Текст книги "США после второй мировой войны: 1945 – 1971"

Автор книги: Говард Зинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3. Демократия и прибыль

Восхваление «американской демократии» особенно усилилось в период «нового курса»: тогда, в разгар экономического кризиса, было провозглашено, что правительство должно взять на себя ответственность за облегчение участи американцев, терпящих нужду и нищету. Но слова по-прежнему были далеки от действительности. Только вторая мировая война, когда надо было удовлетворять нужды фронта, принесла с собой полную занятость и полную мобилизацию ресурсов страны. А «новый курс» Франклина Д. Рузвельта, при всех его законодательных новшествах, не внес никаких изменений в социально-экономическую структуру Соединенных Штатов или в распределение национального богатства – изменений, какие необходимы для достижения полного равенства и демократии.

В течение 25 лет после войны Соединенные Штаты Америки, как правило, изображались в американской литературе крайне идеализированно. Утверждалось, например, что США – «свободное общество», «демократическое государство», «общество изобилия», а американцы – это «народ, живущий в достатке». Трумэн разглагольствовал о «справедливом курсе», Кеннеди толковал о «новых рубежах», а Джонсон уверял, что создаст «великое общество». Но ресурсы богатейшей в мире страны по-прежнему неразумно тратились на производство вооружений или предметов роскоши, а насущнейшие социальные нужды, такие, как обеспечение людей жильем, здравоохранение, школы, считались второстепенными по важности. Распределение доходов все еще было настолько неравномерным, что семьи, принадлежавшие к наиболее обеспеченной пятой части населения, жили на 20–30 тыс. долл. в год, в то время как другая пятая часть, наименее обеспеченные, перебивалась на какие-нибудь 2–3 тыс. На одном полюсе было огромное богатство, на другом – бедность, доходящая до существования впроголодь.

Остальные же три пятых населения, которые в какой-то мере приобщились к «просперити», приобрели автомобили и загородные домики, могли брать более длительные отпуска, тоже, однако, обнаруживали беспокойство, чего нельзя было бы ожидать от них, живи они в безупречно устроенном обществе. Одни из них волновались из-за того, что еще не обеспечены так, как им хотелось бы, другие были недовольны своей работой, давкой и пробками на шоссейных магистралях и улицах городов, загрязнением воздуха и воды. И все эти люди жили, кроме того, в вечном, неотступном страхе – перед войной, экономическими кризисами, ядерной бомбой, опасностью «перенаселения» земли, наконец, опасностью «компьютеризации» всей американской жизни. А это общее недовольство сопровождалось к тому же все возраставшим у рядового американца чувством беспомощности, сознанием того, что, хоть он и голосует, хоть он и может свободно разговаривать в своем кругу, все важные для его жизни решения принимаются где-то и как-то людьми, которых он не знает. Больше, чем когда-либо раньше, у среднего американца создавалось ощущение, что он превращается в какой-то «невидимый атом» в этой огромной стране, что его дело – это только читать газеты, смотреть телевизор, слушать радио, иначе говоря, быть пассивным объектом современной истории и уж никак не активным ее творцом.

Утверждения о том, что США – это якобы страна политической и экономической демократии, всегда разбивались при столкновении с действительными ценностями американского общества. Власть корпораций и погоня за прибылью всегда были реальней любых лозунгов о «государстве всеобщего благосостояния». Политическое господство буржуазии всегда было реальней всех разговоров о «представительном правительстве». Эти-то реальные принципы торжествовали и в послевоенной Америке, независимо от того, какая администрация стояла у власти, либеральная или консервативная, и кто был президентом, Гарри Трумэн или Ричард Никсон.

Американский экономист Гарольд Ваттер, делая общий обзор послевоенной экономики, писал: «Стало общепризнанным, что в начале второй половины нашего столетия экономика Соединенных Штатов сделалась способной производить достаточно для того, чтобы обеспечивать каждому американцу – мужчине, женщине и ребенку – уровень жизни, который можно назвать минимальным достатком». Но дальше он признавал, что и «в конце 50-х годов оставалась значительная прослойка населения, имевшая доход, не достаточный для обеспечения жизненного минимума. Если в 1947 году, например, 36 % всех американских семей имели доход меньше 2 тыс. долл., притом до уплаты налогов», то в 1960 г., когда наконец было сделано «открытие», что бедность существует повсюду в Америке, 40 млн. американцев не имели минимально необходимого уровня дохода, который Бюро трудовой статистики определило в 3 тыс. долл. в год для семьи из четырех человек и в 4 тыс. долл. в год для семьи из шести человек. В 1968 г. представитель Гражданского совета по изучению голода и недоедания в Соединенных Штатах записал такое, например, показание: «Мясо мы покупаем самое дешевое, шейную часть, кости всякие, да и то раза два в месяц, не больше. И часто бывают дни, когда детей приходится оставлять без молока.

– Без свежего молока?

– Да, сэр.

– Детей – и без молока?

– Да, сэр.

– Но хоть малышам-то вы даете молоко?

– Не всегда.

– Бывает, значит, что и они остаются без молока?

– Да. Каждый день никто из них не пьет молоко. Иной только раза два в месяц его попробует, и то бывает рад. Часто мы не можем купить не только мяса, но и овощей и фруктов. Бывает и так, что едим только раз или два в день… да только это не настоящая еда. Нередко дети ложатся спать голодными…»

В послевоенные годы производство товаров и услуг в Соединенных Штатах росло поразительными темпами. Валовой национальный продукт возрос (некоторую скидку на инфляцию сделать нужно, но это не меняет дела) с 212 млрд. долл. в 1945 г. до без малого 900 млрд. в 1970 г. Но распределение этого возросшего богатства оставалось таким же, каким оно было всегда в истории США: львиная доля доставалась богачам и лишь ничтожная часть – беднякам; несколько улучшилось положение группы населения со средним доходом. Концентрация богатства в руках кучки корпораций и небольшого числа семейств остается самой характерной чертой американской экономики. В период 1944–1961 гг. на долю беднейшей пятой части семей доставалось лишь 5 % всех доходов, а на долю самой богатой пятой части – 45 %. В 1953 г., то есть примерно в середине названного периода, более 80 % акций и около 90 % облигаций всех американских компаний находилось в руках всего 1,6 % взрослого населения страны. В 1964 г. экономист Герман П. Миллер, 20 лет проработавший в Бюро переписей, писал: «За последние 20 лет стабильность распределения дохода внушает некоторую озабоченность, хотя исследователи, занимающиеся этими вопросами, как правило, и не обращали на это внимания».

Послевоенные годы характеризовались продолжавшейся концентрацией богатства в руках социальных верхов. Около 200 гигантских корпораций – а всего в стране насчитывается 200 тыс. корпораций – забрали под свой контроль приблизительно 60 % всего промышленного производства в стране. Десять самых крупных в США компаний получают чистой прибыли столько же, сколько все 490 следующих за ними гигантских компаний. Крупнейшие из них еще больше усиливались, сливаясь с другими, вследствие чего в период с 1948 по 1965 г. около 800 компаний с активами на сумму более 10 млн. долл. каждая были поглощены более крупными компаниями. Общим явлением стало образование конгломератов как результата поглощения одними компаниями других, принадлежащих к совершенно иным отраслям. «Интернэшнл телефон энд телеграф», например, включила в свой состав одну финансовую компанию, одну плавильную компанию, корпорацию «Шератон» и компанию «Боббс – Меррилл».

Из докладов Федеральной торговой комиссии – наследницы учреждения, созданного еще при президенте Вильсоне для того, чтобы как-то умерять торгово-промышленный гигантизм, но теперь только регистрирующей его дальнейший рост, – мы можем подробно узнать о том, как сильна в американской экономике тенденция к олигархии. Три автомобильные компании – «Дженерал моторе», «Форд» и «Крайслер» – дают 95 % всех выпускаемых в стране автомашин. Три алюминиевые компании дают 90 % алюминия. Три сталеплавильные компании – 60 % всей стали. Четыре компании – фактически всю медь. Мыло, соль, металлические упаковочные материалы, компьютеры – рынок сбыта этой продукции тоже почти целиком находится в руках нескольких гигантских корпораций. Неизбежным результатом были, конечно, твердые цены в ущерб потребителю и баснословные прибыли за счет рабочего. В 1965 г. компания «Дженерал моторе» получила 2 млрд. долл. прибыли после выплаты налогов – сумма, превышавшая все доходные поступления любого, кроме двух, из всех штатов страны; она сбыла продукции на сумму, превышавшую стоимость валового национального продукта любой страны мира, кроме первых девяти богатейших.

Когда каждая крупная отрасль промышленности находится под контролем лишь немногих корпораций, то это выливается также в форму дополнительного налогообложения каждого среднего американца. Еще в XVIII в. Адам Смит в своей книге «Исследование о природе и причинах богатства народов» писал: «Расширение рынка и сужение круга конкурентов всегда в интересах предпринимателей. Расширение рынка часто может благоприятствовать и интересам публики; но сужение круга конкурентов всегда не в ее интересах и может лишь давать предпринимателям возможность путем повышения прибыли сверх естественной нормы взимать в свою пользу налог с остальных своих сограждан».

С 1963 по 1968 г. прибыли корпораций выросли с 33 до 51 млрд. долл. В 1968 г. только «Стандард ойл компани» получила 1 млрд. долл. прибыли; председатель правления этой компании получил 289 тыс. долл. в виде жалованья и еще 135 тыс. долл. премиальных.

А для 40–50 млн. американских семей жизнь была совсем иной.

За весь послевоенный период для беднейшей десятой части населения (то есть для 20 млн. американцев) не было сделано ничего, что могло бы увеличить их долю национального дохода. Как в 1947 г. этой десятой части доставался лишь 1 % денежного дохода, так и в 1968 г. их доля оставалась неизменной. Как в 1945 г. богатейшая десятая Часть населения получала около 30 % денежного дохода, так и в 1968 г. ей принадлежали эти же 30 %. По словам вашингтонского экономиста Оскара Гэсса, с конца второй мировой войны самый большой прирост доходов падал на корпорации; это означало, что их капиталы постоянно увеличивались, а к 1965 г. группы населения с самым низким доходом платили налогов больше, чем в 1945 г.

Послевоенная Америка видела бум в таких отраслях, как строительство шоссейных дорог, мотелей, ресторанов, зданий для деловых контор, служивших интересам высшего и среднего классов общества, в то время как десяткам миллионов людей приходилось заботиться, как обеспечить себя самым необходимым. Этот контраст хорошо передан в сообщении из Мобила (штат Алабама), появившемся в газете «Саузерн курир» от 1 января 1966 г. В нем говорилось:

«Когда в Мобиле, на крыше нового 33-этажного здания «Ферст нэшнл бэнк» откроется, как намечено, ресторан, посетители, не выходя из-за столов, смогут увидеть из окон городскую свалку. А если они придут в ресторан поздно вечером, возвращаясь из оперы или симфонического концерта, и у них будут с собой те маленькие бинокли, которые многие берут с собой в театр, они смогут рассмотреть и людей, чьи фигуры будут вырисовываться из-за дыма и пламени горящего мусора.

Эти люди живут тем, что собирают на свалках бумагу и куски металла и продают их скупщикам утиля. Сто фунтов бумаги стоит 50 центов. За каждый фунт латуни, меди, алюминия платят гораздо больше, но и находить их бывает гораздо трудней.

Около 60 человек – в большинстве мужчины и женщины среднего возраста или престарелые – живут на свалке в лачугах, которые они сами построили из всякого старья. Может быть, еще человек 200, включая детей, регулярно приходят на свалку, чтобы найти то, что можно продать.

Большинство говорит, что их средний заработок – три-четыре доллара в день и лишь редко, в счастливый день, удается собрать утиля на 10 долл…

Молодые приходят потому, что не умеют зарабатывать иначе. Один молодой человек 21 года, бросивший школу, не закончив седьмого класса, недавно ушел с работы в ресторане и стал «работать» не свалке. Раньше он 72 часа в неделю мыл посуду и получал за это 30 долл.».

В другой новогодней корреспонденции, помещенной в «Саузерн курир», из Болиджи (штат Алабама) сообщалось: «Полуторамесячный Честер Вашингтон умер из-за бедности. В Болиджи, в 11 милях к юго-западу от Ютоу, его мать мисс Сара Вашингтон живет в деревянной хижине с остальными своими шестью детьми. Никаких доходов она не имеет, у нее нет ни дров, ни еды… В этом домишке и родился Честер Вашингтон чуть больше шести недель назад. Принимала его повивальная бабка, негритянка. В этом же домишке он и умер, когда у него резко упала температура. Возможно, он умер от простуды».

Но бедность – удел не только черных или сельских жителей американского Юга вообще. В одном только г. Нью-Йорке к началу 70-х годов больше миллиона людей, в том числе 600 тыс. детей, жили на пособия. В Коннектикуте, который считается третьим по богатству (по средней сумме дохода на душу населения) штатом в стране, 10 % семей в 1964 г. зарабатывали меньше 3 тыс. долл. в год. В Сан-Антонио (штат Техас) в 1967 г., по подсчетам местных работников службы социального обеспечения, от 100 до 150 тыс. жителей страдали от голода или недоедания. В числе тех, кто живет на пособия, много и белых; бедность, повторяем, – это проблема не для одного лишь черного населения. Правда, существует диспропорция. Черных, живущих в условиях ниже «границы бедности», пропорционально вдвое больше, чем белых бедняков. В 1968 г., например, 36 % негритянских семей в Ахмерике имели доход меньше 4 тыс. долл. в год; белых семей с таким же уровнем жизни было 14 %. Но из 9 млн. семей, чьи жизненные условия были ниже «границы бедности», белых было 7 млн., а черных – 2 млн.

Значительную часть бедняков составляют не имеющие возможности работать лица преклонного возраста, больные, а также женщины, привязанные к дому и детям; многие из тех, кто мог бы работать, не находят работы. У американского среднего класса во все времена существовало поверье, будто низшие классы, включая как черных, так и белых, не хотят трудиться, в то время как в действительности именно эти люди выполняют в Америке самую тяжелую, самую грязную работу, подвергаясь при этом наибольшему угнетению и получая за свой труд наименьшую плату. К тому же им труднее всех найти даже такую работу. Нижеследующий разговор между репортером телевидения и негритянкой, записанный у нее в хижине на одной из плантаций Юга, красноречиво свидетельствует, чего стоит этот миф и в чем настоящая правда жизни:

« Женщина: Я уже 17 лет работаю на этой плантации. Что? Нет, я здесь не живу. И земли у меня тут нет. Просто мы приходим сюда трудиться, потому что нуждаемся в работе.

Репортер: Ну и как вы относитесь к своей работе, нравится она вам?

Женщина(громко хохоча): Я уже девятнадцать лет проработала, а что у меня есть? Ничего-то вы не знаете о работе.

Репортер: Я сам работаю.

Женщина(снова смеясь): А про хлопок вы что-нибудь знаете? (Она уставилась на репортера). Нет, про нашу работу вы ничего не знаете».

Контраст между богатством и бедностью в послевоенной Америке получил отражение и в одном официальном медицинском отчете. 22 января 1969 г. «Нью-Йорк тайме» поместила его изложение, в котором говорилось: «То, что в нашей стране, которая ломится от сельскохозяйственных излишков, существует такое явление, как хронический голод и недоедание, впервые нашло сегодня официальное подтверждение в одном правительственном медицинском отчете.

Предварительные результаты медицинского осмотра, которому были подвергнуты 12 тыс. американцев, наугад отобранных среди населения с низким доходом в штатах Техас, Луизиана, Нью-Йорк и Кентукки, указывают на «ужасающую распространенность» болезней, связываемых обычно с недоеданием.

Было также вскрыто наличие редких болезней, таких, о которых у нас думали, что они якобы существуют только среди голодающего населения отсталых стран…»

В общем, послевоенные годы не принесли никаких коренных перемен в традиционное для Америки распределение дохода, при котором одна пятая часть населения – верхи – получают в десять раз больше дохода, чем другая пятая часть – низы. В докладе одной частной организации в Вашингтоне – Национального бюро экономических исследований, – опубликованном в 1970 г., говорилось, что США «за 20 лет беспрецедентного процветания и быстрого экономического роста не смогли внести сколько-нибудь заметных перемен в распределение дохода по крайней мере относительно низших слоев населения…»

Так что же делало правительство Соединенных Штатов, со времен «нового курса» посвятившее себя, по крайней мере на словах, борьбе с нищетой, для облегчения участи нуждающихся? Что делало со времен революционной Войны за независимость США американское правительство, столь горячо преданное, по крайней мере на словах, принципу равных возможностей, для того, чтобы помочь обездоленным?

Может быть, правительство следило за тем, чтобы все американцы имели равные возможности получить образование? Спору нет, высшее образование в послевоенной Америке многим открывало «путь наверх». Но для молодежи из семей с низким доходом доступ к высшему образованию был затруднен. Проведенное в 60-х годах в штате Нью-Йорк обследование показало, что среди учащихся средних школ, имевших IQ [коэффициент умственного развития] больше 130, намеревались после окончания школы учиться дальше 96 % выходцев из семей с доходом более 8 тыс. долл. и только 77 % – из семей с доходом меньше 4 тыс. долл. Еще более резкая разница обнаружилась в группе учащихся с IQ от 110 до 119 – здесь собиравшиеся поступить после школы в колледж составляли соответственно 89 и 47 %. В штате Массачусетс в 1967 г. в четырехгодичные колледжи поступили 55 % выпускников средних школ, принадлежавших к группам населения с высоким доходом, и только 25 % – из семей с низким доходом. Классовая дискриминация распространялась и на сами тесты для определения IQ; социологические исследования выявили, что такие тесты в более выгодное положение ставят детей богатых родителей. Так, например, на вопрос: «Симфония является для композитора тем же, чем книга для кого?» – 81 % правильных ответов дали учащиеся, принадлежащие к более обеспеченным группам, и 51 % – школьники из менее обеспеченных семей. Но на вопрос: «Пекарь делает хлеб, а что делает плотник?» – в каждой группе было получено по 50 % правильных ответов.

Разве сравнить то, что правительство ассигнует на помощь бедным, больным, престарелым, людям, живущим в скверных жилищных-условиях, с теми щедрыми подношениями, которые оно делает богатым корпорациям в виде субсидий, налоговых льгот и государственных заказов? Еще в 1932 г. историк Чарлз Бирд в своей работе «Миф об эгоизме» отмечал, что самую большую «социальную помощь» от правительства, притом в первую очередь, получает в США большой бизнес. Такое предпочтительное к нему отношение проявлялось правительством и в послевоенные десятилетия; больше того, оно выросло в необъятный по масштабам фаворитизм.

Золотой жилой для крупных корпораций стала война, принося им огромные государственные заказы. А когда война кончилась, многие из этих корпораций перешли, можно сказать, на содержание правительства. В 1946 г. в одной секретной инструкции военно-воздушного ведомства было сказано, что следует и впредь снабжать заказами авиационные компании, чтобы работа на их предприятиях не останавливалась, даже если в их продукции и не было особенной нужды. К 60-м годам некоторые крупные самолетостроительные компании в своей производственной деятельности на 100 % зависели от государственных заказов, получая притом немалую прибыль. Например, в 1965 г. «Локхид эйркрафт» получила прибыль в размере 19 % от своего капитала, а это немного больше тех 4 %, которые средний американец получает от банка, где он хранит свои сбережения. С 1950 по 1970 г. военный бюджет США возрос с 40 млрд. до 80 млрд. долл. Многие из этих миллиардов достались крупным корпорациям, выполнявшим государственные заказы. В 1966 г. только одна из них – «Дженерал дайнэмикс» – получила государственных заказов на общую сумму 2,2 млрд. долл.

Может быть, правительство заботилось о нуждах бедствующего фермера или, наоборот, раздавало щедрые премии богатым землевладельцам? Послевоенная программа сельскохозяйственных субсидий – это еще один разительный пример заботы правительства о богачах. Субсидирование сельского хозяйства было начато в годы «нового курса» со вполне благовидной целью оказать помощь мелким фермерам, однако в послевоенный период оно превратилось в казенную кормушку для крупного агробизнеса. В 1969 г. на субсидии сельскому хозяйству было затрачено 3,5 млрд. долл. Но половина этой суммы досталась верхушке – 15 % всех сельских хозяев. 20 самых богатых в стране «фермеров» получили от министерства земледелия больше, чем 350 тыс. мелких и средних фермеров. В 1968 г. только одна «ферма» – «Дж. Г. Босуэлл комнани» в Калифорнии – получила субсидий на сумму 3 млн. долл. В том же году Джеймс Исглэнд (сенатор от штата Миссисипи), тоже «фермер», получил от правительства 117 тыс. долл. наличными. Председатель комиссии по ассигнованиям палаты представителей Джордж Мэйхон (от штата Техас), лично не будучи фермером, позаботился тем не менее о других фермерах из своего избирательного округа, и прежде всего о своем брате, который получил субсидию в 26 тыс. долл., а также еще о 1200 фермерах, каждому из которых были выданы чеки по 20 тыс. долл. Кеннет Фрик, которого президент Никсон назначил руководителем программы содействия земледелию, в 1968 г. получил субсидий на сумму 88 тыс. долл. Сделанная в том же году попытка установить потолок в 10 тыс. долл. для субсидий частным фермам была тайным голосованием отвергнута в палате представителей.

Ну а что сказать о налоговой политике правительства? Была ли она нацелена на перераспределение дохода в пользу низкооплачиваемых слоев или, наоборот, на сохранение всех богатств, как и прежде, в руках верхушки? Если говорить о подоходных налогах в послевоенный период, то самое важное заключалось здесь в том, что, как только США вступили в войну, эти налоги стали взиматься даже с американцев, принадлежащих к группам с самым низким доходом. Если в 1940 г. подоходный налог платили 7,4 млн. американских граждан, то в 1945 г. – 42 млн. Даже семьи, уровень жизни которых был ниже «границы бедности», то есть официального прожиточного минимума, установленного тогда министерством труда в размере 3 тыс. долл. в год на семью из четырех человек, и те платили подоходный налог. Так, например, в 1967 г. 2,5 млн. граждан, заработавших меньше 3 тыс. долл. каждый, выплатили 1,5 млрд. долл. подоходного налога – то есть точно такую же сумму, какую конгресс ассигновал в том году на так называемую «программу войны с бедностью». И в то же время 155 человек, чьи доходы составили больше 200 тыс. долл. на каждого, не платили вообще никаких налогов. Принято считать, что американская налоговая система такова, что богатые платят налогов относительно больше и что, чем выше доход, тем большим налогом он облагается. Номинально это, может быть, и так, но фактически между налоговыми ставками очень большой разницы нет.

Так, около 75 % тех, кто зарабатывает от 3 до 5 тыс. долл. в год, платят подоходный налог в размере 15–20 % этой суммы, однако примерно таков же и удельный вес тех, кто имеет доход от 20 тыс. до 50 тыс. долл. в год и платит 25–35 %. Лица, имеющие доход 1 млн. долл. или больше, платят 20–30 %.

Нефтяная промышленность представляет собой один из характерных примеров того, какими привилегиями пользуются богатые. На протяжении большей части послевоенного периода нефтяные компании могли снижать сумму своей облагаемой федеральным налогом прибыли на 27,5 % валового дохода (скидка на «истощение недр»), что означало снижение всех причитающихся с них налогов до половины их общей суммы. Лишь в 1969 г. конгресс после многолетних протестов снизил эту скидку до 22 %. Кроме того, нефтяным компаниям позволялось вычитать из их прибыли многие производственные издержки, связанные с разведкой, бурением и оборудованием промыслов, так же как и наибольшую часть концессионных платежей, которые они вносили иностранным государствам. В результате нефтяные и газовые компании экономили на налогах такую сумму, которая в 19 раз превышала их первоначальные затраты на среднюю скважину. В результате этого в 1968 г., например, все корпорации платили налоги, составлявшие в среднем 40 % полученной прибыли, а нефтяные – менее 8 %. Заботясь о них, федеральное правительство эффективно устраняло также иностранную конкуренцию и тем самым позволяло нефтяным компаниям взвинчивать цены, что только в одном 1970 г. обошлось американскому потребителю примерно в 5 млрд. долл.

Подобно богачам аграриям, нефтяные тузы имели могущественных друзей также и в конгрессе, таких, например, как Линдон Джонсон из Техаса или Рассел Лонг из Луизианы. Лонг, председатель финансовой комиссии сената, игравший главную роль в проталкивании через сенат законодательных положений о налоговых скидках «на истощение недр», в период с 1964 по 1970 г. лично заработал больше 1 млн. долл. на своем нефтяном бизнесе, причем около 330 тыс. долл. из этой суммы были освобождены от налога благодаря как раз этим скидкам. В ответ на критику Лонг заявил: «Я считаю, что никакого злоупотребления своим положением я не совершил». Правительство Никсона продолжало политику своих предшественников в том, что касается налогообложения богачей; в начале 1971 г. он объявил о сокращении налогов с большого бизнеса на сумму в несколько миллиардов долларов, распространив на другие отрасли промышленности идею «скидок на истощение».

А были ли в конгрессе друзья у бедняков? Делало ли что-нибудь правительство в защиту их интересов? Закон о полной занятости 1946 г. был задуман как энергичная попытка мобилизовать ресурсы страны с целью повышения общественного благосостояния, подобно тому как раньше они были мобилизованы для ведения войны. В первоначальной редакции этого закона упор делался на государственные капиталовложения, но в том виде, в каком он был принят, лишь не очень ясно говорилось о каких-то мерах для «поощрения и развития предпринимательства, основанного на свободной конкуренции, и повышения всеобщего благосостояния». В конечном счете этот закон мало что изменил, помимо создания в помощь президенту Совета экономических консультантов из трех членов.

И при демократических, и при республиканских президентах, от Трумэна до Никсона, политика правящих кругов в отношении групп населения с низким доходом оставалась в общем неизменной и сводилась лишь к тому, чтобы несколько расширить основные виды социальной помощи, которые были официально введены в годы «нового курса»: пенсии по старости, страхование по безработице, установление в законодательном порядке минимальных ставок заработной платы, государственное жилищное строительство. К 1967 г. рабочие, ушедшие на пенсию (по достижении 65 лет), получали в среднем 85 долл. в месяц – это означало увеличение пенсии на 25 долл. за 17 лет. Для рабочих средний размер пособий по безработице составлял 20 долл. в неделю в 1950 г. и 40 долл. – в 1967 г. В 60-х годах резко вырос контингент людей, живущих только на пособия по социальному обеспечению, особенно в городах, причем главное бремя выплаты таких пособий легло на власти штатов. Семьи без отцов были самой крупной категорией населения, жившего за счет местного социального обеспечения, причем средний размер пособий таким семьям в 1968 г. составлял лишь 43 долл. в неделю. Осенью 1971 г. 14 млн. американцев получали такие пособия, то есть жили за счет общественной благотворительности.

Предоставляло ли правительство жилище тем, кто ютился как и где попало? Заботилось ли о больных? Помогало ли тем, кто остался без средств к существованию? Послевоенное жилищное строительство в основном было рассчитано на удовлетворение нужд групп населения с высоким и средним доходом, а жилищные условия беднейшей третьей части населения стали даже еще хуже. В 1960 г. Бюро переписи отнесло И млн. домов к категории «пришедших в ветхое состояние» или «разрушающихся», однако в период с 1950 по 1960 г. из 14 млн. новых квартир выделялось всего лишь 278 тыс. для американцев с низким доходом. К 1970 г. Соединенные Штаты по-прежнему не имели единой для всей страны программы здравоохранения, которая бы гарантировала необходимую медицинскую помощь каждому, кто в ней нуждается, независимо от его дохода. За период с 1950 по 1970 г. США перешли с 6-го на 8-е место в мире по средней продолжительности жизни женщин и с 10-го на 24-е – по средней продолжительности жизни мужчин.

Программа «борьбы с бедностью», за осуществление которой взялось было правительство Джонсона, создавшее для этого специальную администрацию под названием Бюро экономических возможностей, кое-как просуществовала лишь до 1970 г., страдая от недостатка денежных фондов и от того, что контроль за ее выполнением везде захватили местные политиканы, хотя было обещано, что в каждом населенном пункте этот контроль будет принадлежать самим беднякам. В апреле 1966 г. 1 тыс. делегатов съехались в Вашингтон для участия в «Походе граждан против бедности», но речь, с которой обратился к ним вице-президент Хэмфри, вызвала лишь враждебное отношение с их стороны. «Нью-Йорк тайме» писала: «Настроение у участников собрания было бунтарское. Делегаты из Гарлема, дельты Миссисипи, районов Аппалачей, негритянского квартала Уоттс в Лос-Анджелесе выражали свое возмущение тем, что для оказания им помощи делается еще очень мало, особенно со стороны Бюро экономических возможностей, на которое было возложено осуществление программы «борьбы с бедностью» в масштабе всей страны».

«Бюро и федеральному правительству должно быть стыдно за свое поведение», – заявила Юнита Блэкуэлл, представительница созданной в штате Миссисипи Демократической партии свободы. Она сказала, что «одни лишь красивые слова надоели» и что в Миссисипи программы помощи беднякам доверены исключительно белым советам специально отобранных контролеров, а также плантаторам и полицейским властям.