Текст книги "Болото"

Автор книги: Гюрза Левантская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Да она же тоже жива! – воскликнул он.

Дайна-ви вокруг потупили головы. От радости, что нашли начальника, никто не удосужился проверить состояние человека. Лекарь как раз закончил пользовать раненого и переместился к больной, едва услышав эти слова. Через несколько минут он нахмурился и тяжело вздохнул.

– Это, скорее всего, путник на Ту сторону. Яда слишком много… Не уверен, что удастся её накормить, когда появится возможность, она в глубоком беспамятстве. Похоже, начинается грудная болезнь. Обезвоживание…

– Она должна жить, – прервал его Дарно-то, голосом, не терпящим возражений. Почти приказ.

Лекарь приподнял бровь, не часто он слышал такой тон в свой адрес.

– А вы разве не поняли? – спросил Дарно-то уже спокойнее.

В тот момент, когда на его собеседника снизошло озарение, подоспели охранники с носилками. Разговор был прерван, указания для помощников посыпались одно за другим. Всё ещё оставалась вероятность, что что-то из костей у командира могло быть повреждено, и потому действовать нужно было с невероятной осторожностью.

Дарно-то ещё раз поднял руку рабыни и вгляделся в грудь, которая медленно вздымалась, обозначая еле заметное дыхание. Зазвенели ключи. Под пристальным взглядом своих соратников он снял с рабыни цепь, отбросил её в сторону, разложил на полу свой плащ и, аккуратно приподняв, завернул в него женщину.

– Бедное дитя… – тихо проговорил он, поднимая тело на руки. Бережно, как собственную дочь, которой у него никогда не было.

Комментарий к Глава 9. Под утёсом

Иллюстрация: https://vk.com/photo-184628256_457239088

========== Глава 10. Свобода ==========

Командир Лэтте-ри очень долго не решался открыть глаза. Сквозь веки было видно свет, но он не хотел раньше времени узнавать, как выглядит порог Той стороны. Лишь тяжесть собственного дыхания постепенно уверила его в том, что он всё ещё жив.

Был день. Хмурый, короткий, осенний, дождливый. Но даже его хватило, чтобы обернуть мир в красочную обёртку, едва он решился его увидеть.

Привычная обстановка лазарета. Ему далеко не единожды доводилось здесь валяться и вошло в привычку верить, что раз оказался тут, то вскоре всё наладится.

Жив.

Дышит.

А он-то считал, что лучшая участь, которая ему уготована, – это умереть до того, как его тело найдёт стая лорри.

Воспоминание о пребывании под завалом заставили его мысли заскакать, как пришпоренные. Десятки вопросов роились в голове, и он уже готов был встать и пойти искать ответы, когда мозолистая рука на плече прижала его к кровати.

– Простите, старший, вам ещё нельзя вставать.

Начальник встретился взглядом с лекарем.

– Мастер… – медленно проговорил он, подивившись непривычному звуку собственного голоса.

– Успокойтесь. С вами всё в порядке, но вы ещё очень слабы после укусов. Вы помните, что с вами произошло?

Кивок. Помнил. Достаточно чётко.

– Как она?

Собеседник отвёл глаза.

– Жива. Но обнадёживающими новостями порадовать не могу. Не уверен… – он с досадой махнул рукой. – Вы ещё не до конца поправились, вставать категорически нельзя. Сейчас выпьете лекарство и потом есть и пить.

Два последних слова заставили Лэтте-ри разом ощутить и голод, и жажду.

Врач удовлетворительно кивнул своим наблюдениям и подал кружку с пахучей бурдой, которую заставил употребить без остатка. Больному пока движения давались с трудом, и он не столько двигался, сколько пытался это делать, мрачно поглядывая на повязки на своих руках. Лекарь вскрыл и вычистил ему волдыри с ядом, и теперь эти места жгло и саднило. И так будет, пока не заживёт полностью.

Потом был обед, кормили с ложки жидкой кашей с ранними, пока ещё горькими, живоягодами. С жадностью набрасываясь на еду и воду, он не ел, а буквально уничтожал всё, что ему подносили. После, глядя в пустую тарелку, Лэтте-ри спросил:

– Сколько я… отсутствовал?

– Вы были в пещере тринадцать дней. Сейчас восьмой день с того момента, как вас нашли.

Лицо командира осталось неизменным, но его посетило несколько едва заметных выражений, разной степени задумчивости. Он уставился на кашу, пытаясь осознать эту новость до конца.

– Вашим братьям и другу послали весть на Север. Дороги сейчас опасны, но, полагаю, где-то через две-три недели стоит ждать их к нам. Уверен, они будут рады узнать, что всё обошлось. Ваш наставник взял на себя руководство, так что не беспокойтесь, всё в надёжных руках. Поправляйтесь. Через пару дней я разрешу визиты, там всё узнаете в подробностях.

Лэтте-ри в молчании закончил есть и зарылся поглубже в подушку, уставившись на врача.

– Мастер.

– Да?

– Она должна выжить.

Лекарь тяжело встал и забрал пустую тарелку. Минуту думал и в конце концов сказал:

– Я всё понимаю, старший, но её жизнь в руках Сестёр. Я лекарь, на чудо не способен, могу делать лишь то, что знаю и умею. И делаю.

Слегка поклонившись, он вышел из комнаты.

В жизни дайна-ви мало моментов, когда можно просто полежать и подумать. Командир Утёса представившийся шанс решил использовать до конца. Его думы были о разном. Как существо, много лет руководившее этим месторождением, он прекрасно понимал, что последний выжат досуха. Это был самый крупный остров с порухом на болоте, найденный за последние десятилетия. Он таял в размерах и объёмах, изрываемый вдоль и поперёк. Начавшиеся оползни и обвалы… они каждый год молились о том, чтобы островка хватило ещё ненадолго. Все, кто мог, пытались исправить ситуацию. Его старший брат со своим отрядом в этом году прошагал Болото из конца в конец и обратно, но новых месторождений, способных заменить Утёс, не было. Шансы на то, что что-то изменится к будущему году, были ничтожно малы. Младший брат старался добиться помощи у северных соседей, но те были непреклонны и ни на шаг не отходили от древних договоренностей. Ну что же, и на том спасибо. Хотя всё это без толку, если к будущей зиме не найдётся способа отопить жилища. Они дожили до того момента, когда наличие рабочих рук уже ничего не решает. Не будет места добычи, станут бесполезны и отлов новых рабов, и помощь перевёртышей. Которые тоже, кстати, претендуют на порух. И так этом году его хватило на наём только одного рабочего… Лэтте-ри поставили руководить Утёсом, сопровождая его в путь словами, что надеются на его управленческие качества, но они бесполезны в сложившихся обстоятельствах. А ведь на него смотрят с надеждой, считая, что он сможет найти выход… Стараясь выжить, они пошли на всё: преступили закон, отошли от морали, смирились с клеймом рабовладельцев и всеобщей ненавистью. Чем ещё надо заплатить, чтобы позволить их семьям жить? В чём они провинились? Он не первый, кто задавался таким вопросом: уже несколько поколений дайна-ви не могли найти на него ответа.

Вскоре он узнает в подробностях, как обстоят дела. Но если честно… он примерно представлял как. Он мог в красках вообразить, чего стоило поисковым отрядам его спасение. Будь он на их месте, не задумывался и поступил бы так же, но, находясь по другую сторону вопроса, мучился чувством вины. Каждый шарик поруха, облитый маслом и используемый в светильнике, бесполезен при растопке. Соратники отдали ему тепло, которым могли бы греть свои семьи. Да и в эти самые минуты отдельная комната в лазарете тоже чем-то отапливается. Тепло. Кто-то добровольно поделился им. Такое не забывают, и долг за жизнь ему ещё предстоит отдать.

И не только им. Но этот отдать было проще всего: он знал – как.

Не понимал только одного: почему? Почему до сих пор жив.

Это «почему» имело множество оттенков. Прокручивая в голове час за часом, проведённые под завалом, он снова и снова переживал ужас, беспомощность, благодарность и какой-то глубокий трепет, делающий способ, которым он решил отдать долг, маленьким и незначительным. От незнакомых эмоций было тепло. А ещё он не мог объяснить себе: с чего же выбранный способ кажется таким… неправильным.

В день, когда разрешили посещения, первым, кто вошёл, был Дарно-то. Он долго стоял под дверью, считая минуты, но лекарь не отворил, пока полностью не осмотрел больного и не проследил, чтобы тот съел завтрак до крошки. Потом оставил их одних.

Лэтте-ри уже уверенно сидел на кровати. Он не позволил себе расслабляться, и едва смог нормально двигаться, затребовал таз с водой и гребень, привёл себя в порядок. Сейчас он выглядел так, будто готов сию секунду встать с постели, одеться и вернуться к своим обязанностям. Дарно-то удовлетворённо хмыкнул, всё-таки его ученик хорошо держится. Но быстрым взглядом пробежав по синякам под глазами и бледному лицу, понял, что ему ещё не один день предстоит занимать должность старшего в поселении.

– Как же тебя угораздило, сынок? – спросил он, присаживаясь на край постели.

Лэтте-ри только досадливо махнул рукой.

– Дядя Дарн, спасибо, я слышал…

– Не начинай. Это наше решение. Остальные тоже хотели тебя видеть, но я уговорил их подождать до обеда. Не удивляйся нашествию, все хотят собственными глазами убедиться, что ты поправляешься.

Его ученик только вздохнул и кивнул.

– Дядя, расскажите, что случилось, пока меня не было.

– А может, выздоровеешь для начала?

– Нет.

– Упрямец.

И Дарно-то повёл рассказ, отчитываясь за события последних недель. Где копали, как копали. Сколько добыли. Нет, несчастных случаев больше не было. Раненные при оползне в основном поправились, осталось только двое. Родила одна из женщин. Девочка. Младенец пока жив. Поспели живоягоды. Привезли крупу. Нет, снег ещё не выпал, но ждут со дня на день. Отцу отослали весть о его спасении, ответа пока нет. Много дождей, дороги ужасные, потому его семья наверняка задержится в пути. Скоро надо начинать готовиться к отъезду. Некоторые уже собираются. Сошла последняя таллика, растений больше нет… И ещё многие-многие новости, большие и маленькие.

Лэтте-ри слушал, а в конце просто сказал:

– Ясно.

Помолчали. Дарно-то перевёл глаза на окно и спросил, не поворачивая лица.

– А мне ты ничего рассказать не хочешь?

– Что?

– Я был в той пещере. Мои глаза не врут: ты обязан жизнью.

– Да.

– И не расскажешь?

– Не могу… Пока. Ещё слишком… Как вспомню нашествие лорри, живот скручивает.

– Как вы умудрились отбиться?

– Она отбила… цепью, кажется. В ушах до сих пор свист стоит.

Помолчали.

– Дядя Дарн, я хочу её видеть.

Дарно-то отвлёкся от созерцания пейзажа за окном.

– Ты не слышал Мастера? Тебе ещё нельзя вставать! И на что ты там смотреть собрался: она же ещё в беспамятстве!

– Носилки.

Этот взгляд он знал очень хорошо. Он означал, что семейные отношения кончились и последним словом поступил приказ. Тяжело вздохнул и вышел, недовольно качая головой.

Через несколько минут пришли охранники с простенькими носилками. Дарно-то помог Лэтте-ри улечься и укрыл со всех сторон шерстяным одеялом.

Комната, где лежала женщина, находилась на другом конце лазарета. Маленькая, но чисто убранная, нигде ни соринки. Кроватей было две, охранники положили носилки на свободную и вышли. Возле кровати рабыни стояла кружка с водой и последними осенними листьями. На немой вопрос Дарно-то прошептал: «Мальчик». Ставни большей частью были закрыты, свет проникал через небольшое окно, плотно закупоренное. Лекарь опасался усиления грудной болезни и потому позаботился, чтобы ни единый сквозняк не пробрался в комнату. Печка работала в полную силу, наполняя комнату приятным теплом.

Рабыня лежала на спине, без одеяла, её прикрывала только тоненькая простыня. К груди был приложен компресс с настоем, который они всегда применяли при лечении подобных болезней, и шерстяной кусок ткани сверху. Повязки покрывали руки от пальцев до предплечья и ноги почти целиком. Волосы, обычно связанные в ту причудливую причёску-верёвку, сейчас разметались по подушке кучей сухой и безжизненной соломы. Когда глаза его привыкли к полумраку, Лэтте-ри присмотрелся внимательнее. Как же она изменилась! Он помнил её слабым отъевшимся зверьком сразу после поимки. Вспомнил сильной, способной дать фору в играх сая. Видел сияющей, когда получила подарок от Ринни-то. Её ярость во время драки и голос с тысячей оттенков беспокойства, который привязывал его к реальности под завалом. В темноте пещеры он не мог видеть перемен, происходивших с ней, и сейчас бесстрашного дайна-ви, многое повидавшего на своём веку, терзал ужас. Сказать, что она исхудала, – ничего не сказать. Две недели под землёй вряд ли могли сотворить такое, но яд лорри – штука жестокая и коварная. Руки стали тонкими, кожа приобрела какой-то бледно-серо-синий оттенок.

– Я слышал от Мастера, – проговорил Дарно-то, – её мучает кашель, периодический жар. И всё это вместе с долгим голодом и жаждой. Он бьётся с того дня, как вас вытащили. Болезнь то отступает, то берёт верх. Поить и кормить приходится насильно, она приходит в сознание на какие-то мгновения, делает несколько глотков и снова проваливается в сон. Ей даже кашу с живоягодами готовят почти как воду: жевать не в состоянии. Иногда кричит ночами.

Лэтте-ри прикрыл глаза. Ему последнее время тоже часто снились животный писк и зубы под кожей. Он скользнул взглядом по рукам. На запястьях поверх бинтов всё ещё висели браслеты, но цепи не было. Он свесил ноги с кровати и на недовольный возглас учителя отреагировал только непререкаемым жестом. Несколько шагов до соседней койки дались с трудом, и он тяжело опустился на неё.

– Ключи.

Дарно-то снял с пояса запасную связку, которую носил с тех пор, как принял обязанности старшего на Утёсе. Лэтте-ри нашёл нужный ключ и в несколько движений расстегнул браслеты, скинув их на пол. Аккуратно положил руки обратно вдоль тела.

– Дядя, подготовьте приказ. Подпишу.

Старший дайна-ви кивнул. Даровать свободу – в данном случае нет лучшего способа расплатиться с долгом за жизнь. Он понимал стремление ученика сделать всё лично и как можно скорее, ведь она могла и не выжить.

Женщина свободна. Уже. Бумажки – лишь формальность. Они не люди и не эйуна, придающие значение писанине. Если ей не доведётся остаться среди живых, то будет похоронена со всеми почестями. В огне и земле, как принято у их народа. Обычных рабов хоронили, просто закапывая в лесу, хоть и со всеми полагающимися обрядами.

Оглушительный топот ног возвестил о приближении лекаря.

– Что здесь происходит?!

Его гнев только усилился, когда он увидел, что больной вставал с кровати.

– Немедленно возвращайтесь в свою комнату! Кто позволил вам встать?!

– Мастер…

– Никаких «мастер»! Немедленно! Командовать будете, когда поправитесь, а сейчас вы больной, и командую тут я! Без разговоров!

Лэтте-ри вздохнул и встал с постели, выпрямившись в полный рост. Поймал взгляд старика своим, но тот вполне успешно его выдержал.

– Выживет, получите месячный запас горючего.

Если что и могло перебить запал, так это данная фраза. Месячный?! Но лекарь быстро взял себя в руки.

– В этом нет необходимости, – пробурчал он, – я и так делаю что могу.

– И всё же.

– Спасибо, конечно, но ваша щедрость не отменяет того, что нужно вернуться в свою комнату.

Лэтте-ри жестом подозвал Дарно-то, и тот помог ему снова улечься на носилках.

– Я позову охрану.

– Нет. Через час.

– Но…

– Час. Идите.

Дарно-то вышел сразу, а вот лекарь несколько раз порывался что-то сказать, набирал воздуха для отповеди, но в итоге нахмурился и тоже ушёл, медленно прикрыв за собою дверь. До его слуха долетела старинная баллада дайна-ви о мужестве, выводимая тихим красивым баритоном.

Командир Утёса, даже лёжа на лазаретной койке, не хотел убирать руки с пульса событий. Он отдавал множество мелких поручений, слегка разгрузив своего невольного сменщика. В частности, он приставил к лекарю помощника в лице Ринни-то, тот всё равно регулярно ошивался поблизости и уже имел опыт помощи раненым. Обычная помощница, Маяти, была в отъезде, а старому дайна-ви никогда не мешали лишние руки. Мальчик оказался смышлёным. Изначально в список дел, ему доверенных, входили только рутинная работа и уборка комнат, но он настолько хорошо, точно и вовремя выполнял свои обязанности, что Мастер стал давать ему более сложные и ответственные поручения. Наблюдая за этим, Лэтте-ри даже подумывал потратить своё время и обучить мальчишку грамоте или намекнуть Мастеру. Обычно этим занимались родители, но, насколько он знал, его отец погиб до того, как успел это сделать, а мать подобными знаниями не владела. Он не сомневался, что у Ринни-то хватит смекалки, где и как применить полученные уроки, и со временем вырасти в достойного члена общины.

Мальчик регулярно доставлял командиру новости с другого конца лазарета, отчитываясь о состоянии его спасительницы. Хотя по большому счёту в этом не было необходимости: его лицо становилось тем светлее, чем быстрее шла на поправку его подруга. Её болезнь, стоило ей преодолеть период кризиса, начала стремительно идти на убыль. Она уже приходила в себя, принимала пищу, но делала это словно в полубреду, остальное время погружённая в столь крепкий сон, будто решила выспаться на всю оставшуюся жизнь. Мастер чесал в затылке и высказывал мнение, что яд лорри действует на людей несколько иначе, чем на дайна-ви. Во всяком случае, ему ещё не приходилось выхаживать человека, им поражённого.

Вскоре Лэтте-ри разрешили вставать. Он с радостью избавился от лазаретных рубахи и штанов и облачился в привычный камзол. Однако на улицу выход всё ещё был запрещён, и он, попросив Дарно-то принести всё необходимое, вёл дела, какие возможно, сидя на койке. Единственная разрешённая прогулка – это вдоль коридора лазарета, которую он совершал с завидной регулярностью, не забывая периодически навестить женщину. Ринни-то хорошо справлялся со своими обязанностями. Комната сверкала, ровный строй банок и порошков ждал лекаря на прикроватной тумбочке ровно в те часы и в том порядке, как нужно. Дарно-то принёс из барака единственное имущество бывшей рабыни – коробочку, подаренную её юным другом, и теперь она тоже дожидалась хозяйку рядом с лекарствами. Всё было готово.

Оставалось только подождать.

***

Глаза закрыты, но она видела белое марево, словно потустороннее. Всё тело казалось невесомым. Она его почти не чувствовала. Умерла? Это тот самый свет в конце тоннеля? Открывать глаза было страшно, но она сделала над собой усилие. Комната. Чистая комната. Деревянный потолок. Где? А потом… внезапно нахлынули воспоминания. Одно за другим. Темнота, боль, голод, жажда и стены. Стены. Стены. Стены-стены-стены-стены!!! Она попыталась закричать, но голос ей не повиновался и из горла вырвался только сиплый хрип.

Услышав шум из комнаты, Ринни-то уронил метлу и кинулся туда. Больная металась по постели, её глаза были широко раскрыты, руки рвали волосы на голове. Он бросился к ней, стараясь удержать на месте.

– Эй-эй! Успокойтесь! Всё хорошо! Мастер! Мастер!

На крик в комнату ворвался лекарь, и они вдвоём попытались привести в чувство бившуюся в безумии женщину. Она защищалась от рук, старалась свернуться в клубок и без остановки кричала. Громко хлопнула дверь. Подоспевший Лэтте-ри, как раз прогуливавшийся по коридору, растерянно уставился на происходившее на кровати. Ему хватило нескольких мгновений, чтобы понять, в чём дело.

– Мастер! Открывайте окна! Немедленно! – рявкнул он таким голосом, что лекарь не посмел ослушаться, хотя совершенно справедливо считал, что воздух с болот – не самое лучшее для перенёсшей грудную болезнь.

Командир отстранил и мальчика, который тут же кинулся помогать врачу с тяжёлыми ставнями. Лэтте-ри аккуратно приобнял сжатое в комок тело, приподнял подбородок женщины, преодолевая сопротивление рук, так, чтобы её лицо было обращено к окну. А затем потихоньку запел. Сначала ничего не происходило, но постепенно женщина затихла, слушая песню. Ринни-то и старый лекарь ясно увидели тот момент, когда разум вернулся к ней и она не верящими глазами уставилась в окно. Песня прекратилась. Она минуту смотрела на лицо певца, потом, собрав все силы, протянула дрожащую руку к нему и выдавила:

– Лэт..те…ри?

Всех присутствующих пробрало от силы чувства, вложенного в это слово. Лекарь косо поглядывал на командира, пытаясь понять, с каких пор буйных лечат песнопениями.

– Мы живы. Всё хорошо. Успокойся, – сказал меж тем Лэтте-ри тихо, беря её руки в свои. – Ты не заперта.

Она схватила его за запястье, пытаясь понять, не сон ли это. Он дал ей время спокойно осмотреть его. Её взгляд быстро пробегал по нему, меняясь в выражениях ежесекундно. За годы работы на Утёсе он так и не смог привыкнуть к тому, насколько богатая у людей мимика. Она будто узнавала и не узнавала его одновременно. Да, скорее всего, он выглядит не лучшим образом после всех событий.

– Мы… живы? Мы… спаслись? – спросила она наконец.

– Да. Да. Живы. Всё хорошо.

Переводчик не требовался.

Женщина откинулась на подушку и прикрыла глаза рукой, шумно и глубоко дыша. Потом потекли слёзы. Это не была истерика, просто очищение, перемежающееся со счастливыми улыбками и искрами пережитого страха. Всё, что уже можно было не держать внутри. И неважно, сколько зрителей находилось рядом. Внезапно что-то привлекло её внимание, она оглядела свои руки без цепей и браслетов. Лэтте-ри взял её ладони в свои и, глядя прямо в глаза, кивнул, указывая на запястья:

– Ты свободна. Свободна, понимаешь?

Она медленно кивнула. Он заметил страх в её глазах. Ясно. Слишком много новостей сразу. Ей нужно успокоиться.

– Оставьте нас, – произнёс он, оборачиваясь.

Женщина проследила за его взглядом и вскинулась на постели.

– Рин…ни…то!

Командир поманил паренька жестом и освободил кровать, помогая ей сесть. Она потянулась к мальчику, и когда тот склонился над ней, обняла так крепко, как только позволяли её нынче совсем слабые руки.

– Рин…ни-то…

Они какое-то время обнимались, а потом почти одновременно замахали руками, пытаясь «высказать» всё то, что накопилось за это время. Они совсем забыли об окружающих, так что лекарю пришлось кашлянуть, чтобы собеседники осознали, что находятся в помещении не одни. Мальчик стушевался. Женщина покраснела, уставившись на врача. Узнала и произнесла, сопроводив по-собачьи благодарным взглядом:

– Спасибо.

Мастер махнул рукой и короткой тирадой на повышенных тонах призвал всех к порядку. Он оттеснил от кровати командира и Ринни-то, принялся осматривать пациентку и колдовать над кружкой. В отличие от привычного к подобным лекарствам начальника, женщине с большим трудом далась пытка пахучим питьём, которое необходимо было в себя влить. Бог знает, чего стоила ей эта борьба с позывами желудка. Но она всё-таки осилила порцию и присосалась к воде, которую ей мгновенно подсунули после этого. Потом была каша. Не сильно отличалась от воды, но вызвала бурю энтузиазма после нескольких месяцев на лепёшках и сырого крысиного мяса. Мелкие ягоды, добавленные в еду, немного горчили, но даже этот вкус казался прекрасным. Она еле удержалась от желания вылизать тарелку, как иной раз тайком делала, когда никто не видел.

– Если она так и будет питаться, то скоро поправится, – выдал заключение лекарь, помогая больной снова устроиться на подушке. – Компресс денька три ещё подержим, но в целом… восстановить силы. Есть, пить, спать. Через пару дней ходить, ходить и ещё раз ходить.

– Сколько?

– Неделя максимум.

– Ясно.

Лэтте-ри снова присел на кровать и минуту думал.

– Оставьте нас, – повторил он ранее озвученный приказ.

– Хорошо. Я думаю, ей не повредит небольшой диалог, – Мастер моментально обозначил, кто всё ещё здесь главный. – Старший, помните, что ей нельзя перенапрягаться. Если захочет спать – немедленно покиньте комнату.

– Ясно.

Лекарь и мальчик вышли.

Некоторое время висела тишина. Лэтте-ри хотел с ней поговорить, нужно было сказать кое-что важное, но пока не знал, как начать. Зря он отослал мальчишку, поработал бы переводчиком.

Женщина показала пальцем на его живот и что-то спросила.

Он прислушался к себе и ответил:

– Все нормально. Заживает.

Нет, всё-таки толмач им не понадобится. Командир, тщательно подбирая жесты, изложил, что его благодарность не знает границ, что она теперь свободна и ни в коем случае не рабыня.

Женщина долго смотрела на него, а потом указала на себя и сделала пальцами «ножки».

– Да. Ты можешь уйти, – кивнул он.

Женщина обдумала его слова, опустив взгляд, потом засуетилась, видимо, желая что-то спросить, но не зная как. В конце концов выдохнула и, показав ладонь, сделала второй рукой пишущее движение.

Лэтте-ри удивлённо уставился на неё. Она грамотная? С каких пор люди учат женщин грамоте? Или там, откуда она родом, нет подобных запретов? Но что собралась писать, ведь всеобщий ей неизвестен?

Так или иначе, он поднялся и пошёл в «свою» комнату за пишущими принадлежностями. Протянув ей необходимое, он впервые увидел на её лице столь озадаченное выражение. Что такого удивительного в пере и чернилах? Женщина аккуратно взялась за кончик и покрутила перо в руках. Неуверенно макнула в чёрную жидкость и прикоснулась к листу. На нём осталась жирная клякса. Это словно бросило ей вызов. Она начала покрывать бумагу какими-то незнакомыми символами, явно буквами. Символы повторялись, перемежаясь с кляксами, и Лэтте-ри понял, что она просто пытается привыкнуть писать пером. Выражение её лица при этом было столь по-детски забавное и увлечённое, что он не стал её останавливать, а тихонько вышел.

Ринни-то мёл коридор лазарета и моментально откликнулся, когда командир позвал его.

– Вот ключ. Мой дом помнишь? На столе угольные палочки. Принеси.

Мальчишка унёсся, будто за ним тени гнались.

Вскоре он вернулся и застал начальника за попытками научить его подругу держать перо. Успехи явно были налицо, но не настолько, чтобы изобразить то, что ей хотелось. Он отдал палочки и уже хотел выйти, но начальник попросил его остаться. Получив в руки уголь, женщина воспрянула духом и, взяв отдельный кусок бумаги, начала быстро рисовать схематичную картинку. Когда она закончила и протянула командиру листок, он озадаченно уставился на группы человечков, часть из которых держались за руки, часть были скованы. Кое-где он признал своих сородичей: она специально выделила уши. На картинке были и мужчины, и женщины, которых та обозначила, пририсовав штаны и юбки. Правда последние были странно коротки, такие, как он знал, бывают у сквирри.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил он Ринни-то.

Мальчик некоторое время разглядывал картинку, потом показал женщине одного из человечков.

– Мама?

Это слово та знала и утвердительно кивнула. А потом показала на маленького человечка рядом и на себя. Ринни-то ещё минутку подумал и отдал командиру листок со словами:

– Она спрашивает, не у нас ли в плену находятся её отец, мать и брат.

Лэтте-ри аж вскинулся от такого вопроса. Разве она не видела всех… А. Ясно. Он показал на листок и покачал головой.

Женщина облегчённо выдохнула. Потом уставилась в окно, сжав кулаки и поджав губы, погрузилась в думы. Значит, она ищет свою семью?

Лэтте-ри встал. Он сложил рисунки и пишущие принадлежности на столике и, похлопав женщину по плечу, вышел, уведя Ринни-то с собой.

Она даже не обернулась.

В груди у Иры всё бурлило от эмоций. Жива. Такое пробуждение она не видела даже в самых безумных фантазиях. Уснуть с мыслью никогда не проснуться и очнуться живой и свободной. Разумом она осознавала происходящее вокруг, но почему-то всё казалось каким-то сладким бредом.

Ладно. Надо выдохнуть. Не, ну какие молодцы, откопали их всё-таки! Свет в окне был таким нереальным после стольких… кстати, сколько? Надо будет спросить… Дойти бы до окна, глянуть на улицу. Жизнь будто влетала в лёгкие с каждым глотком воздуха, не хотелось совсем обращать внимание на саднящие руки-ноги, на то, что голод не утолён полностью, и прочие мелочи. Жива! А здоровье – дело наживное. Поправится, не впервой.

Свободна.

Не верилось. Командир Лэтте-ри сказал, что это его личное спасибо. Здорово. Всегда пожалуйста. «Эх, знал бы ты, чём я тебе обязана, но на то, чтобы это объяснить, никаких жестов не хватит. Кстати, он выглядит довольно бодро для того, кто недавно не мог пошевелить ногами. Здорово, что они работают, значит, затраченные на массаж усилия не были напрасными. И выходит, что я проболела больше него? Время… спрошу».

Свобода. Новость о смене статуса сейчас затмевала собой даже факт того, что жизнь продолжается. Вот только что теперь с ней делать? Он сказал, что можно уйти. Отлично. Только вот теперь, когда были выбор и возможность крепко подумать, не хотелось бросаться в омут с головой. Хватит с неё одного необдуманного побега. Уйти куда? Искать дорогу домой? Её семья не в плену у дроу, начальник это подтвердил. Но тогда где они? Здесь, в этой жутковатой сказочке, или сходят с ума в поисках пропавшей без вести по всей Первопрестольной? Найдёт она путь, допустим, а дальше-то что? Надо быть чётко уверенной, что их тут нет, прежде чем прыгать обратно в кроличью нору. Обратной-то дороги… Необходимо покинуть Болото и идти искать. Сомнительно, что у них тут есть базы данных по залётным иномирцам, значит, спрашивать.

Знание языка. Проблема так и не решённая. Может, для начала остаться и попробовать справиться с этой задачей? Она и так проторчала тут не один месяц, парой больше, парой меньше. Рабочие руки у дроу лишними не будут, а теперь, когда с ней разговаривают и обращаются не как с рабыней, можно попробовать найти учителя, узнать эту странную страну получше и уже тогда выдвигаться. Вот только… У них же тут начальственный абсолютизм. Как батька рявкнул, так все и побежали. Сегодня её покровитель Лэтте-ри, который благодарен ей, а завтра придёт Самый-Главный-Дядя, поставит руководителем кого-то ещё – и всё, приехали. «Стоять-бояться! Сколько лет? Почему не копаем?!» Нет, уходить не просто можно. Уходить нужно. Именно сейчас, пока тут командует тот, кто имеет возможность и желание её отпустить. Вот только… Она глянула на свою одежду, которую сейчас составляли сплошные перевязки. И простынка. Ага. Ушла одна такая. В закат и холодные дали. Как бы так аккуратно спросить у местных, где раздобыть припасов? Может, поинтересоваться у мамы Ринни-то? Или Маяти? К начальству с этим вопросом топать как-то не хотелось, он и так с неё цепь снял.

Начальник Лэтте-ри. Удивил. Она думала, что на выходе из пещеры они, даже если не останутся «рабой» и «господином», то всё же будут держать дистанцию. На деле же он обращался с ней, как со старым другом. Эти неизвестно сколько дней полностью перевернули его отношение, и теперь она чувствовала неприкрытую заботу. Он первым сообразил, почему её так скрутило в помещении. Чёртова фобия! Вспоминать неприятно. Если бы не эта песня… И её опыты с письмом никогда бы не удались без его терпеливого наставничества. Мда… Стыдобища! Кто же знал, что пером писать не так просто, как в кино показывают! Хотя за всю жизнь держала в руках лишь шариковую ручку, но в её детстве ещё попадались книжки, где фигурировали слова «пёрышко» и «промокашка ». Значение слов было ей известно, хотя попробовать пользоваться этими предметами так и не довелось. И тут на тебе: перо! Настоящее, птичье, даже не перьевая ручка. Интересно, от какой оно птицы? Большое, тяжёлое, белоснежное. И ещё хорошо, что начальник не в курсе, что бумага покрыта не умными словами, а детскими: «мама мыла раму».