Текст книги "Дыхание дьявола (ЛП)"

Автор книги: Грег Гифьюн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Я вспомнил, что в четверг была особенно напряженная смена. Я был измотан и ушел с работы в обычное время. После этого все стало туманным. До этого момента я списывал все на то, что сильно напился в тот вечер, но теперь, когда я пытался собрать воедино весь день, у меня ничего не получалось. Я смутно помнил, как пил, шатался по коттеджу в тот вечер и в конце концов рухнул в постель, но не имел ни малейшего представления о реальном времени.

В обычную смену, а именно так я работал в четверг, я уходил в 8:00. Где же я был с 11:00 до 00:36?

"Господи, – пробормотал я, откладывая бутылку и стакан в сторону.

Я пропустил в общей сложности час и пятьдесят минут. Почти два часа. Если только я не бродил бесцельно по городу, ничего не помня о том, что делал это, то, скорее всего, остался бы какой-нибудь бумажный след. Должно быть, я куда-то ушел.

Я поспешил в спальню и стал рыться в корзине, пока не нашел джинсы, которые надевал в четверг. Пошарив по карманам, я обнаружил корешок зарплатного чека, полпачки "Джуси Фрут", которые, как я помнил, купил в предыдущие выходные, и, на первый взгляд, черную визитную карточку. Ни квитанций, ни наличных. Даже мелочи не было.

Я бросил корешок чека и жвачку на комод, перекинул джинсы через руку и внимательно посмотрел на визитку. Она была абсолютно черной. Ни букв, ни цифр, ни графики, ни другой информации. Ничто не указывало на то, что это было, просто пустая черная визитка. Что я вообще с ней делал? Неужели кто-то дал ее мне? Если да, то зачем? Кто напечатал абсолютно пустую черную визитку? Я не знал и не помнил, что это такое и как она оказалась у меня.

Но я что-то чувствовал. Что-то странное. С того момента, как я взял ее в руки, мне стало еще более нервно и неуютно. Неуютно. На самых задворках памяти перед моим мысленным взором мелькали странные размытые картинки, но я не мог уловить в них никакого смысла. Это было похоже на то, как если бы я очнулся после кошмара и не смог вспомнить ничего, кроме того, что мне снилось. Все остальное оставалось недоступным.

Я бросил джинсы обратно в корзину, а карточку, все еще держа в руках, вернулся на кухню, выдвинул стул и сел за стол. Со мной что-то случилось. Я был подавлен до такой степени, что планировал покончить с собой. Неужели я сорвался или у меня случился срыв, о котором я не подозревал? Может быть, я впал в транс или что-то в этом роде, какое-то странное состояние, которое вызвало галлюцинации двойника, пронизало меня кошмарами и оставило без памяти о том, где я был и что делал? Неужели такое вообще возможно? И что, черт возьми, я собирался делать с деньгами до следующей недели? Эти деньги – все, что у меня было. Не было ни сберегательного счета, ни пенсионного фонда, ни резервных денег, которые я мог бы использовать. Я мыл посуду, чтобы заработать на жизнь.

Положив карточку на стол перед собой, я постарался сосредоточиться.

Но ни черта не мог вспомнить.

Может быть, бритва была не такой уж плохой альтернативой, в конце концов. Может, мне стоило сделать все так, как я планировал. Может, мне нужно было перестать оттягивать неизбежное и просто сделать это. Может быть...

Мой телефон зазвонил, испугав меня. Снова старик.

Он явно не собирался оставлять меня в покое, пока я не пойду посмотреть, что ему нужно, поэтому, не потрудившись ответить на звонок, я сунул визитку – или что это было – в бумажник и вышел за дверь.

5

Чуть больше часа спустя я проехал через Бостон и въехал в Ревир. Названный в честь Пола Ревира, город был домом для компании по производству конфет Necco, Kelly's Roast Beef, родины современного сэндвича с ростбифом, и старого парка борзых Wonderland. Родной город великого игрока «Ред Сокс» Тони Конильяро и кинозвезды Джона Казале, как и везде, здесь было и хорошее, и плохое. В городе было несколько очень хороших районов, но район, в котором я вырос рядом с пляжем, к ним не относился. Мои старые места обитания почти не изменились и, наверное, никогда не изменятся. Выросший в неблагополучном районе, я с детства привык к физическому противостоянию. Прошло уже много лет с тех пор, как я был вооружен или подвергался вооруженному нападению со стороны кого бы то ни было, но подобное никогда не было далеко. Насилие было таким же. Оно было как зависимость, всегда рядом, только и ждет момента слабости, открытия, которое позволит ему вернуться. Потому что на самом деле оно никогда не покидало вас, как бы долго вы ни отворачивались от него. Рано или поздно, оно прекрасно знало, что вы посмотрите в его сторону, и когда вы это сделаете, оно будет готово.

На улице, где я вырос, стояли скромные дуплексы и старые трехэтажные дома, давно переделанные под квартиры, а большинство крошечных дворов были обнесены оградой из цепей. Я не был там уже несколько месяцев, но каждый раз, когда я возвращался, на меня накатывали плохие воспоминания, которые я всю жизнь пытался забыть.

Хотя здесь у меня было и несколько хороших воспоминаний, мало что из них для меня значило. Моя мать давно умерла, у меня не было ни братьев, ни сестер, а отец был мудаком, с которым у меня практически не было никаких отношений. Дом, в котором я вырос, не представлял для меня ничего, кроме денег. Когда этот ублюдок в конце концов свалит, он достанется мне, и я планировал продать его так быстро, как только смогу, а потом забрать деньги и сбежать. Когда его и дома не станет, мне больше никогда не придется сюда возвращаться.

Я припарковался на первом попавшемся месте в конце улицы и пошел к дому. Как и в Сансете, здесь было жарко, но запах и звуки океана всегда были рядом. Где-то в этом квартале беспрестанно лаяла собака, вдалеке завывала сирена, а я стоял перед дверью на старых и медленно гниющих ступеньках дома, в котором прожил первые девятнадцать лет своей жизни. Главная дверь была открыта, но из-за солнечного света я не мог заглянуть в дом. Зато я слышал звук телевизора, и через ширму доносился запах испортившейся еды. Пытаясь убедить себя войти в дом, я обратил внимание на мелочи, которые обычно не замечал. Дом нуждался в покраске. Ворота на участке перед домом проржавели настолько, что их нужно было заменить. Трава была высотой не менее колена и, скорее всего, не косилась весь сезон, а занавески на окнах были грязными и в лохмотьях. Сколько раз в детстве я сидел на этих ступеньках, закрыв уши и изо всех сил стараясь отгородиться от звуков, доносящихся изнутри дома? Сколько раз мне снились другие места, другие люди, другие жизни?

Дверь была не заперта, я распахнул ее и шагнул в прошлое.

Я не был здесь уже полгода или больше, и хотя здесь всегда царил беспорядок, со времени моего последнего визита все стало гораздо хуже. Дом давно не убирали и даже не приводили в порядок, и он не только выглядел так, но и пах.

Мой взгляд упал на лестницу, стоящую передо мной. В голове промелькнули воспоминания о том, как отец тащил мою мать за волосы по этой же лестнице. Я так отчетливо помнил звук, который издавал ее затылок, ударяясь о каждую ступеньку, как будто это все еще происходило все эти годы спустя, перемежаясь с моими собственными мальчишескими криками, когда я умолял его остановиться.

"Кто там?" – позвал отец из комнаты, его голос был невнятным. "У меня пистолет, мать его!"

"Успокойся, папа", – сказал я, проходя мимо лестницы и направляясь по узкому коридору, который вел в комнату и, в конце концов, на кухню. "Это всего лишь я".

Я нашел его развалившимся в потрепанном кресле в гостиной, смотрящим игру "Ред Сокс" по старому телевизору, стоящему на тележке в углу. В испачканной майке и шортах он был босиком и выглядел так, будто давно не мылся. Он также давно не брился, так как его лицо было покрыто изрядным количеством седой щетины. Сверху он был лысым, а по бокам головы у него была подкова белых волос, которые очень нуждались в стрижке и тщательном мытье шампунем. Рядом с креслом стоял старый складной столик, на котором лежала недоеденная миска со спагетти-ос и пластиковая пепельница, наполненная окурками сигар и пеплом. На полу валялись многочисленные пустые банки из-под пива и несколько бутылок водки.

"Что ты сделал, выломал дверь?"

"Она была не заперта", – сказал я ему. "Тебе нужно быть осторожнее с этим".

Он поднял голову и прищурился, словно не мог меня разглядеть. "Я ждал тебя. Какого черта ты так долго?"

"У меня были дела", – сказал я, оглядываясь по сторонам. "Господи, папаша, неужели миссис Торрес больше не приходит и не убирает?"

"Уволил ее жирную задницу".

"Зачем ты это сделал? Посмотри на это место".

"Это не имеет значения". Он помахал рукой в воздухе между нами, взял с колен пульт от телевизора и убавил громкость на бейсбольном матче. "Чертовы "Сокс", разозлили меня для разнообразия".

"Это важно", – сказал я ему. "Здесь бардак. И воняет".

"Кому какое дело?" Он бросил пульт на стол и громко рыгнул. "Иди и принеси нам пару бутылок пива из холодильника, мне нужно с тобой поговорить".

"Я в порядке".

"А я нет, я хочу пить. Иди и принеси мне, грубый ублюдок".

Вздохнув, я вернулся в коридор и пошел по нему на кухню, изо всех сил стараясь не обращать внимания на фотографии на стенах, которые он настойчиво требовал оставить. Мне было невыносимо смотреть на них. В них не было ничего настоящего, ничего неподдельного, просто кучка людей, притворяющихся и улыбающихся в камеру.

Кухня была в худшем состоянии, чем весь остальной дом. Повсюду жужжали мухи, а тараканы ползали по горе посуды в раковине. Вонь стояла почти невыносимая, а по состоянию стены за плитой было видно, что не так давно здесь был небольшой пожар. Открыв холодильник, я обнаружил полгаллона прокисшего молока, несколько оставшихся кусков пиццы, брошенных на бумажную тарелку и бессистемно прикрытых полиэтиленовой пленкой, и ящик пива.

Я освободил банку от пластиковых колец и вернулся в комнату, не обращая внимания на одно воспоминание, когда отец в пьяной ярости прижал меня к полу на кухне и бил до потери сознания. Мне тогда было девять лет.

"У тебя был пожар?" спросил я, передавая ему пиво.

"Да, ничего особенного". Он открыл закладку, сделал несколько глотков, затем кивнул. "Забыл, что у меня на плите что-то горит. Немного подпалил стену, вот и все, пожарным даже не пришлось приезжать".

Я всегда знал, что, если мой отец проживет достаточно долго, наступит время, когда ему придется отправиться в дом престарелых или на попечение. Судя по всему, это время пришло.

"В любом случае тебя это не касается, мальчик". Он указал на кресло в углу, заваленное старыми газетами и нежелательной почтой. "И как я уже сказал, это не имеет никакого значения, так что сядь и заткнись, и позволь мне рассказать тебе, что происходит".

Я присел на краешек стула, не потрудившись сдвинуть мусор на пол.

"Помнишь моего приятеля Джоуи Стрицциано? Они с Люсиль переехали во Флориду в прошлом году. У них есть такое место, где о тебе заботятся и все такое, это как деревня, но у тебя все равно есть свобода и свой собственный маленький уголок, понимаешь, о чем я?"

"Жилье с поддержкой", – сказал я.

"Да." Он отхлебнул еще пива. "В общем, я тоже туда собираюсь".

"Как ты собираешься себе это позволить, папа?"

"Я продал дом".

"Ты продал дом? Этот дом?"

"Нет, тот, что дальше по улице, придурок, конечно, этот дом. Эта маленькая шлюшка из отдела недвижимости позвонила мне позавчера и сказала, что дом продан".

Я был ошеломлен. Я всегда ожидал, что он либо умрет в этом доме, либо оставит его мне. Это было мое единственное наследство. Я ничего не хотел от него, но это был дом моей матери, и она бы хотела, чтобы он достался мне.

"Как, черт возьми, ты продал его в таком состоянии?"

"Я мог бы получить больше, если бы отремонтировал его, но у меня нет на это денег". Он снова рыгнул, затем вытер рот тыльной стороной ладони. "В любом случае, я решил, что мне лучше сообщить тебе. Через пару недель я уезжаю во Флориду. Извини, что не могу оставить тебе старую усадьбу, парень, но так уж вышло".

"Это твой дом", – сказал я. "Делай с ним что хочешь".

"Я бы подкинул тебе пару баксов, но мне нужен каждый цент, чтобы перебраться на юг".

"Не беспокойся".

Он пригубил пиво и бросил банку на пол. "Я не беспокоюсь".

"Так что тебе от меня нужно?" спросил я.

"Ничего. Я просто хотел, чтобы ты знал".

"Ты мог бы сказать мне это по телефону".

Он улыбнулся своими бледными глазами. "Я хотел увидеть твое лицо, когда скажу тебе".

Однажды садист, всегда садист.

"Надеюсь, тебе понравилось", – сказала я, вставая.

Он рассмеялся. "Думаю, я немного кончил".

"Мне нужно идти".

"Если хочешь чего-нибудь, лучше бери сейчас", – сказал он. "Я поговорил с одним парнем, который может вычистить все здесь и вывезти все на свалку. Миссис Симс наняла его, чтобы он вычистил ее гараж, и он все сделал хорошо, так что я попросил его приехать завтра".

Все, что было связано с этим домом, я давно забрал с собой, и хорошее, и плохое.

"У меня все готово", – сказал я ему.

Он беспокойно заерзал в кресле. "Так что я... ну... наверное, мы больше не увидимся, парень. Я не становлюсь моложе, и все мои деньги уходят на это место, так что я не смогу позволить себе путешествовать, понимаешь, о чем я?"

Я кивнул.

"Когда я умру, они прилетят сюда и похоронят меня рядом с твоей матерью", – сказал он, почесывая свой огромный живот. "А пока, знаешь, может, заглянешь на ее могилу, убедишься, что эти уроды там делают все, что положено, и все такое. И обязательно загляни туда, прежде чем уедешь сегодня, и отдай дань уважения, слышишь?"

"Я не хожу на кладбища".

"Ты сделаешь то, что я тебе скажу!"

"Мамы там нет, папа".

"Кто сказал?" Он ткнул в меня толстым сосисочным пальцем. "Иди и отдай дань уважения своей матери, как я сказал!"

"Что, черт возьми, ты можешь знать об уважении к моей матери?"

Он несколько секунд смотрел на меня, словно не мог понять, что я сказал. "Что, черт возьми, ты мне только что сказал?"

"Ты меня слышал".

Он покачал головой. "Чертовски хороший способ попрощаться со своим стариком".

В те времена, когда он еще мог, он бы в кровь избил меня за то, что я так с ним разговаривал. Но мы оба знали, что те времена давно прошли. "Есть что-нибудь еще?"

"Да", – сказал он. "Ты разговаривал с Линдой в последнее время?"

Я уставился на него.

"Я серьезно".

"Уже много лет нет", – наконец ответил я. "Ты же знаешь".

"Не зря, но я слышал, что у нее сейчас все хорошо". Он улыбнулся.

Он знал все способы причинить мне боль и получал удовольствие, растирая меня в пыль каждым из них. "Линда была очень давно, папа, я не об этом".

"В наши дни она – модная Нэнси, знаешь ли". Он потянулся к креслу и вернулся с бутылкой водки. "Она и ее муж-шишка живут в Бруклине. Прошу прощения, блядь, да? У них тоже трое детей. У нее была самая горячая маленькая попка, которую я когда-либо видел, и симпатичные сиськи, но она не стоила твоей жизни, парень".

Я никогда не понимал своего отца, почему ему нравилось причинять мне боль. И хотя это было ужасно – стоять в двух шагах от человека, который помог создать меня, и не чувствовать к нему ничего, кроме презрения, я слишком хорошо понимал, почему ненавижу его. Я просто никогда не понимал, почему он ненавидит меня.

"Зачем ты это делаешь?"

Он отхлебнул из бутылки. "Что я делаю?"

"Издеваешься надо мной без всякой причины".

"Потому что это чертовски легко", – усмехнулся он. "Всегда так было".

"Гордишься собой?"

"Неважно", – сказал он, снова отмахиваясь от меня. "Как и твоя мать, ни у кого из вас никогда не было чувства юмора".

"Трудно смеяться, когда у тебя разбиты губы, глаза опухли, а зубы в руках".

"Ну вот, начинается это дерьмо". Он сделал еще один долгий глоток из бутылки.

"О, я знаю это. Ты был образцовым отцом и мужем, не так ли?"

"Я прекрасно справлялся с тобой и твоей матерью. Еда на столе, одежда на спине, крыша над головой. Я старался сделать из тебя мужчину, мальчик, делал все, что мог. Просто у тебя не хватало духу, парень, ты был слаб, не хотел делать то, что должен делать мужчина, чтобы быть мужчиной".

"Что, черт возьми, ты можешь знать об этом?"

"Я знаю вот что. Ты мог бы стать кем-то здесь, кем-то в округе, но ты бросил все на этот маленький кусочек задницы".

"Я был влюблен в Линду".

"Да, – рассмеялся он, – я тоже был в нее влюблен".

"Я не думаю, что попытка завести невестку каждый раз, когда ты слишком много выпьешь, подходит под это".

"Нет?" Он рассмеялся. "Ты уверен? Может, тогда это была просто похоть. Если бы у тебя были мозги в твоей гребаной башке, ты бы тоже ничем иным не занимался. Кинул бы ей хорошенько и пошел бы дальше. Но нет, ты женился на этой сучке. И как тебе это удалось, придурок? Думай об этом каждый раз, когда будешь мыть посуду за минимальную зарплату, гребаный идиот".

Я хотел сказать ему миллион вещей, миллион причин, по которым я хотел избить его до полусмерти, как он десятки раз избивал мою мать и меня на протяжении многих лет. Но он ничего этого не стоил. И никогда не стоил.

"Даже не смог подарить мне внука", – бормотал он. "Даже не смог сделать это правильно".

"Закрой рот". Я почувствовал, как мои руки сжались в кулаки. "Закрой свой грязный поганый рот".

"Я тебя не боюсь".

"А стоило бы, старик".

Он сделал еще один глоток водки, но большая ее часть растеклась по его подбородку, груди и животу. Он был настолько пьян, что почти не приходил в сознание. "Отвали", – прохрипел он, делая полубезумную попытку бросить в меня бутылку. Она упала в нескольких футах от меня и покатилась, расплескав по полу все, что в ней оставалось.

Чувство одиночества не было для меня чем-то новым. Я уже довольно долго находился на краю пропасти в одиночестве. Но сейчас я был рад, что не сорвался, как планировал, потому что впервые в жизни я почувствовал себя по-настоящему свободным от болезни, которой был мой отец.

"Удачи тебе во Флориде, папа. Как только ты устроишься и получишь новый телефон и адрес, сделай мне одолжение, а?" Без страха я посмотрел прямо на него, на этого жалкого старика, который в детстве пугал меня так сильно, что мог заставить меня описаться, просто повысив голос. "Засунь их себе в задницу. Хорошо и глубоко, ты, кусок дерьма".

"Помоги мне встать", – сказал он, протягивая ко мне руку. "Мне нужно отлить".

Вместо этого я стоял и смотрел, как он пачкает себя.

Когда я уходил, он все еще пытался выбраться из кресла, барахтаясь в собственной грязи и бормоча непристойности в мой адрес.

Радуясь, что вернулся на ступеньки, подальше от него и его вони, я стоял там и позволял солнцу омывать меня. Это было приятно. Почти так же хорошо, как осознание того, что я больше никогда не ступлю сюда.

На несколько минут я забыл о бритвах и жизни, которую почти выбросил, о времени, проведенном на этих подлых улицах, о счастье, которое когда-то имел, а потом упустил, о грязных столовых и бесконечных кучах посуды, о странных видениях у моей двери, о потерянном времени, пустых банковских счетах и жутких пустых визитных карточках.

На какое-то время все эти бури стихли, но, в отличие от меня, я знал, что рано или поздно они вернутся. Я поспешил к машине и направился к мысу, как бы держа их на мушке, понимая, что это место больше не является для меня домом, не было им уже очень давно.

И за это я мог быть только благодарен.

6

Обратная дорога была долгой и странной, голова была забита старыми воспоминаниями и новыми кошмарами, которые боролись за место в моем и без того измученном сознании. Ничто не казалось правильным или реальным: дорога, машина, небо – все это было похоже на гигантский навес, расстеленный и готовый отвлечь меня от того, что гнездилось под ним.

Я хотел только одного – напиться до беспамятства и проспать остаток этого дня, этой жизни, но, выехав на место рядом со своим коттеджем, я заметил, как мой сосед и хозяин дома Альберт Смитхи подметает свое маленькое крыльцо. Все коттеджи в нашем районе стояли относительно близко друг к другу, участки были довольно скромными, но у Альберта, который владел своим и моим домом, был один из самых красивых и больших коттеджей на нашей дороге, с гаражом, просторной террасой и джакузи на заднем дворе и небольшим крыльцом спереди. Хотя Альберту было далеко за шестьдесят, он выглядел гораздо моложе и находился в потрясающей форме благодаря многолетним занятиям йогой и тай-чи, которые он дисциплинированно практиковал на своей террасе с видом на Атлантику. Родом из Пенсильвании, он владел и управлял агентством недвижимости, которое было настолько успешным, что он смог продать его и уйти на пенсию, когда ему было еще за пятьдесят. Он и его давняя подруга Карла, учительница истории в средней школе, проводили лето в Сансете, а остальную часть года – в своем городском доме в Филадельфии. Поскольку мы всегда хорошо ладили втроем и, вероятно, потому, что им было жаль меня, они разрешили мне платить гораздо меньше, чем положено, в обмен на присмотр за обоими коттеджами в зимние месяцы. Если бы не их доброта, я бы никогда не смог позволить себе аренду.

Альберт помахал мне рукой. "Эй, Стэн, – позвал он, – есть минутка?"

Выбравшись из своего потрепанного "Шевроле", я помахал ему в ответ, перебрался через фасад своего коттеджа и подошел к ступенькам его крыльца. "Конечно", – устало сказал я. "Как дела?"

"Все в порядке?"

Я не был уверен, как ответить, поэтому просто сказал: "Да. А что?"

"Просто интересно, что было вчера".

"Вчера?"

Худой, худощавый Альберт, одетый лишь в серые хлопчатобумажные шорты, был загорелым до глубокого коричневого цвета, как и каждое лето. "Ты не помнишь?" – спросил он.

" Извини, я... что я не помню?"

"Я случайно встал вчера утром", – сказал он. Будучи отъявленной совой, Альберт обычно вставал не раньше полудня. "Я не мог уснуть и решил пробежаться по пляжу. Я уже возвращался, когда увидел тебя у двери. Я подумал, может, ты закрывал или что-то в этом роде".

Несмотря на жару, мне вдруг стало холодно. Неужели Альберт увидел то же самое, что и я? Действительно ли кто-то стучал вчера в мою дверь, мешая мне провести бритвой по запястьям, кто-то, похожий на меня, с изрезанным лицом?

Ошеломленный, я стоял и смотрел на него. "Прости, Альберт. Я тебя не заметил".

"В том-то и дело. Ты видел".

"Видел?" беспомощно спросил я, пытаясь скрыть свое замешательство легким смехом.

Альберт перестал подметать, облокотился на метлу и провел рукой по своим аккуратно подстриженным волосам цвета соли и перца. "Ты серьезно?"

"Да".

"Я посмотрел прямо на тебя и спросил, в чем дело, – объяснил Альберт. "Ты вел себя очень странно – нервничал и волновался, как будто не был уверен, где находишься, и на тебе была толстовка с поднятым капюшоном. Я спросил, все ли с тобой в порядке, а ты что-то пробормотал и уставился на дверь. Внутрь ты не заходил. Я пыталась завязать с тобой разговор, но ты полностью меня игнорировал. Я очень волновался за тебя".

Сердце заколотилось в груди. "Прости, парень, я слишком много выпил".

"В такой час? Слушай, я за то, чтобы хорошо провести время, и, видит Бог, я буду веселиться с лучшими из них, когда это будет правильное место и время, но это было, Стэн, – не было даже полудня, и, честно говоря, ты не выглядел пьяным, ты выглядел отстраненным".

"Я здорово надрался накануне вечером", – сказал я, надеясь, что он купится. "Утром я все еще был пьян. Прости, Альберт, правда, я просто был не в себе".

Он тяжело вздохнул. "У тебя ведь нет никаких неприятностей?"

"Я так не думаю. А что?"

"Если да, то, может быть, мы с Карлой сможем помочь".

"Спасибо, но я в порядке", – солгал я.

Он наблюдал за мной с минуту, оценивая правильность моего ответа. "Я не хочу лезть не в свое дело, ты же понимаешь, я просто хочу сказать, что если у тебя проблемы, то тебе могут помочь".

"У меня была плохая ночь", – сказала я. "Вот и все".

" Ты уверен, что это все?"

"Да". Я ненавидел врать ему. Он и Карла были добры ко мне и заслуживали большего. Но я не хотел впутывать их в происходящее. Чем меньше они будут знать, тем лучше. "Спасибо за понимание. Мне очень жаль, что я так себя вел".

Альберт улыбнулся, продолжил подметать, потом резко остановился и сказал: "Если в какой-то момент ты почувствуешь, что хочешь поговорить об этом, дай мне знать, хорошо? Я буду рад помочь, если смогу. Никакого давления, просто хочу, чтобы ты знал, что мы с Карлой здесь, если мы тебе понадобимся".

"Ты хороший друг, Альберт, спасибо тебе". Я направился к своему коттеджу.

"Стэн?"

Я остановился, оглянулся. "Да?"

"Ты не один. Важно, чтобы ты это знал".

С полусерьезной улыбкой я кивнул, помахал рукой и поспешил к себе.

Я оставил вентиляторы включенными, но там было жарко как никогда. Я взял пиво из холодильника, провел им по лбу и затылку – банка была ледяной на фоне моей пылающей кожи.

Господи, подумал я, этот ублюдок настоящий. Однако Альберт ничего не говорил о ранах на лице, так может, это был просто я? Если да, то почему я ничего не помню об этом? Может быть, я вообразил себе раны, и в мою дверь действительно постучался настоящий двойник?

Почему это происходило со мной?

Все это казалось невозможным и уж тем более неправдоподобным.

Внезапно у меня возникло ощущение, что за мной наблюдают. Я изо всех сил старалась избавиться от него. С нарастающей неуверенностью и паранойей я отправилась в спальню. С задней верхней полки я достал металлическую шкатулку, сел на край кровати и положил ее на колени. Я долго смотрел на нее: зеленовато-серый металл поцарапан и помят, ящик закрыт на маленький навесной замок. Я не открывал ее уже очень давно и до этого момента убеждал себя, что больше никогда не открою. Те дни прошли. Я больше не жил такой жизнью. Я ходил на работу, возвращался домой, оплачивал счета и подчинялся закону, как только мог. Теперь это была моя жизнь, и так было уже давно.

Я взял в руки висячий замок, и мои пальцы проворно закрутили комбинацию, о которой я не думал и не пробовал уже несколько лет. Она сработала с первой попытки. Глубоко вздохнув, я отложил висячий замок в сторону и медленно поднял крышку.

Внутри, завернутые в ткань, лежали пистолет Beretta M9 военного образца, полная обойма на 20 патронов, новая, нераспечатанная коробка с патронами и профессиональный набор для чистки пистолета в компактном футляре. Рядом лежали портативный полицейский и пожарный сканер, пара легких черных кожаных перчаток для вождения, куботан (оружие самообороны в боевых искусствах ближнего боя шириной и длиной примерно с волшебный маркер), покрытый шрамами от многолетнего использования, пара посеребренных кастетов, стопка поддельных водительских прав разных штатов и старые солнцезащитные очки, предназначенные для ношения после наступления темноты, чтобы улучшить ночное зрение и уменьшить блики от фар.

Я отпил пива и уставился на вещи, на меня нахлынули воспоминания. Хотя я и хотел бы этого не делать, но все равно находил в этих вещах утешение.

Мой телефон начал звонить, спасая меня, поэтому я закрыл коробку, положил ее на кровать и взял телефон с тумбочки. "Да?"

"Стэн, это я", – сказал приятный женский голос. "Софи".

Я закрыл глаза и попытался сбросить напряжение. "Привет, Соф".

"Ты в порядке? Я застала тебя в неподходящий момент?"

"Нет, я просто был чем-то занят, но... нет, все... все в порядке".

"Ты уверен? Я могу перезвонить, если хочешь".

"Нет, все в порядке". Я прочистил горло и сделал еще один глоток пива. "Что случилось?"

"Я подумала, что раз уж мы оба отдыхаем на выходных и у меня не так много дел, то, может, ты захочешь выпить со мной сегодня".

Я подошел к окну, из которого открывался вид на обрыв и океан за ним. Свидание было последней вещью на моем радаре, но мне нужно было с кем-то поговорить. Я не слишком хорошо знал Софи, но инстинкты подсказывали мне, что я могу ей доверять. Много лет назад эти же инстинкты помогли мне выжить, и хотя они немного заржавели с тех времен, когда я полагался на подобные вещи, я все еще верил в них. Но я был на мели. "Дело в том, – сказал я, – что у меня возникла неожиданная проблема с финансами".

"Не волнуйся об этом. Я приглашаю тебя на свидание, и я оплачу счет". Она рассмеялась так, что я позавидовал, одновременно яростно и беззаботно. "Справедливо?"

"Просто у меня возникли проблемы со счетом, и он был полностью очищен".

" Тебя ограбили?"

"Вроде того, да, но не совсем". Господи, я звучал как осел.

"Слушай, – сказала Софи, снова спасая меня, – давай соберемся и поговорим об этом за обедом. Я умираю от голода, как насчет того, чтобы встретиться в "Бичсайд Инн"?"

"Конечно. Да".

"Пятнадцать минут?"

Я мог дойти туда за пять, но она жила на другом конце города и находилась гораздо дальше от главной улицы, чем я. "Встретимся у входа возле скамеек", – сказал я.

"Это свидание!"

Я вернул телефон в подставку на тумбочке, затем взял шкатулку, застегнул и закрепил навесной замок на место. Запихнув коробку на полку шкафа, я пошел на кухню и допил остатки пива.

Через окно я увидел Альберта на террасе, который занимался тай-чи. Карла, которая совсем не была спортивной, расположилась за соседним столом и читала газету. Одетая в типичную для нее гавайскую рубашку, шорты цвета хаки, сандалии и матерчатую шляпу-кустик, она выглядела совершенно скучающей, наблюдая за движениями своего друга, но время от времени поглядывала на него и ласково улыбалась.

Я завидовал им. Они были вместе уже много лет, но все еще были счастливы и любили друг друга, и это было видно. Их жизнь не была идеальной, но, очевидно, они гораздо ближе подошли к тому, что искали, чем я.

По крайней мере, для меня долгое время все было спокойно. Теперь все изменилось. Как и много лет назад, неприятности пришли за мной. Раньше я встречался с ними лицом к лицу и на какое-то время даже повелителем. Но это были проблемы другого рода – я это чувствовал, – и теперь я был намного старше.

Оставалось надеяться, что и я стал мудрее.

7

Подъем. Медленно. Постепенно. Поднимаясь к поверхности... чего?

Мир мутный и окутанный туманом. Тусклая серая пелена движется и плывет вокруг меня, словно призрак. А прямо за ним ждет мертвый океан. Неподвижный. Тихий. Зловеще. Что-то приближается, чего я пока не вижу. Я только чувствую, как его веретенообразные лапки нежно ступают по моей плоти, как маленькие иголочки скребут тонкие волоски на моих руках, заставляя меня смотреть, заставляя меня хотеть почесаться и убрать их с себя, подальше от меня. Они душат меня, ослепляют.

Пауки.

Они спустились с потолка. Или я присоединился к ним, лежа на потолке, покрытый их жирными телами, ласкаемый их мохнатыми ногами?

За мной наблюдают ряды их бездушных черных глаз.

* * *