Текст книги "Любить кого-то?"

51. Огонь и страсть

Это случилось в самом конце 1993 года. Скип отдыхал на Гавайях, Чайна в Лос-Анджелесе занималась актерской карьерой, а я уже почти смирилась со своим одиноким монашеством, когда произошел ряд неприятных сюрпризов. Моя тихая жизнь в Марин Каунти была нарушена двумя страшными стихийными бедствиями: огнем и страстью.

Возвращаясь как-то днем домой, я поднималась на холм к своему дому, когда заметила две припаркованные белые машины. Ничего особенного, впрочем, за исключением того, что обе они были заляпаны чем-то оранжевым.

Черт возьми, в чем дело?

Чуть дальше по дороге творилось что-то невообразимое. Въезд на мою улицу был перекрыт полицейскими машинами, какие-то люди суетились вокруг, переговаривались по сотовым телефонам, глядя друг на друга так, как будто за ограждением творилось что-то крайне неприятное. Ну, да. Именно оно и творилось. Мою машину остановили, попросили развернуться и ехать обратно.

– Но я здесь живу! – сказала я им.

– В каком доме?

– 18 по Эскалон... что вообще здесь происходит?

Человек замолчал, потом медленно произнес:

– Один из домов в этом районе сгорел дотла.

– Какой? – спросила я. Почему-то я заранее знала ответ...

– Вообще-то, я не знаю. Разрешите, я позвоню начальнику пожарных и узнаю адрес... – он быстро набрал номер, что-то пробурчал и сообщил, – 18 по Эскалон.

Я онемела. Меня отвели туда, вокруг копошились репортеры, готовые наброситься на меня со своими дурацкими вопросами:

– Мисс Слик, мисс Слик, что Вы можете сказать о происшедшем? Что Вы собираетесь делать? Что происходит? Кто, что, где?...

– Ничего не знаю, – отвечала я. – Я еще не видела, что произошло.

Хвост из фотографов вился за мной, когда я пошла к воротам выяснять, что осталось от нашего со Скипом дома, где мы прожили семнадцать лет. Внутри меня были холод и пустота, как будто я видела стервятников, слетевшихся к умирающему другу. Мой любимый дом, моя защита; всего пару часов назад он был полон знакомых вещей и воспоминаний, теперь все это превратилось в пепел...

К счастью, при всем моем унынии, я нашла в себе силы собраться и принялась за работу. Нужно было понять, что же случилось, вне зависимости от того, как это выглядело.

Дом почти полностью уничтожен, но где две кошки? Кто-то видел, как они убегали в лес. Хорошо. Еноты никогда не показываются до темноты, так что с ними тоже все в порядке. Я почувствовала облегчение, поняв, что животные не пострадали. Теперь можно было перейти к унылому занятию – рыться в пепле в поисках уцелевшего.

Я сняла номер в гостинице Ховарда Джонсона в Сосалито и, усевшись в кресло, смотрела, как горит мой дом в вечерних новостях. Я пыталась добраться до Скипа – в гостинице мне сказали, что он куда-то уехал. Я позвонила в Лос-Анджелес, пытаясь найти Чайну, но она, узнав новости, уже летела ко мне. Наконец, кто-то добрался до Скипа (не знаю, кто), но, когда он приехал, часов через шесть или семь, я уже не держалась на ногах от выпитого красного вина и была зла, как черт, что его никогда нет на месте, когда он нужен. Я обвиняла его в своем одиночестве, хотя виновата была сама.

Чайна и несколько ее друзей приехали, чтобы посидеть со мной, в каком бы состоянии я ни находилась. Мне было стыдно, что они видели, как моя обида превращается в злобу на Скипа. Ему-то уже приходилось наблюдать Грейс в бесцельной ярости. На следующее утро я слегка успокоилась, но, раз уж Скип все равно не был со мной духовно, я решила, что пришло время расстаться.

Страховая компания предоставила нам на выбор несколько домов для временного проживания, пока будет восстановлен старый дом или мы купим новый. Маленький коттедж, который мы выбрали, был красивым, но, поскольку наш брак подошел к концу, а дом сгорел, было трудно радоваться этому временному дому в Тибуроне, стоявшему в самом конце Енотовой аллеи, на холме, с которого были видны все окрестности Сан-Франциско.

Самое смешное, что позднее мы узнали, что пожар начался из-за халатности рабочих, устанавливавших знак "Осторожно, огнеопасно!" Почему-то они забыли посмотреть, куда летят искры от сварочного аппарата... К счастью, мы получили достаточно большую компенсацию, чтобы купить два дома, в Пенсильвании и Лос-Анджелесе.

И тут в ситуацию вмешалась еще одна стихия – страсть. Она появилась в виде Лена Кадлера, моего приятеля из Сан-Франциско, с которым мы не виделись с восемнадцатилетнего возраста. Лен жил в Южной Америке, мы иногда переписывались. "Иногда" переросло в "регулярно" после того, как распался мой брак, а он через двадцать лет совместной жизни ушел от своей гражданской жены. Нам обоим нужен был уют, и мы наивно полагали, что можем помочь друг другу.

Лен ушел от своей жены по вполне тривиальной причине: он нашел у нее в аптечке крем от герпеса. У него герпеса не было, где же она могла его подхватить? Он сорвался, сел в самолет, не взяв с собой ничего, кроме чековой книжки и паспорта, и через двадцать четыре часа был в Сан-Франциско. Игра началась.

К тому времени, как объявился Лен, мы со Скипом официально развелись; я осталась в доме на Енотовой улице, а Скип снял небольшую квартирку в Милл-Вэлли. Не было никаких шансов на восстановление дома или брака, поэтому я обрадовалась приезду Лена. Но прошло всего несколько месяцев, и я осознала, что его проблемы не ограничивались неверностью жены.

Мы вместе побывали в Беркли, где он учился, съездили посмотреть на розовый сад, который он любил в детстве, посетили несколько ресторанчиков, памятных ему по старым временам, а потом забрались на старый пирс в районе Рыбачьей верфи, сорвали одежду и развлекались до утра. Лен говорил, что чувствует себя Рипом ван Винклем, проснувшимся после долгого сна, который нашел-таки старого друга, узнавшего его.

Катались ли мы по побережью, ходили ли за покупками в Монтерее или гуляли в лесу – его энтузиазм был неподражаем. Я купила Лену компьютер, подключила синтезатор, и он целыми днями просиживал в своей комнате, сочиняя красивейшую инструментальную музыку... А его ум – он бы кладезем информации, мог говорить на любые темы, разобраться в любом вопросе... Только собственной психической болезни не мог осознать.

Это случилось в начале 1994 года. Днем мы погуляли по пустынному пляжу, затем поехали в бар "Дом на утесе" поужинать, выпить (в чем слегка переусердствовали) и потрепаться с замечательным барменом по имени Медведь. Вернувшись в Тибурон, мы решили немного потренироваться в стрельбе по пустым бутылкам, выстроив их в ряд на заднем дворе. Через некоторое время я решила, что пора прекращать стрельбу – соседи вполне могли вызвать полицию. Но Лен хотел продолжить веселье. Я мешала ему, и он начал кричать: "Ты все время делаешь только то, что хочешь, тебе наплевать, чего хотят другие! Думаешь, если тебя все знают, так можно на всех плевать?"

Мы начали спорить, и он обезумел: начал толкать меня, ломать дверные ручки, смахивать со столов лампы и вопить, какая я сука. Я не отвечала, и он ушел в дом. Успокаиваться? Спать? Я не знала, но боялась выяснять.

Часа в два или три ночи раздался звонок в дверь. Лен спустился в холл, а я побежала в спальню за пистолетом – меня три раза грабили в Милл-Вэлли, и повторения этих неприятных случаев я не хотела. Правда, какой дурак будет при этом звонить в дверь? Крепко сжимая в руке пистолет, я побежала вниз и увидела, что Лен стоит на коленях, в наручниках, и вопит окружающим его полицейским: "Стреляйте, гады!".

"Боже, что здесь происходит?" – теперь была моя очередь задать этот вечный вопрос. Я не знала, что, пока Лен был в своей комнате, он позвонил в полицию, сообщив, что я сошла с ума и не даю ему выйти из дома. Но что-то в его голосе насторожило полицейских, и они приехали защищать меня.

Увидев меня с пистолетом в руке, они слегка опешили, потом один из них произнес: "Положите пистолет, Грейс".

"Сначала объясните, что происходит," – настаивала я.

Уступать никто из нас не хотел. Наконец, один из "людей в форме" эффектным движением (за которое позже был награжден), по-футбольному, сбил меня с ног. Откуда-то появилась еще пара наручников, и Лен отправился в местную психушку, а я – в вытрезвитель. С утра меня, конечно, отпустили, и я освободила Лена.

Мы вернулись домой до того, как появились репортеры – но они появились. Они были повсюду, стучали в дверь, слонялись вокруг дома, звонили по телефону – все, как обычно. Мы опустили жалюзи и не отвечали на звонки двое суток, пока не появился мой адвокат.

Мне казалось, что, если пойду по магазинам или попытаюсь заправить машину, мне обеспечены косые взгляды и презрение соседей, прослышавших о ночном столкновении с силами охраны порядка. Но, едва я выглянула, меня ошеломила реакция людей: мужчины подходили, пожимали мне руку, восклицая: "И правильно!", а женщины говорили: "Если бы эти сволочи ворвались в мой дом без ордера на обыск, я бы тоже их выставила!"

Я не могла поверить своим ушам! Вежливые, добропорядочные жители Марин Каунти вели себя, как герои старых вестернов: "Не шути со мной, крошка!" – а я-то думала, я одна такая! Но роль Бабушки Йоакум из комиксов про М'лыша Абнера кажется смешной, пока речь не идет о твоей семье. Скип и Чайна были поражены.

Конечно, сейчас я понимаю, что, забрав Лена из психиатрической клиники, должна была отвезти его прямиком в аэропорт и отправить обратно в Южную Америку. Но я считала, что причиной его поведения был алкоголь – он был худшим пьяницей из всех, кого я знала, включая меня. Но он пообещал, что никогда не будет пить, находясь рядом со мной – и я поверила, решив, что справлюсь с такой пустяковой проблемой.

Глупо с моей стороны.

Поскольку Чайна жила в Лос-Анджелесе, а оставаться в Тибуроне я не хотела, мы решили купить дом в Лорел Каньоне. Там, насколько я знала по разговорам с друзьями-музыкантами, жизнь была вполне приемлемой, если не сказать замечательной. Старина Псих (не сильно уважительное, но точное прозвище, которое я придумала Лену) поехал со мной – и началась серия событий, подтвердивших мою прозорливость. Его "проблемы" проявлялись все чаще.

Мы подъезжали к супермаркету и уже собирались припарковаться, когда какая-то женщина завопила: "Вы заняли мое место!" Я вежливо указала ей, что она въезжала на стоянку через выезд, но она, продолжая орать, начала кидать в нас банановыми шкурками. Я вышла из машины и подошла к ней со словами: "Заткнись, твою мать!.." Тогда она схватила баллончик с какой-то жидкостью и начала поливать ею нашу машину. В этот момент Лен вдруг потерял над собой контроль – на этот раз, не выпив ни капли. Он выскочил из машины, подбежал к орущей женщине и начал методично хлопать водительской дверью ее машины. Она завопила еще громче. Мне удалось остановить неожиданный припадок у Лена, только позвав охранников из супермаркета.

Итак, проблемой Лена был не алкоголь. Мне по-прежнему нравился его ум, поэтому я решила, что все это – просто случайность. "Он так легко возбудим," – решила я, – "а при его росте и весе ему не составит проблем попросту пристукнуть меня в порыве ярости, так что стоит попридержать язык..." Я не хотела признаться себе, что этому парню помощь была нужна значительно больше, чем мне.

Вскоре, возвращаясь из поездки в Долину смерти, Лен использовал мою машину в качестве писсуара, разозлившись, что я не собиралась провести весь следующий год в поисках бумажника, оставшегося где-то посреди песчаных дюн. "Я не выйду из машины – ты уедешь без меня," – так он объяснил свое поведение. Вернувшись домой, я позвонила в гостиницу, где мы останавливались – и, конечно, бумажник был именно там, где Лен его оставил.

В следующий раз Лен сбежал из дома. Это было во время процесса по делу О. Джей. Симпсона. Обругав последними словами адвоката Роберта Шапиро, Лен вылетел из дома и умчался в неизвестном направлении. Вернувшись через восемь часов, разгоряченный, тяжело дышащий, он ввалился в дверь и выдохнул: "Кто здесь? Здесь точно кто-то есть! Где они?"

"Здесь никого нет, успокойся..." – уговаривала я его. Ну, да, никого, если не считать еще девяти его разных личностей...

Последней каплей стал другой случай. Я пошла спать, оставив его "остывать" возле компьютера. Лежа в темноте, я услышала шаги. Желая уснуть, я отвернулась к стене и не смотрела, что происходит, но услышала шорох, как будто кто-то мял бумагу. Примерно через минуту я услышала: "А ну-ка, что у нас тут?"

Я повернулась и увидела на его лице удовлетворенную усмешку. Край постели был в огне. Я бросилась в кухню, чтобы принести воды, а он только молча стоял и смотрел на разгоравшееся пламя. Потушив пожар, я вернулась в кухню и позвонила в службу спасения. Приехавшие полицейские спросили меня, не оставляла ли я случайно где-нибудь горящую сигарету.

"Нет," – сказала я. – "Мне ни разу не удалось сжечь хоть что-нибудь с помощью сигареты. Как вы думаете, я бы вызвала службу спасения из-за такого пустяка?" Они спросили, хочу ли я написать заявление. Это было неплохой идеей, но Лен напомнил мне, что я все еще отбывала испытательный срок за тот инцидент с пистолетом и не слишком умно было бы нарываться снова.

Логично.

Тут я вспомнила, что когда-то он сказал: "Не знаю, может быть, у меня психоз..." Тогда я не придала этому значения, но теперь решила проверить. Чтобы узнать о симптомах психоза, я пошла и купила книгу по этому вопросу. Ага, так и есть, необъяснимые перепады настроения, причем такие резкие, что некоторые из них требуют вмешательства медиков... Я позвонила бывшей гражданской жене Лена, и она рассказала мне, что ее психиатр утверждает, что у Лена не только психоз, но и маниакально-депрессивный синдром.

Замечательно, только этого мне не хватало – стать единственным зрителем театра абсурда, в котором Лен ставил свой "Полет над гнездом кукушки".

Как можно мягче, чтобы не дать моему сожителю что-либо заподозрить, я обратилась к нему: "Слушай, может быть, нам стоит расстаться? Твоя дочь скучает по тебе, твоя жена одинока, так, может, тебе лучше вернуться в Рио?"

Ага, и вышвырнуть отсюда свои распадающиеся мозги!

Я серьезно любила этого человека, но я знала по собственному опыту, что, если твое состояние постоянно причиняет людям неприятности, стоит измениться – или уйти.

Лен был моим последним "увлечением". Сейчас я живу одна, в вынужденном целибате, как старая ведьма. Мне нравится мужская энергия, но я предпочитаю не ввязываться в мелодраматические истории, связанные с отношениями между мужчиной и женщиной. Мои друзья, Винни Марино, Рон Нейман и Джастин Дэвис, стараются уберечь меня от неприятностей и рассмешить до слез. Я считаю, что, после музыкантов и комиков, у гомосексуалистов лучше всех с чувством юмора. И, кстати, они лучше воспринимают всевозможные странности в поведении других людей, нежели люди с традиционной сексуальной ориентацией.

Кстати, воздержание не всегда так уж неприятно. Когда я снова влюбляюсь, меня все так же охватывает восторг, но теперь я осознала, что одиночество дает свободу действий. Гасить свет в три часа ночи, являться домой, когда вздумается, слушать музыку весь день или всю ночь – от этого вполне можно получать удовольствие!

Уж не выгляжу ли я фригидной теткой, презирающей секс? Нет! Если я когда-либо решу повторить всю эту романтику, придется отказаться от спортивных костюмов – молоденькие мальчики так их не любят... Я знаю, что обязательно начнутся споры с очередным партнером, кто вынесет мусор, и глупые вопросы, типа: "А когда ты сегодня вернешься?"... "Почему ты со мной не разговариваешь?"... "Почему она не отпускает меня попить пива с друзьями?"... ну, и так далее. Мне это надо? Вот я и говорю "нет" прямо сейчас. (Конечно, я могу изменить свое мнение, если подвернется случай – ведь бывают и исключения...)