Текст книги "Чемпионы Темных Богов (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Стивен Уильям Хокинг,Энтони Рейнольдс,Джон Френч,Дэвид Эннендейл,Лори Голдинг,Янина Мартин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 62 страниц)

– Вечный, ты снова цел.

Люций кивнул своему лейтенанту.

– Зачистите корабль. Убейте всех, кто станет сопротивляться, но оставьте в живых тех, о ком я говорил. Они нужны. Идите.

Каронатий ударил кулаком по оскверненному имперскому орлу на нагруднике, и костяные крылья, казалось, вздрогнули от боли. Он обнажил скимитар, активировал силовое поле, отчего клинок закричал и окутался убийственным светом, и вышел из зала вместе с остальными воинами. Открыв с помощью брони вокс-канал, Люций произнес единственное имя.

– Кларион.

Мгновение звучала лишь грубая статика, но потом ему ответили.

– Повелитель, – прозвучал детский голос. – Вы к нам вернулись.

– Вызывай флот, – сказал Люций. – Не беспокойся об орудиях волков, они встретят вас молчанием.

– Скажите, повелитель, – прошипела Кларион, явно улыбаясь, – сколько времени потребовалось на этот раз?

– Просто вызови флот, – рыкнул Люций. – Мы получили то, ради чего сюда пришли.

Большая часть экипажа «Реиоди» стала сопротивляться банде Люция, и с песнями Фенриса на устах они бросали вызов атакующим. Теперь их кожа покрывала стены мостика, пустыми глазницами взирая на Люция и его воинов. Он заменил убитый экипаж перевезенными со своей армады рабами-мутантами, оставив в живых тех, кто играл на фенрисийском корабле ключевые роли. Один такой несчастный как раз прибыл на командную палубу, о чем возвестил рокот гидравлики в дверях.

Закованный в цепи астропат, худой как скелет и слабый, прохромал вперед. Каронатий подтащил его поближе и бросил к ногам Люция. Дрожа, слепой псайкер поднялся и оперся на свой бронзовый посох. Он поднял лицо с глазами, зашитыми серебряными нитями, узрел Люция и закричал.

Мысленно он увидел десятки душ, воющих и извивающихся, прикованных к черной алмазно-крепкой воле космодесантника Хаоса. То были сущности давно погибших воинов древности и злобных владык из Ока Ужаса. Он видел и душу лорда Хротгира, кричащего в муках из своей вечной тюрьмы. Плоть павшего космодесантника населяли десятки людей, и жуткая невозможность этого заставила болезненного псайкера вновь рухнуть на колени.

– Что ты такое? – едва слышно спросил астропат.

Люций усмехнулся.

– Я тот, кто будет решать, останется ли твоя кожа на тебе или присоединится к шкурам твоих товарищей на стенах, – он указал саблей на освежеванные куски кожи, а хлыст между тем беспокойно извивался у ног.

– Небесных Воинов тебе не запугать, – заявил астропат, но дрожащий голос лишал слова силы. – Они придут и закончат то, что начал мой повелитель.

– Вот как? – отозвался Люций, склонив голову набок. – Выходит, мне даже не нужно тратить силы на дорогу к ним. И все же, – он раскинул руки, показывая на стены корабля Космических Волков, – глупо не использовать этот корабль. Они ждут триумфального возвращения героев, но как они примут меня в залах своего горного бастиона? Ведь твои повелители так любят сюрпризы.

Мысль волнительно защекотала сознание Люция. Почти век он был одержим одной идеей. Идеей сразиться с тем, кто пережил тысячелетия, которые он сам и его павшие братья провели в изгнании. С исключительным воином, теперь бывшим их древним Волчьим Королем. В годы Великого крестового похода пути Люция пересеклись с путями Разящей Руки, и с того времени не осталось никого – не считая ложного Императора, – кто еще оставался в живых.

Он нанесет им такой удар, что они будут вынуждены разбудить для него Бьорна. А для этого он использует их собственный корабль.

Люций не любил подобные хитрости, но отложенное удовольствие становилось только сильнее на пике. Он окрасит кровью снега их горной крепости. Он одержит победу там, где не справился примарх. Люций задрожал, наслаждаясь сладкой кощунственностью этой мысли.

Но для этого потребуется обескровить оборону Фенриса. Только изолировав их, доведя до отчаяния, предав их флоты огню, Люций получит противника, которого так жаждал.

– А теперь, – промурлыкал Люций, – Кричи во звезды, маленький вестник Фенриса.

Сидевший на троне Вечный наклонился вперед. Сжав голову смертного когтистой рукой, Люций улыбнулся, вкушая ужас парализованного астропата.

– И приведи мне новых волков.

Ян Мартин

Объятья боли

В кошмарном измерении Ока Ужаса реальность сливается с варпом. Это чистилище, в котором обитают отверженные и проклятые. Но даже извращенные существа, зовущие его домом, никогда не могут чувствовать себя в безопасности его капризных штормов. Шторма из вопящих лиц с планету размером возникают из небытия, чтобы тут же исчезнуть в непостоянных течениях. Под истерзанными глубинами чистых эмоций собираются тени: косяки существ, не ведающих ни смерти, ни жизни, расступаются перед огромными левиафанами, которые преграждают свет звезд. Гибель витает повсюду, и чтобы угнездиться, ей достаточно мгновения, малейшего изъяна в самой непоколебимой защите.

«Корона» прорезает себе путь сквозь эти жуткие потоки, и ее корпус, покрытый блеклым пурпуром и жемчужно-серебряным, сияет под защитой поля Геллера. Оно вспыхивает золотым светом под атаками эфира, отражая рои нерожденных, жадных до душ, которые прячутся под железной кожей древнего корабля. Волны демонов врезаются в корпус, но сгорают и обращаются в исходную материю Моря душ, тянущуюся за кораблем, как хвост кометы.

Тысяча двести девяносто шесть безмолвных статуй стоят на зубчатых стенах корпуса. Упругие мышцы и смертоносные когти неподвижных созданий сияют на адовом свету мириадами оттенков. Глаза из платины, безупречного мрамора и дымчатого стекла немигающе смотрят вперед. Взгляды этой отталкивающе-соблазнительной армии сосредоточены на мостике корабля, и даже когда на «Корону» падает тень, они лишь продолжают молча смотреть.

Из ниоткуда рождается новая буря. Гигантская туча гнили расцветает, как зараженное северное сияние, и протягивает к «Короне» раковые щупальца. На корабль обрушивается поток слизи и кровавого гноя, накрывая его целиком, но яд сгорает при контакте с полем Геллера.

Глубоко внутри «Короны» древние машины давятся и сыплют искрами, а стоящие вокруг техноеретики читают молитвы успокоения, пытаясь сохранить поле Геллера, подвергшееся имматериальной атаке. Кости корабля дрожат, а сталь хором протестует, пока двигатели стараются вырваться из едкого болота. Коридоры, до сих пор дрожавшие в оглушающем ритме под ослепительные, калейдоскопические вспышки, вдруг погружаются в тишину и темноту.

Сервы в герметичных костюмах из тяжелой резины спешат по переходам, пугаясь собственных панических возгласов. Обитатели теней приходят в восторг и радостно визжат, видя, как их охотничья угодья наполняются добычей.

В других кораблях, обычно мрачно-молчаливых и тусклых, в такие моменты начинал звучать вой сирен, а коридоры заливало алым светом аварийных ламп. На «Короне» же сигналом тревоги были сумрак и тишина. Что-то пробилось сквозь поле Геллера. Что-то проникло на борт.

Все начинается с одной споры. Сначала она не больше микроба, но сразу же приступает к делению, заставляя морозный воздух на главной посадочной палубе дрожать. Через считанные мгновения она достигает размеров яичной кладки и уже представляет собой зловонную, илистую массу подрагивающего яда. Под запотевшей мембраной извиваются темные существа неопределенной формы. Когда она раздувается больше человеческих размеров, экипаж палубы в ужасе бежит прочь. Блестящая, полупрозрачная плоть растягивается и рвется. Опухолевая масса тянется вверх и взрывается, разбрасывая вокруг гной и гнилую плоть. Мясо сползает с костей кричащих людей, попавших под этот град, но кислота растворяет металл так же легко, как органику, и стены и пол покрываются пятнами. Она разъедает заправочные станции и шкафы с оружием, подрывает склады с боеприпасами и топливные резервуары, и посадочную палубу заполняет огонь и густой маслянистый дым.

Из хаоса выходит дрожащее облако непроглядно черного цвета, состоящее из тысяч блестящих чумных мух, прорвавшихся в реальность. Участки палубы, над которыми они пролетают, ржавеют на глазах. Когда из еды не остается ничего, кроме скелетов, мухи слетаются в плотную массу и врезаются в армированный люк. Металл двери изгибается и шипит, когда их яд проедает пласталь и железо.

Люк не выдерживает и стекает на пол, словно в него выстрелили из мельты. Мухи бросаются в нутро корабля.

Когорта Назике готовится к войне под пронзительным светом оружейной. Лезвия визжат, касаясь точильных камней, а воины, не соединившиеся со своей броней навсегда, стоят на низких платформах, пока рабы устанавливают на место отдельные пластины. Павшие ангелы употребляют боевые стимуляторы и эфирные алхимические смеси, чтобы оживить полумертвые синапсы перед битвой.

Затем мечники Назике встают нестройными рядами перед платформой, где в одиночестве ждет воин. Глаза, когда-то ярко-зеленые, как леса человеческих предков, а теперь прорезанные черными и красными капиллярами, смотрят с маски из сырых ритуальных шрамов на банду собравшихся воинов.

На банду Люция Вечного.

Люций первый слышит приближение врага: нарастающий гул, который пробивается сквозь раздражающее жужжание силовой брони. Гул, порожденный не машиной, а мором.

Мухи врываются в оружейную через вентиляцию, щели между переборками и решетки пола. Рой сбивается в тошнотворную массу и, игнорируя рычащих легионеров, замирает перед их командиром.

Гнусные, влажные от слизи насекомые теснятся, текут, как черная ртуть, образуя омерзительное подобие человеческого лица. Голосом из могилы оно произносит единственное слово:

– Жду.

Лицо распадается обратно в облако, и то дрожит, когда составляющие его мухи начинают умирать. Тысячи крохотных трупов падают на платформу перед Люцием. Он мгновение смотрит на них с гримасой улыбки на лице.

– Кларион.

Люций знает, что она слушает.

Телепатический ответ приходит в виде по-ангельски мелодичного детского голоса, но слова и тон принадлежат существу, которое старше человечества.

– Повелитель.

– Ты цела?

– Да. Вторжение остановилось на посадочной палубе. Пока. Я чувствую экипаж. Гниль уже затронула их. Она распространится, если ее не уничтожить как можно быстрее.

Люций смотрит на своих воинов. В лучшие времена ему служило больше тысячи, сейчас же Когорта Назике насчитывает чуть более пятидесяти. Оставшиеся представляют собой высокомерных, распущенных убийц – мечников, которых в первую очередь заботят собственные достижения и рабы для удовлетворения вырождающейся жажды извращенных ощущений.

Они жадно смотрят на Люция, готовые по его слову броситься на зачистку «Короны» от вторгшейся чумы.

– Веспатиллон. – Люций поднимает взгляд на ухмыляющуюся маску главаря рапторов, с помощью когтей висящего на потолке вверх ногами вместе со своими товарищами. – Зачисти инжинариум. Убей все, что захочет разрушить наше поле Геллера.

Веспатиллон шипит искалеченными голосовыми связками, подтверждая приказ, и решетка клыкастого шлема делает звук еще более резким и хищным. Раптор спрыгивает, шелестя плащом из полос человеческой кожи, которым придан облик перьев, и покидает зал со своими братьями, оставляя когтями вмятины в полу. Люций перевод взгляд на прочих.

– Чезаре, Аргенион, возьмите десять воинов и обеспечьте безопасность в святилище навигатора. Крецифий, бери остальных и отправляйся на мостик. Я сам разберусь со вторгшимися врагами.

Люций видит, как они напрягаются от неприязни и разочарования. Они уже несколько недель не видели серьезных боев за пределами дуэльных клеток. С тех пор, как Люций наложил мораторий на убийства внутри сильно поредевшей банды, их жажда кровопролития неуклонно росла и уже готова обратиться в бешенство. Закованные в металл пальцы сжимаются на рукоятях клинков, ярко раскрашенные лица искажаются гневом, а из-за замысловатых лицевых пластин, выполненных в форме львиных морд или открытых орлиных клювов, доносится тихое рычание. Самодовольные охотники за славой; почти все они мечтают о смерти Люция, но обе стороны знают, что им это не под силу, и Люций жестоко улыбается. Никому не одолеть Люция в дуэли, и даже если немыслимое случится, совсем скоро победитель, не способный устоять перед зовом гордости, превратится в очередное кричащее лицо на его броне.

Крецифий держится особенно агрессивно. Люций чувствует амбициозность своего лейтенанта, желание обнажить оружие и силой взять власть, о которой он так мечтает.

– О Вечный, вы должны…

– Должен?

Меч Люция оказывается у горла Крецифия быстрее, чем способен уследить даже трансчеловеческий глаз. Это легендарное оружие с сияющим серебристым клинком, подаренное Люцию самим Фениксийцем. Перед тем, как бросить своих Детей, он показал галактике, что даже примархи могут умереть. Люций склоняет голову набок.

– Скажи же мне, что я должен? Неужто это было начало приказа? – Кровь течет с острия в горжет лейтенанта, и улыбка Люция становится шире. – Дорогой брат, мне кажется, что ты перепутал себя со мной.

Их мрачный апотекарий Чезаре кладет руку на наплечник Крецифия и говорит спокойным голосом:

– Брат.

Люций с разочарованием смотрит, как Крецифий, мгновение помедлив, отворачивается и утешает уязвленную гордость, зло выкрикивая приказы остальным воинам, направляющимся на мостик. Люций провожает их взглядом и позволяет себе отвлечься на мгновение и насладиться интересной горечью, которую испускает его банда.

Но эта демонстрация нужна не только для того, чтобы получить мимолетное удовольствие. Крецифий и остальные воины Когорты Назике показали Люцию, что несмотря на все, что они потеряли на службе самому молодому богу, у них еще достаточно способности чувствовать, чтобы его ненавидеть. Их синапсы, почти отмершие после всех бесчинств в Оке Ужаса, на ненависть пока способны.

Убрав меч в ножны и спустившись с платформы, Люций выходит из зала, давя ботинками трупы мух, и направляется к посадочной палубе.

Нет в варпе созданий, которых Люций ненавидел бы больше, чем слуг Чумного бога. Твари со сломанными лицами и телами, усеянными недоразвитыми конечностями, бегут и бредут к нему, оставляя за собой следы из гноя и соломенно-желтой жидкости. У демонов численное преимущество, но их хромое, неритмичное наступление даже близко не подходит к стадии атаки. Он не видит смысла обнажать меч и легко уклоняется от массивных конечностей и острых когтей, попутно разглядывая полыхающие руины, в которые превратилась посадочная палуба. Эти ничтожества не могли пробить поле Геллера в одиночку; кто-то держит их здесь – и именно этот «кто-то» бросил ему вызов в оружейной. Вдруг Люций слышит за стонами демонов и жужжанием саранчи, как его вновь зовет голос из могилы:

– Радуйся. – Дым и рой насекомых рассеиваются, открывая взгляду горбатое существо в вычурной, но ржавой броне. – К тебе пришло время чумы.

Существо приближается, ступая медленно и тяжело и опираясь на боевую косу, которая в длину больше его роста. Люций замечает среди потоков слюны и скоплениями подрагивающих бубонов осыпающиеся символы Четырнадцатого легиона.

– Гвардия Смерти.

Демоны расступаются перед чемпионом, почтительно кланяясь. Люций опускает руку к мечу и ухмыляется.

– Боюсь, что не согласен. Твой омерзительный сброд превратил мой корабль в горящее помойное ведро! На то, чтобы избавиться от твоей вони, уйдут недели.

Чемпион сдавленно смеется, едва не задыхаясь, но его грудь не поднимается. Под полуразрушенным шлемом виден раззявленный безгубый рот.

– Бессмысленно бороться с истиной, когда она уже укоренилась.

Меч уже в левой руке Люция, а шипастый демонический хлыст обвивается вокруг правой. Яд капает с шипов. Улыбка из иглоподобных зубов становится еще шире.

– Гвардия смерти, значит. Давно я твоих братьев не встречал. Мы знакомы?

– Возможно, когда-то это тело воевало за трон лжи рядом с тобой. Но это уже неважно. Это в прошлом. Здесь нет больше никакого Гвардейца, а есть только мы. Мы, вечный мор, предвестник вселенской истины разрушения. Мы – конец, который ждет все сущее, даже тебя, мечник.

Люций расплывается в воздухе; он так быстр, что за ним почти невозможно уследить. Хлыст со свистом разрезает воздух, обматывается вокруг косы и вырывает ее из рук чемпиона. Сияющий меч устремляется вперед и погружается в темную от грязи линзу над левым глазом. Он прорезает больную плоть и гнилую кость, после чего выходит из затылка, покрытый чем-то зловонным и блестящим.

Атака проведена идеально. Но чумной чемпион на нее не реагирует.

Люций с ревом пытается выдернуть меч, но покрывающая его жидкость затвердевает, удерживая оружие. Хлыст бьется в судорогах, чернея по всей длине от ядов куда более сильных, чем в нем самом. Из разрушенного шлема доносится медленный, сдавленный смех.

– Я вижу цепи, которые сковывают тебя, подчиняя твою судьбу прихотям ребенка. Когда-то он был твоим покровителем, но оставил тебя. Ты – как умирающий, что борется бактериями, пожирающими тело изнутри. Но твои попытки слабеют, и скоро ты околеешь. Гниль возьмет всех.

– Даже по моим меркам ты слишком много болтаешь.

Люций рычит. Он упирается шипастым ботинком в надутый живот Гвардейца, изгибает спину и вырывает меч. Клинок разрубает голову чемпиона надвое, выбрасывая вверх фонтан зловонной жижи. Серия быстрых как молния взмахов вскрывают ему грудную клетку, еще один отнимает руку у локтя. Вторую хлыст вырывает из плеча. Из зияющих ран вываливаются куски гнилого жира и мокриц, покрытых жесткими черными волосками.

Чемпион ни на мгновение не перестает смеяться.

– Да тебе это нравится… Похоже, у нас с тобой все-таки есть что-то общее.

– Мы существуем за границей боли и удовольствия. Мы поднялись выше этих мимолетных явлений. Они есть, но нашего внимания не стоят. Эфемерность плоти отступает перед вековечной стойкостью чумы и силой увядания.

Люций прыгает вперед и направленным сверху вниз взмахом разрубает Гвардейца Смерти от ключицы до паха. Черная кровь льется на палубу. Тело тяжело опускается на землю и раскрывается с хрустом рвущихся сухожилий.

– Стойкость, как же…

Теперь смех грохочет из пастей всех чумных демонов вокруг одновременно со смехом их повелителя. Словно услышав безмолвный приказ, они сбегаются к нему, наваливаются на останки и вползают внутрь.

Истекая гноем и прочими зловонными жидкостями, они сливаются в одного гигантского монстра. Из массы выделяются толстые, как стволы, конечности, тысячи глаз и щелкающих зубами миножьих ртов вылезают на теле размером с дредноута.

Составной демон нависает на Люцием. Палуба трясется от его шагов.

– Наслаждайся последними глотками воздуха, мечник – ты и твои высокомерные последователи. Саван жизни скоро спадет. Ты стоишь у самого конца дороги, которая ведет к безмятежности могилы. – Он протягивает к нему конечность из бурлящей демонической плоти. – Дедушка давно следил за тобой. Он стремился заманить тебя поближе, чтобы ты узнал истинную сущность вечности. Позволь показать ее тебе. Позволь перевести тебя через эту грань.

Люций бьет мечом по протянутой руке. Обрубок падает на палубу и разделяется на трех демонов, которые с хихиканьем ныряют обратно в общую массу. Конечность восстанавливается с шелестом гнилого жира и хрустом ломающихся костей.

– Ты отправишься в могилу – волей или неволей!

Люций кидается в сторону, когда массивный кулак опускается на палубу и оставляет в ней вмятину. Он собирается сделать выпад вперед, но замирает. Пальцы, сжимающие рукоять меча, сопротивляются, словно невидимый марионеточник дергает за сухожилия, как за нитки. Мимолетная потеря концентрации едва не стоит ему головы: кулак демона проносится в сантиметрах от его лица. Люций рычит, сжимает меч крепче, и спазмы проходят.

Он вновь обращается к демону, стоящему у штурвала его корабля.

– Кларион, мы вышли из шторма?

– Да, повелитель. Едва.

Люций прыгает в сторону, уклоняясь от очередной тяжелой атаки.

– Открой врата на посадочной палубе. Немедленно.

– Как прикажете.

Гигантские люки на противоположном конце палубы наполняют пространство визгом металла, поднимаясь и открывая взору пустоту космоса. От вакуума Люция отделяет лишь мерцающее атмосферное поле.

Демон покачивается. Его трупная плоть чернеет и дымится, когда на нее падает свет от поля Геллера. Люций кувырком поднимается на корточки и вгоняет меч в палубу на полклинка.

– Давай!

На палубу врывается тишина.

Демон дергается, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но шторм декомпрессии уже уносит его в пустоту. Плоть Люция замерзает и немеет в тишине, в то время как гигантское давление пытается разрушить броню. Он крепко держится за меч, свою опору, а демон между тем вылетает за пределы «Короны». К нему устремляются золотистые и алые лучи – и демон гибнет в огне корабельных орудий.

Тишина покидает сознание Вечного, когда на него разом набрасываются заточенные души всех его убийц. Они всегда с ним, но теперь, когда битва закончилась, они атакуют с удвоенной силой, проклиная и моля.

Атмосферное поле вновь оживает, а люки с грохотом опускаются на место. Люций разминает конечности, сбрасывая лед с брони. Онемение вакуума сменяется привычным онемением реальности.

Еще одна победа. Еще один враг, не сумевший одолеть Люция Вечного. Люций встает и взмахивает мечом, сбрасывая с клинка остатки грязи. Затем поднимает его к лицу и проводит острием по сетке бледно-красных шрамов, пока не находит один из немногочисленных участков нетронутой кожи. Он не чувствует меч, пока тот не задевает кость черепа. Он не чувствует, как расходится плоть и как теплая кровь льется по лицу, пока рождается новый шрам. Когда-то он испытывал ощущения во время ритуала – личного способа воздать честь поверженному врагу, – но с тех пор прошло много лет.

Люций некоторое время стоит в одиночестве. Он опускает глаза на свою руку и видит, как сверхъестественные силы сражаются под кожей за контроль над ней.

– Дело становится хуже…

Он переводит взгляд на безмолвную пустоту, где сейчас царит такой редкий в Оке, такой мимолетный покой.

На палубе стоит тишина, и только страдающие души кричат в голове, да измученно скрипит железо, да слышится далекий смех из могилы.

Информация о Люции

Люций Вечный воплотил в себе непомерную гордыню, которая развратила Детей Императора, и пал ещё дальше своих братьев, так глубоко, что привлёк внимание самого Слаанеша. С тех пор он стал бичом галактики – чудовищем, застывшим в вечном танце на краю бездны.

Жестокое прошлое

Уже в годы юности на мрачной планете Кемосе Люций выделялся, словно жемчужина в грязи, благодаря огромному таланту, который мог вложить в любое желанное дело, и мальчишескому обаянию, не омрачённому даже суровым воздухом родины. Люций быстро нашёл себе покровителей и начал учиться всему, но в первую очередь искусству войны, ведь его всегда завораживало убийство. Но глаза юноши сияли не на лекциях по полномасштабной стратегии и не на уроках тактического анализа, о нет… юного Люция завораживал личный триумф – дуэль, состязание, бой на мечах. Лишь так может проявить себя истинный воин, лишь так слава и обожание могут достаться ему одному и лишь так он сможет испить сладкое вино победы.

И так жаден был Люций до личной славы, что вся его жизнь словно расплавленный металл стекала в форму поиска превосходства. К поре зрелости юноша уже превзошёл классические стили, которым его учили мастера-оружейники Кемоса. Во время обучения Люций оставил другим ученикам сотни шрамов, то и дело «случайно» лишая их глаза или пальца, а его рапира забрала жизни десятков грабителей и якобы напавших на него нищих. Его характер вновь и вновь вызывал вопросы, но мастерство было неоспоримо. Взрослеющий Люций придал понятию одарённости новый смысл. Против сверстников он бился с равнодушным презрением, играя как кошка с раненой мышью, а затем оставлял шрам, знаменующий поражение, но против учителей бился как одержимый, устремляя к победе всё мастерство до последней капли.

И вот во время проводимого старейшинами Кемоса ежегодного состязания его виртуозное владение мечом привлекло внимание громадного незнакомца, который наблюдал из теней. Во время последнего раунда Золотого Меча кто-то изменил турнирные списки, и молодой фехтовальщик встретился со знаменитым чемпионом, который был в два раза старше его. В первые минуты Люций показал себя лучшим воином, но затем был отброшен ударом колена в живот. Задыхающийся юнец пятился и петлял, пытаясь прийти в себя. А затем он нахмурился и набросился на врага, режа вены, рассекая руки, убивая… Разъярённые безжалостным расчленением своего кумира фанаты бросились на арену. Началась беспорядочная свалка.

Тут бы Люция и ждал кровавый конец, если бы не вмешательство огромного чужака. Когда всё успокоилось, они оба исчезли, и люди Кемоса никогда больше не видели Люция. Незнакомец, старший сержант III Легиона, был так впечатлён талантом и решимостью Люция, что предложил вступить в ряды Легионес Астартес, на что тот с радостью согласился. Так началась служба юного воина, который однажды станет образцом безумия и зла, поразившего Детей Императора.

Крестовый поход одиночки

Наделённый невообразимой смертным силой после благословенного принятия в ряды Астартес Люций стал ещё искусней во владении клинком и оставлял своих братьев далеко позади в каждом из устраиваемых сержантами ежедневных занятий. Так, однажды вечером перед Пиром Благословения Императора, Люций провёл полную последовательность безупречных побед над каждой из клинковых машин в тренировочных клетках – достижение, которого никто не добился раньше, и никто не повторил позже.

Уверенность и превосходные навыки Люция вызвали бы враждебность у обычных людей, но братья искренне его восхваляли, ведь превыше всего их легион ценил именно совершенство. Вскоре Люций привлёк внимание лорда-командора Эйдолона. За годы Великого крестового похода мастерство мечника помогло привести к покорности десятки миров, за что он был награждён руководством 13-й ротой. Сначала Эйдолону казалось, что он доверился Люцию не зря, пусть юный мечник и был самодоволен и эгоистичен, но военное мастерство его всегда было безупречным. Однако этого нельзя было сказать о душе Люция.

И после принятия в верхние эшелоны мечник славился надменностью. Он без раздумий бросался в любой бой и неизменно выходил победителем. На Алилуйе Прайм Люций разбил головы охранявших еретика Малахойра шестируких мечников-големов рукоятью после того, как лезвие клинка отскочило от их шкуры. В битвах в кромешной тьме под горой Олхит на спор с лордами-командорами выследил и истребил за один день голодных ксенотварей, известных как оборванные дьяволы. Его меч стал опорой подавления фаушской революции и им же при великом Прорыве он отсёк голову Ложному Дорну. Многие месяцы проходили прежде, чем Люций совершал хотя бы одну ошибку.

Эти частые демонстрации воинского превосходства лишь раздували и без того огромное самодовольство воина. Да, он спас жизни бесчисленным братьям, но никогда не упускал шанса похвастаться своим благородством. Становилось всё более ясно, что Люций сражался, чтобы доказать галактике своё превосходство, а не потому, что верил в объединение человечества Императором.

В те годы братья посмеивались над Люцием, говоря, что он слишком «милый». Да, непревзойдённый дуэлянт оставил другим тысячи шрамов, но сам он ни разу не ощутил укуса меча. Что и заставило Люция покрыть ритуальными шрамами грудь и лицо после того, как ему сломал нос другой капитан, Гарвель Локен. Мечник решил, что раз ни один воин недостаточно хорош, чтобы оставить ему славный шрам, то он должен нанести их себе сам. И он резал, иногда погружая острие меча по палец, а иногда высекая полоску в черепе под бритой головой. Другим братьям это самобичевание казалось странным, но достойным и благочестивым. Правда же была гораздо мрачнее.

В ходе войн легиона Люций начал приравнивать боль к успеху. Сеть покрывающих плоть шрамов становилась всё заметнее и глубже, отражая укоренившийся в душе опасный мазохизм. Если же Люцию не удавалась продемонстрировать своё выдающееся мастерство, то его злоба и раздражительность часто вырывались на поверхность. Слова его брата-капитана, спокойного Саула Тарвица, помогали Люцию видеть свои изъяны, и он, следует отдать должное, искренне пытался с ними бороться ради дружбы, но этого было мало.

Ересь раскрыта

Истинное падение Детей Императора началось с раскрытием замыслов Гора. Первым среди них был примарх Фулгрим, Фениксиец, пытавшийся спасти брата от него самого, но безнадёжно оплетённый словами и орудиями магистра войны. Следующими поддались духовные и воинские предводители легиона, совращённые обещаниями совершенства и пойманные на крючок излишеств.

Постепенно порча распространилась и среди обычных воинов, ведь Дети Императора во всём почитали своего примарха и его лордов-командоров, подчиняясь их воле. Коварный план Гора начал приносить плоды, а распутство с необыкновенной быстротой охватывало III Легион. Когда магистр войны приказал предавшим легионам обрушиться на верных братьев, бесчисленные Дети Императора уже покорились Тёмному Князю.

Когда началась Ересь, тьма в душе Люция расцвела и поглотила его целиком. Он выбрал свой путь – сражаться за Фулгрима и Слаанеша, повергая одного за другим защитников Империума. Люций сделает всё ради излишеств и совершенства. Он станет лучшим любой ценой.

Кровавое преображение

Люций продолжал совершенствоваться в искусстве войны, пока Дети Императора погружались в бездну поклонения Хаоса. Кричаще украшенные корабли предавшего легиона Фулгрима плыли от мира к миру, неся несчастным людям ужасающую смерть. В печальные дни между вторжениями Дети Императора устраивали между собой жестокие гладиаторские схватки, ведь только мастерский показ кровопролития мог надолго унять их скуку.

И Люций побеждал всякий раз, когда сражался в этих состязаниях. Стремление стать идеальным мечником давало ему навыки и скорость, с которой не могли тягаться даже другие космодесантники. Даруя другим и обретая жаркий поцелуй страдания Люций чувствовал такое наслаждение, что оно эхом отдавалось в материальном мире и варпе. Шли даже слухи, что мечник не раз возвращался с того света, ведь его мания была сильнее смерти. Слава Люция росла. Скоро уже не только Дети Императора упивались его оргиями кровопролития, но и наложницы Слаанеша обнимали отражение мечника в Эмпиреях.

После каждой схватки Люций купался в обожании предавших легионеров, раскланиваясь и срывая аплодисменты клинком. И вот однажды его рисовка побудила к действию сереброгривого лорда-командора Кирия.

Когда настал последний раунд состязания, известного как Алый Клинок, сам Кирий выступил на арену против Люция. Лорд-командор намеревался указать надменному чемпиону его место и заодно укрепить собственное положение избранного сына Фулгрима. Облачённый в причудливые, украшенные бесстыдными пейзажами доспехи и вооружённый трёхметровым силовым копьём Кирий был воистину грозным соперником.