Текст книги "Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз"

Автор книги: Грегори Магвайр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

6

– Ах, Эльфи, не могу, у меня посол из Маррании, – отвечала Нессароза, когда Эльфаба пришла переговорить с ней. – Нельзя же ей отказать. Она приехала обсудить договор о взаимопомощи, если их страна отделится следующей, но боится за семью, поэтому сегодня же уезжает. Давай лучше поужинаем вместе, как в старые добрые времена. Ты, я и моя служанка.

Пришлось Эльфабе коротать еще один день. Она нашла Фрекса и уговорила его прогуляться с ней мимо ухоженных лужаек и декоративных прудов туда, где кончалось имение и начинался лес. Отец шагал так скованно и медленно, что для Эльфабы, привыкшей к быстрой ходьбе, это была настоящая пытка.

– Как тебе сестра? – спросил Фрекс. – Сильно изменилась за прошедшие годы?

– Она всегда была самоуверенной. Осталась и теперь, – сдержанно ответила Эльфаба.

– Не сказал бы. Но держится она действительно хорошо.

– Зачем ты все-таки меня позвал, папа? Только честно, мое время на исходе.

– Ты бы лучше сестры правила страной, – сказал Фрекс. – И это твое право по старшинству, хоть Мелена и выступала против традиций наследования. Я уверен, нашему народу жилось бы с тобой спокойнее. Несса слишком… набожна, если так можно сказать. По крайней мере для главы государства.

– Я, может, мало похожа на маму, но обычаи меня тоже не интересуют. Какая разница, что герцогский титул должен был достаться мне? Я давно отказалась от своих прав, и Несса может сделать то же самое – тогда Панци заступит на ее место. Или еще лучше – вообще отказаться от глупого обычая, и пусть манчики живут как хотят.

– Возможно, так когда-нибудь и будет. Но сейчас я говорю не о титулах и почестях, а о власти и руководстве страной. О нашем беспокойном времени и о тех делах, которые необходимо совершить. Ты всегда была способнее сестры и брата. Панци – озорник и шалопай, играет сейчас в шпионов, а Несса – все такая же несчастная, обиженная жизнью девочка…

– Ай, перестань, – поморщилась Эльфаба. – Она уже давно повзрослела.

– Разве по ней скажешь? – возразил Фрекс. – Где ее муж, дети? Есть ли в ее жизни какой-то смысл? Нет, она прячется за религией так же, как террорист прячется за своими идеями… – Тут он заметил, что Эльфаба вздрогнула, и остановился.

– Я знала террористов, способных любить, – ровным голосом сказала она. – И еще я знала добрых монашек, незамужних и бездетных, но помогавших страждущим.

– Думаешь, Несса любила кого-нибудь, кроме Бога?

– А чему ты удивляешься. У тебя вон тоже жена и дети отступали на второй план, когда ты обращал квадлинов в истинную веру.

– Я делал то, что было нужно, – твердо сказал Фрекс. – Не хватало еще, чтобы дочь читала мне мораль!

– Тогда хватит меня мучить сестринским долгом. Я и так отдала Нессе все детство. Я помогала ей в Шизе. Она устроила свою жизнь, как хотела, и если ей что-то не нравится, пусть меняет. Как и несчастные манчики: если молитвы вконец станут им поперек горла, они могут свергнуть ее и отрубить ей голову.

– Она властная женщина, – печально сказал Фрекс. Эльфаба сбоку посмотрела на отца и впервые увидела в нем слабого, беспомощного старика, каким когда-нибудь станет Иржи, если, конечно, доживет до старости. Не деятель, а созерцатель, опасающийся попасть в гущу событий, скорбящий по прошлому и молящийся о будущем, вместо того чтобы жить настоящим.

– Как же она такой стала? При добродетельных-то родителях? – спросила Эльфаба, пытаясь польстить самолюбию старика.

Фрекс не ответил.

Лес кончился, и они вышли на окраину поля. Двое крестьян ремонтировали ограду и насаживали на кол огородное пугано.

– День добрый, отец Фрекспар, – поздоровались они, сняв шапки и подозрительно поглядев на Эльфабу.

– Ты заметил на их рубашках какой-то амулет? – сказала Эльфаба отцу, когда они отошли. – Вроде соломенного человечка.

– Да, это страшила, – вздохнул Фрекс. – Еще один языческий обычай, который совсем было исчез, но вернулся после Великой засухи. Суеверные крестьяне носят его, чтобы он защищал урожай от всяких напастей: ворон, саранчи, болезней. Когда-то ему даже приносили человеческие жертвы. – Фрекс перевел дыхание и вытер пот с лица. – Так погиб друг нашей семьи, квадлин Черепашье Сердце, прямо здесь, в Кольвене, в тот день, когда родилась Несса. Тогда по стране путешествовал гном с бродячим кукольным театром и пробуждал в людях самые низменные и уродливые чувства. Только мы сюда приехали, как квадлина схватили, а нас погнали из города. Я тогда плохо соображал, пытался помочь Мелене. Никогда себя не прощу.

– Ты любил его, да? – спросила Эльфаба, чтобы проверить свою догадку.

– Мы оба его любили: и я, и твоя мать. Не знаю, за что. Даже тогда, наверное, не знал, а ведь с тех пор прошло столько времени. После смерти Мелены я уже никого не любил, кроме вас, конечно.

– До чего мерзкая история с этими жертвоприношениями. Вот и Корова, с которой я только сегодня говорила, тоже боится, что ее принесут в жертву. Разве это возможно?

– Чем образованнее человек, тем ужаснее его развлечения, – сказал Фрекс.

– Неужели ничего не изменится? Помню, наша директриса, мадам Кашмери, рассказывала на лекции о происхождении слова «Оз». Большинство ученых сходятся на том, что оно возникло из старого гилликинского корня «ус», означавшего рост, развитие, силу, власть. Современные слова «ось» и «усы» – производные оттого же корня. Но сюда же относятся «уськать» и «науськивать». И знаешь, чем старше я становлюсь, тем больше соглашаюсь с этой версией.

– А между тем поэт когда-то написал: «Земля лугов бескрайних, зеленая земля…»

– Поэты не меньше виновны в построении империй, чем грязные политиканы.

– Иногда кажется, бросил бы все и пошел отсюда куда глаза глядят. Но как пройти через смертельные пески?

– Да это же сказки, папа! Ты ведь сам говорил, что пески эти не опаснее здешних полей. Это, кстати, напомнило мне о другой теории, будто слово «Оз» связано со словом «оазис». Так северные кочевники думали о Гилликине, когда только поселились там в незапамятные времена. Только тебе вовсе не нужно идти через пустыню, папа. Поехали со мной в Винкус. Эта земля совсем не похожа на остальную страну.

– Я бы с радостью, дочка, но разве я могу оставить Нессу? Нет, это невозможно.

– Даже если она дочь Черепашьего Сердца? – со злой обидой спросила Эльфаба.

– Особенно если так.

Только тут Эльфаба поняла. Не зная наверняка, кто отец Нессарозы, Фрекс, следуя своей непостижимой логике, стал считать ее общей дочерью. Она была живой памятью об их непродолжительном союзе – ну и о Мелене, конечно. Какой бы калекой Несса ни была, она всегда будет значить для отца больше, чем Эльфаба. Она всегда будет для него важнее.

Ужинали сестры в комнате у Нессарозы. Давали говяжий суп, но Эльфаба, обычно непритязательная в еде, вдруг почувствовала, что не может взять в рот ни ложки. Напротив нее служанка аккуратно кормила сестру.

– Перейдем сразу к делу, – начала герцогиня. – Я хочу, чтобы ты осталась со мной, стала первым министром и управляла страной, если мне придется уехать.

– Мне здесь не нравится, – искренне ответила Эльфаба. – Народ жесток и глуп, двор слишком пышен, а ты, по-моему, сидишь на пороховой бочке.

– Тем больше причин, чтобы остаться и помочь. Разве нас не затем растили, чтобы мы принесли людям пользу?

– Зачем тебе я? Ведь есть башмачки. Ты с ними стала совсем самостоятельная, я даже не ожидала. Главное – смотри не потеряй.

«Ты с ними совсем как змея, которая стоит на хвосте, – подумала про себя Эльфаба. – Даже смотреть жутко».

– Разве ты их не помнишь?

– Помню, конечно, но я слышала, Глинда наделила их волшебными свойствами.

– Ах, эта Глинда! Удивительное создание. – Нессароза проглотила суп и улыбнулась. – Хочешь, я тебе их оставлю? Только после смерти. Впишу в завещание. Не знаю, правда, чем они тебе помогут: мне они новых рук не отрастили, и тебе цвет кожи вряд ли исправят. Разве что сделают тебя такой неотразимой, что на кожу уже никто не будет смотреть?

– Стара я уже, чтобы быть неотразимой.

– Перестань! – рассмеялась Нессароза. – Мы с тобой еще в самом расцвете лет. Признайся: тебя наверняка дожидается какой-нибудь симпатичный винк в своем шалаше, юрте, вигваме или как это у них называется?

– Скажи мне лучше вот что. Я с утра все хотела тебя спросить. По поводу заколдованного топора.

– Да? Картофелину, пожалуйста, вон ту, спасибо.

– Помнишь тот день в университете, когда мадам Кашмери оставила нас в своем кабинете и заворожила?

– Что-то припоминаю. Мерзкая была тетка, да? Настоящий деспот.

– Она тогда сказала, что выбрала нас – тебя, меня и Глинду, – чтобы посвятить в Наместницы и сделать агентами какой-то важной особы. Волшебницами и, не знаю, сообщницами. Обещала, что мы займем высокие посты и сможем на многое влиять. И заставила нас поверить, будто мы никогда не сможем обсуждать этот разговор друг с другом.

– Ах, это! Да, конечно, я помню. Ну и ведьма она была!

– И что ты об этом думаешь? Неужели она действительно могла сделать из нас могущественных волшебниц и заставить молчать?

– Напугать она нас могла, это точно. Но мы были молодыми и глупыми.

– Мне тогда казалось, что она в сговоре с Гудвином и что это она приказала Громметику – странно, как сейчас помню его имя, странное дело память, – приказала ему убить профессора Дилламонда.

– Сколько тебя помню, тебе всегда мерещились заговоры! Нет, я сомневаюсь, чтобы мадам Кашмери была столь влиятельна. Она строила козни и пыталась управлять, кем могла, – это да, но настоящей власти у нее не было. Мы только по наивности считали эту напыщенную курицу страшной злодейкой.

– Не знаю. Я ведь потом пыталась что-то сказать, и мы едва не упали в обморок.

– Мы были тогда страшно внушаемы, Эльфи.

– А Глинда вышла за богача, как Кашмери и говорила. Сэр Чафри-то все еще жив?

– Если это считать жизнью, то да. И Глинда стала волшебницей, тут тоже никто не спорит. Только вовсе не обязательно, что мадам Кашмери была тому причиной. Она всего лишь предсказывала очевидное: разглядела наши способности, как разглядел бы любой опытный учитель, и посоветовала воспользоваться ими. Что же здесь странного?

– Она предлагала нам стать тайными слугами верховного правителя. Я хорошо это помню.

– Это она тебе, значит, отдельно предлагала, зная твою тягу к заговорам. Меня она ничем подобным не завлекала.

Эльфаба замолчала. Может, Нессароза и права. А с другой стороны, вот прошло десять лет, даже чуть больше, – и взгляните на них! Две ведьмы и одна добрая волшебница – Глинда. От одной мысли Эльфабе захотелось поскорее вернуться в Киамо-Ко и сжечь «Гримуатику» вместе с метлой.

– Глинда всегда побаивалась Кашмери и говорила, что она напоминает ей карпа, – сказала Нессароза. – Это всегда меня удивляло: разве можно бояться рыбу?

– Я видела в одной книге рисунок водного чудовища. Не знаю, есть ли такие чудища на самом деле, но уж лучше оставаться в неведении, чем узнать наверняка, когда с ним столкнешься.

– То же самое ты когда-то говорила про Безымянного Бога, – тихо сказала Нессароза.

– Ай, давай про него не будем.

– Человеческая душа слишком важна, чтобы не обращать на нее внимание.

– Вот и хорошо. А раз у меня ее нет, то и внимание обращать не на что.

– У всех она есть.

– А как насчет той Коровы, которую ты сегодня выменяла на заклинание? Или Овец?

– Это низшие существа, не о них речь.

– Обидно такое слышать. Я их освободила, между прочим.

Герцогиня пожала плечами.

– Освободила, и ладно. Если тебе от этого легче. Не могу же я повсюду ходить за тобой и останавливать.

– Они рассказали мне, как с ними обходятся. Я почему-то думала, что над Зверями издеваются только в Гилликине и Изумрудном городе. Мне казалось, у крестьян-манчиков хватит ума обращаться с ними по-человечески.

Нессароза задумчиво пожевала.

– Знаешь, – сказала она и кивнула служанке, чтобы та вытерла ей рот, – однажды в церкви я встретила солдата. Он потерял руку во время квадлинского бунта – и вот что он придумал. Он решил отрастить себе руку заново. Каждое утро он похлопывал себя по культе, чтобы к ней приливала кровь и начиналось покалывание. Со временем он начал ощущать потерянную руку: сначала локоть, потом все ниже и ниже и так до самых пальцев. Это была, конечно, воображаемая, фантомная рука, но, как он говорит, с ней ему стало легче, и он уже мог смириться со своим уродством. Кроме того, он стал увереннее двигаться.

Эльфаба смотрела на сестру и пыталась понять, к чему она клонит.

– Тогда я тоже решила попробовать. Каждый день я просила няню растирать мои культяпки, и где-то через несколько месяцев почувствовала слабый намек на то, что значит родиться с руками. Дальше этого никак не шло, но потом приехала Глинда и заколдовала мои башмачки. Теперь не сразу, не знаю почему, может, культи слишком узкие и кровь не успевает прокачаться, но где-то через час после пробуждения я чувствую фантомные руки. Впервые в жизни. Вот только пальцы все никак не могу ощутить.

– Фантомные руки, – повторила Эльфаба. – Поздравляю, я рада за тебя.

– Я к чему говорю: если бы ты себя вот так же мысленно похлопывала, глядишь, и развила бы фантомную душу. Душа – она хороший советчик. А там бы со временем убедилась, что она вовсе не фантомная, а настоящая.

– Хватит, Несса! Сколько можно об одном и том же?

– Оставайся, присоединяйся ко мне, и мы смоем с тебя безбожие.

– Ага, как же. Ты ведь знаешь, что вода для меня – погибель. Да и не могу я верить ни во что безымянное. Это притворство.

– Ты обрекаешь себя на тяжелую жизнь.

– Я к ней привыкла. – Эльфаба бросила салфетку на стол. – Я не могу здесь оставаться, Несса, и помочь тебе тоже не могу. У меня свои дела в Винкусе, ты о них даже не спросила. Я понимаю: тут революция, и ты теперь новая королева, или президент, или премьер-министр – тебе простительно. Ты можешь править манчиками или отказаться от этого, главное – действуй по собственному выбору, а не иди на поводу у судьбы. Я беспокоюсь за тебя, но быть на побегушках не желаю.

Эльфаба поднялась.

– Я тебя чем-то обидела? – спохватилась Нессароза. – Прости, я совсем заболталась и не следила за языком. А что ты хочешь? Нелегко снова быть сестрой после долгого перерыва.

– У тебя был Панци для тренировок, – строго сказала Эльфаба.

– То есть все, ты уже уезжаешь? – Нессароза по-змеиному поднялась. – После двенадцатилетней разлуки побыла с нами три-четыре дня и отчаливаешь?

– Счастливо оставаться. – Эльфаба поцеловала сестру в обе щеки. – Ты справишься, я в тебя верю.

– Я буду молиться за твою душу, – пообещала Нессароза.

– А я – ждать твои башмачки.

* * *

Направляясь к выходу, Эльфаба хотела было зайти попрощаться с отцом, но потом передумала. Все, что могла, она уже ему сказала. Они с Нессой и так слишком насели на нее. Хватит!

7

Обратно Эльфаба решила лететь напрямую, через Мадленовы горы. Она даже удивилась, почувствовав, как рада обратной дороге. Где-то на полпути она сообразила, что летит над озером Хордж, куда приезжала когда-то с Боком, Эвриком и Громметиком выручать Глинду. Эльфаба спустилась и побрела вдоль берега, высматривая дачу «Сосновый каприз», но так и не нашла его среди отстроенных за последние годы курортных домиков.

Хотя… Не так уж тщательно она его искала. Идя по берегу с метлой в руках, она думала о своем и внутренним взором видела не дома, а целый мир. Насколько он многообразен. И как может верить Нессароза в какого-то там Безымянного Бога, в Иную землю? Здесь, в нашем мире, куда ни вглядись, везде откроется новая грань. Разве нетак рассуждал профессор Дилламонд, когда пытался отыскать научную основу основ, которую можно было бы проверить в экспериментах и логически обосновать? Эльфаба с радостью продолжила бы его труд, но куда ей до профессора! Глядя на синеву озера и голубизну неба, она не видела за ними никаких сокровенных тайн.

А сколько неизмеримо более сложного есть в мире. Например, какие мышцы двигают крылья у ангелов? Какова оптика загадочного взгляда? Что происходит в поднебесье? Что такое добро? И что такое зло?

И кто кем управляет – можно ли вообще это узнать? Кругом столько сил, одновременно дружественных и противоборствующих, как снежный холод и солнечное тепло, образующие смертельно острую ледяную сосульку… Кто такой Гудвин – великий волшебник или обманщик, дорвавшийся до власти шарлатан? Командовал ли он своими Наместницами – Глиндой, Нессарозой и кем-то третьей (но точно не Эльфабой), – или мадам Кашмери только внушила ему, что он командует, чтобы потешить самолюбие и удовлетворить жажду власти?

А сама мадам Кашмери? А Якль? Есть ли связь между ними? Не проявления ли они одного и того же демона, не воплощения ли тьмы, не две ли капли яда, упавшие с тела Кембрийской ведьмы? Не сама ли Кембрийская ведьма, дожившая с эпохи легенд до сегодняшних жалких времен? Что, если они дергают за ниточки, а Гудвин танцует, как безвольная марионетка?

Кто все-таки кем управляет?

И пока тянешь время, чтобы разобраться, где гарантия, что на голову не свалится очередная сосулька, сформированная под действием противоборствующих сил?

Раздразнив себя до крайности, Эльфаба взмыла в воздух и помчалась прочь от озера. Разочаровавшись в беспочвенных рассуждениях о политике и религии, она хотела теперь поднять записи Дилламонда, которые забрала после убийства. Взять в руки что-то конкретное: скальпель, увеличительное стекло, стерильную иглу. Быть может, она уже доросла до того, чтобы понять ход его рассуждений. У них разные философские взгляды – профессор был верующим, она атеистка, – но это не столь важно. Главное – факты.

Ветер сопутствовал ей до самого подножия Великих Кельских гор. Дальше стало сложнее отыскивать путь и держаться на метле. Время от времени приходилось спускаться и идти пешком. К счастью, было не слишком холодно, а в защищенных от ветров долинах попадались группы кочевников, которые подсказывали Эльфабе правильный путь. И все равно даже на метле обратная дорога заняла почти две недели.

Уже вечерело, когда она взбиралась по последним склонам, а Киамо-Ко возносил над ней свой острый темный профиль. Глядя на него, Эльфаба чувствовала себя маленькой девочкой, которая смотрит на шляпу очень высокого дяденьки. Чтобы не отвлекаться на формальности, она обогнула деревню, благо метла позволяла. Подлетев к саду, она увидела, что задняя дверь открыта. Значит, сестры все еще где-то ходят: либо цветы собирают, либо занимаются какой-нибудь другой ерундой.

В замке царила тишина. Проходя мимо столика, Эльфаба машинально взяла уже подпорченное яблоко и устало побрела вверх по лестнице. Возле няниной двери она остановилась и подергала ручку. Комната была заперта.

– Няня? – позвала она.

– Ой! – раздался возглас из-за двери. – Эльфи? Как ты меня напугала!

– Можно войти?

– Сейчас, сейчас. – Послышался звук отодвигаемой мебели. – Хороша же ты, нечего сказать. Исчезла и оставила нас на заклание в собственных постелях!

– Да о чем ты? Открой наконец!

– И никого не предупредила. А мы тут с ума сходили-от беспокойства. – Мебель за дверью скрипнула последний раз, и старуха распахнула дверь. – Ах ты, безжалостная, неблагодарная женщина.

И с рыданиями она бросилась Эльфабе на грудь.

– Успокойся, пожалуйста, – сказала Эльфаба. – Я уже столько сцен видела – на всю жизнь хватит. Лучше объясни толком, что стряслось.

Успокаивалась няня долго. Все еще всхлипывая, она принялась рыться в сумочке в поисках нюхательных солей и извлекла на поверхность столько склянок и пузырьков, что в пору было открывать собственную аптеку. Тут были и синие бутылочки с какими-то жидкостями, и прозрачные баночки для пилюль, и кожаные мешочки для порошков и таблеток, и красивый зеленый стеклянный флакон со старой надорванной этикеткой, на которой виднелась надпись «Волшебный эли…».

Отыскав наконец успокоительное и переведя дух, старушка сказала:

– Разве ты не заметила, что все куда-то исчезли?

Эльфаба вопросительно наморщила лоб. Ей вдруг стало страшно.

Няня шумно вздохнула.

– Только не стоит пенять на няню, няниной вины тут нет. Эти солдаты вдруг решили, что карты свои они уже нарисовали и им пора уходить. Подозреваю, Нор шепнула им, что тебя нет. Нам она сказала, что искала твою метлу, заглянула к тебе в спальню, а там пусто. Ну и им, наверное, обмолвилась. Сама знаешь, как она постоянно возле них крутилась. Солдаты вышли к передней двери и заявили, что отведут всю княжескую се мью – Сариму, ее сестер и детей – в свой основной лагерь непонятно где. Я им была не нужна, так они и сказали, нуда я им выдала все, что о них думаю. Сарима спросила зачем, и этот любезный капитан ответил, что для их собственной безопасности. На тот случай, если придет боевой батальон: чтобы, мол, не было кровавого столкновения.

– Сюда? Боевой батальон? – Эльфаба стукнула ладонью по подоконнику. – Когда?

– Я же объясняю. Капитан сказал, не скоро; это, мол, еще в планах. Но он настаивал. Солдаты разогнали деревенских жителей. Слава Лурлине, никого не убили, все было достаточно прилично, если не считать наручников. Потом они ушли. Сариму с семьей увели, а меня оставили. И Лира тоже. По-моему, он им понравился. А через несколько дней Лир тоже исчез. Соскучился, наверное, и побежал догонять.

– И что, все сразу подчинились? – взвизгнула Эльфаба.

– Не кричи на меня. Конечно, нет. Сарима, правда, тут же плюхнулась в обморок, а Иржи и Нор кинулись ее отхаживать, зато сестры, уж на что, казалось, тихони, забаррикадировались в гостиной и подожгли часовню, пытаясь вызвать помощь. Третья шарахнула точильным камнем Вишнекоста по руке – надеюсь, она ему все кости перебила. Пятая и Шестая стали звонить в колокола, чтобы привлечь внимание пастухов. Вторая написала записки и привязала их клапкам твоих ворон, ате не захотели улетать, лентяйки. Четвертая придумала лить на солдат кипящее масло, но сестры не успели развести достаточный огонь. Да, день-два они продержались, но потом солдаты победили. Мужчины всегда побеждают.

Няня пожевала губами и обиженным тоном продолжила:

– А мы-то думали, это они тебя похитили, чтобы ты не мешалась. Все ведь понимают, ты единственная, кто мог бы их остановить. Тебя считают здесь ведьмой. Крестьяне просили, если вернешься, спуститься к ним в деревню Красная Мельница – около плотины, ну, ты знаешь. Они думают, что ты спасешь княжескую семью. Я сказала, чтобы не обольщались и что ты вряд ли согласишься, но обещала передать. Что и делаю.

Эльфаба шагала взад и вперед. Она запустила руку в волосы, развязала ставший привычным узел и тряхнула головой, словно пытаясь сбросить с себя услышанные новости.

– А где Чистри? – спросила она наконец.

– Небось за пианино прячется в музыкальной комнате, где ему еще быть?

Эльфаба села, потерла подбородок, разбила пинком нянин ночной горшок.

– Что у меня есть? – бормотала она. – Метла – раз. Пчелы – два. Обезьяна – три. Килиджой – Килиджой-то цел? А, вон он. Тогда четыре. Вороны – пять. Няня. Крестьяне, если с ними ничего не случилось. «Гримуатика», от которой помощи не дождешься. Немного.

– Ой, немного, – подхватила няня. – Беда, ой беда.

– Ничего, мы их спасем, – сказала Эльфаба. – Непременно спасем.

– Тогда и я с тобой, – сказала няня. – Хотя я никогда не любила этих сестер.

Эльфаба сжала кулаки и с видимым усилием удержалась, чтобы не ударить себя.

– И Лир пропал, – сказала она. – Я приехала сюда извиниться перед Саримой, а вместо этого потеряла Лира. Неужели я совсем ни на что не гожусь?

Ей никто не ответил. Замок хранил зловещее молчание, только няня посапывала, задремав в кресле-качалке, да Килиджой стучал хвостом по полу, довольный возвращением хозяйки. Небо за окном было серым и безрадостным. Эльфаба и сама устала, но не могла заснуть. Стоило ей сомкнуть глаза, как слышался плеск воды в рыбном колодце, как будто подземное озеро поднималось и готовилось их затопить.