Текст книги "Чемпионы Темных Богов (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Стивен Уильям Хокинг,Энтони Рейнольдс,Джон Френч,Дэвид Эннендейл,Лори Голдинг,Янина Мартин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 62 страниц)

В теле каждого космодесантника вызревали две прогеноидные железы, хранилища генетических составляющих, необходимых для создания новых представителей их рода. Первая железа, помещающаяся в горле, достигала зрелости за половину десятилетия. Скорал повернула изуродованную голову легионера набок, прижимая пальцы к его коже. Та все еще оставалась теплой.

Как она и ожидала, железу уже удалили оттуда. Мертвый воин не являлся неофитом. В Легионе не было неофитов, уже не было. Теперь они все были ветеранами – те, кто оставался жив после Терры и медленного истекания кровью, происходившего с Легионом с тех пор.

Впрочем, грудную железу удаляли только после смерти.

Редуктор нартециума был спроектирован для прорезания доспеха космодесантника и укрепленных костей Легионес Астартес, чтобы доставать драгоценное геносемя. В данном случае тяжкую задачу упрощала тошнотворная рана в животе мертвого Пожирателя Миров.

Скорал раскрыла рану еще сильнее, проделывая аккуратный разрез вверх, пока пила нартециума не начала вгрызаться в грудину трупа. Подняв тяжелый инструмент апотекария к плечу, она перевела дух, вытерла с лица брызги крови, а затем крепко взялась за него обеими руками и приготовилась.

Скривившись, Скорал ввела нартециум в зияющую брюшную полость, погрузив его в исходящую паром плоть. Заворчав, она толкнула его вверх, под грудную клетку, и запустила лезвие пилы, перемалывая мышечную ткань и продвигаясь вглубь.

Она руководствовалась светящимся зеленым информационным экраном, маневрируя среди органов, которых не было при рождении ни у кого из людей. После нескольких неудачных попыток, при каждой из которых требовалось отводить ищущие зонды нартециума назад, а затем пробиваться глубже в полость тела космодесантника, она нашла то, что искала. На экране оно выглядело, будто луковицеобразная опухоль.

Оказавшись в нужном положении, она вдавила спусковой механизм. Нартециум дернулся, и раздался звук разрыва, сопровождающий извлечение сферического органа. Дальше последовал булькающий шлепок, с которым редуктор поместил прогнеоид в одну из медицинских емкостей в задней части бронированного корпуса нартециума.

Он не выглядел чем-то значимым, всего лишь пронизанный венами окровавленный кусок, с которого свисали нитки сухожилий и мускулов. И тем не менее, в нем содержался ключ к будущему Легиона – если таковое у него было.

На этот счет у Скорал возникало все больше сомнений.

Эгил Галерий двигался, словно танцор, каждый его шаг был идеально выверен, а каждое движение перетекало в следующее без пауз. Каждый выпад осуществлялся так, чтобы нанести безупречный смертельный удар.

Галерий был из III легиона, возвышенных Детей Императора. Седьмой миленниал, Третья тактическая. Его кожа обладала белизной безукоризненного мрамора. Коротко подстриженные волосы также были лишены цвета. Глаза, впрочем, имели потрясающий фиолетовый оттенок. Их цвет был столь насыщенным, что казался таким же ярким и отчетливым, как у хорошо обработанного аметиста.

Совершенство. Убийственное совершенство. Вот к чему он стремился. Вот чем был поглощен. Именно для достижения этого идеала он непрерывно тренировал свое тело и разум.

Его черты были угловатыми и утонченными, наделенными той величественной горделивостью, которую многие за пределами III Легиона воспринимали как высокомерие. На лице не было ни шрамов, ни изъянов, кроме тех, что окружали рот и подбородок.

Пара тонких розовых шрамов тянулась прямо от уголков рта к точкам чуть ниже ушей, у основания челюсти. Еще два уходили вниз от точки пересечения ровно по центру нижней губы, рассекая подбородок под острым углом и заканчиваясь на шее, по бокам от горла.

Эти шрамы он заработал не в бою. Разрезы были сделаны умышленно. Галерий добровольно позволил их нанести. Фабий Байл лично произвел операцию, почтив Галерия мастерским прикосновением своего скальпеля. Апотекарий являлся настоящим художником. Его работа с плотью была великолепна.

Галерий был облачен в длинный ниспадающий табард из грубого и неокрашенного материала. Член братства Палатинских Клинков обычно не унижался ношением подобного, однако теперь настали необычные времена. Он был один, отрезан от любимого Легиона – беглец в муравейнике дикости и варварства. Это было лучшее из того, что имелось в его распоряжении.

Он двигался медленно, удостоверяясь в точности каждого удара, парирования, выпада и шага. Тело пребывало в абсолютном равновесии, полностью контролируя движения мускулов. Точно так же он контролировал свое дыхание. Он использовал его для повышения концентрации ударов и облегчения перемещения.

Обнаженные алебастрово-белые руки покрывали небольшие, перекрещивающиеся порезы. Некоторые из них были недавними – яркие свежие раны с только запекшейся кровью. Другие были более старыми. Светлые шрамы под ними указывали на то, что это пагубное пристрастие у него давно. Искусные разрезы повторяли очертания мышц. Изящные следы от клинка на определенный вкус обладали эстетичностью, равно как и боль при их нанесении. В рядах Детей Императора подобное было самой незначительной из практик, которые прочие могли бы назвать девиацией.

Галерий повернулся, плавно перекатившись на пятках босых ног, и крутанул свой меч, образцовый клинок Аргентус, медленно нанося смертоносный удар обеими руками.

Меч представлял собой изысканное произведение искусства, выкованное по точным требованиям Галерия на Кемосе, одним из лучших кузнецов мечей в Легионе. Тонкий клинок походил на жидкое серебро, блестя с едва заметным синеватым оттенком, а золотому эфесу придали вид великолепного феникса. Клинок плавно сужался к острию и даже при отключенном силовом ядре мог рассечь лучшую сталь. Активированный, он был способен разрезать адамантий и керамит, словно нож воду.

Смещая центр тяжести ниже, он продолжил движение удара, медленно прогибаясь назад и разворачивая тело по направлению поворота, вращая плечами и описывая Аргентусом новую сверкающую дугу. Шея повторяла змеиные извивания позвоночника, запрокидывая голову назад так, что он смотрел в пол, изображая текучий проход под удар противника.

Плавно, сохраняя идеальную слаженность тела и разума, он повел плечом назад, нанося новый удар. Спина снова распрямилась, и он как будто подсек ноги новому противнику, а затем легко крутанулся, разворачиваясь и опуская ладонь к земле, и сделал обратным хватом одной руки выпад назад, который пронзил бы врага, атакующего из слепой зоны.

Аргентус рассек воздух блестящей дугой, и Галерий поднялся, развернувшись и опустив клинок мощным ударом с обеих рук, который разрубил бы врага надвое – от ключицы до бедра.

Он исполнял сложный, смертоносный танец. Его стиль игры мечом был настолько далек от способов убивать, принятых у Пожирателей Миров, что это было почти комично.

Он был аккуратен, сосредоточен и дисциплинирован, они же – дики и неуправляемы, отребье. Будь он охотничьим соколом – изящным и сдержанным, жестко бьющим с абсолютной точностью – Пожиратели Миров были бы спущенными с привязи обезумевшими от крови бешеными псами, которые кусают и рвут все, что движется, а когда у них нет понятного врага – срываются друг на друга.

Разумеется, он никогда бы не дал своим хозяевам заметить его презрение. Это было бы равносильно самоубийству. И, по правде говоря, с их способом воевать было сложно поспорить. Будучи неизящными грубыми дикарями, они, тем не менее, обладали чудовищной, просто чудовищной эффективностью. Когда Пожиратели Миров отправлялись на войну, ничто не оставалось в живых.

Он не являлся офицером, однако ему дали отдельные покои, простые и спартанские. Он был благодарен за то, что у него есть собственное место для отдыха и тренировки. Убежище.

Он завершил цикл упражнений и опустился на колени, убирая фальшион Аргентус в изукрашенные золотистые ножны. Галерий с почтением положил оружие на полку и развернулся, скинув табард. Каждый дюйм его белоснежной кожи покрывали порезы и призраки порезов. Резко выделялись разъемы и гнезда, вживленные в плоть там, где с ним соединялась его силовая броня. Черный металл еще сильнее подчеркивал бледность тела.

Его доспех висел на оружейной стойке. Галерий пересек комнату и встал перед ним. Тяжелая броня насыщенно-пурпурного цвета, отполированная до зеркального блеска, была отделана золотом и покрыта тонкой филигранью. Левый наплечник, налокотник, наруч и перчатка были окованы платиной – уникальная привилегия Палатинских Клинков. Он протянул руку к символу Легиона, изображенному на левом наплечнике, и провел ей по контуру золотого орла. Тот был холодным на ощупь.

Галерий перевел взгляд на свой шлем с золотым лицевым щитком типа «Финикиец». Тот уставился на него в ответ, безжизненный и бездеятельный. Галерий видел в линзах визора свое искаженное отражение. Их выпуклость придавала ему гротескный вид. Облик отражения деформировался еще больше, когда губы разошлись по линиям розовых шрамов, и плоть на нижней части лица раскрылась, будто лепестки цветка.

Он услышал в коридоре снаружи комнаты тяжелые шаги, и кожа на лице со шлепком вернулась на место.

Легионеры XII-го терпели Галерия, но между ними было мало товарищеского тепла. Внутри XII Легиона существовало кипящее подводное течение агрессивности и едва сдерживаемой ярости, которое часто с ревом вырывалось на поверхность. Казалось, что его присутствие вызывает у них раздражение, так что он избегал их, насколько мог. Многие открыто проявляли враждебность.

Только капитан, Дрегер, выказал ему нечто большее, чем минимум вежливости. Именно Дрегер вытащил его из тени дворцовых стен на Терре, когда пушки Имперских Кулаков превратили его доспех в разбитую развалину. Капитан обладал определенной варварской честью.

Временами Дрегер заходил к нему, и они беседовали о простых вещах: главным образом, о тактике сражений и стилях боя. Капитан говорил на готике с густым и гортанным акцентом. Между собой в XII Легионе в основном общались на их смешанном наречии награкали. Это был отвратительный, упрощенный язык.

К вящему удивлению Галерия, он стал с нетерпением ждать моментов, когда к нему придет Дрегер. Между ними возникло определенное взаимное уважение.

Снова тяжелые шаги в коридоре снаружи. Интригующе.

Галерий потянулся к своему доспеху.

«Так было не всегда», – подумалось Дрегеру, пока он прочесывал бесконечные коридоры «Непокорного». Когда-то существовала надежда.

Когда-то яркое и многообещающее будущее манило к себе, и казалось, будто возможно все. Человечество пребывало в эпохе чего-то невероятного, в новом золотом веке, и Легионы находились на передовой, творя его посредством болтера и цепного меча. Тогда у них была цель. У их действий была причина.

Он бросил взгляд на Аргуса Бронда. Тот наморщил лоб и тоже казался погруженным в собственные раздумья.

В первые годы Великого крестового похода Вселенная была проще. Тьму Старой Ночи разогнали, и оковы изоляции, столь долго сдерживавшие человечество, оказались сброшены. Впервые за тысячи лет люди начали смотреть за пределы своих страхов, вглядываясь во Вселенную с дерзновенными планами и чистотой общей цели. В авангарде крестового похода, волнами разошедшегося от Терры, находились недавно сформированные Легионес Астартес. В их числе, даже тогда вызывая страх и уважение свирепостью и жестокостью – а также нерушимой дисциплиной, которая ныне оказалась для них потеряна – был и XII Легион. Псы Войны.

Когда машина боли в голове не затягивала гайки, делая его слепым ко всему, кроме их настойчивых устремлений, Дрегер вспоминал оптимистичность тех безмятежных дней. Он знал, что Гвозди омертвили его внутри, окрасив память в бесцветные тона и лишив ее насыщенности, но даже оставшееся заставляло его скорбеть о том, что утратил Легион.

Весь тот оптимизм уже давно растоптали в пыль, и ее унесли ветра судьбы. Надежда обратилась в отчаяние. То, что было золотым, оказалось обманкой – блестящим фасадом, скрывающим гниющую и отравленную сердцевину.

Все так просто могло бы выйти иначе. Он смотрел на свой Легион, который распадался вокруг него, истекал кровью досуха и рвал себя на части, и впадал в отчаяние, думая о том, что бы могло случиться.

Было бы легко указать в качестве начала разложения тот момент, когда с ними воссоединился Ангрон. К тому времени прочие Легионы уже несколько лет сражались бок о бок со своими примархами. Сколько бессчетных часов Дрегер и его товарищи провели, строя благоговейные догадки о чертах и воинских талантах их генетического предка?

Чего бы они ни ожидали, это было не то сломленное и искалеченное существо, которое к ним доставили. И все же было бы слишком легко обвинить его в вырождении Легиона.

Да, это в подражание Ангрону и по его настоянию Легион подвергся той же самой психохирургии, которая так повредила душу и рассудок примарха. Бесспорно, это стало первопричиной деградации Легиона. И тем не менее, Дрегер считал, что слишком просто возлагать всю вину на Ангрона. Также было слишком просто полагать, будто толчок к падению Пожирателей Миров дали нуцерийцы – эти давно убитые глупцы, которые изначально так навредили Ангрону.

Нет, Дрегер винил в участи Легиона одного-единственного индивида, и это был не его примарх. Это было существо, которое он некогда именовал Императором.

Лишив Ангрона смерти, лишив его чести, Император обрек XII Легион на медленную смерть.

Если бы Легион никогда не узнал своего примарха и не сражался бы вместе с ним, это стало бы горьким ударом – но Дрегер не мог удержаться от мысли, что это оказалось бы предпочтительнее того, что последовало далее.

Из задумчивости Дрегера вырвало пощелкивание внутри ворота. Входящая вокс-передача с мостика. Стирзакер.

– Первоначальное сканирование авгуров дает отрицательный результат, Дрегер, – раздался тонкий, надтреснутый голос флаг-капитана корабля. – Я не вижу никого из них. Похоже, что ни один не хочет, чтобы его нашли.

– Продолжай попытки, – прорычал Дрегер, обрывая связь. – Где они, черт подери?

– Руох мог пробраться в лифтовые шахты третьего уровня, – произнес Аргус Бронд. Капитан постукивал пальцами по ауспику, встроенному в левый наруч. Он поднял глаза. Испускаемый экраном зеленый свет придавал звероподобному лицу нездоровый и жутковатый блеск. – Если он на свободе на нижних палубах, то может находиться где угодно. Ему известно, что мы на него охотимся.

– Мы должны его найти, пока этого не сделал Баруда. У нас есть данные, совершал ли он еще убийства? – спросил Дрегер.

– О других потерях сообщений не было, – отозвался Бронд.

– Это уже что-то, – произнес Дрегер.

– Пока что, – сказал Бронд, вновь переводя свое внимание на экран. Дрегер расслышал в голосе собрата-капитана осуждение. Бронд не раз высказывался против Руоха.

Раздался звук входящего вокс-оповещения.

– Что там? – прорычал Дрегер.

– Баруда, – ответил Бронд.

Глава 3

Скорал Роф родилась в пустоте. Она пришла во Вселенную, крича и сопротивляясь, появившись на свет на нижних жилых палубах «Непокорного». После этого она сражалась все тридцать два стандартных терранских года своей жизни.

Ее мать умерла при родах. Уже тогда Скорал была большой, а ее мать – немногим крупнее ребенка, стройной и легкой. Побои, которые Скорал получала от своего отца, злобного сварщика с подуровня и наркомана, прекратились только после того, как Скорал проломила ему голову гаечным ключом. Ей было семь лет.

Несколько лет она буянила вместе с шайкой убийц на подпалубе, и в конечном итоге против нее обратилась ее же собственная банда, предводитель которой, едва разменявший второй десяток, счел ее угрозой. Когда они пришли за ней ночью, она вырубила двоих, еще одному сломала челюсть, а одного убила, всадив в него клинок, который он принес, чтобы перерезать ее нить, но все же они взяли над ней верх. Они оставили ее умирать, подвесив в петле из цепи в грязных недрах правого борта корабля. Там-то ее и нашел Дрегер.

Он отнес бесчувственную девочку на основные палубы и бросил перед Хурганом. У апотекария было такое лицо, словно его капитан только что принес в апотекарион паразита. В каком-то смысле, именно так и было.

– Что это? – поинтересовался он.

– Ты говорил, что хочешь помощника-медика, – сказал Дрегер. – Обучи этого.

– Ты хочешь, чтобы твоими легионерами занималось вот это? – ровным голосом произнес Хурган.

– Он силен, и в нем есть воинский дух. Он справится. Если не проявит способностей, избавься от него. Там, откуда он взялся, есть еще много.

– Я не мальчик, – ощерилась Скорал на Дрегера. – И я тебя не боюсь.

Из гортани Хургана вырвался неприятный хриплый звук. Только позднее Скорал поняла, что он смеялся.

– Ты не умеешь врать, девочка, – произнес Дрегер. – Я чувствую вкус твоего страха.

А затем он легонько ударил ее в висок тыльной стороной своей огромной руки. Удар отбросил ее на тележку с медицинскими инструментами, которые разлетелись в стороны. Она тяжело упало на пол.

– Она мне нравится, – запомнила она слова, произнесенные Хурганом прямо перед тем, как тьма нахлынула и поглотила ее. – В ней есть воинский дух.

Кровь Легиона на ее ладонях и предплечьях высохла, превратившись в бурую корку. Железистая вонь вызывала у нее тошноту. Она торопилась, думая о хим-душах. Все, чего ей хотелось – отмыться.

Браслет зазвенел, слегка вибрируя. Мавен. Она проигнорировала его. С ним можно было поговорить позже. Прямо сейчас задачей номер один было закончить свои обязанности в этом месте и вымыться.

Она ввела свой код доступа и позволила выдвижной игле уколоть большой палец. Из крошечной раны выступила безупречная капелька крови. Она размазала ее по плексигласовой оценочной панели. Панель втянулась, замерцала лампочка, которой вторило тихое пощелкивание. Спустя миг и то, и другое прекратилось.

Встроенный в дверь сервитор, почти полностью скрытый среди труб и кабелей, повернул свою чахлую голову неестественным движением, словно робот. У него не было глаз. Их место занимали провода и конденсаторы.

– Приветствую, Скоурел Роф, медицинский помощник третьего класса, – произнес он монотонным голосом, который с треском раздавался из вокс-динамика, установленного в горле. Можно было только догадываться, почему его челюсти с щелканьем открывались и закрывались в процессе речи. Его собственная гортань была уже давно удалена.

– Не Скоу-рел, а Скорал, идиот, – сказала она. Сервитор не ответил – это не входило в его программу – и снова скрылся в извивах трубок и ребристых кабелей.

Составные плоскости дверей беззвучно разъехались, открывая находившуюся за ними комнату со стенами из бронестекла. Она шагнула внутрь, сразу за ней последовала пара лоботомированных медицинских сервиторов. Они толкали перед собой две гудящих гравиплатформы, на каждой из которых лежало по трупу Пожирателя Миров.

Двери с гудением закрылись за ними, запирая их внутри.

– Выполняю протоколы очистки, – произнес механический голос.

Раздалось резкое шипение, и замкнутое пространство внезапно заполнилось холодным, слепящим белым облаком, которое вырвалось из маленьких форсунок, встроенных в пол и потолок. Облако почти сразу же рассеялось, и внутренняя дверь-диафрагма в апотекарион секундус разошлась.

Скорал шагнула в помещение по ту сторону.

– Положите их в холодильник, – велела она сервиторам.

Она поставила окровавленный нартециум на столешницу и направилась прямиком к камерам с фасадами из бронестекла на задней стене, чтобы взглянуть на своего подопечного. Как и всегда, тот сидел неподвижно. Она подняла инфопланшет и провела пальцами по его поверхности, проверяя, не было ли изменений состояния. Ничего.

Скорал вернулась к своему запятнанному кровью нартециуму и отсоединила тяжелую склянку, в которой содержалось только что изъятое ей геносемя. Та отделилась, зашипев. Стеклянная емкость была холодна на ощупь.

Она вошла в генное хранилище, передернувшись от резкого падения температуры, когда за ней с шипением закрылась дверь. Все поверхности покрывал блестящий иней. Казалось, будто в комнате специально распылили алмазный порошок. От каждого ее выдоха в воздухе образовывался туман.

Этот тесный ледяной склеп не выглядел особо значимым, однако он олицетворял будущее подразделения. Здесь находился генетический материал двухсот семидесяти шести легионеров – а уже скоро двухсот семидесяти восьми. Это было немного – лишь крошечная доля понесенных подразделением потерь – однако хоть что-то. Без этого генного строительного материала было невозможно создать новых легионеров для восполнения тяжких потерь XII Легиона.

Скорал быстро прошла по одному из проходов хранилища и поместила склянку с драгоценным геносеменем в свободную ячейку. Она последовательно нажала несколько кнопок, отвечая на группы запросов и пропуская неизвестную ей информацию. К этому можно было вернуться позднее.

<Имя: Кхраст>

<Рота: 9-я>

<Отделение: [Неизвестно]>

<Генетический код: [Неизвестно]>

<Извлечено: [Роф, Скорал, 234.234.523.5]>

После финального вопроса перед склянкой с геносеменем. закрывая ее внутри, задвинулась заиндевевшая стеклянная панель. Снизу со щелчком загорелся зеленый огонек и осветился маленький экран: Кхраст.

Она нажала на клавишу, и колонна генетического банка поехала вверх, пока перед ней не оказалось еще одно свободное место. Скорал поместила внутрь геносемя Саала и ввела его данные. Когда она завершила свою работу, на маленьком экране появилось имя «Саал».

По правде говоря, ей доставляло удовольствие присваивать геносемени имена. На слишком многих экранах мигало: «Неизвестно».

Скорал повернулась и направилась к выходу из генного хранилища. Она промерзла до костей, от температуры замерзания у нее застыл пот на коже. Она потерла руки друг о друга и подышала на них, пытаясь согреть.

Она устала, ей было больно, и она проголодалась до ненасытности. Впрочем, перед тем, как идти на камбуз, ей требовалось помыться. Ее звали хим-души.

Скорал вышла из генного хранилища, и оно закрылось за ней. Она уже преодолела половину пути по полу апотекариона, когда вздрогнула от шока, вдруг осознав, что не одна.

Рядом стоял легионер, который глядел в камеру из бронестекла, где содержался ее подопечный. Он стоял без движения, словно статуя – ничто по-настоящему человечное не смогло бы быть столь неподвижным.

Она замерла.

Легионер был облачен в сильно изношенную черную боевую броню, поверхность которой была покрыта воронками и рубцами. Радиационные повреждения. Пластины были обмотаны колючей проволокой.

На бледной голове Пожирателя Миров совершенно не было волос, и виднелась мешанина искривленных шрамов, которые крест-накрест пересекали скальп – она сама зашивала немало из них – а также уродливо торчащие черепные имплантаты.

Скорал выругалась про себя. Разумеется, она сразу же узнала его.

Руох.

Кровавый Жрец. Так теперь называли Баруду. Когда-то он был капелланом, удостоившись этой чести после Никейского эдикта, но это происходило в иную, более раннюю эпоху. Теперь же было ясно видно, кому он верен.

Баруда, не мигая, глядел на Дрегера. От него исходили волны масляного запаха агрессорных стимуляторов и феромонов смерти.

Они стояли на оружейной палубе. Баруду окружало девять Пожирателей Миров, которые расслабленно держали в руках оружие. В нескольких шагах позади стоял Аргус Бронд, скрестивший руки на груди.

Ни у Дрегера, ни у Баруды не было оружия в руках, однако это могло измениться за секунду.

– Разрушитель убил своих собственных братьев, но это меня удерживают здесь, будто пленника, а он все еще на свободе, – произнес Баруда. – Почему?

Для воина Легиона его лицо было узким, заостренным и ястребиным. Виски были выбриты, обнажая отживающие свой век татуировки смерти и эмблемы культа крови, вырезанные на скальпе. Оставшиеся волосы были собраны в толстые, свалявшиеся от крови косички. Перевязанные полосками кожи, они напоминали варварскую разновидность нашлемного офицерского гребня.

На его шее и запястьях висели кости, подвешенные на жгутах из жил и глухо постукивавшие при его движениях. На лбу был нарисован культовый символ, олицетворяющий Кровавого Отца, выполненный высохшей и осыпающейся хлопьями кровью

От вида столь явно выраженного поклонения у Дрегера подергивался один глаз.

– Тебе известно, почему, – сказал Дрегер. – Я не допущу нового кровопролития сегодня. Корабль прочесывают сверху донизу. Руоха отыщут.

– Каждая капля пролитой крови есть приношение Кхаранату, – произнес Баруда. – Кто ты такой, чтобы отказывать Ему?

– Меня заботит только Легион, – ощерился Дрегер, – а не твой так называемый бог.

– Владыка Черепов настолько же твой бог, как и мой, – ответил Баруда. – То, что ты его отрицаешь, не имеет значения. Твоя душа уже обещана ему. Дай мне забрать голову Руоха. Забрать ее во славу Медного Повелителя.

– Медный Повелитель, – прошипел Дрегер. – Кровавый Отец. Кхаранат, Владыка Черепов. Послушай себя! Легион никогда не нуждался в богах, которым надо молиться. Это для тех, кто слаб.

– Раньше боги никогда не отвечали, – сказал Баруда. – Нет смысла сопротивляться этому. Ныне все мы идем Восьмеричным Путем. Мы всего лишь слуги Кровавого Бога.

– Это слова фанатика, – произнес Дрегер. – Ты говоришь, будто один из проповедников Семнадцатого Легиона.

– Мы могли бы многому научиться у наших братьев Несущих Слово. Они узрели правду раньше всех нас, пусть даже упорно усложняют простые истины догмами и ненужными напыщенными ритуалами, – отозвался Баруда.

– Довольно, – бросил Дрегер. – Ты не обратишь меня в свою безумную, абсурдную веру. Ни теперь, ни когда-либо. И сейчас не время для подобной дискуссии.

– Нет, время, – столь же ядовито, как и Дрегер, сказал Баруда. – Сейчас время, когда Руоху следует пустить кровь. Отдай его мне.

– Я разберусь с ним, – ответил Дрегер. – Это не твое дело.

– А вот тут ты ошибаешься, – произнес Баруда, и его рука сомкнулась на рукояти цепного топора.

Над Скорал громко загудела одна из осветительных полос.

Какую-то секунду она обдумывала, не попятиться ли прочь из комнаты, но ей было известно, что он бы учуял внезапный прилив адреналина внутри нее, даже если бы не слышал, как она вошла. Бежать от него было все равно, что бежать от дикого зверя – даже если хищник не голоден, вид спасающейся добычи побуждает его пуститься в погоню.

Двигаясь медленно, она протянула руку вниз и нажала на кнопку сбоку браслета. Замигала крошечная лампочка.

Он повернулся. Рябые, обильно покрытые шрамами щеки и подбородок пересекали неровные красные татуировки – подражание деш`еанским гладиаторским татуировкам примарха. Белки глаз обладали болезненной, облученной желтизной, а на голове не было волос – еще один эффект от радиационного оружия, которое разрушители носили на войне. Странное дело, принимая во внимание остальную часть его облика, но для Скорал наиболее нервирующей чертой в нем являлось полное отсутствие бровей и ресниц.

– Он не проснется, – произнес Руох. Когда он заговорил, она увидела его зубы из черного металла. Собственные давным-давно выпали – еще один симптом лучевой болезни. – Он так же потерян для Легиона, как и Ангрон.

– Ваш капитан считает иначе, повелитель, – сказала Скорал, осторожно двигаясь вперед, чтобы между ними оставалось несколько скамей и столов.

Руох пожал плечами.

– Дрегеру нужно во что-то верить, – ответил он. – Нужно, чтобы в его жизни был смысл. Только так он может продолжать.

– Нам всем нужно во что-то верить, мой повелитель, – произнесла Скорал.

Руох снова пожал плечами.

– Мои клетки полностью облучены. Ты знаешь не хуже меня, что это всего лишь вопрос времени, когда меня сожрет рак. Это тело, – проговорил он, указывая на себя, – должно быть практически бессмертным, и все же я умираю. Возможно, именно поэтому я вижу все, как оно есть. Угхх.

Разрушитель зажмурился и прижал кулак к глазам. Скорал замерла.

– В наших жизнях нет смысла, – сказал Руох. – Все это неважно. Если с этим смириться, становится… спокойнее.

– Дрегер ищет вас, повелитель, – тихо произнесла Скорал. – Вам следует включить свой вокс. Скажите ему, где находитесь.

Руох глянул на тела Саала и Кхраста. Сервиторы перетаскивали их с гравиплатформ в одну из криокамер апотекариона.

– Я их убил, так ведь? – спросил Руох.

– Да, – ответила Скорал.

– Это повлечет последствия, – произнес он.

– Да.

Руох опять заворчал от боли, снова вжимая кулак в глаз. Скорал бросила взгляд на свой браслет. Огонек продолжал мигать.

– Подойди сюда, человек, – сказал Руох. – Выполняй свое предназначение.

Скорал с опаской двинулась к разрушителю.

Руох отступил к металлическому креслу подходящего для легионера размера и сел. Он уронил на стол перед собой правую руку. Та была окровавлена, плоть разошлась от ладони до локтя, обнажив мышцы, сухожилия и связки. Кровотечение уже прекратилось благодаря гиперкоагулянтам и видоизмененной кровеносной системе. Обычный человек истек бы кровью, если бы оставил без ухода подобную рану, что явно произошло с этой. Кисть была серой и обескровленной. Еще на ней не хватало двух пальцев.

Скорал поместила руки в напоминающее ящик устройство. Их обдало прохладным антибактериальным газом и обрызгало быстросохнущей синтетической пленкой. Она вынула руки, теперь покрытые тонкой синей искусственной кожей, и начала собирать то, что ей было нужно. Выбора особо не было. Снабжение Легиона находилось на критично низком уровне.

– Что случилось? – спросила она, слегка поворачивая руку и всматриваясь получше. Рваные раны были ей знакомы – слишком знакомы. Цепной топор. Он разодрал руку на куски.

– А это имеет значение? – отозвался Руох. – Моя рука не действует. Почини ее. Вот, – добавил он, грохнув об стол здоровой рукой. Когда он поднял ее, обнаружилась пара отсеченных пальцев. Они слегка дымились, и на них не было кожи. Скорал подобрала один. Он выглядел так, будто его окунули в кислоту.

– Я вырезал их из желудка Кхраста, – сказал Руох, как бы объясняясь. Он кивнул в сторону своей изуродованной руки. – Он сопротивлялся.

– Их не спасти, – произнесла Скорал, кладя палец. – Слишком повреждены.

– Хорошо, – ответил Руох и смахнул их прочь тыльной стороной кисти. Они упали на палубу. – Приступай.

– Это не несущественное ранение, – сказала Скорал. – Взгляните, – указала она. – Все эти связки разорваны. Мне придется пересаживать новые. Мускулы здесь и здесь бесполезны, их потребуется рекультивировать. Эти сухожилия нужно прикреплять заново. У вас рассечены артерии вот здесь, здесь, здесь и здесь – в вашей кисти не восстановится кровообращение, пока я не приделаю замену.

– Ну, так начинай.

Скорал вздохнула, встала и подошла к холодильнику со стеклянной передней секцией. Она открыла его, давая клубам ледяного пара осесть на пол и выискивая необходимое. Найдя это, она вынула из стойки две склянки. В обеих находились жидкости – прозрачная и янтарная. Она позволила дверец холодильника закрыться и вернулась к Руоху, энергично встряхивая оба флакона.