Текст книги "Книга занимательных историй"
Автор книги: Григорий Абуль-Фарадж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
707. БЫСТРЫЙ ВЗГЛЯД
Быстрый взгляд характеризует хищную натуру. Такого человека можно уподобить соколу.
708. ТУЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Человек могучего телосложения и тучный – глуп, подобно ослу, особенно если он любит громко говорить.
709. ОБ ИНТОНАЦИИ
Тот, кто разговаривает, постепенно снижая голос, – несомненно, чем-то глубоко опечален. Иногда это свидетельствует о том, что человек трудолюбив, как вол.
710. О ГОЛОСЕ
Тот, кто говорит слабым голосом, – робок, как ягненок. Тот, кто говорит пронзительно и несвязно, – глуп, как коза.
711. О ПРАВИТЕЛЯХ
Если человека возводят в правители очень молодым, когда он еще ребенок, и по характеру этот человек добр, – он долго не проживет. При нем власть будет изъята из рук его рода. Во время его правления в стране будет совершаться много удивительного и необычного.
Если человека возводят в правители в расцвете сил, а по характеру он зол, скуп и коварен, – его власть не будет долговечной.
Если человека возводят в правители после сорока или после пятидесяти лет и он обладает хорошим характером, – такой будет править столько лет, сколько ему было тогда, когда он стал правителем.
712. ПРИЗНАКИ СКУПОСТИ И РАЗВРАЩЕННОСТИ
Выпуклые и круглые глаза с красными прожилками – признаки злобного, скупого и развращенного человека. А если его взор обращен постоянно кверху – значит, нет у него в характере ни одной хорошей черты.
Широкое лицо свидетельствует о доброте. Лицо широкое внизу и сужающееся кверху свидетельствует о дурном характере.
713. ЛОВКАЧ
Человек, чьи брови широко расставлены, который подмигивает левым глазом, в ушах у которого растут волосы и чей взгляд устремлен к земле, – ловкач, хитрый и коварный человек, особенно если нос его имеет наклон влево.
714. ГЛУБОКО СИДЯЩИЕ ГЛАЗА…
Глубоко сидящие глаза, большой лоб, слегка продолговатое лицо – признаки смелости. Такой человек будет жить долго.
715. НЕ ЗАСЛУЖИВАЕТ ДОВЕРИЯ
Толстые губы, широкий нос, большие глаза, смотрящие сверху вниз, – признаки глупца, не заслуживающего доверия.
716. ТИРАН
Маленькие глазки, длинные ресницы, высокий лоб, широкий рот, кудрявые волосы или лысина на голове – признаки тирана, способного пролить кровь.
717. БОЛЬШИЕ ГЛАЗА…
Большие глаза, в которых светится мужество, и красивое лицо характеризуют любителей мудрости, а также людей, склонных к прелюбодеянию и не лишенных хитрости.
718. СКРОМНОСТЬ
Курносый нос у женщин, большие и темные глаза с незначительным покраснением в левом глазу характеризуют скромность, целомудренность, застенчивость.
719. ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ
Густые брови, маленькие глаза, толстые губы и длинный нос плохо характеризуют женщину.
720. СКЛОННОСТЬ К ИЗМЕНЕ
Женщина, у которой круглое лицо, маленький нос, заостренная кверху голова, очень большие зрачки и кудрявые волосы, склонна изменять своему мужу.
721. ДЕЛЕЦ
Человек, у которого глаза навыкате и который долго присматривается к вещам, – хвастлив, высокомерен, делец по натуре.
722. СКЛОННОСТЬ К БЕЗДЕЛЬЮ
Задранный кверху кончик носа – признак склонности к безделью.
723. ДУРНОЙ ХАРАКТЕР
Большой остроконечный нос, черные глаза, длинные волосы, склонность к болтовне – признаки дурного характера. Такой человек родился в результате прелюбодеяния.
Но вообще внешние признаки не всегда соответствуют достоинствам человека.
724. ПРИЗНАКИ ИЗМЕНЫ
Черствость натуры, отсутствие чувства сострадания, скупость, развязность в словах и беспомощность в делах – признаки супружеской измены. Такой человек родился в результате прелюбодеяния.
725. ИСКУССТВО ФИЗИОНОМИСТА
Великий Аристотель говорил:
– С того момента, как жизненная сила души нашла свое отражение в теле, душа и тело сроднились между собой. Они взаимно влияют друг на друга. Особенно влиет душа на тело в минуты гнева, страсти, печали. Те чувства, которые утаивает душа, тело выражает открыто. А наблюдая за телодвижениями и выражением лица, мы можем проследить за душевными переживаниями. В этом и заключается искусство физиономистов.
В их распоряжении имеются признаки троякого рода:
1. Можно наблюдать некоторое сходство и сравнивать человеческую внешность с внешностью животных. Можно также, подмечая движения животных, проводить аналогию с движениями людей.
2. Можно устанавливать сходство между отдельным человеком и представителями различных рас и народностей – эфиопов, индийцев, хеттов и других. Подмечая черты, роднящие отдельного человека с характерными признаками разных народов, мы не ошибемся, определяя его характер.
3. Можно сравнивать лицо человека в спокойном состоянии с таким, каким оно бывает во время гнева, или во время испуга, или во время страсти. И по отдельным признакам можно утверждать без риска впасть в ошибку, что данный человек по натуре вспыльчив, труслив, похотлив.
Искусство физиономиста требует тонкой наблюдательности и глубокого ума, умения анализировать и помощи всевышнего – да прославится имя его! И тот, кто хочет чистым светочем знания обогатить свой ум, должен изучить три основы учения физиономистов.
Подобно тому как яркий солнечный свет дает нам возможность видеть земные предметы, а без него ни один глаз ничего не увидит, так и без знания физиономистики никто не сможет по внешности определить характер человека.[82]82
На этом кончалась одна из рукописей Абуль-Фараджа. Видимо, он хотел завершить книгу изречением одного из своих любимых греческих философов. Характерно, что эта книга начинается также с изречений греческих философов. Последние две «истории» были добавлены Абуль-Фараджем позднее.
[Закрыть]
726. ЛУЧШЕ СЛУШАТЬ, ЧЕМ РАЗГОВАРИВАТЬ
Один мудрец учил:
– Лучше слушать, чем разговаривать.
Его спросили:
– Почему? Он ответил:
– Недаром бог создал один язык и пару ушей.
727. ПО ЗВОНУ – ПО СЛОВУ
Другой мудрец сказал:
– Подобно тому как крепость глиняной посуды проверяют по звону, человека проверяют по словам, которые изрекают его уста.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Возможно, что, вникая в содержание этих разнообразных историй, которые я собрал и расположил по порядку в этой книге, ты найдешь среди них какой-нибудь рассказ, недостаточно нравственный.
Возможно, ты найдешь и такие истории, которые не могли произойти в монастыре и даже не могли быть там рассказаны.
Вероятно, ты начнешь упрекать меня, выражая свое недовольство. Не делай этого!
В храме мудрости все годится и ничто не отвергается из того, что изощряет ум, просвещает нравы, утешает и отвлекает мысли от горя и недугов. В большом хозяйстве в ходу не только серебряные и золотые сосуды, но даже сосуды, сделанные из тыквы. И так же, как истинно учение апостолов о том, что постоянно следует просветлять свое сердце и изощрять свой разум, верно и то, что нет здесь ни одного малозначительного или глупого рассказа, из которого нельзя было бы извлечь пользу, добравшись до его смысла.
АБУЛЬ-ФАРАДЖ И ЕГО «КНИГА ЗАНИМАТЕЛЬНЫХ ИСТОРИЙ»
Абуль Фарадж Бар-Эбрей – один из самых выдающихся представителей сирийской средневековой литературы, ее общепризнанный классик. Богатое литературное наследие Абуль-Фараджа до сих пор привлекает к себе внимание востоковедов. Лучшие его сочинения переведены на европейские языки, а также на языки народов Востока.
В ту эпоху, когда жил и творил Абуль-Фарадж, в страны Ближнего и Среднего Востока вторглись монгольские кочевники, возглавляемые ханом Хулагу. Они захватили всю Переднюю Азию и присоединили ее к монгольской державе.
Монгольское владычество наложило отпечаток на все стороны жизни тогдашнего общества. На смену старым, давно сложившимся экономическим и политическим связям и отношениям пришли новые. Тысячи людей снимались с насиженных мест, где жили их отцы, деды и прадеды, и отправлялись в другие страны в поисках убежища и куска хлеба.
В это тревожное время и начал Абуль-Фарадж свою литературную, научную и общественную деятельность.
Родился он в 1226 году в городе Мелитене (ныне город Малатья на территории современной Турции) в семье известного врача. При крещении мальчик был наречен Иоанном, а впоследствии, когда стал епископом, – Григорием. Таким образом, его полное имя – Григорий Иоанн Абуль-Фарадж Бар-Эбрей.
Родители постарались дать своему сыну широкое и всестороннее образование. В детстве он обучался, помимо сирийского языка, арабскому – знание этого языка в ту пору было обязательным для каждого ученого. Впоследствии он познакомился также с персидским, греческим, древнееврейским, монгольским и армянским языками. Знание языков открыло ему доступ к обширной научной литературе, имевшейся в то время на Востоке.
Под руководством своего отца и других известных врачей Абуль-Фарадж прилежно изучал медицину. Он также занимался богословскими науками и философией.
В 1243 году к родному городу будущего писателя приблизились войска хана Хулагу. Из города началось паническое бегство жителей. Не избежать бы участи бездомных скитальцев и семье Абуль-Фараджа, если бы не врачебная слава его отца. Он был назначен придворным врачом одного из монгольских полководцев и в течение нескольких месяцев неотлучно находился при нем, сопровождая его во всех походах. Но через некоторое время семье Абуль-Фараджа удалось переехать в город Антиохию, где она была в относительной безопасности. Здесь Абуль-Фарадж продолжил свое образование, а затем был пострижен в монахи.
Следует иметь в виду, что в эпоху средневековья монастыри на Востоке были центрами учености, средоточием философов, историков, грамматиков, естествоиспытателей, обладателями коллекций древнейших рукописей.
После Антиохии Абуль-Фарадж жил в Триполисе, где продолжал изучение медицины и риторики.
В конце 1246 года двадцатилетний воспитанник монастыря настолько преуспевает во всех науках, что получает назначение на пост епископа Губоса (небольшой городок близ Малатьи). С тех пор начинается его духовная карьера, в которой он достиг высокого положения главы монофизитов (яковитов) – особого течения среди сирийских христиан.
Скончался Абуль-Фарадж 30 июля 1286 года на шестидесятом году жизни в городе Мараге (Западный Азербайджан).
Популярность Абуль-Фараджа как писателя, грамматика, врача, астронома, философа и богослова была к тому времени настолько велика, что в похоронах его приняли участие не только единоверцы-яковиты, но и несториане, греки и армяне.
Литературное наследие Абуль-Фараджа огромно. Список сочинений, составленный Бар-Саумой, братом Абуль-Фараджа, насчитывает тридцать одну книгу, но это далеко не полный перечень. Книги Абуль-Фараджа дают возможность судить о нем как о выдающемся писателе и энциклопедически образованном ученом. Почти все стороны жизни тогдашнего общества нашли то или иное отражение в его сочинениях, дающих богатейший материал для историка, филолога, лингвиста, этнографа. Его труды помогают нам лучше понять нравы и обычаи, верования, культуру и социальные отношения не только средневековой Сирии, но и сопредельных стран.
Не имея возможности останавливаться здесь на всех его сочинениях, назовем лишь некоторые, наиболее значительные. Абуль-Фарадж оставил после себя не только чисто беллетристические сочинения в стихах и прозе, среди которых первое место бесспорно принадлежит «Книге занимательных историй», но и труды по философии, истории, астрономии, медицине, грамматике сирийского языка. Этим творчество Абуль-Фараджа выгодно отличается от творчества многих его современников и предшественников, в произведениях которых преобладает религиозная тематика.
Из философских трудов Абуль-Фараджа наиболее значительными являются: «Книга зениц», «Книга о речи мудрости» и пространная энциклопедия «Мудрость мудрости». В этих сочинениях Абуль-Фарадж предстает перед нами убежденным последователем – философских воззрений знаменитого Ибн-Сины (Авиценны) – крупнейшего прогрессивного мыслителя средневековья.
Из сочинений Абуль-Фараджа по астрономии следует назвать трактат «Восхождение ума», в котором затронуты проблемы космографии. Его перу принадлежит также астрономический альманах, включающий в себя ряд таблиц для начинающих изучать астрономию.
Абуль-Фарадж долгое время жил в городе Мараге и работал в знаменитой марагской обсерватории.
В этой обсерватории, обладавшей, по некоторым данным, огромной библиотекой в 400 000 книг, трудились рука об руку ученые многих стран и вероисповеданий. Наряду с арабами, персами, азербайджанцами там работали китайцы, монголы, испанцы.
В марагской обсерватории не только велись наблюдения за небесными светилами, но и конструировались новые астрономические инструменты и приборы, проводились серьезные математические исследования, комментировались труды знаменитых греческих философов, математиков, астрономов.
Общение с выдающимися, прогрессивными людьми того времени не могло не сказаться положительно на творчестве Абуль-Фараджа.
Весьма многочисленны медицинские сочинения Абуль-Фараджа, ибо всю жизнь он весьма успешно занимался медицинской практикой, и его врачебная слава затмила славу его отца. В 1263 году Абуль-Фарадж был даже назначен на должность врача великого монгольского хана. Наиболее известны его комментарии к «Афоризмам» основоположника античной медицины Гиппократа, к «Медицинским вопросам» Хонейна Ибн-Исхака и к трактатам знаменитого врача и естествоиспытателя древности Галена, а также переработанный им трактат греческого медика Диоскорида «О лекарственных средствах». Смерть прервала работу Абуль-Фараджа над переводом на сирийский язык «Медицинского канона» Ибн-Сины.
Неоценимо велики заслуги Абуль-Фараджа в области создания грамматики сирийского языка Его «Книга лучей» дает полный грамматический очерк сирийского языка. Убежденный и ревностный приверженец арабских грамматиков, Абуль-Фарадж следовал лучшим образцам своего времени, и его труд и поныне является настольной книгой лингвистов-сириологов.
Столь же важна для науки его краткая грамматика в стихах. В одном из разделов этой грамматики в 618 двустишиях перечисляются редкие и темные по смыслу слова, встречающиеся у древних сирийских авторов, схожие по своему начертанию, но различные по смыслу. Для лингвиста и филолога значение этой книги очень велико. Она является надежным ключом к правильному пониманию многих десятков давно забытых сирийских слов и выражений.
Обширное место в литературном наследии Абуль-Фараджа занимают исторические труды, из которых выделяется его «Всеобщая история». Особенно ценна для нас та часть ее, где сообщаются данные политической истории «от сотворения мира» до середины XIII века. В этом сочинении Абуль-Фарадж широко использовал десятки трудов своих предшественников, особенно Михаила Сирийца (ум. в 1199 г.).
Его историческое исследование базируется не только на сирийских, но косвенно и на арабских, персидских и греческих источниках.
Книга Абуль-Фараджа пользовалась таким успехом, что, по просьбе своих друзей-мусульман, он предпринял перевод ее на арабский язык, игравший в ту пору роль международного языка ученых Востока.
Оставляя в стороне многочисленные богословские сочинения Абуль-Фараджа, остановимся коротко на его поэтических произведениях. Абуль-Фараджу принадлежат несколько поэм, в основном дидактического и философского характера, полемическое послание несторианскому католикосу, элегия на смерть своего современника Иоанна Бар-Мадания, множество эпиграмм-четверостиший и ряд стихотворений, написанных «по случаю». На его поэтическом творчестве ясно сказалось влияние лучших образцов средневековой арабской поэзии. «Как поэт Бар-Эбрей вызывал удивление своих соотечественников», – писал о нем в конце прошлого века известный историк сирийской литературы В. Райт.
Для стихотворных произведений Абуль-Фараджа характерны ясный, живой, образный язык, четкие ритмы, разнообразные рифмы. Его стихи ярко выделяются на фоне вымученных версификаторских произведений, наполнивших в XIII веке сирийскую литературу.
Философ, астроном, медик и филолог, историк и поэт в одном лице – явление примечательное, но не единичное для средневековья. Широкий энциклопедизм был характерен для многих ученых и писателей того времени.
Наконец, представленная здесь в русском переводе «Книга занимательных историй» – последнее произведение писателя – рисует нам Абуль-Фараджа с новой стороны – как неутомимого собирателя фольклора, знатока и ценителя острого, меткого слова, соленой шутки, замысловатой басни, лаконичной поговорки, хитроумного изречения, короткого юмористического или назидательного рассказа. Чувство юмора было органически присуще Абуль-Фараджу, и это проявлялось при самых неожиданных обстоятельствах. Даже на смертном одре Абуль-Фарадж, по свидетельству очевидцев, продолжал острить, развлекая своих учеников смешными историями…
* * *
Необычайно пестро, разнообразно и разнохарактерно содержание семисот двадцати семи «занимательных историй», собранных Абуль-Фараджем в двадцати главах его последней книги. Тут соседствует безобидная шутка над общечеловеческими слабостями с едкой насмешкой над правителями, шахами, султанами, вельможами и прочими представителями государственной власти. Проповедь смирения, благочестия, послушания, любви к богу и других христианских добродетелей внезапно прерывается анекдотами и рассказами с явно атеистической направленностью. Прославление прелестей монастырской кельи и отшельнической жизни перемежается с разоблачением мнимой святости служителей церкви.
Такая противоречивость и неясность общественной позиции самого автора не должна нас особенно удивлять. Памятуя о времени, когда он жил и творил, и о его общественном положении, мы должны признать, что многие сокровенные мысли Абуль-Фарадж мог выражать лишь эзоповским языком, тщательно маскируя и вкрапливая их среди десятков вполне «благопристойных» и приемлемых для церкви и властей изречений и рассказов.
К тому же, Абуль-Фарадж в ряде случаев в этой книге выступает не в качестве самостоятельного автора, а лишь в качестве собирателя. В некоторых материалах об этом говорится прямо, со ссылкой на греческих, персидских и прочих философов,[83]83
Попутно заметим, что все ссылки Абуль-Фараджа на Сократа, Диогена, Платона, Гиппократа, Александра Македонского, Бузурджмихра, Арташира и других довольно сомнительны. Народная молва любит приписывать выдающимся личностям различные изречения, и Абуль-Фарадж следует этой традиции.
[Закрыть] в других – менее определенно («некто сказал», «другой сказал»). Но и в тех случаях, когда нет прямых ссылок на источник, мы вправе полагать, что материал был заимствован из бездонной сокровищницы фольклора. Не трудно найти параллельные и схожие сюжеты в творчестве многих народов Востока.
В фольклорной основе – причина неувядаемой свежести «Занимательных историй» Абуль-Фараджа, как и других аналогичных сборников, имеющихся у народов Востока. Подавляющее большинство собранных им материалов и сегодня, спустя семь столетий, читается с интересом, поражает меткой образностью, блестками остроумия, доставляет эстетическое наслаждение.
Уже в своем обращении к читателю Абуль-Фарадж открыто провозглашает, что его книга обращена не к сильным, богатым и знатным людям, а к народным низам к простому трудовому люду. Из «Предисловия» мы узнаем, что эта книга предназначена для «страждущих» и для «людей с разбитым сердцем». Она призвана служить им «утешением», «целительным бальзамом» и «путеводителем». Проявляя совершенно необычную для своего времени, отмеченного печатью религиозного фанатизма, широту взглядов и веротерпимость, Абуль-Фарадж откровенно говорит, что пишет он не только для единоверцев-христиан, но и для мусульман, для евреев, для язычников – одним словом, для всех людей, без различия веры и народности. Так мог мыслить только истинно прогрессивный деятель.
Предчувствуя возможные упреки в свободомыслии, Абуль-Фарадж в своем «Послесловии» просит не упрекать его за «недостаточно нравственные» рассказы. Извиняясь перед читателем, он пишет, что «в храме мудрости все годится и ничего не отвергается из того, что изощряет ум, просвещает нравы, утешает и отвлекает мысли от горя и недугов». Далее он замечает, что даже из «глупого рассказа» можно извлечь пользу, добравшись до его смысла.
Но эти извинения и оговорки излишни. Можно не сомневаться, что читатель (или слушатель) из низов был только признателен автору за его смелость и широту взглядов и что «сосуды из тыквы» (простонародные изречения) подчас были этому читателю дороже сосудов «золотых» и «серебряных».
Наука не располагает сейчас данными о том, как и в течение какого времени создавалась «Книга занимательных историй». Известен лишь год ее окончания – 1286-й (он же год смерти Абуль-Фараджа). Но удивительное изобилие материала свидетельствует о том, что работа над этой книгой длилась не один год.
Абуль-Фарадж много путешествовал по Передней Азии и Закавказью. Среди городов, где он побывал, – Мелитена, Халеб, Антиохия, Триполис, Губос, Багдад, Мосул, Марага и другие. Постоянно общаясь с самыми различными людьми, Абуль-Фарадж не упускал случая пополнить свои записи новым афоризмом, свежим изречением, поразившим его рассказом, забавным анекдотом. Так исподволь и накапливались материалы, образовавшие к концу его жизни «Книгу занимательных историй».
Анализируя состав этой книги, мы убеждаемся в том, что подавляющее большинство материалов было записано Абуль-Фараджем не среди аристократической верхушки и не в монастырях, где по долгу службы он проводил значительную часть своего времени, а среди народных низов – на шумных, разноголосых восточных базарах, в ремесленных мастерских, в харчевнях и на постоялых дворах. Ибо всем своим духом, всей своей моралью, всем тем, что можно прочесть между строк, подавляющее большинство «историй» направлено против жадных и ненасытных богатеев, против несправедливых правителей, против их знатных прислужников. Подобного рода «истории» могли родиться только среди угнетенных, а не среди угнетателей. Пользуясь же готовыми литературными источниками, Абуль-Фарадж отбирал преимущественно такие истории, которые свидетельствовали о его симпатиях к простому народу.
Читая многие афоризмы и изречения такого рода, поражаешься смелости составителя, не побоявшегося включить их в свой сборник или даже (что тоже вполне возможно) своей литературной обработкой придать им еще большую остроту.
Уже в одном из первых изречений (№ 7 – «Всеобщее благо») мы узнаем, что величайшим благом для большинства жителей страны была бы смерть дурного правителя. Только вложив эту крамольную мысль в уста безвестного античного философа, можно было включить ее в книгу. Не исключена возможность, что этим «античным» философом был… сам Абуль-Фарадж, ибо в других изречениях этой главы мы то и дело встречаем ссылки на Сократа, Диогена, Платона, Аристотеля, а в рассказе № 7 дан некий безымянный философ.
Из коротенького рассказа № 8 («Кто сильнее») мы узнаем, что царь – слуга своих страстей, и философ стоит выше царя. Рассказ № 18 («Характерная черта») дополняет малопривлекательный портрет правителя еще одним штрихом: властелины не любят людей, которые умнее их. Отсюда один лишь шаг до признания, которое приписывается Сократу (№ 32): лучше питаться одними кореньями, чем служить подобным правителям.
Все эти достаточно красноречивые примеры взяты нами из первой главы. Но подобные рассказы, рисующие властелинов в самом непривлекательном виде, разбросаны по всей книге. Персидский мудрец Хурмузд (№ 68 – «Кто в ком больше нуждается») утверждает, что правителям следовало бы обивать пороги мудрецов – ведь без них правители совсем беспомощны. В главе четвертой мы находим «Полезный совет правителям» (№ 160): задумав сделать своих подданных хорошими людьми, правитель должен сам прежде всего стать хорошим человеком. Эта мысль подкреплена удивительно ярким и точным сравнением: нельзя выпрямить тень, не выпрямив того предмета, от которого эта тень падает.
Коллективный портрет правителей дополняется все новыми штрихами. По их вине приходит в упадок государство (№ 162); они тайно убивают и отравляют неугодных им людей (№№ 229, 673); они поглощены только личным обогащением и озабочены лишь одним – как бы удержать свою власть (№ 220). Естественно, что народ ненавидит правителей, сделавших людям так много зла, и правители нуждаются в сильной страже (№ 285).
Полный едкого сарказма рассказ о совместной охоте льва, волка и лисицы (№ 371) достаточно убедительно характеризует «справедливость» правителей. На схожем сюжете построен и другой «охотничий» рассказ – «Убедительное доказательство» (№ 372):
Демонстрируя свои когти и зубы, волк «убеждает» лису и зайца, что добыча принадлежит ему, и только ему.
От критики плохих правителей – лишь один шаг до критики общественного строя. Абуль-Фарадж не сделал этого шага, но в ряде созданных им изречений звучат горькие нотки по поводу социальных несправедливостей его времени. Беда общества заключается в том, что оно не вознаграждает человека по заслугам (№ 80); в стране (в данном случае в стране абстрактной) нет ни сытости, ни спокойствия (№ 115).
В книге много рассказов о бедняках, которые голодают (№№ 350, 357, 367, 397, 509, 512 и др.). Правда, в большинстве своем это неунывающие бедняки, подтрунивающие над самими собою, пытающиеся свое тяжелое положение скрасить веселой шуткой.
Но невольно возникает вопрос: почему на свете существует такая несправедливость? Почему одним дано все, а другим ничего? Может, так и должно быть? Может, таков законный порядок вещей? Нет, так не должно быть, ибо все люди от рождения одинаковы и вельможа ничем не отличается от последнего раба, – отвечает Абуль-Фарадж в своем замечательном рассказе «В чем отличие?» (№ 318).[84]84
Любопытно отметить, что очень схожий мотив об отсутствии различия между черепом добродетельного человека и черепом злодея мы находим в древнеегипетском рассказе «Разговор господина со своим рабом».
[Закрыть]
Во взглядах и убеждениях Абуль-Фараджа много противоречивого. Так, например, глава сирийских яковитов был, видимо, человеком свободомыслящим. Только этим можно объяснить тот факт, что он включил в свой сборник рассказы, ставящие под сомнение некоторые религиозные догматы, зло критикующие монахов и служителей церкви. В рассказе «Еще больший подвиг» (№ 200) автор утверждает, что ужиться со «святыми братьями» труднее, чем с хищными зверьми!
Пытаясь, видимо, смягчить впечатление от подобных рассказов (а их – десятки), Абуль-Фарадж в «Послесловии» оговаривается: в книге есть истории, которые «не могли произойти в монастыре и даже не могли быть там рассказаны». Но это не более чем оговорка, которая вряд ли могла ввести в заблуждение вдумчивого читателя.
Мораль, вытекающая из ряда рассказов и изречений Абуль-Фараджа, может быть выражена русской поговоркой: «На бога надейся, а сам не плошай».
Таковы рассказы №№ 518 и 530, в которых на словах отнюдь не умаляется большое значение псалмов Давида, но при этом рекомендуется в одном случае запастись палкой против собак, а во втором – сурьмою для лечения глаз.
Таковы и рассказы №№ 638, 653, 654 и 663. В первом высмеивается «дурачок», по своей простоте оставшийся без туники, плаща и даже без набедренной повязки. В трех других выражается крайне скептическое отношение к тому, что с божьей помощью людям будут возвращены украденные у них деньги.
Некоторые аналогичные изречения Абуль-Фарадж не счел нужным даже замаскировать. Он заставляет одного безымянного отшельника изречь: «В одинаковой мере движут мир и те, которые служат богу, и те, которые богу не служат» (№ 276). Какой-то «чудак» прямо обращается к богу с гневным протестом, после того как колосья на его поле побиты градом (№ 608).
Есть что-то в этих рассказах, перекликающееся с бессмертной сатирой Эразма Роттердамского «Похвала глупости», в которой также высмеиваются церковники, монахи, схоласты, бичуется религиозное ханжество.
Не случайно особенно много «крамольных» мыслей изрекают у него «чудаки» и «одержимые». Только человек «не в своем уме» мог позволить себе открыто говорить то, что думал. Обыкновенный, «нормальный» человек поплатился бы за такие разглагольствования свободой, имуществом, а то и жизнью. И читая десятки рассказов о «чудаках», «одержимых», «помешанных» (например, рассказы №№ 621 и 622, где обличаются знатные), нельзя удержаться от предположения, что многие из них лишь прикидываются умалишенными, для того чтобы говорить правду в глаза.
Приведенные выше рассказы (а также «истории» №№ 375. 488, 578, 579, 629 и др.) явно противопоставлены изречениям монахов, старцев и отшельников, прославляющих достоинства религии, прелести монастырской жизни и т. д. И характерно, что именно критические, «негативные» рассказы Абуль-Фараджа отличаются особой убедительностью, образностью, афористичностью стиля, чего явно не хватает подчас рассказам «позитивным».
Как и многие его предшественники, Абуль-Фарадж бичевал человеческие пороки – жадность, корыстолюбие, зависть, трусость, глупость, болтливость, невежество. Но большинство рассказов подобного рода косвенным образом также направлено против сильных мира сего – правителей, вельмож, знатных, купцов. Носителями пороков обычно выступают в его рассказах люди имущие, обеспеченные. Они непомерно жадны и скупы, самонадеянны, глупы и часто попадают в смешное положение. Нет нужды приводить примеры – подобных рассказов десятки.
В то же время к людям «маленьким», незаметным Абуль-Фарадж относится с нескрываемой симпатией. Бедняк, собирающий навоз, отчитывает богача, вздумавшего насмехаться над ним: «Я кормлюсь трудом рук своих и к милости таких, как ты, не прибегаю» (№ 480). Молодой царевич, вызывая всеобщее недоумение, сокрушается по поводу смерти простой служанки, так как потерял «хорошего человека» (№ 230).
Рассказы Абуль-Фараджа убедительно рисуют тяжелое положение ремесленников,[85]85
В этом отношении особенно характерны рассказы о ткачах (№№ 470–475). Ткач не мог даже выступить в качестве свидетеля на суде, ибо его показания считались недействительными.
[Закрыть] «людей, исполняющих черную работу», забитость и бесправие женщин. Много места уделено париям общества – шутам и уличным актерам, положение которых часто мало чем отличалось от положения ремесленников.
Можно полагать, что значительную часть своих «историй» Абуль-Фарадж позаимствовал у бродячих артистов и шутов. Как известно, их шутки и остроты далеко не всегда были безобидными…
Наряду с традиционными для рассказчиков стран Востока персонажами, такими, как шут, ремесленник, скряга, вор, разбойник, жадный купец, невежда лекарь, в рассказах Абуль-Фараджа действуют писцы, книжники, старцы, философы. Им автор приписывает обычно изречения о пользе знаний, о скромности, прилежании, трудолюбии, а также размышления на «вечные темы» – о жизни и смерти, о добре и зле, о справедливости, бесчестии и т. д. Значительная часть подобных изречений и поныне сохранила свою актуальность и представляет интерес для читателя.
Большую группу составляют чисто развлекательные «истории», где все построено на игре слов, на каламбуре, на ответе невпопад, на шутке. При всей своей непритязательности подобные сюжеты также представляют для нас определенный интерес. Вдумчивый читатель найдет в них живые черточки быта и нравов, своеобразную манеру мышления, почувствует аромат эпохи. Без этих рассказов книга Абуль-Фараджа выглядела бы значительно бледнее, она утратила бы часть своей характерности.
Разумеется, многое в «Книге занимательных историй» устарело, кое-что уже не кажется нам увлекательным и остроумным. Есть в поучениях Абуль-Фараджа и некоторые явно неприемлемые для нас идеи. Но было бы неправильным и антиисторическим препарировать эту книгу таким образом, чтобы она казалась иной, чем есть на самом деле. Книга эта – ценнейший литературный памятник эпохи со всеми ее противоречиями, предрассудками, верованиями и обычаями, и такой она должна быть представлена на суд читателя. Ведь даже главы о снах и о внешних признаках человека (кстати сказать, главы небольшие) тоже характеризуют эпоху. Достаточно сказать, что гениальный Ибн-Сина (Авиценна) тоже занимался физиономистикой, толкованием снов, наукой о волшебстве, алхимией. Единственный корректив, внесенный переводчиками, заключается в устранении грубого натурализма, присущего некоторым рассказам Абуль-Фараджа. По этой же причине пришлось изъять из книги рассказы №№ 37, 354, 501, 544, 545, 553, 563, 570, 575, 581, 584, 616 и 646.
