Текст книги "Любить кого-то?"
Автор книги: Грейс Слик
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
32. Хромированная монашка
Была и другая причина, по которой нам с Полом нравился восточный стиль жизни. Как-то мы посмотрели фильм "Входит Дракон" и были очарованы легкостью движений и спокойной самоуверенностью, с которой Брюс Ли демонстрировал искусство кун-фу. Мощный, но красивый вид боевого искусства, кун-фу использует все тело и основан на работе мозга, в отличие от бокса. Опять же, чтобы воспринимать мир единым, китайский боец должен научиться целительству.
Баланс.
Ученики школы Белого Журавля, направления, которое выбрали мы с Полом, обучались и технике ведения боя, и приемам врачевания. Инь и ян. Черное и белое в одном круге. К сожалению, в постоянных разъездах бывает трудно выполнять сложнейшие упражнения адепта боевых искусств. Тренировки должны были стать стилем жизни, а я, боюсь, никогда не ставила их на первое место в списке ежедневных дел. Мне больше нравилось наблюдать за тяжелыми упражнениями тела и ума, нежели проделывать их самой.
Рон Донг, наш друг и учитель, иногда ездил с нами. Он проделывал сложнейшие движения с большими мечами, вращая их в воздухе со скоростью молнии. Он также оказывал кое-какие медицинские услуги, доставая свои иголочки и "волшебным" образом снимая проблемы, слишком сложные для традиционной западной медицины. Сейчас иглоукалывание является одной из общепринятых форм медицины, но, когда в начале семидесятых мы посещали студию Мастера Лонга в Сан-Франциско, западные люди все еще считали его шарлатанством.
Бьенг Ю, еще один мастер с Востока, учил нас другой форме боевых искусств, называемой таэквондо, более контактной форме карате с упором на удары ногами. Одна из песен Пола, "Ride the Tiger" ("Скакать на тигре"), воссоздает разговор с г-ном Ю о различиях между Востоком и Западом:
It's like a tear in the hands of the Western man,
He'll tell you about slat, carbon, and water,
But a tear, to an Oriental man,
He'll tell you about sadness and sorrow or the love of a man and a woman
(Так слеза в руках человека Запада
Расскажет о соли, угле и воде,
Но в руках человека Востока
Она скажет о грусти, скорби и любви мужчины и женщины)
Я не думаю, что Бьенг Ю считал всех нас хладнокровными инженерами-химиками, но глубокое влияние технологии на сознание людей его сильно беспокоило. Конечно, корейские и китайские политики не придавали большого значения духовным учениям. Может быть, именно поэтому Мастер Лонг, Рон Донг и Бьенг Ю были здесь – они надеялись, что произойдет соприкосновение двух культур, и каждая из них от этого только выиграет.
Когда я оглядываюсь назад, вспоминая то время, мне кажется интересным, что, пока многие из наших современников сосредоточенно медитировали в позе лотоса у ног восточных гуру, мы с Полом склонялись к более агрессивным физическим тренировкам. Хотя различные учения все равно вели в одном направлении. У всех была одна цель – баланс.
Мне было легко совмещать роль молодой матери и популярного музыканта – первые полгода после рождения Чайны мы не ездили в турне. Пока мы с Полом "дуэтом" записывали альбом "Sunfighter", на обложке которого была изображена пухленькая Чайна, я занималась дочерью весь день, а Пэт проводила с ней ночи.
Океанский прибой, маленький городок, маленький ребенок, визиты к бабушке, новые записи... Никаких наркотиков и никакого давления...
Но это должно было кончиться. Когда я прекратила кормить ребенка грудью, молоко как будто стало впитываться в мою кровь. Мне помогали и с ребенком, и с работой, поэтому я могла проводить все свободное время в лучших рок-н-ролльных традициях. ("Рок-н-ролльные традиции" – звучит как-то по-идиотски, но знаете, сколько идиотов в рок-н-ролльном мире?) К тому времени, как мы с Полом начали записывать второй "дуэтный" проект, "Baron Von Tollbooth and the Chrome Nun" ("Барон фон Колокольнен и Хромированная монашка"), я уже вернулась к нормальной жизни.
Название альбома было составлено из наших прозвищ, придуманных Дэвидом Кросби. "Барон фон Колокольнен" намекал на гордость Пола своими немецкими предками, а "Хромированная монашка" выражала мое стремление всегда и везде защищать свои догмы. Своим поведением мы постоянно подтверждали эти прозвища, так что неприятия не возникало.
У Дэвида был замечательный "деревянный кораблик"[42]42
"Wooden Ships" ("Деревянные кораблики") – песня, написанная Полом Кэнтнером, Дэвидом Кросби и Стивеном Стиллзом, вошла в репертуар "Jefferson Airplane" и "Crosby, Stills & Nash".
[Закрыть] под названием "Майя", на котором он уплывал в пустынное райское местечко – тропическую лагуну милях в тридцати от побережья Флориды. Когда "Airplane" отыграли в Майами, мы с Полом сели в гидросамолет и направились туда, где Дэвид и его загорелые страстные блондинки отдыхали в своем морском раю. Гитары, фрукты, марихуана, обнаженность – мне нравилось все, кроме последнего пункта. Черт возьми, я была там единственной темноволосой, плоскогрудой, тощей дурой, белой до отвращения! Короче, Хромированная монашка была там единственной одетой – тоже мне, фиговый листок!
Я до сих пор такая. Если в Лос-Анджелесе 35 градусов, я буду единственной, кто не наденет шорты. Если вы хотите, чтобы ваши пятидесятилетние целлюлитные ляжки болтались по ветру, это ваше дело. Мне это кажется наглостью. Я не хочу смотреть на ваши ляжки, и не дам вам смотреть на мои.
Сохраняйте красоту нашего города – носите широкие штаны!
Надо сказать, правда, что мне проще с блондинками – я знаю, чего от них ждать; за свою жизнь я уже привыкла, что им достается все самое лучшее. Вот, например, глядя на фотографию Андреа Каган, соавтора этой книги, я вижу типичную блондинку, одну из тех, что портили мне жизнь в течение сорока восьми лет... Как ни странно, именно такие ослепительно красивые нимфы и становились моими лучшими подругами.
А иногда и больше, чем подругами...
В конце концов, Небесный художник сжалился надо мной – моя дочь родилась блондинкой и осталась ей, даже когда выросла...
Что еще нужно матери?
33. Фанаты и фанатики
У меня не было телохранителей, даже когда Чайна была совсем маленькой. На гастролях меня постоянно окружали мужчины, а в Сан-Франциско люди очень дружелюбные, но навязываться не будут. Были, правда, и неприятные исключения...
Нас доставал один ди-джей местного радио, постоянно пытавшийся пробраться в наш дом в Болинас. Иногда мы находили его на заднем дворе, иногда он даже проникал в дом. Естественно, Полу это надоело. В очередной раз застав его у нас в доме, Пол попытался выгнать его, угрожая пистолетом. Но пистолет не испугал этого психа, и он пошел прямо на нас. Тогда Пол всадил пять пуль в пол перед этим идиотом. Тот побледнел и прошептал: "Тут какое-то недоразумение... Вы меня не так поняли..."
Ну, вот. Такой вот безмозглый храбрец...
Двое других (независимо друг от друга) решили, что Чайна – их дочь. Первый залез на девятнадцатый этаж по стене нью-йоркского отеля, забрался в окно, включил телевизор и расположился на моей кровати, дожидаясь, пока я вернусь с концерта. Может быть, конечно, он вошел в дверь, но для "Airplane" зарезервировали целый этаж, а коридорный никого не видел. Пол и Билл Лауднер проводили меня до номера (я по-прежнему предпочитала жить отдельно), а там лежал этот парень.
"Привет, Грейс! Я бы хотел увидеть свою дочь!" – сказал он, ничуть не смутившись присутствием Пола. Ребята обалдели; он выглядел настолько по-дурацки, что его никто не принял всерьез – кроме меня. Я хотела, чтобы он убрался ко всем чертям из моей комнаты. Его "проводили" к выходу и увезли в участок.
Другой сталкер, влезший на скалу, нависавшую над заливом Сан-Франциско рядом с нашим домом, тоже хотел, чтобы я признала его отцом Чайны, а в противном случае обещал спрыгнуть вниз. Какая-то часть меня была за то, чтобы дать ему прыгнуть, но жалость пересилила. Мы вызвали пожарных, они привезли сети и поймали этого человека.
Это не были самоубийцы, просто пара идиотов – к счастью для меня. Я бы, наверное, отнеслась у этому серьезнее, если бы рядом не было столько людей – а так эти случаи меня развлекли.
Вообще, я должна была, скорее, обижаться – обычно такого рода люди преследуют самих знаменитостей, а не членов их семей. Означало ли это, что я не настолько интересна, чтобы меня преследовать? Или эти ребята, назвавшись отцами Чайны, хотели сказать, что трахнули рок-звезду? Я получаю много писем от своих поклонников из тюрем и сумасшедших домов. Гораздо проще понять того, кто хочет переписываться с человеком, кажется, обладающим большой духовной свободой, нежели ребят, рискующих жизнью из-за никому не нужных заявлений. (Потом, они бы все равно не прошли генетический тест... наверное...)
С другой стороны, у меня было два очень приятных в общении фаната, почти близнецы, хотя они ничего не знали друг о друге. Первый, Винсент Марчилелло, как-то раз, зайдя за кулисы, подарил мне старинную куклу – в результате я увлеклась куклами настолько, что мой дом выглядит теперь, как магазин игрушек (дорогое удовольствие, скажу по секрету). Винс – красивый парень итальянского типа, очень вежливый; хотя он – настоящий фанат, ему бы и в голову никогда не пришло нас преследовать.
Другого парня тоже звали Винсент – Винсент Марино (или Винни, как зову его я). Он тоже был красавчиком, и тоже итальянского типа. Его страстью было посылать мне все статьи, открытки, журналы и прочие безделушки с изображением панды. С ним мы даже подружились.
Мораль такова: некоторые фанаты просто ужасны, но кое-кто может стать близким другом.
В начале шестидесятых, только начиная свой путь, я не слышала о людях, преследующих знаменитостей, и о "желтой" прессе. Если бульварные газетенки и писали о ком-то, это обычно был человек из мира кино, пытавшийся сделать себе имя на скандале. Рок-музыканты почти не обращали внимания на то, что их застали со спущенными штанами – поэтому для прессы мы не были интересны. Но теперь все изменилось. Постоянные вмешательства в частную жизнь сводят с ума не только артистов, но и людей, известных в других областях общественной жизни. Я лично считаю, что у папарацци должно быть письменное разрешение на каждый снимок!
Я знаю о первой поправке к Конституции, но ее писали люди, не подозревавшие, что фотоаппараты, если их использовать не по назначению, могут изувечить свободу. Современная фототехника и дальнобойные объективы стали доступны любому идиоту, увеличивая и так безграничную "свободу самовыражения". Начавшееся с "организованного хаоса" шестидесятых-семидесятых и не закончившееся смертью Принцессы Дианы в девяностые преследование знаменитостей и обсуждение их личной жизни принимает поистине угрожающие размеры.
А то, что мы все это читаем, только подстегивает их.
Моя собственная реакция на одного из этих фотографов была значительно более нетрадиционной, чем он предполагал. На одном из концертов в шестидесятых я зашла в туалет пописать, когда кто-то спросил: "Можно мне сделать пару кадров, когда ты пойдешь на сцену?" Ну, так я уже пошла! Я открыла дверь, стянула рубашку с плеча, открыв одну грудь, и крикнула ему: "Вперед! Левая красивее правой, так что снимай ее!" Он нажал на спуск, а фотография появилась в рок-журнале "Creem".
Конечно, быть знаменитым весело, но, когда приходится пользоваться услугами телохранителей, служебных собак, бронированных автомобилей и Форт-Нокса[43]43
Место, где хранится золотой запас США.
[Закрыть], это достает. Сейчас мой дом расположен так, что добраться к нему, минуя дистанционно открываемые ворота, невозможно. А если вошедшие выглядят подозрительно, я нажимаю на кнопку и пускаю ток, дотронешься – и ты хорошо прожарен. Мило и дружелюбно... Понимаете, мой хорошо защищенный дом в Милл-Вэлли три раза грабили. На этот раз я сказала себе: все, никаких воров, посторонних, папарацци или психов (кроме меня, конечно).
Добро пожаловать в современный мир!
34. Серебряный кубок
Представим себе, что "Jefferson Airplane" – серебряный кубок. В начале семидесятых серебро начало тускнеть. Но хозяева не обращали на это внимания, не интересуясь красотой обстановки. Да и показывали его не часто... Он так и стоял на полке, собирая пыль, ожидая, пока о нем вспомнят, а слуги в доме считали, что протирать его – не их обязанность.
Семьдесят второй был годом трещин в стене и уничтожаемых документов. Хитрый Дик был отправлен в отставку, а Джи. Гордон Лидди – в тюрьму за лжесвидетельство[44]44
Имеется в виду Уотергейтский скандал.
[Закрыть]. Те из рок-н-ролльного мира, кто еще писал и пел песни, выражавшие политические взгляды, не могли поверить – президента отправляют в отставку! С нашей точки зрения, на его место годился любой демократ, поднявшийся против Дика Вейдера[45]45
Гибрид Дика Никсона и Дарта Вейдера – мрачного отрицательного персонажа из фильма "Звездные войны".
[Закрыть]. Одним из самых многообещающих был Джордж Макговерн.
Пытаясь сломать стену между поколениями, старина Джордж позвонил нам с просьбой встретиться в холле отеля в каком-то городке, где мы играли. Все мы согласились его послушать, только Йорма был категорически против. Подозревая, что он просто мучается похмельем после ночи, проведенной в баре, я решила попрактиковаться в лести и уговорить его пойти. На самом деле, я хотела пойти с ним в постель, а не на встречу с сенатором, но пристрелить двух зайцев тоже было бы неплохо. Я начала разговор о Макговерне, пока мы пробовали один наркотик за другим, но вскоре забыла обо всех кандидатах... по крайней мере, на эту ночь. Насколько я помню, в бар, чтобы послушать человека-который-не-станет-королем, серьезно рассказывавшего нам о своих планах объединения нации, спустились все.
Это был единственный раз, когда мы спали с Йормой, но однажды, после очередной записи, мы с ним решили доставить друг другу удовольствие другим способом, погоняв на машинах наперегонки по Дойл-драйв. Некоторые люди (вроде меня) считают, что широкая прямая дорога – не только хорошее место для превышения скорости, но и замечательный шанс увеличить число автокатастроф. К несчастью, я быстро поняла – довольно неприятным образом – что эта дорога не случайно зовется Смертельной Дойл-драйв.
В общем, я разогналась прямиком в больницу.
Сочетание дождя и пролитого масла привело к тому, что моя машина влетела в цементную стену на скорости около 80 миль в час. Удар отбросил меня на пассажирское сидение, и я порадовалась, что не пристегнулась: если бы меня держал ремень, я бы разбилась насмерть, потому что от водительского места ничего не осталось. Наверное, у Йормы дрожали поджилки, когда он подходил к машине, гадая, насколько мелкими кусочками меня нарезало.
Помню, лежа в реанимационном отделении с пробитой головой и рассеченной губой, я просила медсестер дать мне немного кокаина, естественно, "чтобы не так болело". Они только покачали головами (некоторые твердолобые никогда не сдаются) и вкололи мне что-то настолько сильное, что следующую неделю я просто не помню. Им хотелось, чтобы я вела себя очень тихо, а они могли провести обследование и немного подлечить мою голову.
Если не обращать внимания на головную боль, то общаться с Йормой мне было очень приятно – я же любила его. В общем-то, я любила всех в "Airplane" – и со всеми занималась любовью. Ну, со всеми из старого состава... Кроме Марти. Почему мы с ним этого не делали, до сих пор не пойму. Иногда я думала, что секс придал бы больше искренности нашим дуэтам, но Марти четко придерживался принципа "Не спи, где работаешь". Наверное, он считал меня шлюхой. В любом случае, мы держались на расстоянии и считали, что совместного пения вполне достаточно.
Мне до сих пор очень нравится петь вместе с ним, я в восторге от его музыки... Я считаю, что "Today" и "Comin' Back to Me" – лучшие лирические песни в мире.
I saw you – comin' back to me,
Through an open window, where no curtain hung,
I saw you – comin' back to me
(Я увидел тебя – ты возвращалась ко мне
Через распахнутое окно, не прикрытое шторой
Я увидел тебя – ты возвращалась ко мне)
Желание любить сквозило во всех песнях Марти. И еще там была музыка. Каждый участник группы – наверное, любой группы – создавал что-то, связывавшее нас. Если кому-то нравились ситар или волынка, старинные английские баллады или панк, это слушали все, пытаясь лучше узнать друг друга. А потом – когда мы пели вместе, мы на некоторое время становились совершенными.
Жаль, что всего лишь на некоторое время.
Группа распадалась на глазах. Мы стали делиться на небольшие группы – Джек и Йорма, Грейс и Пол – или уходить поодиночке: Марти – в собственный мир, Спенсер – в отношения с любимой женщиной.
Мы вступали в новое десятилетие, в котором стиль нашего кубка уже считался старомодным и был вытеснен более четкими и материальными звуками диско. "Airplane" исчерпал себя. Или, вернее, все произошло, как в нормальных человеческих отношениях – наступило время, когда страсть исчезла, новизна отношений притупилась, а внимание переключилось на другие, еще неисследованные области. Мы хотели новой игры, новой работы, нового правительства, нового мужа, новой любовницы и новых форм искусства.
Хотя мы и не говорили этого вслух, мысли у всех были одинаковыми – без "Airplane" нам откроется больше возможностей для дальнейших действий.
Джек и Йорма, как "Hot Tuna"[46]46
Группа, созданная Йормой и Джеком параллельно с "Airplane," изначально называлась "Hot Shit" ("Горячее дерьмо"), но под давлением звукозаписывающей компании была переименована.
[Закрыть], могут...
Грейс и Пол, записываясь вместе, могут...
Марти, работая сольно, может...
И так далее.
Телега наткнулась на камень. Все считали, что в сольной работе они будут свободнее.
Следующие два альбома, "Bark" и "Long John Silver", мы записывали в "подвешенном" состоянии. В 1967 году, во время записи "After Bathing At Baxter's", Йорма катался на мотоцикле по студии (Джек все это записывал) и махал рукой сидевшим на полу людям, кайфовавшим вокруг баллончика с веселящим газом. Но в начале семидесятых из студии исчезло даже веселье. Мы не получали удовольствия, мы потеряли интерес к происходящему. Желание сделать все как можно лучше уступило место коммерческим соображениям. Мы перестали записываться совместно – каждый работал над собственным материалом и старался как можно меньше времени уделять работе других.
Наш новый барабанщик, Джоуи Ковингтон, был краснощеким блондинистым деревенским простофилей, он не заражал остальных своим энтузиазмом от участия в известной группе. Мы считали его молодым и безнадежно наивным. Йорма же дал понять не только нам, но и всем, кто покупал наши пластинки, что он разочарован в нынешнем "Airplane", записав песню "Third Week in the Chelsea" ("Третья неделю в "Челси"[47]47
Отель в Нью-Йорке.
[Закрыть]).
So we go on moving trying to make this image real
Straining every nerve not knowing what we really feel
Straining every nerve and making everybody see
That what they read in the Rolling Stone has really come to be
And trying to avoid a taste of that reality:
All my friends keep telling me that it would be a shame
To break up such a grand success and tear apart a name
But all I know is what I feel whenever I'm not playin'
Emptiness ain't where it's at and neither's feeling pain
(А мы все суетимся, пытаясь все вернуть назад
Бьемся изо всех сил, но хоть себя бы нам понять
Бьемся изо всех сил, но видно всем вокруг
Что в "Rolling Stone" пишут правду, а музыканты врут
Мы даже ненавидим творенья наших рук...
Друзья твердят мне каждый день, что это просто стыд -
Позабыть про свой успех, презреть свой внешний вид
Но я знаю только, что, когда я вновь начну играть,
В моей душе будет пустота и боль придет опять)
От правды не уйдешь. Я помню, что, когда в 1970 году, еще до записи двух последних студийных альбомов "Airplane", Пол записал "сольник" под названием "Blows against the Empire", это был незабываемый опыт. Джерри Гарсия, Грэм Нэш, Микки Харт, Джек Кэсэди, Дэвид Кросби и другие музыканты из местных групп объединились, чтобы создать странную сагу о жизни в движущемся космическом городе. Каждый привносил что-то свое, а талант музыкантов сделал процесс записи очень приятным, а саму запись – уникальной.
Spillin' out of the steel glass
Gravity gone from the cage
A million pounds gone from your heavy mass
All the years gone from your age...
The light in the night is the sun
And it can carry you around the planetary ground...
And the people you see will leave you be
more than the ones you've known before
Hey – rollin' on
We come and go like a comet
We are wanderers
Are you anymore?
(Мы взлетаем из стального леса
Тяжесть исчезла, ее больше нет
Сброшены тысячи фунтов веса
И миллионы прожитых лет...
Свет в ночи – это же Солнце
Оно понесет нас вокруг Земли с ветерком...
Люди вокруг любят тебя
В отличие от тех, с кем ты был знаком
Эй – поехали
Мы летим кометой
Мы – странники
А ты – разве уже нет?)
– песня "Starship" с альбома "Blows against the Empire"
Скучность и вымученность последних альбомов "Airplane" была очевидна. Когда мы говорили о том, что делали Джек и Йорма, или Марти, или мы с Полом вне группы, энтузиазма всегда было больше, чем когда мы говорили о группе. Но нельзя игнорировать контракт; "RCA" запросто может прислать на Западное побережье питбулей с Уголовным кодексом в зубах, чтобы те приготовили жаркое из рок-звезды. Хотя их было легко уговорить. Когда все поняли, что старый кубок никому не нужен, "RCA" в течение нескольких лет делала неплохие деньги на наших сборниках и сольных альбомах участников "Airplane", даже разрешив нам создать для этого собственный лейбл, "Grunt".
Для нас это было смутное время; даже студия в Сан-Франциско, где мы писали "Bark" и "Long John Silver", нагоняла тоску. Она была расположена в трущобах, вокруг три бара и клиника для наркоманов. Веселенькое местечко! Однажды Пол приехал туда на своем микроавтобусе "Фольксваген", зашел в студию, чтобы что-то забрать (минут на пять, не больше), а когда вернулся, автобуса уже не было...
Я никак не могла удержать группу от распада, поэтому тихо залезла в свою бутылку и спряталась. Похмелье я лечила кокаином. После долгих дней и ночей в студии, наполненных наркотиками, я стала выглядеть толстой и неряшливой. Запись часто заканчивалась только тогда, когда рассвет приносил с собой полный упадок сил и несыгранность. Я прошла путь, предсказанный нашему поколению – и чуть не умерла в тридцать лет.
Спасло меня то, что тело отказывалось выдерживать такие перегрузки. После ночи, полной наркотиков и алкоголя, мне нужно было (да и хотелось) отдохнуть. Мне не нравилось напиваться каждый день, но быть единственной трезвой тоже было не слишком интересно. Поэтому я напивалась, но ровно настолько, чтобы самостоятельно держаться на ногах. Из-за этого я позабывала все на свете, даже не помню, как мы записывали альбомы, не помню концертов тех лет... Хорошо еще, что новая группа, которую мы собрали, состояла из уже знакомых музыкантов, игравших на "сольнике" Пола или наших "дуэтах"...
Сейчас хорошо видно, что распад "Jefferson Airplane" произошел не по чьей-то вине, просто закончилась эпоха. Мне жаль, что мы не могли незаметно перейти в следующую фазу, но, как известно, некоторым еще больше не повезло с переменами (например, Марии-Антуанетте или Николаю II)... Никто не умер, просто нас как следует долбануло – и следующий шаг каждому пришлось делать в соответствии со своими возможностями.
Мы все были испуганы. Ведь это же конец! Но я восприняла распад несколько спокойнее, чем остальные участники группы. Некоторые сразу распознают свой страх и начинают бороться с ним. У меня было хорошее воспитание, я заранее знала, как реагировать на страх, боль или грусть; просто это были неправильные реакции. Когда я чувствую что-нибудь подобное, то, не раздумывая, наношу ответный удар. А через пару дней до меня доходит, что я объявила войну Новой Зеландии, обозлившись на Германию. Такая вот мисс Направленная агрессия.
Итак, конец пути. Кто-то свернул в сторону, обиженно ворча, кто-то отстал по дороге, а остальные сидят за праздничным столом; я выпиваю свой бокал до дна и прочищаю горло, чтобы сказать следующий тост.
