льва открыла мне глаза на новую версию итальянской истории, на историю, рассказанную от лица скрипки.

Я всегда думала о скрипке Льва как о чем-то вечном, бессмертном, но потом Грег объяснил, что она уже какое-то время тяготится своим возрастом. Она испытывала страдания от сырости, морского бриза и кондиционированного воздуха и иногда расклеивалась по швам без всякой видимой причины, часто выбирая для этого момент непосредственно перед крупным концертом или даже в середине выступления. Он рассказал, что жить с ней было все равно, что ухаживать за старой тётушкой, болезни и жалобы которой постоянно и негативно влияли на его профессиональную жизнь. И что еще хуже, люди, которые любили его больше всего, начали говорить ему, очень мягко и очень осторожно, что, хотя он все еще находится на уровне, но уникальность его звучания уходит, и причиной теперь была стареющая скрипка Льва. Почему раньше ему этого никто не говорил? Да у них просто не хватало духу заговорить об этом, потому что все знали, что он влюблен. Все эти мысли бродили в голове у Грега, когда он играл на похоронах своего друга скрипичного мастера и позже, когда на поминках он встретил Мелвина. Их общий друг зародил идею в их умах, и Мелвин решил сделать новую скрипку для Грега даже без его просьбы.

Слушая рассказ Грега, я наконец поняла, что музыка скрипки Льва умолкла безвозвратно, и история, которая так долго разворачивалась передо мной, подошла к концу. Если я сейчас скажу вам, что скрипка находится в моем кабинете, тихо покоится в футляре, и я могу видеть ее всякий раз, когда отрываю взгляд от рукописи, вам может показаться, что вы уже знаете, чем заканчивается история. Но вы ошибаетесь, потому что, когда музыка остановилась и последний слой сюжета был сорван, внутри оказался настоящий приз. Мартин таки нашел разгадку, когда Грег оставил скрипку в его мастерской. Он никогда не верил в историю, рассказанную Грегу о происхождении скрипки Льва из Кремоны, и теперь у него появилась возможность проверить это самому. Он сразу распознал в ней продукт небольшого немецкого городка под названием Маркнойкирхен, расположенного недалеко от места, где росли ели, давшие материал для нижней деки скрипки. Называя себя «Кремоной Германии», Маркнойкирхен первым начал производство скрипок в почти промышленных масштабах и превратился в один из самых богатых среди небольших городов Германии. Местные скрипки экспортировались по всему миру, а торговля с Америкой к концу девятнадцатого века была столь активной, что в городе даже было открыто американское консульство. Что еще более важно, инструменты также экспортировались в больших количествах в дореволюционную Россию, и это было гораздо более простым объяснением прибытия скрипки Льва в Ростов-на-Дону, чем я воображала до сих пор.

Хотя в отчете Питера было указано вероятное происхождение скрипки, уже эксперт из Вены точно описал его. Ранее Мартин Свон обратил внимание на её характерный пятислойный пурфлинг – черный-белый-черный-белый-черный. Это был товарный знак семьи Зайдель, одной из династий Маркнойкирхена, занимавшейся изготовлением скрипок. Венский эксперт пошел еще дальше, предположив, что инструмент сделал Христиан Вильгельм Зайдель, который работал там с середины девятнадцатого века.

Но оставалась последняя неясность. Мартин Свон знал, что Кристиан Вильгельм всегда подписывал свои инструменты именем «Зайдель», что давало гарантию современного дизайна инструмента, позволявшего скрипке Льва сохранять ясное и незабываемое звучание на протяжении всей ее жизни. Но вот когда он осмотрел внутренние поверхности скрипки в инфракрасном свете, он не смог найти никаких следов подписи Зайделя. Тогда он сверил параметры изгиба нижней деки скрипки с отметками на резьбе и обнаружил, что дека немного тоньше, чем должна была бы быть. Это указывало на то, что дека позже была обработана заново, и в процессе снятия долей миллиметров ее толщины мастер удалил оригинальную подпись. Отчасти именно из-за этой модификации, утончения деки, я обратила внимание на скрипку Льва, когда услышала её во время нашей первой встречи, потому что, помимо создания таинственной анонимности, утончение деки давало ей мощный и характерный голос, соблазнивший меня и всегда убеждавший людей в реальности сказки, которую люди любили рассказывать о её происхождении.

Теперь легкая, как птица, и такая же одинокая скрипка Льва живет в углу моего кабинета и ждет, когда же начнется её новая история. Но этого не случится, пока кто-нибудь не сможет позволить себе реставрировать её, и только тогда она снова сможет свободно выйти в мир. Она всегда будет оставаться старой и хрупкой, на теперь у неё будет имя и место рождения и занимать она станет совершенно иное, достойное место в любой системе ценностей, в которой она может оказаться. Но мне ещё кажется, что должно пройти немало времени, прежде чем она примет меня и согреется моим теплом. У многих из нас найдется какой-то предмет, который мы очень любим, но, глядя на это оставленное всеми существо, я задаюсь вопросом, всегда ли предметы любят нас. Потому что скрипка Льва выглядит обделенной, как будто ей не хватает Грега и их совместной насыщенной жизни. Иногда я рассматриваю шрамы на её теле, каждый из которых свидетельствует о суровой реальности её прошлого. Она лежит тихо, так же скромно, как и всегда, и когда я провожу руками по её краям, они ощущаются такими гладкими, что кажется, что они сглажены ветром, обточены водой, и что не дерево ощущают мои пальцы, а его отсутствие.

КОДА

Оставался, однако, вопрос, который постоянно преследовал меня и стал таким же навязчивым и раздражающим, как резь в глазах и нервное дрожание век после мучительной бессонной ночи. Что если мою влюбленность в звук скрипки Льва, когда я ее услышала впервые, породил вовсе не её голос, а мелодия клезмера, которую она играла? Этот вопрос так долго мучил меня, что в конце концов я решила разобраться и ответить на него со всей определенностью.

В Италии в любой вечер недели и в любом городке вы без труда найдете группу, играющую клезмер, поэтому я как-то на выходных отправилась на фестиваль еврейской музыки и оказалась в аудитории, в равной степени состоящей как из евреев, так и из таких же, как я, неевреев, мужчин и женщин, знатоков и новичков. Был там даже мальчик лет десяти, игравший на скрипке в одной из групп. Скрипки звучали повсюду, они играли вместе с аккордеонами, барабанами и трубами, ложками, стиральными досками, виолончелями, контрабасами, кларнетами, флейтами и гитарами. Я расположилась на одном из стульев, расставленных вдоль стен зала, совершенно забыв, что клезмер не оставляет слушателей в покое. Музыка почти сразу подняла меня на ноги, а затем волнообразный круговорот танцоров разомкнулся и словно гигантская амеба поглотил меня. Мы все танцевали под музыку, которая, казалось, следовала за вечным разговором, затрагивающим все самое важное, рассуждающим, что такое вообще быть человеком. Мы вспоминали древнюю историю и осознавали современную жизнь, ощущали счастье и страдание, гордость и стыд, отбивая ритмы музыки ногами и прихлопывая руками, впитывая в себя всё хорошее и плохое, растворяясь в беззаботной мелодии.

Но где же скрывается ответ на мой вопрос? Была ли я просто очарована клезмером, когда впервые услышал скрипку Льва, или действительно было что-то такое в ее голосе, что с тех пор не давало мне покоя? Люди всегда говорили именно о звуке скрипки Льва. Сам Лев сказал, что никогда у него не было другой такой скрипки; она по-прежнему остается любовью всей жизни Грега, и я знала по себе, что ее голос способен отворить душу для музыки, подарить ощущения, которых я никогда раньше не испытывала. А что касается клезмера, то он, возможно, оказался лучшей формой передачи голоса скрипки моему неискушенному уху, потому что его простота не требует от слушателя никакой специальной подготовки или постепенного осознания, он просто и сразу берет вас за живое.

Так что же, в конце концов, побудило меня отправиться в это странное путешествие вслед за изношенной скрипкой в тщетной надежде узнать ее истинную историю? Была ли это мелодия клезмера или голос инструмента, который оживлял её? И пока музыка не отпускала нас и вела по комнате, я поняла, что никогда не смогу ответить на этот вопрос.

БЛАГОДАРНОСТИ

Моя самая первая благодарность – Грегу Лоусону и Льву Атласу, которые неизменно и щедро делились со мной своими знаниями, разделяли компанию и беседы. Я также искренне благодарна Юлии Атлас за ее доброту ко мне в России. Среди мастеров, которых я встретил во время своего расследования, я особенно признательна Мелвину Голдсмиту, а также Андреа Ортона, Флориану Леонхарду, Питеру Рэтклиффу, Стефано Кониа и Джону Лангстаффе. Спасибо Международной скрипичной школе в Кремоне за то, что они открыли для меня свои двери, и, в частности, Анджело Сперзага за организацию моего визита, а также Массимо Ардоли и Алессандро Вольтини за то, что допустили меня на свои занятия. Я также благодарю Скрипичный Консорциум за поддержку во время моего первого визита в Кремону. Я искренне благодарна Андреа Фелисетти за то, что он познакомил меня с лесами Паневеджио.

Я хотел бы поблагодарить Общество авторов за грант, который позволил мне совершить поездку в рамках этого проекта, и Лондонскую библиотеку за неоценимую поддержку через членство в Карлайл. Многие ученые и хранители музеев щедро делились со мной своими знаниями. Особая благодарность профессору Стивену Уолшу, профессору Элеонор Селфридж-Филд из Стэнфорда, профессору Пьетро Пиусси из Университета Флоренции и Колину Харрисону, старшему куратору отдела европейского искусства в Музее Эшмола в Оксфорде. Я как никогда благодарна моему литературному агенту Энтони Топпинга из «Грин-и-Хитон» за терпеливую поддержку и неизменно хорошее настроение, а также благодарю всех сотрудников издательства «Пингвин», особенно моего редактора Хлои Карренс. Я опиралась на практическую помощь и советы многих друзей в Италии. Особая благодарность, как всегда, Валерии Грилли и Дженни Конди, а также Мариаделе Конти, Росселле Пеллерино и Джулии Болтон Холлоуэй. Спасибо профессору Стивену Хью Джонсу за его доброту и энтузиазм, а также Марине Бенджамин, Деборе Моггач, Кэтрин Янсен, Эмме Бейнон и Уиллу Буллоу.

Наконец, как всегда, выражаю любовь и благодарность Алексу Рамзи, а также Конни Рамзи за то, что она всегда выслушивала меня, какое бы расстояние не разделяло нас.