Текст книги "США после второй мировой войны: 1945 – 1971"

Автор книги: Говард Зинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Верховный суд своими решениями внес лишь неопределенность в отношении этого права. Только в 1937 г. – в конце долгого периода бурных, диктовавшихся необходимостью «собраний», начиная со стачек железнодорожников 1877 г. и кончая сидячими забастовками 1936–1937 гг., – Верховный суд решил, что на это конституционное право можно ссылаться также и в случаях, когда свободу собраний ограничивают власти штатов, – а именно такие случаи происходили особенно часто. Но в том же году в своем решении о сидячих забастовках суд заявил, что всякое собрание, превращающееся в движение протеста, например такое, как занятие рабочими предприятий, чтобы усилить свой нажим на хозяев и еще ярче подчеркнуть свои требования, нетерпимо.

Решения Верховного суда, принятые в 60-х годах, – по делам, чаще всего связанным с движением за гражданские права, – не внесли ясность в вопрос, когда мирные собрания допускаются, а когда нет. В 1963 г., рассмотрев дело Эдвардса из штата Южная Каролина, суд снял обвинение в нарушении общественного порядка со 187 негритянских студентов, устроивших демонстрацию перед зданием законодательного собрания штата. Студенты вели себя прилично, пели государственный гимн США, когда же полиция приказала им разойтись, они отказались это сделать. Но через три года, по делу Эддерли из штата Флорида, суд поддержал обвинение в нарушении общественного порядка против другой группы негритянских студентов из 32 Человек, постановив, что собираться, даже мирно, около тюрьмы недопустимо. Судья Дуглас, выступая от имени не согласившегося с этим меньшинства (кроме него, это были Фортес, Бреннэн и Уоррен), сказал: «Здание тюрьмы, как и резиденция губернатора, здания законодательного собрания, суда или другого учреждения штата, принадлежат к числу правительственных зданий, идет ли речь о лондонской тюрьме Тауэр, Бастилии или небольшой тюрьме графства. И когда в нем содержатся политические заключенные или те, кого, по мнению многих, арестовали несправедливо, то естественно, что оно становится центром притяжения для протестующих. Право обращаться с петициями о прекращении злоупотреблений имеет давнюю историю и не может ограничиваться посылкой письма или телеграммы конгрессмену; оно не может сводиться также к явке с какой-нибудь жалобой в местный муниципальный совет или к отправлению писем президенту, губернатору или мэру. Обычные методы обращения с петициями могут быть, и часто бывают, закрыты для больших групп наших граждан. Законодатели могут оставить петицию без внимания; официальные жалобы могут теряться в бескрайних бюрократических дебрях; колеса судебной машины могут крутиться очень медленно. Те, кто не имеет доступа к радио и телевидению, те, кому не по средствам давать объявления в газетах или выпускать в обращение брошюры с подробным изложением своих жалоб, могут дать знать о себе должностным лицам только другими способами. Но эти их методы не должны осуждаться как обструкционистская или беспокоящая тактика, если их собрания и петиции являются мирными по своему характеру, как это было в данном случае».

Мнение Дугласа было очень убедительно обосновано, но большинство с ним не согласилось. Более благоприятными для протестующих были другие решения Верховного суда. В решении 1965 г. уличная демонстрация у здания суда в штате Луизиана была сочтена законной (дело Кокса из штата Луизиана). В том же году суд реабилитировал одного руководителя движения за гражданские права, осужденного за то, что он не послушался полицейского, который приказал ему «проваливать» оттуда, где он находился; в решении суда было сказано, что право человека находиться на улице не должно зависеть от прихоти представителя полиции (дело Шаттлсуорта из Бирмингема).

Но сама неопределенность в отношении того, насколько решительно суды будут защищать гражданские права в том или ином случае, отпугивает людей от того, чтобы свободно пользоваться этими правами. Откуда какой-нибудь группе людей знать, что Верховный суд, не найдя ничего предосудительного в демонстрации перед зданием суда, одобрит арест собравшихся около здания тюрьмы?

Как подействовала на других (кто, может быть, хочет реализовать свое право на собрания) созданная этими двумя решениями неясность? Не могло ли благоприятное для Эдвардса решение по его делу, принятое в основном потому, что демонстрация не очень вывела из себя присутствовавших при этом белых, быть иным, если бы зрители повели себя по-другому, набросились бы на негров и т. д.? И могли ли демонстранты точно предвидеть, какой эффект произведет их собрание на других? Что было бы, если бы демонстранты пели не гимн США, как в деле Эдвардса, а «Интернационал»? Неопределенность в отношении того, какие действия суды будут оправдывать, а какие нет, сама по себе страшит, так же как несчастный заключенный, с которым обращаются то жестоко, то мягко, бывает напуган куда больше, чем тот, кто знает, что его ждет.

Есть и другие проблемы, связанные с осуществлением и защитой конституционных прав в рамках американской юридической системы. Требуется, к примеру, необыкновенно много и времени, и денег для того, чтобы довести какое-нибудь дело до конца, пройдя через все инстанции вплоть до Верховного суда. Подсчитано, что на это необходимо потратить от 25 до 40 тыс. долл. и от двух до четырех лет. Но даже и после этого Верховный суд, который разбирает меньше 5 %передаваемых ему дел, может решить не пересматривать то или иное из них. Другая проблема состоит в том, что каждое решение Верховного суда применимо только к тому конкретному делу, которое он рассмотрел, поэтому всякое аналогичное дело, поступающее к нему потом, всегда может быть сочтено чем-то отличающимся от прежнего и потому заслуживающим иного решения. И третья большая проблема заключается в том, что местные суды, первыми решающие, заключать человека в тюрьму или нет, потому что его поступок является его конституционным правом, могут либо не знать решений Верховного суда по аналогичным делам, либо просто не хотеть с ними считаться.

Весной 1963 г. Верховный суд снял обвинение в нарушении общественного порядка с шести негритянских юношей в г. Саванна (штат Джорджия), которые играли в баскетбол в парке «только для белых» и не выполнили приказа полиции уйти оттуда. Председатель суда Уоррен заявил, что непослушание было в данном случае оправданным, потому что приказ полиции противоречил конституции и был незаконен. Через два месяца в Гринвиле (штат Миссисипи) по такому же обвинению было арестовано несколько молодых негров, протестовавших против сегрегации. Решения Верховного суда по делу негров из Саванны как будто бы и не существовало, потому что городской суд в Гринвиле признал местных негров виновными.

В знак протеста против такого решения 50 негров собрались перед зданием суда, где к ним обратился с речью секретарь местного отделения Студенческого координационного комитета ненасильственных действий (СККНД) Чарльз Маклорин, критиковавший вынесенный приговор и призвавший негров регистрироваться в качестве избирателей, чтобы потом иметь возможность что-то делать против таких несправедливостей. Местный полицейский велел Маклорину «убираться вон», но тот, считая, что никто не имеет права посягать на его свободу слова, продолжал говорить. Он был арестован, обвинен в нарушении общественного порядка и сопротивлении властям и приговорен к 180 дням тюрьмы. Вышестоящие суды штата его апелляцию отклонили, после чего дело было передано в Верховный суд США. Для пересмотра дела требуется согласие четырех его членов, в данном случае за пересмотр проголосовали трое, так что Маклорину пришлось сесть в тюрьму – после того как судебная волокита отняла у него почти четыре года.

Ограничения конституционного права на собрания – результат не только прихотей американской судебной системы, но и полицейского произвола. За участие в демонстрациях борцов за гражданские права начала 60-х годов тысячи мирно собиравшихся людей были арестованы, и конституция их не защитила, потому что, по существу, она была отдана на полный произвол местной полиции. А федеральное правительство, которому вменено в обязанность защищать конституционные права граждан от посягательств на них со стороны местной полиции, ничего не сделало для того, чтобы защитить свободу собраний.

В Олбани (штат Джорджия) в 1961 и 1962 гг. было арестовано 700 человек за то, что они устроили уличную демонстрацию против расовой дискриминации. Несколько сот человек было арестовано за участие в пикетах и собраниях, которые устраивались в городских парках, в «маршах» к мэрии, в общих молитвах у зданий мэрии и публичной библиотеки. Что на этот счет было записано в конституции или решениях Верховного суда, было неважно; право этих людей на собрание отменил местный начальник полиции, а когда они настаивали на нем, их лишили свободы. В Бирмингеме в 1963 г. тысячи людей были арестованы за то, что они собирались на улицах с целью, специально указанной в конституции: «обращаться к правительству с петициями о прекращении злоупотреблений». В Селме двумя годами позднее демонстрантов атаковала и беспощадно избивала дубинками конная полиция.

Чего стоит в действительности право мирно собираться, уже достаточно хорошо выяснилось во время движения за гражданские права в начале 60-х годов, но еще ярче это обнаружилось в конце прошлого десятилетия, когда в стране поднялась волна антивоенных демонстраций. Снова и снова отряды полиции и национальной гвардии нападали, применяя обычно дубинки и слезоточивый газ, а иногда и огнестрельное оружие, на участников демонстраций и митингов, собиравшихся, чтобы выразить протест против продолжения войны во Вьетнаме. Иногда полиция могла сослаться на провокационные акты из толпы – ругательства или брошенный камень, – но ее ответными действиями были такие зверства, что какой-нибудь мелкой провокацией их нельзя было оправдать. Полиция в Америке использовала провокационные акты одиночек, скрывавшихся в массе людей, в качестве предлога для того, чтобы избивать людей дубинками, травить газом или стрелять во всех без разбора, подобно тому как американские войска во Вьетнаме порой стирали с лица земли целую деревню только за то, что из нее раздались выстрелы.

Столкновения, вспыхнувшие на улицах Чикаго во время происходившего там в 1968 г. национального съезда демократической партии, комитет, который расследовал эти события, назвал «полицейским бунтом». В его докладе, представленном Национальной комиссии по изучению причин и средств предотвращения насилий, было сказано: «В течение недели, пока работал съезд, чикагская полиция была объектом все новых и новых провокаций, выражающихся как в словах, так и в делах. Демонстранты осыпали полицейских нецензурной бранью, бросали в них камни, поленья, кафельные плитки и всякие нечистоты. Некоторые из этих действий были преднамеренными, другие совершались «стихийно» или же были спровоцированы самой полицией. Кроме того, полицию вывели из себя широковещательные угрозы расстроить всю жизнь в городе и сорвать съезд.

Таков был характер провокаций. О характере ответных действий полиции говорят безудержные и повальные насилия, которые она чинила во многих случаях, особенно по ночам. Эти насилия были тем более отвратительны, что творились они зачастую над людьми, не нарушавшими никаких законов или приказаний и никому не угрожавшими. К ним относились участники мирных демонстраций, случайные свидетели этих сцен и многие чикагские граждане, которым просто случилось быть или которые жили в тех районах, где имели место столкновения».

Это резюме дает лишь самое слабое представление о кровавых побоищах и расправах, которые устраивала полиция и описания которых содержатся в докладе комитета, занимавшегося данным расследованием; возглавлял этот комитет видный бизнесмен и юрист, человек консервативных взглядов, Дэниэл Уокер, собравший показания более чем 3 тыс. участников и свидетелей чикагских событий. Вот некоторые примеры полицейских насилий, взятые из его доклада: «Находившийся в толпе священник сказал, что видел мальчика лет 14–15, который забрался на крышу автомобиля и оттуда кричал что-то неразборчивое. Вдруг подбежавший полицейский стащил его с автомобиля, повалил наземь и три или четыре раза ударил дубинкой. К нему присоединились другие полицейские…

Хорошо одетая женщина видела этот инцидент. Она подошла к стоявшему рядом капитану полиции и сердитым тоном стала что-то ему говорить. Тут из-за ее спины выскочил другой полицейский, прыснул ей в лицо аэрозолем, а потом ударами дубинки свалил на землю. Он и двое других полицейских поволокли ее по земле к полицейскому фургону и бросили в него…»

«Группа полицейских набросилась на некоего Джексона, – рассказывает другой свидетель. – Обратившихся в бегство демонстрантов избивали всех подряд… Два человека остались лежать в лужах крови: их головы были размозжены полицейскими дубинками».

Другой доклад, под названием «Политика протестов», представил Национальной комиссии по изучению причин и средств предотвращения насилий социолог Джером Сколник. Он также обратил внимание этой комиссии на широко распространившуюся практику полицейских насилий против мирных собраний людей, заявив: «В марте

г. на центральном вокзале в Нью-Йорке, где демонстранты вели себя как типичные хиппи, то есть не совершали никакие насильственные действия, а только кричали и дурачились, появившаяся вдруг полиция даже не дала толпе возможности рассеяться, а сразу принялась избивать дубинками всех без разбора демонстрантов. Месяцем позже такая же расправа была учинена на Вашингтон-сквере, и теперь, конечно, все знают… как полиция неистовствовала в Колумбийском университете. Разгон многотысячной демонстрации в Лос-Анджелесе летом 1967 г. – другой типичный пример. Там, как сообщалось в докладе под названием «День протестов, ночь насилий», который подготовил Американский союз борьбы за гражданские свободы, созданный в южной Калифорнии, разгон сопровождался такими же полицейскими насилиями против демонстрантов; дубинками избивали даже детей и инвалидов».

Одним из самых вопиющих примеров насилия, применяемого властями против мирно собирающихся людей, явились события в Кентском университете штата Огайо, где студенты устроили демонстрацию протеста против вторжения американских войск в Камбоджу по приказу администрации Никсона. За день до этого национальных гвардейцев послали в университетский городок, после того как студенты сожгли здание местного центра подготовки офицеров резерва. Солдаты открыли огонь по шумящей, но безоружной толпе, убив четырех студентов. Результаты проведенного ФБР расследования этого происшествия сенатор от штата Огайо Стивен Янг, выступая в сенате 13 октября 1970 г., суммировал так: «Большинство национальных гвардейцев, применивших оружие, вовсе не утверждают, что открыли огонь вследствие какой-то угрозы их жизни. В своих рассказах они единодушны скорее в том, что стреляли потому, что услышали, как стреляют другие. Есть основания считать, что версия национальной гвардии, согласно которой студенты поставили под угрозу жизнь солдат, была сфабрикована уже после события». Однако большое жюри штата Огайо не признало национальных гвардейцев виновными, а 25 студентов были привлечены к судебной ответственности по различным обвинениям.

Через год после трагедии в Кенте, в мае 1971 г., на улицах столицы США было арестовано около 13 тыс. человек. Эти люди прибыли в Вашингтон протестовать против войны в Индокитае, причем многие из них были готовы совершать акты ненасильственного гражданского неповиновения. Но лишь немногие из них были действительно арестованы за совершение таких актов, как блокирование уличного движения. Большинство подверглось арестам просто за то, что ходили по улицам, в одиночку или группами. Одного молодого человека арестовали, когда он шел по улице; он был длинноволос и одет в джинсы, а уже одно это служило в то время основанием для арестов. Автор этих строк, который видел это и остановился, чтобы спросить у полицейского, за что он избивает молодого человека, был тоже арестован. Арестовали и другого человека, который остановился, чтобы сфотографировать эту сцену, а также еще двух граждан, остановившихся, чтобы узнать, что происходит. Затем арестовали еще шесть человек, которые шли по улице и пели песню «Америка, ты прекрасна».

Какая польза была тысячам людей от того, что в 1960 г. Верховный суд, рассмотрев дело Томпсона из Луисвилла, постановил, что полицейский не имел права арестовывать негра, находившегося в кафе и отказавшегося выйти из него? Суд информировали о том, что Томпсона арестовали по закону о бродяжничестве, не за то, что он что-то делал, а за то, что он негр. И как подчеркивает профессор Милтон Конвитц, «приговоры вроде этих, когда людям вменяется в вину их положение, а не какие-нибудь совершенные ими поступки… американские суды бесцеремонно выносят тысячами, и это не вызывает никакого возмущения и протеста…»

Стало уже стандартом цитировать в лекциях и книгах по конституционному праву в качестве доказательства неуклонного расширения конституционных свобод в США за последние годы решение Верховного суда по делу Хэйга против Конгресса производственных профсоюзов (КПП), принятое в 1939 г. Дело было передано в Верховный суд после того, как мэр Джерси-Сити Фрэнк Хэйг пытался помешать гражданам собираться в период проведения кампании за организацию профсоюзов, Слова судебного решения по этому делу внушают иным гордость за американскую юридическую систему: «Улицы и парки, как бы они ни назывались, всегда содержались на пользу публике и с незапамятных времен использовались для того, чтобы граждане могли там собираться, обмениваться мыслями между собой и обсуждать общественные дела».

Но какую пользу принесло это решение тем 19 борцам за мир, которые, проходя в 1961 г. через г. Гриффин (штат Джорджия) и возвещая своими плакатами, что они совершают «марш мира» по маршруту Квебек – Вашингтон – Гуантанамо, были арестованы полицией, когда начали раздавать листовки. Полицейские, которые вели арестованных, подгоняли их, как скотину, и избивали. Какая польза была от этого решения тем многим тысячам людей, которых 10 лет спустя, во время повальных арестов в Вашингтоне, сгоняли и запирали за оградами и решетками, и не стало ли в их глазах пустой риторикой право собираться и подавать петиции о прекращении злоупотреблений?

В мае 1970 г. Верховный суд (против был лишь один его член) подтвердил, что мэры вправе запрещать публичные сборища во время городских волнений. Мэр Филадельфии запретил кому-либо собираться на улицах группами в 12 и более человек. «Нью-Йорк тайме» писала: «Запрет был в силе пять дней, и за это время полиция разогнала три мирных собрания и арестовала более 100 человек…

В числе разогнанных были: группа борцов за гражданские права, собравшаяся, чтобы отправиться к дому конгрессмена Уильяма А. Барретта и вручить ему петицию с требованием принять внесенный законопроект о гражданских правах 1968 г.; приблизительно 100 человек, собравшихся для того, чтобы посадить дерево как символ мира на земле; и около 250 студентов Пенсильванского университета, устроивших митинг протеста против запрещения собраний.

В апелляции указывалось на то, что, в то время как группу, сажавшую дерево, разогнали, на происходившей поблизости церемонии по случаю ввода вновь в строй линкора «Нью-Джерси» собралось 10 тыс. человек. Отмечалось также, что группа, подошедшая к дому Барретта, стояла спокойно и в ней было всего 11 человек. Полиция их не трогала, пока не подошел двенадцатый, после чего были произведены аресты. Кратким распоряжением Верховный суд отклонил апелляцию, как поданную «не по существенному в федеральных масштабах вопросу».

Пожалуй, самую реалистическую оценку конституционного права на собрания сделал специалист по конституционному праву Э. С. Корвин. Сказав о том, что начиная с 30-х годов Верховный суд стал считать право мирно собираться «родственным таким правам, как свобода слова и свобода печати, и в равной степени важным», Корвин далее заметил: «Даже если это так, данное право не является неограниченным. По обычному праву, незаконным является всякое сборище, вызывающее опасения у «людей с твердыми и рациональными убеждениями, имеющих здесь семьи и собственность».

Упор, который американский либерализм обычно делает на свободы, предусмотренные конституцией и якобы защищаемые судами, просто не вяжется с действительностью – с противоречивыми судебными решениями, двусмысленностями, возможностями судов низших инстанций игнорировать решения Верховного суда, с правом полиции игнорировать все конституционные права и судебные постановления, с привилегиями собственности и богатства. Гораздо ближе к истине действующее кредо либерализма, выработанное в судах и на улицах.

Гражданские свободы, гарантируемые 4, 5, 6 и 8-й поправками, тоже ущемлялись. Могут ли узаконенные обыски, подслушивание телефонных разговоров, повальные аресты служить подтверждением «права народа на охрану… от необоснованных обысков или арестов», провозглашенного 4-й поправкой? Не имеют ли целью слова 5-й поправки о том, что никого нельзя «лишать жизни, свободы или имущества без законного судебного разбирательства», утвердить это право только за богачом, а бедняка лишь ввести в заблуждение? Сколь долго еще бедняки будут томиться в американских тюрьмах вопреки положению 6-й поправки, которое гласит, что «обвиняемый имеет право на скорый и публичный суд?» И в какой мере бедняк может в суде «пользоваться помощью адвоката», как сказано в этой же поправке? Так ли уж правительство США не повинно в «жестоких и необычных наказаниях» по отношению к сидящим в тюрьмах, несмотря на то что 8-я поправка запрещает такие наказания? Сколько прав, сколько законов, сколько всевозможных положений конституции США американское правительство нарушило ради поддержания «правопорядка»?

Еще одним поводом для восхваления американской юридической системы явилось для либералов принятие Верховным судом совпадающих решений, расширявших право обвиняемых по уголовным делам иметь адвоката. Либеральные поборники гражданских свобод всячески приветствовали в 1963 г. решение Верховного суда, в котором было сказано, что отныне суды отдельных штатов и городов обязаны обеспечивать адвокатской защитой тех обвиняемых в уголовных преступлениях, которые не имеют средств для того, чтобы самим нанимать себе адвокатов; до этого решения адвокат назначался только для тех обвиняемых, которым грозила смертная казнь. Но те, кто гордится этим «прогрессом», должны были бы прежде спросить, почему на это понадобилось так много времени? Только в 1932 г. – через 140 лет после принятия Билля о правах – предусмотренное 6-й поправкой право обвиняемых в уголовных преступлениях иметь адвоката было вменено в обязанность соблюдать и судам отдельных штатов, в которых как раз и рассматривается большинство уголовных дел. И только в 1963 г. это записанное в конституции право было наконец распространено на все уголовные дела. Однако решение Верховного суда не было распространено на дела о мелких преступлениях, хотя бывает, что суды и за них карают тех, кто признан виновным, несколькими годами тюрьмы.

Решение по делу Гидеона распространило, по крайней мере теоретически, право иметь адвоката и на неимущих обвиняемых по всем серьезным уголовным делам, в чем те очень нуждались. Но еще слишком часто адвокат назначается самим судом, а большинство таких назначаемых адвокатов бывают заинтересованы не столько в защите своих неимущих клиентов, сколько просто в скорейшем решении дела. В 1970 г. в одном из городов Восточного побережья назначенные судом защитники тратили в среднем по семь минут на беседы со своими клиентами с момента назначения до объявления ими судье, что их подзащитные – так бывает в большинстве случаев – признают себя виновными. Такие назначенные судом адвокаты чаще всего дают своим подзащитным совет признать себя виновным (обычно в менее тяжком из инкриминируемых преступлений), В большинстве своем эти защитники – фигуры, примелькавшиеся в зале суда, политические друзья судьи и прокурора, и их задача – устроить так, чтобы прокурор довольствовался признанием подсудимым своей вины по менее тяжкому из обвинений, то есть чтобы восторжествовала, как говорят, «справедливость по договоренности» «или справедливость по согласованию». Задача такого адвоката – уговаривать подсудимого, чтобы все заинтересованные стороны скорей могли прийти к «концу дела».

Многие подсудимые, настаивающие на своей невиновности, в конце концов соглашаются признать себя виновными просто потому, что им говорят, что если они не признают себя виновными, а жюри (суд присяжных) все-таки их осудит, то его приговор будет гораздо более суровым. Довод, используемый при уговорах, таков, что подсудимый рискует быть наказанным дополнительно, если будет слишком настаивать на соблюдении всех правил судебной процедуры, в то время как суды и адвокаты уже и так очень заняты. Джордж Джексон, автор книги «Соледадский брат», не признал себя виновным, когда его обвинили в краже 70 долларов у заправщика на бензоколонке, но назначенный судом адвокат уговорил его признать свою вину. 18-летнего парня приговорили к тюремному заключению на неопределенный срок – от годичного до пожизненного. Вместо того чтобы через год, в 1961 г., быть освобожденным, он и следующие десять лет просидел в тюрьме. Каждый год его просьбы об освобождении судебные власти отклоняли, потому что из тюрьмы не давали о нем отзыва как о послушном, желающем искупить свою вину заключенном. 21 августа 1971 г. Джексон был застрелен часовыми в тюрьме Сан-Квентин.

Через год после решения по делу Гидеона Верховный суд, рассмотрев дело Эскобедо, обязал и полицейские власти обеспечивать арестованному юридическую защиту, а в 1966 г., когда ему было передано дело Миранды из штата Аризона, суд объявил, что полицейские обязаны информировать тех, кого они арестовывают, об их праве на адвокатскую защиту и молчание на допросах. Решение Верховного суда по делу Эскобедо было вынесено для пресечения случаев, когда у арестованных силой вырывали признания, не давая им возможности обратиться к адвокату. Но через два года после этого решения «Нью-Йорк тайме» сообщала: «Многие самые видные в стране прокуроры согласились на днях, что в судах и полиции мало что изменилось после того, как в 1964 г. Верховный суд США вынес свое двусмысленное решение относительно признаний подсудимых.

На 60-й годичной сессии Национальной ассоциации главных прокуроров штатов четко выявилось единодушное мнение о том, что решение Верховного суда по делу Эскобедо против властей штата Иллинойс почти не повлияло на существующую практику получения признаний».

Что касается решения по делу Миранды, то проведенное в 1968 г. Институтом уголовного права и судопроизводства при Джорджтаунском университете изучение арестов в столице США показало, что его практические результаты невелики. Большинство полицейских в своей практике не руководствуются решением по делу Миранды, и почти в таких же масштабах, как и до этого, арестованные допрашиваются и признаются в своей «вине», не повидавшись с адвокатом. Профессор юридического факультета Стэнфордского университета Джон Каплан в 1970 г. писал, что «решения Верховного суда насчет прав арестованных по подозрению фактически в очень малой степени ограничили произвол полиции… Можно сказать, что главное значение этих решений было в том, что они позволили американскому обществу выглядеть так, что теперь оно хранит еще большую верность конституционным правам – по крайней мере, формально, – не создавая в то же время для себя больших практических неудобств…».

Качество судопроизводства в американских судах по-прежнему в огромной степени определяется деньгами. Именно доллары решают вопрос, получит ли обвиняемый адвоката, назначенного судом, который все будет делать наспех, или опытного защитника, который поведет дело не торопясь, тщательно подготовившись и собрав все нужные материалы. Именно от денег зависит, будет ли обвиняемый освобожден под залог или будет оставаться в тюрьме до начала суда – а этот период может длиться два года. Рональд Голдфарб в своей книге «Выкуп», о залоговой системе в США, отметил, что в 1963 г. около 1,5 млн. подсудимых сели в тюрьму до вынесения им приговора, потому что не имели денег для внесения залога (или для того, чтобы заплатить поручителям, которые внесли бы за них этот залог; этот поручительский бизнес приносит до четверти миллиарда долларов в год). В 1970 г. один нью-йоркский судья подсчитал, что лица, обвиненные в уголовных преступлениях и не имеющие возможности внести залог, в среднем по девять месяцев просиживают в тюрьме до суда, что вряд ли соответствует 6-й поправке. 8-я поправка, согласно которой «не должны требоваться непомерно большие залоги», не очень-то волнует людей состоятельных. Короче говоря, богатых отпускают под залог на свободу, а бедняков сажают в тюрьму. Опытные юристы, врачи, психологи оказывают богатым правонарушителям всякого рода помощь, чтобы смягчить приговор; беднякам же приговоры выносятся без какого бы то ни было снисхождения. Профессор Ричард Корн, криминолог из университета в Беркли, как-то отметил, что «для провинившихся отпрысков богачей издавна существует – не официально, а секретно – особый, льготный тюремный режим… Бедным это недоступно…»

Для некоторых американцев разрыв между словами Билля о правах и действительностью американской жизни – это не просто вопрос теории и практики. На любой день любого года приходится несколько сот тысяч заключенных (в тюрьмах федерации и отдельных штатов, графств и городов), лиц, помещенных в камеры, подземелья, изоляторы. Для них конституционных прав не существует. Они живут в своем замкнутом мире, где каждая минута их времени, любая сторона их жизни находится под контролем тюремных властей.

Нынешний век американцы считают столетием реформ в США. Но если об уровне цивилизации общества можно судить по его тюрьмам, то американские тюрьмы дают еще один яркий пример того, что никакие либеральные реформы не смогли что-либо существенно изменить в США. В 1956 г. заключенные тюрьмы Бафорд-Рок-Куорри в Джорджии, которых осыпали ругательствами и били, в которых стреляли за то, что они-де слишком долго задерживались в туалете, расположенном во дворе, и которые вообще повседневно подвергались жестокому обращению, в конце концов не выдержали. Они могли дать знать о себе внешнему миру только каким-нибудь актом отчаяния. И вот 40 человек из них сели во дворе у каменной стены и десятифунтовыми молотками сами перебили себе ноги, чтобы привлечь чье-нибудь внимание к своей участи.