Текст книги "Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз"

Автор книги: Грегори Магвайр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

4

Днями Эльфаба спала в сараях, под навесами или просто в тени одиноких деревенских домиков. Ночами она летела. Сумеречные пейзажи сменялись, как театральные декорации. Сложнее всего было преодолеть крутые склоны гор, зато потом перед ней раскинулась ровная долина реки Гилликин. Эльфаба полетела вниз по течению, над островками и торговыми судами, пока не достигла Тихого озера, крупнейшего водоема, в стране. Целая ночь ушла на то, чтобы облететь его вдоль южного берега. Казалось, темной маслянистой воде, мягко плескавшейся о болотистый, поросший осокой берег, не будет конца. Эльфаба долго искала устье реки Манч, впадавшей в Тихое озеро с востока. От нее найти Дорогу из желтого кирпича уже не составляло труда. Картины сельской жизни становились все радостнее; от последствий страшных засух, столь обычных в ее детстве, не осталось и следа. Молочные фермы и деревеньки, окруженные вспаханными полями, процветали, и все в них было хорошо, как в игрушечном городке.

Правда, дальше на восток дорога была изрядно попорчена: то тут, то там изрыта, перегорожена поваленными деревьями, кое-где мелькали сломанные мосты. Видимо, манчики готовились защищать свою свободу от армии Гудвина.

На седьмую ночь после вылета из Киамо-Ко Эльфаба спустилась около городка Кольвен и прилегла отдохнуть под зеленым дубом. Проснувшись, она спросила у встречного торговца дорогу в замок. Тот съежился от страха, будто встретил самого дьявола, но путь указал. «Значит, зеленую кожу здесь все так же боятся», – отметила про себя Эльфаба и, пройдя оставшиеся пару миль пешком, добралась до родового имения, когда уже должен был закончиться завтрак.

Эльфаба помнила, с какой любовью мать рассказывала о Кольвенском замке, когда они шлепали в резиновых сапогах по болотной жиже. Теперь, насмотревшись на шизские древности и пышность Изумрудного города, Эльфаба была, казалось, подготовлена к любому зрелищу. И все-таки она не удержалась от возгласа удивления, когда увидела размах семейного гнезда Троппов.

Ворота позолочены, двор вылизан так, что ни одной лошадиной кучи, ни одной соломинки не было видно, балкон над тяжелыми входными дверями заставлен глиняными вазами с кустиками, выстриженными в форме святых. Придворные в ленточках, означавших, видимо, их высокое положение в Свободной Манчурии, стояли кружком с чашками дымящегося кофе в руках. «Наверное, только что с утреннего совета», – подумала Эльфаба и шагнула внутрь. Дорогу ей тут же перегородили два невесть откуда взявшихся стражника с мечами. Видя, что ее уже с первого взгляда принимают за опасную ненормальную, Эльфаба начала препираться, и неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы из-за павильона не вышел мужчина и не приказал им остановиться.

– Фабала! – воскликнул он.

– Да, папа, это я, – с дочерней почтительностью ответила она.

Вельможи принялись оборачиваться, но, сообразив, что глазеть на встречу родственников было бы верхом неприличия, вернулись к своему разговору. Стражники расступились перед Фрексом. Его жидкие длинные волосы были перехвачены все той же заколкой из кости и сыромятной кожи, а желтовато-белая борода спускалась почти до пояса.

– Эта женщина – моя старшая дочь и сестра вашей хозяйки, – объявил Фрекс привратникам. – Никогда больше не смейте ее задерживать.

Он взял Эльфабу за руку и по-птичьи повернул голову набок, оглядывая дочь одним глазом. Второй глаз, вдруг отчетливо осознала Эльфаба, был слеп.

– Пойдем побеседуем наедине, вдали от чужих ушей, – сказал Фрекс. – Ну и ну, Фабала, ты теперь просто вылитая мать.

Он взял ее под руку и ввел через боковую дверь в маленькую залу, обитую шафранными шелками, где стоял диван с синими бархатными подушками. Медленно, покряхтывая, Фрекс опустился на диван и похлопал по месту рядом с собой. Эльфаба осторожно села, поражаясь собственным чувствам к старику – так ей хотелось его обнять. «Прекрати, ты уже взрослая женщина!» – напомнила она себе.

– Я знал, что ты вернешься, стоит только написать – сказал Фрекс и стиснул ее в объятиях. – Я всегда это знал. – Он всхлипнул. – Прости старику слезы, это скоро пройдет.

Наконец отпустив Эльфабу, он стал спрашивать, где она была, что делала и почему не возвращалась домой.

– А куда мне было возвращаться? – спросила она, ощущая горькую правду своих слов. – Разве я когда-нибудь знала, где у нас дом? Когда ты обращал в свою веру один город, то тут же перебирался в другой. Твоим жилищем был дом пастыря для чужих душ, а мой дом не таков. К тому же у меня и своих дел хватало. – Она помолчала и добавила уже тише: – Так мне казалось.

Она сказала, что жила в Изумрудном городе, хотя и умолчала о том, чем занималась.

– Так что няня не ошиблась? Ты действительно была монтией? Странно, очень странно. Сколько смирения и послушания для этого нужно. Я тебя помню совсем другой.

– Я была такой же монтией, как прежде унионисткой, – усмехнулась Эльфаба. – Но я жила среди сестер, это правда. При всех своих убеждениях – верных или ошибочных – они делают доброе дело. Они помогли мне пройти через тяжелый этап в моей жизни. А в прошлом году я ушла из монастыря и отправилась в Винкус. Там теперь мой дом, хотя не знаю, надолго ли.

– А чем ты занимаешься? Ты замужем?

– Я ведьма, – просто ответила она.

Фрекс отшатнулся и уставился на дочь зрячим глазом – проверить, не шутит ли она.

– Расскажи мне про Нессу, – попросила Эльфаба. – Хочется знать, что с ней стало, прежде чем мы встретимся. И про Панци.

Фрекс рассказал, как его младшая дочь стала герцогиней, а весной провозгласила независимость Манчурии.

– Да, да, это я уже слышала. Но как так получилось? Почему? Фрекс описал, как солдаты сожгли ферму, где собирались недовольные режимом Гудвина, как расположившиеся возле Драконовой чащи штурмовики после кутежа изнасиловали несколько местных девушек, как устроили бойню в Дальнеябловке, как повысили налоги на продажу зерна…

– Но последней каплей для Нессы стало осквернение деревенских церквей, которое совершили солдаты Гудвина.

– Странная капля, – сказала Эльфаба. – Разве Писание не учит нас, что любое место одинаково священно для молений – будь то хоть церковь, хоть угольная шахта.

– А, Писание… – Фрекс пожал плечами, эти тонкости были уже не для него. – В общем, Несса решительно осудила солдат и послала гневное письмо не кому-нибудь, а императору Гудвину, что само по себе было уже на грани измены. И представь, ее поступок стал искрой, из которой мгновенно вспыхнуло пламя. Вдруг вокруг Нессы появились единомышленники, и Кольвен залихорадило революцией. Как это было великолепно – казалось, будто Нессу с детства готовили возглавить восстание. Она обратилась к народу, к старостам окрестных и дальних деревень с просьбой поддержки и даже не затронула привычных для себя вопросов веры – весьма разумно, на мой взгляд. Ответ на ее обращение был ошеломительный. Все как один выступили за независимость.

Эльфаба с удивлением отметила про себя, что к старости отец стал прагматиком.

– Но как ты пробралась через пограничные патрули? – спросил Фрекс. – Говорят, там сейчас жарко.

– Да так, прошмыгнула, как черная птичка в ночи, – улыбнулась Эльфаба, взяв отца за руку, всю в старческих пятнах. – Вот только я не поняла, папа, зачем ты меня позвал. Что, по-твоему, я должна сделать?

– Я подумал, может, ты разделишь власть с сестрой? – сказал он с наивностью человека, чья семья давно распалась. – Я ведь хорошо тебя знаю, Фабала; вряд ли ты сильно изменилась за прошедшие годы. Ты умна и верна своим убеждениям. А Нессой руководит только вера, и если она оступится, поскользнется, то перечеркнет все хорошее, что сейчас создает. И тогда ей придется худо.

«Так ты хочешь сделать меня нянькой для сестры? Мне, значит, вечно быть на подхвате?» Хорошее настроение Эльфабы мигом улетучилось.

– И не только ей, – продолжал Фрекс, широким взмахом руки показав всю Манчурию. Лицо его погрустнело. Видимо, холодно отметила Эльфаба, все это время отец улыбался через силу. Плечи старика поникли. – Фермеры, целое поколение которых выросло под властью мошенника-диктатора, явно недооценивают опасность возмездия. Панци выведал из надежных источников, что запасы зерна в Изумрудном городе огромны. Гудвину незачем спешить с ответным ударом. А мы опьянены успехом: как же, самый бескровный переворот за всю историю страны! И Несса опьянена вместе со всеми. Ты – совсем другое дело. Ты всегда была холодной и рассудительной. Ты бы помогла ей подготовиться, стала бы для сестры поддержкой и опорой.

– Я только этим и занималась, папа. И в детстве, и в университете. Теперь, я слышала, Несса твердо стоит на собственных ногах.

– Это все мои башмачки. Я купил их когда-то у дряхлой старухи и украсил, как когда-то научил меня Черепашье Сердце. Я хотел, чтобы в них Несса чувствовала себя красивой, но и подумать не мог, что их кто-то заколдует. Нет, я не против, заколдовали и ладно. Но Несса теперь считает, что ей не нужна ничья помощь – ни чтобы вставать, ни чтобы управлять страной. Она совсем перестала меня слушать. Мне даже кажется, что эти башмачки опасны.

– Почему ты не подарил их мне? – прошептала Эльфаба.

– Зачем они тебе? У тебя было свое оружие: твой голос, твое упрямство, даже твоя жестокость.

– Жестокость? – вскричала она.

– Ода, вдетстветы была сущим дьяволенком. Сейчас это, конечно, не важно – люди меняются, – но тогда тебя страшно было подпускать к другим детям. Ты успокоилась лишь тогда, когда мы начали путешествовать и тебе пришлось нести малютку Нессу. Она тебя угомонила, скажи ей спасибо. Нессароза с детства была настоящей святой и очаровывала всех, даже тебя, своей беззащитностью. Ты-то, конечно, забыла.

Эльфаба действительно забыла и не хотела вспоминать. Даже мысль о том, что ее считали жестокой, уже забывалась. Она копалась в себе, выискивая любовь к отцу, несмотря на то, что он опять пытался сделать ее прислугой для младшей дочери, и остановилась на его заботе о манчиках. Вечный пастырь, пекущийся о своей пастве. Что ж, хотя бы за эту преданность народу его можно любить.

– Мы еще потом поговорим, и я поспрашиваю тебя о Черепашьем Сердце, а пока пойду проведаю сестрицу. Я подумаю над твоим предложением, папа. Не представляю себя в правительстве вместе с тобой и Нессой – а то и с Панци, если и он туда войдет, – но обещаю не спешить с выводами. Кстати, как поживает Панци? – спросила Эльфаба, поднимаясь.

– В тылу врага, как это говорится. Своенравный мальчишка. Ох, пропадет он, когда заварится настоящая каша. Знаешь, он стал похож на тебя.

– Неужели позеленел?

– Упрям стал очень. Не меньше твоего.

* * *

Пока Нессароза совершала утреннюю молитву в часовне наверху, Фрекс представил Эльфабу охранникам, распорядившись, чтобы ее пропускали и в доме, и в окрестных владениях. В конце концов, Эльфаба могла еще стать правительницей Свободной Манчурии. Пока он смотрел вслед зеленой дочери, которая уходила по мраморным коридорам, волоча за собой метлу, как служанка, и оглядываясь на золоченые фигуры, атласные занавески, вазы с живыми цветами, слуг в ливреях и портреты, Фрекса глубоко в груди кольнуло привычное чувство вины за то, что он неправильно ее воспитал. Зато она хотя бы вернулась.

Эльфаба нашла часовенку наверху, в конце очередного коридора, отделанного не так, как остальной замок: изысканнее, но вместе с тем и строже. Здесь все еще шел ремонт: видимо, Нессароза приказала заштукатурить стены с фресками, чтобы они не отвлекали от духовных раздумий. Эльфаба села на скамеечку между лестницами, кистями и ведрами с побелкой. Она даже не стала делать вид, что молится, – просто сосредоточилась на незакрашенной части стены. Там было изображено несколько довольно пухлых ангелов, вернее, ангелиц, парящих на внушительных крыльях. Одежда их, видимо, специального ангельского покроя, даже не оттопыривалась на месте крыльев, а сами крылья, ровные, аккуратные, без вздутых вен, легко держали их весьма корпулентные тела. Художник явно задумывался, каких размеров должны быть крылья, чтобы поднять столь пышных дам. По его представлениям выходило примерно втрое длиннее рук, с небольшой поправкой на пышность форм. Интересно, если ангелы добираются до Иной земли на крыльях, можно ли долететь туда на метле?

Тут Эльфаба поняла, что страшно устала: обычно она сразу отсекала всякий унионистский бред вроде загробного мира, того света, Иной земли. «Пора вспомнить биологию, – решила она. – Все те открытия, которые сделал профессор Дилламонд, – какие-то из них я ведь почти поняла. Пришью, например, Чистри крылья, пусть летает вместе со мной. Будет веселее».

Она поднялась и пошла искать герцогиню.

* * *

Нессароза почти не удивилась появлению сестры. Наверное, привыкла быть в центре внимания, решила Эльфаба. Хотя, если подумать, она всегда там находилась.

– Эльфи, дорогая, – только и сказала Нессароза, оторвав взгляд от двух одинаковых книг, раскрытых перед ней специально для того, чтобы она могла прочесть сразу четыре страницы, прежде чем звать кого-нибудь их перевернуть. – Иди сюда, давай поцелуемся.

– Здравствуй, Несси. – Эльфаба чмокнула сестру в щеку. – Хорошо выглядишь. Как дела?

Нессароза встала, сверкнув серебряными башмачками, и широко улыбнулась.

– Слава богу, не жалуюсь. Господь дает мне силы.

Эльфаба не рискнула с ней спорить.

– Вижу, ты поднялась – и не только на ноги. Ты приняла важную роль, которую отвела тебе история. Я горжусь тобой.

– Не стоит гордиться, это грех, – нравоучительно произнесла Нессароза. – Но спасибо на добром слове. Я так и думала, что ты приедешь. Тебя отец сюда вытащил? За мной присматривать?

– Никто меня не вытаскивал, но папа действительно писал.

– Непривычно, наверное, попасть в самое пекло после стольких лет одиночества? Где ты пропадала?

– Да так: то тут, то там.

– Знаешь, а мы ведь думали, что ты погибла. Будь другом, накинь мне на плечи шаль и застегни вот здесь, чтобы не звать служанку. Спасибо. Да, мы уж боялись, что тебя нет в живых. Взяла и бросила меня одну в Шизе. Это же ужас что такое! Кстати, только что вспомнила, я ведь до сих пор на тебя сержусь.

Нессароза мило улыбнулась. По крайней мере, отметила Эльфаба, чувство юмора у сестры еще осталось.

– Может, я и правда поступила нехорошо, но кто в молодости не ошибается? – сказала Эльфаба. – Тебе это, как я посмотрю, сильно не повредило.

– Мне целых два года пришлось одной терпеть кошмарную Кашмери. Глинда выпустилась и уехала, няня мне помогала, но уже тогда была стара. Кстати, ты ее видела? Она поехала тебя разыскивать. Меня спасла вера.

– Да, вера – она такая, она может. Когда есть.

– Ты говоришь так, словно все еще живешь в тени сомнения.

– Давай не будем отвлекаться: у нас есть более важные темы для разговора. В твоих руках – ой, прости, я стала забывать… От тебя зависит судьба революции и целого народа. Поздравляю.

– Ах, мирская суета… Посмотри лучше, какая погода хорошая. Пойдем прогуляемся по саду, подышим свежим воздухом, а то ты уже совсем позеленела…

– Один-один.

– …А потом поговорим о политике. У меня скоро встреча, но время для небольшой прогулки еще осталось. Все равно тебе нужно познакомиться со здешними местами. Пошли, я покажу.

5

Эльфаба ненадолго заполучила внимание сестры. При внешней беспечности Несса ни на секунду не забывала о своем насыщенном расписании и часами готовилась к разным встречам.

Они говорили о пустяках, вспоминали детство, университет, друзей. Эльфаба пыталась перевести разговор на что-нибудь более серьезное, но Нессароза всегда ее останавливала. Иногда она разрешала старшей сестре присутствовать на приеме просителей. Впечатление, которое они произвели на Эльфабу, было не из лучших.

Один раз явилась старуха из деревеньки в Зерновом краю. Она подобострастно раскланялась, и Нессароза одарила ее лучезарной улыбкой. Посетительница пожаловалась на племянницу, которая, влюбившись в местного дровосека, Ника Востра, собирается бросить ее и выйти замуж. Придется старухе, чьих трех сыновей забрали в ополчение, одной убирать урожай. Старуха заверяла, что не справится, зерно пропадет, и она разорится.

– А все из-за какой-то свободы, – сварливо закончила она.

– Чего же вы хотите от меня? – спросила правительница Манчурии.

– Сделайте что-нибудь с этим дровосеком, а я вам дам двух Овец и Корову.

– У меня и так их довольно, – сказала Нессароза, но Эльфаба перебила ее:

– Овец, вы сказали? И Корову? То есть Зверей?

– Именно, – важно сказала старуха. – Моих собственных Зверей.

– Собственных? – прошипела Эльфаба. – Это что же получается – у вас теперь Зверей за скот считают?

– Эльфи, перестань, – вполголоса сказала ей Нессароза.

– Что вы за них хотите? – не утихала Эльфаба.

– Я же говорю: сделайте что-нибудь с этим дровосеком.

– А именно? – спросила Нессароза, раздраженная тем, что сестра отнимает у нее роль вершительницы правосудия.

– У меня с собой его топор. Может, вы его заколдуете, и он убьет дровосека?

– Фу! – воскликнула Эльфаба.

– Как-то это не очень красиво, – заметила Нессароза.

– Не очень красиво? – вскричала Эльфаба. – Да уж, Несси, прямо скажем, совсем некрасиво!

– Ну, здесь вы судья, госпожа, вам и решать, – сказала старуха. – Что вы посоветуете?

– Я действительно могла бы заколдовать его топор, чтобы он отскочил от дерева и отрубил ему… ну, скажем, руку, – задумчиво произнесла Нессароза. – Калеки не так желанны для противоположного пола – это я точно знаю.

– Годится, – охотно согласилась старуха. – Только если это не сработает, обещайте, что поможете мне снова за прежнюю плату. Корова с Овцами – это все-таки немаленькая цена.

– Ты что, колдуешь? – изумилась Эльфаба. – Это ты-то? Поверить не могу!

– Ничто не возбраняет праведнику творить чудеса во славу Господа, – невозмутимо ответила Нессароза. – Покажите мне топор, раз уж принесли.

Старуха положила топор на пол, и Нессароза опустилась возле него на колени. Странно, даже жутко было смотреть, как ее узкое безрукое тело, не теряя равновесия, нагнулось над топором, а потом, когда заклятие было наложено, самостоятельно выпрямилось. «Ничего себе башмачки! – с завистью подумала Эльфаба. – Сколько же силы должно быть у Глинды, чтобы так их заколдовать? А ведь когда-то она казалась всего лишь разодетой куклой. Или сила в башмачках взялась от отцовской любви к Нессе? Или от сочетания того и другого? А Несса-то хороша! Навешала папе лапшу на уши, а сама колдует, как бы она это ни называла!

– Нуты и ведьма! – не удержалась Эльфаба, когда старуха стала благодарить Нессарозу.

– Теперь пойду за Зверями, – говорила осчастливленная бабка. – Они у меня привязаны в городе.

– Звери? Привязаны?! – гневно воскликнула Эльфаба.

– Благодарю вас, достопочтенная правительница Востока, – продолжала старуха, не обращая внимания на Эльфабу. – Или, может, прикажете звать вас Восточной ведьмой?

Она улыбнулась во весь зубастый рот и, закинув топор на плечо, точно заправский лесоруб, зашагала к выходу.

Нессарозу ждали новые дела, и Эльфаба отправилась разыскивать Зверей. Она ходила по скотному двору, пока не нашла работника, который указал ей на двух овец и корову. Они стояли, отвернувшись к разным стенам аккуратного загона, и жевали солому, глядя перед собой бессмысленными глазами.

– Это вас только что привела старая карга? – спросила Эльфаба.

Корова оглянулась, удивленная, что к ней обращаются. Овцы, казалось, даже не поняли, о чем их спрашивают.

– Мясо выбираете? – мрачно спросила Корова.

– Я недавно из Винкуса, где почти нет Зверей, – объяснила Эльфаба. – А раньше я боролась за пересмотр Звериных прав. Я совсем не знаю, каково вам сейчас среди манчиков. Не расскажете?

– Занимайтесь-ка вы лучше своим делом, вот что я вам скажу, – ответила Корова.

– А вы, Овцы, что скажете?

– Ничего они не скажут. Они разучились говорить.

– Они что – стали овцами? Такое бывает?

– Разве когда вы слышите, что кто-то из людей превратился в свинью или ведет растительное существование, вы это воспринимаете буквально? Овцы не превращаются в овец – они становятся немыми Овцами. И вообще мы их обсуждаем, а они даже не понимают. Нехорошо.

– Да, конечно. Прошу прощения, – сказала она Овцам, и одна из них печально моргнула. – Я бы предпочла называть вас по имени, если позволите, – обратилась она к Корове.

– Зачем? – вздохнула Корова. – Какая мне теперь от него польза? Нет уж, лучше обойдемся без имени.

– Понимаю, – кивнула Эльфаба. – Я тоже оставила прежнее имя и зовусь теперь просто.

– Ваша светлость? Это вы? – Из-под губы у коровы потянулась вязкая слюна. – Какая честь! Так вы сами зовете себя ведьмой? Я-то думала, вам придумали злое прозвище: Восточная ведьма.

– М-м… нет, не совсем. Я не герцогиня, а ее сестра. Западная ведьма, получается. – Эльфаба усмехнулась. – Вот, оказывается, как Нессу здесь любят.

– Простите, я не хотела никого обидеть, – поспешила исправиться Корова. – Надо было мне не языком трепать, а жевать свое сено. Я сегодня сама не своя: нас продали в обмен на колдовское заклятие. Да-да, я все слышала, я пока еще понимаю человеческую речь. Подумать только, меня использовали, чтобы навлечь беду на добродушного парня, который и мухи не обидит! Можно ли пасть ниже?

– Я пришла вас освободить, – сказала Эльфаба.

– С чьего это разрешения? – недоверчиво мыкнула Корова.

– Я же говорю: я сестра здешней правительницы. Восточной ведьмы. У меня есть полное право вернуть вам свободу.

– И куда мы пойдем? – поинтересовалась Корова. – Что будем делать? Нас тут же изловят и опять посадят на веревку. От мерзких вездесущих двуногих разве скроешься? Кто нас защитит? Гудвин превратил нас в рабов, а ваша сиятельная сестра проповедует нам смирение и послушание.

– Вы совсем раскисли, – сказала Эльфаба.

– Раскиснешь тут. – Корова усмехнулась. – Мое вымя болит от ежедневного дерганья, меня доят по нескольку раз на день. А уж когда на тебя залазит огромный… а, ладно, чего там. Но самое страшное – это то, что моих теляток откармливали молоком, а потом убивали на мясо. Я слышала их предсмертные крики, никто не счел нужным хотя бы куда-нибудь меня увести.

Ее голос сорвался, и она отвернулась. Овцы подошли и молча прижались к ней с обеих сторон.

– Вы даже представить себе не можете, как мне стыдно и как мне вас жаль. Давно еще, когда я училась в Ш изском университете, я работала с профессором Дилламондом – вы о нем слышали? Я тогда ездила к самому Гудвину и требовала, чтобы он относился к Зверям по-человечески.

– Гудвин! – презрительно сказала Корова, совладав с собой. – Где ему до нас снизойти! И знаете, я устала от разговоров. Все вы добрые, пока вам ничего от нас не надо. Подозреваю, что герцогиня Тропп собирается включить нас в какое-нибудь религиозное шествие. Повязать на нас ленточки или что-то в этом духе. А чем это кончится, мы все хорошо знаем.

– Вы ошибаетесь! Я вас уверяю. Несса – строгая унионистка, а унионисты не приносят кровавых жертв.

– Времена меняются, – сказала Корова. – К тому же ей надо успокаивать полуграмотный народ. Что может быть лучше ритуального убийства?

– Но как вообще дошло до всего этого? – спросила Эльфаба. – Манчурия – аграрная страна. Вас должны по крайней мере уважать.

– О, объяснений масса. В неволе появляется столько времени для размышлений. Немало я слышала теорий, связывающих распространение идолопоклонства с механизацией производства и уменьшением роли Зверей как рабочей силы. Может, мы и не могли свернуть горы, но всегда были трудолюбивыми работниками. А когда отпала нужда в нашем труде, тогда постепенно мы перестали быть нужны обществу. Вот вам логичное объяснение. Мне, правда, кажется, что все страшнее, что в нашей земле поселилось истинное зло. Гудвин подает пример, а народ следует за ним, как стадо овец. Простите, мои хорошие, – она повернулась к соседкам по загону. – Оговорилась.

Эльфаба распахнула калитку.

– Выходите, вы свободны! Можете распоряжаться свободой, как хотите. Но если останетесь, пеняйте на себя.

– А если выйдем, на кого нам пенять? Думаете, если ведьма заколдовала топор, чтобы разделаться с человеком, то она остановится перед парой Овец и старой надоедливой Коровой?

– Но может, это ваша последняя возможность! – вскричала Эльфаба.

Корова нехотя вышла; Овцы тоже.

– Нас вернут, вот увидите, и пусть это будет вам уроком. Попомните мои слова: года не пройдет, как вам преподнесут мое мясо на лучшем гилликинском фарфоре. Чтоб вы подавились, – промычала она и, разгоняя мух хвостом, поплелась прочь.